Однако дело было срочное, и он решительно двинулся к жеребцу, при этом не снимая руки с рукояти Байюреля, своего знаменитого огромного меча, на который было наложено заклятие особой ненависти к великанам.

Перед тем как вскочить в седло, Мариабронн невольно сглотнул комок в горле. Крепко ухватившись за длинную гриву, словно сотканную из темного холодного пламени, но оказавшуюся вполне материальной, воин быстрым движением взлетел на спину коня. Черное Пламя взвился на дыбы и фыркнул огнем, но следопыт, опытный наездник, не дал себя сбросить.

Вскоре неистовый жеребец уже во весь опор мчал его к югу, оставив позади Палишук с мерцающей лентой Великого Ледника и держась зубчатой линии Гален. Обычно такое путешествие отсюда до крепости занимало пять дней, но адскому жеребцу не требовался отдых, он без устали несся вперед, покрывая милю за милей. Пригнув голову к шее коня, Мариабронн даже не успевал примечать ничего по сторонам: ни гоблинских костров, ни йети.

Через несколько часов бешеной скачки руки и ноги следопыта заболели от напряжения, но мысль о магической книге и том странном, возможно опасном, сооружении, которое она начала возводить, помогала ему держаться в седле и не обращать внимания на боль.

Вскоре, однако, он понял, что предсказание Уингэма оказалось чересчур оптимистичным, – едва восток начал розоветь, силы коня заметно поубавились. Мариабронн огляделся и, будучи опытным путешественником, довольно быстро выбрал место для стоянки. Едва он спешился, волшебный жеребец заполыхал черным огнем, а потом и вовсе исчез.

Подняв с земли фигурку, Мариабронн покачал ее в ладони. Статуэтка оказалась легче, чем была, но заметно набирала вес по мере возвращения в нее магической силы. Значит, нетрудно будет понять, когда снова можно вызвать коня.

Следопыт внимательно изучил место, а потом с удовольствием перекусил хлебом с соленым мясом и устроился спать.

Проснувшись после полудня, он первым делом взял в руки статуэтку. Она казалась немного легче, чем в начале пути, но при желании уже можно было вызвать скакуна. При свете дня Мариабронн смог оглядеться и оценить пройденное расстояние. За ночь удалось одолеть почти половину пути до Ворот Ваасы – на обычной лошади ему потребовалось бы в три раза больше времени, даже если бы он гнал ее днем.

Удовлетворенно хмыкнув, следопыт глянул на фигурку и снова сунул ее в мешочек. Подавив желание немедленно двинуться в путь пешком, он заставил себя отдохнуть еще немного, снова поел, а потом проделал серию упражнений, готовя мышцы к следующему долгому ночному переезду. Едва солнце опустилось за горизонт, он уже снова сидел на спине адского скакуна, который со всех ног мчал его к югу.

И еще до рассвета Странник оказался у ворот крепости, беспрепятственно одолев весь остаток пути.

В Армии Бладстоуна все его хорошо знали и всегда встречали тепло, поэтому сам генерал Даннауэй Бриджстоун Трант, брат знаменитого барона Транта, воевавшего против короля-колдуна бок о бок с королем Гаретом, пригласил Мариабронна позавтракать. Сам Даннауэй занял высокое положение скорее благодаря громкому имени своей семьи, нежели собственным заслугам и сейчас выполнял одновременно роль военного командующего и главы довольно разношерстного светского общества Ворот Ваасы и Долины Фуги.

Обычно Даннауэй держался надменно и самодовольно, но со Странником Мариабронном обращался совсем иначе. Слава следопыта была столь громкой, что вполне позволяла ему, как считал генерал, откушать с ним, хотя обычно такой чести удостаивались очень и очень немногие.

Мариабронн же, хотя и никогда не понимал, зачем для еды иметь больше одного предмета посуды, со своей стороны, прекрасно знал, как вести себя на светских приемах. Ему, Усмирителю Ваасы, как многие его называли, доводилось обедать с королем Гаретом, госпожой Кристиной и всей их свитой и в Бладстоун-Виллидже, и во дворце Гелиогабалуса.

Репутация обязывала его печься о благе обеих земель, и Дамары, и Ваасы, поэтому он без обиняков, рассказал пожилому дородному генералу о происшествии в Палишуке. Когда он приступил к изложению подробностей, генерал велел позвать свою племянницу, командира Эллери.

Как только Мариабронн закончил, генерал испустил глубокий сокрушенный вздох.

– Боюсь, проклятие Женги будет тяготеть над нами до самой моей смерти и смерти моих детей, а потом и внуков, – промолвил он. – Подобные неприятности, похоже, становятся правилом.

– Будем надеяться, это всего лишь досадное происшествие.

– Такое уже случалось, – напомнил генерал, но не похоже было, что он обеспокоен. – Стоит ли напоминать о статуе дракона, которая вдруг выросла в топях к северу от Дармшела… И что же? Завязла в трясине, по-моему. Или тот ремень, инкрустированный драгоценными камнями, найденный одним беднягой на каком-то северном склоне Гален, – продолжал он. – Откуда парню было знать, что простой серый камень, привязанный к ремню, который он так бездумно отшвырнул в сторону после того, как надел ремень на себя, на самом деле – детонатор двадцати пяти взрывчатых рубинов на этом злополучном поясе? Если бы там не было таких же, как он, искателей приключений, наблюдавших все это с соседнего уступа, мы бы никогда и не узнали об этой «шутке» Женги. От бедного парня только клочки остались.

– Вообще-то, от него ничего не осталось, – добавила Эллери.

Пока Мариабронн слушал генерала, им владели смешанные чувства. С одной стороны, он не склонен был слишком легко относиться к потенциальной опасности таинственного строительства на северной окраине Палишука, но с другой – испытывал некоторое облегчение, вспомнив все эти случаи находок распыленного «наследства» Женги. Спору нет, в большинстве своем эти происшествия были трагичны, однако более серьезных последствии ни одно из них не имело и уж точно не предвещало возвращения Женги и восстановления его власти, еще одиннадцать лет тому назад покрывавшей мраком эти земли.

– Боюсь, все же заклятие это необычное, к тому же размах строительства велик и скрыть его не удастся. Король Гарет должен что-то предпринять, и чем быстрее, тем лучше, – сказал наконец он.

Даннауэй снова театрально вздохнул и, просительно поглядев на племянницу, проговорил:

– Собери кого-нибудь с Мариабронном в Палишук.

– Солдат? – деловито осведомилась она.

– Как пожелаешь.

Эллери кивнула и с нескрываемым любопытством поглядела на следопыта.

– Тогда, может, я лично буду сопровождать тебя, – заявила она, несколько изумив дядю. – Я уж забыла, когда была в Палишуке, да и балаган Уингэма больше года не видела.

– Буду очень рад такой спутнице, командир, – ответил Мариабронн, – но я бы попросил взять еще кого-то.

– Неужели ты думаешь, что я отпущу командира стражи Ворот Ваасы одну к Великому Леднику? – вмешался генерал.

Мариабронн посмотрел на него, изобразив уязвленное самолюбие.

– Тебя называют Странником, – лукаво продолжил Даннауэй. – Такое прозвище нелегко приобрести, а ты уж с лихвой его отработал.

– Генерал, заслуженная слава Мариабронна… – не понимая, что они шутят, попыталась вмешаться Эллери, но дядя жестом остановил ее.

– Хотя Странник и почетное прозвище, – продолжил он, – все же так называют бродяг и повес. Но это меня не касается, дорогая моя Эллери. Я не боюсь, что Мариабронн или кто-то еще соблазнит тебя, в конце концов, ты – воплощенное благочестие Бладстоуна. Нет, прозвище отражает саму сущность этого любителя приключений, – продолжал Даннауэй, делая вид, что не замечает, как нахмурилась племянница. – Он из чистого любопытства может влезть в логово дракона. В свое время король Гарет вполне мог бы доверить юному Мариабронну задание выследить Женги, если бы только не опасался, что тот его найдет, подойдет запросто да еще спросит, как его зовут, чтобы уж не ошибиться. Разве не таков ты, Мариабронн, – бесстрашен до дурости?

– Неуверенность в себе никогда не была в числе моих достоинств.

Хрипло расхохотавшись, генерал повернулся к Эллери:

– Прошу тебя, возьми небольшой, но надежный и выносливый отряд. Говорят, вокруг Палишука немало драконьих логовищ.

Эллери долго смотрела на него, соображая, к чему весь этот разговор.

– У меня есть на примете несколько солдат и еще кое-кто, – наконец сказала она.

Мариабронн согласно кивнул, потом откланялся и ушел, чтобы отдохнуть перед возвращением на север. Он отправился в комнатку рядом с помещениями командиров гарнизона, что всегда была свободна для него, и заснул, от всего сердца надеясь, чтобы легкомысленное отношение Даннауэя к началу загадочного строительства в Палишуке оказалось самым правильным.

Спал он, однако, неспокойно: в глубине души гнездилось подозрение, что этот «подарок» Женги будет намного страшнее остальных.

«В конце концов, ты – воплощенное благочестие Бладстоуна».

Эллери невольно напряглась, вспомнив слова дяди. Она пока не заслужила такого признания, а может, никогда и не заслужит, хотя многие, в том числе генерал Даннауэй, этого не знали. И семья, и высшая знать с нетерпением ждали, когда же Эллери явит им свое первое чудо – начнет, например, исцелять наложением рук. Никто из них не сомневался, что этот день вскоре настанет, потому что репутация молодой женщины, потомка старинной династии благочестивых воинов-чудотворцев, была безукоризненна.

Однако у Эллери были такие друзья, что знали ее и с другой стороны.

И сейчас генерал не видел, как нервно она переминается с ноги на ногу.

– Я смогу его победить, если надо, – сказала она худому человечку, стоявшему в тени колонны. – Его способности я оценила, он действительно хорош, как ты и говорил.

– И ты, тем не менее, веришь, что сможешь убить его?

– Но разве ты не обучил меня этому в совершенстве? – вопросом ответила она. – Одно движение и один удар, смертельный.

– Он лучше, – ответил худой человечек.

Несмотря на то, что голос у него был неприятный – высокий и скрипучий, в нем слышалась несокрушимая внутренняя сила.

– Да, мало кто выдержит долгий поединок с ним, – согласилась Эллери.

– И ты полагаешь себя среди этих немногих?

– Этого я не говорила, – сдержанно ответила она. А потом скороговоркой произнесла: – Мой топор хорошо служил мне, хорошо служил королю Гарету, хорошо служил тебе.

В ответ раздался трескучий смех, как и голос, полный уверенности в себе и самообладания.

– Многие сочли бы, что он служил слишком разным господам, – заметил худой человечек, по-прежнему прячась в тени. – Или ты не согласна?

Молодая женщина тоже усмехнулась. Так и есть, но мало кто знал, что между политическими лозунгами и реальным положением дел в Дамаре и Ваасе существует в действительности большая разница.

– Говори прямо, – потребовал ее собеседник. – Если возникнет необходимость, сможешь ты справиться с этим темным эльфом, Джарлаксом?

Эллери гордо выпрямилась и, глядя ему в лицо, сказала:

– У него есть одна слабость. Я ее знаю и могу ею воспользоваться. А перед моим смертельным ударом ему не устоять, ты хорошо меня обучил.

– Ты была отличной ученицей, – заметил тот.

Ободренная похвалой, Эллери поклонилась.

– Будем все же надеяться, что до этого не дойдет, – сказал худой человечек, – хотя этот эльф и его товарищ – темные лошадки.

– Они путешествуют вместе и сражаются бок о бок, но человек, тем не менее, как будто презирает темного эльфа, – согласилась женщина. – Все же вряд ли это нам поможет, – быстро добавила она, увидев, что собеседник оживился. – Нападем на одного – ответят все равно оба.

Стоящий в тени человек ненадолго задумался, но ей показалось, что ее слова его не убедили.

– А следопыт всё еще сохранил юношеский задор, – проговорил он, меняя тему. – Уже двадцать лет Мариабронн охотится на всякую нечисть на просторах Ваасы, мог бы привыкнуть, но он по-прежнему загорается, стоит ему что-нибудь обнаружить.

– Похоже, он наткнулся на нечто из наследия Женги. Многие согласятся, что он не зря тревожится.

– Ты считаешь?

– Мариабронн так говорит, да и старый Уингэм тоже так думает, иначе этот проныра продал бы вещь потихоньку.

Худосочный человечек отступил еще глубже в тень, теперь его лицо нельзя было даже различить, и в задумчивости соединил перед собой подушечки длинных тонких пальцев.

– А Уингэм не дурак.

– Да, в магии он разбирается, если не сказать больше. Я бы в этом деле положилась на его суждение, – сказала Эллери.

– Так, значит, Женги оставил книгу, – пробормотал ее собеседник, – вещь огромной мощи.

– Мариабронн говорит, это Книга Творения.

– Ты поедешь в Палишук?

– Да.

– И возьмешь с собой надежных людей?

– Само собой. Отправимся утром, Мариабронн поведет.

– Уже решила, кого взять?

– А ты что, тоже хочешь ехать? – удивленно спросила она.

Прячась в тени, худышка кивнул.

Вернувшись вечером в «Грязные сапоги и окровавленные клинки», Эллери сказала Джарлаксу:

– Твои похождения не остались незамеченными.

– Я был бы уязвлен, окажись иначе, – поднимая бокал и многозначительно подмигивая ей, ответил темный эльф.

Эллери невольно вспыхнула, а ее рыжие волосы только подчеркнули жаркий румянец.

– Завтра я отправляюсь в Палишук, – сказала она, быстро овладев собой.

– Я что-то слышал об этом месте. Палишук – там ведь живут полуорки, верно?

– Так и есть, но они очень достойные.

– Нужно отметить твой отъезд.

– Наш.

Дроу растерялся на мгновение, но, естественно, ничем этого не выдал.

– Я собираю небольшой отряд для этой поездки, – пояснила она. – А твои похождения, как я уже сказала, не остались незамеченными.

– Но я не один.

– Твоего друга я тоже беру.

И оба они повернулись в сторону барной стойки, у которой перед кружкой эля стоял Энтрери с обычным, отстраненно-презрительным выражением на лице. Серый плащ откинут за плечо, открывая превосходную белую рубаху, подаренную Ильнезарой перед путешествием в Ворота Ваасы, и рукоять знаменитого драгоценного кинжала в ножнах у бедра. И Джарлакс, и Эллери отметили, что остальные посетители почтительно держались от него на расстоянии, несмотря на то, что в таверне было очень людно и тесно.

– Да, этого у него не отнимешь, – словно рассуждая вслух, проговорил Джарлакс.

Женщина удивленно посмотрела на дроу, ожидая, что последует какое-то пояснение, но тот продолжал смотреть на друга. На фоне других завсегдатаев Энтрери не выделялся ни ростом, ни силой и ни к кому не проявлял ни малейшей враждебности, однако любой чувствовал излучаемую им мощь и уверенность. Джарлакс решил, что дело в глазах, – они выражали предельную сосредоточенность, главнейшее качество истинного воина.

– Он поедет? – вдруг донесся до него голос Эллери; судя по ее тону, она спросила уже не в первый раз.

– Он мой друг, – ответил дроу. – Он не позволит мне одному отправиться навстречу опасности.

– Так вы согласны?

Обернувшись к ней, Джарлакс ухмыльнулся:

– Лишь в том случае, если ты обещаешь, что я не замерзну промозглой холодной ночью.

Эллери усмехнулась и поставила стакан на стол.

– Тогда на рассвете, – сказала она и поднялась.

Джарлакс схватил ее за руку:

– Но мне холодно.

– Мы пока не в пути, – отрезала она, высвободилась и пошла к выходу.

Джарлакс остался сидеть, с улыбкой наблюдая за кошачьей грацией, с которой она двигалась. Но едва Эллери скрылась из глаз, он со вздохом повернулся к товарищу, представляя, с каким трудом придется его уговаривать.

Похоже, ночь обещала быть долгой.

В сияющих латах, с щитом на спине и топором у бедра, Эллери с царственным видом ехала во главе маленького каравана из двух повозок, сидя на большом чалом жеребце. Рядом с ней на гнедом коне ехал Мариабронн. Замыкали отряд двое солдат – Дэвис Энг, который вел расчеты с охотниками за головами, и другой боец постарше, уже седой.

В первой повозке сидели две женщины, обе наемницы, не имеющие никакого отношения к Армии Бладстоуна. Одну Джарлакс знал, это была Парисса из Импилтура – ширококостная круглолицая женщина с коротко стриженными светлыми волосами. Дроу и Энтрери не раз слышали, как она во всеуслышание похваляется своими подвигами, – очевидно, она очень собой гордилась.

Вторую женщину Джарлакс просто не мог не знать, поскольку ее имя возглавляло список самых удачливых охотников за головами. Звали ее Калийа, и она была наполовину эльфом. У полукровки были длинные черные волосы и красивое лицо с четкими чертами, которое сильно портил глубокий шрам, пересекающий щеку и край рта и спускающийся до середины подбородка. Когда она сообщила командиру Эллери, что они готовы отправляться, он услышал, что она немного пришепетывает, очевидно из-за этого самого шрама,

Сами же Джарлакс и Энтрери ехали во второй повозке.

– Эй, вы! – послышался вдруг позади грубый голос. – Коней-то придержите, что за остолопы! Я тут пыхчу, как кузнечные мехи, сердце сейчас из груди выскочит!

От ворот крепости, яростно размахивая голыми мускулистыми руками, топал дворф с черной бородой, разделенной на две части. Над его косматой головой виднелись рукояти двух скрещенных кистеней. Каждый оканчивался металлическим шаром, утыканным шипами, которые подскакивали на цепях при каждом шаге. Сделано оружие было из особенного серого, почти прозрачного волшебного материала – он назывался стеклосталь и обладал исключительной прочностью.

– Ты просила меня ехать, я собрался, а вы не ждете, что за дела? А?

– Прости меня, добрейший Атрогейт, – извинилась Эллери. – Я решила, ты передумал.

Атрогейт только фыркнул.

Он подошел ко второй открытой повозке, отстегнул сумку с пояса и забросил, внутрь – сидящий внутри другой дворф едва успел увернуться. Ухватившись обеими руками за край повозки, новый спутник влез внутрь и плюхнулся на сиденье рядом с худеньким, хрупким человечком.

Джарлакс это подметил – странно, что дворф не предпочел иметь соседом дворфа, ведь в повозке шесть мест, а пассажиров всего трое.

– Они знакомы, – негромко сказал дроу Энтрери, показывая на худышку и странного дворфа.

– И что же в этом интересного? – язвительно отозвался товарищ.

Джарлакс задумчиво хмыкнул и снова занялся вожжами.

Энтрери пристально глянул на диковатого дворфа и тщедушного человечка. Сначала Джарлакс решил, что тощий – мудрец или ученый и его взяли, чтобы помочь разобраться в палишукской тайне. Однако трудно предположить, что этот странный дворф может иметь хоть какое-то отношение к ученому миру. Тем не менее, где-то же они должны были познакомиться?

– Он маг, – негромко сказал Энтрери Джарлаксу.

Обернувшись к приятелю, дроу заметил, что тот бессознательно сжимает и разжимает правую руку, на которой раньше носил волшебную перчатку, отражавшую магические флюиды. Теперь он, вероятно, думал, что в этом путешествии она могла бы ему пригодиться. Правда, худосочный чародей не выказывал ни малейшей враждебности, однако наемный убийца в присутствии магов всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Его нормальным желанием при встрече с колдуном было убить его, чародеи всегда оставались для

Энтрери загадкой, понимать которую он не желал.

По знаку Эллери они снова тронулись в путь.

Джарлакс сразу начал болтать, обозревая окрестности и рассказывая о местах, где ему довелось побывать, и Энтрери быстро перестал обращать на него внимание, предпочтя сосредоточиться на остальных девяти спутниках.

Большую часть своей жизни Артемис Энтрери был наемным убийцей, полагавшимся лишь на себя и собственное чутье, и путешествовал он всегда в одиночку. В большой компании ему было неуютно, и он беспрестанно спрашивал себя, как это дроу вообще удалось уговорить его отправиться в путь.

Однако еще больше ему хотелось знать, почему Джарлакс хотел, чтобы он отправился с ними.