Глава 19

Они немного смущались за ужином, а на следующее утро не могли смотреть друг другу в глаза. Случайное прикосновение рук – когда она подавала ему кофе или он протягивал ей газету – казалось пугающим.

Они смеялись над пустяками и теряли нить самых простых разговоров.

Однако Феба наконец-то сумела, пусть медленно и с запинкой, описать свои самые страшные воспоминания.

Воспоминания о дорожной аварии – о том моменте, когда она поняла, что фаэтон перевернется.

Потом она выпустила из рук маленькое тельце Брайана и увидела его распростертым на гравийной дороге – такого крошечного! В следующее мгновение она сама вылетела из экипажа.

– Я вижу это так четко, как будто кто-то запечатлел те события на черно-белых гравюрах и впечатал их в мое сознание. Я еще никогда не делилась ни с кем своей болью, Дэвид.

– Мистер Блейк однажды сказал мне, что ты пережила адские муки.

Феба пожала плечами:

– Да, пожалуй, он прав. И это тебя не пугает? Линсли покачал головой и обнял ее за талию.

Они надолго замолчали, продолжая брести по унылым заснеженным пастбищам. Когда солнце наконец прорвалось сквозь пелену облаков, они очнулись от мрачной задумчивости и принялись играть в снежки.

– Ты первый начал! – засмеялась Феба, попав снежком Дэвиду в затылок.

– Я начал? Маленькая лгунья! Ты прекрасно знаешь, что это твоя затея! Ну берегись! Сейчас ты у меня получишь… Погоди-ка. Кто это там?

К влюбленным подошел явно смущенный молодой пастух. Дэвид перестал растирать щеки Фебы комком снега и посмотрел на юношу.

– Простите за беспокойство, сэр, но, похоже, рыжая корова собралась отелиться. Ей еще рано, однако мистер Гулдинг говорит, что теленок будет жить. Они сейчас в хлеву – мистер Гулдинг и тот новый парень, который остановился в его доме.

– Проклятие! Я знал, что с этой коровой у нас будут неприятности! Ей, должно быть, ужасно больно, бедняжке. Ты найдешь дорогу до дома, Феба? Мне надо идти в коровник.

– Можно, я пойду с тобой?

Она не хотела с ним расставаться. К тому же у Фебы появилась возможность повидаться с Билли.

– Конечно. Правда; преждевременный отел – малоприятное зрелище, но если ты хочешь, пойдем вместе. А молодой человек принесет нам из дома горячего сидра. Договорились?

В хлеву истошно мычала корова.

– Никак не отелится, бедняга, – сказал мистер Гул-динг.

Он сидел на табуретке, а Билли лежал на окровавленной грязной соломе, неудобно выпростав сломанную ногу и засунув руку в испуганную корову.

– Этот парень знает, что делает, – с гордостью объявил мистер Гулдинг. – Он упросил меня, и я разрешил ему попробовать. В самом деле, почему бы и нет? У него умелые руки.

«Этими руками он целых пять лет безнаказанно воровал деньги из карманов лондонских прохожих», – подумала Феба. Но мистеру Гулдингу ни к чему знать такие подробности – если только Билли не захочет сам рассказать ему о своем прошлом.

Она с интересом смотрела на своего бывшего любовника. Несмотря на синяки и сломанную ногу, Билли был само воплощение спокойствия. Сосредоточенно хмурясь, он упорно пытался направить нос теленка в родовой канал.

Прошел час. На дворе стемнело. Юный пастух зажег фонари. Мистер Гулдинг мерно попыхивал трубкой. Горячий сидр согревал их, однако ситуация казалась безнадежной. Можно было убить теленка и спасти корову. Дэвид и мистер Гулдинг начали обсуждать этот вариант.

– Попробую в последний раз, – сказал Билли.

Он сдвинул брови и повернул руку. Внезапно его глаза озарились радостью. Феба поняла, что у него наконец-то получилось.

– Теленок жив! – воскликнул Билли. – Сейчас он выйдет.

Когда все закончилось, Феба чуть не бросилась его обнимать. Сдержав свой порыв, она просто улыбнулась и поздравила юношу. Дэвид пожал ему руку, а мистер Гулдинг похлопал его по плечу. Они выпили оставшийся сидр и велели Билли идти отдыхать.

– Я хочу предложить Билли работу, – сказал Дэвид Фебе, когда они направились к дому. – Разумеется, сначала я поговорю с мистером Гулдингом. Этот парень будет ему хорошим подспорьем. Чувствуется, что он умеет работать. Как хорошо, что мы привезли его сюда!

Феба мысленно порадовалась за юношу.

– Ты такая бледная! – воскликнул он. – У тебя усталый вид. Зря я взял тебя в хлев. О Господи, о чем я только думал?

– Нет-нет. Я рада, что осталась. Все было просто чудесно… Я увидела, как работает Билли. Не ожидала, что он умеет делать подобные вещи. Мне надо немножко отдохнуть, только и всего. Разбудишь меня к ужину?

Однако заснуть Феба так и не смогла. Она смотрела на языки пламени, танцующие в камине зеленой спальни, и вспоминала события, произошедшие днем. Перед ее глазами проплывали приятные образы. Вот корова вылизывает своего детеныша сильным шершавым языком. Теленок моргает, кое-как встает на ножки и начинает тыкаться носом в набухшее вымя, ища сосок.

Она, Дэвид, пастух, мистер Гулдинг и Билли, гордый своим успехом, были зачарованы этим зрелищем: на их глазах рождалась новая жизнь.

Через месяц все коровы отелятся. А потом Дэвид и его помощники начнут пахать и сеять пшеницу – а также коноплю, вайду, масличные культуры, репу и сахарную свеклу. Весной, когда дни станут длиннее, они постригут овец и накосят сено.

А в конце лета наступит пора сбора урожая. Дэвид, загорелый, с засученными рукавами и расстегнутым воротом рубашки, будет пропадать в полях с утра до ночи.

Феба отдала бы все на свете, лишь бы быть с ним рядом и участвовать в цикличном процессе под названием жизнь. Но это было невозможно. Ей надлежало как можно скорее вернуться в Лондон, переодеться в Марстона и начать бесконечную круговерть визитов, званых обедов и балов. Она, как и прежде, будет выдавать остроумные замечания по поводу моды, которая составляла смысл существования высшего общества. Увы, светское понятие слова «сезон» не включало в себя природную смену тьмы и света, жары и холода, солнца и дождя.

Разумеется, она останется до пахотного понедельника, потому что знает, как дорог Дэвиду этот праздник. Но вскоре после этого ей придется уехать, объяснив ему, что так будет лучше для них обоих.

До пахотного понедельника оставалась неделя. А потом, через два дня, в поместье приедет лорд Крашоу. До этих пор она поживет у Дэвида. Нет, Феба не боялась автора зловещих писем: здесь, в деревенской глуши, с ней вряд ли могло случиться что-то плохое. Но раны Билли напоминали ей о том, что следует быть осторожной. Пусть Линсли поговорит с Крашоу и положит конец анонимным угрозам. Она не сомневалась в том, что это ему по силам.

Итак, у Фебы в запасе осталось девять дней. Она собиралась прожить их весело и счастливо, навсегда запечатлев в своем сердце эти драгоценные моменты.

– Я послал письмо Линсли.

Адмирал Вулф подсадил леди Кейт в свою карету и сел рядом, закрыв за собой дверцу. Опера была восхитительной, но слишком длинной. Ему не терпелось придвинуться поближе к своей спутнице, но он смог сделать это только сейчас.

Когда карета тронулась, Кейт улыбнулась:

– Я рада, Джон. Знаю, мне не следует беспокоиться, но я все равно не нахожу себе места от волнения.

– Ты слишком много беспокоишься о своей подруге.

– Возможно, потому, что мне больше не о ком беспокоиться.

– Можешь беспокоиться обо мне.

– Трудно беспокоиться о человеке, который героически сражался в битве при Трафальгаре. Но если хочешь, я могу попробовать. Впрочем, я постоянно о тебе думаю. Разве этого не достаточно?

– Вполне достаточно. Я понял твою мысль: я не такой человек, о котором беспокоятся. Но как насчет детей? Слышал, что дети – самый главный объект заботы. Ты хочешь иметь детей, Кейт?

– Конечно, Джон.

– Отлично! Я тоже хочу. Всегда завидовал Линсли: у него есть любимый сын. Кстати, очень милый молодой человек. Я пригласил его на завтрашний обед. Он тебе обязательно понравится. Линсли, наверное, не терпится понянчить новых младенцев, ведь теперь он нашел даму своего сердца.

Улыбка леди Кейт померкла.

– Он хочет еще детей?

– Безумно! Мне кажется, что именно это желание привело его в «Олмак».

– О Боже! Теперь мне все понятно. Он тот тип мужчины, который… Как же я раньше не догадалась?

– Кейт, пожалуйста, объясни, что тебя так расстроило.

– Дело в том, что Феба… Граф будет сильно разочарован. Но может быть, она уже сказала ему об этом? Видишь ли, Феба потеряла ребенка в дорожной аварии. И врач сказал… после того, как это случилось…

– Я все понял. Бедная женщина!

– Да. Он сказал, что она больше не сможет иметь детей.

– Дверь не заперта, Дэвид. Пожалуйста, входи. Линсли облегченно вздохнул, увидев Фебу. Она стояла перед небольшой картиной, висевшей на стене, и улыбалась.

– Знаешь, я волновался за тебя. Два часа назад ты выглядела очень усталой.

Продолжая улыбаться, она обернулась к Дэвиду:

– Да, сейчас мне гораздо лучше.

– Отдых пошел тебе на пользу.

– Я разглядываю твою картинную галерею. Как я поняла, этот мальчик с кудряшками, решительно сжимающий в руках ведерко и лопатку, – ты?

«Глупая картинка, – подумал Дэвид. – Только женщина способна наслаждаться подобными вещами». Его маме она тоже нравилась. Он кивнул, постаравшись не скривиться.

– Хочешь есть?

– Пока нет.

– Значит, ужин подождет. Может быть, выпьешь бренди?

– Ум-м, с удовольствием.

Феба томно прикрыла глаза ресницами и медленно отпила из рюмки.

– О, как приятно!

– Вы пытаетесь меня соблазнить, мисс Браун?

– Я к вам даже не притронулась, милорд.

– Да, конечно. Но я чувствую себя как пшеничный колос, которого коснулся солнечный луч.

– Ты очень образно выражаешь свои мысли.

Но Дэвид просто не мог выразиться по-другому. Влечение, которое он испытывал к Фебе, было сродни той реакции, которую вызывали в растениях солнце, земля и вода.

Он спустил лиф ее платья и приподнял пышные юбки. Она привалилась спиной к стене и закинула руки ему на шею. Они занялись любовью стоя, а потом вместе легли на пол, усталые и довольные.

Глава 20

Жизнь в Линсли-Мэноре шла своим чередом. К огорчению Фебы, дни пролетали слишком быстро. Дэвид проводил с ней не так много времени, как вначале, но это казалось естественным: он был занят своими делами. Она читала в библиотеке, бродила по полям и скакала галопом по холмам, одетая в странный, но удобный костюм, предложенный Дэвидом. Старые брюки его сына позволяли ей сидеть в мужском седле.

Он присоединялся к ней, когда мог. Они вместе ели и занимались любовью при каждом удобном случае. Дэвид старался разнообразить их сексуальную жизнь.

Фебе не хотелось считать дни до разлуки, но домашняя прислуга вовсю готовилась к празднованию пахотного понедельника.

– Осталось всего шесть дней, милорд, – объявила миссис Оутон после завтрака во вторник. – Разумеется, гости приедут накануне праздника. Надо будет вымыть полы и постелить свежее белье в гостевых спальнях. Я уж не говорю о камчатных скатертях. Если вы не возражаете, я найму для этой работы деревенских девушек. Мистер Невилл говорит, что мы сможем оплатить их труд – даже несмотря на то что уже наняли бригаду парней, которые чистят люстры в парадном холле.

– Ну что ж, раз мистер Невилл сказал, значит, так оно и есть, – усмехнулся Дэвид. – Я рад, что вы решили почистить люстры. На них скопился вековой слой свечного жира.

Люстры представляли собой большие – ярд в поперечнике – колеса на цепях, подвешенные к потолку. Воск от свечей капал в железные чашечки-подставки.

Само собой, всех рабочих надо было кормить, и это создавало дополнительные трудности для миссис Йонг, которая была по горло загружена подготовкой к банкету. Меню включало в себя жаркое, ветчину, тушеное мясо, фаршированную птицу, пироги и пудинги. Многочисленные графины с сидром, элем и медовухой дожидались своего часа.

– Хотите, я помогу вам печь пироги? – робко предложила Феба. – В детстве я любила это занятие.

Она надела фартук впервые за много лет. В светском обществе был бы скандал, если бы кто-то заметил безупречно одетую жену лорда Кларингуорта возле плиты или в буфетной. Феба даже не заходила на кухню своего особняка в Мейфэре. Но в поместье Линсли-Мэнор правила высшего света не соблюдались. Тем более что миссис Йонг остро нуждалась в помощи.

Корочка на ее первом пироге была жестковатой, второй пирог слегка пригорел, зато третий оказался вполне съедобным. К концу дня она напекла много румяных мясных пирогов и заработала искреннюю похвалу миссис Йонг.

– Она явно не верила в мои способности, – сказала Феба Дэвиду вечером, когда они лежали в постели. – Но я быстро вспомнила прежние навыки. Мне так понравилось печь, что я почти не замечала маленькую рыжую девочку, которая таращилась на меня из-под стола. Впрочем, мне было немного не по себе от ее взглядов.

– Сьюзен восхищается тобой, – объяснил Дэвид. – Она сказала мне, что еще никогда не видела такую красивую даму. И что больше всего на свете она мечтает о твоем поцелуе.

Феба напряглась в его объятиях.

– Да-да, – ласково проговорил лорд, – я тебя понимаю. Я сказал ей, что она права: я тоже впервые вижу такую красавицу. Но дал ей понять, что ты больна и пока не можешь ее поцеловать.

– Спасибо.

Пожалуй, он поступил наилучшим образом. Вряд ли трехлетняя девочка поняла бы, что нельзя подолгу засматриваться на постороннего человека.

К тому же она, Феба, скоро уедет, и маленькая Сьюзен так и не получит желанного поцелуя.

– В понедельник на празднике будет много детей, – сказал Дэвид. – Надеюсь, тебе будет не слишком тяжело.

Феба поцеловала его в плечо.

– Ничего, я как-нибудь справлюсь с собой. Не могу же я всю жизнь избегать их.

Он засмеялся и погладил ее плоский живот.

– Конечно, не можешь.

Дэвид заснул, а Феба еще долго смотрела в темноту. «Осталось всего пять дней, – думала она. – Через пять дней придется сказать ему правду».

Время шло, и Феба постепенно привыкла к своей маленькой обожательнице. Входя на кухню – пироги были готовы, но она помогала резать овощи, которыми миссис Йонг собиралась нафаршировать три дюжины жирных гусей, – она испытывала легкое разочарование, если там не было девочки. Если же Сьюзен сидела под столом и играла со своей куклой, Феба сухо кивала малышке, а та очень серьезно кивала в ответ, как бы говоря: «Я знаю, что вы больны, и вас нельзя беспокоить».

В субботу утром Дэвид обнаружил в своей корреспонденции письмо от Вулфа.

– У леди Кейт все в порядке… хорошо. Он собирается пообедать с Алеком… тоже хорошо. Ого! Скоро он и его дама объявят о своей помолвке. Они собираются пожениться в апреле.

– Чудесно, Дэвид! Лорд слегка смутился:

– Послушай, Феба, ты не возражаешь, что я… до сих пор не оформил наши отношения?

– Конечно, нет.

Вообще говоря, она каждый вечер благодарила за это Господа.

– Я просто подумал, что нам нужно сначала разобраться с Крашоу.

– Разумеется. Я тоже так считаю.

– Вот и отлично. Посмотрим, что еще пишет Вулф. Проклятие!

– Что такое?

– Крашоу прислал еще одно анонимное письмо, на этот раз адресованное Кейт: «Сообщите Ф., что побег невозможен». Черт возьми… Прости, милая, но мне очень хочется двинуть этого негодяя в челюсть.

– Я тебя понимаю. Одно дело – мучить меня, но совсем другое – переносить свою злобу на невинного человека.

«А что, если лорд Крашоу здесь ни при чем?» – подумала Феба, но тут же отогнала эту мысль.

– Вулф советует мне присматриваться ко всем подозрительным личностям, которые появятся на празднике.

– Это разумно.

– Разумно, но не обязательно. Я знаю всех жителей поместья. Вообще говоря, я присутствовал на крестинах тех людей, которые родились после меня. Но разумеется, мы должны быть начеку. Как жаль, что нам придется подозревать людей, пришедших на праздник!

Он бросил на стол салфетку.

– Ты допила кофе? Отлично. Я сейчас посмотрю, готовы ли сани.

Они отправились срезать ветки вечнозеленых растений, чтобы украсить парадный холл.

– Нет, – сказал Дэвид мистеру Невиллу, – помощники мне не нужны. Мисс Браун работает за десятерых. Мне повезло: с таким подспорьем я быстро соберу урожай. К тому же ей почти не надо платить.

Он подмигнул Фебе, и она изобразила улыбку.

День выдался холодным, но ясным.

Они быстро срезали и отпиливали ароматные ветки сосны, тиса, остролиста, плюща, омелы, можжевельника и самшита, а потом бросали их в сани.

– Ты только понюхай, Дэвид! – крикнула Феба. – Какой восхитительный смолистый аромат!

Она бросилась на кучу лапника и зарылась лицом в мягкие тисовые иголки.

Линсли лег рядом и поцеловал ее в холодную щеку.

– Я замерзла. Накрой меня.

– Ветками?

– Собой. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.

– Прямо здесь? На холоде?

Но она уже подняла юбки и принялась расстегивать его рубашку.

– Мне все равно где.

Дэвид завозился с кожаными перчатками, которые плотно облегали его руки. Феба прикусила кончик среднего пальца и зубами стянула с него одну перчатку. Вторую он снял сам и теплыми пальцами обхватил ее ягодицы.

Хвоя покалывала их тела, но они не обращали на это внимания.

Тяжелые сани раскачивались на полозьях. Лошади удивленно оборачивались, пытаясь понять, что происходит. Дэвид и Феба быстро достигли высшей точки наслаждения и принялись поправлять на себе одежду.

– Это было волшебно, – прошептал он.

– Да, – согласилась она.

– Подвинься немного вправо, милая, мне надо застегнуть брюки. Вот так…

Феба хотела сказать, что будет до конца своих дней лелеять в памяти эти мгновения близости, но передумала.

– Я мечтаю о горячей ванне, – заявила она, смеясь.

– Сначала нам надо развесить эти ветки.

– Если мы их не сильно помяли.

– Ну что, поехали домой? «Домой». Какое хорошее слово!

Парадный холл выглядел чудесно. Повсюду были развешаны зеленые гирлянды и голые ветки боярышника, усыпанные красными ягодами. Дэвид и Феба работали при свете больших факелов, установленных в каменных нишах. Завтра здесь зажгутся недавно вычищенные люстры – целых восемьсот тридцать шесть свечей! Между факелами висели потускневшие от времени старинные гобелены, изображавшие плененных единорогов, убитых драконов и библейские сюжеты из жизни Ноя, Авраама и Исаака. Вдоль короткой стены холла тянулся высокий стол на платформе, от него отходили четыре ряда длинных столов, за каждым из которых разместится тридцать человек. Напротив высокого стола образовалась просторная площадка для актеров и танцоров.

– Мы с тобой будем сидеть в центре стола, окруженные местной знатью? – спросила Феба.

Дэвид засмеялся:

– Вовсе нет. Знать сядет за высокий стол, а мы с тобой устроимся на краю одного из длинных столов. Это давняя традиция. В пахотный понедельник граф должен сидеть с народом. Нам будет удобно смотреть представление: наши места рядом со сценой.

– Я легко могу представить, как в этом холле несколько веков подряд собиралась праздничная толпа.

– Здесь будет очень ярко. Свет свечей отразится в блестящих столовых приборах. Столы будут покрыты белоснежными камчатными скатертями и алыми бархатными дорожками. Твое белое платье и красная шаль придутся к месту.

– Да, пожалуй.

– Это не простое торжество, Феба. Это настоящая сказка. Вот увидишь.

Она улыбнулась и отвернулась к большому камину, над которым висели перекрещенные сарацинские мечи. Медленно расхаживая по холлу, Феба вытягивала тонкую шею, любуясь на старинные металлические изделия и гобелены. Дэвид с удовольствием наблюдал за своей возлюбленной, которая казалась такой же изящной и хрупкой, как дамы, изображенные на гобеленах. Но внешность была обманчивой. Он знал, что она сильная, чувственная женщина.

Линсли вспомнил, как они занимались любовью в санях, заваленных лапником. С каким самозабвением она предавалась его ласкам! Он надеялся, что она с такой же страстью мечтает зачать ребенка и избавиться от болезненных воспоминаний о прошлом.

Но торопиться нельзя, напомнил он себе. Надо быть очень осторожным и тактичным.

Всю последнюю неделю они провели вместе, и это были чудесные дни, наполненные великой тайной бытия.

Дэвид не верил в то, что пахотный понедельник – волшебный праздник. Он был передовым помещиком и внедрял современные методы ведения сельского хозяйства. Когда он сказал Фебе, что церемония похожа на сказку, то имел в виду собственные ощущения. Глядя на представление, он словно опять возвращался в детство.

Считалось, что этот праздник гарантирует плодородие. На самом деле он облегчал начало пахотного сезона. Любой дурак согласится, что земля даст больше урожая, если фермеры будут хорошо накормлены и возьмутся за дело с охотой.

Бытовала легенда, согласно которой женщина, посмотревшая спектакль, вскорости должна была зачать сына. Но Дэвид считал это средневековой чушью.

Пройдясь по парадному холлу, Феба подошла к Дэвиду. Он отогнал прочь свои глупые мысли и залюбовался ее улыбкой.

Она взяла его под руку.

– Не хочешь принять со мной ванну?

– Отличная идея!

Это была их последняя ночь без гостей.

Глава 21

– Как прошел твой обед с виконтом Гранторпом, Джон? – Адмирал удивленно вскинул брови.

– Ах, ты имеешь в виду юного Алека Харви? – Он улыбнулся. – Знаешь, иногда мне трудно поверить, что он уже не маленький мальчик, с которым я пускал кораблики на озере в поместье Линсли-Мэнор. Обед прошел замечательно. Мы мило побеседовали, хотя время от времени паренек становился слегка рассеянным. Видишь ли, он влюблен, и я подозреваю, что юная дама водит его за нос. Мало того, ее брат любит играть в карты в клубе «Вивьенс» и берет с собой Алека. Было бы лучше, если бы Алек жил в Линкольншире. Впрочем, разумеется, он приедет туда на праздник, посвященный пахотному понедельнику.

– Значит, он такой же романтик, как и его отец.

– Да, они очень похожи. Во всяком случае, у обоих есть страсть к азартным играм.

Кейт покачала головой:

– Таким мудрым и выдержанным людям, как мы с тобой, легко судить других за их недостатки.

Он поднес ее руку к своим губам.

– Две ночи назад мы вели себя не слишком выдержанно, миледи.

–Это верно. Но, Джон…

– В чем дело? Ты опять вспомнила про эти проклятые письма?

– Да. Я прочитала их все. И мне кажется, что автор – вовсе не лорд Крашоу. Вряд ли аноним – джентльмен, обиженный Фицем Марстоном, и его тайный воздыхатель. Эти письма пронизаны ненавистью.

Она закусила губу и отвернулась.

– Ты что-то не договариваешь, Кейт.

– Я думаю, что автор писем ненавидит Фебу, а не Фица.

– Но кто он такой?

– Если бы я знала, Джон!

В пахотный понедельник, спустившись к завтраку, Феба увидела знатных соседей Дэвида. Все они были самыми обычными людьми – степенными сельскими жителями, похожими на тех, с кем она провела детство. Будучи маленькой девочкой, она старалась избегать скучное общество напыщенных джентльменов и дам, но сейчас они казались ей довольно милыми. Вчера днем, когда Дэвид представлял ее гостям, она с облегчением поняла, что женщины не замечают старомодного покроя ее платья.

Тучные старики помещики пытались флиртовать с хорошенькой мисс Браун, пока их жены и дочери сухо кивали головами. В их взглядах читалось разочарование: несмотря на свой возраст, граф Линсли по-прежнему считался завидным женихом. Фебу расспрашивали о ее родных. По счастью, никто из гостей не знал графства Девоншир, и она спокойно называла ту крохотную деревушку, где прошло ее детство.

Будучи Фицем, она поняла, как важно перемежать ложь с тщательно отобранной правдой, и сейчас легко дурачила местную знать. Правда, ей становилось немного не по себе, когда Дэвид прислушивался к ее разговорам.

– Вы никогда не были замужем, мисс Браун? Какое несчастье для мужчин! И где же скрывалась такая очаровательная дама?

В ответ на эти вопросы Феба молча вздыхала и закатывала глаза.

Дэвид же просто отворачивался, скривив губы в легкой усмешке.

Беседуя с мисс Финчли, Феба призналась, что сама испекла тот вкусный пирог, который они ели. Молодая дама пришла в ужас – совсем как чопорные представители высшего лондонского света. Чтобы загладить свою ошибку, после обеда Феба сыграла несколько конов в карты и позволила себя обыграть.

– Ты проявила завидную выдержку, – прошептал Дэвид позже, когда они лежали в постели. – Ведь ты могла ободрать мисс Финчли, как липку.