Сенатор Падме Амидала Наберрие, бывшая королева планеты Набу, пришла к окончательному и однозначному решению: она не привыкла путешествовать подобным образом, привыкать не собиралась и не могла понять, как кто-то может считать здешние условия нормальными. Или хотя бы сносными. Это был даже не третий класс. Собственно, на корабле, на котором они отправились в путь, существовал лишь один класс – самый худший в Галактике. Отсек, гордо и безосновательно именуемый пассажирским, изначально считался грузовым трюмом и был гораздо больше предназначен для перевозки неодушевленных предметов, чем живых существ. Освещение – ужасное, запах – еще хуже, хотя так и не удалось выяснить источник столь дивного аромата: был ли это сам корабль или его пассажиры, орда эмигрантов всех мастей и национальностей.
      И тем не менее неожиданное приключение приносило даже некоторое удовольствие. Падме пыталась твердить себе, что обязана находиться не на этой проржавевшей развалюхе, а на Корусканте. Ей нужно не лежать на жестком и неудобном матрасе, а сражаться с желающими создать армию. И тем не менее.
      Именно сейчас Падме чувствовала себя наконец-то свободной.
      От ответственности. От необходимости быть сенатором Амидалой. Мгновения, когда она была просто Падме, выпадали так редко…
      Сенатор Наберрие никогда не раскаивалась в своем выборе. Она гордилась им и презирала тех, кто не смог отрешиться от личного, мелочного. Падме же хотела принадлежать одному, а не многим.
      Двум половинкам ее личности никак не удавалось договориться.
      Чтобы отвлечься, она стала смотреть на Анакина. Тот спал на соседней лежанке. Он тоже сейчас был другим. Не падаван, не ученик Ордена, не защитник – просто совсем молодой человек, каждым словом, каждым действием постоянно и открыто объявляющий о желании и готовности любить. Опасный молодой человек – и это наверняка. Джедай, который думает о том, о чем ему думать не следует и просто невозможно. Человек, который прагматизму и приличиям предпочитает веления собственного сердца. И все сделает для нее. Падме не могла отрицать, что тронута, что ей это нравится. И она, и Анакин одинаково служили другим, она как сенатор, он как джедай, но если она слепо шла по дороге, проложенной великими, он пытался пробить собственный путь и восставал против каждого, кто мог ему помешать.
      Но разве у нее никогда не возникало такого же желания? Разве Падме Амидала Наберрие никогда не мечтала быть просто Падме? Хотя бы ненадолго.
      А кстати, о попутчиках. Где еще один? Маленький астродроид отыскался в очереди на раздачу еды. Процесс шел однообразно. Перед очередным жаждущим выставлялась плошка, наполненная непонятным варевом. Жаждущий заглядывал в нее, морщил нос, рычал или иным привычным для него образом выражал свое недовольство.
      Заметив астродроида, раздатчик тоже не запрыгал от восторга. Скорее, наоборот.
      – Вон отсюда! Дроидам сюда нельзя! Пошел вон!
      Р2Д2 гордо развернулся и даже сделал вид, что собирается удалиться, но стоило раздатчику отвернуться, быстро выдвинул небольшой гибкий шланг и всосал содержимое миски.
      – Эй, дроидам здесь не место!
      Р2Д2 сделал последний «глоток», сгреб несколько кусков черного хлеба и с победным кличем бросился наутек. Вслед ему неслись проклятья и угрозы разобрать на запчасти, а те уже развеять в пространстве отсюда и до Корусканта. Не обращая внимания, астродроид поспешно вернулся к спутникам, объезжая по пути спящих прямо на полу эмигрантов.
      – Нет… нет… – услышала Падме и повернула голову. – Мама, нет…
      Скайуокер хотел и никак не мог проснуться, лицо его блестело от пота.
      – Анакин? – Падме осторожно потрясла его за плечо.
      – Мам, не надо! – выкрикнул падаван, отодвигаясь. Казалось, он куда-то собрался бежать.
      – Анакин!
      Вот на этот раз она тряхнула его изо всех сил. Скайуокер открыл глаза, голубые и мутные, как у новорожденного.
      – Что?
      – Тебе снился кошмар, – объяснила она.
      Анакин не двигался, будто парализованный, просто продолжал смотреть на нее. Взгляд наконец-то стал осмысленным, выражение лица изменилось – от удивления до тревоги. Падме забрала у Р2Д2 похищенную еду. Та пахла несколько необычно.
      – Хочешь есть?
      Анакин покачал головой и взял плошку. Попытался одновременно сесть, расчесать пятерней всклокоченные волосы и не вывалить на себя содержимое плошки.
      – Мы уже в гиперпространстве, – сообщила ему Падме. – Только что прыгнули.
      – Сколько времени я спал?
      – Должен был неплохо выспаться.
      Кажется, ободряющая улыбка не подействовала. Анакин отставил миску в сторону, обеими руками разгладил смятую тунику.
      – Никак не терпится опять увидеть Набу, – смущенно сказал он, покосился на еду и с кислым видом наморщил нос. – Набу… – повторил он. – Думал о ней с тех самых пор, как улетел оттуда. В жизни не видел красивее…
      Он не уточнил, что или кого именно имел в виду, но Падме поспешно отвернулась. На всякий случай.
      – Ты можешь и не узнать планеты. Время меняет все.
      – Иногда, – согласился Анакин.
      Он смотрел на нее. Падме чувствовала: он продолжает смотреть. Она осмелилась бросить в его сторону настороженный взгляд.
      Скайуокер и не думал отводить глаз.
      – Иногда – к лучшему, – сказал он, принимаясь за еду. Падме поняла, что сейчас покраснеет.
      – Трудно, наверное, быть джедаем, – быстро произнесла она в надежде сменить тему: бесполезно, все равно что пытаться сбить со следа охотящегося наштаха. – Сплошные запреты. Нельзя посещать места, которые тебе нравятся. Или поступать, как хочется.
      – Или быть с теми, кого я люблю? – уточнил Анакин.
      – А разве вам разрешают любить? – напрямик поинтересовалась Амидала. – Я думала, любовь у вас под запретом.
      – Запрещено привязываться, – настолько бесстрастно ответил Скайуокер, что создалось впечатление, будто он кого-то цитирует. – Под запретом одержимость. Центр нашей жизни есть сострадание, которое безусловно можно считать любовью, – он криво усмехнулся. – Так что можешь смело утверждать, что нас поощряют любить.
      – Ты сильно изменился…
      – А ты – ничуть. Такой я тебя и запомнил.
      И видел во сне. Сомневаюсь, что Набу изменилась, – добавил Скайуокер без перехода.
      – Они и не…
      Падме утратила голос. Анакин сейчас был так близко, и дело было даже не в расстоянии. Она вступала на тонкий лед, по которому ходить не привыкла. Опасность грозила не только ей. И не столько ей. Анакин – падаван, джедай, а рыцарям Ордена не позволено…
      А она сама? Какой скандал грянет, когда в Сенат просочится слушок, что она связалась с джедаем. Особенно если учесть, что армия ущемит Орден в правах, а если учесть, что она выступает против создания армии, то…
      А собственно – что?
      Как все переплетено… И опасно.
      – Ты видел во сне маму? Да?
      Анакин отвернулся, нехотя кивнул.
      – Я так давно улетел с Татуина. Я маму почти и не помню. А я не хочу! Не хочу терять память о ней. Не хочу перестать видеть ее.
      Падме собиралась сказать, что понимает. Собиралась протянуть руку и погладить Скайуокера по щеке. Но не сделала ничего.
      – Я все время вижу ее во сне. Очень ясно.
      Страшно. Я боюсь за нее.
      – Я бы разочаровалась, если бы было иначе, – негромко откликнулась Падме. – Ты не бросал ее и при лучших обстоятельствах.
      Анакин сморщился, словно от боли.
      – Но ты правильно сделал, что уехал, – продолжала сенатор, заглядывая Анакину в глаза. – Твоя мама хотела, чтобы ты учился. Ей было нужно, чтобы ты учился. Куай-Гон подарил надежду не только тебе, но и ей. Родители все отдадут, лишь бы знать, что их ребенок… что тебе дается шанс на лучшую жизнь.
      – Но сны…
      – Но ты и должен чувствовать себя виноватым.
      Анакин с досадой мотнул головой, как будто собеседница ничего не поняла. Но Падме не дала ему возразить:
      – Естественно, что ты хочешь увезти свою маму с Татуина, чтобы она жила здесь, с тобой. Или на Набу, лишь бы ты знал, что она в безопасности. Поверь мне, Анакин, – она взяла его безвольную руку. – Ты правильно поступил.
      Она испугалась, что он начнет спорить. Но Анакин промолчал.

* * *

      Великий порт Тид был чем-то похож на Корускант. Заявление смелое с точки зрения тех, кто знаком с обоими городами. Трудно было сказать, кто древнее. Корускант давно поглотил старинные постройки, а дворцы Тида в окружении многочисленных водопадов радовали глаз изяществом линий. Старые стены смущенно прятались за густыми лианами. В воздухе плавал густой аромат. У фонтанов пахло свежестью и водой.
      Он оказался прав: ничего не изменилось. Даже старая площадь у дворцовых ворот. Анакин не уставал озираться. Вон оттуда, от заросшей лозой калитки, им сигналил Панака, а вот тут стояли Куай-Гон и Оби-Ван. А вон там…
      Впереди, радостно трубя, катился Р2Д2. Тяжелые чемоданы оттягивали Анакину руки.
      – Если бы я здесь родился, не уехал бы ни за что!
      Падме скептически улыбнулась.
      – Сомневаюсь.
      – Нет, правда. Я раньше скучал по дому, – он замялся и отважно добавил: – Я чувствовал себя таким одиноким. Я только и думал, что о маме и вот этом вот городе.
      Интересное выражение появилось у Падме на лице, отметил он про себя. Любопытство, смешанное с беспокойством. Такая Падме Анакину очень нравилась, гораздо больше, чем сенатор Наберрие. Так она становилась живой. Он знал, о чем она думает. Здесь, в Тиде, он потерял учителя. Здесь он видел только сражения. И сейчас Падме спрашивает себя, может быть, его страсть к ней заставляет бледнеть дурные воспоминания? Смешная… Спросила бы лучше у него самого, он-то знает, как ей ответить.
      – Проблема в том, что чем больше я думал о маме, тем хуже мне было. А чтобы полегчало, я начинал думать о Набу и твоем дворце.
      Анакин сделал паузу, чтобы Падме, наконец, поняла и признала: он думал о ней. Почему она так боится?
      – Тут солнце совсем другое и так здорово пахнет!
      – А звук водопада кажется просто журчанием, – подхватила девушка.
      Попробовала бы она отрицать, что здесь очень красиво! Анакин широко ухмыльнулся. Правда, здесь действительно было красиво.
      – Я в детстве никогда не видела водопадов, – сказала задумчиво Падме. – Мне о них только рассказывали, и я думала, какие же они удивительные… Но надеялась, что когда окажусь во дворце…
      – То есть ты уже в детстве мечтала о власти? – перебил Анакин.
      Девушка засмеялась.
      – Вот уж о чем я вовсе не думала!
      Сожаление и легкая зависть принесли с собой воспоминания о давно минувших днях, когда она еще не подозревала, что придется пожертвовать детством ради победы в войне, ради постоянного обмана и хитроумных политических дрязг.
      – Я мечтала работать в группе помощи беженцам. На высокую должность я вовсе не метила. Но чем больше я изучала историю, тем больше осознавала, сколько добра могут принести политики. И когда мне исполнилось восемь лет, я вступила в корпус младших законодателей. На Набу это все равно что во все горло прокричать о своем участии в политической жизни. Потом я стала советником одного из наших сенаторов и с таким рвением взялась за дело, что не успела опомниться, как очутилась на троне, – Падме пожала плечами, стараясь выглядеть поскромнее. – Меня высоко оценили – благодаря хорошей подготовке, я думаю. Ну, и еще потому, что я верю в силу реформ. Знаешь, на Набу всей душой верят в мечту о мирных преобразованиях, настолько, что мой возраст не стал помехой. Хотя не могу сказать, что я самая молодая королева на нашем троне. Были и младше. Но сейчас, когда я думаю обо всем, мне кажется, что мне следовало еще чуть-чуть повзрослеть, – она замолчала. – И я не уверена, что была готова.
      – Твой народ считал, что все получится, – с жаром возразил Скайуокер. – Слышал, они даже пытались подчистить пару страниц в конституции, лишь бы ты осталась на троне.
      – Ани, популярность и демократия – разные вещи. Популярный правитель дает своим подданным то, что они хотят. А не то, что им нужно. И признаюсь тебе честно, я с легким сердцем сняла с себя корону, когда мой срок кончился, – Падме усмехнулась, жмурясь на солнце. – А уж как обрадовались родители! Во время блокады они так боялись за меня, что не могли дождаться, когда все закончится. Вообще-то я думала, что к этому времени уже обзаведусь семьей…
      Она отвернулась. Очень хотелось прижать ладони к пылающим щекам, но так она только призналась бы, что смущена. С чего это она разоткровенничалась с мальчишкой-телохранителем? Таких ведь даже нельзя назвать старыми и добрыми друзьями – несколько дней, проведенных под одной крышей, несколько игр, пара шуток… Если он сейчас посмеет хихикнуть, она оттаскает его за косичку! Падме, придерживая вуаль, скосила осторожный глаз на Анакина.
      Будущий джедай безмятежно щурился, глядя на солнце. Рядом с ним было тепло и уютно.
      – У моей сестры самые замечательные на свете дочери, – услышала Падме собственный голос. Вот сейчас у нее заблестят глаза и раскраснеются щеки. Падме усиленно заморгала, словно взмахом ресниц можно было отбросить чувства так же спокойно и просто, как она обычно отодвигала личные желания ради общего блага.
      – Но когда новая королева попросила меня стать сенатором, я не смогла отказаться.
      – Согласен! – поддержал ее Анакин, воюя с зацепившимся за куст чемоданом. – Республике ты нужна. Я рад, что ты так решила. Мне всегда казалось, что нам предписано изменить Галактику.
      – Знаменитое предвидение джедаев? – ехидно полюбопытствовала Падме. Анакин хохотнул.
      – Просто чувство такое, – судя по интонации, он и сам не понял, что собирался сказать. – Просто мне кажется… все как будто утратило новизну, протухло, как будто все вот-вот должно измениться.
      – Мне тоже… так кажется, – серьезно добавила Падме. И каждый из них подумал о своем.
      Тем более что они уже пришли. Распахнулись высокие резные двери. По мнению Анакина, практичного и запасливого уроженца пустынной планеты, тут все было чрезмерно красиво и весьма непродуманно. Жизнь на перенаселенном Корусканте тоже успела наложить на Скайуокера свой отпечаток, он перестал избегать открытых пространств и оценил логичность и функциональность строений.
      Дворец Тида напоминал ему Храм, обитатели которого позволяли себе роскошь смотреть на красивые вещи.
      Пока он предавался сравнениям и удивлялся меблировке (вернее, ее отсутствию, потому что коридоры были в основном пусты), Падме кратчайшим путем провела его до тронного зала. Путешественников окружили улыбающиеся и приветливые люди, которых Падме знала, а Анакин – нет. Скайуокер с трудом определил в седом толстяке королевского советника. Кажется, его звали Биббл, хотя Анакин не был уверен. Он видел советника лет десять назад и оба раза был слишком занят собственным горем, чтобы разглядывать окружающих.
      Хотя, кажется, время почти не затронуло толстяка: все та же ухоженная белая борода и округлый живот.
      Ну, а девушку на троне, видимо, надо было считать королевой. Анакин коротко ухмыльнулся. Или одной из подставных фрейлин.
      А Падме в это время думала, что богато расшитый наряд и замысловатый головной убор идут Джамилле больше, чем ей. По крайней мере, нынешняя правительница Набу выглядит в них величественно. По-королевски. И, кажется, у нее не чешется в носу от обилия пудры и не зудит кожа под нарядами в самый неподходящий момент.
      Вокруг трона клубился народ: советники, слуги, придворные, компаньонки в одинаковых огненно-красных нарядах. Недурное напоминание Эпизод II: Атака клонов о самой неприятной стороне дворцовой жизни. Если на твою голову возложили корону, попрощайся с прелестью одиночества. Оно тебе больше не грозит.
      Королева Джамилла поднялась и пошла навстречу вновь прибывшим. Падме с легкой завистью думала, что ей ни разу не удавалось встать так грациозно. Обычно она опасалась наступить на волочащийся по полу подол и растянуться, испортив величие момента.
      – Мы беспокоились о тебе, – на выбеленном неподвижном лице шевельнулись кроваво-алые губы. – Мы рады, что ты с нами.
      Из-за юго-восточного акцента новая королева слишком твердо произносила согласные. Поэтому речь ее звучала уверенно и мощно.
      – Благодарю вас, ваше величество. Я лишь хотела служить вам, оставаясь на Корусканте.
      – Верховный канцлер уже все объяснил, – прервал излияния Амидалы советник. – У вас был единственный верный выбор – вернуться домой. Амидала безропотно наклонила голову, обозначая кивок. Пока еще ее никто не переубедил, что надо было бросать, не доведя до логического конца, тяжкий труд ради сомнительной безопасности.
      – Сколько систем поддерживают Графа Дуку и его сепаратистов? – ровным глубоким голосом произнесла без видимого интереса Джамилла. Она никогда не питала склонности к легкой светской беседе.
      – Тысячи, – с горечью ответила Амидала. – И с каждым днем Республику покидают все новые планеты. Если Сенат проголосует за армию, мы окажемся на пороге гражданской войны. Я уверена.
      Советник Биббл в волнении стукнул кулаком по раскрытой ладони. У Анакина дернулся уголок рта; с его точки зрения разволновавшийся толстячок был довольно забавен.
      – Невообразимо! – процедил сквозь зубы седовласый старец. – Со времени своего создания Республика не знала войн такого масштаба.
      – Кроме переговоров, ты видишь хоть какой-нибудь способ вернуть сепаратистов в лоно Республики? – по контрасту с румяным взволнованным советником лицо королевы казалось вылепленным из снега, настолько оно было холодным и равнодушным.
      – Нет, если они почувствуют угрозу для себя, – осторожно сказала Падме.
      Только сейчас ей пришло в голову, что, ослепленная эмоциями, она, возможно, недооценила сложность своего положения. Чтобы выкарабкаться, ей понадобятся все таланты. И даже больше.
      – У сепаратистов нет армии, но если их спровоцировать, они решат, что защита им необходима, – продолжила сенатор. – В этом я не сомневаюсь. А поскольку у них нет ни денег, ни времени, предполагаю, они обратятся за помощью к гильдиям или Торговой Федерации.
      – Купцы! – с гневом и отвращением воскликнула королева, не сдержавшись.
      Она была слишком молода, чтобы участвовать в войне, но как любому жителю Набу ей было известно, что произошло бы с их планетой, если бы не Амидала, двое джедаев, маленький мальчик и неожиданная поддержка гунганов.
      – Почему Сенат ничего не делает, чтобы удержать их?
      – Боюсь, что, несмотря на усилия верховного канцлера, в правительстве по-прежнему много бюрократов, служащих и сенаторов, которых подкармливает Федерация или гильдии, – призналась Падме.
      – Значит, гильдии связаны с сепаратистами сильнее, чем мы подозревали, – задумчиво промолвила Джамилла, вновь погружаясь в ледяное спокойствие.
      Советник Биббл опять ударил кулаком по ладони.
      – Возмутительно! – бушевал он. – Неслыханно! К чему были все слушания в верховном суде, если Нуте Гунрай по-прежнему вице-король Федерации? Разве эти стяжатели и рвачи контролируют все на свете?
      – Советник, – проронила королева, – суд все-таки заставил Федерацию сократить свою армию. И это – ход в правильном направлении. Падме поморщилась, готовясь произнести неприятную правду.
      – Ваше величество, ходят слухи, что Федерация не выполнила предписания.
      И тут, откашлявшись, в разговор вступил Анакин, которому надоело без дела топтаться возле Падме и глазеть по сторонам.
      – Джедаям запретили вмешиваться в это дело, – громко произнес он. – Нам сказали, что это дурно отразится на экономике.
      Королева коротко глянула на него и кивнула. Падме в новой вспышке легкой зависти мельком отметила, как спокойно и величественно двигается Джамилла.
      – Мы должны сохранять веру в Республику, – изрекла королева. – День, когда мы перестанем верить в демократию, станет днем, когда мы утратим ее.
      – И давайте молиться, чтобы этот день не наступил, – поддакнула Амидала. Анакин только фыркнул.
      – А тем временем мы должны позаботиться о собственной безопасности, – продолжила королева, поворачиваясь к советнику, а тот, в свою очередь, сделал приглашающий жест придворным. Советники, горничные, стража – все одновременно поклонились и быстро покинули тронный зал. Биббл недоуменно посмотрел на Анакина, сообразил, что молодой человек не намерен двигаться с места, и смирился.
      – Что вы предлагаете, мастер джедай?
      – Советник, Анакин – не джедай, – перебила придворного Амидала. – Вернее, еще не джедай. Он – падаван. Я думала…
      – Эй, минуточку!
      Сенатор изумленно оглянулась. Светлые брови Скайуокера были сердито сдвинуты.
      – Прошу прощения? – Амидала приподняла бровь. – Я думала, что останусь в Озерном краю. Там есть несколько уединенных мест, и…
      – Я сказал: минуточку, – жестко оборвал ее Анакин. – За безопасность отвечаю я.
      Амидала обязательно бы вспылила, если бы не быстрый обмен понимающими взглядами между королевой и советником Бибблом. Ей показалось, или королева действительно едва слышно хмыкнула? Выкрашенные в ритуальные красно-белые цвета губы Джамиллы дрогнули в улыбке. Сенатор зарделась. Ну вот, теперь все будут думать, что между ней и Анакином что-то есть! Амидала с трудом успокоилась.
      – Ани, это моя жизнь подвергается опасности, и это мой дом. Я хорошо знаю там каждый уголок, именно поэтому мы сюда и прилетели. Я думаю, будет мудро, если мы извлечем из этого пользу. Скайуокер тоже посмотрел на двух свидетелей их перепалки. Со своими эмоциями будущий рыцарь справлялся куда успешнее, чем бывшая королева.
      – Прошу прощения, госпожа, – холодно произнес падаван.
      Толстые пальцы советника ловко ухватили Анакина под локоток.
      – Она права, – прошептал Биббл ему на ухо.
      Сенатор нахмурилась: уж слишком довольный у толстяка вид.
      – Озерный край – местечко уединенное, – продолжал нашептывать Биббл. – Люди там появляются нечасто, а гунганы живут под водой и наверх не выходят. И там хороший обзор. Великолепнейший выбор. Там вам будет гораздо легче охранять жизнь сенатора Наберрие.
      – Отлично, – равнодушно, как положено по этикету, промолвила Джамилла. – Вопрос улажен.
      Амидала состроила невинное выражение на лице.
      – Да, кстати, – вдруг опомнилась королева, – вчера у меня был на аудиенции твой отец. Я рассказала ему, что произошло. Он надеется, что ты нанесешь визит своей матери перед отъездом. Твоя семья беспокоится о тебе.
      Еще бы… Амидала немного смутилась. Пока она взбиралась к вершинам власти, она не задумывалась, что опасность, связанная с ее положением, грозит не только ей, но и близким. Еще бы. Неплохое напоминание, почему политикам не стоит обзаводиться семьей. Что ж, вот и решение. Некоторые ее знакомые демонстрировали чудеса ловкости, совмещая семью и карьеру, но Амидала была уверена: двойная, а то и тройная роль – не для нее. Сенатор, жена, а еще, не приведи Великая сила, еще и мать? Увольте.
      О собственной безопасности или благосостоянии она никогда не заботилась; она всегда знала, что, возможно, придется принести себя в жертву, и в героическом порыве была готова отдать жизнь. Но о родных она вспомнила только сейчас. На лице сенатора Наберрие не было улыбки, когда вместе с Анакином, советником и королевой она вышла из тронного зала.

      Самым большим помещением в Храме были вовсе не трапезные, как считало общественное мнение, а архив. Это слово у Оби-Вана всегда ассоциировалось с пыльными полками и запахом древности. Но, к его великому сожалению, в архивах Ордена не было ничего подобного. А были: компьютерные терминалы вдоль стен и бесчисленные изображения рыцарей и магистров.
      Возле одного из них Кеноби и стоял. Смотрел, изучал, прикасаясь кончиками пальцев, словно одного зрения ему было мало и он хотел почувствовать, ощутить физически. Как будто осязание помогло бы лучше понять причины, заставившие этого человека действовать так, а не иначе.
      Сегодня у архивариуса было мало посетителей. Собственно, приди Кеноби на день, на неделю или на месяц раньше, он все равно нашел бы лишь нескольких людей или прочих существ. Поэтому Оби-Ван и ждал, что архивариус не станет затягивать с ответом.
      Чтобы чем-то заняться, он принялся рассматривать бюст рыцаря – сильное и уверенное лицо, высокие, точеные скулы, внимательные глаза, упрямую складку губ. Ему всего лишь несколько раз доводилось видеть этого человека – легенду среди джедаев! – но знакомы они не были. Но даже тех впечатлений хватило надолго… Больше всего поражало ощущение уверенности, настолько мощное, что хватило бы на несколько человек. И этим Граф Дуку очень походил на учителя, постановил Кеноби. Особенно когда Куай-Гон что-то вбивал себе в голову. Например, собирался поспорить с Советом… Да, учитель обладал той же силой, что и Дуку, но в отличие от Графа умел гасить пожар. Оби-Ван осуждающе покачал головой. Опасное свойство. Граф Дуку бросил Орден и пошел – за собственным сердцем и к собственным целям. Кеноби даже не представлял, что могло вынудить магистра на подобный шаг. Куай-Гон часто в сердцах высказывался о Храме и о Совете крайне нелицеприятно, но никогда не помышлял бросить Орден. Можно не соглашаться, но оставаясь в семье, легче исправить ошибку. Это же яснее ясного!
      – Это ты просил о помощи? – произнес у него за спиной строгий голос.
      Юный джедай вздрогнул. Позади, пряча кисти рук в широких рукавах традиционного одеяния, стояла Йокаста Ню, архивариус Храма. Она была очень хрупка и очень стара. Она походила на древнюю статуэтку, которая может рассыпаться в пыль от одного лишь чиха неосторожного гостя. И она улыбалась, заметив его выражение. Сколько юных и горячих голов обманула ее внешность, сколько из них принимали худое и морщинистое лицо, слабую шею, бледные до голубизны запястья за признаки дряхлости… Сколько из них тешили себя мыслью, что с легкостью справятся с седовласой старухой и заставят выполнить за них их задания? Йокаста устала считать. Долгие годы она была архивариусом, здесь был ее дом, ее владения, ее царство. И джедаи, что приходили сюда, даже прославленные магистры, были вынуждены подчиняться правилам, установленным Йокастой Ню. Или же – они могли воспротивиться и на собственной шкуре почувствовать ее гнев.
      Оби-Ван сообразил, что, во-первых, от него ждут ответа, а во-вторых, в горле сухо, как в песках Татуина. Мысль о том, что даже учитель побаивался госпожи Ню, пришлась на редкость некстати.
      – Да… – он откашлялся. – Да, это я.
      Старая женщина вновь улыбнулась и, подойдя ближе, подняла голову, чтобы взглянуть в волевое лицо Графа Дуку.
      – Сильные черты, не правда ли? – спросила она. – Он был одним из блистательнейших рыцарей, кого мне выпала честь знать.
      – Никогда не понимал, с чего ему вздумалось оставить нас, – сказал Оби-Ван. – Насколько я помню, только двадцать рыцарей ушли из Храма.
      – Потерянные двадцать, – вздохнула госпожа Йокаста. – И Граф Дуку – самая недавняя и сильная боль. Никто не любит говорить об этом. Его уход – большая потеря для Ордена.
      – А что произошло?
      – Ну, кое-кто скажет, что он не соглашался с решениями Совета, – архивариус помолчала. – Совсем как твой учитель.
      Вот что странно: ведь Оби-Ван постоянно твердил то же самое, но вот те же слова произносит посторонний, и учитель выглядит бунтарем, каким никогда не был. Вернее, каким его никогда не считал Оби-Ван. Ну да, никто яростнее Куай-Гона не спорил с Советом, никто пренебрежительнее не относился к строгим правилам Ордена, и все же… Кеноби упрямо наклонил голову.
      – Да неужто?
      Что же он делает? Он пришел говорить о Дуку…
      – О да, – по сухим губам госпожи Йокасты скользнула тень невесомой улыбки. – Они были очень похожи. Они ведь дружили, ты знаешь? Независимые. Идеалисты…
      Сухонькая старушка задумчиво смерила взглядом изображение Графа.
      – Он всегда хотел быть самым могущественным из джедаев. Всегда хотел быть самым лучшим. Его мечу не было равных. А искусство, с которым он направлял Силу… оно уникально. Оби-Ван с трудом собрал на лице благопристойное выражение и сообразил, что речь идет не о том, о ком он хотел бы.
      – По-моему, он разочаровался. В Республике, в политиках, в Ордене… – архивариус помолчала и посмотрела на ошарашенного джедая; похоже, что кое в чем она была согласна с Дуку. – А поскольку Орден продолжает служить политикам, значит, джедаи предали сами себя.
      Оби-Ван моргнул.
      – Ну, так Граф думал.
      М-да… Вот и учитель, как правило, говорил нечто в том же духе. Особенно когда пребывал в дурном настроении. Слово в слово.
      – Граф всегда умел производить впечатление на правительство. Он исчез лет на девять, а может, на десять по стандартному исчислению. И вдруг появился во главе сепаратистов.