Охота на оборотня

Поехали.

Шалимов вернулся в прокуратуру, а через час в его кабинете появился Колодников.

— Шутник ты, братец — сказал он Сергею, усаживаясь в кресло. — Ни на какую стройку наш директор не поехал, а поехал в известное тебе веселое заведение под названием «Кавказ».

— Так… — заинтересованно произнес Шалимов, снимая очки.

— Вышел оттуда красный как рак, явно злой. Но это не самое главное.

Главное, это то, что с ним вышел не кто иной, как Коля Занченко, более известный в блатном мире под кличкой Зять.

— Вот это да! — рассмеялся Шалимов. — Большая величина в наших краях.

— Да, смотрящий по области намыливал шею нашему Мастерку.

— Ты чего это его так обзываешь?

— А как его теперь назвать? — развел руками Колодников. — Раз в подручных у братвы, значит, должен иметь кликуху.

— Ну что ж, Мастерок так Мастерок. И какие, по-твоему, у них отношения?

— «Шестерка» он у него. Зять его и на улице продолжал долбать. Мне показалось, он вот-вот своему шестаку в рожу въедет. За что это он его так?

— Да трепанулся он сильно, — Шалимов улыбнулся. — Я его слегка на понт взял, сказал, что видели, как в машину Рафика грузили большой мешок, он и понес черт-те что. Будто обещал свежей баранины, тот за ней и приезжал.

Представляешь, сам на себя приговор пишет.

— Да, — мотнул головой Андрей. — Зоны он точно не нюхал. Молчать надо было как рыба, а он в лирику ударился. Это он директору пусть и маленького рынка привез баранину для шашлычка! Сказки для умственно отсталых.

— Вот Зять его, видно, и пресек. Только как же он узнал? А-а! — Шалимов стукнул ладонью по столу. — Сотовый! Не знаешь, мобильник может брать разговор в метре от себя?

Колодников пожал плечами.

— Черт его знает. Изымать изымал, и не раз, звонить тоже приходилось, а вот такие эксперименты не ставил.

— Надо бы узнать. И еще, есть одна идея, — глаза следователя озорно блеснули. — А что, если нам натравить их друг на друга?

— Кого это? — не понял майор.

— Мастерова и Верстакову. Все обвинения базируются на ее показаниях. Но и он должен что-то знать про нашу уважаемую Анну Тимофеевну.

— Кстати, — Колодников торжественно поднял вверх указательный палец, — я тут узнавал про ее должность, и это весьма интересно — председатель комитета по вопросам семьи, материнства и детства. Довольно широкий круг обязанностей: это и приют, и дом малютки, и центры — «Семья», «Надежда», «Добрые руки». Снабжение идет через область, деньги там крутятся немалые, синекура такая для администрации. Раньше все это было в руках прежнего мэра, покойного Стародымова. Зарплаты там раза в два больше, чем в школах и детсадах.

Естественно, что все боготворят свою Анну Тимофеевну. Кстати, и сама она человек не бедный.

— Такие большие деньги?

— Очень!

— А теперь послушай меня. — Шалимов поднялся с места. — Я поспрашивал наших парней, они много про Верстакову рассказали интересного. Несколько лет назад к ней были очень большие претензии со стороны прокуратуры. По закону у нас нельзя поменять квартиру на меньшую, если при этом ущемляются права прописанных там детей. И обменщики, в основном типы асоциальные, идут к ней за визой. Теперь что происходит — Анна Тимофеевна отшивает людей, говорит, что менять нельзя, и визу не ставит. Все, сделка срывается. После этого она звонит либо Пузырю, либо Макею, этим двум нашим риэлторским бандитам, и наводит их на эти адреса. Алкашам все равно, кому продать квартиру, и эти два упыря оформляют документы, она подмахивает свое разрешение. За что имеет хороший процент — за наводку и визу.

— Лихо! — крякнул Андрей. — Такие бабки строгать, не поднимая задницы! И что же прокуратура? Ничего не смогла ей вменить? — не поверил Колодников.

— Да нет, дело ей шить стали, но все документы сгорели в знаменитом пожаре Железногорского УВД. После этого она стала действовать осторожней, сначала как-то выписывали ребенка к дедушкам-бабушкам, а потом уже оформляли документы.

Только по тем сгоревшим делам числились сорок два эпизода. Прошло три года, прикинь, сколько она хапнула с тех пор? Кроме роскошной квартиры на Пролетарской, у нее «десятка», двухэтажная дача на берегу Волги, в Березовом. В прошлом году она отдыхала две недели не где-нибудь на Канарах, а на Бали, в этом — зимой съездила на недельку в Египет.

Шалимов задумался и погрустнел.

— С детства мечтаю съездить в Египет, — признался он. — Не знаю почему, но так тянет. Никуда больше не хочу, ни в Италию, ни в Грецию, только туда.

Абу-Симбел, Фивы, Каир, пирамиды в Гизе. Все наизусть знаю. Где какие боги, где фараоны. Блажь, конечно!

— Наверное, в прошлой жизни ты был фараоном, — засмеялся Колодников.

— Ну не рабом, это точно.

Их мирный разговор прервало появление человека, которого оперативники никак не предполагали увидеть, а именно Анатолия Андреевича Мастерова.

— Извините, нас прервали, — сказал он, входя в кабинет.

— А, дорогой вы наш, — обрадовался Шалимов. — Как там ваш несчастный случай?

— Да все обошлось. Работяга один перепил и полез на леса. Ну и, конечно, свалился, думали, что погиб, а он просто в полном отрубоне.

— Ну хорошо, коль так.

Мастеров с недоумением посмотрел на вальяжно развалившегося в кресле Андрея.

— Ну, я пойду, Сергей Александрович, — поймав его взгляд, Колодников вскочил с кресла с самой невинной физиономией. — Я отъеду минут на пять, хорошо, Сергей Александрович?

— Иди, братец, иди, — неожиданно барским тоном подхватил игру Шалимов.

«Шофер, наверное», — подумал Мастеров, провожая оперативника взглядом, и тут же выбросил из головы странного мужичка, явного подхалима.

— Я, собственно, немного запутался в своих показаниях, — солидным тоном начал он. — Это я не Сареседзинову барашка привозил, а одному корешу из Самары.

Он приезжал уже после татарина, на точно такой же машине. Я в тот вечер хорошо перебрал, так что все смешалось в башке.

— Хорошо, сейчас мы все это и запишем.

Шалимов быстро написал все именно в той последовательности, в какой ему рассказывал Мастеров. Сначала изложил первую версию, выданную в квартире, на кухне, а затем — вторую, наисвежайшую.

— Прочитайте и распишитесь, — сказал он, протягивая лист рыночнику.

Тот старательно долго, даже шевеля губами, читал и наконец, довольный, кивнул и расписался. Шалимов положил листок в папку и доверительно обратился к Мастерову:

— Вы поймите, у нас нет никакого предубеждения. Вы уважаемый в городе человек, такое дело хорошее затеяли — новый рынок. Но дело в том, что, преследуя убийцу Иванова, мы случайно вышли на ваш дом. У нас есть все основания подозревать, что убийца заходил в одну из квартир в вашем подъезде.

Скажу больше, мы подозревали в соучастии некую Верстакову, она живет на третьем этаже, квартира сорок два. Именно она показала, что видела у подъезда машину Сареседзинова. Может, она отводит от себя подозрение, кто знает.

У Мастерова вдруг затряслась нижняя губа, а сам он начал медленно заваливаться назад. Шалимов даже испугался, не упадет ли знатный экономист, но тот Удержался и начал изрыгать беспрерывный мат.

— Падла, сука недотраханная! Так это она от себя зону отводит, курва!

— Что вы так волнуетесь? Успокойтесь! — Шалимов не поленился и даже налил из графина воды побагровевшему от гнева собеседнику. Но тот не обратил на протянутый стакан никакого внимания.

— Я тогда тоже хочу, типа того, сделать заявление! Я видел того мужика, что заходил к ней в квартиру той ночью!

— Когда? — торопливо спросил Шалимов, отставляя стакан и осторожно взяв авторучку.

— Позавчера вечером, собственно, уже ночью, около двенадцати.

— Как он выглядел?

Мастеров наморщил лоб.

— Высокий, светлые брюки, светлая рубашка, морда такая длинная, нос, как у этих, чебуреков, но сам русый.

— Сколько ему примерно лет?

— Ну, лет тридцать, может, и больше.

— Вы раньше его видели?

Мастеров было отрицательно мотнул головой, а потом замер.

— А вообще-то где-то я его точно видел. Где-то у нас в городе…

В голове бывшего спортсмена шла мучительная и непосильная работа. Сие действие было непривычно для Анатолия Андреевича, и он даже вспотел.

— Блин, не вспомню никак!

— Бывает, — согласился следователь, — Может, потом вспомните, а пока вы письменно подтвердите все, что сейчас припомнили?

— Конечно, нет базара!

— Тогда давайте запишем.

Шалимов быстро составил заявление, вслух надиктовывая текст. Все это было так складно, что Мастеров даже зауважал самого себя. Уже на прощание следователь напомнил своему нежданному посетителю:

— Если вспомните, где вы видели этого человека, звоните срочно вот по этому номеру. — И он записал данные на листке бумаги.

Мастеров отдышался только на крыльце. Вытерев со лба пот, он сунул в рот сигарету, но зажигалку найти не смог. Поневоле пришлось обратиться к курившему рядом тому самому мужичку, что застал в кабинете следователя. Прикурив, он добродушно спросил у Колодникова:

— Что, начальство возишь?

— Приходится, — со вздохом признался Андрей.

— Строгий?

— Еще какой!

— Ну давай, не кашляй, — и довольный собой Анатолий Андреевич направился к своему серому «лэнд крузеру».

На второй этаж Колодников поднимался прыгая через ступеньку, как мальчишка. Довольный Шалимов сразу протянул ему листок бумаги.

— На, почитай, как тебе это? Изучив документ, Андрей рассмеялся:

— Да, это весомый аргумент против Анны Тимофеевны. Брать будем?

— Да погоди ты, сразу брать! Надо бы выяснить мотивы преступления. Не из ревности же хахаль Верстаковой грохнул Петровича?

— Нет, конечно. А почему вообще ты думаешь, что именно хахаль? Почему не киллер?

— Слишком непрофессионально работает. Какой киллер сразу после убийства бежит к заказчику? Если бы она не догадалась плеснуть хлорочки в подъезд да вьщроводить его, они бы оба уже сидели у нас в ИВС.

— Верно мыслишь… — Колодников кивнул, хотел сказать что-то еще, но следователь протестующим жестом остановил его:

— Что сейчас будет делать Мастеров? Я как-то выпустил это из виду.

— А что он сможет делать с таким «богатым» умишкой? Пойдет и выпустит кишки Анне Тимофеевне.

Они переглянулись, и Колодников посмотрел на часы.

— По идее Верстакова должна быть еще на работе.

— Это хорошо, надеюсь, он ее там убивать не станет, дождется, пока она покинет мэрию.

Глава 34

Старые сыскные волки были недалеки от истины, когда предрекали несчастной Анне Тимофеевне мучительную смерть. Это бы и произошло, если бы Мастеров застал ее дома. Минут пятнадцать он барабанил ногой в ее дверь, перемежая грохот затяжными очередями звонка. Выглянула, прячась за цепочку, соседка из квартиры напротив, Онуфриевна.

— Что вы хулиганите?! Анны Тимофеевны нет дома!

— А когда она будет?

— Не знаю. Я вам не справочное бюро.

— Тогда передай своей соседке, что я, если ее увижу, ноги ей выдерну, ясно?

— Да кто вы такой, чтобы угрожать Анне Тимофеевне?! — покраснела от гнева пожилая женщина.

— Она знает, кто я такой. За подлянку ответит по полной программе, овца гундосая!

Кипя злобой, Мастеров поднялся к себе в квартиру.

Закрыв дверь, Ольга Онуфриевна торопливо засеменила в зал, схватила телефонную трубку и, набрав номер, быстро заговорила:

— Анечка, хочу тебя предупредить, тут у тебя такие неприятности!

— Что такое? Трубу прорвало? — встревожилась Верстакова.

— Нет, хуже! Этот, новый сосед сверху, из бывшей квартиры Зимина, сейчас так рвался к вам, так в дверь стучал, матерился!

— Что ему надо? — удивилась Анна.

— Не знаю, но он вас так оскорблял, так оскорблял! У меня даже язык не поворачивается повторить.

Верстакова встревожилась.

«Что случилось? Он узнал, что я дала на него показания? Но откуда? Я думала, его сразу же арестуют. Менты продажные!» — И, совсем не по-женски выругав всех представителей закона, она начала с ужасом думать, что ей теперь делать. Минут через пять Верстакова под благовидным предлогом отослала в канцелярию свою молодую напарницу и взялась за телефон.

— Ашот? Это я. Нам нужно встретиться, срочно, сегодня. Давай в девять, у меня на даче. Очень нужно, Ашотик! Я прошу тебя! Это нужно тебе и мне. Я буду ждать, и не забывай, что мы теперь связаны не только бизнесом и постелью.

Если бы кто наблюдал за Анной Тимофеевной тем вечером, он бы сразу понял, что женщина собирается на свидание. А за ней наблюдали…

На своей «десятке» Верстакова объездила не менее десяти магазинов и посетила парикмахерскую, откуда вышла с невероятно стильной прической и свежим макияжем. В дорогом бутике, который из кривовцев почти никто не посещал, приобрела шикарное платье и соблазнительный кружевной гарнитур черного цвета.

Все это она положила на заднее сиденье машины, где уже покоились пакеты, под завязку набитые деликатесами. Наконец в семь вечера ее «десятка» выехала из города и взяла курс на Волгу. Через час машина затормозила около ворот одного из особняков в престижном дачном районе Березовый. Анна загнала машину во двор, и вскоре в окнах вспыхнул свет. Было видно, как хозяйка мечется из комнаты в комнату, на ходу занимаясь уборкой, успевая еще и что-то готовить. Ближе к девяти она все чаще начала посматривать в окно. Но только в двадцать минут десятого к воротам ее замка подкатила точно такого же цвета зеленая «десятка».

Водитель не торопясь вылез из машины, сам открыл ворота и загнал свое авто во двор. Был он высокого роста, поджар, с красивым тонким лицом и удивительно контрастно темными глазами при светлых волосах.

— Ну, вот и он, наш дорогой доморощенный киллер, — сказал Колодников, наблюдая за происходящим из бинокля. Любопытный шофер Сережа, так и не отходивший от майора за битый час ожидания, коротко хохотнул, а Андрей накорябал в блокноте номер машины гостя Верстаковой. Небольшая рощица надежно прикрывала их.

— Ну что, Серега, поехали обратно, в Кривое. Только сначала спустимся к реке, искупнемся. Не упускать же такую возможность.

— А потом домой? — с надеждой спросил Сергей.

— Нет, в ГАИ. Надо пробить там этот номерок.

Пока Колодников с шофером с наслаждением охлаждали разогретые за знойный день тела, в доме Анны Тимофеевны Верстаковой происходил нелегкий разговор.

Любовники сидели при свечах за столом, ломившимся от еды, и ссорились, доходя до крика — Нет, ты совсем с ума сошла?! Ты знаешь, кто это, кто за ним стоит? — Ашот Айвазян по-русски говорил без акцента. Дело в том, что мать его, русская, с классической славянской внешностью, выскочила в свое время замуж за жгучего армянина Гарика Айвазяна. Отсюда и контрасты внешности Ашота — при темных, почти черных, восточных глазах с поволокой он был практически блондин. Подобное сочетание, да еще высокий рост гарантировали ему стопроцентный успех у женщин.

К тридцати пяти годам Ашот перепробовал массу профессий и сменил не менее десятка мест проживания. Начинал со столицы. Теперь он обосновался в Кривове и раскинул свои «соблазнительные» сети. Любвеобильный армянин не очень-то привык трудиться, но тем не менее мечтал о больших, по-настоящему больших деньгах, заполучить которые можно, лишь влезая в крупные махинации. Отсюда его быстрые перемещения по стране. Десять лет кочевой жизни изрядно утомили Ашота, и когда восемь месяцев назад он прибыл в Кривое, то решил угомониться, смирившись с тем, что сверхдоходов ему нигде все равно не получить. Единственным его желанием было остаться здесь навсегда и жить спокойной, размеренной жизнью. И вот теперь все эти благие намерения коту под хвост!

— Не важно, кто за ним стоит, главное, нам с тобой выбраться из этого положения, — сказала Анна Тимофеевна, пересаживаясь поближе к Ашоту. Тот посмотрел на нее почти что с ненавистью. Правда, сейчас она была необыкновенно хороша: тональный крем убрал морщинки, а новое платье и прическа сотворили просто чудо. Перед Ашотом была совсем другая, незнакомая ему женщина. И он невольно смягчился.

— Аня, это не бизнесмены, это бандиты! И их много, ты это прими! Они просто убьют нас с тобой, и все!

— Не убьют, они сами уже под колпаком у ментов, — хладнокровно парировала Верстакова.

— И ты веришь ментам?! — хохотнул, аж подпрыгнув, кавказец.

— А что, очень неплохие мужики, среднего ума, легко поддаются женскому обаянию. Поверь мне, я уж в мужиках разбираюсь, — говоря это, Анна вспомнила Колодникова и самодовольно улыбнулась. — Ими тоже можно вертеть, как фишками.

— Что менты, что они могут! Они возьмут одного, другого, а остальные-то останутся!

— Ашотик, — Анна Тимофеевна прижалась к своему любовнику, погладила его По руке, — мы на это время куда-нибудь уедем, хотя бы к тебе, в Армению, познакомишь меня с родителями. Поживем там, деньги у нас есть. Хорошая идея, правда ведь?

«Ага, нашла дурака», — подумал Ашот, но виду не показал. Он вовсе не стремился связать себя семейными узами с этой стареющей львицей. В его мыслях будущая жена рисовалась неким ангелом во плоти: молоденькая, хорошенькая, терпеливая блондинка, обожающая своего красивого, умного и богатого мужа.

— Ашотик, ты не бойся, ты дашь показания, что видел, как эти двое тащили мешок. И все! Менты дальше все сами сделают. Мы предупредим следователей, что нам угрожают, и уедем. Не хочешь к твоим, давай куда-нибудь за границу, отдохнем. Там сейчас замечательно, у моря не так жарко, как у нас.

«Какая глупая баба, я ей про одно, она про другое! Что толку, что мы троих-четверых посадим? А остальные сорок или пятьдесят бандитов в Железногорске?» — подумал Ашот, отпивая холодное шампанское.

Анна пошла в решительную атаку. Она уселась на колени к своему обожаемому, красивому, но чуточку глупому любовнику и приникла к его губам. Несмотря на аховую ситуацию, Ашот завелся с полуоборота. Он давно уже предпочитал иметь дело с такими вот одинокими женщинами, для которых секс — самое важное в жизни, в отличие от замужних женщин, для которых он только развлечение, а для Ашота совсем небезопасное. Новый запах парижского парфюма свел его с ума, и армянин, развернувшись, повалил на диван свою искусительницу и начал торопливо сдирать с нее вечернее платье.

Глава 35

Николай Кочин был достаточно осторожным человеком только до той поры, пока дело не касалось денег. Приторговывая по мелочам, он мечтал о большом куше, таком большом, чтоб враз решить все проблемы. Кушем Николай считал три-четыре тысячи рублей, большую сумму он просто не мог себе представить.

Сегодня днем судьба подкинула ему шанс, хотя с утра хронически не везло.

Во-первых, в кармане не было ни гроша, во-вторых, приперся Мазуров, в-третьих, никто ничего у него так и не купил. А тут еще Кочина турнули с насиженного места менты, откровенно тянувшие с торговцев небольшую мзду. Покорно собрав свои железяки, Николай бесцельно побрел по рынку, оглядываясь по сторонам в поисках знакомых, у которых можно было бы стрельнуть если не Денег, то хотя бы сигарет. И в этот момент судьба-индейка повернулась к нему лицом.

— Никола! — услышал он и, обернувшись, увидел На другой стороне улицы своего старинного знакомого, Гошку Маренина. Этот сутуловатый, длинный парень тридцати двух лет был так же, как и Кочин, мелким тунеядцем с такими же запросами и с такой же степенью успеха. Родство душ, судеб и характеров сближало этих двух пасынков удачи.

— Иди сюда, работенка есть! — крикнул Маренин.

Николай резво поспешил к приятелю.

— Чего там у тебя?

— Алиеву надо машину разгрузить. Стольник на рыло отстегивает. Ты как, не против колымнуть?

Алиева Кочин знал — азербайджанец, плохо говоривший по-русски толстый мужик лет пятидесяти.

— Нет проблем, разгрузим.

Минут через пять на машине подъехал Алиев. Усадив доморощенных грузчиков в потрепанную иномарку, он отвез их на окраину города, к большому, внушительных размеров гаражу, около которого уже стоял фургон, старый «зилок». Отключив сигнализацию, Алиев открыл ворота и махнул рукой шоферу грузовика. Тот развернул машину и подал к самым воротам.

— Хватит, — буркнул Рамиз, — дальше они сами.

В фургоне оказались многочисленные ящики с продуктами: тушенка, сгущенка, коробки с сигаретами и чаем. Кочин забрался в кузов и подтаскивал провиант к борту, Гоша таскал его в склад, а сам Алиев стоял рядом, зорко наблюдая за происходящим. Николаю бросилась в глаза коробка с надписью «Парламент», и ему в этот момент еще нестерпимей захотелось курить. Подняв вожделенную коробку, он отметил, что она тяжелей остальных. Кроме того, фирменная упаковка оказалась вспорота и грубо, видимо наспех, заклеена широким, прозрачным скотчем. Он было хотел сказать об этом хозяину, но тот махнул рукой.

— В сторону ее!

Когда кузов начал пустеть, в кармане Алиева зазвонил мобильник. Рамиз поднес трубку к уху, сказал несколько фраз на своем языке, потом что-то долго переспрашивал, повышая голос. Наконец он выругался, жестом показал грузчикам, чтобы те продолжали разгрузку, а сам вышел из гаража и продолжил разговор на улице. Вскоре машина была пуста, азербайджанец что-то орал в трубку, а водитель залез в кабину. Николай спрыгнул из кузова, глянул на Гошку и кивнул. Они понимали друг друга без слов. Гоша кинулся вправо, к ящикам с тушенкой, а Николай к той самой вскрытой коробке с сигаретами. Шофер запустил двигатель, так что треска вспарываемого скотча никто не слышал. Кочин сунул руку в коробку, но вместо ожидаемых сигарет почувствовал что-то продолговатое, металлическое на ощупь и тяжелое. Вытащив это нечто на свет божий, Николай с ужасом понял, что держит за ствол пистолет. На секунду он оторопел, и в этот момент грузовик газанул и медленно отъехал от гаража. Судя по интонациям в голосе, Алиев заканчивал разговор, и Кочин торопливо сунул оружие в свою сумку, затем поднялся и сделал пару шагов вперед навстречу азербайджанцу. Все получилось вполне естественно, тем более что и Гоша с невинной мордой и оттопыренными карманами ветровки спешил с другой стороны склада.

— Все, хозяин, работа сделана! — бодро отрапортовал Маренин.

Алиев для сущей важности повертелся по сторонам, велел зачем-то переставить ящики с тушенкой, а коробку «Парламент» отнести в дальний угол склада. После этого он расплатился с грузчиками, закрыл склад и подвез их до рынка. Проводив глазами машину азербайджанца, Гошка сделал хитрые глаза и, обернувшись к другу, сообщил:

— Я четыре банки тушенки стырил. А ты чего?

— Ничего, — коротко ответил Кочин и направился к табачному киоску купить сигарет.

— Ты чего это? — удивился Маренин. — Сдрейфил, что ли?

— Не было там ничего…

В этот момент Гошку окликнули. Тот оглянулся и, ссутулившись, побрел через дорогу. Это была его мать, единственный человек, который имел над Гошкой большую власть, чем водка и лень. Воспользовавшись моментом, Кочин быстро покинул рынок, по дороге купил бутылку самой дешевой, явно «паленой» водки, дешевую колбасу и через пятнадцать минут был у себя дома, в комнате старого деревянного барака постройки ударных тридцатых. Выпив полстакана сорокаградусной и закусив, он наконец-то достал из сумки пистолет. Это был тяжелый вороненый ТТ. Осмотрев оружие со всех сторон, Кочин пришел к выводу, что пистолет новый, он даже пах смазкой, этот запах Николай смутно помнил еще с армии. Положив оружие снова в сумку, Кочин завалился на кровать и начал думать.

Тогда, на складе, в первый момент он сунул пистолет в сумку только потому, что это была добыча. Лишь теперь он понял, что совершил. Он украл оружие у бандитов!

Если они хватятся, ему не жить. Теперь он находился в полной прострации и не знал, что ему делать.

Не выдержав напряжения, Николай вскочил с кровати, налил еще водки, выпил, поморщился и сноваупал на кровать.

«Черт бы побрал этих приезжих козлов! Понаехали тут, черножопые! А все менты виноваты, распустили этих азеров!» — зло подумал он, и невольно всплыла фигура Мазурова. И тут он понял, что надо делать, даже вскочил с кровати, настолько его поразила собственная хитроумная идея.

«Я сдам азера ментам, они его арестуют, пистолеты изымут, а склад с продуктами останется без хозяина, хотя бы ненадолго. Опечатают, и все. Так было с Кузьминым, когда его накрыли с „паленой“ водкой. Вряд ли менты его подключат к сигнализации, у них вечно денег нет. Взять Гошку, он мужик здоровый, ночью ковырнуть ворота ломом, и бери что хочешь!»

В воспаленном мозгу Кочина возникла блаженная картина. Он уже на складе, набирает полные сумки тушенки, сигарет, водки. Торопливо схватив потертую сумку, в которой лежал пистолет, закрыл комнату и побежал на почту звонить Мазурову.

Увы, именно в этот момент судьба начала отворачивать от Николая Кочина лицо и поворачиваться соответственным местом. Дома Мазурова не было, а другого телефона Николай не знал. И надо же такому случиться, что в это же время к Рамизу Алиеву приехал его племянник, Али Гасанов. Любимый родственник направлялся в Москву с большой партией товара и на всякий случай решил запастись оружием. В такой просьбе Рамиз отказать ему не мог. Они прибыли на склад, и, лишь только наклонившись к коробке, Алиев увидел надорванный скотч.

Торопливо отодрав его до конца и заглянув внутрь, Рамиз разразился неистовыми ругательствами. В этот раз ему переправили много патронов и лишь два пистолета.

Теперь в коробке лежал один вороненый ТТ.

Невезение Кочина продолжалось. По дороге со склада Алиев увидел Гошку Маренина. Тот все-таки вырвался из-под опеки матери и, уже пьяный, без дела шатался по рынку.

— Эй, Гошка, иды сюда! — крикнул ему Алиев.

Тот оживился, думая, что ему опять хотят дать еще какую-то не сильно обременительную работенку. Тем неприятней был сюрприз, когда, прибыв на склад, оба азербайджанца начали его дружно бить. Хотя Гошка на голову был выше своих истязателей по складу характера был слабак. Через пятнадцать минут он рассказал все, что знал: про ворованную тушенку, про странную торопливость Кочина, где тот живет, и даже то, что Николай частенько стучит ментам. Последнее было самым большим ударом для гостей с Кавказа. Отойдя в сторону, они начали совещаться, — Я думаю, он не врет, — предположил племянник.

— Шакал он и есть шакал, — согласился дядя. — Все эти русские пьяницы и воры, отойти на минуту нельзя, стащат все, что угодно. Что с этим делать?

Отпустить?

— Отпускать его нельзя, слишком много знает. Давай я его сейчас вывезу, брошу где-нибудь по дороге.

Сидящий на полу Гоша вытирал полой старой ветровки разбитый нос и старался понять, о чем говорят его мучители. Алиев подошел, присел на корточки:

— Харашо, дарагой, я тебе верю. Это все Кочин твой, совсем плахой человек, да? И где он живет, говоришь?

— На Херсонской, это в Соцгороде, дом пять, комната восемь. А я только тушенку взял, я и не видел, что он там делает… — зачастил он.

— Хорошо-хорошо, я же тебе верю, — говоря это, Алиев кивнул куда-то за спину. Маренин хотел обернуться, но не успел. На его голову обрушился тяжелый стальной прут. Через полчаса Гасанов подогнал к гаражу свою «Газель», тело неудачника Гошки погрузил в кузов и повез в сторону столицы. Выкинул его той же ночью в лесу, в трехстах километрах от Кривова.

Найти Николая Кочина для азербайджанца оказалось делом гораздо более трудным. Алиев еще плохо знал город и долго искал эту проклятую улицу Херсонскую, когда же нашел, то выяснилось, что хозяин отсутствует.

Азербайджанец срочно покинул барак, настолько тягостное он производил впечатление. Обитали там в основном старухи да люди, стремительно опускающиеся до положения бомжей. На него косились с удивлением. Слишком приметная внешность, иномарка, пусть и изрядно потрепанная. Отъехав от барака метров на сто, он встал так, чтобы видеть подъезд. Время шло, Кочина не было, и Ра-миз все больше нервничал. Уже начало темнеть, когда кавказец увидел группу парней, неторопливо шагающих к бараку. Алиев присмотрелся и понял, что одного из них он точно знает. Открыв дверцу, он крикнул:

— Эй, Юрка, иды сюда, дэло есть!

Глава 36

В отличие от своих коллег, с ходу взявших след и теперь с азартом преследующих жертв, Юрий Астафьев пребывал в упадническом настроении. Дело «грибника» не сдвинулось с мертвой точки. Даже объявившиеся родственники последней убитой девушки не дали никакой зацепки. Пришлось заняться рутинной работой, обходом грибников, указанных в списке Козлова. Первым в нем значился некто Симоненко, вместо имени Анатолий Григорьевич поставил в скобках «Боровик». По указанному адресу Астафьев никого не нашел, на стук в калитку никто не вышел, только здоровущая собака отозвалась басовитым лаем, и, как рассмотрел в щелку ворот оперативник, на дверях дома висел амбарный замок.

— Вам кого? — раздалось откуда-то сбоку. Обернувшись, Юрий увидел стоящего у соседней калитки человека. К удивлению Астафьева, это оказался не кто иной, как его старый знакомый старик Пахомов, безнадежно разыскивающий пропавшую свою жену, Евдоху.

— Иван Матвеевич? Вы тут живете? — спросил Астафьев. В доме Пахомова он не бывал ни разу, дело это начинал еще Мазуров, потом он заболел, и Юрий провел тогда всего пару допросов. На хозяине были старые камуфляжные штаны, майка, в руках топор.

— Да, это мои хоромы. А вы к соседу?

— Да, надо бы его повидать. Не знаете, когда он будет?

— Нет! — засмеялся Пахомов. — Вы его с утра не найдете. Он по зорьке оседлал свой мотопед — и в Луга. Пока остальные встанут, приедут — от грибов одни пеньки останутся.

Пахомов вернулся во двор и занялся делом. Поставив на колоду круглую чурку, тюкнул ее топором, от чего она удивительно легко раскололась на две части.

Астафьев подошел к старику.

— А отчего его зовут «Боровик»? — спросил оперативник.

— А он эти грибы уважает больше всего. У него свои места, он их бережет, никому не показывает. Пробовали мы как-то проследить за ним, но нет. Сбежал!

Жлобина еще тот!

— А вы тоже грибами увлекаетесь? — удивился Юрий.

— Да, конечно. Я люблю свежие, жареные, только что срезанные! Но, правда, что тут за грибы? Это смех один. Вот в тундре, на Чукотке, Камчатке — вот там грибы! Там и ходить никуда не надо, выехал на вездеходе, остановился, прошелся по кругу метров пятьдесят на пятьдесят — никакой тары не хватит!