Она послужила причиной этого несчастья, она всему виной.

— Должна ли я предположить, что вы сказали мистеру Тренту правду о вашем позорном падении? — спросил женский голос.

Герцогиня стояла в дверном проеме.

Энн поднялась и сделала реверанс, потом стала против матери Джека — спина прямая, подбородок вздернут, хотя и понимала, что покрасневшие глаза выдают ее.

— Я не могла поступить иначе, ваша светлость. Я не могу выйти замуж за того, кого обманула.

— Вот именно. Значит, мой сын и ваш жених — вопреки его религиозным убеждениям, полагаю, — решили уладить свою разъяренную гордость как мужчины, полностью проигнорировав вашу деликатную женскую чувствительность.

Несмотря на боль, застрявшую в горле, Энн почувствовала, что дух ее несколько воспрянул.

— Да, ваша светлость. Герцогиня рассмеялась:

— Мой сын, мисс Марш, не причинит вреда мистеру Тренту. Лорд Джонатан, может быть, утратил большую часть нравственных норм. Я потеряла его. Но не падайте духом — хотя мой сын и стал соблазнителем, он не убийца.

Энн ничего не сказала, а герцогиня шагнула вперед — каждое ее движение было изящно и отточено.

— Ваш жених не настаивал на том, чтобы жениться на вас, несмотря на то, что произошло?

— Нет. Мистер Трент страдает, разъярен и оскорблен, но…

— Но вы не думаете, что сердце у него разбито. До этого момента вы этого не понимали, не так ли?

Энн внимательно смотрела на герцогиню. Гордости Артура и его чувству социальной чести был нанесен урон, но не его сердцу. Значит, он никогда не любил ее по-настоящему? Значит, она никогда не любила его?

— Нет, ваша светлость, — сказала она, пытаясь найти другую правду, ту, которая была странно-мучительной. — Хотя я по-прежнему считаю, что мы могли бы вполне счастливо пожениться. Мистер Трент — достойный джентльмен.

— Без сомнения. И такой, который оскорбился при первом же упоминании о деньгах. Такие честные сыновья часто бывают у простых дворян. — Герцогиня устремила взгляд на гобелен — лицо спокойно, как тихая вода, хотя глаза сверкают. — Если бы вы были обручены с сыном какого-нибудь графа либо отпрыском маркиза, любой из этих молодых лордов уцепился бы за возможность жениться на вас, все равно, запятнаны вы или нет, если свадьба избавила бы его от карточных долгов. Он решил бы добиться такого брачного контракта, который помог бы ему промотать остаток своего нового состояния как можно быстрее.

— Не знаю, — сказала Энн. — Я никогда не была знакома с сыновьями знати…

— Кроме моего, — сказала герцогиня. — И вы не можете их понимать. Вы не можете понимать никого из нас. Вы считаете, что я — жестокая мать, мисс Марш? Жизнь не всегда бывает для нас прямой, моя дорогая, но я позабочусь о вас, что бы ни сделали Джонатан или мистер Трент.

— Вы очень добры, ваша светлость.

Герцогиня провела пальцем по голове вытканного дракона. Ткань зашевелилась, словно тварь ожила под дрожащим копьем.

— Мой сын пытается бороться со мной. — Герцогиня снова повернулась к Энн. — Хотя в настоящий момент он, без сомнения, борется с мистером Трентом. Полагаю, они пошли в сад роз.

— В сад роз?

— Мы посадили розы на открытом месте внутри защитной стены у основания башни Уайтчерч. Там есть отличный участок, покрытый дерном. Джонатан жаждет, чтобы кто-то причинил ему достаточно боли за его непослушание с тех пор, как вернулся домой. Я сделала все, что могла, чтобы удовлетворить это желание. Но может быть, вам стоит пойти за ними?

Энн задумчиво присела в реверансе. Герцогиня грациозно направилась к двери в синий салон.

— Сад роз найти легко, — сказала она, — любой лакей укажет вам.

Этот сад явно был когда-то частью внешнего двора замка, теперь окультуренный фигурно подстриженными тисами и симметричными грядками с розами. Большая часть кустов были в бутонах либо еще только раскрывали листья, но там и тут, возле теплых камней, поймавших солнце, уже открывался цветок. Густые живые изгороди и местами выступы зданий разбивали сад на несколько отдельных участков.

Голоса и тупое шарканье слышались из-под одного кольца подстриженных тисов. Энн пустилась бегом, спряталась под аркой и замерла на месте. В одной рубашке с открытым воротом и брюках Джек стоял перед ее женихом на круглом куске дерна. Таким же образом раздетый Артур изготовился к драке, тяжело дыша, сжав кулаки.

Позади мужчин большой фонтан разбрызгивал воду, разбрасывая маленькие радуги, словно стайки разноцветных рыбок. Вода ниспадала в круглый каменный бассейн. Вдоль живой изгороди кругом стояли скамьи. Мирное убежище, превратившееся теперь в боксерский ринг.

— Я бы предпочел встретиться с тобой завтра на рассвете. С пистолетами, — сказал Артур.

— Вы когда-нибудь имели дело с пистолетами, мистер Трент? — спросил Джек.

— Нет, но поскольку ты не можешь вести себя как джентльмен, очевидно, джентльменское оружие не для тебя, несмотря на твою благородную кровь!

— Утром, мистер Трент, будет холодно, — отозвался Джек. — Я справедливо заслужил вашу ярость. Дайте ей разрядиться на моем теле, пока ваша кровь и день все еще пылают.

— Тебе мало досталось, значит, получишь еще, ибо ты того желаешь. Но я тебя предупреждаю — справедливость на моей стороне.

— Я это уже заметил, сэр.

Джек держался со странной, спокойной грацией, но и Артур не выглядел хилым. Он пожал плечами, словно для того, чтобы расслабить плечи, и бросился на Джека, молотя воздух. Это не была, вероятно, совершенно неравная борьба, если не считать того, что Джек где-то научился биться, как призрак ангела мести. Но сейчас он не воспользовался своим искусством. Он казался таким отчужденным, как если бы ходил в изящном танце в бальном зале, немного скучающим, даже слегка довольным.

Артур уклонился от удара и ударил сам с пылкой решимостью. С тем же холодным безразличием Джек отбил удар, но Артур нагнулся и нанес сильный удар ему в живот. Джек согнулся, Артур немедленно обрушил еще один удар, потом еще, с безжалостной силой попав Джеку в лицо.

Джек отступил к фонтану. Он улыбнулся, хотя из маленькой ранки на губе сочилась кровь.

Артур наступал и снова нанес удар, его кулак опустился с отвратительной силой на висок противника. Энн обеими руками подхватила юбки и бросилась к ним.

— Стойте! — крикнула она. — Артур! Стойте! Стойте сию же минуту!

Его синие глаза блестели торжеством, красный синяк горел на щеке, Артур оглянулся через плечо и покачал головой:

— Уходите! Я намерен стереть эту ухмылку с его лица раз и навсегда!

Когда Артур снова повернулся к нему, кулак Джека опустился с безошибочной точностью ему на плечо. Артур скривился, но два раза крепко ударил костяшками пальцев сбоку по голове Джека, а другой кулак снова пришел в соприкосновение с животом его врага.

— Вы что, не видите? — закричала Энн. — Он не отвечает вам. Лорд Джонатан уже ранен. Вы нападаете на раненого!

Артур отпрыгнул назад.

— Не думаешь ли ты, что его раны хотя бы отчасти подобны тем, что он нанес мне?

— Я уже принес свои извинения, сэр. Хотя я не могу ничего исправить, но, вероятно, теперь нам стоило бы подумать о неприятностях леди?

Энн бросилась между ними и схватила Джека за рукав.

— Вы с ним не деретесь, — сказала она. — Вы даже не защищаете лицо. Здесь кровь.

— Все в порядке, — шепнул он, осторожно беря ее за предплечья. — Пусть он сделает свое дело! Вам не следует смотреть на это.

— Уходи, Энн! — крикнул Артур. — Здесь не место для леди. Или ты утратила всякое чувство приличия?

— Видите? — сказал Джек. — Если вы не уйдете сейчас же, один из нас непременно собьет вас с ног по ошибке.

— Но вы могли предотвратить все это, — не унималась она. — Я видела, как вы дрались на лужайке, помните? Вы могли бы кончить это теперь же, если бы захотели.

— На этот раз я принял другое решение.

— Прекрасно, но если вы непременно хотите вести себя как варвары, вам придется делать это при зрителях. — И, выпрямив спину, сжав в руке носовой платок, Энн направилась к фонтану.

— Она любит тебя. — Голос Артура дрожал от напряжения. — Неужели ты этого не видишь? Неужели не достаточно, что ты играл с девичьей добродетелью? Неужели тебе необходимо разрушить также и ее сердце?

— Ее сердце?

— Да, ее сердце! Чистое, невинное сердце молодой девушки. Но тебе хотелось только осквернить ее, будь то на брачном ложе или вне оного. Неужели ты не мог найти еще кого-то для своих низменных потребностей?

Глаза у Джека потемнели, словно ночь настала в лесу. Он опустил кулаки.

— Стало быть, вы не против того, чтобы мисс Марш стала леди Деворан Сент-Джордж, при условии, что я буду осквернять ее лишь раз в году, а других женщин брать как шлюх?

Артур размахнулся и ударил изо всех сил. Ткань разорвалась. Костяшки встретились с телом с отвратительной силой. Артур отпрянул, дрожа от потрясения, произведенного его ударом, а Джек рухнул на колени, прижимая обе руки к животу.

— Хватит! — крикнула Энн. — Вы не знаете, о чем говорите, Артур. Он хочет, чтобы вы причинили ему боль. Он вас подстрекает.

Хотя его противник уже был на коленях, Артур не обратил на нее внимания и снова ударил. Улыбаясь, как святой Франциск, смотрящий на белок, Джек упал на траву — дыхание учащенное и неглубокое, глаза закрыты. Задыхаясь и кривясь, дрожа с головы до ног, Артур устремил на него взгляд.

— Он не пожелал драться на настоящей дуэли. Он сказал… он сказал, что ему придется жениться на тебе, он хочет владеть всем твоим телом. Он ясно дал понять, с какой целью! — Артур встретился с ней глазами. — Если бы это зависело от меня, мы встретились бы на лугу завтра с пистолетами, и я убил бы его.

— Но это зависело от вас. — Энн вытерла жаркие, яростные слезы — слезы возмущения, страха и гнева. — Как будто ударом кулака можно что-то уладить или изменить то, что уже сделано!

Артур вытер лицо рукавом и смотрел на нее так, словно они впервые встретились.

— Но я сделал это ради тебя!

— Вы сделали это не ради меня. Вы считаете себя человеком богобоязненным, но вы ничем не отличаетесь от любого моего брата, который считает, что кулачная драка — это забавно. Вы все страшно любите кровь и физическое напряжение. Даже вы, сэр!

Артур отвел глаза.

— Ну хорошо, я сделал это ради себя, и теперь с этим покончено. Его светлость не так уж сильно ранен. Я не стал бы надолго превращать в калеку того, за кого ты собираешься за муж, мисс Марш, как бы он того ни заслуживал.

Бросив еще один взгляд назад, Артур схватил свой сюртук и жилет со скамьи, куда он их бросил, и пошел, спотыкаясь, из сада.

Джек перевернулся и растянулся на траве на спине. Он откинул волосы со лба, потом потрогал губы сбоку кончиком пальца. Узкий след крови окрашивал уголок верхней губы. Синяки уже расцвели на его лице. Он слегка задыхался, но когда открыл глаза и встретился с ней взглядом, она поняла, что он сдерживает не ярость и не боль, а какое-то ужасное изумление.

— Вы одержимый! — сказала она, ухватившись обеими руками за каменный край бассейна у себя за спиной. — Вы сумасшедший! Зачем вы позволили ему это сделать? Если бы вы захотели, вы могли бы вывести его из строя, не причинив ему вреда, и сами не получили бы ни царапины. Это ведь правда, так?

— Увы, я с радостью попался в собственную ловушку. Пожалуйста, не говорите об этом мистеру Тренту!

— Почему вы позволили ему ранить себя?

Джек нащупал то место у себя на виске, где его ушибло деревом и куда Артур нанес еще один удар, и вздрогнул.

— Разве моя матушка вам не сказала?

— Она сказала, что вы желаете наказания.

Он сел, волосы озорно спутались над его разбитым лицом, рубашка висела, разорванная по шву у воротника.

— А вы не думаете, что я должен миру маленькую толику справедливости за то, что я сделал?

— Справедливости?

— Я должен был позволить ему это сделать, Энн, и я должен был наносить ему ответные удары ровно настолько, чтобы он не понял, что я позволяю ему победить. Но он причинил мне гораздо меньше вреда, чем я причинил ему.

В груди у нее образовался какой-то тяжкий сгусток.

— Возможно, но у вас не было власти действительно причинить ему боль, поскольку я уже сделала это.

Джек положил локоть на согнутое колено, руки расслаблены.

— Он отказался жениться на вас, даже при том, что моя мать манила его состоянием?

Она отвела глаза.

— Как он мог чувствовать или поступить иначе? Вы ведь сын герцога.

— Какая разница?

Никакой! И все же она есть для людей вроде Артура. Конечно, есть. Его будущее обязательно попадет в руки людей вроде вас, но он воспринял предложение вашей матери как оскорбление, чем оно и было.

— Она не хотела его оскорбить, — сказал Джек, — только испытать. Как испытывала меня в башне Фортуны.

Энн снова посмотрела на него, не чувствуя ничего, кроме презрения.

— Но как опасно для человека, вроде Артура, рискнуть оскорбить герцогиню!

— Мистер Трент — смелый человек и человек определенной честности. Он отбросил шанс приобрести влияние и богатство. Я уважаю его за это. Но как только он узнал, что сделали мы с вами, он обрадовался, что свободен от помолвки, да?

— У него не было выбора.

Тени появились в его глазах, словно тигр потянулся и направился в лес.

— Потому что он так ценит чистоту? Если бы я любил женщину, я не отказался бы от нее с такой легкостью.

— Я не заслуживаю такого человека, как он, — сказала Энн. — Честного, прямого, тактичного.

— Не заслуживаете? Господи! Как будто кто-то из нас получает то, что заслуживает!

— Но вы же считали, что заслужили быть побитым? — Она оттолкнулась от каменного края и заходила взад-вперед перед Джеком. — Итак, вы позволили втянуть себя в это вульгарное мужское представление и ничего не достигли.

Джек встал и подошел к фонтану. Сквозь прореху в рубашке мелькало крепкое золотистое тело. Ничего не говоря, он наклонился и стянул через голову рваную рубашку, а потом подставил тело в синяках и лицо под радугу холодной воды.

Энн уставилась на его спину — на ее силу, достоинство и порочную красоту. Она сужалась вниз от сильных плеч к стройной упругой пояснице. Что-то шевельнулось в ее сердце, то томительное, мучительное ощущение, которое привело к взрыву жаркого смятения.

«Если бы я любил женщину…»

Ей захотелось свернуться, как нераскрывшийся бутон розы, чтобы защитить себя. Ей хотелось открыться, как расцветший цветок, чтобы ею насладилось солнце. Безумие ее чувств наполнило ее яростью. Она повернулась к нему спиной.

Джек выпрямился, потряс головой, как мокрая собака, и вытерся рубашкой.

— Не станете же вы тоже утверждать, что сделали это ради меня? — спросила она.

— Ради вас? — Он усмехнулся, хотя его губа явно причинила ему боль. — Нет, это все сделано ради мистера Трента. Теперь он будет чувствовать себя гораздо лучше. Его достоинство восстановлено, и его будущее снова в его руках. Он может даже решить взять деньги моей матери и жениться на вас, в конце концов.

В сердце ее всколыхнулась боль, Энн подняла руку и изо всех сил размахнулась. Ей хотелось ударить его. На мгновение ей даже показалось, что он это позволит, но Джек перехватил ее кулак.

— Нет, — сказал он, — я был не прав. Не хочу, чтобы и вы тоже!

И он притянул ее к своей груди и обхватил обеими руками так, что ее голова нашла спокойное место в изгибе его плеча. Сердитые слезы покатились по ее лицу. Но Джек держал ее, как держал бы что-то бесконечно хрупкое и ценное.

Значит, он и своим телом тоже умеет лгать — так же радостно, так же невинно, как ангел!

— Простите меня, простите. Вы этого не заслуживаете. Я был скотиной, когда хотел, чтобы вы тоже покарали меня. Но я не могу этого исправить, хотя и пытаюсь. Что вы хотите, чтобы я сделал, Энн?

— Ничего! — сказала она. — Оставьте меня в покое! Я была безумна, решив, что могу что-то получить от вас, кроме горя.

— Тише, — сказал он. — Не нужно! Не нужно! Все это было не более чем уязвленная гордость — моя и его. Если ваш мистер Трент любит вас, вы по-прежнему будете ему желанны, несмотря на меня и мое проклятое семейство.

Энн отодвинулась и воспользовалась платком, чтобы вытереть глаза.

— Вы ничего не понимаете, лорд Джонатан! Выйти за Артура теперь совершенно невозможно.

— Почему невозможно?

— Потому что я не люблю его и никогда не любила… и он не любит меня и никогда не любил… и теперь мы оба это знаем.

Джек прислонился к краю фонтана. Лицо в пятнах, быстро меняющих цвет. Блестящая кожа на выпуклых мускулах вся в синяках, как будто его топтали лошади. Ему больно. Эта мысль наполнила ее неистовым страданием. Но Джек казался слишком крепким, слишком жилистым, чтобы потерпеть по-настоящему сильный ущерб.

Почему он попытался заставить и ее тоже ударить его?

— А, — сказал он, — тогда это нельзя исправить.

Она попыталась хоть как-то отдалиться, отделиться, отстраниться.

— Но он все равно хороший человек и искренне страдает.

— Я сделаю что могу, чтобы у него все уладилось, — сказал Джек. — После того как он победил меня в рукопашной, он, возможно, даже позволит мне это сделать. Ему нужен покровитель — в его работе с окаменелостями? Он может получить поддержку короля. Он хочет попасть в лондонское общество? Все двери будут открыты для мистера Трента. Несмотря на его религию, дорога будет ему выстелена розами, и каким бы делом он ни захотел заниматься в жизни, успех ему обеспечен.

— В таком случае для него счастлив тот день, — сказала Энн, — когда я попросила вас показать мне разницу между мужчиной и женщиной.

— Вы этого хотели, — мягко напомнил Джек. — Всего лишь один урок.

— Я не знаю, чего я хотела, но так случилось. И вам нет нужды жениться на мне. Я могу спокойно оставаться дома, или, может быть, я предпочту жить самостоятельно. Никто не узнает, почему я не вышла за Артура. На меня будут смотреть как на обманщицу, вот и все.

— Нет, уж лучше выходите за меня, — сказал он. — Хотя я не могу обещать вам ничего, кроме церемонии.

— О нет! — сказала она. — У вас опять идет кровь.

Она окунула свой носовой платок в ниспадающую воду и стала между его расставленных колен, чтобы прижать мокрую ткань к ранке на его губе.

Он закрыл глаза и позволил ей сделать это, но все его тело начало слегка дрожать, словно под кожей запылала лихорадка. Казалось, жар исходит от его кожи набегающими волнами. Энн стояла неподвижно. Он пылал — огонь разгорался в нем, как лесной пожар, — и она тоже была готова вспыхнуть, точно молодое деревцо на тропинке ада. Рука ее опустилась, носовой платок упал на траву.

— Вы больны, — сказала она. — Вам нужно вернуться в дом.

Он открыл глаза, зрачки были увеличены, словно под воздействием наркотика, но он улыбнулся.

— Я не болен, мисс Марш. Разве вы еще не узнали симптомы?

— О! — Она бросила взгляд на его брюки. — О!

Слезы щиплют ей веки. Еще можно уйти. Она не так заинтересована или не так увлечена, как и он. Она должна уйти сейчас, оставить его, оставить сад роз, пока не поздно. Но она осталась.

— Если вы не уйдете сейчас же, — сказал он, — я вас поцелую.

— Я не могу, не могу уйти. — Глядя на его лицо в синяках, она стянула с себя шаль, чтобы набросить ему на плечи. — Вам больно.

Он положил руки на ее стан, затянутый в корсет, чтобы удержать ее на расстоянии вытянутой руки.

— Прошу вас, Энн, не нужно!

Она смотрела на его губы — на маленькую ранку, которая, наверное, причиняла ему боль всякий раз, когда он говорил.

— Я знаю, что вы меня не хотите, — сказала она. — Я знаю, что это ошибка.

— Я должен вернуться в Азию. Вы должны остаться здесь, в Англии. Наши жизни пойдут по разным дорогам в разное будущее. Я не могу поцеловать вас сейчас и отвечать за последствия.

— Мне теперь все равно. Какая разница, если я уже падшая женщина? Но вам не будет больно, если вы меня поцелуете?

— Не настолько, чтобы это имело значение.

Фонтан у них за спиной висел бесконечной завесой холодной воды. Сердце у Энн иссохло от томления. Шаль выскользнула из ее пальцев и упала на траву. Ее руки легли на его голые плечи. Она наклонилась вперед, пылая так, словно солнце обнимало ее.

Она робко прижалась к нему губами, стараясь не прикоснуться к ранке в углу рта.

Лорд Джонатан ответил на ее поцелуй, но без всякой робости.