Финансы мои постепенно таяли, а фирмы, с которыми я договаривался о взаимных действиях, отчаянно тянули время. Главный редактор американского журнала, в который я написал несколько очерков, о гонораре молчал, как рыба, считая, что меня вполне должна была удовлетворить моя фамилия, вынесенная на обложку журнала. У друзей просить деньги мне не позволяла гордость. Работать грузчиком не хотелось. Единственным вариантом оставалась строжайшая экономия.
      Первым делом я снялся с довольствия у бабы Люси, считая, что платить пять долларов в день за питание - это чистое расточительство. Присмотревшись к жизни американцев, я решил, что вполне смогу прожить на один доллар. Оплачивать ей стал только по десять долларов в день за жилье.
      За четыре месяца пребывания в Америке у меня появилось много новых друзей. Как я ни скрывал от них свое финансовое положение, невозможно было не прочувствовать ситуацию. И они изощрялись, как могли. То пригласят меня в гости, то в ресторан, то на концерт, то в путешествие по разным злачным местам. Прекрасно понимая, что если миллионеру так сложно купить себе плавки, то как же должен переживать человек, пригласивший меня в ресторан за свои кровные? Ведь даже дамы, приглашенные кавалерами в американский ресторан, оплачивают свою долю самостоятельно. Естественно, от познавательных программ я не отказывался
      Я рассчитал свое меню. В него входили следующие компоненты: чай, соль, сахар, макароны, яйца, масло, курица и хлеб. То есть продукты, дешевле которых здесь не было ничего. Правда, хлеб был относительно дорог. Американцы употребляют его в мизерных количествах. Но для меня, по российской привычке, он являлся основным продуктом питания. Пришлось познакомиться с русскоязычными продавцами близлежащих магазинов, и те заранее предупреждали меня, когда у них предполагается распродажа. Допустим, звонит мне некий Володя и сообщает по строжайшему секрету, что в среду с одиннадцати часов у них будет объявлен «сэйл» на сахар. Тому, кто наберет различные продукты на десять долларов, будет предоставлена возможность купить сахар по сорок центов за «паунд» (около 400 граммов). Я тут же интересовался у бабы Люси, нужны ли ей продукты, так как все равно иду в магазин. Та с превеликой радостью писала мне объемистый список, снабжала своими «фудстемпами», и я отправлялся в поход. Накупив бабе Люсе продуктов, я брал для себя только сахар и счастливый возвращался домой. Примерно таким же способом я доставал для себя и другие продукты. Единственно, что смущало меня в этой ситуации - это отоваривание хлебом. Хлеб стоил довольно дорого, употреблять его приходилось по несколько раз в день, а в отношении цены никаких послаблений не было.
      И вот стою я в хлебном магазине, терроризирую продавщицу.
      - Хау мач (сколько)? - спрашиваю у продавщицы, тыкая пальцем в очередной батон, так как ценники написаны так, что разглядеть совершенно невозможно. Жестикулируя, она начинает мне что-то объяснять.
      - Я не понимаю. Пиши цифрами на бумаге.
      Кажется она поняла меня. Взяв бумагу - пишет: $1-85.
      - Но-оу! - гневно восклицаю я. - Давай следующий!
      Сортов хлеба очень много. Народу - ни одного человека. За полчаса мы с продавщицей миновали уже значительную часть прилавка. Я не увидел, а скорее почувствовал на себе заинтересованный взгляд. Спустившись со второго этажа, в дверях стоял владелец магазина и внимательно наблюдал за нашими потугами. Подождав еще немного, он подошел ко мне, и по его жестикуляции я понял, что он интересуется, откуда я приехал.
      - Рашен! - объяснил я. - Москоу!
      И тут началось такое, что заставило ужасно пожалеть об отсутствии у меня видеокамеры. Это были бы уникальные кадры. Зрачки глаз хозяина магазина сузились, как будто он взглянул на яркий свет. На глаза навернулись слезы.
      - О, рашен, рашен! - заорал он и стал падать в обморок. Мне пришлось подхватить его за плечи, чтобы он не разбил себе голову о кафельный пол.
      Придя в себя, хозяин бросился к прилавку, схватил два самых дорогих итальянских батона и стал совать мне их в руки, жестами поясняя, что никаких денег он с меня не возьмет. Одновременно он объяснял продавщице, что, когда этот «рашен» будет приходить в булочную, она должна давать ему самый лучший хлеб и никогда не брать с него плату.
      Только много позже мне удалось узнать, что при своем безразличном отношении к чужим судьбам (прохожие могут идти мимо умирающего человека, и никто не остановится, чтобы помочь) американцы необычайно сентиментальны, ужасно жалеют русских, живущих в России. Нью-йоркские газеты без конца печатают статьи об их безрадостной, нищенской жизни. Помнится, мне один из приятелей читал статью о посещении в самом начале перестройки американским корреспондентом Тишинского рынка в Москве.
      «На грязном снегу шеренгой безучастно стоят оборванные, поникшие люди. Мороз крепчает. Что же делают они здесь в такую стужу? Вот старик с трясущимися руками и длинной седой бородой. В руке он держит висячий замок, который рассчитывает продать, чтобы купить для себя краюху хлеба. Правда, замок без ключа. Но все равно в глазах старика теплится надежда. Рядом старушка на костылях демонстрирует проходящим алюминиевый чайник с отломанным носиком. Несколько поодаль стоит молодая мама с девочкой четырех-пяти лет. Мама продает собачий ошейник, а девочка умоляющим взглядом провожает каждого проходящего мимо. Она ужасно замерзла и не дождется, чтобы кто-нибудь наконец купил ошейник и можно было бы уйти с этого обжигающего мороза домой.
      - А где же собака от ошейника? - заинтересовался здоровый, с обветренным лицом, похожий на северянина мужчина.
      - Бобик очень много ел колбасы, и доктор сделал ему укольчик, - принялась объяснять малютка. - Теперь он сладко спит.
      - Покупаю! - пробасил здоровяк.
      - У вас что, собака есть? - вмешался корреспондент.
      - Нет собаки. Девочку жалко…»
      Вот такие очерки читают американцы в своих газетах и, услышав слово «Рашен», заливаются слезами.
      О, Амэрыка!
 

      Большое впечатление произвело на меня общение с органами социальной защиты населения. Как-то баба Люся в очередной раз разболелась и попросила меня получить за нее пенсию. Придя по указанному адресу, я увидел грязнущее помещение, в котором стоял один деревянный стол, никакого намека на сидячие места и втиснувшуюся в этот отвратительный сарай толпу наших соотечественников.
      За перегородкой в стеклянном окошке красовалась черная физиономия служащей, которая должна была выдавать квитанции, принимать их обратно заполненными и после этого выдавать пособие. На столе стояла чернильница-непроливашка. Такими наши школьники пользовались после Великой Отечественной войны. Рядом лежала деревянная ручка с 96-м металлическим пером того же времени. На ручке имелся круговой надрез, за который она была привязана пеньковой веревкой. Другой конец веревки был прибит громадным гвоздем к торцу стола. Веревка была довольно короткой и не давала возможности заполнять документы в любой точке стола. Поэтому вокруг происходило постоянное движение. Зато очередь к окошку стояла неподвижно. Молодая негритянка, засунув указательный палец в ноздрю до второй фаланги и тщательно изымая содержимое черного носа, абсолютно не обращала внимания на изнывавшую возле ее окошка публику.
      - Ну, что вы делаете? Разве не видите, что люди стоят? - начала волноваться очередь.
      - Я думаю, - глубокомысленно отвечала женщина, не прерывая своего гигиенического занятия.
      И ничего сделать было невозможно. В частном секторе такая служащая, не проработав и минуты, оказалась бы на улице. В муниципальном - все наоборот. Тут имеется профсоюз, в обязанности которого входит разборка конфликтов между руководителями и служащими. Своих работников профсоюз в обиду не дает. Самый отъявленный негодяй может рассчитывать на его защиту. Уволить лодыря немыслимо.
      Простояв в очереди более двух часов и получив причитающуюся бабе Люсе пенсию, я возвратился домой. И очень кстати. Хозяин дома, в котором баба Люся снимала квартиру, стоял в центре комнаты и чисто итальянской убедительной жестикуляцией давал понять, что все сроки оплаты квартиры уже миновали. Но баба Люся не понимала ни итальянскую жестикуляцию, ни английскую речь. Поэтому в таких случаях она звонила своей знакомой, владеющей английским языком, и просила выслушать то, о чем говорил хозяин. Затем совала телефонную трубку ему и, подождав несколько секунд, снова вырывала ее, выпытывая у знакомой, что именно он сказал. После этого, выдав свой ответ для последующего перевода, она снова совала трубку в ухо хозяину. Вот таким необычайным способом проходили выяснения их финансовых и других отношений. При всем этом нервное напряжение достигало наивысшей точки.
      Дело в том, что все возникающие в Америке жизненные конфликты разрешаются положительно только в случае отличного знания и использования в своих интересах законов. А поскольку количество законов неимоверно велико (в каждом штате свои законы), то обывателю такой объем охватить весьма затруднительно. Поэтому очень трудно обходиться без адвоката или страховой компании.
      На первом этаже нашего дома снимали квартиры две семьи. В одной из квартир семья на два дня просрочила оплату. На третий день, придя домой, родители с двумя детьми обнаружили возле подъезда свои вещи, аккуратно сложенные и увязанные красивыми ленточками. А в их квартире живут уже другие люди. На отчаяние и слезы несчастного семейства никто не обратил никакого внимания. Семья не имела адвоката.
      В другой квартире глава семьи не платил этому же хозяину квартплату более полугода. И когда хозяин требовал деньги, он отвечал, что с громадным удовольствием заплатил бы ему, но никак не может сделать это по той причине, что кран в ванной комнате имеет красный цвет, а этот цвет его ужасно раздражает. И приходится ему не жить, а мучаться и еще лечиться у психотерапевта. Вот когда хозяин заменит кран, он с превеликой радостью будет оплачивать квартиру . У жильца был адвокат.
      Два русских парня вышли на железнодорожную платформу и закурили. Тут же подошел полицейский, надел им на руки наручники и отвел в тюрьму. Оказалось, что грязнущая, заплеванная, забросанная банками от кока-колы и рекламными листовками открытая платформа в действительности является станцией метро, на которой курить запрещено. У парней адвоката не было.
      Школьника, больного СПИДом, не пустили в школу на занятия. Суд вынес решение за нанесение морального вреда в течение пяти лет выплатить родителям мальчика, а после совершеннолетия и ему самому, за счет муниципалитета миллион долларов. У родителей школьника был адвокат.
      Пациент обратился в суд, заявив, что месяц назад врач сделал ему укол, а позавчера у него от этого вскочил на носу прыщик. Теперь, полностью дискредитировав себя перед клиентами своим внешним видом, он вынужден уволиться с работы, в связи с чем ему необходимо закончить новый ВУЗ, чтобы получить другую специальность. И врачу пришлось бы очень туго, если бы он не был застрахован от подобных случаев. Но на суд вместо врача пришел маститый адвокат страховой кампании и раздолбал пациента в пух и прах. Именно поэтому львиную долю своего, довольно значительного заработка врачи вынуждены выплачивать страховым кампаниям.
      О Амэрыка!
 

      Когда-то я жил в центре Москвы. Предстоящий переезд на окраину казался мне катастрофой. Но «коммуналку» в районе площади Пушкина, в конце концов, пришлось покинуть. Долго не мог я привыкнуть к «спальному» району. Казалось, будто бы навсегда покинул свой родной город, переселился в село, и привычную бурную, веселую, кипучую жизнь променял на ленивую, размеренную, скучную.
      Теперь же, навещая своего друга, живущего на Мясницкой улице, я прихожу в ужас. Сплошной поток транспорта часами не позволяет ему выехать из ворот своего двора. Водители специально прижимаются друг к другу, дабы не дать ему возможность высунуть нос своей машины на проезжую часть.
      Американцы приятно поразили меня. Несмотря на жуткие пробки в Нью-Йорке, все движение на улицах останавливается, чтобы пропустить водителя, попавшего в затруднительное положение. Столь же уважительно относятся и к пешеходам.
      Мы с моим московским приятелем Алексеем на его машине подъехали к автозаправке. В очереди стояла внушительная вереница машин. В этот момент от одной из бензоколонок отъехал автомобиль. Леша жил в Америке непродолжительное время, и московские привычки еще не полностью исчезли из его поведения. И пока медлительные американцы заводили свои машины, чтобы продвинуться дальше, Леша стремглав нырнул на освободившееся возле колонки место.
      - Что ты делаешь? - заорал я, представив себе, как взбешенные водители выскочат из своих машин, выхватят монтировки и раздолбают Лешин лимузин в лепешку. И вдруг я увидел такое, что повергло меня в неописуемый шок: вся очередь отодвинулась назад, дав Алексею возможность поставить машину удобнее.
      - Они что, все больные? - изумился я. - Из дурдома?
      - Да, нет, - отвечал Леша. - Просто они подумали, что если я лезу без очереди, значит, очень спешу. Вот и пропустили.
      Ха, поду-умали! Нашим разумом это не понять. Леша залил полный бак и под дружелюбные взгляды американцев тронулся с места. Этот эпизод окончательно убедил меня, что жить среди таких людей я просто не смогу.
      В Америке меня больше ничто не удерживало. За пять месяцев я узнал много такого, о чем никогда не узнает турист, приехавший на две-три недели. Несколько попутных коммерческих дел были закончены и принесли мне настолько ничтожный доход, что, помимо собственного желудка, я был вынужден экономить еще и на транспортных расходах. Не всегда и не везде меня возили друзья и знакомые. Приходилось иногда передвигаться без их помощи. И если на автобусе можно было иногда прокатиться зайцем, то турникеты в метро не открывались, пока не опустишь в щель токен (жетон). Но на хитрую гайку всегда есть болт с резьбой.
      Баба Люся, с ее восьмой программой, имела право на льготный проезд. Это значило, что, купив в кассе токен за доллар и двадцать пять центов, она, предъявив свое удостоверение, получала бесплатно еще и бумажный билетик на обратный проезд. Свободными вечерами я предлагал бабе Люсе прогуляться. Она с удовольствием шла рядом со мной и рассказывала обо всех своих болячках, а я, терпеливо выслушивая ее, вел по заранее разработанному мной маршруту. Дойдя до очередной станции метро, я давал ей доллар с двадцатью пятью центами и, остановившись поодаль, наблюдал, как баба Люся шла к кассе и покупала токен с билетиком. Не проходя через турникет, она шла обратно, а черная контролерша, разгадав маневр, злобно шипела ей вслед. Получив добычу, я вел бабу Люсю к следующей станции.
      В дальнейшем я раскатывал по своим делам, используя только билеты. Практически все поездки обходились мне бесплатно, так как токены по номиналу у меня забирал сосед, ежедневно пользующийся метрополитеном. Только благодаря этой не совсем благородной акции мне удалось, не обращаясь к помощи друзей, сэкономить деньги на обратный билет в Москву.
      - Возьми с собой в Москву мою жену Риту! - незадолго до моего отъезда обратился ко мне Леша
      - Ты что? С ума сошел? У меня там своя имеется.
      - Да я не в том смысле. Зубы она хочет сделать. Здесь в десятку тысяч баксов выльется, а у вас в штуку можно уложиться. Ну, еще билеты туда и обратно. Она, как твои челюсти узрела, так спать перестала.
      - Минутку! Мне под шестьдесят, а ей двадцать пять. У нее же свои нормальные. Ну, немного неровные. Ведь придется все зубы умертвить. Нервы вытащить. Крутая операция.
      - Ничего! Зато потом будет любоваться на свою голливудскую улыбку.
      Просмотрев массу буклетов туристических фирм, мы с Ритой решили, что самые дешевые билеты на самолет, очевидно, удастся достать в агентстве Аэрофлота. Рита родилась в Израиле, эмигрировала в Нью-Йорк. Долгое время искала работу. Наконец устроилась в еврейский магазин, где ей по девять часов в сутки вместе с другими работницами, приходилось раскатывать тяжелой каталкой мацу. На кухне была установлена видеокамера и строгий хозяин-хасид, сидя перед монитором и внимательно наблюдая за работой, не давал женщинам ни одной минуты передышки. Единственный пятнадцатиминутный перерыв в 12 часов давал возможность перекусить, покурить, сбегать в туалет. Темп этой каторжной работы был ужасающим. Остановка на несколько секунд означала неминуемую потерю работы. А чтобы устроиться туда, Рита в течение двух месяцев ежедневно ездила в Манхеттен к пяти часам утра занимать очередь в департамент занятости, и к вечеру уезжала несолоно хлебавши.
      Будучи молодой, спортивной и сильной девушкой, Рита, придя с работы домой, буквально без чувств падала на диван от дикой усталости, и не могла подняться до утра. За свою работу она получала шестьсот долларов в месяц. Этих денег едва хватало на оплату квартиры. Питаться практически было не на что.
      Когда Рита вышла замуж за Алексея, жить стало намного легче. В Союзе Рита не была ни разу, хотя по-русски изъяснялась довольно сносно (родители были выходцами из России). Леша работал менеджером в радиомагазине и имел неплохой доход. Они сняли приличную квартиру. Лешины друзья помогли устроить Риту в парикмахерскую маникюршей. Жизнь стала налаживаться. Супруги купили себе по машине.
      Подъехав на Ритиной машине к зданию, в котором размещалось агентство Аэрофлота, мы начали ездить по всем близлежащим улицам, разыскивая место для парковки. Дело оказалось нешуточным. В конце концов нашлось единственное местечко в получасе ходьбы от Аэрофлота. Оставив машину возле таблички «Стоянка разрешена до 11 часов» (было девять утра), и рассчитавшись за парковку с автоматом, мы направились к агентству.
      - Нам нужно два билета до Москвы, - обратилась Рита к сидящему за стойкой служащему. - Один - только туда. Другой - туда и обратно. Сколько у вас стоит билет?
      - Извините, я не знаю, - ответил служащий.
      - Простите, - вмешался я. - Мы правильно попали? Это кассы Аэрофлота? Это не сапожная мастерская?
      - Да.
      - Так сколько стоит билет?
      - Если вам нужны билеты, то вы закажите. Курьер доставит их вам домой. Он и скажет цену, которую нужно будет заплатить, - доходчиво объяснил служащий.
      - Но мы хотим знать цену заранее. Может быть выгоднее будет взять билеты в туристической фирме? - начала терять терпение Рита.
      - Сейчас я попробую узнать, - растерянно пробормотал этот странный человек и, попросив немного подождать, удалился.
      Возвратились они втроем и наперебой принялись выяснять, для чего нам заранее надо знать цену билета. Ответить же на наш вопрос, они оказались не в состоянии.
      - Попробуйте подняться на двенадцатый этаж. Там есть кабинет, - последовало точное описание расположения кабинета, - в нем находится господин Джексон. Он может знать. Извините нас еще раз!
      Поднявшись на лифте и разыскав нужный кабинет, мы обратились со своим вопросом к долговязому американцу.
      Перекопав на своем столе кучи бумаг и не найдя искомого материала, он попросил подождать нас пару минут в его кабинете и поспешно удалился. Через двадцать минут появившись вновь он радостно сообщил нам, что билет до Москвы в экономклассе стоит тысячу сто пятьдесят долларов.
      - Не может этого быть! - вскочила Рита со стула. - Даже в туристических фирмах, которые пользуются вашими же услугами, билет стоит вдвое дешевле.
      - Я схожу еще раз, - смутился господин Джексон.
      Вернувшись еще через двадцать минут, он, без конца извиняясь, объяснил, что сотрудники что-то напутали и билет в действительности стоит шестьсот пятьдесят долларов.
      - А туда и обратно? - поинтересовался я.
      - Тоже шестьсот пятьдесят, - без тени смущения ответил господин Джексон.
      Выйдя из этого развлекательного учреждения, мы зашли в туристическую фирму и купили билеты по пятьсот девятнадцать долларов. Кстати, двойной билет стоил столько же, сколько и одинарный. Оказывается, существуют шестнадцать цен на билеты. Аэрофлот продает билеты туристическим кампаниям с большой скидкой. Те же, в свою очередь, для ускорения оборота продают эти билеты пассажирам с минимальной наценкой. Вот и получается такая чехарда.
      Прочесав все близлежащие улицы, мы не смогли найти Ритину машину. Расспрашивая всех уличных торговцев, мы вышли на чистильщика обуви, который видел, как полиция краном погрузила машину на эвакуатор и увезла в неизвестном направлении. Ну, конечно же! Время разрешения стоянки в данном месте закончилось, и, пока мы выясняли, каким образом можно сэкономить сто с небольшим долларов, Рита влетела на двести.
      На другой день мы должны были вылетать в Москву. Утром позвонила Рита и сообщила, что разыскала местонахождение своей машины, которую она должна сегодня выкупить. Поэтому мы договорились встретиться прямо в аэропорту. Несколько часов у меня было в запасе и напоследок я решил съездить в одну из фирм, процесс переговоров с руководителями которой был не завершен. Фирма находилась в Манхеттене. Переговоры прошли на обычном уровне, ничего не дав обеим сторонам. Я вошел в метро и поехал домой к бабе Люсе, где меня ждали собранные чемоданы. Со всеми своими друзьями я попрощался накануне и поэтому времени до вылета было предостаточно.
      Внезапно, на одной из станций машинист что-то объявил по радио, и все пассажиры вышли из вагона. Станция не была конечной. Английский текст я не понял, но на всякий случай вышел вместе со всеми. Толпа направилась к эскалатору. Наверху служащий метро выдавал всем какие-то бумажки. Мне сунул тоже. Ничего не понимая, я попытался вновь спустится в метро. Но вход был закрыт наглухо. Впоследствии я узнал, что метро попросту сломалось. Оказывается, такое в Нью-Йорке не редкость. В этом случае пассажирам выдают талончики на бесплатный проезд наземным транспортом.
      На свою беду я находился в Манхеттене, где русский язык почти никто не понимает. Пока я, терроризируя прохожих, делал отчаянные попытки выяснить, каким транспортом и в каком направлении мне добираться до Бруклина, время бежало вперед. На пальцах я показывал порядковые номера стрит и авеню, на пересечении которых находилось жилье бабы Люси. Меня жестами посылали то вперед, то назад, то вправо, то влево, дабы я мог разыскать остановки автобусов, следующих в нужном направлении. Денег на такси не было, так как, заплатив за авиабилет, я полностью занулился. Оставалось полчаса до объявления посадки.
      Наконец удача улыбнулась. Увидев мои метания по улицам, рядом остановился владеющий русским языком таксист. Выяснив ситуацию и пригласив меня в машину, он рванул с места и, минуя пробки, с помощью сообщений о них по рации другими водителями докатил меня до дома. Там мы побросали в багажник чемоданы и ринулись в аэропорт Кеннеди.
      Посадка уже закончилась. По зданию аэровокзала в исступлении металась растрепанная Рита. Мокрый от пота, я подскочил к ней. Бросив таксисту деньги и поставив свою сумку на ленту транспортера, Рита бросилась к пункту паспортного контроля. Я также стартовал с двумя чемоданами. Трап еще не успел отъехать, и стюардесса открыла для нас дверь самолета.
      Плюхнувшись на сиденье и пристегнувшись ремнем, я немного отдышался. Тем временем самолет тронулся с места и, покатившись по полосе, замер перед взлетом. Затем взревели двигатели, и невидимая мощная сила, стремительно нарастая, вдавила меня в спинку кресла. Оторвавшись от земли, самолет начал набирать высоту.
      - Леди и джентльмены! - услышал я знакомый голос. - Наш самолет совершает рейс…
      - Будьте любезны! - обратился я к воздухоплавающей красавице после ее продолжительной речи. - Можно вас попросить принести мне бутылочку водки?
      - Одну минутку, - проворковала очаровательная стюардесса и исчезла на полчаса. Наконец, грациозно припарковав свою миниатюрную фигурку к моему месту, она с восхитительным изяществом поставила на раскладной столик крохотную бутылочку «Смирновской» емкостью в пятьдесят (!) граммов.
      Гуд бай, Амэрыка!
      P. S. Зубы Рите в Москве сделали такие, что число рейсов из Нью-Йорка в Россию пришлось увеличить.
       КОНЕЦ
 

НОКТЮРН ДЛЯ ЗОНЫ