Глава 6

Он тащил ее сквозь темноту, продираясь через тени и пугающий шорох листвы, вел за руку по узкой тропинке, по которой она когда-то ходила со своими ежиками. Огромный амбар у Раскалл-Мэнора превратился в руины, им уже давно никто не пользовался, лишь сено хранили, когда потребуется, но стены выдержали бег времени и были по-прежнему крепкими. Остатки прошлогоднего сена все еще лежали горками по углам и были разбросаны по всему земляному полу. Изначально полы здесь были каменными, но дорогие квадратные блоки постелили у входа в новый дом, Раскалл-Холл.

Звуки гулким эхом отражались от разбитой крыши – прибежища ласточек и пауков, тут и там сквозь дыры проглядывали звезды, луна плыла в окружении своих преданных придворных – облаков. Пенни присела на перевернутую тачку, наблюдая затем, как Алексис вводит в амбар одну из лошадей. Квест послушно легла там, где ей указал Николас. Длинная, покрытая серебристой шерстью собачья морда покоилась на вытянутых лапах. Скоро уже рассветет. Пенни не сомкнула глаз с той ночи, которую провела в гостевой спальне. Неужели с момента встречи с принцем и ее похищения прошло всего каких-то сорок восемь часов? Вся ее жизнь пошла кувырком. Ощущение нереальности происходящего достигло таких колоссальных размеров, что она растеряла все чувства, за исключением странной онемелости в руках и ногах, как если бы долго проплавала в ледяной воде.

Принц взял лошадь под уздцы и завел ее в амбар. Это был тот самый жеребец, который оторвал ей рукав платья. Алексис поклонился и удалился, оставив человека и животное стоять в прорезавших темноту ярких полосах лунного света. Огромные деревянные ворота захлопнулись. Конь поднял голову и фыркнул.

– Значит, вы считаете, что до смерти боитесь лошадей? – спросил Николас. – Это чудесное, фыркающее, капризное создание для вас всего лишь монстр?

Она не могла выдавить ни словечка. Язык словно прирос к небу. Она сглотнула и заставила его заворочаться, стараясь вернуться в реальность.

– Не монстр, – просипела она. – Не будьте глупым. Но лошадь достаточно большая, чтобы нанести рану.

Николас отстегнул уздечку и отпустил животное на свободу. Конь заржал, тихо и радостно, мышцы его завибрировали; он перешел на галоп, проскакал круг, взбрыкнул, остановился и повернул в другую сторону.

Не обращая на него никакого внимания, Николас пересек земляной пол и присел рядом с Пенни.

– Его зовут Драйвер. Это жеребец благородных кровей, из королевских конюшен Морицбурга. Расслабьтесь. Я хочу, чтобы вы просто понаблюдали за ним. Он волнуется. Его увели от друзей, других лошадей. Теперь он совсем один в этой темноте.

– Не понимаю, зачем вы это делаете. Это же жестоко!

– Значит, вам все-таки не безразлична его судьба? Не переживайте. Он – храбрый конь, просто немного нервный и легко возбудимый. Он справится. Ночное зрение у него куда острее, чем у нас с вами.

Пока он говорил, конь опустил голову и уткнулся в сено, пожевал, поднял голову и снова заржал.

– Вот еще одна вещь, которая очень занимает его, – пояснил Николас. – Еда. Лошади – травоядные животные. В траве заключена их жизнь. Вам не кажется, что он прекрасен?

Конь, неистово помотав головой, пустился в оглушительный, сотрясающий землю галоп, хвост и грива струились волной, полыхая в ночи, как метеор. Пронзительный крик поднялся до самой луны.

– Только каменный не сочтет это создание прекрасным, – проговорила она. – Он великолепен. Я всегда думала, что лошади – чудесное зрелище, если смотреть с безопасного расстояния. Но он такой огромный! И его зубы…

– …созданы для того, чтобы поедать траву. – В его голосе послышались миролюбивые нотки. Он расслабился, словно присутствие животного подарило ему мир и покой. – Несмотря на всю свою силу и красоту, он всего лишь мясо для хищника. И у него имеется только одно средство защиты: держаться табуна, вот почему он зовет своих. Лошадь не может и пастись, и находиться начеку, если она одна. В одиночку ему не расслабиться. Именно поэтому ему так хочется вернуться обратно в конюшню. А теперь смотрите.

Николас поднялся и вышел в центр круга, в руке – уздечка. Жеребец остановился.

– Ну, здоровяк! – сказал Николас. – Иди сюда, успокойся. – Конь без колебаний направился к нему. Принц провел рукой по его шее. – Теперь он чувствует себя в безопасности. Он отменно вышколен. Знает, что человек – прекрасная замена другим лошадям, человек может защитить его и подарить уверенность в этом опасном мире. Поэтому, стоило мне позвать его, он подошел.

– Но он укусил меня, – возразила Пенни. – И оторвал рукав.

Принц погладил длинную морду коня, откинул в сторону челку, потер за ушами. Конь опустил голову, склоняясь перед ним.

– Вы сами спровоцировали его, только и всего.

– Ничего подобного!

Николас повернулся к жеребцу спиной. Тот тихо стоял, нависая над его плечом и навострив уши.

– Спровоцировали, пригласили к действию – на его языке. Когда вы съежились, закрылись руками и уронили корзинку, вы попросили его ущипнуть вас.

Эти слова заинтересовали ее, несмотря на клубившиеся в душе страхи. Отчего это злое и раздражительное от природы животное слушалось Николаса?

– Как так?

– Лошади говорят на языке тела – и читают движения наших тел. – Он повернулся и сделал знак. Животное пронзительно заржало и подпрыгнуло, но Николас ударил хлыстом, и жеребец двинулся по большому кругу, вновь превратившись в покорного паиньку.

– Им очень важно, кто станет вожаком в момент опасности. Если другая лошадь не подает нужных знаков, единственный способ выяснить, кто тут вожак, – поглядеть, нельзя ли подчинить себе другого.

– Вы поэтому заставили его бегать по кругу?

Принц рассмеялся. Искренним, душевным смехом.

– Я никогда не позволю ему заставить меня двинуться с места. Вот тогда он начнет по-настоящему волноваться! Разве вы не видите, как он на меня смотрит? Взгляните на его морду. Глаз мягкий, темный. Челюсть расслаблена. Уши стоят торчком, но не напряжены. Он счастлив. Драйвер доверяет мне, знает, что я позабочусь о нем.

Она хотела было спросить, откуда животному известно, что Николас тут главный, но вопрос умер, так и не родившись. Глупо спрашивать! Почему конь должен усомниться в этом, когда она сама не сомневается? Его расслабленная, уверенная поза будто говорила: «Ты можешь довериться мне. Я предлагаю тебе безграничную мудрость. Я предлагаю тебе поддержку. Я предлагаю тебе дружбу». Надменность и высокомерие как рукой сняло. На их место пришли надежность и уверенность. Ее страх начал понемногу таять.

Принц опустил руку, и конь остановился. Пенни даже не уловила, каким жестом он подманил к себе животное. Драйвер тихо стоял, а Николас гладил его по шее, нашептывая что-то по-глариенски. Когда он направился к Пенни, жеребец без всяких сомнений последовал за ним, точно собачка. В душе у нее что-то дрогнуло. И все же, стоило ей закрыть глаза, она снова видела перед собой табун отпихивающих друг друга, толкающихся лошадей и огромные зубы этого зверя, пытающегося вырвать кусок ее плоти.

– Он только вас боится, – сказала она. – Любого другого непременно укусит. Он бы точно меня растоптал.

Николас не сводил с нее черных глаз. В этой полутьме не разобрать, о чем он думает. Может, он даже смеется над ней.

– Лошадь никогда не наступит на живое существо, если есть возможность обойти его. Даже на ежика. В том, что случилось, виноваты только вы одна.

– Я?!

– Он вожак среди лошадей. Когда вы присели, он решил, что должен взять руководство на себя, и разволновался. Ему надо было убедиться. Вот почему он укусил вас. Не потому, что он злой по натуре, но оттого, что он не знал, кто тут вожак, а это очень важно для него.

Пенни была подавлена. Она поверить не могла, что это стоящее рядом с Николасом смирное животное – тот самый жеребец, который тянулся к ней своими зубами.

– Выходит, я не прошла тест, да?

– Вы не могли этого знать, если не общались с лошадьми.

– А как мне следовало поступить? – заинтересовалась она. – Что бы сделали вы, если бы лошадь поступила так с вами?

– Ни одна лошадь не посмеет, – сказал Николас. – Я не позволю.

– Но я испугалась!

Он внезапно повернулся и поднял руки вверх, растопырив пальцы. Конь попятился назад и фыркнул, вскинув голову. Принц опустил руки. Жеребец потряс головой, опустил морду и снова шагнул вперед.

Николас рассмеялся и потрепал его:

– Все в порядке, глупыш.

– Зачем вы это сделали? – спросила Пенни.

– Просто напомнил ему, что я хищник. Как и вы. Наши глаза смотрят вперед, как у льва. Наши руки – те же лапы с когтями, особенно когда мы раздвигаем пальцы, как это сделал я. Мы питаемся мясом. Мы охотимся на травоядных и убиваем их. Я добиваюсь не страха, но уважения, и, если ему хоть на одно мгновение почудилось, что я – всего лишь еще одна лошадь, теперь он точно знает, что ошибся.

– Мне тоже надо было так сделать?

– Вам надо было поверить в себя. Ведь он не навредил вам, не так ли, несмотря на то что вы сами его спровоцировали? Это был всего лишь блеф.

– Но я не собиралась никого провоцировать, – сказала Пенни. – Я занималась своим делом, вот и все.

Он расхохотался.

– О, еще как спровоцировали! Вы стояли и ждали его с корзинкой в руках. А потом, вместо того чтобы дать ему еду, которую он ожидал получить от вас, или сделать ему знак убираться прочь и перестать валять дурака, вы начали дрожать. И тем самым предали его. Как вы можете бояться лошадей? Их главная защита – побег. В душе все они трусишки. Это они нас боятся.

– Хотите сказать, я глупо вела себя?

Он повернулся к лошади. Жеребец тут же снова пустился по кругу, смирный и послушный.

– Вы встретились не со стаей шакалов и не с прайдом львов на охоте. Всего лишь с кучкой травоядных животных, пугливых и чувствительных. Не с львами и не с тиграми. С лошадьми!

– Но ощущение было совсем другое! Вы не понимаете. Вы понятия не имеете, что я пережила.

Жеребец пустился легким галопом.

– Мне все равно, что вы там почувствовали. Каково, по-вашему, было животным? Как бессловесная тварь может разобраться в человеческих страстях – всех этих наших сбивающих с толку эмоциях и безумных поступках? Мы загоняем их в ловушку и не даем сбежать. Если принять во внимание их впечатлительность и природную пугливость, стоит нам повести себя с ними неосмотрительно, они станут еще тупее и пугливее – или будут неистово сражаться за возможность убежать. И только наше спокойствие и уверенность даруют им чувство защищенности. Мы, люди, обязаны им хотя бы этим. Вы только подумайте, какие противоестественные действия мы заставляем их выполнять!

Драйвер двинулся рысью, сильный и энергичный, цокот копыт гулко отдавался в ночи. У Пенни пересохло в горле.

– Противоестественные?

Николас шагнул вперед, попав в полосу лунного света. И тут же загорелся, словно язык пламени, – прямой, гибкий, сильный. Очертания белой рубашки и длинных, обутых в высокие сапоги ног опалили воздух, и у нее перехватило дыхание. Жеребец остановился, повернул голову в сторону человека и поскакал в обратном направлении.

– Мы заставляем их носить нас на спинах, тогда как в природе единственное существо, которое прыгает на спину лошади, – это лев. Мы набиваем на их копыта подковы, тогда как для дикой лошади повредить ногу равносильно немедленной смерти. Мы запираем их в замкнутом пространстве, тогда как бегство – их единственный способ защиты. Господи! Да эти благородные чувственные звери служат нам, страдают за нас, умирают ради нас, идут под ружья и пушки. Самое малое, что мы можем сделать для них в ответ, – обращаться с ними с пониманием, не сбивать их с толку своими жалкими неадекватными эмоциями.

– Не думаю, что человеческие эмоции обязательно жалки и неадекватны.

Жеребец побежал быстрее. С грохотом обогнул темное место, из-под копыт полетели клочья земли. Николас хлопнул в ладоши, конь прыгнул, лягнув задними ногами. Пенни вскочила на ноги.

– Неужели обязательно так с ним обращаться? Зачем вы показываете мне все это?

Николас повернулся к ней лицом. Жеребец остановился.

– Я пытаюсь объяснить вам, что у животного, которого вы боитесь, гораздо больше причин бояться вас. – Конь подошел и встал рядом с ним. – Идите сюда, мисс Линдси, подружитесь с Драйвером.

Жеребец тяжело дышал, сверкающие бока подрагивали. Он тряхнул гривой и фыркнул. Пенни прикрыла глаза, припомнив его зубы и треск ткани.

– Он слишком большой… и пышет, словно паровой двигатель!

– Он не причинит вам вреда, – заверил ее Николас. – Этот огромный страшный парень всего лишь большой малыш. Подойдите. Если я попрошу его лечь на землю и покататься, как собака, он сделает это. Вы в безопасности.

Она подошла поближе, будто под гипнозом. Конь не шелохнулся. Николас положил руку на его блестящую шею.

– Встаньте здесь, рядом с ним, там, где он сможет вас увидеть. Дотроньтесь до него. Ему понравится.

Она еле передвигала ноги по земляному полу, встав так, чтобы мужчина оказался между ней и животным. Николас протянул залитую лунным светом ладонь и взял ее за руку.

– Вот так, – сказал он. – Положите руку на его шею. Побольше уверенности. Скажите, что он хороший парень, красавец, что ему ничто не угрожает. Скажите это ему всем своим телом, расслабленными плечами, непринужденной улыбкой. Передайте послание через свою кожу. Поверьте в это. Скажите: «Со мной ты в безопасности, Драйвер. Тебе нечего бояться».

Она выдавила улыбку, чувствуя, как ее пальцы дрожат в руке Николаса.

– Со мной ты в безопасности, Драйвер. Тебе нечего бояться.

Он прижал ее ладонь к шее жеребца, положив свою рядом. От вида этих резко очерченных пальцев на сверкающей шкуре животного, явно проступающих вен и сухожилий у нее пересохло во рту. Твердая уверенность. Нежная забота. Вполне возможно, ей никогда раньше не приходилось по-настоящему видеть мужскую руку, она и не подозревала, что можно наслаждаться этим искусным творением природы. Почувствовав ее нерешительность, он накрыл ее руку своей.

Ладонь была теплая. И шкура коня тоже теплая. Гладкая. Невероятно гладкая. Повинуясь ему, она провела рукой по живому атласу, по твердым упругим мускулам. Конь стоял, прикрыв глаза, будто статуя. Она снова и снова гладила блестящую шею, Николас направлял ее движения. На глаза навернулись слезы.

Ночь тихо дышала, окутав мир покрывалом тьмы. Николас отпустил ее руку и позволил ей самой приласкать животное. Ей хотелось разрыдаться, прижаться головой к коню и реветь, как ребенок. Кости превратились в сахар. Кровь текла по венам потоком расплавленного меда – она балансировала между страхом и очарованием.

Николас запустил руку в карман и извлек оттуда морковку.

– Положите ее себе на ладонь. Пальцы не сжимайте, пусть он возьмет ее.

Она взглянула на него – огонь и тень в призрачном лунном свете. Принц лесов и мрачных ущелий, дарующий утешение. Сердце ее дрогнуло, сбилось с ритма и бешено заколотилось, словно рвущийся в морскую пещеру прилив. В горле застрял ком, сотканный из океана невыплаканных слез. Она взяла у него морковку. Конь бережно потянулся к ней и понюхал руку.

– Вот так, Драйвер. Извини, если я ввела тебя в заблуждение. Я не знала. – Мягкие, покрытые колючими волосками губы коснулись ее ладони. Огромное животное осторожно обнюхало морковку и любезно приняло ее.

– Вы тоже в безопасности. – Он положил руки ей на плечи. – Ни лев, ни тигр не прыгнет вам ночью на спину.

Его дыхание коснулось ее шеи. Уверенное, теплое, нежно целующее обнаженную кожу над воротничком. Пенни обмерла, не смея ни двинуться, ни повернуться. Левая рука протянута к лошади, правая покоится на блестящем боку. Она так и стояла – ранимая, беззащитная, содрогаясь от удовольствия под его губами. И таяла. Таяла от легких поцелуев, касавшихся ее там, где не так давно побывали его пальцы. Тогда было просто сладко. Теперь же – чистейший сахар. Нежные мужские губы на ее шее, легкие, словно крылья бабочки.

Она так и не успела отреагировать – Николас отступил на шаг назад.

– Драйвер вырос в королевских конюшнях. Он знаком с придворными манерами.

– Правда? – Голос ее дрогнул.

– Может статься, он даже знает о пятиступенчатом реверансе. Скажи мисс Линдси спасибо за морковку, Драйвер.

Черная грива потекла рекой. В каждом мускуле читалась сила зверя. Пенни подпрыгнула на месте, когда жеребец опустился на одно колено и поклонился. Николас рассмеялся и сделал знак рукой. Конь снова встал на все четыре копыта. И закивал головой вверх-вниз, как будто тоже смеялся над ней. Она повернулась и побежала, остановившись только у тачки.

– И вы хотите, чтобы я села на него верхом? Я не могу!

Николас смотрел на нее, бездонное живое пламя в ночи.

– Конечно, нет. Если просишь лошадь довериться тебе, ты должен заслуживать этого доверия. Лошади – очень чуткие создания. Верховая езда – это разговор между всадником и лошадью. Драйвер изъясняется на многих языках, слишком сложных для вашего восприятия. Я выберу вам милого послушного мерина, которого не смутят ваши неопытность и волнение. Все в порядке.

В какой-то сказке одна женщина оступилась и попала в волшебную страну. Она протанцевала в дивных подземных дворцах целую вечность, пребывая в полной уверенности, что прошел всего час.

– Откуда вы все это знаете? – Она так расстроилась, что вопрос ее прозвучал довольно грубо. – Кто научил вас?

На его губах заиграла призрачная улыбка вышедшей на охоту лисицы.

– Фриц фон Герхард. Нужно просто посмотреть на мир с точки зрения лошади. Они не могут научиться нашему языку, хотя способны разбираться в языке наших тел и бояться кнута и шпор. Но если мы выучим их тайное наречие, мы сможем нашептывать им свои желания, и они услышат нас. Это и есть секрет коневодства.

Он взглянул на Квест. Собака тут же поднялась, засеменила к нему и уселась у его ног. В карих собачьих глазах горели любовь и доверие.

– В свое время я водил целые табуны, мисс Линдси.

Он уложил ее на атласную с кружевом кровать, усыпанную лепестками роз. Он уложил ее на море фиалок, свежих, радостных. Он уложил ее в серебряный сверкающий поток, несущий жарко-холодные воды по золотому галечнику. Пенни проснулась от шока и уставилась в ночь. Его руки на ее теле, кровь вскипает в ее венах, горячее прерывистое дыхание у ее уха – все растворилось без следа. Это просто сон. Слезы навернулись на глаза. Ей уже много лет не снилось ничего подобного – вожделение. Но в этот раз сон был пропитан жаждой чего-то более глубокого и чувственного, чем все, что она знала прежде.

Она лежала в темноте и смотрела в окно – серый четырехугольник на фоне черных стен комнаты. Скоро рассвет. Птицы заведут свою песню, слившись в предутренний хор. Странный щебет, суматоха, потом одна за другой пичуги станут подключаться к остальным, и так пока не взойдет солнце под их многоголосую симфонию. Но пока еще ночь пребывала в своих правах, и землю окутывала тишина долгого предрассветного часа. У нее было такое чувство, будто она все еще смотрит на бегущего по кругу коня. И человека, управляющего животным, словно чародей. Мужчина, тихо стоящий в ночи, конь – продолжение его разума, а из тени за ними наблюдает преданный серебристый пес.

Мастерство – вот что тревожило ее и заставляло сердце сжиматься. Пенни перевернулась и потерлась щекой о подушку. Всего лишь доброта и понимание лошадиной натуры – вот и весь секрет. Его больше заботили чувства лошади, чем ее чувства! Он был в состоянии скрыть этот благородный порыв не больше, чем скрыть свою природную красоту. Этот принц! Этот человек, который, как она считала, не годился для того, чтобы править. Она не поняла ничего, кроме того, что ей хочется это понять.

«Этот огромный страшный парень всего лишь большой малыш… Ведь он не навредил вам, не так ли, несмотря на то что вы сами его спровоцировали? Это был всего лишь блеф».

За окном началось шуршание. Суета и суматоха. Пенни выбралась из постели и зажгла свечу. Села прямо в ночной рубашке за стол, на который принц положил ключ, и взяла листок бумаги. Заточенное перо и свежие чернила были наготове.

«Дорогая мама, – написала она. – Я скучаю по тебе сильнее, чем Сцилла скучала бы по Харибде, если бы море высохло и не осталось бы ни одного корабля. Я люблю тебя сильнее, чем мясо любит соль, и знаю, что ты будешь мудрее, чем сивилла. Ты оказалась права. Наш принц ночи действительно необычный человек. Я только что видела его с лошадью».

Она остановилась и погладила мягким кончиком пера подбородок. Отчего простое кружение коня по кругу и человек, который улыбался ему, словно любовнице, наполнено таким величием? Она снова склонилась над бумагой.

«Увы, мама, я не в силах описать этого. Наперекор всему, что ты посчитала бы внешними приличиями, эрцгерцог держит меня взаперти в юго-западной башне (говорит, это для моей же безопасности). Хотя для принцессы более подходящего места не найти. Ты знаешь, что власть – это тюрьма? Я уверена, что знаешь. У принцев меньше свободы, чем у самого последнего раба. Меньше, чем у птицы, распевающей в клетке свои песни. У нашего эрцгерцога вообще нет никакой свободы, поэтому он превращает в рабов всех, кто его окружает, и людей, и лошадей. Мне еще повезло, что мое заточение продлится всего месяц, а потом мы снова сможем вернуться в наш уютный домик. Как раз придет время собирать горох…»