Миллион в сигаретной пачке

      – Таня.
      Рогатый все еще стоял, и коньяк выплескивался из фужера. Подошел Романика, хотел отобрать фужер, но Осташевич не отдал и выпил до дна. Качнулся, и Романика обнял его.
      – Вот это парень! – воскликнул он, покосившись на блондинку, но Хаблак что-то нашептывал ей, и лейтенант так стиснул в объятиях Рогатого, что тот засопел. – Прекрати немедленно, – прошептал Романика. – Не то пожалеешь!
      Лейтенант отпустил Осташевича, и тот сразу сел, хлопая глазами, но алкоголь придал ему храбрости – схватил бутылку, принесенную Хаблаком, и начал наливать коньяк в рюмки.
      Капитан придвинул свой стул к блондинке, нагнулся над столом, чтобы хоть немного заслонить от нее Осташевича.
      – Муж? – кивнул на него. Таня надула губы.
      – Нет, что вы…
      – Так я и думал! – деланно оживился Хаблак.
      – Познакомились на пароходе…
      – Кто он?
      Какой-то тревожный огонек мелькнул в Таниных глазах: зажегся и сразу же погас.
      – Душно тут, – пожаловалась она. – Двери закрыты.
      – Пойдемте на палубу, – предложил Хаблак.
      – Но ведь… – девушка с сожалением обвела взглядом заставленный стол.
      – Возьмем с собой стаканы и выпьем шампанского на палубе.
      – Чудесно! – всплеснула ладонями Таня. Осташевич сразу понял, чем это обернется для него.
      – Но ведь мы не допили коньяк! – запротестовал он.
      – Возьмите с собой, – великодушно согласился Хаблак и велел официантке принести счет.
      – Подождите… – Рогатый встал и направился к буфету. Романика хотел пойти за ним, но Осташевич решительным жестом остановил его, и лейтенант, в ярости сжав кулаки, вынужден был остаться за столом.
      Рогатый вернулся к столу еще с двумя бутылками «Украины». Одну засунул в карман, другую поставил перед Хаблаком. Нагло подмигнул.
      – Бери! – качнулся, и Романика поддержал его. – Я сегодня добрый. Дарю вам.
      Честно говоря, Хаблаку хотелось ударить его, но вместо этого он щелкнул ногтем по роскошной этикетке, многообещающе сказал:
      – Сочтемся… Я никогда не остаюсь в долгу. – Он взял не распечатанную еще бутылку шампанского, фужеры.
      – Нал-ли-вай… – пробормотал Осташевич и еще раз качнулся…
      – Я провожу вас в каюту, – предложил Романика.
      – Н-ни в коем разе! Мы сегодня гуляем, и п-пусть всякие гады… – хотя Рогатый был пьян, но осекся, поняв, что сморозил глупость.
      Хаблак коснулся локтя девушки.
      – Пошли, – предложил он, – а они вдвоем еще посидят…
      Таня взяла со стола коробку конфет.
      – Вишня в шоколаде, – объяснила она, – и под шампанское…
      – Да, – согласился Хаблак, – вишня в шоколаде – это очень вкусно.
      Они выскользнули в стеклянную дверь, и Хаблак даже не оглянулся – знал: Романика воспользуется случаем и приберет к рукам обнаглевшего вора.
      Они поставили фужеры на длинную деревянную скамейку, Хаблак бабахнул пробкой и подумал, что он ведет себя сегодня, как заправский купчик: что ж, в этом был смысл: он должен завоевать доверие Тани, хотя бы добиться ее благосклонности, а вкусы и привычки у нее, небось, достаточно устоявшиеся – вспомнить только, как она решительно взяла со стола конфеты. Выпили по фужеру, и Таня заметила, что уже поздно и надо идти. Может быть, сделала это просто так, ради приличия, но Хаблак сразу ухватился за спасительное слово. Он проводил девушку, они немного постояли под окнами первого класса, и Хаблак спросил умышленно равнодушным тоном, кто занимает другое место в ее каюте.
      – Пока никто, – ответила она, не без намека сделав ударение на первом слове, – но завтра в Запорожье сядет мой… – она чуть-чуть, совсем незаметно, запнулась, но закончила уверенно, – муж.
      Это была интересная новость – предвидение Хаблака сбывалось: Толик не мог не поговорить с Осташевичем. Капитан сокрушенно покачал головой и многозначительно сказал:
      – На его месте я бы вас не отпускал одну…
      Таня отреагировала на этот намек своеобразно, по крайней мере так показалось Хаблаку, а может быть, он просто переоценивал свою мужскую привлекательность? Она искоса посмотрела на него и сделала пробный выстрел:
      – Точнее, жених… Мы еще не зарегистрировались, Анатолий настаивает, но я не спешу.
      «Толик! Вот тебе и конец шарады! – повеселел Хаблак. – Он не очень умен: мог назваться Рогатому Павлом, Миколой, Борисом…»
      – Зачем спешить? – задумчиво сказал он. – Мы только и делаем, что спешим – курьерские поезда, самолеты, автомобили… А я вот люблю на такой скорости… – Он похлопал по поручням палубы… – Пятнадцать километров в час, на лошадях быстрее доедешь…
      – Вы в Киев?
      – Да.
      – Возвращаетесь из командировки?
      – Пятнадцать километров в час для командированного слишком большая роскошь. Никто не оплатит суточных…
      – Смотря где работаешь…
      – Теперь всюду горячка: планы, выручка…
      – В торговле? – заинтересовалась Таня.
      Собственно, Хаблак был почти уверен, что она не пропустит его слова мимо ушей. Заранее продумал линию поведения, днем разговаривал с полковником Каштановым и условился, что будет выдавать себя за работника торговли – директора магазина или заведующего отделом. Каштанов должен был в течение дня выяснить, кто из работников такого ранга находится сейчас в отпуске, и сообщить капитану в Запорожье.
      – Торговля, – скажу вам, не подарок, – уклонился Хаблак от прямого ответа.
      – Вот и Толик говорит…
      – Коллеги, выходит, – вздохнул Хаблак. – Он из Киева?
      – В промторге.
      – Я там кое-кого знаю. Как его фамилия?
      – Бобырь.
      – Нет, – покачал головой Хаблак, – не встречались. Капитан еле удержался от улыбки: все-таки чудесно иметь дело с женщиной. Этот Бобырь приложил столько усилий, чтобы хоть как-то замести свои следы, потратился на билет для Рогатого, не пошел на встречу с ним в столовую, не сел на теплоход, догоняет его поездом или самолетом, и все, как говорят, псу под хвост: после бокала шампанского женщины действительно становятся болтливыми…
      Сказал, потерев лоб:
      – Устал я сегодня.
      Очевидно, это покоробило Таню, но как же еще мог он поступить: не идти же в ее каюту? Девушка сухо бросила:
      – Спокойной ночи! – и застучала каблучками по палубе.
      Хаблак прошелся мимо каюты Рогатого. Окно не светилось – значит. Романика все же укротил Осташевича. Капитан сел на носу теплохода, подставив лицо свежему ветру. Теплоход шел по Каховскому морю, берегов не было видно. Усеянное звездами небо отражалось в воде, звезды купались в Днепре и не гасли…
      Таня с Толиком кормили чаек. Они стояли на корме и бросали хлеб. Чайки летели за теплоходом тучей, с криком ныряли в воду, хватали хлеб в воздухе – вся эта суетня нравилась Тане. Она бросала хлеб высоко, на него кидалось сразу несколько чаек, они толкали друг друга, хлеб падал в воду, где его уже ждала самая смекалистая из них птица.
      Девушка раскраснелась. Она смеялась и что-то восклицала, а Толик снисходительно смотрел на нее сверху вниз, как смотрит взрослый человек на шаловливого ребенка.
      Теперь Хаблак точно знал, что Толик – Анатолий Васильевич Бобырь, работник одного из киевских районных промторгов – участник пьянки в кафе «Эней».
      Все сходилось: высокий, черный, пучеглазый, как описывала его официантка Нина: А главное, на указательном пальце правой руки поблескивал большой перстень с синим камнем. Этот перстень Хаблак хорошо видел – ведь он сидел в нескольких шагах от Толика и Тани, в ресторане на корме, за шторой, чтобы девушка не заметила его.
      С утра было пасмурно, но налетел порывистый ветер, разогнал тучи. Ветер лохматил светлые волосы Тани, она зябко ежилась, хотя была в шерстяной сиреневой кофточке с широким воротником, спадавшим чуть не до высокой груди, девушка умела одеться, знала, что ей идет и подчеркивает ее достоинства.
      Бобырь, как и сказала Таня, сел на теплоход в Запорожье. Но перед этим успел переброситься несколькими словами с Осташевичем. Рогатый сошел по трапу гордо, помахивая своим портфелем, будто был не обыкновеннейшим вором, а по крайней мере начальником главка. Немного позади за ним шел почетный эскорт в составе Романики и его помощника.
      Бобырь остановил его на площади у пристани. Отозвал в сторону, сели на скамеечку в тени, и Толик начал расспрашивать Осташевича. Романика стоял в нескольких шагах от газетного киоска, искоса поглядывая на Рогатого. Тот отвечал односложно, очевидно, общество Толика ему не очень нравилось, к тому же, вероятно, Бобырь скоро узнал, что Осташевич застал Булавацкого уже мертвым, потому что кивнул Рогатому, встал и направился к теплоходу.
      Таня стояла на палубе и смотрела, как Бобырь разговаривает с Осташевичем. Убедившись, что тот пошел в город, помахала Толику рукой, и они сразу вошли в каюту.
      Пока «Вячеслав Шишков» проходил через шлюзы порта имени Ленина, Хаблак имел возможность связаться с полковником Каштановым. В порту его ждала машина, через четверть часа капитан уже был в областном управлении внутренних дел, поговорил по телефону с полковником и располагал получасом для осмотра города.
      Они проехали по центральному проспекту Запорожья, работник городского уголовного розыска показывал столичному коллеге достопримечательности главной улицы. Хаблак смотрел на ярко желтую тучу, стоявшую где-то на подступах к городу, и представлял, как льется сейчас раскаленный поток металла на «Запорожстали» или на титано-магниевом комбинате: он никогда не видел, как варится сталь, а ему так хотелось побывать у мартенов.
      Но машина уже остановилась на площади, и в порту загудел теплоход. Хаблак встрепенулся – неужели «Вячеслав Шишков»? Однако его белый красавец еще только входил в порт. Подождав, пока он пришвартуется, капитан смешался с толпой пассажиров и незаметно вернулся на корабль. Теперь он был заведующим небольшого промтоварного магазина на Куренёвке – Павлом Олеговичем Кухаренко, и единственное, что тревожило его, помнит ли Таня, как во время знакомства назвался своим настоящим именем? Правда, она была тогда навеселе, кроме того, всегда можно выкрутиться: мол, вы не поняли, Сергей – мой друг, который сошел в Запорожье.
      Через полчаса после отплытия Хаблак заглянул в радиорубку, радиста предупредили еще в порту, он ждал Хаблака и вызвал Киев. Дежурный угрозыска сообщил капитану, что Анатолий Васильевич Бобырь ведает в промторге снабжением, ему тридцать два года, окончил торгово-экономический институт, раньше работал заместителем директора универмага в пригородном поселке, разведен, имеет пятилетнего сына, прописан на Оболони в квартире жены, но фактически там не живет – снимает комнату где-то в Отрадном.
      Бобырь с Таней не выходили из каюты до утра. Потом позавтракали в ресторане и теперь кормили чаек.
      Хаблак вышел на палубу и сел на скамейку под окном каюты второго класса. Держал в руках журнал, но не читал, любуясь днепровскими видами. Отдыхал и совсем позабыл о Тане и Толике с большим перстнем на указательном пальце. Но все же, увидев их, уставился в журнал – надеялся, что девушка первой заметит его и представит Бобырю – не должен быть назойливым, инициатива знакомства пусть лучше принадлежит Тане. Они едва не прошли мимо него, но девушка заметила Хаблака и задержала Бобыря.
      – Как отдыхали? – спросила она из вежливости, и, не дождавшись ответа, объяснила: – Наш попутчик и твой коллега… – запнулась, и Хаблак обрадовался – она не помнит его имени.
      Капитан протянул руку.
      – Кухаренко Павел Олегович.
      – Анатолий. – Бобырь не назвал свой фамилии и Хаблак понял его. – Таня говорила, что вы из торговли.
      – Да, заведую магазином на Куренёвке. Галантерея, трикотаж, сборная солянка.
      – Солянка – это хорошо, – одобрил Бобырь и посмотрел на Хаблака, как старшина на новобранца – все же занимал важную должность в торге и стоял на ступеньку выше.
      Хаблак сделал вид, что не знает профиля работы Толика. Ведь он действительно мог забыть беглое упоминание его подруги.
      – А вы по какой линии, – спросил он, – продовольственной или промтоварной?
      – Райпромторг, – ответил тот неопределенно. Немного подумал и, наверное, решив, что скрывать нет смысла, прибавил: – Печерский.
      – У Василия Павловича! – изобразил радость Хаблак, потому что действительно знал директора торга.
      – Чудесный человек, – согласился Бобырь, но без особого энтузиазма. – Принципиальный руководитель.
      «А тебе такие не по нутру, – подумал Хаблак, – ведь некоторые твои делишки…» Он не успел додумать, потому что Толик спросил:
      – Вы завтракали?
      – Уже.
      – Жаль. Но заходите к нам, у нас херсонский арбуз да и к нему…
      Хаблак встал. Он был чуть ниже Бобыря, но шире в плечах. Заглянул в наглые глаза на выкате – все же Толик действует слишком прямолинейно: не успел познакомиться, а уже приглашает на рюмку… Но, в конце концов, все правильно. Именно за рюмкой раскрывается человек, и Толик, вероятно, будет прощупывать его. Ведь он ничем не рискует: так, дружеский разговор, и если Хаблак ему не понравится, пошлет ко всем чертям и тут же забудет.
      Хаблак встал и раздумчиво сказал:
      – Оно с утра, вроде бы, и не годится, но ради компании…
      – Счастливый человек тот, кто знает, что делать утром, а что – вечером. Мы на пароходе, а тут все одно и то же. Берега… – он безнадежно махнул рукой, и стало ясно, что все эти зеленые склоны, острова, приднепровские села осточертели ему. По его глубокому убеждению, они могут вызывать восхищение разве что у людей умственно неполноценных или у пенсионеров, которым только и осталось, что дышать свежим воздухом и любоваться видами.
      Хаблак одобрительно кивнул.
      – Вчера на пристани я купил вот такого леща! – показал, несколько преувеличив. – С икрой.
      Бобырь шутливо подтолкнул его.
      – Так что же мы теряем время? Лещ – это невероятно, сейчас мы возьмем в буфете пивка, я видел – грузили ящики… А Танюшик сделает нам салат. У Танюшика золотые руки, – он взял ее за руку, словно демонстрируя.
      Хаблак, правда, увидел только ярко-красные ногти, но, может, Бобырь и прав. Он заглянул в каюту, захватил леща и две бутылки пива – в конце концов, он не подпольный миллионер, а скромный завмаг, и дорогие напитки ему не по карману.
      Толик неодобрительно посмотрел на бутылки, но у него хватило такта промолчать, даже наполнил пивом стаканы, хотя на столике стоял трехзвездочный армянский коньяк.
      Толик опорожнил стакан и принялся расспрашивать Хаблака о магазине. Это не входило в планы капитана – имел весьма приблизительное представление о накладных и ассортиментах – отделывался общими фразами, наполнил рюмку Толика коньяком и заявил, что от деловых разговоров у него болит голова. Таня поддержала – она переоделась и сидела напротив Хаблака в легком платье без рукавов, с глубоким вырезом, и на лице ее было написано: странные эти мужчины, они могут разговаривать о каких-то товарах, когда лучшее, что есть в жизни, рядом с ними, и самые дорогие в мире товары существуют только для того, чтобы украшать женщину.
      Хаблак произнес длинный и патетический тост за Танюшика. Знал, что делает, бил прямо в девятку, потому что получил ее ослепительную улыбку, и поддержку во всех начинаниях, по крайней мере в ближайшем будущем была ему обеспечена. Толику тоже понравился тост, а может, и сам Хаблак. Наверное, ему в принципе нравилось все, что нравилось Танюшику, – он похлопал Хаблака по плечу и доброжелательно сказал:
      – Ты свой парень, мы не забудем тебя.
      Это уже был намек. Хаблак сразу уловил подтекст, но сделал вид, что ничего не понял, и возразил:
      – На курортах и в поездах люди так быстро сходятся… Сошли с поезда – и забыли…
      Глаза у Бобыря посерьезнели. Но все же он был пьян и понимал это. Пообещал:
      – Мы еще встретимся…
      – Дай бог.
      – Иногда пути человеческие перекрещиваются совсем неожиданно.
      – Мне приятно с вами…
      – Может быть еще приятнее…
      – Не сомневаюсь.
      – А ты не думай, что я просто так.
      – Я и не думаю.
      – Может, сегодня ты вытащил счастливый билет! Хаблак не сомневался в этом и оптимистично подтвердил:
      – Всегда приятно что-нибудь выигрывать!
      Бобырь хотел выпить еще рюмку, но отставил ее и предложил:
      – Давай организуем междусобойчик. У Танюшки есть подруги – проглотишь и не почувствуешь.
      – Ну, лучше Тани быть не может!
      – Лучших – само собой. Но Танюшик позовет Валерию, пальчики оближешь!
      Хаблак и правда облизнулся, это понравилось Бобырю, он захохотал и сказал, почему-то понизив голос:
      – Вот там и поговорим, есть кой-какие дела…
      – Снова о делах!
      – Нет-нет… Сегодня – нет, но ведь надо побеседовать. Посидим, отдохнем с девушками и побеседуем. Согласен?
      – Я что – дурак отказываться?
      – Встретимся напротив центрального входа в Лавру. У меня «Москвич», заедем за тобой завтра в восемь.
      – Ладно, – ответил Хаблак и отхлебнул пива. Пиво и лещ – царское блюдо, а если еще учесть предложение Бобыря, то сегодняшний день можно считать удачным.
      …Шеф подышал на очки и начал протирать их замшевым лоскутком. Бобырь замолчал, выжидая. Когда шеф дышит на очки, это серьезно: думает и взвешивает.
      Лицо шефа без очков становится каким-то беззащитным, светлые глаза кажутся бесцветными, к тому же шеф начинает часто моргать – совсем как провинившийся ребенок. И хочется утешить его, сказать что-нибудь успокаивающее. Однажды Бобырь даже поймал себя на совсем уж крамольной мысли – ему захотелось погладить шефа по голове. Знал, что и думать об этом не подобает, под блестящим черепом шефа пульсируют мысли, как считал Бобырь, чуть ли не гениальные – благодаря этой умственной деятельности они неплохо жили.
      Бобырь был убежден: шеф – гигант коммерции, он заткнет за пояс десяток таких, как Бобырь, хотя сам окончил торгово-экономический институт, а у шефа лишь среднее образование, да и то, кажется, липовое.
      Наконец, шеф надел очки, и его лицо сразу приобрело обычное выражение, глаза смотрели остро и пронизывающе, они заглядывали в самую душу, ни одна тайная мысль не укроется от них.
      Вообще шеф напоминал Бобырю профессора. Не обыкновенного вузовского – таких Анатолий Васильевич достаточно повидал на своем веку, – а профессора хирургии. К хирургам Бобырь относился с особым уважением. Когда-то ему оперировали аппендикс, Анатолий Васильевич использовал все свои связи и добился того, что его резал лично заведующий отделением, профессор. Бобырю даже понравилось, когда профессор кричал на него – бог в человеческом подобии.
      Вот и шеф был богом в человеческом образе.
      Шеф стиснул большим и указательным пальцами свой раздвоенный подбородок, от чего складка на нем углубилась, а острое и длинное лицо еще больше удлинилось.
      – Одобряю и приветствую, – начал шеф мягко и почти нежно, словно отец хвалил сына за то, что принес из школы пятерки. – Хвалю тебя, Толик, за инициативу, за вклад в наше общее дело. Я даже сказал бы – весомый вклад…
      Что-то не понравилось Бобырю в том, как были произнесены последние слова, он хотел было что-то сказать, но шеф властным жестом остановил его.
      – Но кто дал тебе право подбирать и расставлять кадры? Все знают, что это моя прерогатива, только моя и, – он повысил голос, но сразу сорвался на фальцет, – я тысячу раз говорил: никто не смеет совать свое свиное рыло в этот огород!
      Бобырь обиделся, но шеф на это не обратил внимания. Продолжал мягко, будто и не кричал:
      – Ты, Толик, еще щенок, понимаешь, – бесхвостый и слепой щеночек, тебе позволено только скулить, а не лаять. Тем более – рычать.
      Бобырь приложил ладони к сердцу, всем своим видом показывая, что раскаивается, и шеф сменил гнев на милость:
      – Ладно, прощупаем твоего завмага, может, и правда пригодится. Расскажи еще раз, как познакомились.
      Бобырь рассказал обо всем: от знакомства Кухаренко в ресторане с Таней и до приглашения его на выпивку в каюту.
      Шеф внимательно слушал рассказ, но не смотрел на Бобыря. Он не сводил глаз с третьего собеседника, как бы приглашая его внимательно выслушать Толика и высказать свои мысли. Но третий сидел молча, с отчужденным видом, будто все это его не касалось.
      Наконец, шеф не выдержал:
      – А ты, Славко, что молчишь?
      Тот чуть заметно зашевелился на стуле. Ответил хриплым голосом:
      – А что тут говорить? Вам решать, нам исполнять.
      – Ну и молодец! – восхищенно воскликнул шеф. – Ну и голова! Исполнять, говоришь?
      – Да, – наклонил голову тот, – у нас не может быть самодеятельности. Вашими молитвами держимся.
      – Я всегда говорил, что ты умник, – бросил шеф, – и в случае чего заменишь меня. Но сейчас ты ошибаешься.
      – В чем? – даже дернулся тот на стуле.
      – Не моими молитвами держимся, а способностями. И умением рассчитывать.
      Славко вытащил сигарету, с наслаждением затянулся. Ему было лет под сорок – полный, скуластый, он рано облысел: волосы рыжеватые и редкие, сохранились только на висках и затылке.
      Затянувшись еще раз, Славко погасил сигарету в пепельнице. Спросил:
      – Ты сам подошел к нему на палубе или он к тебе?
      – К Кухаренко подошла Таня, – твердо ответил Бобырь. – Точно – Таня. И познакомила нас.
      Шеф быстро доел мороженое и отодвинул вазочку. Огляделся вокруг.
      Они сидели в летнем кафе на Сырце, где в это время всегда было почти безлюдно, и шеф часто выбирал его для встреч. Кроме того, любил мороженое, а тут его подавали с клубничным или смородиновым вареньем. Облизав еще раз ложечку, шеф сказал:
      – Чем мы, собственно, рискуем? Ну, прощупаем этого, как его, Кухаренко. Ты же ему ничего не сказал? – уставился он на Бобыря.
      – Нет. Только намекнул, что могут быть дела.
      – Так, – согласился шеф. – Дел может быть много, и ты просто хотел достать у него… ну, что… голладский костюм, скажем…
      – Лучше бы дубленку для Танюшика, – вполне серьезно заметил Бобырь.
      – Для нее – можно, – разрешил шеф. – Только не для тебя. Машину я тебе разрешил – и это пока все. А то – машина, дубленка, ондатровая шапка, импортные костюмы… И нет Бобыря, нет нашего дорогого и любимого Толика, и запаха его не осталось.
      – Ну, так уж и не осталось!.. – почему-то обиделся Бобырь.
      – Не останется, – подтвердил шеф. – Ты слышал, что сказал Славко: никакой самодеятельности. Разрешаю только вечер в ресторане.
      – С девушками? – вырвалось у Толика.
      – Конечно.
      – Чудесно! – быстро потер руки Толик. Шеф внимательно посмотрел на него.
      – Ручки потираешь? – нежно спросил он. – Ручонки свои волосатенькие?
      Бобырь смущенно спрятал за спину свои огромные руки.
      – Какое вам дело до моих рук? – спросил он обиженно.
      – До рук – никакого, – ответил шеф. – До характера! Есть в тебе еще… – неопределенно помахал рукой, – легкость мысли.
      – Легкость? У меня? – еще больше обиделся Бобырь. – А кто в Херсоне все так хорошо устроил?
      – За Херсон благодарим, – холодно блеснул глазами шеф. – Снял камень с плеч, это правда. А в ресторан пойдешь вместе со Славком.
      Толик обиженно выпятил губы.
      – Не доверяете?
      – Ну и дурак. Если бы не доверял, разве сидел бы с тобой тут? Подстраховываю: одна голова хорошо, а две… Нам этот Кухаренко нужен, ясно? Товар лежит, а точка Булавацкого накрылась. В четыре глаза на него смотрите, красивую девку ему подсунешь, мужчина от красивой девки балдеет, она его охмурит, а тут – мы… Немного подумал и добавил: – Только никаких конкретных предложений, намеком, прошу вас, не больше. И про Славка – ни гу-гу…
      Славко и все. Кто и откуда – неизвестно, поняли? – Бобырь кивнул, а Славко и бровью не повел. – А если поняли, дорогие мои, то будьте здоровы, посидите тут еще немножко, а я поехал. – Вдруг у него мелькнула какая-то мысль, осторожно огляделся, но в кафе было пусто – две девушки лакомились мороженым да седой пожилой мужчина пил кофе с пирожным.
      – Может, подвезти вас? – предложил Бобырь.
      – Ну и дурак, – спокойно ответил шеф. – Представь себе, что этого Кухаренко к тебе приставили… И он у тебя на хвосте.
      – Нет, – категорически возразил Толик. – Я сюда, знаете, как ехал? Через Нивки. И смотрел – все чисто.
      – За это хвалю, – встал шеф. – Бывайте.
      Он вышел из кафе, немного постоял на улице, свернул за угол и, поймав такси, поехал в центр. Бобырь расплатился за мороженое.
      – В четверть девятого на площади у филармонии, – предупредил Славка.
      – А настроение у тебя улучшилось, – констатировал Славко. – Думаешь, заарканим этого Кухаренко?
      – Я оптимист, Славко, и всегда верю в людей. А человек, приобщенный к благам трикотажного дела, уже не может жить на одну зарплату!..
      … Вечером белый Толиков «Москвич» стоял на темной улице поблизости от ресторана, где Бобырь заказал отдельный кабинет. Таня привела двух подруг: крашеную блондинку с красивыми зелеными глазами и высоким бюстом и нежную девушку с шапкой каштановых волос.
      – А это – Валерия! – многозначительно сказала Таня, подводя блондинку к Хаблаку.
      Валерия подала капитану руку лодочкой, совсем по-деревенски, но одарила игривым затяжным взглядом и села рядом, как бы случайно прижавшись на мгновение теплым плечом.
      Другая девушка, на первый взгляд, уступала блондинке, но Славко, считавший себя знатоком женщин, сразу же прилип к ней.
      – Как зовут, принцесса? – шутливо поклонился он. Девушка внимательно посмотрела на него. Видно, Славко не произвел на нее впечатления – она сморщила хорошенький носик и пренебрежительно ответила:
      – Принцесса теперь в цене! Не для вас…
      Славко бесцеремонно похлопал себя по карману и сказал:
      – Тут хватит для тебя, моя крошечка, и останется еще немного для меня, так как же тебя зовут?
      Девушка бросила взгляд на Таню. Та опустила веки, и девушка улыбнулась Славку:
      – Марина… – протянула она маленькую руку с тонкими пальцами.
      Таня подошла к Хаблаку и Валерии.
      – Вам нравится моя подруга? Я боюсь ходить с ней, отбивает кавалеров.
      Валерия притворно захохотала.
      – У тебя отобьешь! Хаблак галантно сказал:
      – Я слышал о вас хорошее, но действительность превзошла все мои ожидания.
      И в самом деле, – подумал он, – Валерия красивая, но несколько вульгарная. Впрочем, какой бы она ни была, все равно пришлось бы ухаживать за ней. Таковы правила игры – сегодня эти двое дельцов должны хоть немного поверить ему.
      День форы, полученный Хаблаком в Киеве, не прошел для него даром: под руководством лейтенанта Коренчука из ОБХСС он изучил права и обязанности директора промтоварного магазина. Теперь он был знаком с ассортиментом товаров в магазине, движением деловых бумаг и другими мелочами и не мелочами, составляющими основу торговли.
      Хаблак нагнулся к девичьему ушку, в котором покачивался большой кусок янтаря, и зашептал:
      – Вы правда – украшение нашего общества, и сегодня я вытащил счастливый лотерейный билет.
      – Не будь фраером, – беззлобно ответила Валерия, – лотерейные билеты покупают только фантазеры, а мы – деловые люди.
      Хаблак насмотрелся всякого, но цинизм девушки поразил его.
      – Если мы деловые люди, то зачем теряем время? – потер он руки. – Я голоден, как пес, а нам организовали даже красную икорочку…
      Бобырь налил всем полные рюмки коньяку. Хаблак заметил, что девушки, по крайней мере на первых порах, не церемонились и пили наравне с мужчинами. Правда, Валерия выпила только полрюмки, но стоило ему сказать об этом, как допила без споров. Тут же наполнила ему фужер. Бобырь, сидевший напротив, сразу же встал. «Работают синхронно», – отметил Хаблак.
      – Чудесный день у нас сегодня, – патетично начал Толик. – Такие красивые женщины и наш новый друг Павло. Выпьем за тебя, Павлик, чтобы ты вошел в наше действительно дружное общество.
      – Хорошо сказано, – подтвердил Славко. Проследил, как выпил Хаблак и только после этого опорожнил свою рюмку.
      Они закусили, и Славко снова налил почти полные рюмки.
      «Ого, – прикинул капитан. – Мне его не перепить». Вероятно, Славко признавал только лошадиные дозы.
      Выпив полрюмки, Хаблак сделал вид, что опьянел. Чмокнул Валерию в щечку, обнял Славка, сидевшего слева от него.
      – Мне нравится в вашем обществе, даже очень! – восхищенно сказал он.
      – Хо, кому бы не понравилось! – захохотал Славко.
      – Живут же люди!
      – А ты ворон не лови.
      – Лови не лови, выше головы не прыгнешь…
      – А ты потренируйся. Хаблак вздохнул.
      – Тренера нет.
      – Запишись в спортивное общество.
      – Не знаю адреса.
      – В телефонном справочнике.
      – Там много адресов. Есть даже коммутатор ОБХСС… – Произнося это, запнулся: не переборщил ли?
      Но Славку, должно быть, понравилась эта шпилька – он усмехнулся и подвинулся поближе.
      – У тебя дефицит есть? – дохнул в ухо.
      – Что ты! Нам на Куренёвку раз в год забрасывают.
      – Без дефицита не проживешь.
      – Где же его взять?
      – Люди берут.
      – И я бы не отказался.
      – А у тебя губа не дура.
      – Эх, – изобразил досаду Хаблак, – можно на всю жизнь губошлепом остаться.
      – Можно, – подтвердил Славко, – если люди не помогут.
      – Познакомиться бы…
      Славко смерил Хаблака цепким взглядом, и капитан понял, что тот совсем не пьян.
      – Может, и познакомишься… – ответил он уклончиво.
      – Я бы нашел с ними общий язык.
      – Пойдемте потанцуем, – предложил Бобырь, прислушивавшийся к их разговору.
      Они спустились из своего уголка на втором этаже в ресторанный зал. Девушек кое-кто знал: Хаблак заметил, как мужчина в модном светлом костюме с широкими бортами помахал Марине рукой и что-то зашептал на ухо своему товарищу.
      Девушка притворилась, что не заметила фамильярного жеста молодого человека и прижалась к Славку. Тот танцевал несколько своеобразно: переступал на месте с ноги на ногу, раскачиваясь и бесцеремонно толкая всех вокруг себя. Марина едва доставала ему до груди. Пижон в светлом костюме, видно, обиделся, что его не узнали, и, протолкавшись поближе, громко захохотал:
      – Смотрите, Маринка танцует с лысой гориллой! Где ты откопала такого?