— Я не плод вашего воображения, мисс Марш, — сказал он наконец. — Я состою из плоти и крови, совершенно реальных. Вы — по вашему собственному описанию — одна, без сопровождающих, на безлюдной дороге с хищным животным из диких неизведанных краев. — Он снова посмотрел на нее, глаза у него потемнели, хотя он и улыбался. — Большинство мужчин восприняли бы то, что вы сказали, как прямое поощрение к вольностям. И вы все равно заявляете, что чувствуете себя в безопасности?

Жар пылал, как подожженная бумага, прокладывая головокружительную тропинку прямиком к ее сердцу.

— Мне кажется, что мы договорились делиться нашими истинными мыслями…

— Да. — Джек улыбнулся. — Опрометчивая авантюра, не так ли?

— Не забывайте, что я обручена, милорд. Вы должны понимать, что я не имела в виду ничего непристойного. Это всего лишь ощущение. Мое уважение к Артуру защищает меня от любого другого мужчины, особенно когда он просто шутит со мной.

— Нет, не защищает, — сказал он. — И мужчина не шутит. Мужчины никогда не шутят с этим.

Он хлестнул кнутом, и коляска покатилась. Энн глубоко втянула воздух, пытаясь успокоить растревоженную кровь.

— Значит, в конце концов я показала свою глупость.

— Ах, мисс Марш, это вовсе не глупость, уверяю вас. Я вполне могу оказаться порождением джунглей, но вы правы: вы без всяких опасений можете говорить мне все, что вам угодно. Хотя — понимаете вы это или нет — вы имеете в виду что-то совсем другое. Вы бы сказали такое другому мужчине?

— Нет, никогда! Но я не думаю, что вы такой же, как другие.

— Вы правы, — подтвердил он.

Энн уставилась на свои ботинки, оцепенев от огорчения. Он решил, что она наивная и смешная. Он решил, что она хотела чего-то непристойного, хотя это совершенно не так. Но разве можно проводить время с героем волшебной сказки и не попытаться выразить эту неясную, тревожащую жажду?

— Вы говорите, что отрицаете общепринятый взгляд на творение, — продолжал он. — Вы очень озабочены моральными выводами, которые следуют из этого? В конце концов, если мы всего лишь продукты природы, физические потребности тела не имеют ничего общего с грехом.

— Я не знаю, — сказала Энн. — Я не думала об этом, я многого не знаю о теле.

— Так я и предполагал. — Джек направил чалую в объезд рытвины. — А мистер Трент когда-нибудь целовал вас?

Коляска накренилась, и Энн схватилась за поручень.

— Я не должна отвечать на это!

— Да, не должны. И без того очевидно, что не целовал. Он что, вообще никогда не прикасался к вам?

— Он джентльмен. — Сердце билось у нее в горле. — Он не сделает ничего неподобающего!

Дорога спускалась в очередную долину, раскисший проселок петлял и кружил между высоких живых изгородей. Толстые низкие облака сгустились и заслонили солнце, призрачная холодная дымка сомкнулась вокруг коляски.

— Да, разумеется, он не сделает, — спокойно продолжил лорд Джонатан. — Вы только разговариваете об окаменелостях и камнях, о возрасте Земли. Больше вас ничто не связывает, да?

— Вы считаете, что он не прав, относясь ко мне с уважением?

— Если я не ошибаюсь, он будет относиться к вам с почтительным уважением вплоть до вашей брачной ночи и скорее всего до конца вашей жизни после нее. Артур когда-нибудь вызывал у вас желание прикоснуться к нему?

Наверное, от лица ее поднимался пар. Энн рванула ленты шляпки, отчаянно смяв их пальцами.

— Как вы смеете задавать такие вопросы?

— Доставим себе удовольствие откровенным разговором — это ваше предложение. — Дорога наполнилась отзвуками бегущей воды. Лорд Джонатан осторожно притормозил чалую, поскольку склон стал круче. Он выглядел на удивление спокойным. — Вы обручены и выйдете замуж. При этом мистер Трент обращается с вами отчужденно и учтиво-уважительно и был бы неприятно поражен, если бы узнал, чего вы жаждете втайне.

Энн обиженно закусила губу. Тревожный жар все никак не отпускал ее тело.

— Не нужно флиртовать с тигром, мисс Марш, если вы не имеете в виду ничего серьезного, — спокойно добавил лорд Джонатан.

— Я не флиртую, — возразила она. — Я решила, что могу доверить вам свои глупые, мимолетные фантазии, а вы ответили мне оскорблением.

Капельки воды падают с его шляпы. Поводья темно блестят в его гибких пальцах.

. — Правда не бывает глупой, если она находится в правильных руках. Вы можете доверять мне, мисс Марш. Я не хотел вас оскорбить. Я просто ответил честно на то, что прочел на вашем лице, а это самый высокий комплимент, который я могу вам высказать. Или вы предпочитаете снова заняться светской болтовней? Или беседовать о свиньях?

— Нет, — ответила Энн, — но я не могу понять, почему вы так настойчиво меня смущаете.

— Вам и не нужно понимать, однако благодарю вас за то, что вы избавили меня от свиней. Ведь если бы пришлось дальше развивать эту тему, фермер Осгуд мало-помалу выказал бы свое полное невежество в хозяйственных делах.

Она коротко рассмеялась вопреки собственной воле, хотя сердце у нее трепетало, сильно и часто, и горячие мурашки бегали по спине вверх-вниз.

— Так-то лучше, — заметил Джек. — А теперь предположите — вместо того чтобы прятаться в разъяренную добродетель, — что вы решили воспользоваться этой возможностью и удовлетворить свое природное любопытство. Мы окутаны туманом и странностью нашего положения. Я не собираюсь превратно «понимать вас либо нечестно воспользоваться вашими откровениями. Мы можем разговаривать, как два человека, о вещах, которые действительно нас волнуют, не обращая внимания на то, прилично это или нет. Выбор за вами. Спрашивайте меня обо всем, что хотите. Я не возражаю. Мне, пожалуй, это даже нравится.

— Я не могу.

— Бросьте. Сказать мужчине, что хотели бы прикоснуться к нему, а потом отрицать, что вы флиртуете, означает, что вы либо глупы, либо воистину совершенно невинны. Я знаю, что вы не глупы, мисс Марш, значит, вы невинны. Я благополучно доставлю вас к моей матушке. Я готов защищать вашу блистающую добродетель ценой своей жизни. Но тем не менее вам незачем ждать вашей брачной ночи в мучительном неведении, коль скоро у вас появилась такая простая возможность отчасти избавиться от него.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — проговорила Энн. Коляска остановилась. Джек протянул руку, чтобы снять с нее шляпку и отбросить в сторону.

— Посмотрите на меня!

Глаза у него были спокойные, вид отчужденный, нетребовательный, не предлагающий ничего, кроме прохладного, отстраненного понимания. Но все же у нее между ногами возник тяжелый густой жар, горячий и порочный.

— Не стыдитесь того, что вы чувствуете, дорогая моя девочка, — сказал он. — Это от вас не зависит. Вы — наедине с посторонним человеком, мужчиной. Поскольку вы разрешили себе некоторую не принятую в обществе вольность, вы немного забыли о самоконтроле, и ваше тело узнало что-то такое, чего вы не понимаете. В этом нет ничего похожего на вашу обычную повседневную жизнь. Так самоутверждается природа.

— Природа?

— Вы любите вашего Артура Трента. Я уверен, что он любит вас. Это не защитит вас от того, что я вижу в ваших глазах.

Она вздернула подбородок и сердито посмотрела на него:

— Что же?

Темная тень очертила его лицо, подчеркнув чувственные губы.

— Желание. Желание мужского тела, чертовски подпорченного жестким английским пониманием греха и страхом. Что за шепот вы услышали, мисс Марш? Шепот оскорбительный, смущающий и даже мучительный?

— Стойте, — сказала Энн. — Я не достаточно смела для этого.

— Нет, достаточно. Черт бы побрал английские приличия! Или я должен позволить вам лечь в вашу брачную постель в глубочайшем неведении, лечь с каким-то исполненным благих намерений идиотом, который понятия не имеет, что он будет делать? Вы оба будете в ужасе.

— С Артуром я могу ничего не бояться.

— Но все же вы представления не имеете, что собой представляет его тело, да? И что повлечет за собой ваша брачная ночь? Ваша мать говорила что-то смутно-поэтическое о покорности и супружеском долге. Ваша замужняя сестра живет в Йоркшире и ни за что не станет писать вам о таких неприличных вещах. Ваши маленькие сестры танцуют дни напролет, пребывая в таком же блаженном неведении, а ваши отец и братья хранят стоическое молчание. Все это в конечном счете может привести к полному крушению надежд на счастливое будущее.

Она отвела глаза, стиснув пальцы. Ведь это правда, да? Истинная правда! Почему Артур никогда не пытался поцеловать ее? Каким чудом сможет она встретить свою брачную ночь без страха?

— Все мужчины ждут от своих новобрачных чистоты, — сказала она. — Разве вы не хотите, чтобы ваша жена была непорочна?

— Я не хочу никакой жены. Я намерен вернуться в Азию, как только смогу.

Энн крепко зажмурилась и выпалила:

— Но вы ведь очень опытны? Вы все об этом знаете?

— Да, — сказал он.

— Вы подумаете, что я порочна.

— Вы не можете шокировать или оскорбить меня. Я не буду рассматривать ваши вопросы как непристойное приглашение. Я сочту за честь помочь вам всеми способами, какими смогу.

— О, — сказала Энн, проводя рукой по волосам. — Я, похоже, сошла с ума!

— Почему же? Если мистер Трент придерживается типично английского отношения к этому делу, вы пожизненно обречены на поспешное неумелое обращение, в то время как сам он будет страдать и неистовствовать в муках и молчании. В конце концов он удовлетворит свои истинные потребности с любовницей или в тайных встречах с проститутками даже до того, как осквернит свою невинную жену. А она будет таять и увядать, так и не поняв почему, и попытается найти утешение в детях. Это очень трагично.

— Ничего подобного не будет.

— Нет, будет, потому что вы — женщина, от природы наделенная большой страстностью. Вы не сможете не задаваться вопросом, что может внезапно потребовать от вас ваш молодой муж, не так ли? Прижмется ли своим раскрытым ртом к вашему? Посягнут ли его руки на ваше обнаженное тело? Пожелает ли он, чтобы вы к нему прикасались? И что будет потом?

То был момент решения. Она должна прийти в ярость. Она и пришла в ярость, но ее не покидала уверенность, что в руках героя она действительно находится в полной безопасности. Лорд Джонатан Деворан Сент-Джордж никогда не сделает ей ничего плохого. Он все поймет правильно. И теперь он предоставляет ей единственную возможность разрешить все мучившие ее вопросы.

— Все в порядке, мисс Марш, — сказал он. — Продолжайте! Смелее!

— То, что я недавно говорила, правда, — прошептала она. — Хотя мне и страшно, я хочу знать. Я не это имела в виду, сказав, что мне хочется прикоснуться к вам, но если бы я считала, что могу сделать это безопасно и без последствий — если бы я считала, что это просто некий урок вроде изучения камней, или то, что следует сказать кухарке, когда баранина жесткая…

— Это и есть урок.

— Но я не могу!

— Нет, можете.

Энн заглянула ему в глаза. Сердцу ее полегчало от сдержанной отстраненности его улыбки.

— Матушка рассказала мне очень немного. Нам позволено читать и спрашивать обо всем — только не об этом. Я действительно хочу знать, как устроен мужчина! Это сродни научному эксперименту.

— И вас это пугает, да? Она кивнула.

— Тогда я сочту за честь помочь вам узнать все, что необходимо. Вы можете сделать это без вреда и смущения и без всякой неверности вашему нареченному, но, наверное, немного попозже. Я отказываюсь раздеваться даже для вас, моя дорогая мисс Энн Марш, прямо здесь, среди холодны.» нагорий Дорсета, особенно управляя коляской.

Сначала Энн хихикнула, потом расхохоталась в голос.

— Это безумие! — воскликнула она наконец.

— Вовсе нет, вы просто достаточно честны, чтобы признаться в естественных человеческих чувствах. Давайте споем.

Она от удивления резко выпрямилась.

— Что?

Джек стегнул чалую, и они затрусили вниз к воде. Шум стал громче. Где-то внизу, укрытая туманом, как толстой хлопчатобумажной тканью, быстро и мощно по направлению к морю бежала река.

Лорд Джонатан расправил плечи и запел:

Любовник с милою своей,

Хей, нонни-нонни, хой,

Гуляют в зелени полей

Весеннею порой,

Чудесной звонкою порой

Под птичий звон — дин-дон, дин-дон, -

Весною всяк влюблен.

Все верно. Все правильно! Энн, у которой голова кружилась от облегчения, пела, вертя своей снятой шляпкой в такт с мелодией.

— Весеннею порой, чудесной звонкою порой…

Темные деревья нависали по обеим сторонам дороги, толстые стволы увиты туманом. Вода грохотала под каменной аркой горбатого моста. Коляска отважно катилась вперед. Не прекращая песни, лорд Джонатан сжал ее руку.

Энн увидела его глаза, и голос ее дрогнул.

— Что такое?

— Продолжайте петь! — Он усмехнулся ей с нечестивой радостью архангела. — Под птичий звон — дин-дон, дин-дон…

Она снова запела, по коже у нее бежали мурашки, как муравьи.

— Сегодня все твое — живи! — хей, нонни-нонни, хой…

— Славная девочка! — Он говорил шепотом, мягко и тепло, пока она пела. — Я ошибся, яхты оказалось недостаточно. Когда я остановлю коляску, спрыгивайте и прижмитесь спиной к ближайшему дереву, а потом не двигайтесь, пока я не скажу.

Сердце у нее подпрыгнуло. Поперек въезда на мост что-то лежало. Ветка? Поваленное дерево? Грохот воды перекрывал все остальные звуки.

Джек снова подхватил мелодию:

— Хей, нонни-нонни, хой, все лучшее найдешь в любви…

Внезапно чалая стала. Черная тень отделилась от ветки высоко над ними, точно огромный падающий лист. Темные фигуры толпой двинулись из тумана на коляску. Что-то мелькнуло улица, Энн вскрикнула.

— Ближайшее дерево! — прошипел лорд Джонатан.

Она нагнулась и спрыгнула на землю, под ногами хлюпнула грязь. Ближайшее дерево! Туман клубился. Влажные пряди обвивали ее руки и юбки. Ноги казались тяжелыми, как ведра с углем. Но она побежала к огромному дубу, который возвышался возле дороги. Прижавшись спиной к толстой коре, она уставилась в туман, а на проселочной дороге воцарился хаос.

Черные тени столпились вокруг лорда Джонатана, как обезьяны, хватая его за руки и за ноги. Сверкнула сталь. У него есть пистолеты. Почему он не пускает их в ход? Но его уже нет! Изящное размытое движение, и как-то ему удалось исчезнуть, а нож разрезал пустой воздух, и его куртка упала на землю без него.

Нападающие рассыпались, а лорд Джонатан в белесой дымке бил ногами, приплясывая и вращаясь в центре. Призрачный вихрь, распространяющий увечья. Но вот человек в тюрбане бросился ему за спину, его коричневое лицо застыло в усмешке, обе руки поднялись. Лорд Джонатан присел — белая рубашка простерлась над его спиной, образовав резкий красивый изгиб — словно он, балансируя на проволоке, свернулся в пружину. Синий тюрбан оказался прижатым к его плечу, усмешка превратилась в гримасу, и человек распростерся на земле.

Нападавшие рассеялись, потом перегруппировались и снова бросились в атаку. Никто не произносил ни слова. Слышались неясные хрюканья и удары, а у нее в ушах гремел шум речного потока.

Энн никогда в жизни ничего подобного не видела — такого искусства борьбы. Его руки резали, его пальцы были остры, как лезвия. Резкий поворот. Шаг. Удар. Мелькнувший изгиб руки, плеча и бедра, ясный и чистый, как бросок тигра. Красивый смертоносный танец. Люди падали в грязь, а из тумана с пронзительными криками появлялись новые.

Коляска откатилась назад и перевернулась в канаву. Чалая, внезапно освободившись, ускакала по дороге.

Какой-то человек повернулся, лицо у него словно расщеплено на две части белым оскалом зубов, в одной руке нож, в другой кусок цепи. Он бросает один конец своему товарищу, и они вместе мчатся к лорду Джонатану. А его уже нет! Они остановились, настороженные, как кошки, и тут гибкое белое лезвие, вынырнув из тумана, сражает их обоих.

Но все же он не сможет одолеть целую банду безжалостных головорезов, вооруженных ножами и цепями. Как бы ни было совершенно его боевое мастерство, эти люди могут убить его, и тогда они доберутся до нее.

Прижавшись к дереву, Энн молча бессвязно молилась. Ей хотелось спрятаться. Ей хотелось найти оружие, что угодно — сломанную ветку, палку, камень, — но ее ноги оказались в капкане густой жижи и мягкой травы, а он приказал ей не двигаться до тех пор, пока сам не придет за ней.

Разум у нее словно застыл, окаменев от ужаса. Мысли мчались врассыпную, как кролики.

Она обещана Артуру — дорогому, привлекательному Артуру, который покупает для нее дом в ее родной деревне. Она сошла с ума, она расстроена и напугана. И все же она будет стоять здесь, пока Дикий Лорд Джек не придет за ней, потому что он так велел. Так же как она доверилась ему в тот безумный момент отчетливого желания, которое он прекрасно понял и не осудил, не осудил…

О Боже! О Боже! Энн не понимала, что она чувствует, ведь она любит другого! Но эта слепая вера в лорда Джонатана заставила ее броситься в водоворот сильных чувств. Если бы она не была уверена, что такое невозможно, то решила бы, что влюбляется.

С внезапностью опустившегося театрального занавеса настала тишина, хотя вода по-прежнему грохотала. Туман окутал ее влажными перьями.

Энн напрягалась, пытаясь услышать шаги, шепот. О Боже! Ничего!

Она поднесла руки к голове и съежилась, сползая на корточки в мокрую траву. «Не двигайтесь, пока я вам не скажу!.. Я сочту за честь помочь вам узнать то, что вам нужно знать… Не стыдитесь того, что вы чувствуете, моя дорогая девочка… моя дорогая девочка… моя дорогая девочка…»

— Моя дорогая девочка, — раздался его голос прямо у нее над ухом. — Все в порядке, дайте мне руку и пойдемте.