Глава 4

— Прошу прощения, если я вас обидел, мисс Марш, — сказал Джек.

Она опустила руки и растянула во всю длину отрезанную ткань, разглядывая ее.

— Прошу вас, не извиняйтесь! Я почти забыла, что нам грозит опасность. Вы очень аккуратно вернули меня на землю. Благодарю вас за это, милорд!

Очарованный, он прислонился к стене и скрестил руки.

— Вы не думаете, что я говорил серьезно?

— Ну конечно же, нет. Хотя само по себе положение неудобное, не так ли? Лучше сказать об этом откровенно, тогда мы увидим, как это нелепо.

— Вы не верите, что я действительно нахожу вас привлекательной?

— Ну конечно же, нет! Я не принадлежу к тем женщинам, на которых мужчины обращают внимание, и я помолвлена, и очень скоро выйду замуж, так что даже помыслить обо мне невозможно, не правда ли? Вы очень любезны, что держитесь столь галантно, лорд Джонатан, но я никак не могу отнестись к вашему вздору со всей серьезностью.

В этом не было ни малейшего кокетства. Простая констатация фактов с ее точки зрения — обескураживающе наивный взгляд на мужчин.

Ножницами она разрезала полоску синей хлопчатобумажной ткани, а потом повязала ее вокруг талии, отчего слишком широкое платье собралось сборками. Ее движения приковали его внимание к спрятанным грудям. Синяя полоска делала их спелыми и тяжелыми.

— Так хорошо? — Она посмотрела на него, кончик носа чуть опустился.

— Подтяните немного платье сзади, — сказал Джек. Она попыталась заглянуть себе через плечо. — Где?

Сохраняя спокойное сосредоточенное молчание, он подошел к ней и поправил платье, стараясь не прикасаться к ее талии. Но все же крошечные волны жара омыли ее шею, словно некий занавес осторожно двигался на солнечном окне.

— Благодарю вас! — Энн отвернулась, взяла шляпу и обратилась к зеркалу над камином.

Поля шляпы скрыли лицо. Под шляпкой порозовевшая изогнутая шея выглядит удивительно чувственной и уязвимой. Хотя она не знает, что это значит — не может понять свои собственные инстинктивные и таинственные знания, — но своей мучительной наивностью ее тело уже отвечало интересам его плоти.

Кровь забурлила в порыве наслаждения и вновь разлила жаркое желание по его телу. Ему захотелось прижаться губами к ее шее. Попробовать ее пульс языком. Попробовать ее плоть, мягкую от лаванды и родниковой воды. Он не помнил, когда последний раз желал кого-то с такой силой.

Но самодисциплина и спокойствие пересилили требования плоти. Джек отступил. Когда она повернется, то не заметит в его глазах ничего, кроме безразличия. Энн сочтет это подтверждением того, что он никак не может желать ее. Ей станет лучше. Он так же уверен в этом, как в своем собственном самообладании.

— Вы выглядите превосходно, миссис Осгуд. — Джек двинулся к двери. — Пора ехать.

Энн Марш закуталась в коричневый плащ и подошла к нему с горящими щеками, ясным и довольным взглядом.

Джек свел ее вниз, во двор, где стояла коренастая чалая лошадка, запряженная в простую двуколку.

Через шесть часов они прибудут в Уилдсхей, так и оставшись чужими друг другу.

Человек в синем тюрбане исчез. Никакой слежки. Джек направил двуколку из города, время от времени отпуская лаконичные замечания со своим деревенским акцентом насчет цены на свиней.

— Да уж ясное дело, — отозвалась Энн на том же диалекте. — , Ваша правда, мистер Осгуд. В этом году мы неплохо заработаем на свиньях.

Он усмехнулся и подмигнул ей.

На дороге стало спокойнее, последние дома остались позади. Несколько миль они проехали трусцой по наезженной дороге, а потом свернули на проселочную. Лучше добираться до Уилдсхея окольными путями, избегая прочих путешественников и застав, где взимается дорожная пошлина.

Копыта чалой разбрызгивали грязь после вчерашней бури. Небо сверкало, омытое прядями серебристо-серых облаков. Свежая листва топорщилась на все еще мокрых живых изгородях. Энн Марш подняла руку, чтобы поправить шляпку, а потом, слегка пожав плечами, сняла ее. Несколько прядей, упав, заструились по щекам.

— Какая вы смелая женщина, мисс Марш! — сказал Джек, уже не меняя голос. — В такой прохладный день вы поедете без шляпки?

Энн посмотрела на него. Она казалась спокойной, безмятежной, даже веселой. Ему это нравилось.

— Я ничего не вижу из-под полей, — сказала она. — И сидит эта шляпа не слишком удачно. И все равно нас никто не увидит. Мы ведь оставили опасность позади, не так ли?

— Полагаю, что наши заклятые друзья будут следить за мистером Девораном и мисс Рен, находящимися на яхте. Поэтому вы, разумеется, спокойно можете снять шляпу. Вы можете даже поговорить со мной, если хотите.

— О свиньях? Джек расхохотался:

— К дьяволу свиней! Нет, расскажите лучше о себе.

Ему нужно узнать побольше о ней самой и особенно о ее нареченном, Артуре Тренте, человеке, у которого теперь находился Клык Дракона. При этом и сам Джек был искренне заинтригован. Он не сомневался, что она невинна, однако явно ошибся, решив, что Энн повязана условностями по рукам и ногам.

— Как вы обычно проводите время? — спросил он. Глядя прямо перед собой, она сложила руки на коленях.

Носик у нее был удивительно изящным, спускаясь длинной линией от бровей.

— Конечно, ничем особенно интересным. Иногда я переписываю проповеди для отца. Понимаете, почерк у меня аккуратнее, чем у него. Или помогаю матушке. Мы шьем, читаем или пишем письма, иногда я помогаю матери по дому или в саду — все, что понадобится.

— А вы часто выходите из дома?

— Я гуляю с сестрами, иногда одна, если погода хорошая. — Ее ловкие пальцы погладили края шляпки. Смотреть на них было мучительно-приятно. — То есть с Эмили и Марианной, которые еще живут дома. Памела вышла замуж и уехала в Йоркшир.

— А братья?

— Дан и Уилл в море, Том учится на фармацевта. Эндрю пока еще терроризирует учителей. — Она посмотрела на него, ее лоб сморщила маленькая складочка, серо-голубые глаза открыты и искренни. — Хотя мы не придерживаемся тридцати девяти статей англиканской церкви, мы очень обыкновенная семья, милорд.

Не думает ли она, что он станет возражать?

— Вы не старшая?

— Почти, после Памелы и Дана.

— Вы счастливы предстоящим замужеством, мисс Марш?

Ведь вам, как вашим сестрам, придется расстаться с родными, как только вы обвенчаетесь.

Ее пальцы сразу замерли.

— О нет! Артур покупает для нас дом в Хоторн-Аксбери. Он хочет жить рядом с Лаймом, чтобы иметь возможность изучать там окаменелости. Я буду видеться с родственниками каждый день, почти ничего и не изменится.

Они поднимались на невысокий холм, и Джек пустил чалую шагом. Имя Артура Трента Энн произнесла легко, но совершенно без всякой страсти, как если бы она говорила всего лишь еще об одном своем брате. Этот человек получил ее руку — но даже в малой степени не взволновал ее кровь.

— И вы этого хотите?

— Да, разумеется, — сказала она.

— В своем воображении вы рисуете картину замечательного домашнего довольства.

Энн посмотрела на него и улыбнулась:

— Мой дом — дом очень счастливый, лорд Джонатан. Хотя, без сомнения, вам он показался бы совершенно немодным и простым.

— Возможно, — сказал он, — расскажите побольше о мистере Тренте.

— Ну, с Артуром очень легко. Мы часто гуляем по берегу моря и пляжам, ищем окаменелости. Хотя он держится немного строго, его общество очень приятное и спокойное. Мне это нравится.

— Как вы познакомились?

— Нас познакомили в молитвенном доме наши общие знакомые. Я думаю, Артур решил, что должен выказать учтивость, поэтому мы немного прошлись вместе. И разговаривать с ним мне было совершенно нетрудно. Потом мы, отец и я, снова встретили его в лавке окаменелостей мисс Эннинг, ради которой Артур и приехал в Лайм.

— Вы тоже интересуетесь геологией?

— Я собираю окаменелости с самого детства. Конечно, я всего лишь любитель, и коллекция у меня маленькая. Артур же бывает в Суссексе, в Оксфордшире и в Лондоне — везде, где можно узнать о новых достижениях в этой науке.

— Значит, вас связывают общие интересы, спокойная встреча умов?

— Да, можно так сказать.

Джек легко представил себе, как она склоняется над столом, на котором разложены камни, жених стоит рядом — и она чувствует больше страсти к окаменелостям, чем к этому человеку.

Он спрятал улыбку.

— Тогда я предсказываю вам спокойное и небогатое событиями будущее.

— Артур — человек истинной искренности и чести, — сказала она немного сдержанно. — Разве добрый нрав и спокойное товарищество не самые важные атрибуты брака?

— Возможно, — сухо сказал Джек. — Хотя я прибавил бы разделенную страсть — к чему-то большему, не только к натурфилософии.

— Но существует все больше и больше доказательств, что Земля очень стара, гораздо старше, чем все думают. — Глаза ее сверкнули, словно внезапно в них зажегся яркий синий свет. — Мы знаем теперь, что эти огромные ящеры — животные, которых трудно себе представить, — жили до Потопа. Ваша окаменелость, должно быть, принадлежит одному из них, и я думаю, что это совершенно новый вид. Что-то такое, чего никогда еще не встречалось. И замечательное доказательство того, как живые существа изменяются с течением времени!

— Значит, вы не верите, что Бог сотворил окаменелости только для того, чтобы украсить скалы?

— Мы, диссентеры, верим в рациональное исследование и фактические доказательства, милорд. — Она казалась одновременно уязвимой и безумно притягательной. Его пульс ускорился, словно ее волнение согрело в ему кровь. — Правда о Сотворении лежит в скалах, если мы изучим их с открытым умом. Я уверена, что вы понимаете, о чем я говорю. Вы ведь странствовали по свету в поисках окаменелостей?

— Нет. — Джек направил чалую по каменистой тропе, где дорога взбиралась на вершину холма. — Я связался с окаменелостями совершенно случайно.

Последовало короткое молчание. Он посмотрел на нее. Вид у нее был совершенно растерянный. — Тогда что же вы искали?

— Я ничего не искал. Я просто путешествовал.

— Не понимаю, как можно этим заниматься, — сказала она, — если не ради поисков чего-то стоящего.

Они спустились в очередную долину, чалая вздернула голову и пустилась трусцой. Джек твердой рукой вернул ее к шагу. Поля, деревья, калитки — все блестело под тонким слоем влаги.

— Возможно, я жаждал приключений, опыта, искал новых впечатлений.

— И нашли?

— Да, — сказал он.

Листья и веточки, сорванные недавней бурей, усыпали дорогу. Копыта зашлепали через брод, разлившаяся после дождя речка бежала вся в тонких завихрениях тумана. Чалая потрусила вверх по другой стороне холма, дорога убегала между двумя рядами живой изгороди и деревьев к серому горизонту. Красно-белые коровы сбились кучкой на краю луга у речки, грязь доходила им до колен. Дальше в долине лениво дымила россыпь коттеджных труб.

— Я бы предпочла остаться в Хоторн-Аксбери. — Энн посмотрела на сырые луга. — Не могу себе представить, каково это — жить среди незнакомых людей. Вы, вероятно, очень рады, что вернулись наконец домой?

— В общем, рад. — Это был самый простой ответ. Он никогда не смог бы объяснить, что чувствует на самом деле — возможно, даже самому себе.

— Вы долго были в отъезде?

— Много лет.

— Ну что ж, вы явно нашли приключение, искали вы его или нет. — Энн усмехнулась, кончик ее носа немного загнулся. Это было так занятно, что ему захотелось его потрогать. — И привезли его с собой в Англию.

— Вовсе нет, — сказал Джек. — Приключение приехало сюда само, я просто следовал за ним.

— Так же просто и я попала в него? — Она небрежно отвела со лба прядь волос. — Но в этом изначально виновата я сама. Я настолько пренебрегла приличиями, что пошла по Хай-стрит к дому тетки одна. И вот вам пожалуйста — я путешествую в коляске с незнакомым человеком без сопровождающих.

— И без шляпы.

— Да, и должна признаться, что мне нравится это ощущение! Теперь я все могу видеть. — Она посмотрела на него, глаза у нее блестели, влажные волосы завивались на висках. — Здесь красиво, не так ли? Вам, должно быть, приятно снова быть в Англии?

Острый ум, страсть к науке. И при этом такое наивное, ограниченное видение мира! Джек ничего не ответил, удивляясь, почему ему захотелось сказать ей правду, хотя он и знал, что она ничего не поймет. Молчание затянулось, и она словно бы немного сникла, как будто пожалела, что так свободно разговаривала с чужим человеком.

— Прошу прощения, милорд. Я не хотела быть любопытной.

— Вовсе нет! — возразил он. — Я просто не знаю, что сказать, вот и все.

— Правду. Хотя бы просто потому, что это не мое дело! Он рассмеялся вопреки собственному желанию.

— Правду? Ну, это самое опасное предложение из всех, какие я слышал. Вы говорили серьезно?

Она отвернулась.

— Тогда остается пустой светский разговор, да? Я всегда терпеть этого не могла. Понимаете, мне всегда неуютно в обществе малознакомых людей.

— А со мной вам хотелось бы поговорить как-то иначе?

— Как правило, я не очень свободно разговариваю с людьми и никогда — с мужчинами. Но сложившаяся ситуация так необычна и продлится недолго! Вряд ли потом у нас будет возможность поговорить наедине, и я никогда больше не встречу такого человека, как вы. Человека, который столько путешествовал и знает то, что вы, должно быть, знаете.

«Я никогда больше не встречу такого человека, как вы». Это ведь верно и для него? Очень скоро он снова уедет на Восток. Свою юность он провел среди высшей английской знати либо в злачных местах с другими молодыми людьми в обществе блудниц и боксеров-профессионалов. Энн Марш представляет сразу два класса людей, которых он никогда не знал и вряд ли узнал бы: респектабельный английский средний класс и добродетельных диссентеров, которые благодаря их честности и рациональному отношению к жизни преуспевают в банковском деле, коммерции, а также в науке.

— Прекрасно, — сказал он. — Хотя на этом пути могут встретиться и драконы, давайте рискнем. Прошло очень много времени с тех пор, как я разговаривал — по-настоящему разговаривал — с леди. Давайте забудем то, что осталось от наших светских манер, и будем откровенны. Согласны?

— Да, почему бы и нет? — Энн посмотрела на него с обезоруживающей откровенностью. — Почему людям нельзя всегда говорить то, что они думают, или объяснять, что они на самом деле имеют в виду?

— Можем попытаться это выяснить, — сухо заметил он. — Вы спросили, что я чувствую, вернувшись в Англию. Этот пейзаж, такой окультуренный, красивый и плодородный — когда-то и я знал только это.

— А теперь?

— Теперь я и рад, и не рад снова видеть его.

— Это из-за тех мест, в которых вы побывали? Они кажутся вам более притягательными?

— Притягательными? — Джек рассмеялся. — Огромные пространства на земном шаре заняты только горами и пустынями, мисс Марш, изрезаны бурными реками или покрыты вечными снегами. Немногие территории по своей природе благоволят человеку, хотя мы находимся почти везде, борясь за свое существование.

— Но Англия — это родина.

— Англия мне рада не больше, чем был бы рад Такла-Макан.

— Такла-Макан?

Что бы он ей ни рассказал, она никогда не поймет. С таким же успехом он мог бы плести небылицы о Синдбаде Мореходе, а значит, с таким же успехом может рассказать ей истории, которые точно так же не будут иметь никаких последствий: правду о том, что было.

— Такла Макан — это беспредельное пространство пустыни, песчаные дюны. Дюны ползучего удушающего желтого песка, который в конце концов уступает место пустыне из скал, песка и щебня. Эта пустыня отделяет Китай от всего, что лежит к западу от него. Никто не ходит в глубь дюн, даже туземцы. На сотни миль там нет воды. Воздух так сух, что небо бесконечно прозрачно и высоко, но при этом кажется, протяни руку — и ты схватишь его. Ночью, если забросить сеть, можно поймать миллионы звезд.

— Я просто не могу себе этого представить, — сказала Энн.

— Такого и нельзя себе представить. Эта необъятность, пустота вне наших представлений.

— Зачем же вы направились в такое место?

Джек улыбнулся. Она, конечно, никогда не сможет понять, что сколько бы он ни описывал скалы и небеса, сколько бы ни рисовал ей картины одиночества и необъятности, это все равно ничего не объяснит. Взгляд ее ограничен провинциальным опытом. Скажи он ей, что летал на Луну, его рассказ имел бы для нее столько же смысла. Но при этом Джек почувствовал странное желание заставить ее понять цель своих исканий, пусть это и кажется невозможным. Поскольку терять особенно нечего, совершенно сознательно решил он, пусть так и будет.

— Если хотите — из-за романтической причуды, — сказал он. — Веками люди торговали ценными вещами между Турецкой Азией и Китаем, хотя на пути лежат огромные пространства пустоты. Древний Шелковый путь проходит по краю Такла-Макан. Другой дороги с Запада на Восток нет, кроме этих едва заметных троп. Мне хотелось пройти по ним, как Марко Поло. Мне хотелось пройти по тем местам, где существование человека на нашей планете проявляется только в медленной и тяжелой поступи верблюдов, связанных одной веревкой, точно бусины на нити небытия.

— Верблюдов?

— Верблюдов и иногда ослов, их упряжь украшена кисточками из разноцветного шелка. Для лошадей такое путешествие слишком трудно, разве только для выносливых маленьких китайских лошадок. Караваны текут тонкой струйкой лишь по руслам древних троп. Никто не может сойти с дороги, не поплатившись за это своей жизнью.

— Но вы все же пошли в пустыню?

— Мне хотелось сойти с дороги.

— Зачем?

— Поохотиться на драконов, — сказал он.

— И там вы находили окаменелости, — отозвалась она через мгновение. — Этот необыкновенный зуб. Почему он так важен? Вы можете мне рассказать?

Конечно, ока немедленно вернулась к этому миру, к конкретному — отступила от той реальности, о которой он толкует, — просто потому, что не способна ее видеть. Он не станет возражать. Именно этого он и ожидал, и это дает ему возможность чувствовать себя свободным.

— Вы ведь не думаете, что все окаменелости важны? — насмешливо сказал он. — Ваш мистер Трент, конечно же, не согласился бы с таким утверждением.

— Артур считает, что солнце встает и садится на древних костях, но он не пошел бы ради них на убийство.

— Не будьте так уверены, — сказал Джек. — А теперь тише! Кто-то приближается.

Энн снова напялила на голову шляпу. Какой-то человек ехал навстречу верхом, ведя за собой связанных друг за другом груженых пони. Он дотронулся до своей шапки, проезжая мимо них, но большего внимания на них не обратил.

Фермер Осгуд сосал свою трубку. Он кивнул в ответ, потом стегнул кнутом, и чалая потрусила вперед.

Энн взглянула на его руки, державшие поводья. Сердце екнуло. Бронзово-загорелые, красивые руки. Он натер их землей, но формы их не изменились. Четко вылепленные, с сильными сухожилиями и твердым, жестким рубцом на ребре каждой ладони. Интересно, откуда у него это? Свидетельства мужской силы, но это не мозоли, которые приобретаются черной работой, ведь он как-никак джентльмен.

Робко, из-под прикрытия шляпы, Энн взглянула на его лицо. Несмотря на весь маскарад, профиль у него был четкий и холодный. Ничто не могло скрыть этой пронзительной красоты костяка, чувственного изгиба ноздрей и губ.

Красивый. Очень красивый! Это простая деревенская одежда и мука на волосах виноваты в том, что она почувствовала себя в безопасности. Она разговорилась со странной легкомысленной свободой, потому что он, кажется, ничего не имел против, потому что она никогда больше не увидится с ним наедине, но лорд Джонатан путешествовал по невообразимым пустыням, чтобы охотиться на драконов.

Энн не понимала, что он имел в виду, но его слова отозвались в ее голове, расшевелив какой-то странный, полузабытый трепет. В детстве она, уютно устроившись на коленях у няни, испытывала трепет, когда слушала причудливые сказки: об удивительных путешествиях в страны чудес, страны фей, великанов, изумительных животных; о глупых испытаниях, которые кончались сокровищем, победой и рукой принцессы. Только после встречи с Артуром она попыталась сосредоточиться полностью на рациональном, как оно и полагается, конечно же, если следовать истинным заповедям своей веры.

Дикий Лорд Джек, сказал он; Джек, самый младший из братьев, который кочевал из сказки в сказку в поисках счастья и всегда побеждал.

Так что теперь она наконец-то узнала, кто он: не архангел, не разбойник, даже не просто герцогский сын, хотя это и само по себе фантастично. Он — герой.

Энн мысленно улыбнулась абсурдности своих мыслей. Он герой как святой Георгий[2]! И он кажется таким чистым и далеким. Она никогда еще не думала о мужчине, что он красив, но только смотреть на него — все равно что пить из холодного, темного родника, хотя она даже не подозревала, что ей хочется пить. А слушать его! Она не понимает, о чем он говорит, но готова слушать его голос — он пробуждает в ней скрытое, почти забытое чувство восторга.

«Ты для моих мыслей что пища для жизни»…

— Я что-то не так сделал или не то сказал? — Лорд Джонатан усмехнулся.

Кровь бросилась ей в лицо.

— Я никогда не видела таких людей, как вы, — сказала она. — Вы… завораживаете. Вы заставляете меня думать о тиграх.

— О тиграх?

— Очень неприлично иметь такие фантазии, я знаю, и еще неприличнее говорить о них вслух — хотя разве в этом есть что-то дурное? — Лицо у нее пылало, но Энн упорно продолжала: — Я думаю, что вы говорили мне правду, насколько вы на это способны. А теперь я выскажу вам свои истинные мысли, рискуя оказаться перед вами глупой. Но почему бы и не высказать? Если человек попадает в такое необычное положение, почему бы не воспользоваться его преимуществами?

— Мы договорились, что вы можете забыть об осторожности, мисс Марш. Однако разве вы когда-нибудь видели тигров?

— Нет, но мне кажется, что они очень страшные и красивые…

Джек остановил коляску. Над холмами сгущались низкие облака. Стояло полное безветрие, полный покой, словно весь мир окутала сырость.

Он окинул взглядом ее лицо, потом остановился на глазах. Энн смотрела на него в упор, преодолевая смущение, зная, что может утонуть в этих глубинах. Сердце у нее под корсетом гулко билось, жар распространился, как солнечный свет, по ее бедрам, животу и грудям. Приятный жар, от которого закружилась голова, наполняя ее странным восторгом.

— Тигр всегда охотится в джунглях в одиночку. Он бросается на свою жертву сзади, без предупреждения. Тигр никогда не играет по правилам, — заметил Джек. — Вы хотите сказать, что со мной все-таки не чувствуете себя в безопасности?

— Нет, милорд. — Сердце у нее стучало, как барабан. — Совершенно наоборот. Я чувствую себя с вами в полной безопасности. Иначе как бы я призналась в таких фантазиях? Просто вы так не похожи…

— Не похож?

Веселость в его голосе навела ее на мысль, что он снова шутит, хотя его коричнево-золотистый взгляд был непроницаем, полон теней джунглей.

— Прекрасно, я скажу вам. — Энн закрыла глаза, и голова у нее закружилась еще сильнее. — Ваше лицо красиво, как скульптура. Ваши губы заставляют меня думать о патоке. Ваши руки выточены, как навершия спинок скамей в деревенской церкви, странные, прелестные и сильные. Я, разумеется, никогда не стала бы действовать, руководствуясь столь безумными наблюдениями, но мне интересно, каково было бы прикоснуться к вам.

Удила звякнули. Джек увидел, что чалая пытается схватить зубами лютики. Энн стиснула руки. Господи, зачем же она высказала вслух такие непристойные мысли? Но ведь он не может не понять, что она имеет в виду?