— Все равно, обещай мне. Мне легче станет.

— Ладно, обещаю, что если Ира или мать обратятся ко мне за помощью, то я не прогоню их прямо с порога и может быть даже выслушаю. И может быть, даже сделаю для них что-нибудь.

— Ну хоть так. Теперь я буду спокоен за это.

Марина пожала плечами. Зачем это ему нужно? И неужели он настолько наивен, что верит в то, что когда-нибудь они с Иркой смогут хотя бы просто нормально поговорить без взаимных упреков и припоминания друг другу былых обид? Ситуация из разряда «очевидное — невероятное».

Выйдя из кафе, они с отцом еще часа три просто побродили по городу, тактично обходя в разговоре «острые» и неудобные темы, и расстались вполне довольные взаимным общением. Отец, правда, видимо ожидал, что Марина пригласит его к себе в гости и покажет, где и как она живет. Марина же делала вид, что не понимает более чем прозрачных намеков родителя.

Как-то незаметно пролетело лето, и земля вновь укрылась разноцветным лиственным ковром. Дима все так же верстал и правил макеты, Марина время от времени переводила очередную «халтурку», и казалось, что время просто остановило для них свой бег. Мир их был очень тесен и замкнут, друзья и знакомые не тревожили их своими набегами, но никто из этого странного союза не беспокоился излишне по этому поводу. Марине нравилось жить с этим странным лесным бродягой, создавать уют в его «логове», делить с ним свои ночи. Она нашла то, что искала, и в плане собственного душевного комфорта, и в плане секса, поэтому не собиралась предпринимать хоть что-нибудь, чтобы изменить такое положение дел. Да, внутри нее еще жила мечта о принце, который придет, одним махом завоют ее расположение и увезет в сказочную страну, где ей всегда будет светло и хорошо. Только она знала еще и то, что сказки оборачиваются в жизни кошмарами, а розовые очки, когда слетают с носа и разбиваются об асфальт, восстановлению обычно не подлежат. Что же касается любви, вечной и пламенной… Марина была склонна думать, что она скорее, плод фантазии или удел избранных счастливцев. Любовь не может быть пошлой, за нее не надо платить вкусным ужином или хорошим отношением, как это было в семье ее родителей. Она либо есть, либо нет. Скорее, впрочем, нет. Для нее — точно.

Единственное, что служило источником постоянного раздражения для Марины, так это то, что Дима чуть ли не через день заводил одну и ту же песню. Она называлась: «Я старый, больной пропойца. Ты красавица и умница. Мы друг другу не пара. Ты должна будешь уйти от меня, хотя я этого и не хочу, потому что я страшный эгоист». Эту песню он с различными вариациями повторял снова и снова, рискуя свести Марину с ума. Она пыталась объяснить ему, что уходить никуда не собирается, а в ответ слышала, что рано или поздно это все равно произойдет. Образовался какой-то замкнутый круг: слышать о том, что Марина останется с ним насовсем, Дима не мог, а отпустить ее сам — не хотел. Однажды они почти поругались из-за этого, но вовремя остановились. Марина списывала все это на ипохондрию, свойственную многим мужчинам в этом возрасте, но как донести до Димы то, что ей абсолютно все равно, сколько ему лет, не могла придумать, как не старалась.

Примерно два-три раза в месяц он срывался в запой. Для себя Марина решила, что пьянство — это та же хроническая болезнь. Вот был бы Дима, к примеру, астматиком. Или язвенником. Она бы что, не ухаживала за ним? Ухаживала. Хотя оставаться равнодушной, глядя на то, как человек сам ломает себе жизнь, она тоже не могла. Она уже знала про неудачное кодирование и про то, что Дмитрий больше не за какие коврижки не согласится повторить это снова. Даже ради нее, она в этом нисколько не обманывалась. Поэтому у нее в запасе оставались только пассивные методы борьбы с Диминым пьянством: припрятывание бутылок и денег, запертая входная дверь с «потерянным» ключом, разбавленная водой водка. Проделывать все это приходилось с тончайшей ловкостью, поскольку если бы он, будучи нетрезвым, заподозрил ее в чем-нибудь подобном, то все могло закончиться весьма плачевно. Он много рассказывал ей про свою жизнь, в том числе и про женщин, бывших в свое время его близкими подругами. Так вот, одной из них Дима закатил такой скандал, что соседи вызвали милицию, чтобы его утихомирить. Другой почти сломал руку, в которой она держала отнятую у него бутылку. На тот момент почти пустую. Марина не хотела оказаться на месте одной из них, поэтому постоянно балансировала на грани обмана. В последнее время это получалось у нее все легче и легче, почти виртуозно.

Как-то раз в середине октября, где-то часа в два дня, в дверь позвонили. Дима пошел открывать, а на немой вопрос Марины, кого это к ним черт несет, недоуменно пожал плечами. Гостей они не ждали, тем более в столь раннее время, сантехников и электриков о помощи тоже не просили. Да и Дима собирался сегодня на встречу с очередным заказчиком, и стоял уже практически одетый, разве что без ботинок.

— Юлька, каким ветром в наших краях? Проходи, сейчас чаю вскипячу.

— Привет-привет! Вот, случайно оказалась по делам в твоем районе, иду мимо дома, дай, думаю, зайду. Уже больше года не виделись, так ведь? Рассказывай, как у тебя дела. Как живешь, чем можешь?

Марина, тихонько выглянула из своей комнаты, и увидев лицо нежданной гостьи, юркнула обратно. Несмотря на то, что она никогда не встречалась с ней раньше, Марина очень хорошо ее знала по фотографиям из Диминого альбома. Это была его бывшая жена, Юлия. Почему-то попадаться ей на глаза очень не хотелось. Марина самой себе не могла объяснить, чем страшит ее общение с этим человеком, но чувствовала себя так, будто ее схватили за руку на месте преступления. Она поплотнее прикрыла дверь, и забилась в самый дальний угол дивана, в надежде, что так ее не заметят и не тронут. Увы, в этом она жестоко ошибалась.

— Проходи, Юла Андреевна, и знакомься. Это Мариша, мой самый близкий человек на сегодняшний день. Марина, ты помнишь, я показывал тебе свой походный альбом? Так вот, это — Юля, моя бывшая жена.

— Очень приятно, — тихо произнесла Марина, опасаясь даже взглянуть прямо в лицо Юлии.

— Привет! А ты здорово навела здесь порядок, сразу чувствуется женская рука, молодец! А то, когда я в последний раз сюда заходила, то не поверишь, все его выжившие цветы росли буквально по колено в кофейной гуще! Земли у них просто не осталось. Этому лодырю, видишь ли, было лениво донести чашку до раковины и сполоснуть ее!

— Ну давай, давай бурчи. Разве сама не знаешь, что тому, кто старое помянет — глаз вон? Нет, ты совершенно не меняешься, тебя, как того горбатого, только погост исправит! Слушайте, девчонки, давайте сделаем так. Юль, ты никуда не торопишься? Вот и славно. Я сейчас отъеду по делам часа на три-четыре, а вы приготовьте что-нибудь вкусненькое ради такого случая. Заодно и познакомитесь поближе. А когда я вернусь, уже и посидим нормально. Как считаете?

— Отлично, идет — весело отозвалась Юлия.

— Ты только побыстрее, ладно? — робко подала голос Марина.

Проводив Дмитрия женщины отправились на кухню. Марина совершенно не знала, как себя вести, как держаться с его бывшей женой. Тем более, что она, в отличие от Марины, прожила здесь на правах хозяйки не год, и не два. Как же она может командовать ею на кухне, которую исподволь уже привыкла считать своей? И как к ней обращаться? По имени-отчеству? На «ты» или на «вы»?

Все сомнения разрешила сама невольная виновница их появления. Она запросто, будто уже сто лет была знакома с Мариной, спросила, что делать, чего и как резать, где лучше помыть руки. И так изящно это у нее вышло, что через пять минут они уже запросто общались с Мариной, как обыкновенные подружки-балаболки. Причем на «ты» они перешли в самом начале разговора, будто Юлия и не была почти на двадцать лет старше Марины. Выглядела она, правда, при всем при том, не больше, чем на тридцать пять. А при определенном освещении и вовсе могла сойти за ровесницу Марины. Видимо, всегда внимательно относилась к своей внешности. От нее прямо-таки веяло доброжелательностью и весельем. Даже первые сеточки морщин в углах глаз придавали ей какой-то особенный шарм. При этом она совершенно не была навязчивой особой или тем более какой-нибудь моралисткой. Если Марина что-то говорила ей, то Юлия очень внимательно, не перебивая, ее выслушивала, и лишь потом выдавала свое мнение по тому или иному вопросу. Пока готовился салат и доходило на плите лобио, они успели обсудить и последнюю коллекцию от Юдашкина, и взаимоотношения в семье Марины, и то, каково приходится в длительной загранкомандировке нынешнему мужу Юлии, налаживающему там по поручению начальства деятельность филиала своей фирмы. Еще через час общения казалось, что Марина всю жизнь знает эту удивительную женщину, раскачивающуюся напротив нее на стуле, подогнув под себя одну ногу, и увлеченно грызущую горбушку черного хлеба. Поняв, что Юля не кусается и не «учит жить», Марина, преодолев себя, все-таки решилась задать ей один весьма щекотливый вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке:

— Юля, а можно очень нескромный вопрос?

— Конечно, о чем ты говоришь!

— А почему вы расстались с Димой?

— Сложно сказать. Не в смысле наших взаимоотношений, просто не знаю, как лучше сформулировать на него ответ.

— Вы развелись, потому что Дима пил?

— Не только из-за этого. Вернее да, это тоже была одной из причин нашего расставания, но косвенной, я бы сказала. Дело в том, что мы с ним оба словно исчерпали лимит нашего взаимного общения. Словно сосуд с пресловутой последней каплей, которая его переполнила. Мы устали друг от друга. Мы наперед знали, что кто из нас скажет или сделает в той или иной ситуации, а оставаться и дальше такими марионетками как-то не хотелось. Словно роль в пьесе, которая уже сыграна несметное число раз и набила у артиста оскомину. Если честно, то мне было очень трудно уйти от него. Я по жизни очень сильно привязываюсь к людям, и рвать с ними отношения для меня всегда очень неприятно и больно. А здесь я не видела, к чему нам с ним можно стремиться, чего хотеть для нас. И Дима, кажется, тоже. Мы и расстались-то не сразу. Я к нему еще раз пять возвращалась. Приду, проживу неделю-две, и снова ухожу. Наверное, так нельзя было. Лучше уж сразу, одним махом рубить. Но у нас так не получилось. Мучили друг друга еще почти год. А потом все потихоньку наладилось. У меня появился друг, который спустя некоторое время стал моим вторым мужем. Дима тогда познакомился с девушкой по имени Лариса. Они достаточно долго были вместе, года два… Потом тоже расстались.

— А почему?

— Точно не знаю, но думаю, что как раз из-за его пристрастия к крепким напиткам. У Димы это можно сказать наследственное: по рассказам моей бывшей свекрови, царствие ей небесное, отец у него пил безбожно, просто был хроническим алкоголиком. Но тихим: напьется и спит. А Дима, он напротив, смотрит на всех зверем и права качает. Я его очень не любила в такие минуты. Он мог сказать о человеке такое, что тому впору хоть петлю на шею одевай. Язвительно так, и главное точно, направленно. Расчетливо и цинично бил по самым больным местам. Хотя, когда он трезвый, добрее человека не найдешь. Вот такой парадокс. А у Ларисы сын подрастал, у него с Димой очень трогательные отношения сложились, мальчик его даже папой начал звать. Диму, видимо, переклинило, что парень может впоследствии с него пример взять, да покатиться под откос, вот и решил порвать отношения с Ларисой, пока не поздно, чтобы ребенку судьбу не портить. Хотя на мой взгляд, это было глупо. Ларка долго переживала их разрыв, я с ней как-то раз случайно столкнулась на улице после этого, она мне много чего порассказала.

— А я вот тоже не знаю, что делать. Никому об этом не рассказывала, да мне, честно говоря, по большому счету и посоветоваться-то не с кем.

— Я могу тебе помочь? Говори, не стесняйся. Кроме нас, здесь никого нет.

— Юля, я очень хочу остаться с Димой, но он отталкивает меня. Причем я вижу, что я ему нужна, что ему хорошо со мной. А он считает, что не подходит мне, что я должна жить не с ним, с кем-нибудь еще. Постоянно вспоминает про нашу разницу в возрасте. Говорит, что я сопливая девчонка, и не могу понять человека его поколения. Грубит нарочно, из комнаты прогоняет. Или рассказывает что-нибудь, и вдруг бряк совсем не к месту: «Ты тогда еще мамку сосала» или «Ты тогда еще пешком под стол ходила». Я совсем измучилась и запуталась. Не понимаю, что происходит. Раньше у нас с ним все было хорошо, даже очень. А теперь все не так. Ты его давно знаешь, может быть подскажешь, что мне делать?

— А ты любишь его?

— Не знаю, наверное, да. Понимаешь, я действительно не знаю, любовь ли это, или нет. Раньше я думала, что люблю своего жениха, а оказалось, что я его терпеть не могу. Даже трясти начинает, когда про него вспоминаю. Я не хочу думать о Диме плохо, если скажу, что люблю его, а потом окажется, что любви у нас не было.

— Марина, — начала Юля, осторожно подбирая слова, — я боюсь тебя невольно обидеть, но боюсь, что это тот самый редкий случай, когда Дима прав. Нет, дело не в нем, — быстро продолжила она, увидев как мотает головой ее собеседница, — дело именно в тебе. Марина, когда любовь приходит, это как удар по голове, как свежий ветер в душной комнате. Понимаешь, ты не сможешь этого не заметить, не будешь размышлять, то это или нет.

— Но даже если я не люблю его, разве это дает ему право прогонять меня? Я не хочу этого. И я не хочу искать себе другого человека. Я сделаю для него, все, что он захочет, но почему он так жесток? Почему он самовольно принимает решения, а меня даже не хочет выслушать? Это же и меня касается! Это не только его жизнь, но и моя!

— Просто он чувствует ответственность за тебя. И не хочет, чтобы ты провела свои лучшие годы рядом с ним, а потом в итоге оказалась ни с чем. Я скажу тебе сейчас одну вещь, только очень тебя прошу, не говорить Диме о том, что я тебе это рассказала. У Димы не может быть детей. В ранней юности он в водном походе перевернулся на байдарке и здорово простыл. К врачам он обращаться не стал, и лечился сам, как мог. Мы прожили вместе уже пять лет, дети у нас все не спешили появиться на свет, и он решил сходить провериться. Прогнозы оказались малоутешительными. Проще говоря, врачи оставили ему один шанс на тысячу. Вот и представь себя на его месте: юная женщина, которая рано или поздно захочет иметь настоящую семью, детей, и он, стареющий и увы, бесплодный.

— Но как же мне быть?

— Позволь событиям развиваться своим чередом. Ты сама поймешь, надо ли тебе оставаться или пора уходить. Если я правильно угадала, то Дима дальше будет ворчать еще больше, лишь бы сподвигнуть тебя бросить его, потому что выгнать тебя сам он не сможет — сил не хватит. Сможешь или нет это пережить — выбирай сама. Хотя дай Бог, чтобы я ошибалась. Он ведь влюблен в тебя. На самом деле. Я его знаю как облупленного, так что можешь мне поверить.

— Спасибо, Юля.

— За что?

— За то, что выслушала меня. Не поверишь, насколько легче стало. То есть, конечно, я понимаю, что все равно ничего не могу здесь поделать, но мне сейчас уже не так страшно.

— Марина, а у тебя, кроме Димы, нет никого, с кем бы ты могла просто так поболтать обо всем?

— Нет. У меня не осталось друзей.

— Слушай, чего бы там у вас с Димой в итоге не вышло, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь в любой ситуации. И приезжай ко мне в гости. Просто так, когда захочется. И не бойся, что как-то стеснишь меня или еще что-нибудь. Мне тоже бывает скучно и одиноко, тем более, что Алексей вернется только через четыре месяца. Работа, конечно, отвлекает от лишних тягостных раздумий, но роскошь человеческого общения ни на что не променять. А хочешь, я стану твоей подругой?

— Я… я не знаю.

— Ты чего-то опасаешься? Скажи, в чем дело.

— У меня никогда не было настоящих подруг. Так, одни знакомые или однокурсницы. Я всегда одна.

— Тогда ответь, только не мне, а себе. Откровенно. Тебя устраивает такое положение дел? От начала до конца? И кто выбрал для тебя одиночество, ты сама или еще кто-то сделал это за тебя?

— Мама, — ответила Марина прежде, чем даже успела что-то подумать.

— Вот видишь? Так что решай, как жить дальше. Решай сама и не слушай никого. Ты уже видела, к чему приводит слепое следование чьим-то советам. Да и маму твою назвать образцом человеческого поведения как-то сложно, ты не находишь? На собственном же опыте убедилась и неоднократно.

— Я хочу, чтобы ты была моей подругой. Очень. Только боюсь, что тебе со мной будет скучно. Ты же старше меня, много повидала, много чего знаешь. А я… Чем я могу заинтересовать тебя? У меня кроме как про школу и институт и рассказать-то тебе нечего!

— Вот еще глупости! Придумаешь тоже! Для дружбы возраст никогда не был помехой, или я не права?

Когда Дмитрий вернулся домой с двумя бутылками яблочного вина «Баккара», Юля и Марина успели, что называется, по уши проникнуться друг другом. Они выдвинули в большой комнате стол, накрыли его, водрузили миски с салатом и нарезкой. Марина давно уже не сидела в такой непринужденной атмосфере, ей было весело и спокойно. Куда только делась ее первоначальная робость и нежелание общаться с бывшей женой своего любовника! Она шутила, рассказывала анекдоты, вместе с Юлей упрашивала Диму взять в руки гитару и спеть. Даже не заметила, как напилась. Вино было настолько легким, что пилось, как сок или компот, но свойства вина при этом не теряло. Так что, слушая очередную безумно смешную Юлькину историю про капризного клиента (Юля работала риэлтером в солидной фирме, занимающейся покупкой-продажей квартир), Марина, не успев даже понять, что происходит, тихонько сползла по Диминому плечу. Он быстро подхватил ее на руки и осторожно, чтобы не потревожить, переложил на кровать.

— Устала, маленькая. Хороший ты мой ребенок, добрый ты мой. Сейчас мы тебя укроем, и спи крепко. Вот так, моя сладкая, ложись на бочок и смотри красивые сны. Димка, я тебе не устану удивляться. Как ты с ней умудрился познакомиться?

— Не поверишь, но когда я ее в первый раз увидел, она стояла посреди сугроба в одних тапочках. Ничего вразумительного ответить не могла, так что пришлось везти ее сюда, отогревать, откармливать. Обул ее в твои ботинки и выгнал домой. А она пришла обратно. Так и осталась.

— Дима, говорю тебе вполне серьезно. Ты мне за эту девочку головой отвечаешь. Не вздумай ее обидеть, слышишь! И что еще за новости о том, что ты пытаешься ее прогнать?

— Это она тебе так сказала?

— Дима, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не сложить два и два. Ты что, своей глупой головой не можешь понять, что уже все нервы ей измотал? Не толкай ее, она еще не готова встретить своего человека, и поэтому воспринимает то, что ты вытворяешь, как предательство. Наступит время, она сама для себя все решит, поверь.

— Это ты пойми, что она с каждым днем все сильнее и сильнее привязывается ко мне. Что я могу сделать для нее, кроме как дать хорошего пинка под зад, чтобы она начала думать своей головой, а не полагаться на кого-либо еще? Первое и последнее, что она сделала без моего участия, так это крупно насолила своей сестре. Отомстила за издевательства над собой. Больше она эту квартиру по своим делам не покидала, разве только что для встреч с отцом. Ты просто всего не знаешь, а она без меня уже и шагу ступить не может, зависит буквально во всем.

— Ну и что? Кстати, не так сильно, как ты думаешь. Просто у нее, кроме тебя, больше нет никого. Ты для нее — свет в окне. И мама, и папа, и нянька, и работодатель-кормилец, и муж. Ее и так по жизни предавали все близкие ей люди, не хватает, чтобы еще ты пополнил собой этот список. У нее же вообще может крышу снести от таких «подарков судьбы», ты что, этого еще не понял? Ребенок пока чувствует себя раком-отшельником и ведет себя соответствующе, а ты от нее хочешь, чтобы она в одночасье стала компанейской девчонкой. Не бывает так, поверь! Подожди, появятся у нее друзья, найдет себе дело по душе, и все само собой устроится. Не гони лошадей, Евдокимов!

— Что ж, может быть ты и права. Только мне все равно на душе не спокойно. Что так я девчонке жизнь калечу, что этак. Ладно, пошли на кухню, а то чего доброго разбудим ее.

— Пойдем, только свет здесь погаси.

Вот так у Марины впервые в жизни появилась близкая подруга. Сначала Юля звонила Марине и вытаскивала ее к себе, а потом и сама Марина, осмелев, набирала иногда ее номер телефона и договаривалась о встрече или просто «трещала» об одном, о другом. Может быть, эта дружба и выглядела со стороны как-то странно, но жизнь Марины и без того нельзя было назвать типичной. Она потихоньку освоилась в Юлькиной квартире, даже пару раз с подачи хозяйки оставалась там ночевать, позвонив Диме и предупредив, что сегодня не вернется. Он относился к этому совершенно спокойно, даже поощряя в чем-то подобное времяпрепровождение.

Она не знала, что тогда, когда коварное вино отправило ее в нокаут, бывшие супруги еще долго сидели на кухне и разрабатывали план спасения Марины от нее самой. Прежде всего, надо было как можно чаще вытаскивать ее во всевозможные компании, заново учить ее доверять людям и любить их вместе со всеми их недостатками. Юлия договорилась с Димой, что как только она сочтет это возможным, будет потихоньку знакомить Марину с молодыми людьми, хотя бы для того, чтобы «ребенок мог иметь возможность спокойно пофлиртовать себе на здоровье, а там глядишь, что-нибудь и получится». Юля взяла с него обещание, что он не будет больше надоедать Марине своими выступлениями по поводу разницы в возрасте, хотя Дмитрий честно предупредил, что для него это будет достаточно сложно. «Как представлю, что она, такая молодая, губит со мной свои лучшие годы, так внутри, поверь, все переворачивается. Хочется дать ей хорошего пинка и выставить за дверь. Но не могу, ты же знаешь!» На это Юлия достаточно жестоко ответила: «Если ты действительно любишь ее и желаешь ей всего хорошего, то сделаешь то, что я от тебя требую».

Однажды Юля позвонила Марине и спросила, не хотела ли бы та освоить профессию агента по недвижимости. «Просто у нас образовалась одна вакансия, а брать человека со стороны не хотелось бы», — так объяснила она причину своего предложения. Марина не знала, хочет ли она быть агентом или нет, но отказывать Юле тоже не хотелось. Тем более, что это давало ей возможность работать вместе с ней в одной фирме и чаще видеться, поскольку без Юлькиных комментариев и добрых насмешек Марина уже с трудом себя представляла. Поэтому подумав ровно пятнадцать секунд, она ответила согласием, и на следующий день поехала знакомиться с коллегами по работе и осваивать на практике тонкости нового ремесла.

От первого дня работы у нее остались самые противоречивые впечатления. Коллектив оказался очень приятным, слаженным, хотя каждый и отвечал сам за себя. Но профессиональные удачи здесь отмечали все вместе, и даже Марине, которую до этого никто не знал, достался бокал шампанского, налитый щедрою рукой всеобщего любимца Славы, который только что провернул весьма удачную сделку по тройному размену квартир, принесшую ему, как шепнула ей вездесущая Юлька, порядка двух штук баксов.

С другой стороны, она внутренне здорово испугалась, что не сможет справиться со своими новыми обязанностями. Когда ей начали объяснять, в чем состоит ее работа, какие подводные камни могут возникнуть и как их лучше всего обходить, то голова Марины просто пошла кругом. Все, оказывается, было совсем не так просто, как она себе это представляла. Когда она вернулась домой, то долго рассказывала Дмитрию, как ей не по себе, от того что она может подвести Юлию из-за своей неумелости. На это он, недолго думая, ответил, что не Боги горшки обжигают, и все еще наладится. Он, мол, в этом даже не сомневается. Так что на следующий день Марина снова отправилась на работу, хотя ей этого очень даже не хотелось.

Странно, но Дмитрий оказался прав. Через неделю Марина уже в деталях представляла себе процесс купли-продажи квартир, еще через неделю начала разбираться в типовых проектах и могла назвать приблизительную стоимость того или иного жилья. Юлия не уставала хвалить ее. Самостоятельно Марина сделки пока не вела, а значит, и не получала зарплату, зато целыми днями моталась вместе с Юлькой по заказам ее клиентов и наблюдала за тем, как она ведет дела. Постепенно Юлия стала просить ее сделать то одно, то другое, затем и вовсе поручила провести ей в одиночку сделку по купле однокомнатной квартиры. Сделка была довольно простой, и для учебы подходила как нельзя лучше. Марина с блеском справилась с поручением, и через месяц после того, как начала карьеру агента, принесла домой первые триста долларов. «Не Бог весть что, — сказала ей тогда Юля, — но это только начало. Дальше сама увидишь».

С коллегами у Марины сложились ровные и спокойные отношения. Слава время от времени отпускал ей комплименты (впрочем, как и все остальным женщинам в коллективе), и строил глазки, чем здорово ее смешил. Всерьез этого поклонника она категорически не воспринимала. С Тамарой и Галиной она пересекалась, лишь когда ей требовалось решить тот или иной рабочий вопрос. Тамара занимала на фирме должность юриста и отвечала за юридическую чистоту оформления сделок, а Галина вела бухгалтерию и рассчитывала премию по итогам продаж. С остальными же она практически не общалась, поскольку не имела с ними общих граней соприкосновения, а находить их у Марины не было ни малейшего желания.

Исключение составлял лишь Костик, такой же агент, как и сама Марина, старше ее на три года. Однако Юлия не очень одобрительно отнеслась к их взаимной симпатии, хотя не сказала по этому поводу ни единого слова. Марина скорее чувствовала, чем знала, что ей Костик пришелся не по душе. Достаточно странно относились к нему и остальные коллеги, хотя надо сказать, что работал он безупречно и чисто, принося родной фирме постоянную и стабильную прибыль. Тем не менее, Марине он понравился, и к его мнению она прислушивалась столь же внимательно, как и к мнению Юлии. Константин всегда находил для нее добрые слова и даже делился своими планами и проблемами. Дошло до того, что когда Юлия встречалась где-то с клиентами и не могла составить Марине компанию, они вместе с Костиком обедали в ближайшей к фирме столовой. Марина понимала, что в силу каких-то, пока неизвестных ей причин, Костик — такая же белая ворона, как и она сама. Только она сама не может полностью влиться в этот коллектив, а Костика в него просто не впускают, вот и вся разница, в общем-то. Наверное, отчасти из-за этого они так и привязались друг к другу.

Марина даже удивлялась себе, насколько легко ей было рассказывать Костику о своих проблемах, делиться своими мыслями. Даже Юльке она подчас не говорила того, чего могла свободно поведать ему. Он смотрел на нее своими светло-голубыми глазами, пил капуччино и мягко излагал варианты решения того или иного вопроса или делился собственными раздумьями на самые различные темы. Марине казалось просто чудом, насколько иногда совпадают их мнения по тому или иному вопросу, словно она задавала его самой себе, и сама же отвечала.

Однажды Костик признался ей, в чем же причина столь странного к нему отношения в этой фирме:

— Они не любят меня, потому что я — гей. Они просто не знают, как себя со мной вести. Женщины меня рассматривают, как диковинную зверушку, а мужчины кривят губы, когда я рядом. И все за моей спиной перешептываются, шушукаются. Правда, я уже привык. Это во многих местах так же, не только здесь. Вот пошел бы в стилисты или в парикмахеры, наверное, было бы легче. Им общество почему-то прощает их нетрадиционную ориентацию. Только у меня нет к этому способностей. Вот и занимаюсь недвижимостью. Хотя тоже неплохо: зарабатываю я вполне прилично, по крайней мере, меня это устраивает. И мой заработок зависит только от меня, а не от причуд начальства или отношения ко мне других сотрудников. Не надо не перед кем лебезить, никому в ножки кланяться. Ты кстати единственная, кто отнесся ко мне здесь, как к обычному человеку.

— Странно, если бы ты мне сейчас это не сказал, я бы ни за что не подумала, что ты — голубой.

— А для тебя это что-то меняет? Честно говоря, я думал, что ты знаешь обо мне. Разве Юля тебе этого не рассказывала?

— Нет, что ты. Просто я никогда раньше не общалась с ребятами, такими как ты. Вот и удивилась немного. Ты только не обижайся и не смейся, но я почему-то представляла себе геев этакими щупленькими кривляками с томным голосом и декадентскими манерами. Ну, как в рекламе их показывают. А ты такой высокий, плечистый. Я бы сказала, что ты спортивного типа парень. И голос у тебя нормальный, и все остальное. Ну вот. Смеешься. Я так и знала.

— Ну ты дикая! Вот даешь! Надо будет тебя как-нибудь к нам на тусовку привести, вот удивишься наверное! Там такие дяди имеют место быть, что просто закачаешься. Правда, женщин они на дух не воспринимают, сразу начинают бешено ревновать и выяснять с ними отношения.

— И что женщины?

— Как правило, спасаются бегством. Жаль, не удастся из тебя для пущей маскировки парня изобразить, слишком уж это рискованно.

— Чем это?

— Смазливый из тебя паренек выйдет, не успеешь опомниться, как хлопцы за тебя драться начнут. Ну, с тобой мы что-нибудь придумаем, не бойся!

— Да я и не боюсь, просто смешно как-то становится, как только представлю, что меня кто-нибудь из мужчин начнет к тебе ревновать.

— А что, ко мне уже и поревновать нельзя?

— Да что ты, ты — классный парень, красивый, веселый. Конечно, можно!

— Слушай, я у тебя только один вопрос спрошу и больше эту тему трогать не буду. Ты на меня случайно какие-нибудь виды не имела? То есть я тебя не сильно сегодня огорошил известием о своей ориентации?

— Нет, то есть я этого не ожидала, но ты мне всегда нравился, как друг.

— И не больше?

— Нет, не больше.

— Слава Богу! А то я уже испугался, что ты теперь будешь меня стороной обходить! Даже и поговорить будет не с кем.

— Да ты что! У меня и в мыслях не было! Даже обидел, вот. Неужели я так похожа на наших тетенек?

— Извини, Марина, я не хотел, но для меня дружба много значит, а друзей-девушек у меня уже очень давно не было. Нет, ты правда на меня не сердишься?