Я вылез из машины, обошел ее и двинулся вперед, пробираясь в железном лабиринте. Наконец затор остался позади, передо мною тянулось свободное от машин шоссе, а по нему все еще убегали люди... впрочем, нет, теперь они уже не мчались очертя голову. Пробегут немного, приостановятся, сбившись в кучу, и оглядываются на вспухающий, медлительный зеленый вал; еще побегут и снова постоят, озираясь. Иные даже не бежали, а шли ровным, почти спокойным шагом. Отступали не только люди. Самый воздух дрожал и трепетал: мелькали темные тельца - тучами неслись птицы и насекомые, устрашенные таинственной силой, что неотвратимо надвигалась по равнине. А позади барьера оставалась пустыня. Обнаженная земля, на которой только и торчали два голых, иссохших дерева. Так и должно быть, подумалось мне, естественно, что они уцелели. Ведь они мертвые, для них этот барьер не существует, ибо он отбрасывает только все живое. Впрочем, если Лен Стритер прав, то барьер этот противостоит не всему живому, а лишь определенным формам жизни, быть может, живым существам какихто определенных размеров или определенных видов. Но если не считать двух высохших деревьев, эта полоса земли обратилась в пустыню. Ни травинки, ни хотя бы крапивы или полыни, ни кустика, ни деревца. От всего, что здесь росло и зеленело, не осталось и следа. Я сошел с асфальтовой полосы на обочину, опустился на колени и погрузил пальцы в обнаженную почву. Она была не просто обнажена, но вспахана, разрыхлена. будто какая-то исполинская борона прошлась по ней и подготовила под новый посев. Потому она и разрыхлилась, что весь растительный покров с нее сорван. Нигде не осталось ни единого корня, ни одного самого слабого, с волосок толщиной корешка. Все, что здесь прежде росло, сметено начисто и теперь катится чудовищным зеленым валом впереди незримой стены. В небе глухо зарокотал гром. Я огляделся: гроза, что собиралась с самого утра, надвинулась вплотную, но тучи не сплошь затянули небо, а неслись в вышине клоками, обрывками, их словно кружило вихрем. - Нэнси,- позвал я. Никакого ответа. Я вскочил, оглянулся. Когда я начал выбираться из скопления застрявших машин, она шла следом, а теперь ее нигде не видно! Я зашагал по шоссе назад - надо же ее найти!- и тут с противоположной обочины скользнул на шоссе голубой седан, за рулем сидела Нэнси. Значит, вот как я ее потерял: она искала какую-нибудь машину, не зажатую намертво десятками других и притом незапертую. Седан медленно поравнялся со мной, я рысцой поспевал рядом. Через приспущенное окошко донесся взволнованный голос радиокомментатора. Я распахнул дверцу, вскочил в седан и тотчас ее за собой захлопнул. @№...вызвал воинские части и официально уведомил Вашингтон. Первые отряды направятся туда через... нет, только сейчас получено сообщение, что они уже выступили...¤@ - Это про нас,- пояснила Нэнси. Я дотянулся до радио, покрутил настройку. №@...новость: барьер двигается! Повторяю: барьер двигается! Еще нет сведений о том, с какой скоростью он передвигается и какое расстояние прошел. Но он отдаляется от окруженного города. Толпа, собравшаяся с внешней стороны барьера, в панике бежит. Сообщаю новые данные: скорость движения барьера не превышает скорости пешехода. Он уже отодвинулся почти на милю от прежней границы...¤@ Враки, подумал я, он еще и полумили не прошел. @№...вопрос в том, остановится ли он? Какое еще расстояние он пройдет? Можно ли как-нибудь его остановить? Долго ли он способен двигаться без остановки? И есть ли у него конец?¤@ - Послушай, Брэд,- сказала Нэнси.- А вдруг он сметет всех и вся с лица земли? Всех и все, кроме Милвила? - Не знаю,- тупо ответил я. - Куда он, по-твоему, толкает людей? Куда от него бежать? @№...в Лондоне и в Берлине,- накликал между тем диктор.- Русским, по-видимому, еще не объявлено о том, что происходит. Никаких официальных заявлений ниоткуда не поступало. Безусловно, правительствам в разных странах не так-то просто решить, нужно ли выступать с какими-либо заявлениями. На первый взгляд может показаться, что создавшееся положение не вызвано действиями отдельных лиц или правительств. Однако высказывается предположение, что это испытывается какое-то новое оружие. Впрочем, если бы это было так, трудно понять, почему местом испытаний избран городок Милвил. Обычно подобные испытания проводятся на военных полигонах и притом в обстановке строжайшей секретности¤.@ Пока мы слушали радио, Нэнси не спеша вела машину по шоссе, и теперь мы оказались всего в какой-нибудь сотне футов от барьера. Перед нами, по обе стороны дороги, медлительно катился все тот же огромный зеленый вал, а дальше по шоссе по-прежнему отступали люди. Я перегнулся на сиденье и глянул в заднее окошко на оставшуюся позади пробку. Среди сбившихся в кучу машин и сразу за ними собралась толпа. Наконец-то жители Милвила подоспели посмотреть, как движется барьер. @№...сметая все на своем пути!¤@ - вопило радио. Я снова посмотрел вперед - мы были уже почти у самого барьера. - Полегче,- предостерег я.- Как бы в него не врезаться. - Постараюсь полегче,- что-то чересчур кротко отозвалась Нэнси. @№...точно ветер упорно и неутомимо гонит гряду выкорчеванных деревьев, травы и кустарника. Точно ветер...¤@ И тут впрямь поднялся ветер - первый его порыв взвил и закружил на обнаженной почве позади барьера вихорьки пыли, и тотчас налетел настоящий ураган, машину круто занесло, вокруг завыло, засвистало. Вот она, гроза, которая подкрадывалась еще с утра. Но почему-то ни молний, ни грома... я вытянул шею, косясь из-за ветрового стекла,- в небе по-прежнему неслись разрозненные косматые клочья, словно последние обрывки отгремевшей бури. Бешеным напором ветра нашу машину резко повернуло, подхватило, и теперь она боком скользила по шоссе - того и гляди опрокинется. Нэнси вцепилась в баранку, пытаясь вновь повернуть машину, поставить, как лодку, против ветра. - Брэд! - крикнула она. И тут по стеклу и по металлу яростно застучал ливень. Наш седан начал заваливаться набок. Ну, теперь все, мелькнула мысль. Теперь он опрокинется и никакая сила его не удержит. Но вдруг машина ударилась обо что-то и вновь выпрямилась, и краешком сознании я понял: напором ветра ее накрепко прижало к барьеру. Только краешком сознания - потому что я был захвачен и поражен другим: никогда в жизни не видал я такого странного дождя. Он хлестал, как всякий проливной дождь, крупные капли барабанили по машине, гремели, оглушали... но только это были не капли. - Град! - крикнула Нэнси. Но это был и не град. По корпусу машины, по асфальту шоссе стучали, подскакивали, приплясывали маленькие бурые шарики, словно сумасшедший охотник палил какой-то невиданной дробью. - Семена! - заорал я в ответ. - Это семена! Это была не настоящая буря, не гроза - гром не прогремел ни разу, буря выдохлась, растеряла свою ярость, еще не дойдя до Милвила. На нас хлынул ливень семян, и принес его могучий вихрь, порожденный бог весть чем, но только не капризами погоды. Быть может, это покажется не слишком логичным, но меня осенило: да ведь барьеру вовсе незачем двигаться дальше! Он вспахал землю, взрыхлил, подготовил почву, и вот семена посеяны - и все кончено! Ураган стих, упало последнее зернышко; шума, свиста, неистовства как не бывало - мы сидели, ошеломленные глубокой тишиной. После шума и неистовства нас оглушила леденящая близость чего-то чуждого, непостижимого: кто-то или что-то вокруг вас опрокинуло все законы природы, вот почему с неба дождем сыплются семена и вихрь налетает неведомо откуда. - Брэд, - сказала Нэнси,- кажется, я начинаю трусить. Она ухватилась за мой локоть. Пальцы ее судорожно сжались. - Прямо зло берет,- сказала она.- Ведь я никогда ничего не боялась, никогда в жизни. А сейчас боюсь. - Все прошло,- сказал я.- Буря кончилась, барьер больше не двигается. Все в порядке. - Ну, нет,- возразила Нэнси.- Это еще только начало. По шоссе кто-то бежал к нам - больше не видно было ни души. От толпы, что теснилась недавно у застрявших машин, не осталось и следа. Вероятно, когда налетел ураган и хлынул тот удивительный дождь, все они кинулись назад к Милвилу в поисках укрытия. Наконец я узнал бегущего - это был Эд Адлер, на бегу он что-то кричал. Мы вылезли из машины, остановились и ждали. Он подбежал, задыхаясь. - Брэд, - еле выговорил он, - ты, верно, не знаешь... Хайрам и Том Престон мутят народ. Дескать, это ты заварил кашу. Толкуют про какой-то телефон... - Что за чепуха! - воскликнула Нэнси. - Ясно, чепуха,- сказал Эд.- Только народ совсем очумел. Их сейчас сбить с толку ничего не стоит. Они чему хочешь поверят. Надо же понять, что такое стряслось,- вот и хватаются за первую попавшуюся байку. Им некогда разбирать, правда это или вранье. - К чему ты это все? - спросил я. - Спрячься куда-нибудь. Через денек- другой все поуспокоится... Я покачал головой. - Я еще и половины дел не переделал. - Но послушай, Брэд... - Вот что, Эд, я ни в чем не виноват. Не знаю, что стряслось и почему, но только я тут ни при чем. - Это все равно. - Нет, не все равно,- сказал я. - Хайрам с Томом говорят, они нашли какие-то чудные телефоны... Нэнси хотела что-то сказать, но я поспешно перебил: - Знаю я про эти телефоны. Хайрам мне рассказывал. Слушай, Эд, даю тебе слово - телефоны тут ни при чем. Это совсем другая история. Краем глаза я поймал на себе пристальный, пытливый взгляд Нэнси. - Забудь ты про них,- повторил я. Хоть бы до нее дошло! Кажется, все- таки поняла - больше и не заикнулась об этих телефонах. Может, она и не хотела ничего такого сказать, может, она даже не знает про тот аппарат в отцовском кабинете. Но рисковать нельзя. - Смотри, Брэд, сам лезешь на рожон,- предостерег Эд. - Удирать я не стану. Не по мне это - удирать, прятаться. Да еще от кого - от Хайрама с Томом! Эд оглядел меня с головы до пят. - Понимаю,- сказал он.- Могу я чем- нибудь помочь? - Можешь. Проводи Нэнси до дому, смотри, чтоб с ней ничего не случилось. А у меня есть кое-какие дела. И я поглядел на Нэнси. Она кивнула: - Все это так, Брэд, но ведь у нас машина. Давай я тебя отвезу. - Я пройду задами, тут ближе. Если Эд верно говорит, лучше никому не попадаться на глаза. - А я ее доставлю домой в целости и сохранности,- пообещал Эд. Вот до чего мы докатились за каких- нибудь два часа, подумал я. Все просто спятили, девушке опасно остаться на улице без провожатого. 10. Теперь, наконец, надо сделать то, что я собирался сделать с самого утра и, видно, напрасно не сделал еще накануне: разыскать Элфа. Это тем важней и необходимей, что почему-то я все больше утверждаюсь в подозрении - есть какая-то связь межу непонятными происшествиями у нас, в Милвиле, и загадочной лабораторией там, в штате Миссисипи. Я дошел до глухой окраинной улицы и свернул на нее. Она была пуста. Должно быть, все, кто только мог, пешком или на машинах двинулись в центр города. И тут я встревожился: а вдруг не сумею разыскать Элфа? Вдруг, не дождавшись меня утром, он выехал из мотеля или же торчит где-нибудь у барьера в толпе зевак? Но напрасно я боялся, не успел я войти к себе, как зазвонил телефон - говорил Элф. - Битый час названиваю,- сказал он.- Беспокоился, как ты там. - Элф, а ты слыхал, что творится? - Кое-что слыхал. - Чуть бы пораньше - и я успел бы к твое проскочить, а не застрял в Милвиле. Я, видно, налетел на этот барьер в самые первые минуты, когда он только-только появился. И я рассказал ему все, что случилось с тех пор, как моя машина налетела на барьер. А потом и про телефоны. - Они говорят, чтецов у них много. Людей, которые читают для них книги,- прибавил я. - Это способ получать информацию. - Я так и понял. - Послушай, Брэд... у меня одно страшноватое подозрение. - Вот и у меня тоже. - Может быть, эта лаборатория в Гринбрайере... - Я тоже об этом думал. Элф то ли тихонько ахнул, то ли задохнулся. - Стало быть, это не в одном Милвиле. - Пожалуй, таких Милвилов не счесть. - Что ж ты теперь будешь делать, Брэд? - Пойду к себе в сад и погляжу получше на кой-какие цветочки. - Цветочки?! - Это очень длинная история, Элф. После расскажу. Ты пока не уедешь? - Охота была уезжать!- сказал Элф.- Этакого представления еще свет не видал, а у меня место в первом ряду. - Я тебе позвоню через часок. - Буду ждать,- пообещал Элф.- Далеко отходить не стану. Я дал отбой и постоял в раздумье. Ничего нельзя понять! Лиловые цветы явно каким-то образом замешаны в эту историю, и Таппер Тайлер тоже, но все так перепуталось - не поймешь, с чего начинать. Я вышел из дому и побрел в сад, к старым теплицам. По примятым стеблям еще можно было различить, где прошел Таппер, и у меня полегчало на душе: я боялся, что вихрь, принесший семена, смял и повалил цветы, замел все следы - и теперь их уже не сыскать. Я стоял на краю сада и озирался, будто видел его первый раз в жизни. В сущности, никакой это не сад. Когда-то на этом участке мы выращивали цветы и овощи на продажу, но потом я забросил теплицы, земля осталась без призора, и всю ее заполонили цветы. С одного бока эти заросли упираются в старые теплицы, двери криво повисли на ржавых петлях, почти все стекла выбиты. У одного угла высится вяз - тот самый, что пророс когда-то из семечка, и я хотел тогда вырвать побег, да отец не позволил. Таппер что-то болтал про эти цветы - как много их разрослось. Он уверял, что все они - те самые, лиловые, и непременно хотел рассказать про них моему отцу. Таинственный голос в телефонной трубке - или по крайней мере один из тех таинственных голосов - отлично знал о существовании отцовских теплиц и осведомлялся, занимаюсь ли я ими по-прежнему. И ко всему, часа не прошло с тех пор, как на нас обрушился ливень семян. Маленькие лиловые головки - подобие львиного зева - обратились ко мне и дружно кивали, словно втайне посмеивались, а над чем - неизвестно; я резко отвел глаза и посмотрел на небо. Там все еще неслись клочья туч, поминутно заслоняя солнце. Когда их разгонит ветром, будет настоящее пекло. Я уже чуял в воздухе приближение жары. Осторожно пошел я по следу Таппера. Дошел до конца, остановился и обругал себя стоеросовой дубиной: с чего, спрашивается, я вообразил, что здесь, в цветнике, найду какую-то разгадку? Таппер Тайлер исчез впервые десять лет назад, и сегодня снова исчез, а как это он ухитрился, должно быть, никто никогда не узнает. И все же в голове у меня стучала упрямая догадка, что Таппер и есть ключ ко всей этой темной истории. Как я пришел к этой мысли - хоть убейте, объяснить не умею. Ведь тут не один Таппер замешан - если он и вправду замешан. Тут еще и Шкалик Грант... Ох, я же никого не спросил, что со Шкаликом! Дом доктора Фабиана стоит на холме, как раз над теплицами, можно пойти туда и спросить. Конечно, доктора, может, и нет дома,- ну что ж, немного обожду, глядишь, рано или поздно он объявится. Делать покуда все равно нечего. А при том, что там сейчас орут про меня Хайрам и Том Престон. пожалуй, умнее всего не возвращаться домой - уж лучше пусть меня не застанут. Раздумывая так, я стоял на том месте, где обрывался след Таппера, и теперь шагнул вперед в сторону докторова дома. Но к доктору Фабиану я не попал. Один только шаг - и засияло солнце, дома исчезли. Все исчезло - и дом доктора, и все другие дома, и деревья, и кусты, и трава. Остались одни лиловые цветы, лиловым морем они залили все окрест, а над головой в безоблачном небе запылало слепящее солнце. 11. И все это случилось оттого, что я сделал один только шаг. Тогда я ступил другой ногой - и вот стою на новом месте, окаменев от страха, не смея обернуться: кто знает, что там, позади... А впрочем, кажется, я знаю, что увижу, если обернусь,- те же лиловые цветы. Ибо какой-то краешек оцепеневшего, перепуганного сознания подсказывает: вот об этих-то краях и говорил мне Таппер. Таппер отсюда пришел и сюда вернулся, а вслед за ним сюда попал и я. Ничего не произошло. И правильно. Видно, такое это место, здесь, наверно, никогда ничего не происходит. Сколько хватает глаз всюду цветы, в небе пылает солнце, а больше вокруг ничего нет. И - ни звука, ни ветерка. Только со странной силой охватывает, обволакивает благоухание несчетных лиловых цветов, напоминающих львиный зев. Наконец я собрался с духом и медленно обернулся. Но и позади только цветы и цветы. Милвил исчез, провалился в какой-то другой мир. Нет, не так. Наверно, он остался в прежнем, обычном мире. Не Милвил, а я сам провалился. Один только шаг - и я перенесся из Милвила в какой-то неведомый край. Да, это другой, незнакомый край, а между тем сама по себе местность словно бы та же. По-прежнему я стою в ложбине, что лежит позади моего дома, за спиной у меня все тот же косогор круто поднимается к пропавшей невесть куда улице, где только что стоял дом доктора Фабиана, а в полумиле виднеется другой холм, на котором должен бы стоять дом Шервудов. Так вот он, мир Таппера. Сюда он скрылся и десять лет назад, и сегодня утром тоже. А стало быть, и сейчас, в эту минуту, он здесь. И стало быть, есть надежда выбраться отсюда, вернуться в Милвил! Вернулся же Таппер - значит, дорога ему известна! Хотя... почем знать. Что можно знать наверняка, когда свяжешься с полоумным? Итак, прежде всего надо разыскать Таппера Тайлера. Едва ли он где-нибудь далеко. Понятно, придется потратить какое-то время, но, уж конечно, я сумею его выследить. И я стал медленно подниматься в гору - дома, в родном Милвиле, эта дорога привела бы меня к доктору Фабиану. Я поднялся на вершину холма и остановился - внизу, куда ни глянь, расстилалось море лиловых цветов. Странно видеть эту землю, которая лишилась всех обычных примет: не стало деревьев, дорог, домов. Но очертания местности все те же, знакомые. Если что и изменилось, так разве только мелочь, пустяки. Вон, на востоке, та же сырая, болотистая низина и пригорок, где стояла прежде лачуга Шкалика... где еще и сейчас стоит лачуга Шкалика, только в кокомто ином измерении, в ином времени или пространстве. Любопытно, какие нужны поразительные обстоятельства, какое редкостное стечение многих и многих обстоятельств, чтобы вдруг перешагнуть из одного мира в другой? И вот я стою, чужеземец в неведомом краю, и вдыхаю аромат цветов, он льнет ко мне, обволакивает, захлестывает, словно сами цветы катятся на меня тяжелыми лиловыми волнами и сейчас собьют с ног, и я навеки пойду ко дну. И тихо - я и не знал, что может быть так тихо. В целом мире ни звука. Тут только я понял, что никогда в жизни не слышал настоящей тишины. Всегда что-нибудь да звучало: в безмолвии летнего полдня застрекочет кузнечик иди прошелестит листок. И даже глубокой ночью потрескивают, рассыхаясь, деревянные стены дома, тихонько бормочет огонь в очаге, чуть слышно причитает ветер под застрехами. А здесь все немо. Ни звука. Ни звука потому, что нечему звучать. Нет деревьев и кустов, нет птиц и насекомых. Только цветы, только земля, сплошь покрытая цветами. Тишина, тишина на раскрытой ладони бескрайней пустыни. лиловое море цветов простирается до самого горизонта и там сходится с ослепительно яркой голубизной раскаленного летнего неба. Тут впервые мне стало страшно - то не был внезапный безмерный и неодолимый ужас, что заставляет бежать, не помня себя, с отчаянным воплем,- нет, это был дрянной, мелкотравчатый страшок, он подкрадывался ближе, кружил визгливой нахальной шавкой на тонких ножках, стараясь улучить минуту и запустить в меня острые зубы. Ему невозможно противостоять, с ним невозможно бороться, с этим тошнотворным, дрянным, неотвязным страшком. И это не страх перед опасностью, ибо здесь нет никакой опасности. С первого взгляда ясно, что опасаться нечего. Но, быть может, есть нечто худшее, чем любая опасность: слишком тихо, слишком пустынно, вокруг все одно и то же, и ты один, и где ты - неизвестно. Передо мной болотистая низина - та самая, где должно бы быть жилище Шкалика,- а чуть правее поблескивает серебром река, та, что в другом мире огибает наш городок. И в том месте, где река сворачивает к югу, вьется, вздымаясь в ясное небо, четкий дымок - тонкая струйка, едва различимая глазом на фоне этой светлой синевы. - Таппер! - заорал я и бегом кинулся под гору. Как хорошо, что подвернулся случай, что нашелся предлог пуститься бегом, ведь все время я стоял и еле сдерживался, чтобы не побежать, не поддаться тому дрянному неотвязному страшку, и все время меня так и подмывало бежать. Я добежал до крутого склона, под ним открылась река и на берегу жилье: подобие шалаша из сплетенных кое-как ветвей, огород, где чегочего только не росло; вдоль берега редкой вереницей тянулись убогие полумертвые деревца, почти все ветви их уже высохли, и лишь на макушках мотались тощие кисточки зеленых листьев. Перед шалашом горел маленький костер, и у костра на корточках сидел Таппер. На нем были штаны и рубаха, которые я ему дал, на затылке все еще лихо торчал дурацкий соломенный колпак. - Таппер! - снова крикнул я. Он поднялся и степенно зашагал мне навстречу. Утер ладонью подбородок, потом протянул мне руку. Она была влажная, но я с радостью ее пожал. Конечно, Таппер не бог весть какое сокровище, а все-таки он тоже человек. - Очень рад, что ты выбрал минутку, Брэд. Очень рад, что ты ко мне заглянул. Он сказал это так, словно я все эти годы навещал его каждый день. - А у тебя тут славно,- заметил я. - Это Цветы для меня устроили,- сказал Таппер с гордостью.- Они все для меня сделали. Сперва тут было не так, но они все сделали, как мне надо. Они обо мне заботятся. - Ну да, ясно. Не поймешь, что он болтает, но я поддакиваю. Надо поддакивать. Надо ладить с Таппером - вдруг он как-нибудь поможет мне вернуться в Милвил. - Они мои самые лучшие друзья,- блаженно пуская слюни, говорит Таппер.- И еще, конечно, ты и твой папа. Пока я не нашел Цветы, у меня было только два друга - ты и твой папа. Только вы одни меня не дразнили. А все дразнили. Я не подавал виду, что понимаю, но я понимал - дразнят. Не люблю, когда дразнят. - Они ведь не со зла,- успокаиваю я.- Они не хотели тебе худого. Просто так смеялись, по дурости. - Все равно нехорошо,- упрямо говорит Таппер.- Вот ты никогда меня не дразнил. Я тебя за это люблю, ты меня никогда не дразнил. Это чистая правда. Я никогда его не дразнил. Но вовсе не потому, что мне ни разу не хотелось над ним посмеяться; а в иные минуты я готов был его убить. Но однажды отец отвел меня в сторону и предупредил: пусть только я попробую издеваться над Таппером, как другие мальчишки, он так меня отлупит - век буду помнить. - Значат, это и есть то место, про которое ты мне рассказывал - где всюду цветы и цветы. Таппер расплылся в восторженной слюнявой улыбке. - Правда, тут хорошо? Тем временем мы спустились с холма и подошли к костру. Среди угольев стоял грубо вылепленный глиняный горшок, в нем кипело какое-то варево. - Оставайся и поешь со мной,- пригласил Таппер.- Ну, пожалуйста, Брэд, оставайся и поешь. Я так давно ем все один да один. При мысли о том, как давно ему не с кем было разделить трапезу, по щекам его потекли слезы. - У меня тут в золе печеная картошка и кукуруза,- сказал он,- а в горшке похлебка: горох, бобы, морковка - все вместе. Только мяса никакого нету. Это ничего, что мяса нету, ты не против? - Нет, конечно,- сказал я. - А мне страх как хочется мяса,- признался Таппер.- Но тут они ничего не могут поделать. Они не могут обратиться в животных. - Они? - Ну, Цветы,- сказал он таким тоном, будто назвал кого-то по имени и фамилии.- Они могут обратиться во что угодно... во всякое растение. А в поросенка или в кролика никак не могут. Я и не прошу никогда. То есть больше не прошу. Один раз попросил, и они мне объяснили. И уж больше я не просил, они и так для меня сколько всего делают, стараются, спасибо им. - Они тебе объяснили? Ты что же, разговариваешь с ними? - Ну да, все время,- сказал Таппер. Он опустился на четвереньки, заполз в шалаш и стал рыться там, что-то разыскивая; зад и ноги его торчали наружу - ни дать ни взять пес в охотничьем азарте разрывает нору, добираясь до сурка. Потом он попятился и вылез наружу с двумя такими же, как горшок, кривобокими и корявыми глиняными тарелками. Поставил их наземь, в каждую сунул вырезанную из дерева ложку. - Сам все сделал,- сказал он.- Глину нашел на берегу. Только сперва у меня не получалось, а потом они мне объяснили, как надо делать... - Кто, Цветы объяснили? - Ну да. Они всегда мне помогают. - А ложки ты чем выстрогал? - Камнем. Наверно, это кремень. С острым краем. Не то что нож, а все-таки годится. Правда, пришлось строгать долго- долго. Я кивнул. - Это ничего,- сказал Таппер.- Времени у меня сколько хочешь. Он опять утер подбородок, потом старательно вытер ладони о штаны. - Они вырастили для меня лен, чтоб я оделся. Но я никак не выучусь ткать. Они мне объясняли, объясняли, а у меня ничего не получалось. Ну, они и отступились. Я сколько времени голый ходил. В одной шляпе. Сам ее сделал, никто мне не помогал. Они мне даже не говорили ничего, я сам ее придумал и сам сплел. После они сказали - очень хорошо у меня получилось. - Они совершенно правы,- подтвердил я.- Шляпа просто на диво. - Правда, Брэд? - Ну, конечно! - Как я рад, что ты так говоришь ! Знаешь, я вроде даже горжусь этой шляпой. За всю мою жизнь я ее первую сам сделал, никто мне не подсказывал. - Это твои цветы... - Они не мои,- резко прервал Таппер. - Ты говоришь, эти цветы могут обратиться во что захотят. Это значит - в разные овощи, которые у тебя на огороде? - И в овощи, и во всякое растение. Мне надо только попросить. - Но если они могут обратиться во что захотят, почему же они все до единого - цветы? - Надо же им чем-то быть, верно? - с жаром, чуть ли не сердито сказал Таппер.- Чем плохо быть цветами? - Нет, отчего же, совсем неплохо,- сказал я. Таппер вытащил из горячих угольев два початка кукурузы и несколько печеных картофелин. Подобием ухвата, вырезанного, как мне показалось, из толстой древесной коры, снял с огня горшок. И разлил похлебку по тарелкам. - А деревьями они не бывают? - спросил я. - Почему, в деревья они тоже обращаются. Мне ведь нужны дрова. Сперва тут никакого дерева не было, не на чем было готовить еду. Тогда я им объяснил. И они сделали деревья, нарочно для меня сделали. Деревья выросли быстро-быстро и сразу высохли, и а стал ломать сучья и разводить костер. Они горят очень медленно, не то что простой хворост. Это хорошо, у меня костер все время горит, никогда не гаснет. Сперва, когда я сюда пришел, у меня были полны карманы спичек. А теперь нету, давным-давно нету. Слушая про карманы, полные спичек, я вспомнил: Таппер всегда без памяти любил огонь. Он вечно таскал с собою спички и, тихонько сидя где-нибудь в одиночестве, зажигал их одну за другой и восторженно глядел на язычок пламени, пока спичка не догорала до конца, обжигая ему пальцы. Многие в Милвиле опасались, как бы он не устроил пожар, но ничего такого не случилось. Просто этот чудак очень любил смотреть на огонь. - Вот соли у меня нет,- сказал Таппер.- Тебе, может, будет невкусно. Я-то привык. - Но если ты кормишься одними овощами, как же без соли? С такой еды и помереть можно. - А Цветы говорят, нет. Говорят - они в эти овощи вкладывают всякое такое, что и соли не надо. На вкус не чувствуешь. А польза такая же, как от соли. Они меня изучили и знают, что мне надо для здоровья, и все это прямо в овощи вкладывают. И еще у меня подальше на берегу фруктовый сад, и там чего только нет! А малина и земляника поспевают у меня почти что круглый год. Я не понял, какая же связь между фруктовым садом и сложностями Тапперова питания, ведь Цветы уверяют, будто они могут все? Но ладно, пусть. Добиваться толку от Таппера напрасный труд. Если начнешь с ним рассуждать, только больше запутаешься. - Что ж, садись и давай есть,- сказал он. Я сел прямо на землю, он подал мне еду, сам уселся напротив и придвинул к себе вторую тарелку. Я порядком проголодался, а это варево без соли оказалось не так уж плохо. Пресновато, конечно, и чуть странный привкус, но в общем недурно. Главное, сытно. - Как тебе тут живется? - спросил я. - Это мой дом,- сказал Таппер с некоторой даже торжественностью.- Здесь у меня друзья. - Но ведь у тебя ничего нет. Ни топора, ни ножа, ни кастрюли, ни сковородки. И не к кому пойти, никто не поможет. А вдруг захвораешь? Таппер, который до этой минуты жадно уплетал свою похлебку, опустил ложку и уставился на меня так, словно полоумный не он, а я. - А для чего мне это барахло? - сказал он.- Посуду я леплю из глины. Сучья ломаю руками, топор мне ни к чему. И мотыга ни к чему, грядки рыхлить не надо. Сорняков нету, полоть нечего. Даже сажать не надо. Все растет само. Пока я все съем с одной грядки, на другой опять поспело. И если захвораю, Цветы тоже обо мне позаботятся. Они мне сами говорили. - Ну, ладно, ладно,- сказал я. И он снова принялся за еду. Зрелище не из приятных. А про огород он сказал правду. Теперь я и сам увидел, что земля не возделана. Просто растут овощи, растут длинными ровными рядами, и нигде никаких следов мотыги или лопаты, и ни единой сорной травинки. Да так оно, конечно, и должно быть - никакие сорняки не посмеют здесь носа высунуть. Здесь могут расти только сами Цветы или то, во что они пожелают обратиться,- к примеру, те же овощи или деревья. А огород превосходный, ни одного чахлого растеньица, никаких болезней, никаких вредных гусениц и жучков. Помидоры на кустах висят как на подбор - круглые, налитые, ярко-алые. Кукуруза - высоченная, горделиво прямая. - Ты настряпал вдоволь на двоих,- сказал я.- Разве ты знал, что я приду? Я уже готов был верить чему угодно. Кто его знает, вдруг Таппер (или Цветы) и вправду меня ждали? - А я всегда стряпаю на двоих,- ответил он.- Мало ли кто может заглянуть, заранее не угадаешь. - Но пока к тебе еще никто не заглядывал? - Ты первый. Я рад, что ты пришел. Любопытно, замечает ли он, как идет время? Иногда мне кажется, он этого просто не понимает. Но ведь когда речь зашла о том, как долго ему приходилось довольствоваться одинокими трапезами, он заплакал... Несколько минут мы ели молча, а потом я решил попытать счастья. Довольно я к нему подлаживался, пора уже задать кое-какие вопросы. - Где мы с тобой сейчас? Что это за место? И как быть, если захочешь вернуться домой? О том, что он только нынче выбрался отсюда и побывал в Милвиле, я напоминать не стал. Еще разозлишь его неделикатным намеком, он ведь так торопился назад... Может, он нарушил какое-то правило или запрет и спешил обратно, пока его на этом не поймали? Прежде чем ответить, Таппер аккуратно поставил свою тарелку наземь, положил ложку. Но ответил он мне не своим голосом, а тем размеренным, деловым тоном, который я слышал в трубке таинственного телефона. - С вами сейчас говорит не сам Таппер Тайлер,- произнес он.- Таппер говорит от имени Цветов. О чем вы хотели бы побеседовать? - Брось ты свои дурацкие шутки,- сказал я. Но я вовсе не думал, что Таппер меня дурачит. Это сказалось както само собой, я невольно старался выиграть время. - Могу вас заверить, что мы относимся к делу весьма серьезно,- произнес тот же голос.- Мы Цветы, вы хотели поговорить с нами, а мы с вами.