Глава 12

Кларисса проснулась очень рано, поняла, что это день ее свадьбы, и просто больше не смогла заснуть. Несколько минут она лежала в постели, взволнованно думая о предстоящем дне – и ночи, – а потом вспомнила о своих новых очках. Резко сев, она вытащила их из маленького мешочка, который обычно носила под юбками, и надела их.

Легкий вздох сорвался с ее губ, когда окружающий мир стал четким и ясным. Большую часть времени все вокруг Клариссы было смешением расплывчатых пятен, а глаза болели от необходимости постоянно щуриться. Может быть, очки и не идут ей, но когда она надевает их, мир вокруг определенно становится лучше.

Было трудно не носить их, не кричать от радости, что она наконец-то может видеть. Однако ей все еще казалось, что лучше держать их в секрете, пока Эйдриан не полюбит ее.

Если он полюбит ее, подумала она. Кларисса почти боялась надеяться, что это произойдет. Она знала, что он считает ее привлекательной и что она, похоже, нравится ему, но это не гарантирует, что из этого последует любовь на всю оставшуюся жизнь.

Наконец обретя способность видеть, Кларисса подумывала о том, чтобы проскользнуть в библиотеку и взять книгу, но боялась, что у нее на самом деле нет на это времени. И прежде чем она смогла решиться на что-то другое, в абсолютно тихой комнате прозвучал щелчок поворачиваемой дверной ручки. Кларисса сорвала с носа очки и едва успела спрятать их, как в комнату вошла Лидия.

Мачеха несла что-то в руках, но Кларисса не могла разобрать, что это было. Она смотрела, как Лидия поставила предмет на туалетный столик у двери и подошла к кровати. Вдруг насторожившись, Кларисса смотрела из-под полуопущенных ресниц, как Лидия приближается к ней. Она жалела, что не может надеть сейчас очки и увидеть выражение лица мачехи; она понятия не имела, зачем Лидия появилась здесь в день ее свадьбы, но подозревала, что это не из добрых побуждений.

– Твой отец подумал, что я должна объяснить тебе то, что касается супружеской постели, – без предисловий заявила Лидия, и Кларисса едва сдержала вздох. Это точно не будет приятным, она была уверена. Эйдриан, похоже, боялся, что эта женщина попытается запугать ее, и Кларисса подозревала, что он был прав. Она хотела внушить себе, что не позволит Лидии сделать это, но на самом деле оставался вопрос: если в предстоящей ночи не было ничего страшного, то почему Эйдриан тревожился, что мачеха сможет запугать ее этим? И что это за замечание о крови и боли? Что он так не хотел ей объяснять?

– Я скажу тебе дословно то, что сказала мне моя мать, – заявила Лидия. – Иди сюда.

Кларисса помедлила, потом откинула одеяло и прошла вслед за мачехой к туалетному столику, где та оставила предмет, который принесла. Наклонившись ближе и прищурившись, Кларисса увидела, что это маленький серебряный жезл и какой-то пирог. Лидия взяла в руку жезл.

– Формой и размером это напоминает мужской орган, – объявила она. – Представь, что это ключ к твоему замку.

При этих словах Кларисса прикусила губу и подумала, не было ли нечто твердое между ног Эйдриана, все время тыкавшееся в нее, этим самым ключом. Она смутно представляла, где находится ее замок, хотя никогда не исследовала этот район. А вот Эйдриан исследовал, и, насколько она помнила, довольно тщательно.

– Этот пирог – твой замок, – объявила Лидия. – Твой замок не открыт и прекрасно подходит по размеру к мужскому жезлу, или ключу. Он маленький и узкий, и в нем есть тонкая пленка кожи, называемая... ну, чаще всего ее называют девственной вуалью.

Кларисса попыталась вглядеться в лицо Лидии, заметив ее явный внезапный дискомфорт. Очевидно, все эти технические детали раздражали ее. Но Лидия заставила себя продолжить:

– В первый раз мужчина должен прорвать ее. Вот так.

Кларисса вздрогнула, когда мачеха резко опустила жезл вниз, с громким стуком вонзив его в пирог. Кларисса смотрела на разбитую румяную корочку, а потом подняла руку, чтобы вытереть сок, брызнувший струей из пирога и запачкавший ее лицо. Пирог был с какими-то ягодами или вишней, и – как ни слепа была Кларисса – она видела, что сок, сочащийся вокруг наполовину погруженного в пирог жезла, был густо-красным.

– Цитируя мою мать, скажу, – мрачно продолжила Лидия, – у тебя будет кровотечение. И тебе будет больно, как и следует ожидать. Но если тебе очень повезет, он закончит это быстро и оставит тебя одну плакать в одиночестве. Но я почему-то сомневаюсь, что лорд Моубри будет таким деликатным.

Оставив на столе беспорядок, который она устроила, Лидия повернулась к двери и открыла ее. Выходя, она сухо бросила:

– Наслаждайся своей первой брачной ночью.

Кларисса смотрела, как закрылась дверь, потом на ватных ногах шагнула к стулу у туалетного столика и села. Она, похоже, не могла оторвать взгляд от пирога. Едва подрумяненная, почти белая корочка была испачкана – и пропиталась – красным соком раздавленных фруктов. Жезл все еще торчал в нем, гордый и твердый.

– Черт! – выдохнула она. Кларисса поклялась себе, что не позволит Лидии расстроить ее, но это было... да, это действительно могло расстроить.

– Миледи?

Кларисса обернулась на голос Джоан и увидела, как смутный силуэт ее служанки вплывает в комнату.

– Я видела, как миссис Крамбри выходит из вашей спальни. Все в порядке?

– Я... – Кларисса умолкла и откашлялась, потом быстро забыла, что собиралась сказать. Вместо этого она спросила: – У нас действительно есть девственная вуаль и мужчина действительно должен прорвать ее?

– Ну... – Кларисса услышала нерешительность в голосе девушки.

Она прикусила губу.

– Это правда, не так ли?

– Нуда. Но...

– И будет кровь и боль?

Джоан вздохнула:

– Миледи, вам не надо было позволять леди Крамбри запугивать вас. Первый раз болезнен для большинства женщин, но...

– Для большинства? – с надеждой перебила ее Кларисса. – Значит, это не всегда так?

– Я слышала, что некоторые женщины почти не чувствуют боли, – заверила ее Джоан.

– Слышала, – повторила Кларисса. – Слышала? Но ты действительно знаешь кого-то, кто не страдал от боли и крови?

– Ну... – Джоан помедлила, потом закрыла дверь спальни и с решительным видом приблизилась. – Не думайте об этом. Ну же. Я уверена, лорд Моубри сделает так, что для вас это пройдет как можно легче. Теперь нам нужно вас одеть.

– Но...

– Миледи, – прервала ее Джоан, – вы хотите выйти за него или нет? Вы действительно предпочли бы выйти за лорда Прадомма или кого-нибудь вроде него? Потому что, уверяю вас, я не думаю, что лорд Прадомм вообще стал бы заботиться о вашем комфорте и благополучии.

– Не стал бы, – согласилась Кларисса и, вздохнув, встала. – Тогда давай собирать меня. Я должна сегодня выйти замуж.

Радостное предвкушение, с которым она проснулась, исчезло без следа. До разговора с Лидией она с нетерпением ждала предстоящей ночи; она думала, что это будет как та ночь в ее комнате, когда Эйдриан заставлял ее пальцы на ногах подгибаться и учащенно биться сердце и когда возбуждение струилось в ней, как вода в реке после сильного ливня. Теперь она знала, что это будет связано с болью и кровью, и вдруг ужасно пожалела, что родилась женщиной. Ведь, в конце концов, безусловно, лучше быть жезлом, чем пирогом.

Старый чопорный священник, судя по виду, был не больше рад находиться здесь, чем Кларисса. День оказался холодный и дождливый, совсем необычный для середины лета. Кларисса не могла отделаться от мысли, что это недоброе предзнаменование.

– Кларисса?

О на огляделась, испуганная шепотом Эйдриана, и нахмурилась. Кажется, все смотрели на нее. По крайней мере судя по тому, что она могла видеть.

– Согласны ли вы... – начал священник усталым тоном, свидетельствовавшим, что он повторил это уже раз или два.

– Согласна, – быстро перебила его Кларисса, смущенная тем, что ее застали за мечтами в такой важный момент. Потом она осознала, что сказала, и вздохнула про себя. Честно говоря, она больше не была уверена, что хочет «соглашаться» на что-то. Особенно если это значит, что Эйдриан собирается проткнуть ее пирог.

Но слишком поздно волноваться об этом, подумала Кларисса. Она приняла свою судьбу, и теперь Эйдриан делал то же самое; тут уж ничего не исправишь. Она была леди Кларисса Монтфорт, жена графа Моубри. И ей не нужно спрашивать, хочет ли он протыкать ее. Казалось вполне очевидным, что он это сделает.

– Я объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.

Эти слова едва ли проникли в мозг прежде, чем Эйдриан заключил ее в объятия и поцеловал. Смущенная и растерянная, Кларисса оставалась напряженной в его руках. Всего восемь часов назад она была в восторге от мысли выйти за него замуж. Теперь единственное, о чем она могла думать и что видела, когда закрывала глаза, – это жезл, протыкающий пирог.

Эйдриан, должно быть, заметил ее холодность, потому что отстранился после поцелуя и озабоченно заглянул ей в лицо. Кларисса выдавила из себя улыбку, пытаясь успокоить его; потом все вокруг вдруг пришло в движение. Нужно было подписать бумаги, потом посыпались поздравления, а потом она оказалась в карете, везущей ее домой. В дом ее отца, поправилась она. Больше это не ее дом. С этого момента ее дом там, где Эйдриан.

– Идем?

Кларисса резко подняла глаза от бокала, который сжимала в руке. Она знала, что ее зрачки расширены от тревоги. Настал момент, которого она страшилась с самого приезда в дом отца для свадебного бала.

Прикусив губу, Кларисса повернулась и окинула взглядом переполненный зал. Довольно удивительно, при том, что с момента приезда в Лондон ее избегали почти все, свадебный бал оказался очень многолюдным. Тут были, конечно же, леди Моубри и кузены Эйдриана, Мэри и Реджиналд, так же как и ее собственный отец и мачеха, но были также лорд и леди Хейвард, лорд и леди Ачард, лорд Прадомм и его матушка и несколько других людей, голоса которых она узнала, но не узнала бы на улице, если бы увидела, потому что никогда не видела их достаточно близко, чтобы разглядеть лица.

Осознав, что она так и не ответила на вопрос Эйдриана, Кларисса сглотнула, попыталась радостно улыбнуться... и не смогла. Ее голос превратился в писк, когда она спросила:

– Так скоро?

Ей показалось, что она увидела, как поднялись брови Эйдриана, но его голос был спокоен, когда он сказал:

– Уже довольно поздно, Кларисса. Почти полночь.

Она знала, что это совсем не поздно для бала, но это ведь был не обычный бал. Это была их свадьба. И все же она сделала отчаянную попытку:

– Да, но все еще здесь. Разве мы не должны остаться, пока все гости разъедутся? В конце концов, этот бал для нас.

– Кларисса, – терпеливо произнес Эйдриан, – существует традиция, что жених и невеста уходят первыми. Все ждут, когда мы уйдем.

– О, понимаю. – Не в силах придумать ничего другого, чтобы оттянуть их уход, Кларисса неохотно поставила свой бокал. – Мне нужно собрать вещи.

– Слуги уже забрали их во время церемонии, – мягко сказал он.

– О... Ну, Джоан...

– Джоан тоже там, – сказал Эйдриан. – Идемте, нам нужно попрощаться.

– О... – Вздыхая, Кларисса позволила ему подвести ее сначала к отцу и Лидии, потом к леди Моубри. Казалось, что все происходит ужасающе быстро. В следующий момент Кларисса осознала, что ее уже сажают в карету. Она села, напряженная и встревоженная, в уголок, поглощенная тем, что должно произойти.

Эйдриан в противоположном углу был так же молчалив, но она чувствовала на себе его взгляд. Кларисса знала, что ее поведение беспокоит его, и лихорадочно искала, что бы такое сказать, чтобы разрядить обстановку. Хоть что-нибудь. Но перед глазами стоял жезл, вонзающийся в пирог, и брызжущий во все стороны красный сок.

Слуги Эйдриана – теперь и ее тоже, напомнил ей внутренний голос, – выстроились в ряд, чтобы встретить их, когда они приехали домой. Все улыбались и радостно кивали в знак приветствия, и Эйдриан официально представил ее каждому. Кларисса выслушала все имена, но забыла их все в ту минуту, когда он повел ее к лестнице.

Когда он начал подниматься, ведя ее, она чувствовала себя так, будто ее ведут на эшафот. Каждый нерв ее тела трепетал от страха и напряжения, и она пыталась смириться с тем, что должно случиться. Она едва не застонала, когда Эйдриан открыл дверь, ведущую в спальню.

Когда она замешкалась на пороге, он нежно подтолкнул ее внутрь. Дверь тихо закрылась позади нее, и Кларисса удивленно обернулась. Ее муж не вошел вслед за ней. Она почувствовала, как ее плечи опустились от облегчения. Значит, будет короткая отсрочка.

– Вот и вы!

Кларисса напряглась от радостного голоса Джоан и обернулась, чтобы увидеть смутный силуэт бегущей к ней служанки. Кларисса хотела спросить, чему она улыбается, но сдержалась.

– Свадьба была красивая? А бал после нее? Вы танцевали? Еда была вкусная? Кухарка и все слуги так старались, чтобы все было сделано идеально, – тараторила Джоан, начиная снимать с Клариссы одежду.

Кларисса, должно быть, что-то отвечала, но вряд ли потом смогла бы вспомнить, что это были за ответы. Ее голова кружилась, пока горничная занималась своим делом, и паника нарастала в ней с каждым снятым предметом одежды.

Вскоре, раздетая и вымытая, она лежала в кружевной очной сорочке под одеялом.

– Вот и все. Вы выглядите очаровательно, – заверила ее Джоан, как будто думала, что Клариссе это интересно. После этого горничная пожелала ей спокойной ночи и вышла из комнаты.

Кларисса неподвижно лежала в центре кровати, ее взгляд тупо скользил по темным теням вокруг. Она практически не видела дальше свечи, стоящей на прикроватном столике. Немного помедлив, она потянулась к маленькому мешочку, который достала, когда Джоан раздевала ее. Горничная положила его на прикроватный столик, и, открыв его, Кларисса нашла свои очки и водрузила их себе на нос. Она окинула взглядом то, что теперь было ее спальней.

Она уже видела ее вчера, когда Эйдриан показывал ей дом, но тогда был день. Тогда комната, выдержанная в красных и золотых тонах, показалась ей очень красивой. В свете свечи она выглядела совсем другой. Темной и мрачной – красный цвет, выглядевший таким радостным днем, теперь казался ей цветом густой крови.

Вздохнув, она вернулась взглядом к кровати, на которой сидела. Она была огромной, гораздо больше, чем кровать в ее доме. В доме ее отца, снова поправила она себя. Теперь она замужняя женщина, со своим собственным домом, штатом слуг и мужем. Последняя мысль заставила ее поморщиться, и Кларисса, сняв очки, снова спрятала их в мешочек. Потом она легла в постель, размышляя, не притвориться ли ей спящей, чтобы Эйдриан отложил осуществление брака до завтра.

Но это показалось ей трусостью, и, кроме того, если она так поступит, весь следующий день ей придется трястись от страха в ожидании неизбежного. За свою короткую жизнь она хорошо усвоила, что всегда лучше как можно скорее покончить с неприятными делами и забыть о них. К тому же не мешало бы знать, с чем теперь ей придется сталкиваться каждую ночь своей жизни – если ей придется сталкиваться с этим каждую ночь. Как часто мужья хотят вступать в брачные отношения? Если им не больно и они испытывают только удовольствие, какое она испытала той ночью, то Эйдриан может пожелать делать это часто.

Ома нахмурилась от этой мысли: его жезл в ее пироге каждую ночь до конца ее дней?..

Так не может быть, вдруг решила Кларисса. Леди Хейвард и леди Ачард не стремились бы так к отношениям с лордом Прадоммом, если бы каждый раз это было так. Возможно, боль причиняет только то, что связано с жезлом. Она уже знала, что существуют вещи, которые мужчина и женщина делают вместе и которые могут быть весьма приятны. Поэтому казалось разумным, что только финальная часть, «ключ в замке», причиняет боль.

Кларисса скорчила гримаску. Как глупо оканчивать такое наслаждение такой неприятностью! И она подумала, так ли уж необходимо терпеть боль ради удовольствия. И все же леди Хейвард и леди Ачард, похоже, с радостью предавались этому. Размышляя над этим, она поняла, что в стонах леди Хейвард в ту ночь не было ни намека на тревожное ожидание боли. Конечно, теперь Кларисса понимала, что лорд Прадомм делал под юбками дамы и почему она вздыхала и стонала...