– Зачем же эти… фигли-мигли? Сказал бы сразу – из милиции… Ну и что? Главное – свой парень, а где работаешь…
      – В данном случае это имеет значение, – прервал его Хаблак, – и я пришел к вам, гражданин Хмыз, с вполне официальной миссией.
      – А если с официальной, – ни чуточку не встревожился Хмыз, – так очень прошу садиться. – Сам уселся на диване боком к капитану. – Я внимательно слушаю.
      Хаблак вытащил из портфеля бумаги.
      – Прошу ознакомиться и расписаться, – сказал он сухо.
      Хмыз читал подчеркнуто долго. Наконец взял ручку, вздохнул и расписался. Сказал сокрушенно:
      – Вот не думал, что нам придется вести такой разговор. У Валерии было веселее…
      Хаблак оборвал его:
      – Прошу ответить, где вы находились вчера между девятью и одиннадцатью часами вечера?
      Хмыз не задумался ни на секунду:
      – Дома.
      – И это кто-нибудь может подтвердить?
      – Ну, кто? Конечно, жена, дети…
      – Что вы делали в это время?
      Хмыз как-то смущенно пожал плечами, как бы извиняясь:
      – Спал, – объяснил он. – Я вообще рано ложусь, а вчера почему-то разморило. В моем магазине ревизия, днем навертелся, так рано лег спать. Знаете, как с ревизорами? И то им плохо, и се…
      Хаблак не дал запутать себя.
      – Когда вы легли?
      – Точно не помню. По-моему, около девяти. Но вы у жены спросите, она лучше знает. Катря у меня полуночница, но что поделаешь – женщина. У нее свои хлопоты, двое детей у нас, их накормить, обстирать – это, я вам скажу, не сахар. Тещу хочу выписать, а то прилепилась к своему селу…
      И снова Хаблак не дал увести себя в сторону:
      – Давно видели Бобыря? – спросил он.
      Хмыз не задумался: он ждал этого вопроса, сразу понял, зачем пришла к нему эта милицейская ищейка. Адрес мог выведать только у Бобыревой любовницы. Толик вчера навестил ее – утром, до свидания с ним, и, еще, очевидно, от восьми до девяти вечера, когда Хмыз заходил домой. Не следовало отпускать Бобыря, но он должен был обеспечить себе алиби, хоть какое-нибудь.
      Отпираться не было смысла – это только бы усложнило его положение, и Хмыз твердо ответил:
      – Толика? Вчера встретился на вокзале. Оказывается, – он подмигнул Хаблаку, – его девка живет где-то тут поблизости, Толик ехал к ней.
      – Каким поездом ехали?
      – Девятнадцать одиннадцать.
      – Прибыли в половине восьмого?
      – Точно. И разошлись на вокзале. Толик еще был немножко «под мухой», в буфет тащил пивка выпить, но я отказался.
      – И больше в тот вечер не виделись?
      – Каким же образом? Он ведь спешил к Тане, зачем ему я?
      – После того вечера в ресторане встречались с Бобырем?
      – Обещал позвонить, да исчез куда-то. Вчера сказал: хоронил бабушку. Где-то в Одессе или в Симферополе.
      – Давно знакомы с Бобырем?
      Хмыз позволил себе не ответить. Спросил сам:
      – А что, собственно, случилось? Почему это милиция так интересуется Бобырем? Я понимаю, не от хорошей жизни вы искали контактов с Толиком. Даже в ресторане с красотками.
      Хаблак решительно поставил Хмыза на место:
      – Задаю вопросы только я, понятно? И прошу отвечать исчерпывающе. Итак, давно знакомы с Бобырем?
      – Два года.
      – Как познакомились?
      – Он же в промторге работает, а я – завмагом. – А-а, – махнул рукой Хмыз. – От Толика ничего не зависит, тем более, что я в пригородном районе. Но, впрочем, если откровенно, компания у него интересная…
      – Красотки?
      – И это было, сами знаете. Но ведь, по-моему, это компетенция месткома, а не милиции. А вы хитрый, – подмигнул Хмыз, – теперь я понимаю: прикинулся пьяным и проспал на ковре у Валерии…
      – О чем разговаривали с Бобырем в электричке?
      – Так, о мелочах. О жизни…
      – А конкретнее?
      – Жаловался на какие-то препятствия в суде. Он по уши втрескался в Таню, но считает, что та ему скоро рога наставит.
      – О каких делах шла речь?
      – Делах? – Хмыз даже удивился. – Нет у меня никаких дел с Бобырем. В нашем магазине есть план, и мы его выполняем.
      – Скажите, – капитан перевел разговор на другое, – вот вы ежемесячно перевыполняете план и получаете прогрессивку. Сколько это?
      – Около трехсот тысяч рублей в месяц. – Хмыз заерзал на диване: понял, к чему клонит Хаблак, и разговор этот был ему не по душе.
      – И жена зарабатывает сто тысяч?
      – Сто пятьдесят.
      – Ладно, – согласился капитан. – Вместе четыреста пятьдесят тысяч. А сколько стоит ваш дом?
      – Мы живем очень экономно, – возразил Хмыз. – Кроме того, почти не тратимся на овощи и фрукты.
      – Что скромно, это я вижу, – капитан красноречиво посмотрел на розовый ковер. – Но все равно сомневаюсь, что ваших общих доходов хватило бы на такой дом.
      – Вы правы, – спокойно согласился Хмыз. – Родители жены помогли. Тесть и родная теща. Тесть недавно умер, а был председателем колхоза. Деньжат подбросил, вам бы, говорит, не дал, да внуков жалко, пусть они ни в чем не нуждаются.
      Хаблак задумался. Вдруг какая-то идея мелькнула у него – он оживился и сказал:
      – Следовательно, вы попрощались с Бобырем на привокзальной площади и больше его не видели, так? Можно внести в протокол?
      – Можно, – согласился Хмыз. – Именно так и было.
      – Кстати, – небрежно спросил капитан, – как был одет Бобырь?
      Хмыз почесал затылок.
      – Костюм, кажется, серый. Точно, темно-серый, модный, с широкими лацканами. Я еще подумал – финский. Спросил, а он говорит: шил у портного.
      – Галстук был?
      – Нет, расстегнутая сорочка.
      – В шляпе?
      – В берете. Черный берет, польский. В нашем магазине в прошлом году такие были, с кожаным кантом – раскупили за день. Модные.
      – Модные, – подтвердил Хаблак, – нигде не могу достать.
      – Сделаем, – пообещал Хмыз. – Я достану вам. Хаблак переспросил:
      – Точно помните, что Бобырь был без галстука и в берете?
      – Конечно.
      – Так и запишем. А туфли какие? Хмыз покачал головой.
      – Не обратил внимания. Кажется, босоножки. Вроде бы, похожие на мои. – Он покачал ногой, и Хаблак определил, что обувь Хмыза не меньше сорок четвертого размера. Значит, след у кротовища оставил не он.
      – Прошу подписаться, – капитан протянул Хмызу протокол.
      Тот внимательно прочитал и подписал.
      – Все правильно, – подтвердил он, – но, если позволите, я хотел бы спросить: чего это вы заинтересовались Бобырем? Что-то натворил?
      – Вчера вечером Бобырь попал под электричку. Хмыз даже дернулся на диване.
      – Погиб? Толик погиб?
      – Да.
      Хмыз сделал скорбное лицо.
      – Жаль, хороший был парень. И молодой. Как же это случилось?
      – Напился и заснул на рельсах.
      – Вот до чего доводит пьянство! – лицемерно возвел очи горе Хмыз, и Хаблак вспомнил, как тот хлестал коньяк в ресторане. Попросил Хмыза позвать супругу, и она подтвердила, что Ярослав Михайлович вчера лег спать в девять вечера и не выходил из дому до утра.
      Хаблак спустился с веранды во двор. Попросил воды и, пока Хмыз наливал в кружку, осмотрелся. Усадьба небольшая. Соток восемь. Несколько фруктовых деревьев, кусты смородины и крыжовника, под забором малинник. Рядом туалет и еще одна маленькая калиточка в заборе.
      Хмыз принес воду. Хаблак без всякого удовольствия сделал несколько глотков и направился к выходу. Открывая калитку, оглянулся и перехватил напряженно-тревожный взгляд Хмыза, – удовлетворенно улыбнулся и сел в машину. Приказал ехать в Киев, – должен был еще застать полковника Каштанова в управлении.
      Выслушав капитана, Каштанов похвалил:
      – А ты его ловко подловил. Чистая работа, и он попался на крючок, как неопытная рыбка. Что предлагаешь?
      – Надо провести повторное, более квалифицированное вскрытие тела Бобыря. Убежден, что Хмыз виделся с Бобырем после девяти вечера. Ведь он утверждает, что Толик был в берете, даже описал – в каком. А берет этот хранился у Высоцкой, и Бобырь надел его, уходя от нее вечером. Хмыз забыл, что днем Бобырь не носил берета, в его памяти сохранился, так сказать, его вечерний образ. Впрочем, Толик был в том же костюме и сорочке, а откуда Хмызу знать, что берет лежал у Высоцкой! Следовательно, Бобырь виделся с Хмызом после девяти вечера и до начала одиннадцатого, потому что поезд отходит со станции в 10.17 и выходит на тот злосчастный поворот через две минуты. А в это время Бобырь уже лежал на рельсах.
      – Все правильно, – одобрил Каштанов. – Логика безукоризненная.
      – Дальше. Бобырь встретился не только с Хмызом. Был кто-то еще. Считаю, что главарь их банды. Высоцкая утверждает, что Толик готовился к серьезному разговору и даже сказал, что выходит из игры. Кто решает такие вопросы? Главарь. Они с Хмызом встретили Бобыря, довели до окраины поселка, там убили и положили труп на рельсы, чтобы имитировать несчастный случай.
      – Очень перспективная версия, – согласился Каштанов. – Но могло быть и так: Хмыз с главарем или еще с кем-то встретились с Бобырем, где-то выпили, Бобырь опьянел и угодил под электричку.
      – И это возможно. Но зачем тогда Хмызу отрицать вечернюю встречу с Бобырем? Если бы все получилось именно так, он не мог бы знать, что Бобырь погиб, и совесть у него была бы чиста. Мол, встретились еще раз вечером, поговорили и разошлись.
      – Подождем до утра, – решил Каштанов. – Посмотрим, что скажут эксперты.
      Повторная экспертиза подтвердила сомнения Хаблака. Патологоанатомы сделали заключение, что Бобыря ударили тяжелым металлическим предметом в затылок, в результате чего даже треснула затылочная кость. Правда, эксперты допускали, что этот удар мог быть сделан во время наезда электрички на Бобыря. Поезд потащил тело, и голова ударилась о гайку или какой-нибудь металлический предмет, лежавший между рельсами. Но ничего такого на месте происшествия не было найдено, и ни у кого не осталось сомнений, что Бобыря убили ударом в затылок, убили или он потерял сознание, а преступники положили его на рельсы и убежали.
      Хаблак представил даже, как убегали Хмыз и его сообщник. Вряд ли они пошли обратно в поселок по тропинке. Скорее всего они перебежали железнодорожную колею и углубились в лес. Там расстались: Хмыз повернул к поселку, глухими переулками вышел к своей усадьбе, попал в нее через калиточку из тупика. А сообщник Хмыза пошел на станцию или, вероятнее, лесом до следующей станции: идти недалеко, всего четыре километра, и через час сел в электричку.
      Капитан подумал: вот когда могла бы пригодиться собака. Если бы этот железнодорожный криминалист сразу же не поверил в несчастный случай, мог бы вызвать проводника с овчаркой. Человека, ушедшего лесом, не догнали бы, но к усадьбе Хмыза пес наверняка бы привел. Если, конечно, Хмыз не пошел по воде или каким-то другим способом не замел бы следы. Между лесом и поселком протянулся пойменный луг, а Хмызу в сообразительности не откажешь: перешел мостик и побрел ручьем по колено в воде. Но тогда он должен был бы надеть сапоги.
      Хаблак пошел к Каштанову с докладом, но полковник остановил его:
      – Мне звонил главный судебный медэксперт, и я в курсе дела. Твои предложения, капитан?
      – Обыск у Хмыза и арест. Единственный аргумент против: можем спугнуть сообщника.
      – Если он есть, – уточнил Каштанов.
      – Да, – согласился Хаблак, – если он существует.
      – Стало быть, – сказал полковник, – мы все же допускаем возможность, что Хмыз действовал один. Мог, оглушив или убив Бобыря, дотащить его до железнодорожной насыпи?
      – Мог.
      – Если же есть сообщник, он ушел теперь в такое подполье, что все равно в ближайшее время нам его не разыскать. А у Хмыза можем найти нечто такое, что выведет на сообщника. Готовьте оперативную группу, капитан.
      Увидев Хаблака в сопровождении участкового инспектора и еще двух мужчин в штатском, но с явно военной выправкой, Хмыз перепугался. Капитан впервые видел его испуганным, и, честно говоря, это доставило ему моральное удовлетворение.
      Хмыз стоял на крыльце в хлопчатобумажных брюках и желтой майке, челюсть отвисла, он растерянно подтягивал брюки. Штанины задрались, оголив белые, покрытые рыжими волосами ноги, и вся его поза подчеркивала страх и растерянность.
      Хаблак предъявил санкционированное прокурором постановление на обыск и попросил участкового привести понятых. Хмыз несколько пришел в себя и попытался даже выразить возмущение:
      – На каком основании? – заорал он. – Это незаконно, я буду жаловаться в высшие инстанции! В чем меня обвиняют?
      Хаблак оборвал его:
      – Мы вынуждены произвести обыск в связи с расследованием дела об убийстве Бобыря.
      – Какое убийство! – встрепенулся Хмыз. – Вы же сами сказали, – несчастный случай!..
      – У нас есть дополнительные данные, гражданин Хмыз, – объяснил капитан, – вот и возникла необходимость в обыске.
      – Ищите хоть десять лет, – махнул он рукой, – все равно ничего не найдете!
      Проховник привел понятых – соседей Хмыза. Взволнованные, они смущенно смотрели на него, как бы подчеркивая, что не имеют ничего общего со всем происходящим, но Хаблак читал в их глазах любопытство, даже нетерпение: знали, небось, или догадывались, кто такой в действительности Хмыз, и радовались, что правда, наконец, восторжествует.
      Хаблак распорядился отправить детей к соседям, и оперативники взялись за дело. Хозяин с женой сели в углу большой комнаты, не разговаривали, напряженно следя за работой милиции.
      …Прошло уже несколько часов, участковый даже бегал в ближайшую закусочную за бутербродами для оперативников и понятых, но так ничего и не нашли. Закончив обыск в доме, перешли в усадьбу. Хаблак принялся осматривать сарай, где весь стол и несколько полок занимали различные инструменты.
      Хмыз был человеком хозяйственным: инструменты разложил в идеальном порядке, имел ключи всех размеров, ножовки, пилки, топоры, даже портативный столярный верстак с циркулярной пилой и электрорубанком. В отдельных ящиках хранил болты, гайки, гвозди, шурупы. Хаблак перебрал все это хозяйство и не нашел лишь молотка. Обыкновеннейшего молотка, без которого не обходится ни один хозяин, не говоря уж о таком старательном, как Хмыз. Капитан вышел из сарая, спросил у Хмыза, примостившегося на грубо сбитой, собственного производства табуретке:
      – Есть ли у вас молоток, Ярослав Михайлович?
      – Как же не быть, – ответил он, подняв глаза, но сразу опустил их и, взявшись руками за табуретку, прибавил: – у меня, видите, инструмент в ажуре.
      – Покажите, где молоток, – попросил Хаблак, но Хмыз продолжал сидеть, и его пальцы, сжимавшие табуретку, побелели.
      – Ищите, – сказал он, – должен быть в сарае.
      – Я уже все обыскал.
      – Дети могли затащить куда-нибудь или кто из соседей одолжил. Ты не брал? – спросил он у понятого.
      Тот удивленно посмотрел на Хмыза.
      – У тебя возьмешь!.. – только и сказал он, и Хаблак понял, что Хмыз вряд ли одолжил бы кому-нибудь свой инструмент. Спросил:
      – Какой у вас был молоток? Опишите.
      – Обыкновенный, за шесть тысяч… Таких в магазинах навалом.
      – Фигурный или брусочком?
      – Брусочком.
      – Найдите.
      Хмыз неохотно встал с табуретки, пошел в сарай.
      – Посмотри левее возле ящика, – сказала ему вслед жена. – Я вчера видела.
      Хмыз даже не оглянулся. Ни возле ящика, ни в другом месте молотка не было. Посмотрел под столом, заглянул в ящик с гвоздями.
      – Должно быть, дети куда-то затащили, – сказал он наконец.
      Хаблак приказал участковому:
      – Пойдите, спросите у детей, не брали ли молоток. – Смотрел, как шагает, тяжело переступая ногами, обутыми в летние тапочки, к своему табурету Хмыз.
      Обыск подходил к концу, но ничего подозрительного оперативники так и не нашли. Все ценности Хмыза составляли несколько колец, дамские золотые часы, семьсот тысяч наличными и пятьсот – на сберкнижке. Один из оперативников полез на чердак в сарае, а другой подошел к водопроводной колонке, нажал рычаг, и вода полилась в подставленное ведро. Оперативник скользнул взглядом по резиновому шлангу и спросил у Хмыза:
      – Каким насосом качаете?
      – «Харьков».
      – В шахте? – оперативник ткнул пальцем в землю. – Глубоко?
      – Два с половиной метра.
      – Колодец кирпичом выкладывали?
      – Чем же еще?
      Оперативник обошел вокруг колонки.
      – Перекрытие из досок? – спросил он.
      – Да.
      – Аккуратно сделано, – похвалил оперативник. – Забросали землей, даже дерном обложили. Где у вас лопата?
      Хаблак увидел, как у хозяина чуть-чуть задрожали губы.
      – В сарае, – ответил он за Хмыза.
      Оперативник вынес из сарая штыковую лопату, энергично срезал дёрн, оголив покрытые полиэтиленом доски. Через несколько минут вместе с Хаблаком они сняли их – глубоко в землю врезалась узкая шахта, на дне которой стоял электромотор «Харьков».
      Оперативник принес лестницу, спустился в шахту. Постоял, пристально оглядывая стены, и начал простукивать их. Хаблак нагнулся над шахтой, следя за действиями коллеги. Уголком глаза увидел, как жена Хмыза привстала на табурете. Приказал старшине:
      – Поаккуратнее, пожалуйста.
      – Угу… – недовольно пробормотал тот. Он не нуждался в таких указаниях – был знатоком своего дела.
      На высоте чуть больше метра от дна колодца старшина простучал несколько кирпичей и попросил капитана:
      – Скажите Астахову, пусть подаст инструменты. Второй оперативник принес брезентовый чехол с какими-то железками, старшина вынул стальной стержень со сплющенными концами, поддел и легко вывалил из кладки кирпич. Потом второй, третий… Залез рукой, вытащил бронзовую шкатулку. Заглянул в тайник.
      – Все. Держите, товарищ капитан.
      Шкатулка была тяжелой. Хаблак тряхнул ее и услышал звяканье.
      – Что в ней? – обернулся он к Хмызу.
      Тот медленно встал, не сводя глаз со шкатулки. Весь как-то обмяк, ноги подогнулись, и капитану показалось, что он сейчас упадет. Но вместо этого Хмыз сделал шаг вперед, захохотал нервно, почти истерически.
      – Шайбочки! – воскликнул он. – Там все мои шайбочки.
      – Шайбы? – удивился понятой. – В шкатулке в тайнике?
      – Не те шайбы, что вы думаете… – Хаблак снова встряхнул шкатулку и спросил: – Где ключ?
      – В сарае… В коробке с шурупами… Там он. Оперативник принёс ключ. Заглянул и покачал головой.
      Понятые вытягивали шеи, чтобы тоже заглянуть, и Хаблак не стал испытывать их любопытство: высыпал содержимое шкатулки на стол.
      Золотые монеты, обручальные кольца, перстни с драгоценными камнями, браслеты…
      Посмотрел на Хмыза и его жену. Они сидели, опершись грудью на стол, в одинаковых позах, и не сводили глаз с золота. Не видели сейчас ничего, забыли обо всем – о милиции, понятых, обыске, обо всем, что тяготело над ними, угрожало им, – смотрели, и глаза их жадно блестели.
      – Красивые «шайбочки»! – Хаблак выбрал из кучи золотую монету, подбросил ее и ловко поймал.
      Хмыз облизал пересохшие губы.
      – Подавиться бы вам этими шайбочками! – яростно закричал он. – Ты за всю свою жизнь и сотой доли не заработаешь!
      – Мне хватает зарплаты, – беззаботно засмеялся Хаблак, – зачем мне золото?
      – Что ты в нем петришь! – поднял стиснутый кулак Хмыз, и в этом жесте было столько лютой злобы, ненависти и безнадежности, что Хаблаку показалось: дай ему это золото – проглотит его. – Золото – это жизнь!
      – За решеткой! – бросил один из оперативников, и Хмыз съежился, вдруг как-то сразу постарев и сделавшись как будто ниже.
      – Это ж надо! – поразился вдруг понятой: видно, подлинный смысл всего происходящего, дошел до него только теперь. – Иметь такое богатство и занимать деньги! Я сто пятьдесят тысяч получаю, а он мне еще пять штук должен… – кончил он как-то жалобно, словно осознав, что и пять тысяч безнадежно потеряны.
      Хаблак придвинул к себе золотые украшения. Попросил понятых:
      – Садитесь поближе, составим протокол. А вы, – он повернулся к старшине, – продолжайте обыск.
      Тот развел руками.
      – Собственно, все… – оглядел веранду, вдруг в поле его зрения попали грубо сколоченные табуретки, на которых перед этим сидели Хмыз с женой. Внимательно осмотрел, поддел массивной отверткой сиденье и отодрал его от ножек.
      – Ничего… – вздохнул он. Простукнул сиденье и отставил табурет. Пнул ногой другой, небось, не хотелось возиться, но все же оторвал сиденье и у него.
      – Посмотрите, товарищ капитан, – подал Хаблаку разбитый табурет. – Тут что-то есть…
      Хаблак вытащил из хорошо замаскированного тайника деньги, завернутые в целлофан, и несколько сберегательных книжек. Пачка купюр по десять тысяч была такая большая, что женщина-понятая воскликнула:
      – Я думаю, и в банке столько нет! Где ты взял, Ярослав Михайлович?
      – Наворовал! – ответил Хаблак вместо Хмыза. – Ваши деньги, гражданочка, наши общие, присвоенные хапугами и ворами.
      – Это я – вор? – вдруг поднялся над столом Хмыз. Должно быть, понял, что терять ему больше нечего. – Я – вор? Это вы, никчемные, жалкие людишки, довольствуетесь крохами! Я – человек с размахом, и никто не знает, что таится во мне. Насмотрелся… Заведующие, директора, начальство всякое!.. А ты эту торговлю дай мне! Мне, в собственные руки. И я покажу, как надо вести дела!
      – Не дадим! – отрезал Хаблак. – Знаем и видели уже! Купцы и фабриканты, биржевые дельцы и банкиры! Тебе дай простор, действительно развернешься, всех – к ногтю, люди для тебя муравьи, будешь топтать их. А мы не позволим, намордник наденем, понял ты, вор! – Бросив это в лицо Хмызу, махнул рукой и замолчал: не годится ему, представителю власти, терять над собой контроль.
      Начал считать деньги. И чуть ли не сразу сбился – все же Хмыз вывел его из равновесия. Сосредоточился и закончил подсчет. Пять миллионов!
      А сколько на сберкнижках? Десять книжек на предъявителя по пятьсот тысяч на каждой. Была, значит, у Ярослава Михайловича педантичная жилка – любил круглые суммы. Десять миллионов в самодельном табурете, за который и рубль отдать жалко!
      Хаблак встал и официальным тоном сказал:
      – Мы задерживаем вас, гражданин Хмыз. Прошу ознакомиться с постановлением.
      Хаблак с Коренчуком сидели за столом, на котором разложили свои бумаги, а Каштанов расхаживал по кабинету, заложив руки за спину и задорно выставив бороду. Чуть поодаль примостился следователь прокуратуры Устинов.
      – Чем же мы располагаем, товарищи криминалисты? – полковник будто разговаривал с самим собой. – На первый взгляд, многим, а если разобраться глубже, проникнуть, так сказать, в существо? Тогда придется признать, что сделаны лишь первые шаги.
      – Ну, почему же первые? – обиделся Хаблак. – Один Хмыз чего стоит!
      – Но ведь, надеюсь, вы не станете возражать, что Хмыз – не главная фигура.
      – Кто его знает…
      – Давайте разложим все по полочкам, – предложил Каштанов, – и Хаблак едва заметно улыбнулся, прикрывшись от полковника ладонью. Это «давайте разложим по полочкам», слышал уже не один десяток раз, и всегда представлял себе развешанные на пустой стене полковничьего кабинета десятки полочек, на которых Каштанов раскладывает свои материализованные в какие-то вещи аргументы.
      Полковник действительно остановился у стены, оперся на нее спиной и начал размышлять вслух:
      – Что у нас есть против Хмыза? Первое: десять миллионов наличными и на сберкнижках, приблизительно на пятнадцать миллионов золота и прочих драгоценностей. Так?
      Хаблак вообразил, как полковник положил на первую полочку увесистую пачку денег и бронзовую шкатулку с кольцами и золотыми монетами. Положил, отступил и любуется шкатулкой.
      – Во-вторых, – продолжал Каштанов, – доказательства того, что Хмыз виделся с Бобырем незадолго до убийства последнего. Три фактора свидетельствуют против Хмыза. Его утверждение, что он видел Бобыря в берете. Отсутствие молотка в наборе инструментов и то, что Хмыз не может объяснить, куда девал его. Наконец, на сапогах Хмыза, изъятых во время обыска, эксперты нашли ил, идентичный илу на берегах ручья поблизости от усадьбы Хмыза, что подтверждает вашу версию, капитан, будто Хмыз пытался замести свои следы. Согласны?
      Хаблак кивнул и представил, как полковник положил на другие полки берет, молоток и грязные сапоги.
      – Не хватает молотка, – сказал Устинов. – И надо его найти!..
      «Будто я сам этого не знаю, – подумал Хаблак. – Но попробуй! Может, он его зарыл или забросил где-нибудь в лесу?
      – Далеко ли от мостика через ручей до улицы Хмыза? – спросил Устинов.
      – Четверть километра.
      – Вероятно, он бросил молоток в ручей, – сказал полковник. – Сейчас позвоню в Ирыньский горотдел, пусть поищут там.
      – Иголка в стоге сена, – прокомментировал Хаблак.
      – Которую тоже можно найти, – возразил полковник. – Далее. На допросах Хмыз утверждает, что во время войны его отец прятал во Львове еврейскую семью – бывшего богатого польского коммерсанта, и тот заплатил ему золотом, найденным в колодце во время обыска. Отец умер, и золото, мол, осталось в наследство. Жена Хмыза говорит то же самое. Она, эта супружеская парочка, далеко не проста – заранее разработали и заучили подходящую версию. Разрушить ее трудно. Семью, которую якобы прятал Хмыз, гитлеровцы потом увезли в концлагерь и там уничтожили. Более того: я сделал запрос во Львов и вот только что получил ответ. – Каштанов взял со стола бумагу, помахал ею в воздухе. – Сохранились свидетели, которые подтверждают, что Хмыз, живший во время оккупации на Стрыйской улице, прятал некоторое время владельца галантерейного магазина Хаима Мордохаевича Гершензона, у которого работал до войны продавцом. Потом Гершензон выехал в городок под Львовом, где его и взяло гестапо.
      – Ого! – вырвалось у Хаблака. – А если Хмыз не врет?
      – Вот видите, – поморщился Устинов, – даже у вас зародилось сомнение.
      – Лжет, – вмешался, наконец, в разговор Коренчук, до этого сидевший молча. – Первые данные у меня уже есть…
      – Какие? – нетерпеливо спросил Устинов. – Что же вы молчали?
      – Сижу и слушаю вас, – смутился лейтенант. – Очень интересно… Особенно, как капитан подловил Хмыза на берете. Я бы не додумался.
      – Какие же у вас данные?
      – Я попросил капитана изъять у гражданки Высоцкой кофточку. Изъять или одолжить, как там ему будет удобнее. Потом, в связи с ревизией и арестом Хмыза мы взяли кофточку у продавщицы магазина. Точно такую же, как у Высоцкой. Одна будто бы: импортная, английская, по крайней мере об этом свидетельствует ярлык, другая наша, отечественная. А эксперты утверждают, что обе сделаны из абсолютно одинаковой шерсти. Кроме того, установлено, что ярлык – кустарного производства.
      – Допрашивали продавщицу? – поинтересовался Устинов.
      – Стояла на своем: подруга, мол, привезла из Москвы. Я спросил, какая именно подруга, фамилию и адрес… Тогда она изменила тактику: мол, купила на улице у незнакомой женщины и боялась признаться, чтобы не обвинили в поощрении спекуляции.
      – Все еще боятся Хмыза, – констатировал Устинов.
      – А то как же? Он держал их в руках. Но я все равно узнаю, откуда Хмыз получал такие кофточки.
      – Задание номер один, – согласился Устинов. – Что вы предлагаете?
      – Капитан говорил, что во время обыска у Хмыза изъят блокнот, в котором записаны номера телефонов. А это – круг его знакомств.
      – Да, – подтвердил Хаблак, – и я уже начал выяснять, кто из них может заинтересовать нас.
      – Я просил бы вас подключиться к этой работе, – сказал полковник.
      – С удовольствием.
      – Есть еще вопросы?
      Хаблак с Коренчуком встали почти одновременно, и полковник отпустил их, оставшись со следователем. Изучив блокнот Хмыза, Коренчук предложил:
      – Давай разобьем телефоны на группы.
      – По какому принципу? – полюбопытствовал Хаблак. – Служебные и квартирные? Это уже сделано.
      – Я имел в виду еще две подгруппы. Анализируя служебные телефоны, установим, каким организациям или предприятиям они принадлежат. Составим список этих организаций, выделяя самые перспективные с точки зрения Хмыза. Выясним, у каких лиц или в каких отделах или цехах установлены эти телефоны. Поговорим с людьми.
      – Ого! – засмеялся Хаблак. – А вы знаете, сколько номеров записано в Хмызовском блокноте?
      – Приблизительно.
      – Я знаю точно. Триста сорок восемь!
      – Ну и что же?
      – Долгая история.
      – Думаю, не такая уж и долгая. Видите, большую часть этих номеров мы отметем при начальном анализе. Смотрите: в первую подгруппу выделим так называемые зашифрованные номера. Вот, например: «Б. К. – 74–20—37». Кстати, вы спрашивали его, что это за номера?
      – Отказался отвечать.
      – Что ж, это его право.
      – Как посмотришь, сколько у него прав…
      – Закон.
      – Быть вам профессором юриспруденции.
      – Если захочу, – вполне серьезно ответил Коренчук, но не выдержал, весело захохотал. – А пока я не профессор и даже не доцент, так давайте сюда блокнот Хмыза, выпишем зашифрованные номера.
      Они полистали записную книжку и выписали четырнадцать номеров.
      – Начнем, – сказал Коренчук и снял трубку. Покрутил диск, подмигнул Хаблаку и спросил: – Это абонент 97–84—91? Вас беспокоят с телефонного узла, дежурный Шевчук. Вы меня хорошо слышите? Жалоб нет? В связи с перерегистрацией телефонов прошу точно назвать фамилию, имя, отчество человека, на которого зарегистрирован аппарат. Бацало Кирило Пилипович? Так, записываю, большое спасибо. На Суворовской улице, так, пожалуйста, записываю: тридцать семь, квартира сто пятая. А нельзя ли поговорить с самим Кирилом Пилиповичем? На работе? Дайте, пожалуйста, номер его телефона. Спасибо, записал. Это, если не секрет, какая организация? База облпотребсоюза? Еще раз благодарю, будьте здоровы!
      – Чудесно! – поаплодировал Хаблак, когда лейтенант положил трубку. – Несравненно!
      – Болтливая старушка – для нас сокровище, капитан, но не всегда, к сожалению, старухи сидят у телефонов, и наш путь не настолько уж торный.