С последними надеждами они расстались тотчас после спуска в подвал. Именно здесь люди Маршала обустроили что-то вроде химического минизавода. Импортные перегонные системы, разномастные склянки и реторты, довольно компактный вакуумный упаковщик, кипы неиспользованных пакетиков — все это самым недвусмысленным образом подсказывало о былом предназначении данного места. Правда, изучить надлежащим образом здешний ученый быт представлялось уже невозможным, поскольку все аксессуары подвальных алхимиков были самым беспощадным образом уничтожены. Что-то недавние погромщики сожгли, что-то разбили, все прочее было в беспорядке рассыпано по полу. В воздухе до сих пор стоял удушливый запах гари, кое-что в подвале тлело и сейчас. Таким образом, секреты создания празитона, увы, обещали остаться секретами навсегда, что, впрочем, не слишком расстраивало оперативников. Куда больше их впечатлили обнаруженные трупы. Сведения агента оказались точными. На заводике действительно трудилось всего двое доверенных. Их оперативники обнаружили в закутке между перевернутым шкафом и сдвинутым с места столом. Именно там красовался люк запасного выхода, которым, видимо, и надеялись воспользоваться господа химики. Надеялись да не успели. Один из подпольных махинаторов, скрючившись эмбрионом, лежал возле самого люка. Второй сидел, привалившись спиной к стене, нелепо разбросав в стороны руки и ноги. Создавалось впечатление, что к этой самой стене его отбросило чудовищной силы ударом. Впрочем, одним ударом дело не ограничилось. Лицо у покойника было обуглено до костей, и оттого страшный оскал вызывал в памяти кадры из фильмов ужаса. Разглядывать умершего подробнее — ни Шматов, ни Сергей особого желания не ощущали, однако долг есть долг, и, сделав над собой усилие, Миронов шагнул ближе.
      — Как минимум ожог третьей степени.
      — Вот именно, что минимум. Все равно как из огнемета саданули. — Шматов опустился рядом на корточки, коленом задел шкаф. — Только и на огнемет это не очень похоже. Иначе здесь было бы подобие брызг. Черт! А это еще что за фокусы!..
      Миронов оглянулся на приятеля. С самым ошарашенным видом тот глядел на шкаф.
      — Ползет? Или мне кажется?
      Сергею и самому почудилось, что громада шкафа слегка движется. Точнее двигалась.
      — Я его только коснулся, а он пополз. Совсем как живой.
      — Что за чушь? — Миронов пятерней коснулся деревянной поверхности, чуть надавил.
      — Видел?! — Шматов вскинул палец. — Ты видел?! Точно, ползет!
      Но Миронов и видел, и чувствовал. Подчинившись его толчку, огромный шкаф действительно поплыл над полом.
      — Та-ак… Дальше в лес, больше дров. — Прикусив губу, Миронов повторил эксперимент, но на этот раз потянул шкаф на себя. На мгновение ощутил инерционное сопротивление, а после деревянная конструкция послушно двинулась на них.
      — Японский городовой! Да что же это такое!
      — Кажется, я догадываюсь, — Шматов встал на колени, пригнул голову к самому полу. — Смотри!
      Вырвав из блокнота листок, он просунул его между шкафом и линолеумом, свободно поводил из стороны в сторону.
      — Теперь все ясно? Он завис, понимаешь? Миллиметра два или три над полом. Может там шарики какие-нибудь.
      — Шарики?
      Миронов еще раз вгляделся в пространство между шкафом и полом, неуверенно пожал плечами.
      — Вообще-то не вижу ничего. Пусто. — Обескуражено он взглянул на капитана.
      — Если об этом доложить начальству, нас сошлют в дурдом.
      — Так, может, привести их сюда? Пусть сами полюбуются на это чудо.
      — А смысл? Ты представляешь, какой здесь бедлам поднимется? И все равно ничего не распутают. — Воровато оглянувшись, капитан вздохнул. — Нет, Сергунь. Для нашего же блага предлагаю помолчать. Во всяком случае — пока.
      — Так все равно кто-нибудь да обнаружит.
      — А это уже не наша проблема. Трупы отсюда, понятно, уберут, а вот трогать мебелишку пока остерегутся.
      — Но ведь рано или поздно…
      — Сережа, такие дела лучше пускать на самотек, уж поверь старому битому волку. Подождем, лады? А там либо ишак сдохнет, либо эмир. Короче, время само расставит все по своим местам.
      Кое-что они все же проверили, шаг за шагом обойдя лабораторию, опробовав на устойчивость всю наличную мебель. Однако феноменальными свойствами шкафа, похоже, все и ограничилось.
      Из подвала выбрались не без облегчения. Уже в коридоре, шумно вздохнув, Миронов тщательно протер платком лицо и ладони. И непонятно было — что именно стирал — возможную лабораторную заразу или собственный пот.
      — Ну? Что там? — небритый оператор, перешагнул лужу крови, поправил на груди фотоаппарат.
      — Форменный погром. Но тебе будет полезно посмотреть. — Шматов мутно кивнул за спину. — Того, что обгорел, — запечатлей с особой тщательностью. Фото получится редкостным.
      — Редкостным — это точно… — Миронов поднял голову. — Так… А это еще что за явление?
      Из тускло освещенного туалета, пошатываясь вышел бледный Андрей. Бедолага явно успел прочистить желудок.
      — Молодой еще, не налюбовался, — оператор снисходительно фыркнул, неловко полез в подвал.
      — Сходи, помоги ему. — Шматов кивнул Андрею в сторону люка. — И аккуратнее там, не наследи.
      Вяло кивнув, милиционер подчинился.
      Когда он скрылся в люке, Миронов осуждающе покачал головой.
      — Зачем ты его так? Парень не отдышался еще.
      — Ничего. Ему это только на пользу. Пусть уж насмотрится сразу и на всю жизнь. — Шматов сурово нахмурился. — А то и дальше будет блевать после каждого жмурика.
      Синеватые блики продолжали отплясывать на стенах. Это вращались мигалки на стоящих за окнами милицейских машинах. Какое-то время оба офицера бессмысленно созерцали эту световую пляску.
      — Ну-с? Похоже, вляпались основательно, а? — Миронов взглянул на капитана.
      — Тебя это тревожит?
      — Не то, чтобы тревожит, только не люблю я, понимаешь, когда в затылок дышат, за рукав дергают, да на ковер по малейшему поводу таскают. А ведь так и будет, помяни мое слово!
      — Ничего, переживем. — Шматов прошелся по коридору, задержался у распростертого тела. — Взгляни-ка, это ведь и есть Маршал.
      — Точнее сказать, был. — Сергей опустился на корточки, осторожно тронул синеватую от наколок кисть. — Вот ведь штука — жизнь. Казалось бы — авторитет, гроза района, а лежит бездыханный — и не холодно никому, не жарко.
      — Да уж… А Аксан, между прочим, так и не приехал.
      — Ты это к чему? Думаешь, он к этому мочилову руку приложил?
      — Хотел бы так думать, да не могу. Сам рассуди, какая ему выгода? О цене они, судя по всему, договорились, терок особых не разводили. Самая заурядная комбинация: Аксан платит, они продают. Но главное… — капитан озабоченно поскреб подбородок. — Не сумел бы Аксан расправиться с ними таким образом. И шкаф в воздухе не подвесил бы. Даже если бы очень того пожелал.
      — Кстати, видел в комнате те чемоданчики? Виктор докладывал, что вся наркота была упакована в аналогичные баулы.
      — Теперь это уже специалистам судить. Я лично наблюдал один пепел.
      — То-то и оно! Аксан жечь товар бы не стал.
      Капитан пожал плечами.
      — Ну, положим, мы еще не знаем, что именно там сожгли — героин с празитоном или кучу опилок. Да и с этими орлами надо подождать вскрытия.
      — Ты считаешь, их нужно еще вскрывать? — Сергей скривил рот. — Нет, капитан, тот, кто здесь побывал, не просто спалил лабораторию, но еще и грохнул восьмерых вооруженных гавриков за две с небольшим минуты. Теперь я даже рад, что рации у нас отказали.
      — Это еще почему?
      — Не хотел бы я слышать, как они тут блажили. Ты присмотрись, у пятерых головы расколоты, как орехи. У Маршала глаза вытекли, а тот, что у окна, похоже, не успел даже обернуться. Это не считая химика с обожженным черепом.
      — К чему ты клонишь?
      — А черт его знает. Только не похоже это на обычную бузу. Ни ножевых, ни огнестрела — и очень уж все быстро. Шустрик, который это проделал, — большого уровня мастер!
      — Ну… Во-первых, этот шустрик мог быть и не один, а во-вторых, если предположить, что сюда заявились супермены…
      — Ага, супермены с кувалдами вместо рук! Никто из охранников даже выстрелить не успел. А ведь у них тут пушек было на пару отделений! Да и мы не слепые. Неужели пропустили бы мимо целую команду мстителей?
      Грохоча коваными ботинками, с улицы зашел сержант Голиков.
      — Виктор по-прежнему в коме, — доложил он. — Но медики его уже осмотрели. Говорят, опасности для жизни нет.
      — А что есть?
      Голиков пожал плечами.
      — Да вроде вообще ничего нет. Сначала думали на сотрясение, но на голове никаких шишек. Ни ссадин, ни ушибов, ничего. Такое впечатление, что ему вкололи слоновью дозу транквилизатора, только вот место инъекции тоже пока не нашли. Ни на шее, ни на руках, ни на теле.
      Миронов со Шматовым переглянулись.
      — Как полагаешь, что-нибудь ценное мы от Виктора услышим? То есть, когда он, значит, очнется?
      Сергей покачал головой.
      — Скорее всего, нет.
      — Почему?
      — А ты не догадываешься?
      Капитан Шматов сглотнул, зыркнув глазами в сторону, с придыханием проговорил:
      — Значит… Снова Палач?
      — Он самый. Никто другой такую операцию провернуть бы не сумел. Сам посуди, кругом сплошная аномальщина. Это раз. Кроме того, он не тронул Виктора. И даже не поленился связаться с нами — поинтересоваться насчет агента.
      — В том-то все и дело! Действует практически открыто!
      — Как всегда.
      — Да, но как он умудрился уйти? Мы же их двойным кольцом обложили!
      — Мы, братец ты мой, не обложили, а облажались. Лучше скажи, как он вошел в дом?
      — То есть?
      — Дело, капитан, в том, что как он вошел, так он и вышел.
      — Ты хочешь сказать…
      — Я хочу сказать только то, что сказал…
      — Капитан! — позвал Шматова шагнувший из комнатки сержант. — Вы обратили внимание на пятна возле чемоданов? Очень характерные следы. Я в свое время видел такие после работы боевых огнеметов.
      — Спустись в подвал и увидишь там то же самое. — Шматов покосился на Сергея. — Наш загадочный друг начинает повторяться, а? Такое однажды уже было, припоминаешь?
      Миронов сумрачно кивнул. Не помнить этого он не мог.
      Делом педофила-растлителя, которое так и не сумели раскрутить до победного, им приходилось заниматься около года назад. Собственно, преступника взяли только по косвенным уликам, благодаря помощи местного экстрасенса. Взять-то взяли, но мерзавец оказался подкованным в юридических тонкостях — и все обвинения отмел мастерски. Опять же и дядюшка влиятельный обнаружился, замолвил за пельмяша словечко. Родители, спасая психику своих детей, заявлений так и не написали, а подшить к делу галлюцинации экстрасенса, увы, не получилось. Как известно, в России педофилию к тяжким преступлениям не причисляют, — так что помурыжили красавчика в изоляторе и отпустили на все четыре стороны. Хорошо хоть ненадолго. Некто взял и поставил в неприятном деле точку, приговорив маньяка к высшей мере наказания. То есть сработано все было под самоубийство, и так, собственно, случившееся и оформили, однако сомнения остались. Не вписывалось это в психологический портрет растлителя. Никак не вписывалось! Уважал любвеобильный педофил охоту с рыбалкой, часто ездил загорать на взморья. Кроме того, в планы маньяка входила скорая женитьба, — он и кольца обручальные уже приобрел, зал под свадебку арендовал. Что особенно удивительно, невеста была в курсе предъявленных жениху обвинений, однако решения своего не изменила. Декабристка, блин, хренова! Словом, депрессиями преступник не страдал, тоской не маялся, а вот в петлю, поди ж ты, сунулся. И был там один странный следочек — о-очень напоминающий пятна на подвальных стенах. То ли грязь, то ли копоть, то ли еще что. Внимание на пятно, конечно, обратили, но значения особого не придали.
      — Насчет пятнышек это ты молодец, что вспомнил! — хмуро похвалил Шматов сержанта. — А коли оказался зорким соколом, бери это под свой контроль. Объяснишь ребяткам, где лучше сделать соскобы и в каком количестве. Пусть подумают кулибины на досуге, что это может быть… Да, и вот еще что! С телефонами поаккуратнее, — с одного из них, думается, нам и звонил сегодняшний гость.
      — Может, у него сотовый был?
      — На дело с сотовыми не ходят.
      — Но это же Палач!
      — Тем более. Чудится мне, что ему эти фитюльки вовсе без надобности. Кроме того, он мог воспользоваться радиопередатчиком Виктора.
      Позади послышалось недоуменное фырканье.
      — Капитан! Я тут хреновину какую-то обнаружил. Никак не возьму в толк, что это…
      Оба враз обернулись. Пришедший в себя и даже чуточку порозовевший, Андрюха выбирался из люка. В руке он держал нечто, и на лице его было написано неподдельное изумление.
      — Вот, глядите! Пока Макс на пленку подвал отщелкивал, я библиотечкой решил поинтересоваться. В смысле, значит, что эти козлики читали. Вот там, у шкафа, и наткнулся…
      — Где?!
      — Возле шкафа. Я его задел нечаянно, а он, возьми, и тресни.
      Миронов переглянулся со Шматовым.
      — Как это?
      — Ну, не знаю. Но звук такой был, словно шкаф опрокинулся. А мне в ногу, значит, эта хрень ударила. Меня со страха чуть снова не вырвало.
      Сергей первым приблизился к коллеге, склонил голову к находке.
      — Интересно девки пляшут! Взгляни-ка, Потап! Уверен, тебе это понравится.
      На ладони Андрея покоилось нечто прозрачно-слюдяное едва различимое. Даже угадать форму находки представлялось довольно затруднительным. Прежде всего по той простой причине, что сколько-нибудь устойчивой формой предмет не обладал. Нечто вытянутое, сотканное из туманного неведомого материала.
      — Красивая хреновинка… — от мучительно напряжения у Миронова даже заломило глаза.
      — Никак стекло?
      — Да нет, это что-то иное. — Сергей осторожно взял странную находку на ладонь. Наощупь она была столь же неопределенной, как и с виду. Не мокрая и не сухая, не мягкая и не твердая, — скорее, эластичная. Пальцы увязали в ней, как в тугом тесте, не ощущая ни тепла, ни холода.
      — Единственное, что можно назвать определенно, это вес. — Проговорил он. — Достаточно легкая, граммов триста, не больше.
      — Может, какое оружие?
      — Ага, инопланетного изготовления. — Сергей продолжал осторожно изучать предмет. — Надо бы проверить его на изотопы. А то схватим сейчас дозу, и кончится на этом наше расследование.
      Приблизившийся Шматов коротко и с чувством выругался. Миронов поглядел на него с усмешкой.
      — Не переживай, капитан. Это уже кое-что. Без малого улика.
      — Вот именно — без малого. Интересно, что мы будем с ней делать?
      — Представь себе, хотел спросить тебя о том же самом.
      — Об этом, мы, по-моему, уже договорились. — Шматов решительно взял находку, не рассматривая, сунул себе в карман. — Лишние заморочки нам ведь не нужны, правильно? А значит, молчим в тряпочку. Ничего и никому, все ясно? И ты, Андрюхин, если что, — тоже не в курсе. Есть вопросы?
      Андрюха нерешительно кивнул.
      — Нам за это ничего не будет?
      — Будет, — обрезал капитан. — Правительственная награда и букеровская премия в придачу. А говоря проще, сначала подымут на смех, а потом вздрючат за шибко бдительные головенки. Я, слава Богу, на этой земле пожил и знаю, как такие вещи воспринимает начальство. У нас и без того не уголовное дело, а сплошная аномальщина выходит. Куча сожженных трупов, шкафы левитирующие да еще эта хреновина. По-моему, многовато для одного дня, вам не кажется?
      — Действительно, многовато.
      — Вот и нечего зря молоть языками. Иначе засекретят все к чертовой матери и замучат потом допросами в спецкабинетах. Плюс подписки о невыезде, о неразглашении и прочей чепухе.
      — Значит, спускаем все на тормозах?
      — Почему же? Мне лично было бы интересно докопаться до этого терминатора. Хотя… Чую я, ребятки, самим нам с такой задачей не сладить.
      — То есть?
      Шматов сумрачно поглядел на Сергея.
      — Раз уж нас макнули физией в мистику, боюсь, снова придется идти на полклон к твоему экстрасенсу.
      — Ты про Дымова?
      — Про кого же еще.
      — Вот тебе на! Тебе же он не нравился!
      Шматов недовольно поморщился.
      — Ну… Мало-ли что было.
      — А как насчет былого атеизма? Помню я, как ты с ним спорил. Чуть ли не за грудки хватал.
      — Был атеизм, да весь вышел, Сергунь. — Шматов сердито засопел. — Хочешь, не хочешь, а на Палаче уже второй десяток дел провисает, так что пора к его поиску подключаться всерьез. В общем свяжись с Дымовым, растолкуй ему что да как.
      — А сам не хочешь связаться? Заодно и прощения попросить?
      — Это еще за что?
      — Как за что? В последний раз, помнится, ему много чего пришлось от тебя выслушать.
      Потап смущенно потупился.
      — Ну… Я же не на полном серьезе. В общем придумай что-нибудь. Скажи, что на этот раз я прикушу язык.
      Миронов фыркнул.
      — Что ж, попробую забить стрелочку. Вадик — парень отходчивый, авось простит.
      — Ну вот. На том и порешили…
      За окнами взвизгнули тормоза, басовито тявкнула овчарка. Шагнув к окнам, Сергей пальцами раздвинул жалюзи, причмокнул губами.
      — Ну вот и накаркали. Прикатили голубчики золотопогонные. Наверняка, прокуратура и опера из главка. Как пить дать, майор вызвал. Устроят нам сейчас нахлобучку.
      — За что нахлобучку-то? — возроптал Андрей.
      — Да уж найдут за что… — Миронов столкнулся со Шматовым взглядом. Капитан глядел на него глазами побитой собаки. Сергей ободряюще подмигнул.
      — Не журись, кэп. Как-нибудь пробьемся.

      Дверь прикрывать за собой не понадобилось. Управляемая фотоэлементом, она проделала эту несложную процедуру самостоятельно.
      — День добрый, Раиса Дмитриевна. Алла передала, что вы хотели со мной переговорить?
      — Сказать по правде, хотела.
      — Какие-то нарекания по работе?
      — Особых нареканий, разумеется, нет…
      — Но?…
      — Меня волнуют отказы, Вадим Алексеевич.
      — То есть?
      — Ну как же, по собственному почину вы отказываете некоторым из наших клиентов. Особо замечу — клентам весьма и весьма обеспеченным, способным платить по высшему тарифу.
      — Вот как? — Дымов неспешно обошел кабинет, потрогал гигантскую раковину, стоящую на полке. Здесь же красовались морские звезды, высушенные в формалине трепанги, ракушки поменьше и поизящнее. Отдельной шеренгой выстроились поделки из уральских камней: миниатюрная елочка из хрусталя, малахитовая шкатулка, пепельница из лазурита и прочая мелочевка, каковую на Урале вытачивают в преогромном количестве уже не первое столетие. Что и говорить, красот в кабинете несравненной Раисы Дмитриевны заметно добавилось за последний месяц. Да и на шее царственной администраторши вместо прежнего симпатичного кулона барственно сияло жемчужное ожерелье. Жемчуг, само собой, был настоящим, довольно крупных размеров.
      Вадим приблизился к столу директора, неспешно присел в кресло.
      — Все хорошеете, Раиса Дмитриевна.
      — Вашими заботами, дорогой Вадик. Отвечать на мой вопрос вы, надо понимать, не рветесь?
      — Увы, не рвусь. Но мы ведь сразу оговорили все основные условия моей работы. Наш центр — частное заведение, а потому мы в праве выбирать — кого лечить, а кого нет.
      — Перед Богом все равны, разве не так?
      — Но судит он всех по разному. Кого в рай отправляет, а кого и в чистилище. Кроме того, согласитесь, бедные и честные к нам обращаются не столь уж часто.
      — Отчего же. Помнится, вы сами настояли на дифференцированной шкале расценок. Есть там и довольно скромные суммы.
      — Для нас с вами — да, но не для обычных людей.
      — Но мы расширяемся, так что это дело будущего.
      — Очень боюсь я нашего будущего, Раиса Дмитриевна. — Вадим вздохнул. — С некоторых пор мне больше нравится время настоящее, понимаете?
      — Честно говоря, не совсем.
      — Видите ли, беспокоясь о будущем, мы почти всегда обделяем свое настоящее. Так что это своего рода самообман. Сегодня я помочь не могу, но вот завтра обстоятельства изменятся и вот тогда… Нет, Раиса Дмитриевна, мы сами вольны влиять на свои обстоятельства. Я знаю, что могу помогать уже сегодня и не вижу причин, чтобы откладывать этот процесс на далекое будущее.
      — Да, но клиенты, которым вы указываете за дверь, могли бы в полной мере оплатить лечение менее состоятельных.
      — Раиса Дмитриевна, — мягко произнес Вадим, — я все прекрасно понимаю. Не столь уж это сложная экономика. Берем одного барыгу — лечим десяток неимущих. Кроме того, обеспеченный человек — это еще и крыша, красивые подарки, солидная репутация…
      — Хамите, Вадим Алексеевич? — Раиса Дмитриевна добродушно улыбнулась. Зубы у нее были белые, ровные, а ухоженной коже могли бы позавидовать и двадцатилетние студентки. Прав был Саша Изотов, директор была лицом их фирмы — и лицом вполне достойным. Лучшего «лица» они не сумели бы найти, даже если очень бы постарались. Тем более, что и фигурой их начальница не подкачала. Возможно, в свои тридцать с хвостиком она уже не тянула на сравнение с изящной скрипкой, но, прибавив в женственных обводах, она несомненно только выиграла, став еще более соблазнительной и привлекательной.
      — Что вы, Раиса Дмитриевна! Вы же знаете, как я вас уважаю и люблю. Такие женщины, как вы, — редкость. В прежние времена, уверен, вы без труда могли бы заменить Екатерину Вторую или играть первую скрипку в салоне мадам де Сталь. И подношения к вашим прелестным ножкам я воспринимаю совершенно спокойно. Кому и дарить, как не вам. Но в любом деле следует искать золотую середину. Разумеется, без богатых клиентов центр просто придется прикрыть, но вспомните, о чем мы мечтали в самом начале. Если не о равенстве, то хотя бы о его подобии, о помощи самым незащищенным, о возможности вмешиваться в городские неурядицы.
      — И у нас действительно появились такие возможности.
      — Да, но как мы их используем? Увы, Раиса Дмитриевна, мы так и остались мечтателями. На практике с равенством и благодеянием у нас не слишком получается, а процент неимущих отчего-то никак не может перейти грань пяти-шести процентов.
      Директор покачала головой.
      — Вы все тот же, Вадим Алексеевич. И материальные блага вас не прельщают, и к женскому полу вы равнодушны.
      — Только не последнее!
      — Бросьте, симулянт вы несчастный. Вот Сашенька Изотов мне понятен. Он и денег не чурается, и за мной мог бы приударить, если бы получил на то разрешение. А вот вы, Вадим Алексеевич, так и остались тайной за семью печатями.
      — Тайна перестанет быть тайной, если ее раскрыть. Что же касается клиентуры, то каюсь, провожу свой индивидуальный отбор. И поверьте, отшиваю я только тех, кому действительно нет места среди здоровых.
      — Вы уверены в этом?
      — На все сто. — Вадим преспокойно кивнул.
      — И на этом основании беретесь судить людей? Решать, кому можно жить, а кому пора на погост?
      — Что вы, ни Боже мой! Настоящий суд всегда свершается свыше, и именно в этих случаях я устраняюсь, позволяя судьбе править по собственному усмотрению. — Дымов выложил локти на стол, подался вперед. — Если злодей подхватывает саркому легкого, это не просто так, Раиса Дмитриевна. И, простите меня, иной раз мне действительно начинает казаться, что мы смешиваем карты Всевышнего. Он наказывает, мы амнистируем. Он бьет по носу, а мы подтираем юшку. Этак ведь можно и прогневить его.
      — Вы действительно верите в то, что говорите?
      — Представьте себе, верю. Но вы материалист, а потому специально для вас я припас иной аргумент. Вы же знаете, я не врач, я — лекарь. Это не одно и то же, и настоящий лекарь подобен художнику. Под заказ, Раиса Дмитриевна, плохо работается. Если натурщик некрасив и неухожен, живописец не возьмется его рисовать.
      — И если клиент мерзок, отвратителен, злобен, — подхватила директор, — у вас пропадает вдохновение?
      — Именно так! — Вадим картинно развел руками. — Я вынужден работать с энергиями столь зыбкими, что просто обязан хоть чуточку любить клиента.
      — Лучше бы вы любили меня.
      — Раиса Дмитриевна, — с чувством произнес Дымов, — если вы когда-нибудь попроситесь ко мне на прием, можете быть уверены, уж вам-то я помогу от чистого сердца.
      — Что ж, это отчасти утешает.
      — Кроме того, клиентов, которых я отфутболиваю, милостиво принимает Саша Изотов. Разве не так?
      Хозяйка кабинета поморщилась.
      — Принимать-то он принимает, но его возможности, к сожалению, ограничены.
      — Мои тоже.
      — И опять вы врете. — Раиса Дмитриевна вдохнула, растерянно покрутила в красивых пальцах золотое перо. — Ладно, Вадим, идите. Вижу, записочки мои на вас не действуют, слова тоже. В итоге получим то, что получим. Многие на нас станут попросту обижаться.
      — Что поделать, всем не угодишь.
      — Это не все, Вадим. Это очень и и очень сильные люди.
      — Сомневаюсь. Сильные люди справляются со своими проблемами сами. Они же приходят к нам.
      — Вот именно — приходят! И не встречают здесь никакого сочувствия.
      — Все решается просто, найдите мне замену.
      — Ищу, Вадик! Постоянно ищу. Да только пока не находится достойных. Боюсь, и не найдется.
      — Вот видите. Это тоже провидение свыше. Кому попало подобное умение не дается. Значит, в чем-то я все-таки прав.
      Раиса Дмитриевна внимательно посмотрела на своего врача. Она и впрямь была неглупой женщиной, понимала толк в жизни и в людях, но Дымов ее обескураживал. С ним легко было беседовать и шутить, порой, ей даже начинало казаться, что они прекрасно друг друга понимают, но вдруг случалось нечто, и она чувствовала, что замирает перед огромной каменной стеной, которую не пробить ни силой, ни хитростью, ни посулами. Возможно, причиной всему действительно были тонкие материи, о которых Дымов любил упоминать, но, увы, означенные материи оставались ей неподвластны.

* * *

      С Изотовым Вадим столкнулся в коридоре. Приятель успел выпроводить очередного клиента и сейчас возвращался к себе в кабинет.
      — Живой? — Александр расплылся в улыбке. — Ну как оно на ковре у начальства? Мягко или не очень?
      — Пошляк ты, Саня!
      — На том стоим. Я, Вадик, честен перед собой. Какой там, на хрен, гомо-сапиенс! Животное с зачатками абстрактного разума. Вот и все определение моего скотского бытия.
      — Не боишься, что пациенты услышат?
      — А они что, не люди? Поймут как-нибудь. Все мы озабочены одним и тем же — жратва да секс. О чем еще больше думать-то? — Изотов подмигнул Вадиму. — Знаю, знаю, с чем она к тебе подкатывала. Предложили бы мне такое, уж я бы не растерялся.
      — Ошибаешься. Романы с подчиненными она принципиально не поощряет.
      — Так уж и не поощряет? — Саша, хохотнув, хлопнул Дымова про плечу. — Ладно, ладно, умолкаю. Хотя, сказать по правде, не по-российски ты, Вадик, живешь. Водку не любишь, с девушками не дружишь.
      — Ты водку тоже вроде не очень.
      — Зато за девушками ухаживаю. Поверишь ли, в прошлом году от меня залетели сразу три дамочки. То есть, объективно рассуждая, это не они, а я залетел! Самым немудрящим образом. Не на грех же их было толкать. Вот и родили. Что характерно, все трое — пацанов.
      — Ого! Да ты у нас отец-героин!
      — Ага, еще скажи — кокаин.
      — Надеюсь, ты, как честный гражданин, предложил всем троим руку и сердце?
      — Нет, конечно. Целое на части не делится. А вот деньги теперь приходится половинить.
      — А почему не предохранялся?
      — Как это? Обязательно предохранялся! Но я же патриот, ты меня знаешь, а потому пользовался исключительно отечественными средствами. Потом уже провел тотальную экспертизу, — каждое пятое средство оказалось дырявым. Вот и верь потом нашим производителям!
      Вадим хмыкнул.
      — Не кручинься. Их тоже понять можно. Поголовье славян с каждым годом падает, вот государство и радеет по-своему.
      — Не знаю, как там государство, а мне точно порадеть придется.
      — Так это правду сказал насчет троих?
      — Ну, не трое, положим, а один, но тоже не шутка.
      — А чего раньше молчал?
      — Стеснялся. — Курносая физиономия Изотова лучилась все той же бесовской улыбочкой.
      — Ишь, ты стеснительный!
      — Зато теперь ты все знаешь, так что готовься к крестинам. Станешь крестным отцом моего сына. Само собой, и расходы придется делить пополам. Согласись, два папаши — это чуть легче для кошелька.
      — Вот спасибочки!
      — Ладно, не бойся. Это я шуткую. Кстати, тебя там конкурент ждет.
      — Какой еще конкурент?
      — По-моему, онколог из центральной клиники. Судя по внешнему виду, страшный зануда.
      — Что ему надо?
      — Насколько я понял, имеет какие-то претензии.
      — К тебе или ко мне?
      — Ясное дело, к тебе. Ты ведь у нас мастер, а я так — подмастерье… — Александр изобразил руками в воздухе нечто замысловатое, шутливо раскланившись, скрылся за дверью.

      Изотов не обманул. Посетитель оказался из разряда зануд и пришел в центр с претензиями. Последние он вдумчиво и неторопливо излагал уже битых полчаса.
      — Вы должны понять меня правильно, мы живем клиентурой, и если коллега переманивает наиболее прибыльных пациентов, это выглядит не слишком корректно…