Каким далеким был сейчас современный мир с паровыми машинами, электричеством, газетами, отпечатанными типографским способом книгами и тысячами других достижений человеческой мысли! Я вспомнил Шивнатха Джаухри. Он тоже глядел когда-то на эти дворцы, храмы, сады и парки, но, вернувшись домой, никогда никому не рассказывал о виденном — даже в записных книжках написал об этом всего лишь несколько строк. А потом он был жестоко убит; и если бы мы не отважились отправиться по его пути, то удивительное открытие этого человека пропало бы бесследно и о нем никогда и никто не узнал бы. Мы тоже не были уверены в том, что нам удастся выбраться отсюда живыми и невредимыми. Но если бы даже мы и вернулись благополучно домой, думал я, то кто бы из нас решился рассказать о виденном здесь и доказывать, что все это правда?
Пока я размышлял так, наша лодка подошла к величественному и красивому храму бога солнца Ра, расположенному на холме на западной окраине города.
Главах VI ВОЗВРАЩЕНИЕ ПСАРО
Храм бога солнца Ра был самым грандиозным сооружением во всем городе и по красоте превосходил даже дворцы царицы и военачальника. Мраморные плиты, из которых были сложены его стены, поражали своими размерами. Глядя на них, я не мог не удивляться тому, как люди вручную, без всяких машин, подняли их на такую высоту и положили одну на другую. Сколько терпения, труда и времени потребовалось на строительство этого храма! Наверное, тысячи людей трудились в течение многих лет!
Перед храмом стояли большие каменные статуи. По обеим сторонам от входа лежали огромные сфинксы. Внутри храма, вдоль стен просторного зала, уходили вверх массивные колонны.
Благодаря изумительной архитектуре и высокому мастерству строителей храм бога солнца Ра в Митни-Хапи оставлял далеко позади даже замечательный мемфисский храм, выстроенный фараоном Амасисом28.
Вокруг центрального зала разместилось много небольших комнат. Одну из них отвели моим товарищам. Каждый день нам приносили цветы, фрукты и благовония.
Все жрецы этого храма, а их было очень много, готовы были денно и нощно прислуживать Гору, Анубису и Тоту. Яхмос все время спрашивал нас, не испытываем ли мы неудобства и не нужно ли нам чего-либо еще, и делал все, что только было в его силах, чтобы боги чувствовали себя как можно лучше. Кроме того, мы каждый день получали от царицы письма, в которых она осведомлялась о нашем самочувствии.
Однако пребывание в храме напоминало нам своего рода тюремное заключение, и мои товарищи жаловались шутя, что. им приходится теперь сидеть в темной камере. Они никуда не выходили из своей комнаты и снимали маски только на время еды, и то приняв перед этим необходимые меры предосторожности. Мы понимали, что так не может длиться до бесконечности, и ломали голову над тем, что же нам следует предпринять дальше. Дхандас, который очень тяжело переживал вынужденное безделье, постоянно торопил нас: ему не терпелось проникнуть в гробницу Серафиса и овладеть скрытыми в ней сокровищами.
Посоветовавшись с товарищами, я попросил Яхмоса показать нам гробницу Серафиса. И вот однажды, во второй половине дня, он зашел за нами. Ступеньки позади храма вели в длинный коридор, по которому мы прошли в небольшую комнату. При свете факелов мы увидели дверь, по обеим сторонам которой стояли два жреца с обнаженными мечами. Я вспомнил надпись на амулете: «Гробница Серафиса вечно будет охраняться вечно бодрствующими стражами».
Справа от двери высилась статуя бога солнца Ра, который почитался серафийцами покровителем Митни-Хапи. В древнем Египте существовало много культов бога солнца, и я не удивился тому, что еще ни разу во время своих исследований не встречал такого скульптурного изображения. Судя по виду, этот бог должен был носить имя Ра-Хепер: слово «ра» означает «солнце», или «рождающий и дающий миру свет», а Хепер является представителем солнца на земле. Статуя изображала стоящего на задних лапках огромного жука-скарабея с расправленными крыльями и поднятыми над головой передними лапками, в которых он держал круглое, как мяч, солнце. К ногам жука припал человек с протянутыми руками, будто обращался с мольбою к богу.
Слева от двери на стене была иероглифическая надпись, а рядом стояла большая статуя фараона или какого-то номарха — правителя нома, или провинции. Думаю, что скульптура изображала того, кто создал тайну, которую мы жаждали раскрыть.
Я начал внимательно разглядывать надпись. Мне ни разу в жизни не доводилось видеть ничего подобного: из стены высовывались вертикально поставленные каменные круги с искусно высеченными по всей окружности и красиво окрашенными иероглифическими знаками. Круги свободно вращались, причем при повороте круга в стене показывался лишь один иероглиф.
Я спросил Яхмоса, что содержится в этой удивительной надписи: несмотря на большой опыт в чтении иероглифических письмен, я не мог прочитать ее.
— Я и сам не знаю. Это такая тайна, которая не известна даже жрецам, охраняющим гробницу, — ответил верховный жрец, отрицательно покачав головой.
Я взглянул на дверь. Она казалась очень прочной. Через ручки двери были просунуты бронзовые брусья, вделанные в толстые каменные стены дверной ниши.
— Вход в гробницу закрыт? — спросил я Яхмоса.
— Да, сюда невозможно войти, — сказал он.
— Я слышал, что у вас был жук-скарабей, с помощью которого можно открыть гробницу.
— Жук-скарабей! Да его же похитили! Несколько лет назад к нам приехал чужеземец. Ему удалось войти в доверие к служителям храма, и он украл этот амулет у жрецов, охраняющих гробницу.
— Значит, теперь гробница Серафиса закрыта навсегда?
— Да, во всяком случае до тех пор, пока жук-скарабей не будет вновь водворен на место. Вор сумел спастись бегством, хотя полководец Нохри преследовал его до пустыни.
— А что там, в гробнице?
— Мумия Серафиса и все сокровища древних Фив.
— Кому же принадлежат эти богатства?
— Серафису. Но, скажу вам по секрету, ими жаждет завладеть Нохри. Этот человек не боится богов и совершенно не заботится о душах своих предков. Когда вор скрылся, Нохри поклялся своим мечом (он ведь не привык клясться именами Осириса или Амона), что вернет амулет в Митни-Хапи. Нохри послал на поиски амулета одного из своих доверенных лиц, который превосходил по уму других и слыл у нас чародеем, С тех пор прошло много лет, но Псаро (так звали этого человека) все еще не вернулся.
Услышав это имя, я вздрогнул. Мне показалось, что кто-то ударил меня. Я вспомнил рассказ Рамешвара. Шивнатх Джаухри, отдавая ему в Наландском музее амулет, предупредил его: «Берегитесь Псаро!»
Не Псаро ли убил Шивнатха в его собственном доме в Данапуре? Не он ли, слывший чародеем, нарисовал на полу бога Анубиса с головой шакала?
Мне и без того было страшно, но я перепугался еще больше, когда подумал о тех двоих, которые преследовали нас до Суэца.
— Какой он из себя, этот Псаро? — спросил я Яхмоса.
— Прошло уже немало лет с тех пор, как я видел Псаро в последний раз, но у него такое лицо, которое нельзя забыть. Псаро очень много лет, значительно больше, чем кажется на вид. На голове у него не сохранилось ни одного волоска.
Я не смог удержаться от любопытства и снова обратился к Яхмосу:
— А нет ли у него на лице шрама?
Яхмос удивленно взглянул на меня и отрицательно мотнул головой:
— Нет, у него нет никакого шрама.
Я понял, что ошибся, приняв одного из наших преследователей за Псаро, и успокоился, не подозревая о том, что опасность совсем близко.
Мы поднялись в храм, и только я вошел в комнату, как мне передали записку от Нохри, в которой он настоятельно приглашал меня к себе во дворец, расположенный напротив царского дворца, на противоположном берегу реки.
Нохри прислал за мной лодку, и минут через десять я уже стоял перед ним в одной из комнат дворца. На Нохри в этот раз вместо золотых доспехов была накидка из тонкой, прозрачной кисеи. Полководец лежал на красивой кровати, у изголовья которой на небольшом столике стоял кувшин с серафийским пальмовым вином. Когда я вошел в комнату, Нохри не счел нужным не только встать, но даже поздороваться со мной — он лишь небрежным жестом указал мне на кресло. Я продолжал стоять, и тогда он сказал грубо:
— Как хочешь, хотя, по-моему, это нехорошо, чтобы ты — личный жрец богов — стоял передо мной, а я, которому подчиняются всего-навсего простые смертные, лежал у себя в постели. — При этом он иронически улыбнулся.
— Жрецу всегда должно быть присуще смирение, — ответил я.
— Может быть, но воину оно не нужно. Ну, а имеешь ли ты представление о моей силе?
— Я знаю, что ты — командующий армией царицы, самый сильный после нее человек в этой стране.
— А не считаешь ли ты, что царица может что-либо сделать против моей воли?
— Когда царица приветствовала богов, я заметил, что могучий Нохри не пользуется уважением у нее.
Нохри засмеялся:
— Царица боится меня, но боги наводят на нее еще больший страх. Впоследствии она пожалеет о своей глупости. Вот Анубис дотронулся до меня, а я, как видишь, все еще жив.
— Но смерть может прийти в любой момент, — сказал я. Хотя я и понимал, что играю с огнем, но мне очень хотелось выведать у него все, что он думает о нас.
— О Тутмос! Я человек откровенный и хочу, чтобы и ты тоже был со мной откровенен. Я ведь солдат, а тебе должно быть известно, что солдаты всегда говорят начистоту.
— Я тоже люблю говорить откровенно.
— Ну что ж, посмотрим! Расскажи мне все, что ты знаешь об амулете Серафиса.
К счастью, кожа у меня была покрыта краской, а не то Нохри заметил бы, как я побледнел.
— Я знаю, что уже прошло немало лет с тех пор, как этот амулет был похищен и увезен отсюда. Известно мне и то, что только с его помощью может быть открыта гробница Серафиса.
— О, тебе многое известно! Но откуда ты узнал обо всем этом?
— От Яхмоса.
— Да этот старый жрец и в самом деле большой дурак! Яхмос может выучить наизусть все предания о богах, но в людях он совершенно не разбирается. Однако Нохри сделан из другого теста. Я слышал, что Гор — сын Осириса и Исиды, а Анубис — сын плачущей Нейт. Это не те ли самые боги, что бродят за тобой, как ягнята? Я очень рад точу, что не тратил напрасно времени на поклонение им. Я изучаю богов точно так же, как и людей, а сейчас, Тутмос, я хочу разобраться в тебе.
С этими словами Нохри вскочил с постели и быстро сдвинул занавес, висевший за моей спиной. Я оглянулся и чуть не закричал от ужаса: сзади меня стоял человек, которого я уже видел прежде.
— Псаро, взгляни-ка получше на этого человека, выдающего себя за жреца. Кто он? — громко спросил Нохри.
У меня не хватило мужества прямо смотреть в лицо Псаро, которого я узнал с первого взгляда. Худое, тощее тело, лысая голова, морщинистое лицо, холодные глаза! Это тот самый человек, которого мы с Дхирендрой видели на «Лотосе». Не кто иной, как он, похитил у нас амулет, и именно его в конце концов здорово провел господин Чан. Теперь я почти не сомневался в том, что он убил Шивнатха Джаухри.
Глава XVII. ВСТРЕЧА С ЦАРИЦЕЙ
Старик так внимательно смотрел на меня, будто пронизывал насквозь. Стараясь избегнуть его взгляда, я осмотрелся и вдруг заметил за спиной Псаро молодого человека, который тоже плыл вместе с нами на «Лотосе».
Нохри положил свою руку мне на плечо, и я получил представление о его физической силе: он дотронулся до моего плеча лишь четырьмя пальцами, мне же показалось, что на меня навалилась огромная тяжесть и я, не выдержав ее, вот-вот упаду на пол.
— Ну, Псаро, гляди лучше. Знаешь ты этого человека? Встречал ты его когда-нибудь в той удивительной стране, которая лежит за пустыней?
Я переживал примерно то же, что кровавый убийца, сидящий на скамье подсудимых за крепкой решеткой и ожидающий решения суда.
— Нет, я его не знаю, — ответил Псаро, чуть помедлив.
Я в душе поблагодарил господина Чана за его сообразительность и мастерство, за то, что он изменил цвет моей кожи, сбрил бороду, усы и гладко выбрил голову — в общем, за все то, что сделало меня совершенно неузнаваемым.
Нохри даже не скрывал своего глубокого разочарования. Он начал ходить из угла в угол, широко раздувая ноздри и ударяя кулаком правой руки в левую ладонь. Глядя на него, я невольно сравнил его с только что пойманным тигром, который впервые очутился в железной клетке.
Потом он остановился, прищурил глаза, заложил руки за спину и снова обратился к Псаро:
— Гляди лучше!.. Я верю, что ты увидел в той удивительной стране такие необычные, странные вещи, о которых никто из нас даже не слышал и в которые трудно поверить. Ты выучил там такой необыкновенный язык, которого здесь никто не может понять… Ты сказал, что амулет был украден у тебя в каком-то приморском городе. Как он выглядел, этот вор?
— Не знаю, потому что тогда было темно. Я помню двух людей, у которых находился амулет. Один из них был старик с седой бородой, — тот никогда не отважился бы отобрать похищенного жука-скарабея, — ответил Псаро.
— А второй?
— Второй был очень высоким, худощавым человеком с безумным блеском в глазах.
Я был спасен! Я сознавал, что нельзя оставлять без ответа эту выходку Нохри, и поэтому сказал сердито, пытаясь вызвать у Нохри уважение к себе:
— Послушай, Нохри, сама правительница этой страны приветствовала нас, а она ведь сильнее и влиятельнее тебя, хотя ты и придерживаешься другого мнения на этот счет. С тех пор как мы здесь, мы никому не сделали ничего плохого. Еще в тот день, когда мы прибыли сюда, я передал царице, что боги посетили ее страну, заботясь о мире и процветании серафийцев. Я спрашиваю, по чьему указу ты оскорбил меня и поставил этого человека судьей надо мной?
— По собственной воле! — зарычал Нохри.
— В таком случае, я вынужден буду сказать царице, что нахожусь здесь не для того, чтобы сносить оскорбления.
— Царицу можно напугать рассказами о богах и духах, о колдовстве и заклинаниях — она, как-никак, женщина, — но для солдата эти россказни не представляют никакого интереса.
— Я иду к царице, — сказал я и направился к выходу.
Дверь сама раскрылась передо мной, но не успел я сделать и двух шагов, как путь мне преградили двадцать воинов, вооруженных с головы до ног.
Я повернулся к полководцу:
— Прикажи им пропустить меня!
Нохри злобно улыбнулся в ответ:
— Ну, видишь, какую сеть раскинул я здесь для вас? На этот раз ты выбрался из нее, но в следующий раз тебе ее не разорвать, и в сеть попадешься не только ты, но и шакал, и ибис, и сокол, — сказал он и приказал пропустить меня.
Я понимал, что только чудо спасло меня от Нохри, и, выйдя из дворца, долго не мог прийти в себя. Да вы и сами легко сможете представить себе мое состояние, если вспомните, что я не отличаюсь особой храбростью.
Но Нохри бросил нам в лицо прямой вызов, и я сразу же отправился к царице, чтобы рассказать ей обо всем.
У главного входа меня встретил начальник охраны, который поднял руку в знак приветствия и спросил о причине моего визита. Я ответил, что мне необходимо повидать царицу. Тогда он провел меня по садовой дорожке к зданию, в котором помещался тронный зал. По красивой мраморной лестнице я поднялся в огромный зал с бассейном. У самой воды был расстелен ковер, на котором возлежала царица со своими подругами. Я взглянул на нее и подумал, что она совсем еще дитя.
Царица встала и почтительно приветствовала меня.
— Боги просили вас передать мне что-нибудь? — спросила она.
— Боги посылают царице свое благословение, — ответил я и снова почувствовал, что мы преступники, потому что сознательно обманываем молодую, бесхитростную, чистую и честную девушку.
Царица нравилась мне не только своей наивностью, но и простотой обхождения, а это особенно ценно, если учесть, что Серисис, как-никак, принадлежали все блага древней цивилизации. Царица получила хорошее образование — Яхмос рассказывал мне, что она иногда часами беседует с учеными мужами. Если бы она, правительница этого царства прошлого, имела хотя бы отдаленное представление о современном мире, то, несомненно, еще лучше управляла бы этой забытой всеми страной.
Когда я стоял перед Нохри, который не знал сострадания и не питал ни к кому ни малейшего уважения, я понимал, что моя жизнь, как и жизнь моих товарищей, висит на волоске — малейшая неуверенность или неосторожно сказанное слово приведут нас к смерти, — и, чтобы вырваться из рук такого человека, простительно любое средство.
Но сейчас, стоя перед царицей, я считал, что мы заслуживаем самого жестокого наказания, и мне очень хотелось рассказать ей все. Конечно, это было бы очень глупо с моей стороны: если бы Серисис и пожелала спасти нас, то ей это не удалось бы — все равно ее подданные не помиловали бы тех, кто одурачил их.
Я заметил, что царица питает ко мне особую симпатию не только потому, что я живу вместе с богами. Не знаю, чем это объяснить, ибо даже в дни молодости в моей внешности не было ничего привлекательного и я не мог рассчитывать на благосклонность такой девушки, теперь же я постарел и по возрасту годился ей в деды. Но она явно относилась ко мне с большой нежностью, любовью и уважением.
Взяв меня за руку, Серисис спустилась со мной по мраморной лестнице в сад. Предвечерний прохладный воздух был напоен ароматом цветов. Мы шли по дорожке, по обеим сторонам которой стояли статуи древнеегипетских богов и богинь. Вдруг она заглянула мне в лицо.
— Тутмос, что с вами? Вы, кажется, чем-то встревожены? — сказала она.
— Да, царица, — ответил я.
— Может быть, ты огорчили чем-нибудь. богов? — спросила Серисис с глубоким участием.
— Нет, я никому не сделал ничего плохого и не могу понять, почему Нохри объявил меня своим врагом. Я пришел сюда, царица, чтобы просить у вас защиты от этого страшного и низкого человека.
— Нохри очень силен! — воскликнула она и разгневанно топнула ногой. — Разве я не правительница этой страны, раскинувшейся от подножия гор до пустыни? Разве я не происхожу из династии фиванских фараонов? Здесь мое слово — закон. Никто из моих подданных не может нарушить мой приказ, и только полководец Нохри не подчиняется мне.
— И вы боитесь его? — спросил я царицу.
— Нет, я не боюсь Нохри. Но он совсем не хочет со мной считаться. Я не раз обращалась к Яхмосу за помощью и советом. Однако верховный жрец трепещет перед этим человеком и ничем не может помочь мне.
Серисис посмотрела на меня, горестно протянула вперед руки, унизанные браслетами, и браслеты чуть слышно зазвенели. Последний луч солнца коснулся ожерелий царицы, и драгоценные камни заиграли всеми цветами радуги.
Я с глубоким волнением вспоминаю сейчас этот вечер, проведенный вместе с царицей: и этот чудесный сад с пьянящим ароматом цветов, и ровные дорожки, и красивые инжирные деревья, и пальмы, и большие древние статуи и сфинксы, обвитые виноградными лозами, и, наконец, несравненную молодую женщину, чье очарование не мог не почувствовать даже такой сухой ученый старикашка, как я…
То был особый маленький мирок, и внезапно я понял, что, сколь старательно и аккуратно ни наклеивали бы мы этикетки на предметы древней культуры, ни ставили бы на них номера, ни составляли бы их списки и каталоги, ни располагали бы их красиво на полках шкафов и на застекленных стендах, они навсегда останутся всего лишь мертвыми, безжизненными памятниками старины, и никакая фантазия не заменит живого общения с этим миром, который жил особой жизнью.
Совесть ни на минуту не давала мне покоя, и я поклялся в душе, что, если царице придется туго, если ей будет угрожать опасность, я сделаю все возможное, чтобы помочь ей. Конечно, при этом я сознавал, что, не будь у меня таких умных и верных друзей, как Дхирендра и Чан, моя клятва ничего бы не стоила.
— Тутмос, вы мудрый человек, вам доверяют сами боги. Попросите богов, пусть они окажут мне помощь, — обратилась ко мне царица.
Я спросил ее, в чем дело.
— Нохри хочет завладеть моим троном, — ответила она. — Я хорошо знаю этого человека. Он пользуется большим влиянием в армии, и стоит только ему поднять мятеж, как за ним пойдет большая часть воинов.
— Он не осмелится сделать это, — сказал я.
— Нет, — возразила Серисис, — я уверена в том, что рано или поздно, но он обязательно восстанет против меня. А если вспыхнет война, я могу надеяться только на свою личную охрану.
— Да, это настоящие богатыри! — сказал я. — При входе во дворец я видел их, вооруженных и одетых в доспехи. Их шлемы украшены перьями красного ибиса.
— Они отважные и искусные воины. Их отбирали по всему царству, и все остальные воины едва достают им до плеча. Они преданы мне и готовы отдать за меня жизнь.
— Что же нужно Нохри? — спросил я.
— Как я уже сказала вам, он хочет власти и не успокоится до тех пор, пока не сядет на мой трон. Но еще сильнее, чем власти, он жаждет богатства. Все, что я скажу вам сейчас, должно остаться между нами. Мне донесли, что Нохри желает открыть гробницу Серафиса.
— Неужели он хочет овладеть сокрытыми в ней сокровищами?
— Да, и Нохри сделал бы это давно, но он не в силах открыть дверь в подземелье. Для него ведь нет ничего святого, он не побоялся бы оскорбить самого бога солнца и войти в гробницу. Но я надеюсь, что если даже он и проникнет туда, то все равно не сможет ограбить Серафиса — боги не допустят этого.
— Яхмос сказал мне, что для того, чтобы проникнуть в гробницу, необходимо знать какую-то тайну.
— Эта тайна может быть известна лишь тому, у кого находится амулет Серафиса.
— А вы не знаете ее?
Серисис отрицательно покачала головой.
— Ее никто не знает, — сказала она. — И ни один человек, каким бы сильным и могущественным он ни был, не сможет войти в гробницу без этого амулета. Но амулет пропал: его похитили. На его поиски отправился некто Псаро, который уже никогда не вернется.
— Царица, он здесь.
— Псаро! Вернулся!!
— Он только что прибыл сюда из удивительной страны, лежащей по ту сторону пустыни.
— Тогда все пропало, и я едва ли избегну смерти. Этот человек постоянно подстрекает Нохри. Нохри храбр и силен, а Псаро умен и мудр, как змея, — безнадежным тоном сказала царица.
Сзади раздался звон оружия. Обернувшись, я увидел Нохри, одетого в золотые доспехи. Он шел к нам с высоко поднятой головой, и, хотя он внушал мне страх, я не мог не воздать должного его мужественной красоте и выправке.
— Вот он и сам пришел сюда. Идите, Тутмос, но завтра обязательно приходите снова. Я должна вам кое-что сказать, — тихо проговорила царица.
Попрощавшись с ней, я направился к выходу и, проходя мимо Нохри, почувствовал на себе взгляд его быстрых черных глаз.
Глава XVIII. ПЕРЕД БУРЕЙ
В ту же ночь Дхирендра, Дхандас, Чан и я устроили совещание, которое закончилось лишь под утро, — многое пришлось обсудить. Мы сознавали трудность положения. Уже одно то, что Нохри не верил нам, представляло для нас большую опасность, но сейчас в Митни-Хапи вернулся Псаро, и это грозило нам смертью.
Псаро еще раньше слыл среди серафийцев чародеем. Теперь же он, единственный в этой стране, повидал современный мир и познакомился с чудесными открытиями и достижениями нашей цивилизации.
Я высказал мнение, что это Псаро убил Шивнатха Джаухри, и в подтверждение услышал от Дхандаса подробности убийства, о которых не писалось в газетах.
Агент полиции, расследовавший это дело, увидел на полу нож для резки бумаги. Очевидно, Шивнатх Джаухри, делая попытки спасти свою жизнь, ударил этим ножом Псаро — вот откуда шрам на щеке, которого, как сказал мне Яхмос, раньше не было.
Нам не стало легче от того, что мы нашли убийцу Шивнатха Джаухри. Мы понимали, что Псаро не так просто обмануть.
Я готов был хоть сейчас покинуть Митни-Хапи, пребывание в котором с каждой минутой становилось все опаснее, тем более что любознательность ученого была удовлетворена и все, что я увидел в этой стране, значительно превзошло мои ожидания. Но как выбраться отсюда живыми и невредимыми? Если даже нам удастся скрыться из города, это все равно ни к чему не приведет: бежать через пустыню безумие, а другой дороги мы не знаем.
Пока я высказывал товарищам свои пессимистические соображения, господин Чан спокойно слушал меня, сидя на полу и упершись подбородком в колени.
— Не надо отчаиваться, профессор, — сказал он, когда я кончил. — Я вполне согласен с вами, что пытаться вновь перейти через пустыню было бы безумием. Но я услышал о возвращении Псаро, и это мне кажется хорошим признаком.
— Хорошим признаком?! — воскликнул я. — Да как только он узнает о нас, нам несдобровать.
— Вы не поняли меня, профессор. Неужели вы думаете, что Псаро вернулся через пустыню? — улыбнулся Чан.
— Не знаю, — ответил я.
— Я считаю это невозможным, — сказал Чан.
— Но почему?
— У него не хватило бы на это сил: он ведь намного старше вас. Я хорошо рассмотрел его в ту ночь, когда мне пришлось похитить у него амулет.
— Но это всего лишь ваше предположение, — возразил я.
— Нет, профессор, я еще не все рассказал вам. В африканских лесах распространена болезнь, которая навсегда оставляет свой след на лице человека: губы вначале синеют, а потом становятся черными. И признаки этой болезни я заметил у Псаро. Следовательно, перед тем как попасть в Индию, он пробирался через леса.
— Как, и это вы тоже успели увидеть в ту ночь в Суэце? — удивился я.
— Да. Но тогда, разглядывая комнату при свете карманного фонаря, я не обратил на это особого внимания, а вот теперь начинаю припоминать. Моя голова-это своего рода склад: она хранит самые различные вещи, о которых я иногда и сам не подозреваю и которые всплывают в памяти лишь тогда, когда в них испытываешь необходимость… Но слушайте меня. Насколько мне известно, ни к югу, ни к северу от этой страны нет больших лесов, как нет их в долинах Нила и Собата. Да Псаро и не мог бы добраться сюда с юга, так как для этого ему пришлось бы сделать большой круг и потратить слишком много времени. Остается лишь одна дорога, с юго-востока. А это значит, что мы с вами сможем выбраться отсюда той же дорогой, какой воспользовался Псаро.
— Что же, может быть, вы и правы, — сказал я, чувствуя, как во мне затеплилась надежда от этих слов Чана. — И чем быстрее отправимся мы в путь, тем лучше, потому что наше пребывание в храме с каждым мгновением становится все более опасным.
— Итак, вы предлагаете бежать отсюда при первой же возможности? — спросил меня капитан Дхирендра.
— Да. Но меня беспокоит то, что жизнь царицы находится в опасности, — ответил я.
Дхандас, молча слушавший нас, неожиданно вступил в разговор.
— Мы прибыли сюда не для того, чтобы спасать какую-то царицу, и я не покину этот город, пока не проникну в гробницу Серафиса.
— Это невозможно. Если бы мы даже знали тайну гробницы, нам не справиться с жрецами, которые ее охраняют, — сказал Чан.
— Если мы попытаемся применить силу, то это кончится для нас очень плохо. По-моему, самое лучшее, что мы можем сделать, — это оставаться для всех друзьями: один враг среди хранителей гробницы и жрецов храма — и наша песенка спета, — поддержал Чана Дхирендра.
— Мой дядя сделал великое открытие. Он узнал об этой стране и обо всем том, что мы видим сейчас своими глазами. Он оставил после себя несколько записных книжек, и каждое слово, написанное в них, оказалось правдой. Поэтому не может быть никакого сомнения и в правдивости его записей, в которых говорится о сокровищнице Серафиса. Я согласен, что пытаться силой проникнуть в гробницу действительно глупо, но еще глупее было бы с нашей стороны бежать отсюда, оставив здесь несметные богатства, — негромко проговорил Дхандас, глядя на огонь в очаге.
Мы молча смотрели на этого человека, который мечтал овладеть всеми сокровищами Серафиса. Только ради них он и отправился в это опасное путешествие. И если в свое время он возражал против включения в состав нашей экспедиции Чана и Дхирендры, то лишь потому, что ни с кем не желал делиться богатствами, сокрытыми в гробнице Серафиса.
Тишину нарушил капитан Дхирендра, который всегда любил рассуждать практично.
— Представьте себе, что мы вошли в гробницу и захватили все сокровища. Как мы возьмем их с собой в долгий, длинный путь в несколько тысяч километров, который лежит через африканские леса? Дорога на юго-восток — я лично твердо убежден в том, что она есть, — очевидно, проходит по неисследованным лесам и ведет в Кению или в Уганду. Мне не раз приходилось путешествовать по лесам, и поэтому говорю вам по собственному опыту, что раз мы собираемся в такой путь, то должны взять с собой лишь самое необходимое, — сказал он.
— Подумайте, сколько людей нуждается в деньгах! — воскликнул Дхандас.
— Но золото не заменит вам пищи. Собери вы хоть все драгоценные камни, какие имеются в мире, — и они не помогут вам отразить нападение в пути, — пытался вразумить его Дхирендра.
Дхандас долго молчал и потом сказал грубым, жестким голосом:
— Я храбрый человек и готов выжидать столько времени, сколько это нужно. Все мы рабы обстоятельств. Никто не может сказать, что будет завтра.
Да, это было действительно так. Мы не знали, что ждет нас впереди, в особенности теперь, когда в одном с нами городе находился Псаро…
На следующий день поздно вечером ко мне зашел Яхмос и сказал, что царица просит меня прийти к ней как можно быстрее. Когда мы сидели в лодке, я попытался заговорить с верховным жрецом, но он не отвечал мне и только молча плакал, закрыв лицо руками. Я понял, что стряслось какое-то несчастье, и с нетерпением ожидал прибытия во дворец.
Мы застали Серисис одну, без подруг. Царица почтительно поклонилась мне, и не успел я еще спросить, зачем она позвала меня к себе, как она, взяв меня за руку, сказала:
— Мне крайне нужна ваша помощь. Как я вам вчера говорила, так оно и случилось. Псаро вернулся и вместе с Нохри организовал против меня заговор. Вчера вечером Нохри пригрозил мне восстанием, если я не послушаюсь его.
— Чего же он потребовал от вас, царица? — спросил я.