Американские президенты - Франклин Делано Рузвельт

Такая ситуация, безусловно, была на руку Элеоноре, которая начала расправлять крылья, несмотря на шесть сложных лет, связанных с беременностями и заботой о маленьких детях, хоть и не без помощи нянек. Франклин ринулся с головой в новые обязанности с энтузиазмом большого породистого, выросшего, но наполовину обученного щенка. У него не было возможности часто контактировать с президентом (заместители министра любой страны редко видят главу правительства), но в кругах деятелей среднего ранга Франклин стал центральной фигурой в административной и дипломатической жизни столицы, реагируя на волнительные перемены в политическом курсе после длительного пребывания у власти (шестнадцать лет) одной партии. Несмотря ни на что, он поддерживал прекрасные отношения с главой министерства Джозефусом Дэниелсом, судя еще по одной фотографии, на которой Дэниелс участвует в вечере в честь предвыборной кампании Рузвельта на пост вице-президента в 1920 году. То, что отношения были такими хорошими, являлось заслугой Дэниелса. Он не был великим человеком, но у него совершенно отсутствовала зависть.

Дэниелс был доморощенным редактором провинциальной газеты в штате Северная Каролина, а его отец работал корабельным плотником. Дэниелс осознавал, что получил в помощники ассистента с гораздо более многообещающим потенциалом, чем у него самого, потому держался вежливо и терпеливо. Простой, но доброй причиной для такого отношения был частично тот факт, что Дэниелс испытывал искреннюю симпатию к Рузвельту, обаяние и напор которого покоряли больше, чем отталкивала его самонадеянность. Между ними не было согласия практически ни по одному вопросу во внешнеполитической сфере, однако они оба поддерживали идеалы либеральной демократии Вудро Вильсона. Через двадцать лет ФДР отправил своего старого босса послом в Мексику с миссией проведения политики добрососедства, и это стало одним из самых успешных его назначений. В правительстве Вильсона Дэниелс был младшим партнером Уильяма Дженнингса Брайана, который до Вильсона трижды безуспешно баллотировался на пост президента США от Демократической партии и который в администрации Вильсона занял пост государственного секретаря. Вместе они представляли популистскую не-восточную ветвь среди сторонников Вильсона и были полезны ему в этом качестве. Они также были представителями пацифистского направления, вследствие чего после начала Первой мировой войны в августе 1914-го стали позиционировать себя как сторонники нейтралитета. Брайан на самом деле подал в отставку в июне 1915-го, поскольку полагал, что Вильсон выказывает чрезмерное сочувствие Франции и Британии.

Эта отставка, с политической точки зрения, сделала Дэниелса еще более ценным для Вильсона, хотя не с позиций военно-морского флота. Еще на втором году Первой мировой войны Дэниелс видел в качестве своей основной задачи недопущение чрезмерного наращивания военно-морских сил США и обеспечение не боевой выучки, а должного дальнейшего обучения его личного состава, численность которого составляла 65 тысяч человек (включая Корпус морской пехоты). Тем не менее, по своей величине это был уже третий в мире флот (после британского и французского). Хотя по наличию подводных лодок, необходимых для ведения агрессивных военных операций, он значительно уступал Германии. Продолжительным последствием действий Дэниелса стало сокращение весной 1914 года активности американского флота, что вряд ли способствовало укреплению его наступательного боевого духа.

Когда участились случаи потопления судов немецкими подводными лодками в Атлантическом океане, а США оказались на грани вступления в войну, пацифистский дух Дэниелса сослужил Рузвельту пользу, укрепив положение Франклина как при президенте, так и в Военно-морском ведомстве США. С 1914 года Рузвельт был сторонником решительного вмешательства в европейский конфликт на стороне Антанты. И задолго до апреля 1917-го, не без влияния дяди Теда (который предал забвению измену ФДР в 1912 году и вновь воспрянул воинственным духом), с нетерпением ждал начала военного вмешательства США. Дэниелс был полностью готов к тому, чтобы переложить этот вопрос на ФДР. Пацифизм Дэниелса уже давно носил исключительно теоретический характер. А так, ему самому не пришлось окончательно отрекаться от своей позиции, вот он и согласился с тем, чтобы его подчиненный взял на себя подготовку министерства к войне. В обязанности Рузвельта входило не только налаживание работы верфей, что относилось к непосредственной сфере деятельности заместителя министра, но также и установление более тесных стратегических отношений с адмиралами. У него также появилась привычка, по крайней мере по его словам, использовать частое отсутствие Дэниелса в Вашингтоне с целью рассмотрения кип документов, пылящихся на столе начальника, и принятия решительных действий, которые впоследствии не отвергались.

В Вашингтоне Рузвельты проживали в самом сердце Джорджтауна по адресу 1733 N Стрит, в столетнем доме, который, однако, на тот момент еще не приобрел своего модного темного цвета патины, столь характерного для него во второй половине двадцатого века. В какой-то мере, он стал убежищем Элеоноры от семьи, однако не в полном объеме, поскольку дом принадлежал ее тетушке Бами (или Бай), старшей сестре ее отца и ТР, которая вышла замуж за адмирала и стала миссис Шеффилд Коулз. И, вне всякого сомнения, время от времени происходили поездки в Гайд-Парк и Кампобелло (несмотря на отдельный домик) под безраздельный контроль Сары Рузвельт. (Дом Франклина Рузвельта в Манхеттене был сдан в наем Томасу У. Ламонту, наиболее важному партнеру Дж. П. Моргана, который станет впоследствии основным патриотически настроенным банкиром США межвоенного периода.) Сначала Элеонора жила в Вашингтоне так же уединенно, как и в Нью-Йорке. Ее основной деятельностью, не связанной с воспитанием детей, в течение восемнадцати месяцев, до августа 1914-го, являлись формальные визиты с последующим предоставлением контактной информации в виде визитной карточки. Но начало войны (несмотря на то, что она началась в Европе) даровало ей новую цель и, в какой-то степени, новую независимость. Она стала основным организатором бытовой помощи военным. Ни один поезд, перевозящий военнослужащих флота или пехоты, не проходил мимо станции «Юнион Стейшн» в Вашингтоне без того, чтобы Элеонора, в окружении стайки помощников, не очутилась там с целью раздать горячие напитки, сигареты, булочки и вязаные носки. Эта и связанная с нею деятельность утоляла ее потребность если не в интеллектуальной деятельности, то в гражданской активности.

На летнее время Элеонора уезжала. В 1916 году, году первой сокрушительной волны эпидемии полиомиелита, который в одном только Нью-Йорке унес 2448 жизней (преимущественно детских), она находилась на Кампобелло или в Гайд-Парке без малого три месяца. Идея с ее переездом принадлежала частично ФДР. В этом заключается вся ирония, если учесть его болезнь в будущем: он считал полиомиелит исключительно детским заболеванием. Франклин беспокоился о своих пятерых отпрысках и уговорил Элеонору вывезти их из центра бушевавшей инфекции. Таким образом, он выслал военный корабль, чтобы забрать семью из штата Мэн и переправить ее в Гайд-Парк на Гудзоне, не выходя на сушу измученного эпидемией города. Это плавание неохотно предприняли на корабле под командованием Уильяма Лехи, которого через четверть столетия Рузвельт отправит послом во Францию, в Виши[29].

И, вероятно, именно в это лето ФДР начал страстный роман с Люси Мерсер, которая работала у его супруги неполный рабочий день секретаршей. Мисс Мерсер была далеко не стереотипной глупой красоткой. Ей было двадцать два года от роду, она происходила из хорошей семьи и, если не имела гарантированного достатка, о чем свидетельствует занимаемая ею должность, то обладала изысканным шармом. Она, бесспорно, была героиней из произведений Джейн Остин, которую через сотню лет забросило не на берег английских графств Дорсет или Дейвон, а на территорию Округа Колумбия. Некоторые, и в первую очередь опытная Элис Лонгуэрт, удивлялись, что Франклин не сбился с пути истинного раньше. Однако же, он сбился, и не по причине тривиальной распущенности, а из романтических побуждений. По своей сути, эта встреча стала для него не мимолетным увлечением, а любовью, которая длилась до конца его дней. Строчка из любимого стихотворения Элеоноры «Утратив любовь, не взываешь о смерти» обрела черты страшной действительности, но только не для нее.

Несмотря на привлекательную мужественную внешность, здоровье молодого Франклина не было безукоризненным. В этом он нисколько не отличался от многих других государственных мужей, обладающих необычайной энергией и значительными достижениями. Так, Уильям Гладстон, один перечень материальных и интеллектуальных успехов которого был так велик, что мог бы утомить большинство людей, одолел восемьдесят девять лет жизни, борясь все эти годы с недомоганиями. ФДР ушел от него недалеко. Летом 1911 года в Олбани у него развился свищ, и Элеоноре пришлось вернуться из Кампобелло, чтобы обеспечить супругу надлежащий уход. Осенью 1912 года брюшной тиф (который подхватила и Элеонора) выбил его из борьбы на время почти всей политической кампании. Его молодой помощник Луи Хоу, маленький и невзрачный, но талантливый журналист, практически все сделал за него, продемонстрировав организаторский талант и изобретательность. Летом 1917 года Франклин слег с острым фарингитом и был положен в больницу, так что Элеоноре вновь пришлось покинуть Кампобелло, чтобы хлопотать у его постели. В сентябре 1918 года он из поездки на театр военных действий в Европе привез двустороннее воспаление легких. Четверо матросов Военно-морского флота прямо с корабля доставили Франклина на карете скорой помощи в дом его матери в Нью-Йорке. В начале 1919-го, едва оправившись после пневмонии, он подхватил испанку, инфекционный грипп, сеявший смерть в Европе и Америке. Таким образом, до своего тяжелого недуга в 1921-м он был знаком с болезнями не понаслышке. Его цветущий вид можно было отнести на счет унаследованной им внешности, но не здоровья.

Приводя в порядок корреспонденцию ФДР во время его борьбы с пневмонией Элеонора натолкнулась на несколько писем от Люси Мерсер, которые не оставили сомнений в характере их взаимоотношений, хотя некоторые подозрения у нее уже появились около года назад. Искушенная в делах житейских Элис Лонгуэрт говорила, что Элеоноре стоило этого ожидать в виду разных взглядов на отдых и развлечение у супругов, кроме того, Элис полагала, что миссис Рузвельт приняла этот факт как нечто само собой разумеющееся. Однако эта находка стала чудовищным ударом для Элеоноры. Это не разрушило брак – развод обсуждался, однако не состоялся, – но изменило его характер. В отношениях супругов никогда не было страсти, хотя Элеонора испытывала к мужу возвышенные чувства в стиле одной из «Идиллий короля» английского поэта Альфреда Теннисона. Позднее этот брак трансформировался в мощное политическое партнерство, но с ограниченной ответственностью. Легенда о Гвиневре и сэре Ланселоте сменилась историей супругов Сиднея и Беатрисы Вебб, общественных деятелей и реформаторов начала двадцатого столетия, за тем небольшим исключением, что мировосприятие Франклина походило на мировосприятие Беатрисы, тогда как Элеонора, вследствие серьезного отношения к обязанностям, походила на Сиднея.

Два фактора особенно помогли Элеоноре свыкнуться с ее новым статусом, а также утвердиться в новой более политической роли. Во-первых, решение о сохранении брака было принято во избежание стресса у их пятерых детей. Кроме того, Франклин столкнулся бы с отказом по поводу повторного брака со стороны мисс Мерсер, прихожанкой римско-католической церкви. И, наконец, развод, несомненно, нанес бы урон его политической карьере. Элеонора смягчилась после обещаний, которых она наивно потребовала от Франклина, прекратить отношения с Люси Мерсер. Он держал свое обещание около двадцати лет, однако, ходили слухи, что ФДР организовал для Люси приглашение на его первую инаугурацию. Казалось бы, невинное приветствие из прошлого[30], но действительность была несколько иной. Помощником его длительного воздержания от отношений с Люси стал ее брак, состоявшийся через семнадцать месяцев после того, как Элеонора обнаружила переписку. Ее супругом стал мистер Уинтроп Резерфорд, богатый, респектабельный джентльмен среднего возраста, который скончался в начале 1944 года.

Вторым фактором стал упомянутый выше Луи Хоу. Это был человек, увлеченный политикой, который посвятил свою жизнь приумножению достижений на политическом поприще другого. Уверовав, что отсутствие физической привлекательности воспрепятствует ему в достижении политических высот, он решил достичь высокой цели, помогая восходящему светиле, и этим светилом еще в 1911 году он избрал Франклина Рузвельта. Хоу оставался верным спутником своего светила вплоть до смерти в 1936 году. Для ФДР он был очень ценным помощником, поскольку не только был всецело предан делу и своему патрону, но также обладал исключительно острым политическим чутьем. Он не был пустым мечтателем. Хоу интересовал конкретный успех для избранного им руководителя, и его больше занимали определенные шаги для претворения общей цели в жизнь, чем какие-либо отдельные политические взгляды. Он был одним из соратников Рузвельта, обладавшим исключительными качествами, а также, в определенной степени, независимыми суждениями, и ФДР посчастливилось привлечь его к себе на службу. Второй соратник, Гарри Гопкинс, был еще более ценным приобретением.

Сначала дамы семьи Рузвельт – исключительный случай, когда Сара и Элеонора сошлись во мнении – невзлюбили Хоу. Обе считали его заурядным и наглым журналистиком; Сара называла его «дряным человечишкой»; Элеонора подхватила это выражение вслед за ней. Скорее всего, Сара не слишком изменила свое мнение о нем, хотя неоценимая помощь Хоу ее дорогому Франклину заставила ее нацепить маску лицемерия; она даже снизошла до того, что несколько раз пригласила семейство Хоу в Гайд-Парк на Гудзоне (его дочь училась в колледже Вассар, ниже по реке). Элеонора, напротив, кардинально поменяла свое отношение к нему как в душе, так и на деле. Это было отчасти благодаря ее широкому мировоззрению, отчасти благодаря стратегии Хоу. Он спрашивал ее советов в политических делах и таким образом усилил ее доверие и уверенность в своих силах до такой степени, что сам искал ее ценных, тактически продуманных советов. К 1920–21 годам между ними установились прочные дружеские и союзнические отношения.

В эти несколько лет в жизни Франклина Рузвельта случилось два ощутимых поражения. Во время президентских выборов в 1920 году его кандидатуру с необыкновенной легкостью выдвинули на пост вице-президента от Демократической партии. Такая легкость могла быть вызвана только малой привлекательностью должности. По крайней мере, оглядываясь из нынешнего времени назад, заметно, что в то время политический поезд Демократической партии шел в неизвестном направлении. Политический курс Демократической партии, исчерпавший себя, да недееспособный президент Вудро Вильсон, чья политика стремительно утрачивала популярность, – все это приближало их шансы на победу к нулю. Губернатор-демократ от штата Огайо Джеймс М. Кокс получил наибольшее число голосов по списку своей партии и был выдвинут от демократов кандидатом в президенты, а привлекательность кандидатуры Рузвельта, который баллотировался с ним в паре как кандидат в вице-президенты, заключалась в его имени, молодости и военном опыте во время пребывания в Вашингтоне. Рузвельт запомнился тем (хотя сам он себя причислял к списку проигравших кандидатов в вице-президенты, которые наименее запомнились), что повторял путь Теодора Рузвельта. Однако ФДР был моложе: в тридцать восемь он достиг того, к чему ТР смог прийти только в сорок два. Разница заключалась в том, что ТР вытащил счастливый билет, тогда как ФДР проиграл и вынужден был томиться ожиданием еще долгих двенадцать лет, чтобы триумфально венчать свою голову лавровым венком.

Кокс и Рузвельт провели довольно приличную кампанию, твердо отстаивая позицию Вильсона о вступлении США в Лигу Наций. ФДР имел успех во время встреч с избирателями во всех регионах страны и обеспечил своей партии, равно как и себе, поддержку в будущем, завязав дельные знакомства. Он совершил лишь один промах, однако это полностью характеризовало его самонадеянное, не по возрасту ребяческое отношение к политике. В городке Бьютт в штате Монтана, парируя аргумент о том, что Британия с ее владениями получит шесть мест в Генеральной Ассамблее Лиги Наций, тогда как США только одно, Рузвельт заявил, что США обретут власть над большей частью марионеточных государств Центральной Америки, и это подчиненное положение настолько очевидно, что в случае с Гаити он даже сам ей написал конституцию.

Итоги ноябрьских выборов стали разгромными. В результате выборов, в которых впервые принимали участие женщины, Уоррен Гардинг, запомнившийся в политической истории США своим «картонным» президентством и, в отличие от Кокса и Рузвельта, не ездивший по стране, а, наоборот, выступавший из собственного дома перед привезенными избирателями («кампания с парадного крылечка»), одержал победу, получив 16 миллионов голосов и значительно опередив демократического претендента. За пару Кокс-Рузвельт отдали свои голоса девять миллионов человек. В процентном соотношении это был больший перевес, чем тот, который Рузвельт отвоевал в 1936 году, набрав двадцать семь миллионов против шестнадцати, и по причине все еще прочной поддержки демократов на Юге в 1920-м, выборы того года не обеспечили такой же огромный перевес в коллегии выборщиков.

И вновь проявилась непробиваемость Рузвельта, проявилось то качество, что ничто плохое к нему не пристает. Поскольку он играл вторую скрипку «в связке», потерпевшей поражение, его репутация практически не пострадала. Он вернулся в Нью-Йорк, устроился на скромную должность вице-президента в финансовую компанию и невозмутимо стал дожидаться продолжения своей политической карьеры. Затем, в первый август после вице-президентской кампании, отдыхая в Кампобелло, Франклин внезапно заболел полиомиелитом, к которому пять лет назад он отнесся с таким опасением, хотя считал его исключительно детским заболеванием. Рассказ о том, как после катания на лодках семья сошла на берег, чтобы затушить лесной пожар, после чего ФДР сделал пробежку до дома, искупался в холодной морской воде залива Фанди, а дома сел в мокром купальном костюме просматривать свежую корреспонденцию, слишком хорошо известна, чтобы повторять ее в деталях. Следующим утром он проснулся частично парализованным и ему пришлось надолго быть прикованным к постели. С тех пор без посторонней помощи он передвигаться не мог.

Период частичного восстановления в соединении с принятием своей немощи, которая ослабила, но не сломила его, занял, предположительно, месяцев тридцать пять до предвыборного съезда Демократической партии, который состоялся в Нью-Йорке в июле 1924 года. ФДР вновь громко заявил о себе, когда произнес речь «Счастливый воин» в поддержку выставления кандидатом на пост президента США губернатора штата Нью-Йорк Эла Смита. Смиту это не принесло победы, однако дало дополнительно около сотни баллотировочных шаров, прежде чем он и его основной оппонент Уильям Макэду, зять Вудро Вильсона и бывший министр финансов, сняли свои кандидатуры в пользу невыразительной компромиссной кандидатуры Джона У. Дэвиса, который был утвержден кандидатом Демократической партии на пост президента. На президентских выборах Дэвис проиграл с разгромным результатом немногословному Кальвину Кулиджу, набрав менее тридцати процентов голосов избирателей.

Борьба ФДР за возвращение физической активности была не только длительной, но и деморализующей. Вначале серьезность его состояния была недооценена. Из Филадельфии в Кампобелло был вызван именитый врач, который поставил поразительный по своей ошибочности диагноз. Он исключил детский спинномозговой паралич (полиомиелит), однако зафиксировал образование тромба и предрек его рассасывание по прошествии некоторого времени. Затем еще более именитый нью-йоркский доктор приехал из Ньюпорта, штат Род-Айленд, где проводил отпуск, и таки диагностировал полиомиелит. Прогноз был мрачный, хотя не безнадежный. В сентябре Рузвельт был переправлен морем в Пресвитерианский госпиталь в Нью-Йорке, где он оставался до двадцать восьмого октября. Это был тягостный период, поскольку стало очевидным, что его выздоровление, если таковое вообще возможно, затягивается надолго; кроме того, он страдал от постоянной сильной боли.

Сара Рузвельт вернулась из путешествия по Европе в конце августа, и с этого момента началась война характеров между ней и вновь сформировавшимся альянсом Элеоноры и Луи Хоу. Сара желала, чтобы Франклин реагировал на болезнь подобно ее мужу и его отцу, который, даже за неимением такого серьезного недуга, как паралич ног, без сопротивления променял пошлую жизнь коммерсанта на сельскую жизнь приболевшего джентльмена. Элеонора и Хоу настаивали на том, что Франклин должен возобновить в полной мере свою политическую деятельность. Их интересы были различными, но не вступали в конфликт между собой. Элеонора, несмотря на то, что на первых порах Вашингтон был ее освобождением, в 1919–20 годах, после удара судьбы в лице Люси Мерсер, чувствовала себя там несчастной. Может быть, она и избавилась от мисс Мерсер, но со всей ясностью испытывала мрачные предчувствия по поводу своей победы, тогда как Франклин, вероятно, в качестве ответной реакции на запрет видеться с Люси все настойчивее искал новых развлечений. Кампания 1920 года (во время которой зародился союз Элеоноры и Хоу) и переезд в Нью-Йорк отчасти избавили ее от этого вороха неприятных мыслей.

Мотивы Луи Хоу были не настолько сложны. Он не утратил веру в своего увечного босса, а, напротив, полагал, что даже после сокрушительного фиаско 1921 года, тот может вознестись на самую вершину политического Олимпа. И эта вера оправдала себя, даже превысив наисмелейшие ожидания Хоу. Человек, покинувший больницу в конце октября, с неутешительным прогнозом на дальнейшее выздоровление и способностью шевелить только пальцами вследствие паралича ног, должен был стать американским президентом, который дольше всех пребывал на этом посту и который стал центральной политической фигурой США двадцатого столетия. Вера в его чудесное исцеление, не в смысле физическом (так как оно было чрезвычайно медленным и неполным), а в смысле приобретения авторитета, необходимого государственному мужу, стала возможной благодаря жизнерадостности и силе воли самого Франклина Д. Рузвельта. Элеонора и Хоу были бесценными помощниками, но они бы не достигли успеха без сильного духом предводителя.

Несомненно, на душе иногда бывало темнее ночи; Элеонора, которая писала о 1921–22 годах как о «наиболее изнурительной зиме» в ее жизни, вероятно, приходилось противостоять приступам хандры и плохого настроения. Для оптимизма почти не оставалось места. В первые месяцы Франклина дома после выписки из больницы оказалось, что его проблемы связаны не только с нарушением функций костно-мышечной системы. У него вновь повысилась температура и нависла угроза потери зрения. А почти через год, во время первого несмелого визита в офис финансовой компании «Fidelity and Deposit» (его должность оставалась за ним), поскользнувшись, он упал с костылей, когда проходил через широкий холл. Не только унизительное положение, но и хорошая встряска заставили его собраться, а неожиданно последовавший взрыв смеха развеял напряжение на лицах столпившихся вокруг него людей. Такая публичная веселость, к счастью редко выражаемая с мраморного пола, стала характерной чертой поведения ФДР после его возвращения к активной жизни. Врачи отмечали его хорошее настроение и доброжелательное поведение. Не то чтобы Рузвельт принял свое увечье как великий мученик. Он беспрестанно искал новые способы преодолеть его и совершенно верил в то, что он, невзирая на прогнозы, восстановится. Он ни в коей мере не просил сочувствия общества к своему недугу. Он вознамерился скрыть его, насколько это в пределах человеческих сил (это одна из причин его смеховой реакции на падение в 1922 году), и этим приобрел огромные дивиденды у простых американцев. Даже во времена его президентства мало кто догадывался, сколько времени он проводит в инвалидном кресле.

Было много дискуссий о том, до какой степени паралич Рузвельта изменил его характер и закалил волю, сделав зрелой и серьезной личностью, более подходящей на роль президента. «Изменение характера» – положим, слишком сильно сказано, но, бесспорно, болезнь укрепила в нем склонность к осторожности, научив очаровывать людей, не распахивая душу. Он хранил свои мысли за семью замками, излучая жизнерадостное благодушие. И нет ни толики случайности в том, что он ознаменовал свое возвращение к общественной жизни в 1924 году речью, которая вошла в историю как речь «Счастливого воина»[31], а восемью годами позже для своей первой президентской кампании он избрал песню «Счастливые дни вновь настали».

Альфред Э. Смит, которого эта речь вывела в кандидаты на пост президента, отличался от Рузвельта как небо от земли – и, вероятнее всего, именно поэтому Рузвельта уполномочили произнести предвыборную речь на пользу Смита. В 1920-х годах они поначалу являлись осторожными союзниками, а в 1930-х, когда Рузвельт стал явным фаворитом, превратились в истых врагов. Смит был старше Рузвельта на восемь лет. Он был мальчиком из бедной семьи, которая жила в центральной части улицы Бауери[32], в Нижнем Ист-Сайде, Манхеттен. Одним из неизгладимых воспоминаний детства Смита стало строительство Бруклинского моста. Несмотря на фамилию, он имел далеко не англо-саксонские корни, не говоря уже о староголландских. По материнской линии он был ирландцем. Единственной точкой соприкосновения с Рузвельтами являлся дед по материнской линии, который много лет проработал помощником портного в мастерской Brooks Brothers, где одевалась почтенная политическая элита – ФДР, в том числе, через много лет часто приобретал там свою одежду. По линии отца Смит унаследовал, главным образом, итальянскую кровь, хотя его бабушка была немкой. Он представлял собою типичный продукт «плавильного котла» Нью-Йорка конца девятнадцатого столетия.

В Олбани, штат Нью-Йорк, он зарекомендовал себя как харизматичная личность, проявив черты прогрессивного политика, продолжая направление, избранное администрацией 1904 года. К 1924 году у него за плечами уже были два срока (с интервалом) на посту губернатора штата. Он снискал доверие и преданность такого союзника как Фрэнсис Перкинс, которая, спустя некоторое время, стала одним из наиболее прогрессивных и успешных членов Кабинета министров ФДР (министр труда США с 1933 по 1945 гг.). С энтузиазмом работала в его команде, когда он в четвертый раз баллотировался на пост губернатора в том же 1924 году, и Элеонора Рузвельт. Но Смит в глазах общественности был фигурой неоднозначной. Он не апеллировал к сельской Америке. Он, католик, тем не менее, был ярым противником «сухого закона»; каждой деталью своей одежды он нарочито подчеркивал свою принадлежность к городским денди. Предвыборная песня его кампании «Тротуары Нью-Йорка» явно не пришлась по вкусу в штатах на запад от Аллеганских гор. В результате на съезде Демократическая партия оказалась безнадежно расколотой. Вот почему было аж 103 голосования. Впрочем, Рузвельт имел все причины, кроме необходимости вновь формировать собственный политический задел, быть довольным тем, что он выступал с предвыборной речью Смита.

По поводу этой речи существовало два сомнительных обстоятельства. Во-первых, являлся ли Рузвельт единоличным автором этой речи или глава предвыборной кампании Смита судья Джозеф М. Проскауэр написал большую ее часть. Однако не вызывает сомнений тот факт, что именно Проскауэр предложил известные последние строки из стихотворения У. Вордсворта[33] «This is the happy Warrior; this is he / That every man in arms should wish to be»[34], которые поначалу ФДР назвал слишком высокопарными. Во-вторых, вызывала сомнение продолжительность речи. Один источник говорит о семнадцати минутах, другой – о тридцати четырех. Однако они оба подтверждают сильное проявление эмоций в зале, когда Рузвельт впервые произнес имя Смита. Первым несомненным фактом является то, что Франклин Рузвельт прилагал титанические усилия, чтобы взобраться на трибуну на костылях, опираясь на своего старшего сына шестнадцати лет. Вторым таким несомненным фактом является то, что едва только он оказался за трибуной, как сразу завладевал вниманием аудитории и имел оглушительный успех. Даже критически настроенный политический обозреватель Уолтер Липпман писал (вероятнее всего, адресуя свои слова Рузвельту), что это – «прекрасно по настроению и манере исполнения, да и невероятно убедительно», а Смит подтверждал, что Рузвельт был самой выразительной фигурой на съезде.

ФДР не добился выдвижения Смита кандидатом в президенты США от партии – после своей речи он мог с легкостью заполучить ее сам – но тем самым он уберег Смита от жестокого поражения и проложил ему путь к следующим выборам, 1928 года, после еще двух сроков успешного пребывания на посту губернатора штата Нью-Йорк. Тем самым Рузвельт создал вакансию, которая помогла ему самому баллотироваться на пост губернатора штата Нью-Йорк. Еще больше поражает тот факт, что ФДР смог вернуться на национальную политическую арену и совершил это с шумным успехом.

Глава 3

Путь из Олбани в Белый дом

О жизни Рузвельта с 1924 по 1928 гг. имеется немного сведений. За это время произошло меньше событий, чем в любой другой четырехлетний период и, таким образом, в ретроспективе, это время, кажется, пролетело чрезвычайно быстро, хотя, вполне может быть, что сами эти годы, как тогда казалось, тянулись медленно. Словом сказать, в его жизни того времени было четыре основных момента. Первое место отводилось попыткам, в высшей степени утопическим, вернуть полную подвижность ногам. С этой целью зимнее время (а иногда и другие времена года) он проводил, большей частью, на обветшалом курорте Уорм-Спрингс, на западе штата Джорджия, который он открыл для себя в 1924 году. Уорм-Спрингс, расположенный примерно в восьмидесяти милях к югу от Атланты, рядом с границей штата Алабама, поспешно заменил долгие морские путешествия в субтропических водах Флориды, которые составляли его прежнюю привычку.