Уайлдшей - Ночь греха

— Почему вы не хотите остаться здесь? — спросила она. — Вы родились во всем этом богатстве, власти и свободе. У вас, должно быть, было все, чего хотело ваше сердце.

— Не совсем. — Птицы взвились вверх со стремительной грацией.

— А чего же вы хотите на самом деле? Улететь, как ласточки? Куда они улетают каждую зиму?

— В Африку, Азию — кто знает? Все это белые пятна на карте.

Джек присел на корточки и прислонился к каменной стене.

— Хотите действительно узнать, чего мне хотелось всю жизнь?

— Путешествий? Наслаждений?

— Мне бы хотелось иметь вашу уверенность, мисс Марш. Энн искренне удивилась:

— Но я ни в чем не уверена.

— Вы уверены в вашем отце и матери. Вы даже считаете, что знаете, кто вы. Вы уверены в вашем нравственном кодексе, даже если уклонились от него. К несчастью, как я сказал недавно, для герцогов это сложнее.

Она положила руки на каменные перила, шероховатые и сырые под ее руками.

— Любить ребенка? Дать маленькому ребенку безопасность и уверенность?

— Конечно, этого хочет всякий ребенок — отца и мать, которые любили бы его или ее безоговорочно, не рассуждая и не обвиняя.

— У меня это было, — сказала Энн. — И сейчас есть. Разве вас никогда так не любили? Даже когда вы были маленьким?

— Может быть, взамен этого мне была дана жажда свободы.

— Но ваша мать не думала, что вы воспользуетесь ею?

Горсточка ласточек опустилась вниз и уселась в ряд на соседней крыше. Их вилкообразные хвосты отсвечивали на солнце сине-черным.

— Моя мать считает, что я злоупотребил ее доверием. Так оно и есть.

Ее лицо вспыхнуло.

— Овладев мной?

— Да, но она больше озабочена тем, что я принял убеждения, которые сделали это возможным. Вот чего она не может простить.

— Убеждения? — спросила она. — Убеждения относительно… любви?

Джек встал и подошел к ней так близко, что можно было его коснуться, и его двигающаяся тень спугнула птиц. Кровь побежала по ее жилам быстрее, словно прилив.

— Вот именно, — сказал он, — шокирующие иноземные убеждения. И если верить герцогине, такие, какие непременно разобьют сердце любой невинной английской леди. Герцогиня верно поняла, что по сути своей я — чужак. Вы любите меня, мисс Марш?

Энн покачала головой и отвернулась, оглушенная грохотом в ушах.

Он не хочет ее, он возвращается в Азию. Он хочет, чтобы она вышла замуж за Артура. Но глубже всего этого горя — неистовство, бешеный гнев на саму себя, что она оказалась такой глупой, что не сумела совладать со своим сердцем.

Конечно, она влюблена в него — такого блестящего и талантливого. Влюблена, как глупая юная девушка, и испытывает настоящую боль и головокружение и восторг от этих чувств. Но это не может быть настоящей любовью, той любовью, на которой можно строить брак и семейную жизнь, той любовью, которая была у ее родителей. Как будто она страдает от сновидения. Страдание настоящее, а сновидение — нет, и мисс Энн Марш, конечно же, разумна настолько, чтобы понимать разницу?

— Как могу я любить вас, — спросила она, — больше, чем вы — меня? Я люблю Артура.

— Да, — сказал он, — но если он вам откажет, мы с вами обвенчаемся.

— Это имело бы последствия для вас, даже если мы не станем жить вместе. Почему вы должны приносить в жертву все ваше будущее из-за одной ошибки? Только потому, что вы сделали однажды неправильный выбор, вам никогда больше не будет позволено выбирать свободно?

Солнце и тени менялись на его непокорных волосах. Ласточки взлетели и кружили над крышами Уилдсхея. Со своей гибкой, сильной грацией — настороженной грацией тигра, следящего за своей жертвой, — он снова отвернулся, глядя на них.

— Мы оба находимся в таком положении, не так ли? Я сожалею. Это было очень далеко от моих намерений.

— И моих, — сказала она.

К ее удивлению, он повернулся к ней и поднял ее пальцы. Его губы прижались к оборотной стороне ее костяшек, сначала одной руки, потом другой. Хотя дрожь желания прошла по ее телу, она покачала головой и отодвинулась.

— Я вам не нужен, не так ли? — спросил он.

— Нет, — солгала она. — Мне нужно, чтобы мне вернули мою жизнь, как если бы мы никогда не встречались.

Глава 11

Чуткий к каждому звуку, исходящему от нее, Джек закрыл глаза и слушал, как затихает стук ее башмачков. В его сердце отдавался отзвук огорчения в каждом ее вдохе, каждый трепетный шелест ее платья. Дверь заскрипела на петлях. Ее шаги уходили вниз по лестнице. Она убегала от него. Боль жгла где-то в глубине, какой он не мог себе представить.

«Мне нужно, чтобы мне вернули мою жизнь, как если бы мы никогда не встречались».

Он оперся локтями о балюстраду и уронил голову на скрещенные руки. Именно этого, конечно же, хотел и он: вернуть обратно свою жизнь. Вместо этого он — чужой по сути своей — оказался в долгу, которого никогда не сможет выплатить.

Погубить девственность добропорядочной девушки — это не может пройти бесследно даже для сына герцога…

Какой дьявол овладел им? Он все еще страстно хочет ее — какая-то бешеная прихоть, настойчивое стремление снова предаться этой невинной страсти. Предаться страсти так же полно, как если бы она вложила ему в руки свою душу.

Это — именно это — заставляет его презирать себя.

«Значит, это было неконтролируемое вожделение? Или — что? Я в полной растерянности…»

Неконтролируемое вожделение? Господи, он, верно, с ума сошел! Джек откинул голову назад. Облака мчатся. Дробящийся солнечный свет разбросан по небу и танцует вместе с ныряющим полетом ласточек.

Она стояла на стене, и ветер играл с ее волосами. Изящное платье из муслина дразнило его, обрисовывая ее тело. Она обернулась, взглянула на него, лицо ее запылало, а глаза вспыхнули от страдания, отверженности, достоинства и уязвимости.

Он испытал такой сильный взрыв плотского желания, что едва смог с ним совладать.

«Ты проклятый бессовестный мерзавец!»

Но ведь она решилась прокатиться по крыше на этом деревянном корыте. Она позволила бы даже поцеловать себя.

Почему он желает эту дочь английского диссентера с такой жгучей неистовой жаждой? Даже когда он принудил себя к некоему приятному отчуждению, даже когда он заставил себя коснуться ее без заметного жара, словно успокаивая ее — или себя? — ему страшно хотелось отбросить всяческую осторожность и снова погрузиться в ее тело.

Зачем он вообще пошел ее искать? Что могли изменить его извинения или попытки объясниться? Хотел ли он испытать себя? Если так, то он проиграл. Он доказал только, что все еще вскипает, как сатир, от ее белых ножек в благоразумных чулках, от ее хорошеньких подвязок, завязанных на прелестных коленках.

Даже если в сердце своем она не предлагает ему ничего, кроме простой щедрости, он жаждет этого всеми фибрами своего существа.

Но если то, что она предлагает, всего лишь невинность, как же ему не ненавидеть себя за то, что хочет этого? Он не зеленый юнец. Он знает реальность взрослой страсти. Ему не нужны привязанности и сложности, ему не нужна английская невеста.

Но Джек понимал, как понимала и герцогиня, несмотря на ее великолепное представление в башне Фортуны, Артур Трент ни за что не женится на Энн, потому что она не сумеет его обмануть. С ее упрямой честностью она будет чувствовать себя обязанной сказать своему жениху правду. Она будет считать, что обманом вовлечет его в брак, если не скажет всей правды.

Так что Джек обязан дать ей то, что может. Он должен хотя бы помочь ей представить себе новое будущее, которое обещает какое-то счастье, когда ей придется столкнуться с одиночеством. Ибо какой англичанин сознательно поведет к алтарю женщину, отвергнутую другим мужчиной?

Ничего не видя, Энн летела вниз по лестнице и вдоль по коридору. Несколько ступеней привели ее на другой этаж, где она сразу же заблудилась. Она стояла в большой комнате с высоким потолком и множеством дверей, в комнате, которую она еще не видела. Она повернулась. Две лестницы. Энн даже не была уверена, какая из них привела ее сюда. Она прошла по начищенному полу и наугад открыла какую-то дверь.

Из высоких окон в узкую, длинную комнату, уставленную почти полностью полками с книгами, падали солнечные лучи. В середине стояли витрины со стеклянным верхом. Любопытствуя, она подошла к одному из них.

— Коллекция, — сказал за спиной у нее Джек, — Диковинок. Среди прочего здесь есть и окаменелости. Энн круто повернулась, прижав ладони к витрине за спиной.

— Понятно.

— Вы пока что наша гостья, — сказал он, — поэтому я решил, что мне, пожалуй, следует пойти за вами на тот случай, если вы потеряете дорогу.

— Я потеряла, — сказала Энн, — и до сих пор не нашла. Он подошел, взглянул на витрину, к которой она прислонилась.

— Тогда я рад, что вы обнаружили эту комнату. Мне следовало подумать о ней раньше. Вы можете заниматься здесь в свободное время, если хотите. У нас, Сент-Джорджей, была привычка без всякой необходимости убивать драконов на протяжении столетий, а потом тащить домой кости.

Значит, он стремится к бесстрастности, даже к дружбе? Энн сглотнула и попыталась соответствовать его легкому тону, отступив в область, которая казалась безопасной.

— Драконов?

— Первый Сент-Джордж заявил, что он убил ужасного змея, чтобы спасти прекрасную деву от похотливых лап зверя. А вот в Китае драконы выдыхают скорее тучи, чем огонь. Они приносят дающий жизнь дождь, а не разрушение. Китайцы считают, что драконы — создания удачи.

— И вы согласны со взглядами китайцев?

— Я точно знаю, что мы не должны жить в страхе перед тем, что символизируют драконы. Китайцы с такой силой верят в их положительные свойства, что измельчают кости драконов, используя их как лекарство.

— Но ни одна из этих костей никогда не принадлежала дракону. Это были реальные огромные ящерицы, тяжело бродившие по исчезнувшему миру.

— Без сомнения, ваш прозаический подход более приемлем. Вот та дверь, — он указал пальцем, — приведет вас обратно в коридор, который ведет в вашу комнату. А пока посмотрите! Вам это понравится.

Энн смотрела на выставку маленьких морских окаменелостей. Она не чувствует себя в безопасности. Она чувствует себя взбудораженной, полной трепета. Почему Джек решил, что должен предложить эти дружеские отношения? Не проще было бы вообще больше никогда не разговаривать?

— Но они все безымянные, — сказала она. — Сколько времени они здесь пролежали?

— Десятилетия? Столетия? Понятия не имею.

Со своей смертоносной, удивительной грацией он прошел вдоль витрин. Энн попыталась сосредоточиться на выставке. Странная смесь — камни, памятники материальной культуры, окаменелости — все, выкопанное из земли или найденное на ней, ничто толком не описано, и для любого ученого — дом сокровищ.

— Окаменелости, может быть, самые важные вещи, которые когда-либо находил человек, — сказала она. — Но они вот здесь, томятся в герцогской библиотеке, без этикеток, не изученные учеными, и им даны нелепые описания. Хотелось бы мне открыть музей и изучить их как следует.

— Тогда будьте уверены — если в конце концов вам придется выйти за меня замуж, вы сможете открыть ваш музей. Конечно, это шокирует общество и официальную церковь, но женщина из семьи Сент-Джорджей может делать, что ей заблагорассудится. — Джек остановился у последнего шкафа. — Но если ваш подход — подход ученого, почему вы все еще боретесь с идеей, что вы и я согрешили против души?

Энн глубоко вздохнула. Значит, он не даст ей никакой безопасности, это просто не в его натуре.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

Джек сосредоточенно рассматривал коллекцию.

— Если мы от рождения не бываем ни злыми, ни добрыми, если мы действительно только продукты природы, значит, нам остается одно — чудовищно суровое представление о свободной воле, не так ли?

— Да, — сказала она. — Мы действительно должны совершать выбор, равно как и иметь дело с последствиями. Я очень стараюсь так и поступить, милорд. — Она подошла к нему и взглянула на огромную окаменелость, которую он рассматривал. — Это конец берцовой кости, остатки действительно огромного животного, мегалозавра, вероятно. Артур мог бы сказать.

— Да, но это животное получило свое название в 1763 году, как обозначено вот здесь. — Искреннее веселье прозвучало в его голосе, когда он оглянулся на нее. — То же название было опубликовано в одной научной работе в 1768 году неким французом. Хотя я, как ни странно, почему-то сомневаюсь, что мистер Трент согласен с этим определением.

Его глубокий юмор и интеллект отчасти были причиной того, что она пасует перед ним. Она решилась не дать себя покорить.

— Его одобрение не имеет значения. По правилам научной номенклатуры первое придуманное латинское название прилагается к таким образцам навсегда. Но мне казалось, что вы ничего не знаете об окаменелостях?

— Я и не знаю. Просто мы с Райдером подумали, что это название — большая шутка, и прочли кое-что о его истории Этот француз полагал, что его окаменелость — часть усилий природы усовершенствовать человека, поэтому он назвал е по ее сходству с определенной частью мужского тела — по край ней мере таковой она могла быть у великана, — что вызвало нас, мальчишек, истерику. Наверное, для нас будет лучше, если эта штука останется в сокрытии здесь, в Уилдсхее, и мы больше не будем говорить о ней.

Вопреки ее воле она таяла, и ей казалось, это ощущение мешает ей дышать.

Джек с чувственным ртом выглядел слишком желанным.

— Почему?

Он подмигнул с озорной серьезностью.

— Вот это название: «Scrotum humanum» — «камни мужчины». Стоит ли все виды именовать столь неловко?

Она была шокирована лишь на мгновение, и тут же волна очищающего смеха охватила ее, пузырясь, как домашний сидр. Еще мгновение — и оба громко смеялись.

Первым опомнился Джек. Он сказал, все еще усмехаясь:

— Ах, как мне нравится, когда вы смеетесь! Я знал, что вы никогда не впадете в ханжеское возмущение. Сможет ли ваш жених разделить эту шутку?

— Увы, Артур никогда не решил бы, что это смешно. — Она подавила боль при мысли об этом. — Но он никогда ведь этого не увидит?

Джек пошел к дверям, потом оглянулся с горько-сладкой улыбкой. Или это показалось, но явное желание промелькнуло под веселостью темно-лесных глаз. Пульс у нее забился тяжело, как подспудный поток, бегущий под поверхностью воды.

— Вчера Ги отправился в Лондон за мистером Трентом, — сказал Джек. — Они приедут сюда завтра, окруженные небольшим конным отрядом. Он, ваш жених, привезет Клык Дракона и, конечно, не будет осведомлен о том, что мы с вами сделали. Говорить ему или нет — это ваше дело.

Энн ждала в маленькой гостиной рядом с синим салоном. Она уселась в кресло у огня и сложила руки на коленях. Сердце у нее тяжело билось. Джек больше не разговаривал с ней после того, как накануне оставил ее наедине с окаменелостями. Она позволила ему снова очаровать себя, да? Она даже рискнула на приключение с корытом — он бросился с ней вниз в грохочущий полет, все время держа ее в объятиях, беспомощную и кричащую.

Почему она позволила ему это сделать? Если бы он попытался поцеловать ее, она его не остановила бы. Она была бы этому рада! Эта мысль наполнила ее стыдом.

Остаток дня она провела в своей комнате, куда еду ей приносила Роберте. Все ее общество состояло из серо-белого котенка, который появился в окне, осторожно балансируя на каменном выступе и жалобно мяукая.

Энн спасла крошечное создание, заманив его внутрь кусочком ветчины, а потом забыла обо всех своих неприятностях, когда котенок обнаружил, что ему необходимо поймать бахрому на краю коврика. Но Роберте унесла котенка.

— Вовсе не нужно, мисс, чтобы вас беспокоила бездомная кошка из конюшни, — сказала она без злобы. — Этому малышу необходимо быть со своей мамашей и остальными.

Конечно, всем нужно быть со своими. И совершенно ясно, что в Уилдсхее мисс Энн Марш — чужая в чужой стране. И есть ли на самом деле надежда, что Артур спасет ее от всего этого?

Дверь отворилась. Энн встала, стиснув руки на взволнованной груди.

— Мисс Марш, — сказал Артур, направляясь к ней. — Энн! Моя дорогая!

Он выглядел как обычно. Стройный, аккуратный и красивый в простом темном сюртуке и брюках, лицо открытое и простодушное. Он остановился на почтительном расстоянии и поклонился. Энн слегка присела, потом они уселись в кресла.

Знакомый, безопасный Артур! Он кажется таким понятным, сияет своими синими глазами, устремленными на ее лицо. Она знает его как доброго человека и приятного товарища, хотя его вера более строга, чем ее. Она думала раньше, что на него приятно смотреть. Он тоже молод, и путешествия в поисках окаменелостей сделали его крепким, здоровым и сильным. Раньше она никогда не осознавала этой мужской силы. Теперь оценила с трепетом, но не с желанием.

— Хорошо ли ты себя чувствуешь, мисс Марш? Ты бледна. Может быть, позвать кого-нибудь?

— Нет, — сказала Энн, с трудом сглотнув. — Я вполне хорошо себя чувствую, благодарю вас.

— Как я понял, ты претерпела некоторые неудобства, — сказал Артур. — Мистер Ги Деворан поведал мне, как ты бежала из дома тетки с лордом Джонатаном Сент-Джорджем. — Он немного подался вперед, сидя в кресле, глаза его были полны заботы. — Не захворала ли ты? Пожалуйста, позволь, я позвоню, чтобы принесли чаю.

К своему величайшему огорчению, Энн расплакалась. Она нашарила носовой платок и принялась энергично вытирать глаза. Ее жених был, конечно, слишком корректен, чтобы схватить в объятия любую плачущую женщину, утешать ее и целовать. Он только прикусил губу и опустил глаза, ему было явно не по себе.

— Может быть, позвать служанку помочь тебе?

Она справилась со слезами, сложила носовой платок и попыталась улыбнуться.

— Чай ничего не уладит, сэр. Разве мистер Деворан не рассказал вам, почему он привез вас сюда из Лондона?

— Из-за этого чудовищного зуба, конечно. Твое письмо просто ошеломило меня. — Он встал и отошел, словно ему хотелось держаться подальше от столь явного проявления женского страдания. — Это совершенно уникальная находка — Хотя мы не успели поговорить о ней при моем поспешном отъезде в Лондон, ты ведь поняла, насколько она уникальная, какой важной она может оказаться?

— Да, я поняла, вот почему я отдала ее вам.

Хотя она и понимала, какой Артур сильный и мужественный, он все же казался странно нереальным, расхаживая вот так, ударяя одной руку по воздуху.

— Представь себе существо, которое обладало таким клыком! Явно плотоядное! Если бы можно было найти достаточное количество частей его скелета — если бы только можно было увидеть череп! — это, без сомнения, произвело бы революцию в нашем понимании. Хотелось бы мне видеть работу, представленную прямо в Геологическое общество. Тогда кто смог бы отрицать, что гигантские, обитавшие на земле ящеры не ходили по земле до Потопа?

— Мистер Трент, — сказала Энн, — есть еще кое-что, сэр, о чем вам необходимо знать.

— Еще окаменелость? Лорд Джонатан ничего не сказал об этом.

Носовой платочек, смятый в комок в ладони правой руки. Энн уставилась на него.

— Вы видели его светлость?

— Да! Что за необычайно интересный человек! Он держался с очень тонким снисхождением, должен сказать, приветствуя меня в Уилдсхее. Он даже извинился, что обстоятельства вынудили его…

Она подняла глаза.

— Какие обстоятельства?

— Ну как же, конечно, клык! Я привез его с собой и отдал лорду Джонатану, как меня просили. Я правильно поступил?

Комок в горле все еще мешал, и Энн кивнула:

— Да, клык принадлежит ему. И я понимаю, что такая вещь должна иметь большое значение для нашей науки. Но не думаю, что лорд Джонатан действительно очень ею интересуется.

— Как же он может не интересоваться? Нет сомнений, что У него блестящий ум и отточенное восприятие. Он выказал истинный интерес к моим идеям. Полагаю, он не уклонился бы оттого, чтобы стать покровителем, если его попросить, …ибо у меня никогда еще не было такой внимательной аудитории. Ему хотелось знать все о том, что было открыто в Британии за последние годы, какие новейшие теории…

Не так же ли Джек слушал болтовню тети Сейли о ее покойном муже? Или не так же ли он заставил обычную Энн Марш почувствовать себя настолько свободно, что она начала болтать о своей семье и своих увлечениях? Уделил ли он Артуру столь же полное внимание, заставив ее жениха думать, что его светлость тоже является страстным геологом?

— У него иные побуждения, иные интересы, — сказала она.

— Лорд Джонатан на самом деле не интересуется окаменелостями?

— Не совсем так. Не так, как мы. — Синие и красные цвета на ковре — затейливые узоры из переплетенных растений, листьев и цветов из какой-то далекой, экзотической страны. — Но это не единственная причина, по которой вас попросили приехать сюда. Окаменелость мог бы привезти и мистер Деворан. Есть и личные причины.

Артур вернулся к своему креслу и сел.

— Личные причины?

Только трусиха продолжала бы рассматривать ковер. Энн подняла голову и встретила его взгляд, серьезный и невинный.

— Вас пригласили, чтобы я могла освободить вас от нашей помолвки, сэр, если вы того пожелаете.

Часы тикают в напряженном молчании. Артур сидит, как скала, уставясь на нее.

— Я не понимаю, — сказал он наконец. — Почему бы мне хотеть этого? Я уже говорил со своим отцом о женитьбе…

— Мне очень-очень жаль, Артур.

Его красивое лицо побелело, как штукатурка, руки, лежащие на коленях, сжались в кулаки.

— Если такова твоя воля, ты, разумеется, свободна без лишних проволочек. — Он вскочил на ноги и снова отошел. — Но могу ли я узнать причину? Мне казалось, мы подходим друг другу. Не оскорбил ли я тебя каким-либо образом?

— Нет, конечно, нет! Но я не такая, какой вы меня считаете…

Он остановился у окна, спиной к ней, стройный, прямой, корректный.

— Ты не такая?

Энн глубоко втянула воздух и ощутила странное спокойствие. «Я должен освободить вас от всех этих безумных оков». Она встала. Теперь, когда отступать уже было поздно, она чувствовала, что напряжение почти спало с нее, что она воистину стала новым человеком и могла без страха смотреть на бедственное будущее.

— Мое путешествие сюда, сэр, заняло два дня, а не один. Герцогиня готова рассказать вам, что я останавливалась у ее родственницы, некоей леди Кроуз, прежде чем отправиться в Уилдсхей на следующее утро. Этому все поверят, если мы сообща согласимся на такой обман. Но я не могу лгать вам, Артур, и при этом выйти за вас замуж.

Он заговорил, не глядя на нее, склонив голову:

— Я не понимаю, почему это имеет значение? Эта леди Кроуз, конечно же, вполне добропорядочна? Так ты провела ночь у нее?

— Нет, — сказала она. — Лорд Джонатан и я провели эту ночь вдвоем наедине. Я уже не та барышня, на которой вы намеревались жениться, сэр.

Артур резко повернулся.

— Энн!

Она встретила его взгляд не дрогнув, хотя ее сердце истекало кровью, когда она увидела явную боль в синих глазах.

— Я больше не девушка, Артур. Мне очень жаль.

Его кулак ударил и соприкоснулся с книжным шкафом.

— Его светлость обесчестил тебя? Я не могу в это поверить!

— Я понимаю, что вам больно, и я не знаю, как этого избежать, но я не достойна стать вашей женой и должна освободить вас от всех дальнейших обязательств.

— Лорд Джонатан овладел тобой?

— Да, но вам этого не понять. Я пошла на это вполне охотно. Более чем охотно. Это была моя идея. Поэтому мне остается только освободить вас от нашей помолвки.

Краска медленно возвращалась на его лицо.

— Я совершенно не в состоянии это понять. У меня такое ощущение, словно ты — незнакомый мне человек. Или как будто я схожу с ума. Неужели я совершенно не знал тебя?

— Вероятно, нет, — сказала Энн.

Он подошел к ней с искаженным лицом.

— Он сын герцога и при этом не может вести себя как джентльмен даже одну ночь? Он позорно воспользовался тем, что молодая девушка оказалась в его власти? Мне безразлично, какие у него связи и что у него за родственники, я обязан вызвать его.

Энн схватила его за рукав.

— Нет, прошу вас! Это будет против всех ваших принципов! Он убьет вас!

Впервые с того времени, как он начал за ней ухаживать, Артур сжал ее пальцы. Не от страсти, а от горя. Она смотрела на его тонкое лицо. Глаза полны слез. Артур Трент был хороший человек. Он предложил ей респектабельность и собственный дом. У них были общие интересы и идеи. Он казался ей почти так же дорог, как брат…

Брат? Разве это может быть основой брака?

Если бы она любила его, разве она не стала бы умолять его о прощении, не бросилась бы в его объятия, не сделала бы все, чтобы удержать его? Она посмотрела на его руки, сжимавшие ее пальцы. Его прикосновение казалось пустым, даже несколько неудобным.

— Он женится на тебе? — спросил он. Она высвободила пальцы и села.

— Герцог и герцогиня потребуют от него этого, чтобы не видеть его общественного позора.

Артур ударил кулаком о кулак.

— Мерзавец!

— Герцогиня на самом деле не хочет, чтобы ее сын женился на мне. Меня обязали передать вам, что она даст вам состояние, если вы все же сделаете это за него.

— Значит, они оскорбили бы меня деньгами и отпустили бы сына безнаказанным?

— Мне так жаль, Артур! Я этого не стою!

Он устремил на нее взгляд, синие глаза потемнели.

— Не хочешь ли ты, чтобы я по меньшей мере отомстил за твою поруганную честь — и за мою?

— Вы не должны вызывать его, сэр. Я видела, как Джек одолел нескольких разбойников, которые напали на нас…

— Джек! Ты зовешь его по имени?

— Разве важно, как я его зову? Он странствовал по всему свету. Он превратил свое тело в смертоносное оружие. Его ум я не могу себе представить, но вы были правы, сказав, что он блестящ… и совершенно беспощаден, полагаю. Вы не можете с ним драться, сэр. Обещайте, что вы этого не сделаете!

— Они заставят его жениться на тебе? Такой человек погубит тебя! Если бы дело было только в том, что он тебя обесчестил… Господи, помоги мне! Но ты этого хотела?

— Да, — сказала она. — Если бы нет, этого не случилось бы.

Артур положил оба кулака на каминную полку. Плечи у него дрожали.

— Это хуже, чем то, что он лишил тебя девственности, не так ли? Ты любишь его.

— Нет, — сказала она.

— Да. — Он обернулся и посмотрел на нее покрасневшими глазами. — Я вижу это по твоему лицу. Ты никогда не испытывала таких чувств ко мне.

— Вы были мне по душе, — сказала Энн. — Я уважала вас. Разве это не важнее?

— Ты знаешь, что я все равно женился бы на тебе, хотя ты обесчещена, и швырнул бы деньги герцогини ей в лицо. Если бы тобой овладели против твоей воли — и ты, несмотря на это, по-прежнему хотела бы стать моей женой, — я бы проклял того, кто это сделал, и мы обвенчались бы, как намеревались. Но это не так, верно?

— Не знаю, — сказала Энн. — Я знаю только то, что это все изменило меня. Сможете ли вы когда-нибудь простить?

— Простить тебя? Вся вина лежит только на нем. Я это вижу. Этот человек — беспринципный развратник. Он не только украл у нас наши надежды, он развратил твой ум, чистоту твоего разума. Даже если бы он надругался над тобой, ты предпочла бы стать блудницей, любовницей этого человека, чем вести достойную добропорядочную жизнь, каковой мы намеревались жить?

— Я не могу объяснить, — сказала она. — Я никогда не хотела причинить вам страдания. Если бы я могла переделать то, что сделала, если бы мы могли вернуться…

Но пути назад нет. Выхода нет, не так ли, кроме как тебе выйти за него, но я не потерплю, чтобы это произошло без… без того, чтобы я сначала потребовал сатисфакции! Где он? — И Артур направился к полукруглой двери, вид у него был решительный. Энн побежала за ним.

— Артур! Остановитесь! Не делайте этого! Насилием ничего не уладить. Ваша вера проповедует разумность и осторожность…

Дверная ручка затрещала под его рукой, когда он распахнул дверь.

— Она также проповедует честь и справедливость.

— Но он убьет вас!

В его глазах стоял туман.

— Тогда я возьму этого мерзавца с собой в ад!

— Вы желаете покарать меня, сэр?

Сердце у Энн замерло, а потом бешено забилось. Лорд Джонатан Деворан Сент-Джордж, точная копия своего отца, ждал их в прихожей. Он поклонился с бесстрастным видом. Хотя он как бы не обращал на нее внимания, головокружительное желание тут же охватило ее тело.

«Он развратил твой ум, чистоту твоего разума».

— Именно это я и сделал бы на вашем месте, — добавил Джек.

Артур был очень бледен.

— Значит, ты знал — несмотря на все планы твоей семьи, — знал, что она расскажет мне правду о твоем вероломстве?

— Я не знал этого, сэр, — сказал Джек. — Выбор сделала сама мисс Марш. Однако я подозревал, что она именно так и поступит. Хотя на ее месте я, наверное, этого не сделал бы.

Сжав губы, Артур бросился вперед и ударил его по лицу.

Глаза Джека на мгновение закрылись, но он не сделал ни одного движения, чтобы защитить себя или ответить. Он только отступил — отпечаток ладони другого человека багровел на его щеке.

— Если вы пройдете со мной в мой кабинет, сэр, мы сможем обсудить, что можно сделать.

— В твой кабинет? Что можно сделать! Я требую сатисфакции. Назовите вашего секунданта!

— В таком случае, если вы пойдете за мной, мистер Трент, — ответил Джек с ледяной вежливостью, — вы получите сатисфакцию немедленно.

— Немедленно?

— Именно так, сэр. Я в вашем распоряжении.

— Тогда приготовься, я изобью тебя до смерти!

Джек повернулся и вышел. Артур стиснул кулаки и двинулся следом.

Энн поняла, что она вот-вот упадет в обморок, словно вся ее храбрость улетела вслед за мужчинами. На мгновение она бессильно привалилась к стене, потом упала на стул в прихожей. Большой гобелен висел у нее перед глазами — святой Георгий, пронзающий сердце дракона.

Если они будут драться, Артур умрет, и Джек совершит хладнокровное убийство. Результат очевиден. Но если Джек откажется драться, ее жених — бывший жених — почувствует себя обесчещенным, опозоренным и униженным, а он этого не заслужил.