Глава 32

Утром Колодников поднялся с больной головой и абсолютно невыспавшийся.

Глянув на его хмурое лицо, жена спросила:

— Что, опять вчера паленой водки на халяву нахлестался?

— При чем тут это-то? Просто не выспался, — буркнул Андрей, усаживаясь за стол.

— Конечно, до полтретьего где-то тебя черти носят, потом приползаешь на бровях, а утром он не выспался.

— Ладно, хватит, а! Ну, заехали к Михалычу, выпили немного, подумаешь.

День просто бешеный был.

Анна замолкла, и некоторое время они ели молча. В самом конце утренней трапезы, за чашкой кофе, она спросила:

— А что это ты Верстаковой интересовался?

— Да проходит по одному делу свидетелем. Странный такой свидетель, впору ее саму арестовывать.

— А по какому делу?

— Об убийстве Петровича, Иванова.

— Петровича? — удивилась Анна. — Не может быть! Она же с ним лет пять назад такой роман крутила. Весь город про это гудел!

Колодников от неожиданности поперхнулся кофе. С недоумением посмотрел на жену.

— Ты ничего не путаешь? Ты-то откуда знаешь? — Ну ты что, у нас в городе разве что-нибудь скроешь? Нинка, жена Петровича, едва ей тогда все волосенки не вырвала. Это сейчас ей наплевать, муженек-то в последние годы своих зазноб чуть не каждый месяц менял, а тогда, по первой, она знаешь как бушевала.

— А потом? — все больше заинтересовывался майор.

— Что потом?

— Ну, потом они что? Разбежались? Почему? — настаивал Андрей.

— Да бог его знает. Иванов ведь любит молоденьких, а Анька начала стареть.

Да, может, она и не из-за любви тогда с ним схлестнулась. Не сильно он большой красавец был, Иванов этот. Деньги, правда, немереные имел, а она своего не упустит.

— А какие у них сейчас могли быть общие дела? Анна взглянула на часы:

— Мне уже пора, а то на урок опоздаю. Ты идешь?

— Да, только по дороге ты мне все расскажешь.

На традиционную оперативку Колодников опоздал.

— Так, ну что, все в сборе? — с ходу начал он. — Демидов, что у тебя?

— На том месте около баков видели иномарку серого цвета, типа джип. Точнее никто сказать не может, — он развел руками. — Пенсионеры в этом не сильно разбираются.

— Хорошо. Паша, что у тебя?

— До вокзала они плелись двадцать пять минут, ну плюс минут пять еще ждали, когда пройдет товарняк.

— Значит, к баку они подошли минут через пять после убийства?

— Выходит, так.

Колодников обернулся к хмурому Астафьеву:

— А ты чего такой мрачный?

— А чего веселиться, я же говорил, что дождь будет. Теперь грибы пойдут, а там — только жди…

— Сколько можно говорить, не каркай, Юра. Тоже мне, Нострадамус!

Зазвонил телефон, и трубку снял Зудов.

— Что? Очень хорошо, сейчас мы подъедем. Он положил трубку.

— В управление пришли родные той женщины, с Россоши.

— Слава богу! — одновременно вырвалось и у Астафьева, и у Колодникова.

Через час Юрий снимал первые показания родственников Ольги Николаевны Супиной.

— Скажите, она часто ездил за грибами?

— Часто, — всхлипывая, сказала женщина лет пятидесяти, сестра убитой.

— Она говорила, что это самый ее любимый отдых, — подтвердил ее муж.

— На Россоши она тоже бывала?

— Да, мы туда и втроем ездили, на нашей машине, когда, конечно, время свободное совпадало, все ведь работаем…

— Скажите, без вас она ездила одна?

Супруги явно не поняли вопроса.

— В каком смысле? — поинтересовался деверь.

— Ну, у нее не было в последнее время попутчиков? Я имею в виду мужчин?

— Нет! — хором ответили родственники, потом сестра сказала:

— Она у нас с мужчинами ну никак не могла сойтись. Сколько раз ее сватали — бесполезно. Так и жила старой девой.

— Нет, — начал пояснять Юрий. — Я не это имею в виду, а мужчину, такого же как она, фанатика-грибника?

Супруги переглянулись и дружно пожали плечами.

— Нет, не слышали ничего такого.

— Она нам не рассказывала. А от нас у нее секретов не было.

Астафьев допрашивал родственников убитой еще часа два, но ничего толкового не узнал.

Иван Михайлович Мазуров не торопясь прохаживался по рынку. Впервые за полгода он надел милицейскую форму, под мышкой — заслуженная кожаная папка. На ремне даже имелась кобура, но к сожалению, пистолет, лежавший там, был газовый.

Рыночная жизнь била ключом, вокруг царила толчея, народ приценивался, торговки громко расхваливали товар. Неожиданно Михалыч услышал свою фамилию.

— О, Мазуров! А говорили, он на пенсии.

Обернувшись, подполковник увидел в нескольких метрах от себя троих парней.

Облик их полностью подтверждал принадлежность к уголовному миру. Иван Михайлович присмотрелся и, удивленно подняв брови, шагнул вперед.

— Долган?! Какими судьбами в наших краях? Тебе же пятерик впаяли года три назад?

— Ну, государство у нас оно хоть и строгое, но справедливое, — засмеялся самый высокий из парней. — Вышел по амнистии, спасибо Госдуме.

— Давно?

— Позавчера. — Максим Долгов полез в карман. — Вы же все равно так просто не отстанете, так что вот, читайте. Чист я как белый лебедь! — с издевкой сказал он, сияя фиксами.

Мазуров, внимательно изучив справку об освобождении, согласно кивнул:

— Что ж, хорошо. Государство дало тебе шанс попробовать жить честно, так что смотри, выбирай. Кстати, чего это ты на рынке пасешься?

— Да так, подкупить кое-что, прибарахлиться. Не в этом же мне ходить, — и он оттопырил карманы старого пиджака.

— Смотри мне, ты прошлый раз на этом же рынке прокололся. Второй раз будет уже как рецидив.

Сделав внушение, Мазуров прошел дальше и вскоре заметил одного из тех людей, кого и рассчитывал сегодня встретить. Невысокий, невзрачный на вид мужичонка лет сорока пяти с утиным носом торговал разложенной прямо на земле сантехнической мелочовкой: рыжими от ржавчины сгонами, кранами, прокладками, бывшими в употреблении душевыми лейками. Кроме того, на старом покрывале лежал десяток потрепанных книг.

— Здорово, Николай! — сказал.Мазуров, останавливаясь и разглядывая товар.

Глаза у торговца удивленно расширились.

— Иван Михайлович? А говорили, что вы ушли на пенсию.

— Да ушел было, а тут опять позвали, работать некому. Как у тебя-то дела?

— Нормально, — пожал плечами Николай, слегка поежившись — такая у него была манера. Николай Кочин по склонности своего характера работать не любил и поэтому постоянно вращался среди любителей легкой наживы. Все это было чревато разного рода мелкими неприятностями, вроде небольшой, года на два, отсидки в зоне. Для людей его круга это было примерно то же, как для обычного человека визит к стоматологу — неприятно, но что делать? Кочин же в тюрьме еще не сидел и панически этого боялся. Года четыре назад Мазуров прищучил его с десятью чеками ханки. Это была чистая тюрьма, и Кочин буквально на коленях умолял его отпустить. Мазуров сжалился, но впоследствии нещадно доил Николая на предмет получения нужной ему информации. И пару раз тот притаскивал оперу очень даже интересные данные.

Мазуров присел на корточки, якобы рассматривая товар, то же сделал затравленно оглядывающий по сторонам Кочин.

— Да не крутись ты, веди себя спокойно, — упрекнул сексота Мазуров и приступил к разговору:

— Николай, надо бы узнать, кто у нас в городе начал торговать оружием.

— Что, у нас и такое есть? — удивился тот.

— Есть, Коля, есть. У нас, как в Греции, — все есть. В частности, кто-то в последнее время приторговывает пистолетами ТТ. Ты все понял?

— Иван Михайлович! — взмолился вспотевший Кочин. — Ну откуда я узнаю про оружие? Кто я и кто они? Раз они таким делом занимаются, значит, серьезные люди, не чета мне.

— А ты все-таки попробуй, — настаивал Михалыч. — Поспрашивай, послушай, что другие говорят. Может, что и получится. Случайно, может, услышишь, кто знает.

Мазуров поднялся и, даже не кивнув на прощание собеседнику, пошел дальше.

В этот день он хотел бы увидеть очень многих, и лучшего места, чем рынок, не было. Для того чтобы только обойти его, Мазурову понадобилось два часа. Эта прогулка изрядно утомила его, но подполковник остался доволен подобным променадом. Он увидел почти всех, кого хотел увидеть, со всеми переговорил.

Одна только новость не обрадовало его. Умер Баян, один из самых ценных кадров в его агентуре, стукач не по нужде, а по призванию. Он стучал давно, начиная со времен незабвенного «отца народов», будучи еще комсомольцем. Стучал и на зоне, куда первый раз попал за мелкую кражу. Не единожды он зарекался идти по скользкому пути легкой наживы, но неизменно время от времени садился в тюрьму, ибо жажда воровства была его второй натурой. И вот он умер, не в зоне и не на «пере» по-дельников, а прямо здесь, на рынке, в алкогольной горячке.

Размышления Мазурова прервал неожиданный взрыв голосов и грохот.

Оглянувшись, он увидел неподалеку ожесточенную драку. Человек пять парней нападали на коренастого, полуседого мужика в черной майке, а тот очень ловко и расчетливо от них отбивался, так что нападавшие по очереди, как кегли, отлетали и валились на землю. Спиной торговец прижимался к машине, бежевой «шестерке», на капоте которой были расставлены банки с краской. Несмотря на владение незаурядным боевым искусством, торговцу пришлось бы очень плохо. Сзади, за машиной, к нему уже подбирался один из бойцов с длинным обрезком водопроводной трубы. Он уже примерился ударить упрямого противника, но в это время его запястье перехватила железная рука Мазурова. Парень вскрикнул от боли и выпустил из рук трубу. Тут и его подельники рассмотрели милицейскую фуражку заступника.

— Шухер, менты! — заорал кто-то из них, и кодла кинулась врассыпную.

Мазуров не терял времени и, невзирая на отчаянное сопротивление драчуна, приковал его наручниками к железному ограждению рынка.

Тяжело дыша, торговец наконец оглянулся. Теперь Мазуров увидел, что тот, несмотря на седину, гораздо моложе, чем показался вначале, и даже в такой ситуации лицо его светилось каким-то внутренним обаянием.

— Спасибо, господин подполковник, вовремя вы здесь оказались, — поблагодарил он Мазурова.

— Откуда к нам пожаловали? — спросил Михалыч, вытирая носовым платком пот со лба.

— С Братского. Я все больше по деревням езжу, в Кривове редко бываю. Ну и городок у вас! Третий раз здесь, и обязательно какая-нибудь заварушка начинается. То цыганята барсетку с документами стырили, все восстанавливал, от прав до паспорта, то полгода назад такие же вот шакалы лобовое стекло разбили.

А сегодня вообще чуть черепок не проломили.

— Они что, деньги шакалили? — поинтересовался Мазуров.

— Ну да! Нет, на хрен, сворачиваюсь и еду домой. Нет фарта сегодня. С утра колесо проколол, сейчас вот это. Не задался день.

Пока он складывал в багажник банки с краской, Мазуров его разговорил.

Владимир Уткин оказался бывшим вертолетчиком, майором. После ухода в отставку пять лет назад занялся мелким бизнесом, так и тянет потихоньку. Михалычу все-таки удалось убедить его заехать в отдел и написать заявление по полной форме.

— А толк-то будет? — поинтересовался Уткин.

— Вряд ли, — честно признался отставной подполковник, — сейчас и не за такое отпускают, но надо познакомиться с этим парнем поближе. Всякая веревочка к клубку тянется, может, когда и пригодится.

В отделении Владимир написал заявление, отдал его своему спасителю и отбыл к себе, в поселок Братский, славный прежде своим авиаполком, а теперь массой безработных офицеров.

Своего «крестника» Мазуров отвел в большую комнату, служившую для допросов не очень важных свидетелей. Обшарпанные стены, спартанская обстановка в виде замызганного стола и двух деревянных скамеек — любой почувствует здесь себя неуютно.

Лишь только теперь Михалыч рассмотрел свою «добычу». На вид парню можно было дать и шестнадцать, и даже меньше. Среднего роста, худощавый, с темными глазами и модной прической — бритый затылок и длинная, на глаза, челка. Парень заметно нервничал, и Мазуров понял, что в этих стенах тот очутился в первый раз. Неторопливо расстегнув папку, подполковник выложил на стол чистый лист бумаги и авторучку.

— Ну что ж, парень, давай познакомимся с тобой поближе. Фамилия, имя, отчество?

Задержанный чуть замешкался с ответом, и Мазуров предупредил:

— Только не вздумай врать, паспортный стол у нас в другом конце коридора, пробить там твои данные — дело пяти минут.

Парень как-то смешался, и Михалыч понял, что предвосхитил события.

— Ежов Виктор, — ломающимся баском проговорил наконец парень.

«Наверняка кличка Ежик, уж очень похож, такой же колючий», — подумал подполковник.

— А отчество?

— Иваныч.

— Ну вот, а я подполковник Мазуров Иван Михайлович. Сколько тебе стукнуло полных лет?

— Восемнадцать.

— Ого! Однако, старичок, ты хорошо сохранился для своего возраста!

Виктор ответил на шутку вымученной улыбкой.

— Родители есть?

— Нет, только бабушка.

Последующий разговор с задержанным не дал ничего. Парень упрямо не называл подельников, да и у Мазурова не было особого желания «дожимать» парня.

— Ну что ж, лети к своей бабушке под крыло и помни, — подполковник ткнул пальцем в заявление Уткина, — еще раз попадешь к нам, сработает и вот это.

Влетишь на полную катушку. Иди!

Глава 33

Ближе к полудню Колодников поехал в городской морг. Ему позарез нужны были результаты по Рафику Сареседзинову, а городской патологоанатом, старший судмедэксперт Эдик Крылов, в работе не отличался особым рвением, хотя специалистом был хорошим. К удивлению Андрея, на этот раз Эдик встретил его уже с готовым результатом. Как и все молодые врачи, Крылов бравировал профессиональным цинизмом.

— А-а, уголовка пожаловала! На жареное потянуло? Вон, готово, читай, — и он кивнул на исписанные листы, лежащие на столе. При этом Эдик не торопясь прихлебывал горячий чай и смачно жевал булочку. Как в такой обстановке ему это удавалось, Андрей представить не мог. Даже здесь, далеко от «разделочного» зала, в предбаннике, специфический запашок наблюдался.

— Что это ты так расстарался? — спросил Колодников, пытаясь разобрать витиевато-неряшливый почерк. — Умаялся поди несчастный.

— Родственники попросили. У них же там, по мусульманской вере, чем раньше похоронишь, тем лучше.

— Понятно. И заплатили хорошо, — вкрадчиво добавил майор. Крылов ухмыльнулся и стал похож на раскормленного котяру. Колодников хоть и понял кое-что из записей эскулапа, но попросил:

—А своими словами нельзя?

— Можно и своими. Многоуважаемый Рафаил Исхакович умер гораздо раньше, чем сгорел. Предположительно его стукнули по голове тяжелым, заостренным предметом.

В результате травма головного мозга, большая потеря крови. Там, где это произошло, все должно быть забрызгано мозгами и кровью.

— Сычев говорит, что в багажнике крови было немного, — напомнил Андрей.

— Может быть. Судя по позе и кое-каким сохранившимся фрагментам ткани, тело было уложено в мешок.

— Что за мешок? — насторожился Андрей.

— Самый обычный, в которых сахар продают или муку. Это было несложно, покойный был очень худой, метр с кепкой, если точнее, то метр шестьдесят.

— Значит, его где-то стукнули, сунули в мешок, вывезли в Луга и сожгли? — сделал вывод Колодников.

— Примерно так. Для опера ты чересчур умный, господин майор.

— Ну что ж, премного благодарю за комплимент. Для врача ты, Эдик, тоже слишком хитрый. Поэтому и в морг забрался, признайся честно. Самое легкое дело — кромсать покойников. Никого не залечишь до смерти, и никто не жалуется.

Распрощавшись с ухмыляющимся патологоанатомом, Колодников поехал в прокуратуру. Шалимова он застал в хорошем расположении духа. Увидев оперативника, Сергей радостно воскликнул:

— О, вот тебя-то мне и надо!

— Чего это?

— Сейчас пойду к Зубко, возьму постановление на обыск, и поедем на квартиру к Мастерову. Сычева только нужно привлечь.

— Чего это ты так круто?

— Ты с Верстаковой сейчас на крыльце не столкнулся?

— Нет.

— Только что ушла. Так вот, в отличие от тебя, я догадался ее спросить, не видела ли она в вечер убийства у подъезда какие-нибудь незнакомые машины. И она уверенно назвала «опель» золотистого цвета. Более того, она видела, как в эту машину грузили какой-то мешок!..

— Так-так-так! — приободрился Андрей, машинально доставая сигареты.

— Затем машина уехала, следом уехал и «лэнд крузер» Мастерова.

— Вот это да! А ты не спросил ее, что это она по ночам торчит у окна, как какая-нибудь бабка-пенсионерка?

— Нет, — засмеялся Шалимов, — этот вопрос ты сам ей задашь.

Колодников достал из папки листы с заключением медэкспертизы, молча ткнул пальцем в какие-то фразы, и Шалимов, откинувшись назад, довольно засмеялся.

— Ну вот, что и требовалось доказать! Проникающее ранение в голову и мешок. Все как по писаному!

— Эдик говорит, что крови было очень много.

— Раз много, значит, найдем. Я пошел за санкцией.

В машине Шалимов продолжил свои рассуждения:

— Скорее всего, это было незапланированное убийство.

— Почему ты так решил?

— А ты бы стал тащить потенциального мертвяка к себе на квартиру, в самый центр? Видишь, как они наследили: и машину, и мешок этот наверняка видела не одна Верстакова.

— …И Белова. За это ее и убили.

— Она видела больше, — убедительно сказал Сергей, — она видела кровь. Я думаю, она как раз мыла полы, когда вытаскивали этот мешок. Это само по себе уже подозрительно, тем более из него капает кровь. Ты говорил, что, когда вы вошли в подъезд, пол был еще мокрый?

— Да.

— А представь, как быстро он сохнет сейчас, в жару?

— Черт, и что мне в голову не пришло Машку найти той же ночью! — начал корить себя Андрей. — Она бы все нам рассказала.

— Мы ведь тогда не знали про Сареседзинова. Тут и Колодников рассказал еще кое-что интересное.

— Да, знаешь какую любопытную вещь я выяснил про нашу Анну Тимофеевну? А все благодаря моей жене, она вспомнила, я-то и думать забыл. Дядька мой, Петр Алексеевич, ну ты же его знаешь? По Ульянова живет, рядом с твоим братом.

— Да знаю-знаю! — махнул рукой Шалимов.

— Так вот, он лет двадцать работал с отцом Верстаковой, Тимофеем. И, по воспоминаниям моего дядьки, тот на дух не переносил ни охоты, ни рыбалки.

Обожал городки. Восьмикратный чемпион Кривова. А она не далее как вчера утверждала, что запах пороха знает с детства, отец, дескать, заядлым охотником был.

— Врет?

— Врет!

Шалимов прищурился, почесал переносицу.

— Кажется, я тебя понял. Пристреливали ТТ?

— Конечно!

В доме на Пролетарской вверх-вниз по этажам сновали люди с трубами, досками и прочими компонентами грядущего ремонта. На площадке четвертого этажа Шалимов с Колодниковым остановились и переглянулись. В квартире Мастерова отсутствовала дверь, и два мужичка в рабочих робах с озабоченным видом замеряли проем.

— Вы ко мне? — раздалось за спинами оперативников.

Они оглянулись. По лестнице поднимался высокий мужчина в черных джинсах и черной футболке. Короткая стрижка и близко посаженные глаза делали его лицо не слишком приветливым.

— Если вы Анатолий Андреевич Мастеров, то к вам, — сказал Шалимов.

— Проходите, — сказал мужчина и кивнул в сторону дверного проема.

Шалимов тормознул Андрея и шепнул ему:

— Подожди и останови Сычева. Кажется, ему тут делать нечего, но пусть будет поблизости.

Колодников, спустившись вниз, вызвал по рации Пашу Зудова.

Шалимов прошел в квартиру. Его предположения оказались верны: ремонт был затеян грандиозный — отодраны не только обои и линолеум, но и снят в комнатах паркет.

Мастеров ждал представителя власти на кухне, где оставалась еще хоть какая-то мебель — стол, три табуретки, навесной шкаф. Прикрыв дверь, хозяин молча кивнул на табуретку, а сам присел за стол, но не напротив, а сбоку от следователя. На столе лежал сотовый телефон. Пока Шалимов доставал из папки свои бумаги, Мастеров закурил. Сергею показалось, что тот держится подчеркнуто самоуверенно. Опытный следак сделал вывод, что его собеседник не прошел тюремных университетов. От силы лет двадцать семь, слишком лощен, ухожен, на руках нет татуировок, под футболкой перекатываются бугры мышц.

«Скорее всего, из спортсменов, боксер либо борец», — подумал Сергей.

— Следователь прокуратуры Шалимов Сергей Александрович, — представился он и решил отойти от стандартного сценария допроса. — Скажите, вас не удивляет, что к вам пришли работники прокуратуры?

Мастеров пожал плечами.

— Да нет. Вы ведь весь дом на уши поставили с этим убийством.

— Каким убийством?

— Ну, как каким? Иванова, Петровича.

— А, да. Но, собственно, мы пришли не только за этим. Около подъезда этого дома последний раз видели в живых Рафаила Сареседзинова, убитого и сожженного в ту же самую ночь с двадцать пятого на двадцать шестое.

Шалимов мог поклясться, что его собеседник был готов к вопросу.

— Ну и что? Да, он приезжал ко мне примерно в десять часов вечера, но потом уехал, куда — не знаю.

— А что за мешок вы ему дали? — с невозмутимым видом спросил Сергей.

В глазах Мастерова мелькнуло замешательство.

— Какой мешок?

— Ну как же? По показаниям свидетелей, тот, кто уехал на машине Сареседзинова, грузил в багажник мешок.

— А, мешок, я совсем забыл! — натянуто рассмеялся Мастеров. — Это я ему баранины на шашлыки привез, он заказывал.

— А кто ему помогал грузить? — начал топить Шалимов.

— Грузить? — Мастеров уже нервничал вовсю.

— Да, кто ему помогал грузить, этот мешок? По показаниям того же свидетеля, людей было двое.

— И что это за свидетель?

— Жилец вашего дома.

— Так он все и смог рассмотреть? Это ночью-то, — скривился предприниматель.

— А почему бы и нет. Свет над подъездом яркий. Все как ладони.

Мастеров взял со стола мобильник, и тот неожиданно взорвался бравурным маршем. Хозяин торопливо поднес «трубу» к уху.

— Да, слушаю.

Судя по изменившемуся лицу, он получил какое-то не очень приятное известие.

— Да, а как? — спросил он. Выслушав ответ, он сложил мобильник. — Извините, там у меня несчастный случай на стройке. Я должен срочно ехать.

Шалимов вышел вслед за хозяином и в дверях столкнулся с Колодниковым, за спиной которого топтался Сычев. Дождавшись, когда хозяин спустится вниз, Сергей обратился к Колодникову:

— Андрей, езжай за ним, посмотри, что за несчастье там у него стряслось на стройке.

— Хорошо, — согласился майор и без дополнительных расспросов поспешил вниз. Сергей обратился к эксперту:

— Николай, зайди, посмотри, что из этого можно выжать.

Минут пятнадцать Сычев и Шалимов, к удивлению рабочих, тщательно разглядывали стены, пол и даже потолок квартиры.

— Скорее всего, Рафика грохнули в зале. Видишь, даже паркет содрали, — предположил Сычев.

— На потолке-то ничего нет? — задирая голову, спросил Шалимов.

— Да ты что, это же сталинка! Три сорок!

Но уже на пороге Сычев остановился.

— Погоди-ка, — сказал он и, нагнувшись, раскрыл на полу свой потертый дипломат.

Сергей понял, что внимание эксперта привлекла щель под дверным косяком.

Достав металлическую пластину, Николай ковырнул слежавшуюся за годы грязь и осторожно поместил ее в небольшой полиэтиленовый пакет.

— Понятых будем искать? — спросил он. Шалимов прищурился, чуть подумал, потом отрицательно покачал головой:

— Нет, мне это надо знать в принципе: была здесь кровь Рафика или нет.