Хаблак посмотрел на него с уважением: казалось, не обратил особого внимания на удостоверение, а оказывается прочитал и все запомнил.
      Капитан решил обойтись без прелюдий.
      – Вы знаете Анатолия Васильевича Бобыря? – спросил он прямо.
      – Вот оно что! – Смолянников пошевелился в шезлонге и попробовал снять ногу с табуретки. Поморщился от боли и оставил попытку. – Вот оно что! – повторил он. – Я так и знал…
      – Что знали? – быстро спросил Хаблак.
      – Ну, конечно, я не мог знать, – поправился Смолянников, – что милиция посетит меня. Просто знакомство с этим человеком не принесло мне никакого удовольствия, понимаете, никакого! – повторил он с ударением на последнем слове.
      – Вас познакомил с ним Высоцкий?
      – Он сказал, что Бобырь жених его дочери. А Таню я знаю. Красивая девушка и обожает всякое там импортное тряпье. Бобырь делал ей подарки.
      – Конечно, – согласился Хаблак, – такие красивые девушки быстро привыкают к подаркам.
      Смолянников остро посмотрел на него.
      – Вас интересует Бобырь или Таня? – спросил он.
      – Неужели не догадываетесь, почему я пришел к вам? – Хаблак решил идти напролом.
      – Возможно… – Смолянников взял стакан с нарзаном и сделал маленький глоточек, вероятно для того, чтобы выиграть несколько секунд и обдумать ситуацию. – Возможно, и нет… По крайней мере, я надеюсь, что вы сообщите мне об этом.
      – Бобырь часто заходил к вам? – уклонился от прямого ответа Хаблак.
      – Несколько раз. Точно не помню.
      – Расспрашивал о делах?
      – Конечно, он же работает в промторге.
      – Интересовался ассортиментом товаров?
      – Да.
      – Делал какие-нибудь предложения?
      – Хорошо. – Смолянников поставил стакан и, забыв про боль, опустил ногу на землю. – Хорошо, я понял вас, капитан, и знаю, зачем вы пришли ко мне. Честно говоря, я сразу хотел позвонить Самойлову – это заместитель начальника нашего райотдела милиции, но передумал: фактов у меня нет, одни слова, а дорого ли стоит слово?
      – Дорого, – не согласился Хаблак.
      – Не знаю… – махнул рукой Смолянников. – Не знаю и не уверен… Сколько я в торговле работаю? Почти четверть века, и словам у нас никто не верит. Документ, пожалуйста, бумажка и подпись с печатью – вот это дело. А у меня с Бобырем что? Одни разговоры… А разговоры я могу выдумать, что-то мне не понравилось в Бобыре, вот и «накапал». А тень на человека знаете как легко бросить!
      – Знаю, – подтвердил Хаблак, – на честного человека – трудно, а на пройдоху или жулика…
      – У него на лбу не написано, что жулик, – остановил его Смолянников. – Солидный работник уважаемого учреждения… Скажет: поклеп, и ничего не докажешь.
      Что ж, – задумчиво произнес Хаблак, – какая-то доля истины в этом есть, и каждый волен поступать так, как подсказывает ему совесть. Смолянников вспыхнул.
      – Совести у меня, уважаемый капитан, еще чуточку найдется, даже для нашего с вами разговора.
      Хаблак понял, что переборщил. Сразу же пошел на попятный:
      – Я вас внимательно слушаю, Юрий Алексеевич, и вы сами не знаете, как мы будем благодарны…
      – Это мой долг, – ответил он сухо, – говорить правду, если этого требует представитель закона. Я отвечаю за свои слова и могу подписать протокол.
      – Сейчас не до этого, – возразил Хаблак. – Я не следователь, а оперативный работник. Потом, если будут нужны формальности…
      – Хорошо. Итак, Бобырь несколько раз заводил разговоры о каких-то перспективных делах, которые могут заинтересовать меня. Когда я спрашивал, какие именно, уклонялся от прямого ответа. Однажды, приблизительно месяц назад, зашел и сообщил, что со мной хочет поговорить один человек. Мне бы послать его ко всем чертям, старому дураку, но то ли характера не хватило, но ли любопытство победило, – договорились встретиться вечером. Приехали на Бобыревом «Москвиче», машину он поставил чуть поодаль, но я видел – дверцами застучали, и выглянул в окно. Входят Бобырь и еще один – лысый, с остатками рыжих волос. Бобырь и говорит: «Это – Ярослав Михайлович, хотел побеседовать с вами, так я не буду мешать и подожду в саду». Ушел, а этот Ярослав Михайлович сразу и говорит: «Я слышал, что вы – человек разумный и давно в торговле. Надеюсь, сможете надлежащим образом оценить перспективы, открывающиеся перед вами». Я, конечно, уточняю – передо мной лично или перед вверенной мне, так сказать, торговой точкой? А он ответил на это, что общественное всегда сочетается с личным.
      Юрий Алексеевич на минуту замолчал, вспоминая, и Хаблак, воспользовался этой паузой, чтобы спросить:
      – Фамилия?
      – Он не назвал своей фамилии: Ярослав Михайлович, и все.
      – Жаль.
      – Конечно. Мне бы тогда сегодняшний ум, так расспросил бы, что к чему, а я… Ну, он меня и спрашивает, как с планом? Всякое бывает. Дадут хороший товар – перевыполняем, но ведь наш магазин не из перворазрядных, пока выбьешь что-нибудь!.. «То-то и оно, – соглашается он, – но мы можем завезти в магазин дефицитные импортные и отечественные товары. Документация в ажуре, комар носа не подточит, и фирма гарантирует ежемесячно не менее миллиона рублей навару». То есть лично мне миллион. И, мол, это только начало…
      – Ого! – вырвалось у Хаблака.
      – И я сказал – ого! Но не сдержался и сказал еще несколько слов…
      – А он?
      – Оказался сдержанным человеком. Другой мог бы и за стул схватиться, а Ярослав Михайлович вежливо так засмеялся и заметил, что я, мол, не понимаю шуток. Но, говорит, люди, лишенные чувства юмора, его не интересуют, поэтому он вынужден откланяться, но знакомство со мной все же доставило ему удовольствие…
      – Нах-хал! – вырвалось у Хаблака.
      – И я думаю, что нахал, – согласился Смолянников. – Но он оказался мудрее меня, хотя бы потому, что я, видите, ничего не знаю о нем, а мог бы…
      – Могли бы, – сказал Хаблак, – и мы с вашей помощью сразу бы взяли всю эту шарагу.
      – «Фирму», – уточнил Смолянников, – оказывается, они организовали целую фирму.
      – Опишите внешность этого Ярослава Михайловича, – попросил капитан.
      Смолянников закрыл глаза.
      – Кажется я уже говорил, что лысый. Знаете, совсем лысый череп, немножко рыжеватых волос на затылке и за ушами, глаза светлые и такой нос, который называют утиным. Приплюснутый и широкий.
      Хаблак кивнул: все сходилось, и Смолянникова, несомненно, посетил Славко. Опять Славко. Сергей представил, как стоит тот, босой на пороге кухни Валерии – черт, неужели он выскользнул из его рук? Проклятый мошенник и пройдоха! Фирму создал! Акционерное общество на паях. Думает, обвели вокруг пальца Советскую власть, небось, гордятся своей ловкостью и находчивостью. Но ведь эта власть поручила ему, Хаблаку, бороться с такими негодяями, и он места себе не найдет, пока они не очутятся за решеткой.
      Хаблак немного подумал и попросил:
      – Припомните, пожалуйста, детали разговора. И как, по вашему мнению, где работает этот тип? Может, не в торговле, а на какой-нибудь фабрике, производящей «левый» товар?
      Смолянников покачал головой.
      – Нет, – ответил уверенно, – он был осторожен. А я, дурак… И, знаете, скажу это вам первому: такой неприятный осадок остался у меня после этого разговора, что я попросился на другую работу. Вернее, мне еще и раньше предлагали лесоторговый склад, да, понимаете, от добра добра не ищут. Может, и испугался немножко. У нас в торговле, как? Все может быть! И отомстить ничего не стоит. Разумеется, этот Ярослав Михайлович – человек со связями. Скажет одному, другому… – Смолянников, придерживая ногу руками, снова положил ее на табурет и откинулся на спинку шезлонга. – А бог, видите, меня и наказал: принимал лесоматериалы, спрыгнул с досок, нога и подвернулась…
      Хаблак понял, что не стоит упрекать Смолянникова, но все же не удержался и сказал:
      – Если бы вы сразу заявили в милицию, значительно облегчили бы нам работу.
      Юрий Алексеевич только развел руками.
      – Постойте, постойте… – оживился он вдруг. – Я еще подумал тогда, но как-то вылетело из головы. По-моему, это тип живет где-то здесь, поблизости. Вон видите, сарайчик у меня кирпичный, еще не оконченный. В прошлом году начал строить, да никак не закончу. На углу кирпич осыпался. Вот этот тип посмотрел на сарайчик и говорит, будто ничего между нами и не случилось: «На Пучанском заводе кирпич покупали?» «Да», – отвечаю. «Бракоделы проклятые, – говорит. – Я у них в прошлом году брал, так уже осыпался. Плохо обжигают».
      Хаблак встрепенулся.
      – Так и сказал – «в прошлом году»?
      – А то как же. Я, правда, подумал: может, человек дачу строит…
      – Может, и дачу, – согласился Хаблак. – А может, тоже сарай или гараж – не все ли равно? Главное, что покупал кирпич в прошлом году.
      – Но вы ведь не знаете фамилии. Хаблак встал.
      – Какая-то ниточка все же есть, – сказал он. – Попробуем потянуть за нее. Как лучше добраться отсюда до Пучанского кирпичного завода?
      В отделе поставок завода капитану дали несколько подшивок документов. Хаблак немного подумал и принялся листать их, начиная со второго квартала. Настоящий хозяин, решил он, вряд ли будет строиться зимой. Правда, мог заранее позаботиться о кирпиче, но ведь этот Ярослав Михайлович – делец, и достать кирпич ему, наверное, не так уж и трудно.
      Быстро перелистывал бумаги, обращая внимание только на инициалы. Думал: жаль, что в нарядах не пишут полностью имя и отчество. Ярослав Михайлович…
      Вот и апрель закончился, а Я. М. нет. Придвинул книгу майских документов и почти сразу увидел Хмыз Я. М. Адрес: Ирынь, улица Луговая, 14.
      Ну что ж, здравствуйте, Ярослав Михайлович. Добрый день, многоуважаемый гражданин Хмыз!
      Но ведь, осадил он себя, может, гражданина Хмыза зовут Яковом Макаровичем? И напрасно вы радуетесь, товарищ инспектор угрозыска…
      Хаблак позвонил майору Самойлову и попросил машину. А еще прибавил: если есть поблизости инспектор, на участке которого Луговая улица, то пусть садится в машину и едет к нему. Кстати, спросил он, не знакома ли майору фамилия Хмыз?
      Самойлов подышал в трубку, вспоминая, но так и не вспомнил. Машину же с участковым инспектором пообещал прислать, посоветовав Хаблаку пока что пообедать метрах в ста от кирпичного завода – чудесная столовая, и если капитан возьмет суп-харчо – не пожалеет.
      Суп-харчо действительно оказался неплохим. Бифштекс был стандартным, но на нем аппетитно лежало поджаренное яйцо. Увидев за окном «газик», взялся за компот. Краем глаза видел, как вышел из машины участковый – совсем еще молодой парень с лейтенантскими погонами. Сам Хаблак мундира почти не носил, но ему нравились люди в мундирах, особенно такие стройные и подтянутые, как этот лейтенант.
      – Проховник, – отрекомендовался тот, когда Хаблак подошел к машине. – Григорий Ильич.
      Капитан устроился на заднем сидении, лейтенант – рядом.
      – Вы знаете Хмыза Ярослава Михайловича? С Луговой улицы?
      – Знаю.
      У Хаблака отлегло от сердца.
      – И что за личность?
      – Директор магазина в пригородном поселке Ивановке.
      – Коренастый, лысый и рыжий?
      – Точно.
      – Ну, спасибо, Григорий Ильич, порадовал ты меня.
      – Чем? – не понял тот.
      – Поехали, – Хаблак положил руку на плечо шоферу, – на Луговую улицу. Мне очень хочется хотя бы одним глазом взглянуть, как живет гражданин Хмыз.
      – Живет – дай бог каждому, – воскликнул лейтенант. – Дом в два этажа. Сарай из кирпича.
      – Бракоделы у вас тут на заводе, – засмеялся Хаблак будто некстати, – кирпич недожигают. А у Ярослава Михайловича сарай осыпается.
      Лейтенант бросил недоверчивый взгляд на Хаблака: откуда тот знает? А может, разыгрывает?
      – Там сарай такой, – возразил он, что сто лет простоит.
      – Да, – как-то непоследовательно согласился Хаблак. – Хмыз настоящий хозяин.
      • – Что-то случилось? – осторожно поинтересовался лейтенант. – С Хмызом?
      – Пока что ничего. Но надеюсь – случится.
      – Уголовное дело?
      – Дела, лейтенант, как такового пока нет. Расскажите, что знаете про Хмыза?
      Проховник не задумался ни на мгновение.
      – Я их хорошо знаю – Хмызов… живу неподалеку и хожу на работу мимо их усадьбы. Жена в Киеве работает, вместе на работу в электричке ездят. Где-то химчисткой заведует. Двое детей, мальчик еще маленький, а дочка в школу ходит. Собственно, все.
      Хаблак посмотрел на часы.
      – Ярослав Михайлович еще на работе, – сказал он. – А вдруг дома… Он не должен меня видеть. Проедем мимо усадьбы, и я спрячусь за вас, лейтенант.
      – Да там такой забор, – возразил Проховник, – что он, если бы и хотел, ничего не увидит.
      – А вы слышали о случаях, когда и незаряженное ружье стреляет?
      – Да. Говорят, береженого и бог бережет.
      Они свернули на улицу, посредине которой рос огромный дуб, и лейтенант попросил остановиться.
      – Вон там, за желтым забором, – показал он пальцем на усадьбу напротив дуба.
      Хмыз действительно построил себе капитальный дом: двухэтажный, крытый железом, с большой верандой.
      «Да, – отметил Хаблак, – на директорскую зарплату такой не построишь».
      Они проехали мимо усадьбы. На соседней улице Хаблак высадил Проховника и приказал ехать в Киев – еще сегодня должен узнать, каким магазином руководит Ярослав Михайлович Хмыз.
      – Преклоняюсь перед вашей мудростью, – восхитился Коренчук. – Это ж надо: не иметь ни единой зацепки и за один день узнать обо всем. Вы – настоящий детектив, капитан!
      Лейтенант Микола Коренчук сидел в комнате Хаблака и внимательно слушал рассказ о поиске Хмыза. Коренчук был одним из самых молодых работников ОБХСС, но несмотря на это ему поручали сложнейшие и запутаннейшие дела. Несколько лет назад, после окончания университета, он пришел в органы внутренних дел и успел зарекомендовать себя инициативным и вдумчивым сотрудником. Огромная загруженность на работе не помешала ему поступить в заочную аспирантуру, и многие удивлялись, как успевает всюду этот незаметный на первый взгляд юноша.
      Коренчук всегда ходил с большим и тяжелым портфелем. Кое-кто шутил, что лейтенант носит в нем все свое имущество – сначала жил в общежитии, потом получил комнату, но не женился и, насколько было известно коллегам по отделу, мебели не купил, имел только стол, два стула и кровать. Зато все стены занимали самодельные стеллажи с книгами: книги, оказывается, и носил Коренчук в своем огромном желтом портфеле. Иногда прихватывал его даже, когда шел на задание, объясняя тем, что с книжками как-то уютнее.
      – Да, да, вы настоящий сыщик, – повторил Коренчук. – Я никогда бы не смог так ловко выйти из тупика, в который вас загнали.
      Хаблак захохотал.
      – Я много наслушался о вас, но о том, что вы – подхалим, узнаю впервые.
      – Ну, уж и подхалим! – возразил Коренчук. – А вы знаете, что такое новейший подхалим?
      – Будто раньше он был иным?
      – Я так и знал, что вы это скажете. А между тем, это – самая широкораспространенная ошибка. Наш родной подхалим давно стал качественно выше. Теперь только жалкий примитив станет убеждать вас, что вы – красавец, "если имеете живот и лысину. Впрочем, некоторые проглотят и такую наживку. Но этот подхалим – самого низкого сорта. В настоящем обществе таких уже всерьез не принимают.
      – А кого принимают?
      – Средний тип подхалима. Сдержанный, вежливый, даже несколько суровый человек. Он не улыбается сладко и не восхищается вашими способностями, он внимательно выслушает вас и лишь иногда осмелится высказать свою мысль, однако сделает это так, чтобы вы еще раз осознали свою значительность. Он не похвалит вас в глаза, но, конечно, скажет что-нибудь приятное в присутствии вашего друга – знает, что переданная другом похвала весит вдесятеро больше. Он даже покритикует вас, но так, чтобы подчеркнуть ваше превосходство.
      – Ого! – не выдержал Хаблак. – Но вы же говорите, что это – средний тип. А высший?
      Лейтенант, поправив очки, продолжал почти растроганно:
      – Это просто чудо – подхалим высшего сорта. Человек, достигший определенных ступенек. Суровый с равными, иногда даже с высшими. Бывает, что и возражает высшим, но точно знает, до каких границ. Это и есть искусство: знать – до каких пределов. И вовремя остановиться. Тогда начальство всегда будет любить и уважать вас, а, главное, – выдвигать.
      – Надо рассказать это полковнику Каштанову, – с деланной серьезностью сказал Хаблак.
      – Но вы ведь не подхалим, и не сможете воспользоваться моими советами, – тем же тоном ответил Коренчук. Они посмотрели друг другу в глаза и расхохотались.
      Коренчук поднял с пола свой портфель, поставил на колени.
      – Небольшая умственная разминка окончена, – сказал он. – Приступим к делу. Можно вопрос?
      – Сколько угодно.
      – В магазине на Куренёвке есть обувной отдел?
      – Нет.
      – Нет его и в бывшем магазине Смолянникова?
      – Нет.
      – Немножко легче, – резюмировал Коренчук. – С кожей они не работают. Остаются мех, готовая одежда и трикотаж. Готовую одежду временно исключаем – в принципе ею уже мало спекулируют. Мех и трикотаж!
      – Были в магазине, которым заведует Хмыз?
      – Да. Довольно солидная контора. Фактически маленький универмаг. Есть где развернуться. С чего начнете?
      – Сейчас договоримся с контрольно-ревизионным управлением, сделаем там небольшую проверку и так далее. Я пойду как ревизор.
      – Чтобы только Хмыз не заподозрил, что им интересуется милиция. Сразу поймет, что к чему, и уйдет в такое подполье, что десять лет будем искать.
      – Всякое бывает, – согласился лейтенант. – Одна надежда на внезапность. Может, у него левый товар лежит, документы они не успели упорядочить, а мы тут как тут!
      – Вашими бы устами…
      – Да, вряд ли этот Хмыз положит нам палец в рот. Но все же во время ревизии пристреляемся. Ничего не найдем – не надо. Сделаем ударение в акте на каких-нибудь мелочах и – до свидания. Хмыз уже привык к таким наскокам, знает, что сразу после них его не тронут. Он начнет разворачиваться, а мы – бац, и хана ему.
      …До вечера Хаблак занимался канцелярскими делами: должен был написать несколько докладных записок, ответить на запрос о двух приезжих ворах – домушниках, некоторое время «гастролировавших» в Киеве, – вообще, расчистить папку с документами, которые Каштанов адресовал ему. Заработавшись, не заметил, как наступил вечер, и оторвался от бумаг, только увидев в кабинете Коренчука. Лейтенант сел рядом, поставил на пол портфель, будто и не выходил из комнаты.
      – Ну? – спросил Хаблак.
      – А вы не очень учтивы.
      – Если вам нужны китайские церемонии.
      – Нет, китайские церемонии нам не нужны. Нужна чашка кофе и два или лучше три больших бутерброда, желательно с колбасой или ветчиной.
      – В этом что-то есть, – обрадовался Хаблак. – А я думаю, чего это мне не хватает для полного счастья?
      – Для абсолютно полного счастья нам не хватает еще рассказа о делах в магазине Хмыза.
      – Что-нибудь нашли? – встрепенулся Сергей.
      – Сперва напьемся кофе.
      Они поспешили в кафе самообслуживания, и Коренчук, утолив первый голод двумя бутербродами, принялся рассказывать:
      – Ничего мы еще не нашли. Все сходится: накладные и выручка, недостачи пока нет, лишних товаров тоже. Для контрольно-ревизионного управления – ажур, и можно премировать этого лысого пройдоху двойным окладом. Держится прекрасно, с чувством собственного достоинства, сама респектабельность… И все же, кажется, я его немного подловил.
      – На чем?
      – Трикотаж…
      – Нашли левый товар?
      – Если бы нашли, то имели бы с вами честь допрашивать гражданина Хмыза.
      – Мне было бы весьма приятно увидеть его в камере предварительного заключения, – искренне признался Хаблак.
      – Думаете, вы очень оригинальны? – даже несколько обиделся Коренчук. – Это место будто создано специально для него, и, надеюсь, мы с вами приложим все усилия, чтобы он поскорее очутился там.
      – Не тяните кота за хвост. Что нашли?
      – Кофточку.
      – Одну кофточку? – пренебрежительно хмыкнул Сергей. – Есть чему радоваться!
      Коренчук посмотрел на него сверху вниз – он был на полголовы выше. Ничего не ответил, пошел в буфет и взял еще два бутерброда. Откусил кусок, запил кофе и только после этого спросил:
      – Когда вы ловите карманника, что вас прежде всего интересует: конкретный факт, что воришка залез в чужой карман или сколько он вытащил из него?
      Хаблак понял лейтенанта, но все же покачал головой.
      – Несопоставимые величины, – возразил он. – В таком огромном хозяйстве, как магазин, всегда что-то может заваляться. И не мне вам об этом напоминать.
      – Конечно, – согласился Коренчук, и было понятно, к какой части сентенции Хаблака это относится. – И все же эта единственная кофточка, как вы говорите, кое-что мне дала. Понимаете, совсем новенькая шерстяная теплая кофточка на продавщице в такую жару!
      – Да, – кивнул Сергей, – это может означать…
      – Не может, а точно, – возразил лейтенант. – Она вышла из подсобки в этой кофточке, ей было неудобно, я это сразу заметил. Роскошная кофта, с огромным воротником, спадающим на грудь, снизу по воротнику что-то вывязано.
      – Постойте… – Хаблак уставился в потолок, припоминая. – Постойте, Микола. Кофточка сиреневого цвета?
      – Да. Мягкая шерсть высшего качества.
      Хаблак на мгновенье закрыл глаза и вспомнил, как Таня с Бобырем кормили чаек. Она смеялась, бросала хлеб и на ней была точно такая же кофточка, какую описал Коренчук.
      Услышав это, лейтенант помрачнел.
      – Любопытно, – сказал он, – даже очень любопытно. Еще раз подтверждает мои догадки.
      – Какие?
      – Наверное, эта кофта осталась от целой партии таких же. Товар ходовой и стоит недешево. Но по документам не видно, чтобы в магазине продавали такие кофты. Я спросил продавщицу, где достала. Говорит, подруга привезла из Москвы, купила в ГУМе, импортная, английского производства. А сама, бедняжка, краснеет – видно, что говорит неправду, но какие у меня основания не верить?
      – Считаете, что Хмыз сбыл партию левого товара? – поторопил Хаблак. – Но где же он мог взять импортные кофты?
      – Это мы и должны выяснить, – ответил Коренчук. – И путь к истине у нас долгий и запутанный. – Немного подумал и спросил:
      – Но могли бы вы побывать у Тани и выяснить некоторые вопросы? Надо установить, импортная ли у нее кофточка или нашего производства, – пояснил цель визита Коренчук.
      – Для чего? – вопрос был резонный.
      – Мне кажется, что кофточки изготавливают у нас под носом, и дельцы получают с них огромный навар. А если бы вы одолжили у девушки кофточку…
      Хаблак возмутился.
      – Вы что ж, за домушника меня принимаете? Коренчук хитро покосился на него.
      – У всех в уголовном розыске такая амбиция?
      – К сожалению… – вздохнул Хаблак.
      – Поедете?
      – Придется.
      – Я знал, что вы согласитесь.
      – Разрешите спросить, почему?
      – Не совсем приятная миссия, но когда же нам приходится делать приятное? Просто я знал, что вы сумеете оценить, чего стоит эта кофточка для нашей дальнейшей работы.
      – Догадываюсь.
      – Может, поедете сегодня? – в вопросе лейтенанта прозвучали какие-то угодливые нотки.
      Сергей с любопытством посмотрел на него.
      – А вам настырности не занимать. Сейчас позвоню, и, если она дома…
      – Должна быть, – уверенно отрезал Коренчук. – Телефон вон там, видите? Две копейки есть?
      В трубке долго гудело. Хаблак хотел было уже повесить ее, но в последний момент услышал Танин голос.
      – Бежала из сада, – объяснила она.
      – От Толика ничего? – поинтересовался Хаблак.
      – Молчит.
      – Скоро отзовется.
      – Мужчины такие толстокожие…
      – Настоящие носороги…
      – Слоны.
      – Я видел в цирке, как женщина, похожая на вас, укрощает слонов.
      – Легче выдрессировать десять слонов, чем одного Бобыря. Вам ведь характера не занимать.
      – Я такая слабая женщина… – жалобно вздохнула в трубку Таня – так искренне, что даже Хаблак на секунду поверил. Но сразу же вспомнил, как она сидела в ресторане с Рогатым, и уверенно возразил:
      – Такая красивая женщина не может быть слабой. Вот я сейчас вспомнил, как вы на пароходе кормили чаек, даже птицы льнули к вам, – ощутил, как фальшиво-патетично звучат его слова, но знал, как они приятны Тане, и был уверен, что избрал единственно-правильный тон разговора.
      – Вы стояли, как королева, на вас была такая красивая кофточка с широким воротником, раньше я никогда не видел таких. Кстати, посоветуйте, где можно приобрести такую? Срочно нужна для сестры.
      – Вот Толик вернется…
      – Импортная?
      – Мэйд ин Житомир!
      – И такое чудо делают в Житомире?
      – Не знаю, может, в Виннице. Толик говорил, какая-то артель или фабрика.
      – Не киевская ли?
      – Ей-богу, не помню.
      – Должен быть фирменный ярлык. Посмотрите.
      – И это вам нужно?
      – У сестры день рождения, я бы достал ей такую.
      – Ладно, подождите.
      Ждать пришлось несколько минут. Какая-то женщина с большой хозяйственной сумкой нетерпеливо переминалась с ноги на ногу перед телефонной будкой и делала Хаблаку красноречивые знаки, но капитан притворился, что не замечает их. Наконец, Таня откликнулась:
      – Алло! Слушаете? Нет там никакого ярлыка, должно быть, я срезала.
      – Жаль, – вздохнул капитан, – придется подождать Толика. Тогда мы встретимся.
      Вероятно, девушка рассчитывала на другое предложение, потому что сказала не очень уверенно:
      – Звонила Валерия, и мы думали…
      – Я позвоню вам на днях, – поставил точку Хаблак, – у меня ревизия, и нет ни одной свободной минуты. – Он повесил трубку и, сопровождаемый уничтожающим взглядом женщины с хозяйственной сумкой, поспешил в кафе.
      На столике перед Коренчуком стоял расстегнутый портфель. Лейтенант так углубился в какую-то книгу, что, небось, забыл обо всем на свете. Оторвался от нее, лишь услышав, как Хаблак отодвигает стул.
      – Я дозвонился до Тани, – сообщил Хаблак. – Кофточка нашего производства.
      – Фабрика?
      – Ярлыка, к сожалению, нет.
      – Впрочем, это логично, – сказал Коренчук. – Но откуда она знаете, что кофточка наша?
      – Бобырь сказал.
      – А вы времени зря не теряли! Понимаете, что это такое: две одинаковые кофточки – одна импортная, другая наша!
      – Тождество кофточек еще надо доказать.
      – Конечно. Это пока что рабочая версия, но, по-моему, перспективная.
      – Считаете, что к нашим кофточкам пришивали импортные ярлыки?
      – Э-э – можно кустарным способом напечатать сколько угодно ярлыков. «Made in Paris», «Made in London»… Сто процентов шерсти. Женщины за час расхватают. Кофточка из самого Парижа. За одно это стоит переплатить больше штуки.
      – Это точно, – согласился Хаблак, – главное для женщин – яркий ярлык. Они, если бы могли, нашивали бы его на видном месте, чтобы издали видели: наша Дуня в импорте…
      – Вот видите, ревизия в магазине Хмыза дала первые плоды. Завтра или послезавтра закончим проверку и тогда сделаем какие-то выводы. – Он с сожалением спрятал книгу в портфель.
      Они распрощались и разошлись в разные стороны. Лейтенант сел в трамвай, а Сергей зашагал к Владимирской горке. У него была там любимая скамейка – оттуда открывалась широкая днепровская панорама и казалось, что этому речному простору нет конца. Пахло какими-то горькими цветами, на душе было тревожно, словно его ждал полет над этим неохватным простором. Сергей даже как-то бессознательно распрямился на скамейке и ощутил, как его тело стало легким, почти невесомым.
      Но кто-то сел рядом, и ощущение невесомости исчезло. Сергей покосился направо: какой-то старичок разворачивал газету. Сейчас он натолкнется на что-нибудь любопытное и поспешит поделиться своими впечатлениями с соседом – разговаривать же Сергею не хотелось: он встал и направился в город, сел в троллейбусе на свободное место у окна. Смотрел на тротуары, но не видел на них никого.
      Троллейбус подбросило на выбоине, и Хаблак открыл глаза. Кажется, он немного вздремнул. Повел глазами вокруг – не заметил ли кто-нибудь из пассажиров? Инспектор уголовного розыска – и спит в троллейбусе!.. Позор… Но кто знает, что он – инспектор? На лбу у него написано, что ли?
      Сергей потер кончик носа, вздохнул и направился к выходу из троллейбуса.
      Во время обеденного перерыва Хмыз позвонил шефу из будки телефона-автомата.
      – У нас ревизия, – лаконично сообщил он.
      – Откуда?
      – Контрольно-ревизионное управление.
      – Ну и как?
      – Порядок. У нас все хорошо.
      – А если так, то почему волнуешься?
      – Вы так считаете?
      – По голосу чувствую.
      – Ошибаетесь.
      – Я никогда не ошибаюсь, – сухо отрезал шеф и добавил: – Вечером приедешь на дачу.
      – Угу… – буркнул Хмыз и повесил трубку.
      У шефа была дача на лесном днепровском берегу. Точнее, дом принадлежал теще, жившей с сыном в Ужгороде и довольствовавшейся ежемесячными денежными переводами.
      Дачу ограждал забор из плотно сбитых досок. В нем не было ни единой щели, и подсмотреть, что делается в усадьбе, можно было, разве что взобравшись на него. Только подсмотреть, потому что дорогу в дом охранял огромный и злой доберман-пинчер. Шеф никогда не держал его на цепи, все вокруг знали это, особенно соседские ребятишки, лакомые до чужих яблок и груш.
      Хмыз постучал в калитку. Доберман воспринял это как вызов ему лично и бросился, захлебываясь от ярости, на забор. Хмыз подождал немного, снова постучал и сразу же услышал из-за калитки:
      – Ты, Ярослав?
      – Я.
      Лязгнул замок. Шеф стоял, держа добермана за ошейник, и Хмыз, зная коварный нрав пса, поспешил в дом. Доберман недовольно поворчал ему вслед, а шеф, заперев калитку, пошел за Хмызом.
      – Ну как? – лаконично спросил он, но Хмыз понял его.
      – Я вышел из автобуса один.
      – Могли ехать в автомобиле.
      – Не впервой… – обиделся Хмыз. – Я сразу в лес, будто по грибы, там сам черт меня не найдет.
      – Хвалю – бережёного и бог бережет.
      – Что-то страшно мне, – признался Хмыз. – Такое чувство, что наступают на пятки.