Час испытаний

— Вы что-нибудь знаете о нем? — встрепенулась Галка.

— Даже те, кто его послал, не имеют о нем никаких сведений. Ну, хватит об этом. Теперь расскажи, куда ты ездила с начальником морского отдела гестапо.

— Откуда вы знаете?

— Весь базар уже знает об этом.

— Дядя Леня, они убили Зинаиду Григорьевну.

— Что?! — Гордеев вскочил, но в темноте натолкнулся на тумбочку, чертыхнулся, снова сел, достал спички и, не спросив разрешения, закурил трубку.

Пока Галка рассказывала о встрече с Хюбе, о гестапо, о плюгавом палаче с оттопыренными ушами, Гордеев молчал. Только в темноте сердито мигал огонек его трубки. Но когда девушка подошла к очной ставке, он перебил ее:

— Теперь подробнее. Вспомни все, что говорила Адамова.

Галке не нужно было напрягать память. Наверно, и через десять лет она бы смогла повторить все, что сказала Зинаида Григорьевна, слово в слово.

— Ты не ошиблась? — снова перебил ее Леонид Борисович, — Она так и сказала: «старый крановщик»?

— Да. Как только она это сказала, Норте ударил ее по лицу.

— Старый крановщик, — пробормотал Гордеев. — Старый крановщик Федор Плющев. Теперь понятно, почему связные не возвращались из порта.

Галка вздрогнула — она вспомнила парня-связного, его веселую улыбку, его гордую смерть…

Гордеев потушил трубку, спрятал ее в карман, поднялся, скрипнув стулом.

— Надо немедленно восстановить связь с портом и предупредить товарищей о предателе. Сделаешь это ты.

Часть третья. МЕСТО В СТРО

До войны Галка мечтала о том дне, когда она впервые через служебный ход войдет в театр, бросив седобородому швейцару короткое: «На репетицию», а потом, миновав пахнущий клеем, струганым деревом и красками закулисный хаос декораций, ступит на непривычно просторную сцену и, пока режиссер будет о чем-то спорить с высоким худощавым дирижером, в первый раз с высоты подмостков посмотрит в пустой полутемный зал. К не подойдут молодые артисты; знакомые поздравят ее, а незнакомые приветливо улыбнутся. Потом дробный стук дирижерской палочки, и сердитый голос помощника режиссера разгонит всех по местам… «Внимание. Начали!..»

Конечно, это могло выглядеть и по-другому. Скажем, никто не стал бы ее поздравлять и улыбаться ей, и вообще на первых порах пришлось бы петь в хоре… Она была готова и к этому. Но никогда Галка не думала, что ее первый день в театре будет таким мучительным. И хотя она убеждала себя, что так нужно, что у нее, собственно, нет другого выхода, — на душе было отвратительно. Работа в итальянской комендатуре тоже не из приятных. Но там по крайней мере ее не оскорбляли. А тут первый же полупьяный офицер из тех, что на правах меломанов шатались за кулисами во время репетиций, смерил ее оценивающим взглядом и двусмысленно хмыкнул. К этому надо было привыкнуть. Шеф театра — бургомистр Логунов разглагольствовал о высоком искусстве, дух которого, по его мнению, принесли с собой представители «новой цивилизации». Это бесило Галку. Может быть, некоторые офицеры понимали и любили музыку, но большинство приходило в театр, чтобы посмотреть на полуголых балерин или напиться в антракте у буфетной стойки. Стараясь угодить вкусам «широкой публики», Логунов превратил фойе в пивной бар, а девушек из кордебалета заставил рядиться в чересчур откровенные наряды, даже когда это было совсем не к месту. После каждого спектакля «меценаты» из главной комендатуры прямо на сцене устраивали кутежи. Наутро уборщики с трудом приводили в порядок загаженное фоне и заплеванную сцену…

Таким ее встретил «Новый театр».

На сцене под аккомпанемент рояля кто-то пел «Элегию» Масснэ. Галка прислушалась. Красивый сильный баритон. Певец пел свободно, легко и… бесстрастно. Казалось, он любовался модуляциями своего голоса, позабыв о содержании произведения.

— Великолепно! Не правда ли? — обратилась к Галке появившаяся откуда-то Пустовойтова.

Девушка отлично помнила их последнюю встречу в кабинете бургомистра и решила быть осторожной. Пустовойтова взяла Галку об руку и предложила:

— Идем, к тебя познакомлю.

— С кем?

— С Кулагиным, конечно. Это он поет. Неужели ты еще не слышала о нем?! Кулагин — талантище. Великолепный драматический тенор. Поет и баритональные партии. Интересный мужчина. Можно влюбиться. Говорит, что холост. Логунов подобрал его, можно сказать, на улице…

Болтая без умолку, Пустовойтова чуть ли не силой вытащила Галку на сцену. У рояля стоял молодой человек лет двадцати семи—тридцати. Модный черный костюм, лакированные туфли, галстук «бабочка» и выступающие из рукавов накрахмаленные манжеты делали его похожим на манекен с витрины большого универсального магазина. Подчеркнуто вежливая улыбка, с которой он слушал сухопарого старика в морской форме, только усиливала это сходство.

— Кулагин, — шепнула Пустовойтова. — А рядом с ним начальник гарнизона и порта адмирал Рейнгардт. Адмирал — настоящий меценат. Не пропускает ни одной репетиции. После первого же концерта мы все получили от него презенты. И какие! Кулагину он подарил дом. Совершенно целый и довольно симпатичный особнячок. От Рейнгардта зависит все. Кстати, Логунов хочет прослушать тебя в его присутствии. Пользуйся моментом. Если сумеешь как следует показать себя, считай, что твоя карьера обеспечена.

Логунов предложил Галке спеть арию Кармен. Это была ее любимая ария. Девушка решила, что будет петь, не входя в роль. Она не собиралась показывать себя немецкому адмиралу и его фаворитам из Нового театра. Если эти господа разочаруются в ней, тем лучше. Она даже подумала, что было бы хорошо провалиться: нарочно сфальшивить на первой же ноте. Но страстная, полная огня музыка сразу же захватила ее, и Галка запела в полный голос. На мгновение исчезли Рейнгардт Пустовойтова, Логунов, тенор с самодовольно-скучающим лицом, — осталась только стремительная, задорная мелодия. Она не слышала, как старый адмирал говорил Логунову:

— Господин бургомистр, вы открыватель талантов. Какой темперамент! Настоящая цыганка! Да и голос недурен. Неплохая партнерша для Кулагина.

Она не видела, как Пустовойтова закусила ярко накрашенную губу, а Кулагин удивленно вскинул брови.

В другое время можно было бы считать, что Галке повезло. В кабинете директора театра адмирал Рейнгардт церемонно поцеловал ей руку и сказал, что рад поздравить новую примадонну и что он обещает ей свое покровительство. Затем Логунов, который оставил за собой руководство театром, положил перед Галкой контракт. Пустовойтова с наигранным радушием поцеловала ее, и девушка поняла, что ресторанная певичка никогда не простит ей сегодняшнего успеха. Кулагин снисходительно хлопнул Галку по плечу и посоветовал взять у Логунова аванс. Кто-то предложил поехать в ресторан «обмыть» новую солистку.

На душе у Галки было отвратительно. Сразу же после ухода адмирала она незаметно выскользнула из директорского кабинета и быстро направилась к выходу.

Мимо театра вели пленных. Изможденные лица, окровавленные, грязные бинты, изодранная одежда, разбитая обувь бредущих по мостовой людей рассказывали о страшной, выжженной солнцем дороге, о сводящей с ума жажде, о выстрелах в спину и ударах в лицо… Непонятно было только, почему этих измученных, обессиленных людей плотным кольцом окружали рослые, вооруженные до зубов конвоиры, почему позади колонны эсэсовцы вели сторожевых собак, почему руки матросов были связаны.

Прохожие останавливались и молча смотрели на пленных. Молчали конвоиры, не отрывая рук от автоматов. Молчали стоящие вдоль тротуаров полицаи. Молчали и пленные. И вдруг это молчание сотен людей нарушил звонкий, срывающийся от волнения голос.

— Граждане, не верьте им! Они вам через нас слабость Красной Армии показать хотят! Брешут! Красная Армия живет и бьет их, сволочей, насмерть!

Эти слова выкрикивал матрос с багровым от кровоподтеков лицом. Конвоиры бросились к нему, но пленные как по команде сгрудились вокруг матроса, заслонив его своими телами. Посыпались удары. Несколько человек упало на мостовую, но кольцо тел вокруг матроса стало еще плотнее. Колонна остановилась. И вот уже один из конвоиров со стоном отлетел к тротуару, сбитый ударом тяжелого матросского ботинка. Угрожающе клацнули затворы. Толпа на тротуаре вздрогнула и подаюсь вперед, тесня заслон полицейских. Конвоиры направили автоматы на толпу. От головы колонны, размахивая парабеллумом, бежал высокий эсэсовский офицер с крестом на мундире.

— П-п-прекратить! От-т-ставить! — заикаясь, кричал он. — П-по местам!

Раздались отрывистые слова команды. Но пленные заняли свои места в колонне только тогда, когда убедились, что их товарища не тронули.

Галка стояла на ступенях театрального подъезда. Она видела все.

— Черт знает что! — услышала она приглушенное бормотание за своей спиной. — Какие-то фанатики. Это, наверно, те самые — из десанта. Видимо, комиссары. Но откуда их столько? Как вы думаете, Сергей Павлович?

Галка оглянулась. В глубине подъезда у самых дверей стояли Логунов и Кулагин. Несмотря на жаркий день, шея тенора была повязана шарфом. Бургомистр же мял перчатки, с которыми последнее время не расставался.

— Не похожи они на комиссаров, — лениво отозвался Кулагин. — С виду обыкновенные красноармейцы и матросы.

— Но откуда у них — обыкновенных — упорство такое? Ведь Красная Армия разбита!

— Выходит, не разбита, коли так упорствуют.

Только Галка с ее слухом могла расслышать шепот Логунова.

— Думаете, не одолеют немцы к зиме?

— А я, уважаемый Альберт Иванович, ничего не думаю. Осенью сорок первого думал, этой весной думал, а теперь думать перестал. В наше время самое лучшее — поменьше думать.

— Ну, а если… — Логунов не договорил.

Кулагин криво усмехнулся.

— Плохо нам с вами будет, если не одолеют. От таких, — он кивнул вслед пленным, — не убежишь.

У себя дома Галка застала Вильму Мартинелли. Молодая Итальянка мимоходом зашла проведать подругу и теперь что-то рассказывала Валерии Александровне, возбужденно размахивая Руками. Галке показалось, что бабушка не очень рада ее визиту и слушает Вильму только из вежливости. Потом, когда они Пили кофе и Вильма стала рассказывать о Неаполе, откуда Валерия Александровна была родом, глаза старой женщины потеплели. Но как только гостья ушла, бабушка сказала:

— Мне теперь стыдно признаваться, что я итальянка. Говорю всем, что я — русская. Да оно, наверно, так и есть. Итальянка не может ненавидеть своих соотечественников. А я их ненавижу.

— Разные есть итальянцы, — возразила Галка. — Нельзя обвинять целый народ.

Валерия Александровна сердито посмотрела на внучку, хотела что-то сказать, но, махнув рукой, промолчала.

На следующий день Галка, как условились, встретилась с Вильмой в городе.

— Идем выпьем по бокалу вина, — предложила Вильма.

— В следующий раз. К четырем я должна быть на репетиции. В моем распоряжении только час. Ты сможешь провести меня в порт? Мне надо зайти в сапожную мастерскую.

— Я же обещала тебе. Правда, там сегодня целая кутерьма, но как-нибудь пройдем. В порту сейчас наши ребята. Умберто будет ждать нас у главных ворот.

— А что там случилось?

— В пятнадцати милях от берега русские торпедировали большой транспорт, который шел сюда из Варны. Спасательные суда подобрали часть людей, но многие погибли. Этим транспортом к нам должен был прибыть новый командир отряда.

— Ему повезло, что не попал на этот транспорт, — заметила Галка.

— Ему не повезло, — невесело усмехнулась Вильма. — На транспорт он попал, но не попал в число спасенных.

Галка сочувственно вздохнула.

— Ты знала его?

— Никогда не видела, но много слышала о нем.

У ворот, что преграждали дорогу в порт, их встретил Фарино.

— Какие новости о дель Сарто? — спросила его Вильма.

— Никаких. Сейчас запрашивают соседние порты и рейды. Но, думаю, что это уже не имеет смысла.

У клуба моряков Фарино оставил их.

Пока все шло хорошо. Предлог для посещения порта был выбран удачно. Для Вильмы во всяком случае он звучал убедительно. Большой порт — это не только пристани, пирсы, пакгаузы — это целый район, протянувшийся вдоль берега на несколько километров. Немало в порту пивных, всевозможных ларьков, магазинов, мастерских. Здесь порой можно купить то, чего не достанешь в городе. Однако Галку меньше всего интересовали покупки, хотя в одном из портовых магазинов ей пришлось уплатить изрядную сумму за маленький флакончик контрабандных духов. Это была, так сказать, вынужденная жертва…

Сапожная мастерская размещалась в одной из уцелевших пристроек морского вокзала. За барьером на низких табуретах сидели, согнувшись над сапожными лапами, мастера. Разнобойный стук молотков, шуршание дратвы, наждака и сердитая дробь швейной машины сопровождали их работу. Воздух был пропитан запахами кожи, махорки и сапожного вара. На грубосколоченных стеллажах, протянувшихся вдоль стен, попарно стояли отремонтированные сапоги, матросские ботинки, щегольские офицерские туфли. У стола со старыми журналами сидел разутый немецкий капитан второго ранга. Завидев девушек, он спрятал ноги под стол.

— Я долго еще ждать мой туфля?! — крикнул он за барьер.

— Айн момент, господин офицер, — отозвался кто-то из мастеров.

Держась за Вильму, Галка проковыляла к барьеру. Толстый немец-приемщик вперевалку направился к девушкам. Но Галка опередила его. Быстро оглядевшись, она нашла того, кто был нужен. На рабочий стол перед одним из сапожников упал модный дамский туфель со сломанным каблуком.

— Прибейте, — коротко бросила Галка и улыбнулась подошедшему приемщику. — Не беспокойтесь, герр мастер. Всего только отскочивший каблук.

Облокотись о барьер, Галка искоса наблюдала за «своим» сапожником — очень худым человеком с болезненным румянцем на впалых щеках. В его печальных, глубоко запавших глазах нельзя было прочесть ничего, кроме усталости и безразличия Галка с тревогой подумала, что он не заметил сделанного ею знака. Но вот сапожник встал и, подойдя к барьеру, молча протянул девушке отремонтированный туфель. И тотчас же она почувствовала в руке какой-то небольшой предмет, на ощупь напоминающий хлебный шарик. Тогда, почти не размыкая губ, одним дыханием она сказала:

— Плющев провокатор. Берегитесь.

Галка успела заметить, как сузились, стали вдруг колкими запавшие глаза.

Она небрежно бросила сапожнику деньги и кивнула немцу-приемщику.

— Данке шен, герр майстер.

Девушки вышли на пристань. У пакгаузов солдаты перетаскивали какие-то ящики. Портальный кран выуживал из трюм баржи связки пузатых мешков. Группа рабочих ремонтировала дорогу. Неказистый пароходик под немецким флагом швартовался у седьмого причала. К его борту задним ходом подъезжали четыре грузовика. Кто-то кричал по-немецки: «Немедленно приступайте к выгрузке!» Здесь, на пристани, все были заняты своим делом и на девушек не обращали внимания. Теперь надо побыстрее убраться отсюда.

Однако Вильма не спешила уходить.

— Пойдем разыщем наших ребят, — предложила она. — Кажется, сегодня придется выпить за упокой еще одной души.

Это никак не входило в Галкины планы.

— Мне надо идти.

Итальянка обиженно скривила рот.

— Я была нужна только как провожатый?

Галка взяла ее под руку.

— Вильма, мне небезопасно оставаться здесь. Помнишь того гестаповца, что подходил к нам в «Бристоле»?

— Майора Хюбе из портовой охранки?

— Да. Последнее время он преследует меня.

— Вероятно, влюбился. Это не так уж страшно.

— Он — скотина. Понимаешь?

— Так пошли его к черту. Я тебе однажды уже советовала это сделать.

— Не равняй меня с собой. Что просто для тебя, для меня — невозможно. Ты — офицер итальянской армии, а я… Я — «оккупированная» девица, с которой можно поступать, как заблагорассудится.

— Но ты — дворянка!

— Вильма, не смеши меня. Разве они считаются с этим?

— Сволочи… — Мартинелли витиевато выругалась. — Они всегда были сволочами. Но, пожалуй, ты права — надо уходить.

Они были уже у ворот, когда Вильму окликнул сержант Равера.

— Синьорина Мартинелли, Фарино просил подождать его.

Вильма остановилась, достала портсигар и закурила.

— Ничего не поделаешь, — вздохнула она. — Без Умберто мы не выйдем отсюда.

— Да, конечно, — механически ответила Галка. — «Как глупо получается, — думала она. — Сейчас, когда задание, по сути дела, уже выполнено, когда осталось несколько шагов, чтобы покинуть территорию порта и быстро свернуть в одну из боковых улочек, я должна стоять здесь, на виду у всех».

— Куда пропал Умберто? — спросила Вильма сержанта.

— Пошел к седьмому причалу. Только что пришвартовался пакетбот из Констанцы. Фарино надеется, что, быть может, это судно подобрало дель Сарто. Правда, прошло уже десять часов, как затонул транспорт. Но говорят, дель Сарто — классный пловец.

— Говорят… А разве ты не знал его?

— Мы прибыли в Ливорно, когда его там уже не было. Из них ребят его никто не знает в лицо.

— А Умберто?

— И Умберто не знает.

Галка плохо понимала, о чем говорит Равера. Мимо нее, исчезая и появляясь в воротах, проходили офицеры. На некоторых были черные мундиры гестаповцев. Прошло пятнадцать, потом двадцать минут, а Умберто все не появлялся.

Как глупо, как глупо получается…

Из-за угла вышла и направилась к воротам группа военных. Галке показалось, что среди них Фарино. Наконец-то! Но почему Вильма сжала ее локоть? Что ей надо?

Итальянка показала глазами в сторону клуба моряков.

— Сюда идет Хюбе. Он уже заметил тебя…

Хуже нельзя было и придумать. Галка понимала, что ей не бежать объяснения с Хюбе. Но что она скажет ему? Еще неделю назад она могла бы сочинить более или менее убедительное объяснение своему пребыванию в запретной зоне: каприз-интрижка с моряком, прогулка с подругой-итальянкой, у которой в порту какие-то свои дела… Да мало ли что могло взбрести в голову легкомысленной девице, избалованной вниманием офицеров! Но после «эксперимента» в гестапо, после гибели Адамовой, после недвусмысленного предупреждения Хюбе, разбитная девица, какой она старалась казаться, должна была бы поумерить свой пыл и обходить порт за три версты. Нет, Хюбе, не провести. Теперь даже Вильма и ее друзья не помогут. Ну что ж! Главное она сделала — товарищи в порту предупреждены. А эстафету, переданную ей сапожником, можно проглотить. Только незаметно. Впрочем, не надо торопиться. Возможно, еще удастся выкрутиться. Адмирал Рейнгардт обещал свое покровительство. Если гестаповец задержит ее, Вильма позвонит Рейнгардту.

— Как вы сюда попали? — не здороваясь, обратился к Галке Хюбе.

— Через ворота, — сделав вид, что не поняла вопроса, ответила девушка. Смело глядя прямо в глаза штурмбаннфюрера, она пыталась угадать, видел ли он ее у сапожной мастерской.

— Я уговорила синьорину Ортынскую сопровождать меня, поспешила вмешаться Вильма. Однако штурмбаннфюрер да не удостоил ее взглядом.

— Я спрашиваю вас, Галина Алексеевна. Зачем вы явились в порт?

Вильма вновь попыталась вмешаться, но Хюбе оборвал ее.

— Обер-лейтенант Мартинелли, отправляйтесь в свою часть и доложите командиру, что я приказал арестовать вас на трое суток.

— С каких пор немецкие полицейские отдают приказания командирам итальянских частей? — спросил кто-то рядом.

Хюбе обернулся. Через его плечо Галка увидела рослого человека в матросском плаще без знаков различия.

— Кто вы такой? — едва сдерживая гнев, спросил гестаповец. — Охрана, задержать его!

От ворот к ним бросились часовые.

Человек в матросском плаще усмехнулся.

— Не утруждайте своих людей, господин штурмбаннфюрер. Я — капитан первого ранга дель Сарто.

— Князь Виктор дель Сарто?!

— Совершенно верно.

Несмотря на свое далеко незавидное положение, Галка с интересом рассматривала дель Сарто. Для капитана первого ранга он был, пожалуй, молод — ему не больше тридцати лет; для аристократа несколько грубоват — под плащом угадывались широкие сильные плечи.

Хюбе жестом отослал охранников.

— Кто может удостоверить вашу личность? — окидывая взглядом матросский наряд дель Сарто, сдержанно спросил он.

— Здесь — никто. Но я полагаю, что незачем прибегать к свидетельским показаниям, когда имеются документы.

Гестаповец недоверчиво прищурился.

— Каким образом вам удалось их сохранить? Ведь если не ошибаюсь, вы около десяти часов пробыли в воде.

— Восемь с половиной, — уточнил итальянец. — А документы я имею обыкновение хранить в этом портмоне. — Он отогнул полу плаща и достал из кармана плотно закрытый резиновый футляр.

Хюбе взял его бумаги. По мере того, как он читал, настороженное выражение исчезало с его лица. Возвращая дель Сарто документы, он щелкнул каблуками.

— Прошу, прощения, экселенц. Но согласитесь сами, что ваше, я бы сказал, не совсем обычное появление в порту должно было вызвать и вызвало некоторые вопросы, которые я уже задал.

— Надеюсь, ответы вас удовлетворили?

— Вполне.

— Тогда разрешите спросить мне. Что за инцидент произошел у вас с этими девушками, одна из которых, как я вижу, является итальянским военно-морским офицером?

Хюбе перевел взгляд на Галку и несколько мгновений смотрел на нее. Потом, натянуто-вежливо улыбнувшись, сказал:

— Я считаю инцидент исчерпанным.

Уже в воротах Галка услышала, как Хюбе говорил:

— Рейхсмаршал Геринг сегодня дважды запрашивал о вас, экселенц.

Неожиданное появление дель Сарто, которого считали погибшим, его заступничество и отповедь, данная им гестаповцу, ошеломили Вильму. Она даже на время утратила дар речи. Только Приморском бульваре итальянка открыла рот и уже не закрывала его до самого театра. Излив для начала поток проклятий на голову Хюбе, Вильма, захлебываясь затем от восторга, начала говорить о дель Сарто. Как поняла Галка, его имя было широко известно в Италии. Не флоте он слыл первокласным подводником — на счету капитана первого ранга было несколько потопленных английских кораблей. В аристократических кругах его знали как человека, стоящего близко к королевской семье — княжеский род дель Сарто считался одним из древнейших в Италии. В мире финансистов и дельцов он пользовался неограниченным кредитом — кто мог отказать в займе сыну вице-председателя «Банка д’Италия». Вильма даже удивилась что Галка до сих пор ничего не слышала о нем. Впрочем это не удивительно. Дель Сарто большой оригинал: он ненавидит сенсации, газеты и фоторепортеров.

— Он очень, очень влиятельный человек, — заключила Вильма.

Она остановилась, видимо пораженная какой-то мыслью, и вдруг хлопнула себя по бедрам.

— Галина, мне пришла в голову великолепная идея! Хочешь, избавиться от приставаний этой свиньи — Хюбе?

Галка только вздохнула.

— Нет, ты послушай, что я придумала, — затормошила ее итальянка. — Надо устроить так, чтобы дель Сарто остановился у тебя в доме. Тогда Хюбе не посмеет и прикоснуться к тебе.

Галка неопределенно пожала плечами. Хорошо, что Вильма еще не догадалась о характере «приставаний» гестаповца. Никакой дель Сарто, — будь он трижды князь, — не оградит ее от гестапо.

Однако мысль поселить нового командира масовцев в своем доме показалась ей заманчивой. Если даже половина того, что наговорила о нем Вильма, соответствует действительности, то этот капитан первого ранга должен заинтересовать подполье Хюбе сказал, что о нем беспокоился сам Геринг. Значит, дель Сарто и в самом деле важная персона!

— Но согласится ли князь остановиться в нашем доме?

— Не сомневаюсь. Я слышала, что он любитель комфорта а у нас в отряде довольно убогое помещение. Кроме того, ему будет приятно жить в семье русских аристократов, где говоря по-итальянски и где, ко всему прочему, молодая хозяйка очень хороша собой.

Вильма рассмеялась и потрепала Галку по щеке.

Они расстались у театра. Переговоры с дель Сарто Вильм обещала взять на себя.

После долгих споров решили готовить оперу «Паяцы». Логунов, конечно, хотел, чтобы премьера была поставлена на чисто немецкий сюжет: дать хотя бы того же «Фауста». Однако он понимал, что собранная им разношерстная труппа не осилит большую оперу. Не было в театре и приличного баса. А что стоит «Фауст» без Мефистофеля? Постановка же одноактных «Паяцев» не вызывала особых затруднений, а партия Канио была как бы специально написана для Кулагина. На Кулагина Логунов делал главную ставку. Галке дали роль Неды.

Первая репетиция продолжалась недолго — дольше ждали Кулагина: он явился, как подобает восходящей знаменитости на час позже. Во аремя репетиции он капризничал, спорил с Логуновым, делал замечания дирижеру. К Галке Кулагин отнесся покровительственно: хлопал ее по плечу, давал советы, как тянуть, как сокращать звук. Надо признать, советы были дельными, но развязный тон, которым они давались, раздражал девушку. Даже шарф, которым Кулагин постоянно кутал шею, действовал ей на нервы.

Галка злилась, но молчала. Она хотела одного: поскорее уйти. В сквере на Пушкинской улице ее должен ждать Гордеев. Она едва дождалась конца репетиции. Но у выхода из театра артистов задержал полицейский.

— Господа, советую подождать. В городе неспокойно.

Из вестибюля через разбитое стекло Галка видела, как по безлюдной улице на мотоциклетах промчался отряд немецких солдат. Где-то неподалеку ударило несколько выстрелов. Потом мимо театра проехала вереница крытых брезентом грузовиков. Из-под брезента слышались приглушенные крики, детский плач, причитания женщин.

— Что там происходит? — спросил кто-то из артистов.

— Немецкие власти акцию проводят. Облаву, стало быть! — охотно пояснил полицейский. — Как в порту пароход подорвался, так они стали людей на приморских улицах хватать.

— Какой пароход? — спросил подошедший Логунов. — Что ты врешь?

— Никак не вру, господин бургомистр! Сущая правда. Разве вы не слыхали, как ударило? Час назад. Наверно, вам музыка, звук заглушила. В помещении оно, конечно, меньше чувствуется.

— Говори толком, что случилось?

— Немецкий пароход с боеприпасами потопили. Только начали его разгружать, а тут как рванет.

— Разве был налет? Почему воздушную тревогу не объявляли?

— Какой там налет! Говорят, партизаны мину подбросили. Диверсия, стало быть.

Логунов чертыхнулся. Пустовойтова торопливо перекрестилась. Кутая горло шарфом, подошел Кулагин. Узнав, в чем дело, он удивленно присвистнул.

Галка не верила своим ушам. Как?! Взорван тот самый пакетбот, который она видела днем в порту; тот самый, что подобрал в море дель Сарто? Странно. Если это диверсия, то партизаны тут ни при чем. Гордеев предупредил бы ее: ведь он знал, что она сегодня идет на связь. Случись этот взрыв немного раньше, Хюбе ни за что бы не выпустил ее из порта.

Облава кончилась, но улицы по-прежнему оставались безлюдными — жители не решались выходить из домов. Ждет ли Гордеев в сквере? Она уже опаздывает на полчаса. Галка ускорила шаг. Туфли вязли в расплавленном асфальте. Над морем собирались низкие серые облака, обещая дождь.

— Галочка, погодите!

Кулагин? Что ему надо?

— Галочка, нам с вами по пути. Разрешите, как говорят в вашем городе, пришвартоваться?

Он бесцеремонно взял ее об руку.

— Если вам не трудно, называйте меня Галиной Алексеевной, — отстранилась Галка.

— Простите, — опешил Кулагин. — Если те несколько советов, что я дал на репетиции, обидели вас, то я обещаю впредь воздерживаться от каких бы то ни было наставлений.

— Возможно, ваши замечания были уместны. Однако это не основание для фамильярности.

— Ах, в-о-он оно что-о! — протянул Кулагин. — Я совсем забыл, что имею честь говорить с дворянкой земли русской! Простите великодушно. Я человек простой и не обучен благородным манерам.

— Не обязательно быть дворянином. Достаточно не быть хамом! — вспыхнула Галка.

— «Она обожгла его негодующим взглядом и удалилась, гордо подняв голову», — наигранно продекламировал он.

— Не будьте идиотом, Кулагин.

— Постараюсь. Что еще прикажете?

— Еще постарайтесь подбирать выражения, когда разговариваете с девушкой.

— С девушкой из театрализованного кабаре, — разозлился Кулагин.

Галка не выдержала. Повернувшись к тенору, она ударила его по щеке. Второй раз ударить не удалось: Кулагин перехватил ее руки сильно сжал их в запястьях.

— Я не люблю, когда мне делают больно, — неожиданно спокойно сказал он.

Но Галка уже не могла остановиться.

— Слушайте вы, примадонна в брюках! Женщину можно сделать потаскухой, но холуями бывают только мужчины. Такие, как вы!

— Галина, успокойтесь. Мы на улице.

— Отпустите сейчас же мои руки и убирайтесь!

— Отпущу, но обещайте выслушать меня.

— Не хочу слушать ваши оправдания!

— А я не собираюсь оправдываться.

— Вот как? Тогда я могу подумать, что вы решили извиниться передо мной. Не роняйте остатки самолюбия. Перед кем извиняться? Перед девкой из кабаре.

— Галина, еще одно слово, и я отколочу вас.

— Холуй! Ну что же ты не бьешь меня?

Она видела, как дрогнули, опустились книзу уголки его рта, как вздулась и лихорадочно забилась синяя жилка на виске. «Сейчас ударит», — подумала Галка и невольно отшатнулась. Но Кулагин только слабо усмехнулся и отпустил ее руки.

— Предположим, вы правы: я малодушный человек, у меня не достало мужества сдохнуть от голода в чужом городе. Но вы стреляете из пушки по воробью. Я пошел в театр из-за хлеба, я только артист. На тему о холуйстве вам лучше поговорить с господином Логуновым.

Он резко повернулся и, не простясь, зашагал прочь. Галка недоуменно посмотрела ему вслед, но тут же улыбнулась. «Это хорошо, что он обиделся. Значит, совесть заговорила», — подумала она, довольная тем, что сумела задеть его за живое.

В тот же день у нее были еще две встречи: одна — в сквере на Пушкинской улице с Гордеевым, другая — с итальянским капитаном первого ранга дель Сарто, который явился к Ортынским в сопровождении Вильмы и своего нового адъютанта — сержанта Марио Раверы.

За Валерией Александровной замечался один грешок: она была неравнодушна к титулованным особам. Не жизненные наблюдения — в молодости она знавала немало прощелыг дворянского происхождения, — а любимые ею романы Дюма внушили ей уважение к отживавшей свой век герольдической мишуре. Поэтому, несмотря на свое неприязненное отношение к оккупантам, Валерия Александровна была польщена визитом князя.