— А что я расскажу?
— Парень ты головастый, сообразишь. А теперь — код, малыш! Если не хочешь получить свою бабу по частям.
Охранник сломался. Это было видно по его обмякшей фигуре, по нервно сжимающимся и разжимающимся пальцам.
— Я слушаю тебя. Код!
Тихо и внятно инкассатор назвал серию цифр.
— Вот и славно. Ты сделал правильный выбор, малыш. На будущее запомни, код мы определили сами. Безо всякой вашей помощи. Это тоже в твоих интересах. — Боча выдернул из кармана охранника связку ключей и обошел бронированный автомобиль кругом. Скрежетнула тяжелая дверца, и толстый палец Бочи неспешно принялся нажимать названные клавиши. Перед последней цифрой он чуть замешкался, собираясь с духом. В жизни всякое бывает. «Малыш» мог проявить и патриотизм — колонуть неверной комбинацией. А уж что случается в таких случаях, Боча краем уха слышал. Серена, взрыв метящей краски, радиосигналы, взывающие о помощи… Однако охранник не соврал. После нажатия последней клавиши глухо клацнул упрятанный в броне замок, и массивный сейф гостеприимно открылся. Заглянув внутрь, Боча удовлетворенно кивнул. Поймав его взгляд, один из парней сильным ударом оглушил инкассатора. Все те же двое крепышей затащили обездвиженное тело в кабину.
Выгрузка денег много времени не заняла, а вскоре на свет вынырнула паяльная лампа. Щелкнула зажигалка, хищно зашипело пламя горелки. Теперь операцией командовал уже Кудесник. Уступив ему бразды правления, Боча с усмешкой наблюдал за манипуляциями костлявого выдумщика. Работу велено было сделать «под Палача». О последнем Боча слышал неоднократно, но, полагая себя человеком трезвым и неглупым, считал все эти слухи откровенной выдумкой. Скорее всего, уловка Кудесника тоже мало чего стоило, однако… Коли Папа сказал «надо», значит, следовало делать и не вякать. По этой самой причине действиям Кудесника никто не препятствовал.
Все было исполнено быстро, как и задумывали, а, спустя несколько минут, лимузины братвы уже выезжали со двора. Можно было наконец-то перевети дух, и, добравшись до проспекта, они невинно влились в общий поток городских машин.
Глава 7
— Ну-с, соколики, давайте попробуем обсудить ситуацию вдумчиво и объективно. — Полковник милиции, Стогов Семен Сергеевич (в простонародье — Сема Эсес), трепетно коснулся лежащей перед ним красной папки — едва не погладил. — Свои выводы руководство главка уже сделало, теперь хотелось бы услышать ваши соображения. Итак, что все-таки стряслось в той лаборатории Маршала, и с чем мы, черт побери, столкнулись?
Полковник говорил ровным голосом, но по каменному лицу его несложно было догадаться, что он основательно заведен. На щеках высокого начальства размеренно перекатывались крупные желваки, взор с садистской неторопливостью обегал лица присутствующих. Краем уха Шматов с Мироновым слышали, что Сему Эсес уже вызывали в главк, где и устроили первостатейную головомойку за проваленную операцию. Как это часто бывает, ржавый и неповоротливый маховик вдруг стал набирать обороты. Производство празитона, которое до сей поры мало кого интересовало, вдруг вызвало жгучий интерес руководства. Ни с того, ни с сего — погибшую группировку Маршала решено было величать крупнейшей криминальной командой в области, и главку теперь срочно требовались виноватые. Разумеется, ни о каких загадках никто не хотел слышать. Чудес не бывает, потому что их не бывает в принципе! Именно от этого краеугольного камня собирался сейчас плясать начальник.
— Ну что? Дадим слово нашему ведущему сыщику Шматову?
Полковник даже не подумал улыбнуться, и оттого фраза прозвучала особенно зловеще.
Покорно вздохнув, капитан поднялся с места. Он руководил операцией, ему и приходилось держать ответ в первую очередь. Майор из управления был не в счет, — он только наблюдал, а с наблюдающих взятки гладки.
Глядя на товарища, Сергей Миронов сочувственно качнул головой. Чем-то нынешнее совещание напоминало прежние партийные собрания. Может быть, тем, что сегодня начальство решило расположиться за отдельным, развернутым на девяносто градусов столом, образовав нечто вроде президиума. Таким образом, подчиненным наперед предлагалась роль обвиняемых, поочередно предстающих перед грозным оком третейских судей.
— Ну-с, Потап Ильич, мы вас внимательно слушаем.
— Собственно, вы и так всего курсе случившегося. — Глухо начал Шматов. — Операция была не столь уж сложной, и должный результат не был получен вовсе не по нашей вине.
— Ну, это, положим, решать не вам, — пробурчал полковник. — Продолжайте, Шматов, продолжайте.
— Гмм… Около недели назад нам стало известно, что в офисе Маршала, расположенном на улице Замятина, была забита стрелка с Аксаном. В смысле, значит, встреча. — Капитан неловко прикашлянул. — Подробно знакомить с означенными персонами, видимо, нет нужды. Маршал — признанный авторитет среди братвы, держал мазу в Гаражном районе, Аксан, настоящее имя которого Зелимхан Докаев, — фигура более темная, поскольку в Екатеринбург наведывается нечасто и главным образом проживает в Москве. Тем не менее, по оперативным данным именно этого человека избрали делегатом для встречи с Маршалом. Темой переговоров была продажа довольно крупной партии празитона.
— То есть, это вы так предполагаете, — перебил Сема Эсес.
— Об этом говорят показания внедрившегося в банду агента. — Упрямо возразил Шматов. — В подвале наблюдаемого здания была устроена целая лаборатория по производству празитона, и насколько нам стало известно — именно Аксану должны были продать первую партию синтетического наркотика.
— Если можно, ближе к делу!
— Вот я и говорю, — капитан спрятал руки за спину, нервно переплел пальцы. — Маршал предложил москвичам сделку, те согласились. Аксан прибыл в город, но до места так и не добрался. Случилось непредвиденное. Водителю машины, на которой ехал Аксан, внезапно стало дурно, и автомобиль врезался в дерево. Обошлось без серьезных травм, но задержка все-таки произошла. Возможно, именно это опоздание спасло спутникам Аксана жизнь, поскольку именно в эти минуты людей Маршала планомерно перебили, а лабораторию уничтожили.
— Заметьте, уничтожили практически на ваших глазах!
— К сожалению, это так… — Шматов понурился. — Снайпер, следивший за окнами, не видел ничего подозрительного. В здание никто не заходил, в коридорах маячили только фигуры охранников. Что творилось в иных помещениях, он не мог видеть по причине плотных штор и жалюзи. То есть гибель одного из помощников Маршала он все-таки рассмотрел, но информация достаточно скупая. Человек пошатнулся, из носа и ушей у него хлынула кровь, после чего последовало падение трупа.
— Тела, — строго поправил полковник и тем же прокурорским тоном осведомился: — Где в это время находились вы?
— Мы находились в тридцати шагах от здания. Добавлю, что наши оперативники располагались по всему периметру наблюдаемого объекта. Никто не сумел бы пройти незамеченным…
— Однако прошли!
— В этом и кроется главный фокус. Не только прошли, но и отправили на тот свет восьмерых бандитов. Времени для того, чтобы уничтожить лабораторию с наркотиками, а экспертиза установила, что в сожженных чемоданах действительно наличествовал празитон, было потрачено чуть более двух минут. Именно в эти минуты мы наблюдали странный туман, окутавший здание. Одновременно вышли из строя все наличные рации. Мы полностью лишились связи и, увы, контролировать ситуацию попросту не могли. Честно скажу, реального объяснения случившемуся мы не в состоянии дать до сих пор, так что ситуация почти мистическая…
Ладонь Стогова с силой припечаталась к столу.
— Отставить мистику! — глаза его яростно обежали собравшихся. — Чертовщиной пусть занимается церковь, а мы с вами должны быть ближе к земле. Ближе, ясно?
— Ясно-то ясно, только как трактовать внезапную аварию Аксана? У водителя успели взять объяснение, — по его словам, он почувствовал дурноту сразу после того, как автомобиль вошел в полосу тумана. Кроме того, в скверном самочувствии признались практически все участники операции. Уверен, майор Крепышев подтвердит мои слова.
— Самочувствие — не улика! — стальным голосом заключил полковник. — Не мне выяснять причины вашего самочувствия! Возможно, кто-то перепил накануне, кто-то элементарно праздновал труса. К сожалению, в наших рядах есть еще личности, которые ммм… Словом, могла быть магнитная буря, падение давления — да мало ли что!
— Тогда как вы объясняете заключение экспертов?
— Что конкретно вы имеете в виду?
— Я говорю о трупах. Доподлинно установлено, что все бандиты погибли от обширного внутреннего кровоизлияния. Гематомы в мозгу, закупорка артерий, повреждение сердечных клапанов. Никто к ним пальцем не прикоснулся. Я беседовал с патолого-анатомом. Он в растерянности. У двоих из погибших в момент нападения неизвестных внутричерепное давление подскочило столь высоко, что кровь разорвала глазные яблоки, хлынула через горло, уши и нос. И еще один нюанс… В паре кварталов от подпольной лаборатории на улице Таганской «Скорая» подобрала троих несовершеннолетних. Все трое живы, однако повреждения отчасти напоминают те, что мы наблюдали в офисе.
— Что они показали?
— Один ничего не показал, поскольку по сию пору находится в реанимации, двое уже в состоянии говорить. Правда, рассказ у них получился сумбурный, но кое-какие выводы можно сделать. Пьяные были в дупелину, возвращались от друга. Куража полные штаны — вот и прицепились к какому-то прохожему. Может, даже хотели поставить на гоп-стоп…
— Без жаргона, пожалуйста!
— В смысле, значит, ограбить. А прохожий взял и огрел их.
— Как это — огрел?
— Ну… Это они так выразились. Суть в том, что вырубил он эту шпану. Всех троих. При этом ни синяков, ни ссадин врачи не обнаружили. Все тот же гидравлический удар.
— Что, значит, гидравлический?
— Я процитировал определение нашего эксперта. Знаете, когда по донышку бутыли шлепаешь ладонью, пена бьет вверх и вышибает пробку. То же самое и тут.
— Чушь какая-то! Он что, бил этих пустозвонов ладонью?
— В том-то и дело, что никто никого не бил. Тем не менее, кровоизлияние произошло. Запросто могли копыта откинуть, но повезло. — Шматов снова прикашлянул. — В общем считайте сами: две минуты — это раз, необъяснимый способ воздействия — это два, и наконец третье — уничтоженный огнем товар. Не зажигалкой же его поджигали, правильно? Значит, был еще какой-то фокус. И не забывайте: ни один пост ничего не заметил. Не буду повторять про самочувствие, но та троица до сих пребывает в шоке. То есть, это не обычный мандраж, а какая-то, пардон, хреновина.
— Наш сержантик, кстати, о том же докладывал. — Подал голос Сергей. — Он мужика какого-то видел. Пока вылезал из машины, тот пропал. Страх, говорит, накатил. Никогда такого не чувствовал.
— А вам-то, Миронов, кто слово давал? — нудным голосом протянул сидящий по правую руку от полковника майор Закучаев.
— Так ведь я вроде по теме…
— Вот и выскажетесь по теме, когда спросят. А сейчас мы заслушиваем доклад капитана Шматова.
— Собственно, я уже закончил. Мы надеялись узнать что-либо полезное от Виктора, но, увы, пока ничего не получилось.
— То есть?
— Он ничего не помнит. Тот, кто устроил расправу над Маршалом, каким-то образом, вычислил нашего агента…
— Или знал о нем заранее. — Тем же нудным голосом поправил майор Закучаев.
— Возможно, хотя… Если бы знал, не стал бы связываться с нами по телефону. А он позвонил и уточнил, что само по себе свидетельствует о его полном пренебрежении опасностью. И ведь номер каким-то образом разузнал. — Шматов угрюмо глянул в сторону начальства. — В общем факт остается фактом — Виктора этот некто не тронул. Ограничился тем, что лишил сознания и памяти.
— Как это, интересно?
Капитан пожал плечами.
— Внятных объяснений от врачей до сих пор не получено. Доктора морщат лбы и разводят руками. Нечто похожее на амнезию без каких-либо серьезных последствий. Словом, о случившемся Виктор ничего не помнит. Кто громил лабораторию и валил наркобарыг — не знает.
— К каким же выводам вы пытаетесь нас подвести?
— К выводам?… — Шматов шумно перевел дыхание. — Вывод здесь один-единственный: если суммировать все обстоятельства дела, прибавив ко всему прочему темные пятна на стенах и тех троих шаромыжников, становится совершенно ясно, что это не компетенция убойщиков и не компетенция ОБНОНА.
— Вот как? Кто же тогда, по-вашему, должен заниматься этим делом?
— Мое мнение таково, что мы снова столкнулись с Палачом, — твердо произнес Шматов, — тем самым, что по собственному разумению вершит суд и выносит приговоры. А посему надо обращаться либо к особистам, либо к экстрасенсам.
— Та-а-ак, договорились… — протянул полковник. Продолжая исподлобья глядеть на собравшихся, Стогов сердито стиснул в пальцах карандаш. — Значит, без чертовщины у нас снова никак не обходится. Я правильно вас понял?
— Выходит, что так.
Сема Эсес сурово покачал головой.
— Не пройдет, мальчики. Ни под каким соусом! Или хотите массовой отправки на Агафуровские дачи?
— Не отправят. — Неуверенно промычал Шматов. — Не те нынче времена.
— Верно, не те. — Брови Стогова сошлись на переносице. — И все же об экстрасенсах придется забыть.
— Но вы же сами видите, какое тут дело, — подал голос Сергей.
— Не вижу! — рявкнул полковник. — Пока не вижу. Зато отлично помню дело о так называемом «барабашке». Или забыли, как тогда лопухнулись?
— Так это же не мы! — Шматов растерянно поскреб челюсть. — Там смежники оплошали…
Разумеется, дело о «барабашке» они помнили отлично. Еще и журналисты постарались — раструбили, считай, на всю страну, ученых из Питера зазвали. Для установления контакта, так их перетак! А как начали стучать в стену да задавать вопросы, так и дождались. Всклокоченный и разъяренный, снизу прибежал старик со шваброй и чуть было не поубивал всех. «Полгода житья нет! — блажил он. — И в потолок им стучишь и по батареям, — никакого понимания!..»
В деле тогда разобрались скоренько. Стучал, как оказалось, действительно дед. Очень уж допекали его шумливые соседи. То скандалят, то магнитолу гоняют. Вот и начал пугать по ночам. Они музыку врубают, он — по батареям лупит, они — кричать, он — по стенам. Поначалу, говорит, действовало, а потом обнаглели — отвечать стали. В общем — смех и грех…
— Короче, мужики, давайте кумекать. — Семе Эсес перешел на более миролюбивый тон. Видно, поговорку о «кнуте и прянике» он помнил прекрасно. — Уверен, что в этом деле можно обойтись без мифотворчества. Вот майор Закучаев, к примеру, полагает, что операцию провернули конкуренты Маршала. Сами судите, празитон — наркотик из новых и, что особенно важно, на порядок дешевле афганского сырья. Вот героинщики и взбесились. Мало ли в городе серьезных группировок, кому под силу провернуть такую мокруху. Тот же Рубай, например, или Папа со своими отморозками. Считай, все кормятся с маковых плантаций, а тут вдруг Маршал вынырнул со своим празитоном! Ясное дело, осерчали. А пятна там на стенах или пожар — это не так уж сложно инсценировать.
— А как быть со внутренними кровоизлияниями?
— Ну и что? Подумаешь мозг вскипел! После иного взрыва еще не такое бывает. Людей, говорят, из одежды вытряхивает.
— Так не было же взрыва!
— Короче! — голос Семы Эсес вновь налился медью, широченные ноздри предупреждающе дрогнули. — Даю три дня на разработку удобоваримой версии. Еще раз повторяю — удобоваримой! Напрягайте агентуру, людишек на рынках поспрошайте, бомжей, но только чтобы никакой мистики! Понятно изложил?
— Куда уж понятнее. — Шматов опустился на место и тут же получил тычок от Миронова.
— Интересно, что бы он сказал, сунь мы ему под нос ту фиговину? — шепнул Сергей. — Или тот шкафчик бы показали?
— А ничего бы не сказал. Сема — мужик верткий. Его такими феноменами не проймешь.
Совещание катилось по накатанной колее. Назначали ответственных, распределяли обязанности. Сменяя друг дружку Закучаев со Стоговым «строили» подчиненных, ставили на вид, распекали и воспитывали. Как известно, только в ежовых рукавицах человеческий материал становится шелковым. Именно поэтому воспитуемые стоически изображали внимание, зевать старались украдкой, по мере сил скрывая свое далеко не шелковое нутро.
* * *
После совещения, когда вышли в коридор, Шматов помял в пальцах сигарету, рассеянно сунул в зубы.
— Ну, Сергунь, что будем делать?
— Как что? Займемся сочинительством.
— Чего сочинять-то?
— Удобоваримую версию. Нам же ясно было сказано, — иного им не надоть.
— Словом, идите туда, не знамо куда.
— Оно самое…
Они уже выбрались на лестницу, когда снизу на них налетел Андрюха.
— Слыхали новость? Инкассаторов щипанули. На полтора лимона зеленых.
— У нас?
— В том-то и штука, что у нас. А главное — всего один огнестрел. Охрана видела только вспышку, после чего все выпали в осадок. Когда очухались, денежки уже тю-тю. — Андрюха шагнул ближе, лихорадочно зашептал: — И еще кое-что!
— Ну?
— Мужики говорят, там по всему броневику черные пятна натыканы. Как у нас, смекаете?
— Ты не путаешь?
— Чего тут путать! Вполне реальные пятна. И снова никаких синяков. Разве что у одного из охранял шишка на затылке. — Андрюха спохватился. — Ну все, мужики, бегу докладывать. Информация-то срочная…
Взглядом проводив убегающего коллегу, Шматов переглянулся с Мироновым.
— Интересное кино, а, Сергунь? Значит, прав я насчет нашего экстрасенса? Никак нам теперь без него. Ты с ним связывался?
— С Вадиком-то? Само собой. У него, правда, ни минуты свободной, но о встрече договорились. Заодно рассказал в общих чертах что да как.
— А он что?
— Честно говоря, энтузиазма особого не проявил, но обещал помочь.
— Ничего, — капитан сурово пожевал губами, — сводим его в подвальчик, продемонстрируем пятна, фотографии с покойными, авось прорежется энтузиазм.
— Заодно покажем ему ту фиговину.
— И фиговину покажем. Обязательно… — Шматов сумрачно кивнул вслед убежавшему Андрею. — Только этого попрыгунчика предупреди, чтобы не болтал попусту. А то мальчонка молодой — проговорится — и пропишут нам ижицу за игры с аномальщиной.
— Напомню, — Миронов кротко кивнул. — Андрюха — парень сметливый, не проболтается.
Глава 8
Коротко тенькнул селектор, и медоточивый голосок Аллочки доложил:
— Вадим Андреевич, только что подошел Мохов.
— Вот как? Разве он записан на сегодня?
— Нет, но мы ведь всех уже отпустили. А он настоятельно просит принять.
— Ах, настоятельно? Уже хорошо.
— Так что сказать? Пригласить?
Не выходя из сети, щелчком клавиши Вадим «прикрыл» экран абстрактной заставкой, лениво откинулся в кресле.
— Запускай!
Сам над собой и усмехнулся, — скомандовал, словно дрессировщик львов.
Впрочем, Мохов Павел Федорович львом не был. Потому что был человеком и оттого бед натворить мог неизмеримо более масштабных, благо и статус богатого заводовладельца этому вполне потворствовал. Деньги — великая вещь, в равной степени способные творить и зло, и добро — в зависимости от того, в чьи руки они попадают. Но чаще получается так, что руки их притягивают не самые чистые, а посему и благородных поступков от владельцев огромных состояний ждать обычно не приходится.
Величавый посетитель даже не вошел, а влился в кабинет — огромным колеблющимся спрутом, желеобразный кокон которого клубился змеевидными щупальцами, толкался в стены и потолок, дымчатым валиком прокатывался по сияющему паркету. Новоявленный пациент явно принадлежал к клану «хищников» и окружающее пространство не изучал, а скорее — захватывал. Жаль не видел он себя со стороны, как видел это сейчас Дымов. Так или иначе, но гостенек был еще тем зверем, и, наблюдая, как вибирирующие дымчатые протуберанцы ощупывают кабинет, тянутся к столу, Вадим привычно выставил «экран». К подобному гость оказался явно не готов. Как бы то ни было, на него подобная мера подействовала, как отрезвляющий душ. Подобно электрическому разряду «экран» хлестнул по «щупальцам», и, испытав внезапный удар извне, энергетические сгустки торопливо втянулись в дымчатое метатело, а рыхлое облако пациента моментально сгустилось в нечто упругое, мускулистое, готовое к немедленной обороне. Все равно как трепанг, подхваченный пятерней аквалангиста.
С господином Моховым, обладателем столь чудной ауры, Дымов уже трижды беседовал по телефону, однако воочию наблюдал впервые. Подобные хищники не являлись для него диковинкой, а потому лишний раз Вадим с грустью убедился в правоте своего первоначального диагноза. Мужчинка был не только крутым бизнесменом, но и суровым семьянином. Темное трепетное облако, зависшее в трех шагах от стола, не оставляло в том никаких сомнений. Увы, понятие домостроя не изжило себя в России по сию пору. Да что Россия! — те же просвещенные европейцы вкупе с демократичными американцами маялись тем же недугом. Вне семьи общество говорило конструктивно и улыбчиво, вещало о вечных истинах и пеклось о счастливом детстве, однако в родных пенатах немедленно сбрасывало личину добродушия, снова превращаясь в деспотов и дикарей. Во всяком случае, по мнению Дымова, именно родителей-тиранов следовало в первую очередь винить в том, что одергиваемые на каждом шагу дочери только и ждали случая, чтобы вырваться на свободу и выскочить за муж за первого встречного (зачастую — такого же тирана, ибо мощнейшие детские стереотипы одолеть непросто), а лишенные самостоятельности сыновья легко и просто привыкали к табаку, алкоголю или того хуже — к наркотикам.
В данном случае имело место последнее обстоятельство. Первого моховского сыночка привезли в оздоровительный центр на прошлой неделе, а день назад заводовладелец лично позвонил Вадиму, пообещав двойной гонорар за лечение второго своего отпрыска. Он не просил и не советовался, он попросту ставил в известность и назначал цену. При этом говорил барственным тенорком и возражений от абонента явно не ждал. Именно поэтому Дымов поступил просто и незадумчиво: вежливо и твердо отказал, после чего положил трубку.
Увы, это тоже превратилось в составную часть его работы. Отказывать приходилось часто — и не потому что он чурался работы, — сугубо ради профилактики. Он врачевал людей изнутри, стало быть, вынужден был общаться с душами. Поэтому одних пациентов следовало ласково уговаривать, других попросту терпеть, а третьих ставить на место с первых фраз и первой встречи. В данном случае отказ был всего лишь средством воспитания, этакой жесткой оплеухой, приводящей в чувство. К слову сказать, для многих зарвавшихся князьков означенная мера представлялась столь же своевременной, сколь и полезной.
— Прошу вас, присаживайтесь. — Вадим мысленно расслабился, возвращая зрение в привычный диапозон. Дымчатое облако послушно преобразовалось в довольно плотного мужчину — в превосходном костюме, с едва заметным брюшком и легкой залысиной. Кроме того гостя отличали цепляющий недобрый взгляд, коротенькая ухоженная бородка и украшенные золотыми печатками пальцы. Последние, очутившись на столе, тотчас по-хозяйски принялись барабанить нечто неслышимое.
— Вадим Алексеевич, — начал вошедший без предисловий, — я сделал вам предложение, вы отказались. Хотелось бы знать — почему?
Он спрашивал и нападал одновременно. Надо отдать должное гостю, в отличие от своих многочисленных собратьев Мохов Павел Федорович действительно обладал бойцовским характером. Это чувствовалось и по голосу, и по взгляду. А уж метатело заводовладельца яснее ясного указывало на истинный типаж хозяина. «Хищника» ни за что не спутаешь с «жертвой», и следовало тешить себя тем, что абсолютное большинство людей не в состоянии было видеть своих истинных обличий. Сам Дымов не сомневался, что очень многие из его пациентов наотрез отказались бы от знакомства с ведущим специалистом оздоровительного центра «Галактион», сумей они рассмотреть в объеме и цвете метатело своего лечащего доктора. Во всяком случае, бурливая и агрессивная аура Павла Федоровича смотрелась рядом с докторской оболочкой, как крохотная черноморская камбала возле полуторатонной океанической манты. Собственно, метатело гостя УЖЕ было «поглощено», оказавшись во власти чужеродного кокона, и не чувствовал этого заводовладелец лишь по причине того, что энергетическую структуру кокона Вадим контролировал, как контролирует собственную силу мать, беря на руки грудного ребенка. Впрочем, кое-что гость несомненно успел ощутить. Например, некоторый дискомфорт, возможно, даже безотчетную тревогу. Уж Вадиму-то было отлично известно, каково это оказаться в объятиях потусторонних энергий. Однако что бы ни чувствовал сейчас Павел Федорович, на лице его ровным счетом ничего не отражалось. Либо он был достаточно толстокожим субъектом, либо являлся прекрасным актером.
— Да, я отказал вам. — Вадим спокойно кивнул. — Почему? Да потому что надеялся на ваш приход.
— Вы надеялись, что я приду к вам? — господин Мохов хмыкнул. — Иными словами — вам доставляет удовольствие гонять в свой кабинет занятых людей? Или причина проще — и касается банального вознаграждения? Но я без того обещал заплатить вам вдвое. Или этого мало?
— Мало.
— Вот как?
— Да, Павел Федорович, мало. Правда, не для меня, а для ваших сыновей.
— Хмм… Не совсем вас понимаю.
— Попытаюсь объяснить, хотя с первого раза это усваивается далеко не всегда. — Вадим добродушно вздохнул. — Так вот, дорогой Павел Федорович, еще Сенекка заметил, что самая главная человеческая ценность — это время. Собственно, оно и есть мерило всего. Временем измеряется степень человеческой обеспеченности, степень свободы и степень власти. Иными словами, время — синоним нашего благополучия. Вы действительно богаты, вы вхожи в дома влиятельнейших людей, но во временном отношении — вы абсолютный банкрот. Вы именуете себя занятым и на основании этого не можете позволить себе ни полноценного отдыха, ни разговоров с друзьями, ни элементарного семейного счастья. Даже собственных сыновей, а это, простите, было вашим первейшим долгом, вы бездарно проморгали…
— Вы намереваетесь читать мне мораль? — краска бросилась в лицо Мохову. Разгуливающие по поверхности стола пальцы сами собой сжались в кулаки. Вадим не ошибся в своей оценке. Тот еще был фрукт! Такому только попадись на зубок — перекусит и не заметит. Вполне возможно, что смысла в душеспасительной беседе не было вовсе, но, честное слово, жаль было парнишек. Тем более, что с одним из сыновей господина Мохова Вадим успел познакомиться довольно близко, воочию убедившись, что парень вмеру симпатичен и вмеру нормален. Конечно, аморфен, как большинство его сверстников, немного лоботряс и безусловно рохля, но все в пределах допустимого. Наверное, при таком папаше иного ждать и не следовало. Зато, как выяснилось, подросток неплохо учился, уважал астрономию, в детские годы собственными руками мастерил планеры, клеил модели танков и пушек. Словом, наркотики вовсе не значились в его жизненной программе. Скорее всего, тинейджер неосознанно протестовал против отцовского диктата, выбрав формой протеста уход в наркотическое никуда. Ну, а то, что по его стопам пошел и младший брат, только лишний раз доказывало суровую незадумчивость заводовладельца.
Все это неторопливо и вдумчиво Вадим попытался изложить величавому гостю. Вряд ли его выслушали бы до конца, но предварительно Дымов самым безаппеляционным образом «запечатал» рот Мохову, да и конечности нервного посетителя не забывал держать под контролем. Дважды в течение своего монолога он вновь использовал внутреннее зрение и не без тайного злорадства созерцал, как клубится и бунтует угодившее в силовой кокон метатело Павла Федоровича. Не подлежало сомнению, что бизнесмен испытывает нешуточный стресс. Сердечная мышца его трепетно вздрагивала, а давление явно приблизилось к критическим величинам. На всякий случай Вадим даже омыл освежающим «ветерком» полушария гостя, приводя спазмированные сосуды в порядок. Еще не хватало, чтобы в его собственном кабинете кого-то хватил гипертонический криз.
— Таким образом, ваша главная вина и забота — это родные сыновья. Не хватает времени, расплюйтесь со своим предприятием. Поверьте, завод без вас не пропадет, а вот сыновья почти наверняка. И последите за своими амбициями. Их у вас явный переизбыток. Вы ведь, кажется, еще и в депутаты рветесь?
Хватку Дымов ослабил ровно настолько, чтобы позволить своему собеседнику неуверенно кивнуть.
— Вот и подумайте, а нужен ли вам этот крест? Вы ведь неглупый человек, Павел Федорович, вот и определитесь с приоритетами. В самом деле, какого рожна вам еще надо? Денег? Так их у вас предостаточно. Да и зачем такие деньги, если они отнимают последнее свободное время?… Что касается власти, так это категория вовсе иллюзорная. Хотите владеть душами и умами, идите в искусство, пишите картины, сочиняйте музыку. Все прочее — блеф. Генералы, финансовые магнаты всегда командовали исключительно виртуалиями. Да, да, Павел Федорович! Позвольте солдатикам высказать своему генералу все, что они о нем думают, и уж он наслушается, поверьте мне. Да и вы интересны своим рабочим лишь как человек, платящий деньги. Отними у вас деньги, и на следующий же день вам не подаст руки ни один из бывших подчиненных. Впрочем, о какой власти мы толкуем, если вы не властны даже над собственными детьми! Вы не понимаете их, им плевать на вас. Контакта нет, значит, нет и отцовства, как такового. — Тиская пальцами гуттаперчивый кругляш ластика, Вадим перевел дух. — Вот, собственно и все, что я собирался вам высказать. Что же касается ваших сыновей, обещаю, что поставлю того и другого на ноги. Но!.. Теперь это уже станет моим овеществленным трудом, и мне будет далеко не все равно, как в дальнейшем сложится их судьба. Выражусь проще: угробить парнишек снова я вам не позволю. И именно по этой причине мне придется уделить энное время и вашей персоне.
Развернувшись в кресле, Вадим взял с полки пару бланков, протянул гостю.
