Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Уайлдшей - Мой темный принц

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Росс Джулия / Мой темный принц - Чтение (стр. 21)
Автор: Росс Джулия
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Уайлдшей

 

 


Неужели он не услышал, как треснуло ее сердце, словно камень от скалы оторвался?

– Николас, – проговорила она. – Еще раз, последний. – Не сводя с него глаз, она стянула с себя жакет и отбросила в сторону туфли. – Пожалуйста. Еще разок!

Он поднялся и попятился от нее, ноздри трепетали, как у загнанной лошади.

– Я думал, ты любишь меня. – сказал он. – В минуту слабости мне вдруг показалось, что твоя любовь ко мне так же сильна, как и моя к тебе. Неужели ты решила разочаровать меня и доказать обратное?

Зазвеневшая в его голосе горечь хлестнула ее по лицу.

– Я люблю тебя. Ты не можешь бросить меня, умерев! Мой отец уже однажды проделал это со мной. Я не позволю случиться этому вновь. – Она расстегнула пояс и вытащила рубашку.

В крохотной хижине было душно от полыхавшей жаром печурки. Он сделал еще один шаг назад, опрокинув скамейку.

– Не в твоих силах остановить меня, Пенни. Ты не сможешь удержать меня или остановить…

– Но я могу подарить тебе еще одно воспоминание, – расстегнула она рубашку.

Он беспомощно уставился на нее. Она поймала его руку и положила ее на свою обнаженную грудь.

В порыве безумной страсти его губы встретились с ее губами. Его язык обжег ее. Пенни затрясло от желания, ноги стали ватными, руки перестали слушаться, казалось, вся кровь прилила к низу живота. Он исступленно целовал ее, массируя ладонью ее сосок. Пенни принялась расстегивать его одежду, надрывно смеясь, сотрясаясь всем телом, руки проскользнули под рубашку, наслаждаясь прикосновением к пропитанным огнем мускулам.

– Черт побери! – Она поняла, что он сдался, и попыталась отделаться от сомнений и легкого чувства вины. – Я не могу… – Он взял ее за плечи и отстранил от себя, указав на узкую кровать: – Сядь.

Она откинула одеяло и села на простыню, сгорая от желания. Николас встретился с ней взглядом и улыбнулся. Ей казалось, что она вот-вот вспыхнет, языки пламени прорвутся наружу из глубин ее души и начнут лизать ее кожу.

– Что для мужчины значит любить женщину? – Он одной рукой расстегнул ремень с мечом и бросил оружие на стол. – Всего лишь испытывать этот жар в паху? – Его камзол уже был расстегнут, так что он просто стряхнул его с себя и откинул в сторону. – Или понимать, что он проживет всю оставшуюся жизнь без нее и все же будет знать, что он везунчик, потому что ему выпало счастье, пусть даже такое недолгое, испытать то, что он потом потерял?

– Я не знаю, – сказала она. – Это не важно. Я люблю тебя.

Рубашка скользнула через голову и превратилась в бесформенный комок. Проворные пальцы расстегивали одну за другой пуговицы на бриджах, пятка уперлась в перекладину стола, стукнул об пол один сапог, следом за ним второй.

– Я бы отдал все, что принадлежит лично мне, лишь бы услышать это, Пенни. – Бриджи сползли с крепких мужских бедер, обнажив его восставший пенис. – Но как я могу пожертвовать ради этого целым народом?

Во рту у нее пересохло, веки болели от непролитых слез.

– Для принцев долг важнее любви. Так должно быть. Я знаю. Я всегда это знала, и моя мать тоже.

«Но моя любовь достаточно сильна, чтобы я попыталась остановить тебя и не дать тебе бессмысленно сложить свою голову в диком, безумном порыве!»

Он наклонился, стянул с себя чулки и встал перед ней. Она поднялась и сбросила с себя остатки одежды, свалив их в кучу.

– Словно Адам и Ева до грехопадения…

– Потом было гораздо лучше, – сухо бросил он. – Когда они узнали, что такое грех.

Желание сотрясало его, лишая последних сил, ирония прозвучала совершенно не к месту. Коснуться ее, взять ее. Ощутить, как ее пламенеющая кожа касается его. Он думал, что обретет душевный покой, вонзившись в нее. Что окружающий его мир исчезнет вместе со всеми его обязанностями, со всеми его воспоминаниями, уроками и позором.

Ее ноги обвились вокруг его бедер, руки блуждали по плечам и ягодицам, притягивая его к себе. Она была само тепло и нежность, податливая, открытая, отвердевшие соски темными шариками трутся о его грудь. В пылу страсти сердце его распахнулось навстречу этой нескончаемой нежности, потому что она приняла его, сказала, что любит его, позволила ему заглушить тревогу в своих жарких, ослепительных объятиях.

Он с головой погрузился в экстаз, не замечая ничего вокруг. Раскаленный добела восторг, взрыв сладострастия, и вот он упал рядом с ней, не в силах пошевелить рукой или ногой. Она прижалась к нему, лицо гладкое, словно вытертая дочиста грифельная доска, зеленовато-коричневые глаза блестят в трепещущем свете. Она молча всматривалась в него, словно пыталась навсегда запечатлеть в своей памяти его черты. Его лицо, волосы, плечи, руки и грудь. Как будто ей никогда в жизни больше не увидеть мужчину.

Он оттолкнул ее и поднялся. Пора бежать, пока не начался приступ дурноты, пока она не увидела…

– Пенни, ты должна пообещать мне кое-что.

– Пообещать? – простодушно взглянула она на него.

– Выйти замуж. Найти хорошего человека и выйти за него замуж. Не хочу думать, что ты всю оставшуюся жизнь будешь одна. – «Потому что ты заслуживаешь лучшего. Лучшего, чем я».

– Мне казалось, что все мужчины прирожденные ревнивцы.

Он нащупал свою одежду, думая только о том, как поскорее уйти.

– Я бы умер от ревности, но ведь мне не обязательно знать, правда?

– Не уходи, Николас! – Она протянула руку и ухватилась за него. – Это бесполезно! Я недостаточно благородна и недостаточно великодушна!

Во рту появился неприятный привкус дурноты. Он хотел только одного – выйти на улицу, оказаться подальше от нее, пока она не стала свидетелем его позора.

– Я должен идти! Ради Бога!

Стены хижины начали съезжаться, пытаясь раздавить его. Он стряхнул с себя ее руку и направился к двери.

Пенни накинула на плечи рубашку и обхватила себя руками. Если он не сбежит, она увидит, что случится дальше. Она увидит, и тогда ее любовь сменится отвращением. Он, должно быть, сошел с ума, раз решил сделать это в последний раз в крохотной хижине, стены которой так и норовили раздавить его. Николас подергал защелку и выругался. Дверь оказалась заперта снаружи. Ярость прорвалась ледяной смертоносной лавиной.

– Черт побери! Что за милый тайный сговор предателей! – Он повернулся и прислонился спиной к деревянным панелям, пытаясь справиться с собой. – И ты туда же!

Она натянула бриджи.

– Дуб – священное дерево друидов. Железо – защита от зла. Каждую дверь можно закрыть, а можно и открыть. Если ты отправишься в Морицбург в одиночку, ты умрешь. Какая от этого польза?

Он подошел к столу и поднял скамейку. Не успела она и глазом моргнуть, как скамейка полетела в дверь и разбилась вдребезги.

Пенни забралась на кровать и притихла.

Он должен выбраться! Немедленно!

– Откройте эту чертову дверь! Это приказ, черт бы вас побрал!

Ночь ответила ему молчанием. Паника хлынула наружу, будто кровь из раны. Он должен срочно убраться подальше от нее, пока она не узнала. Должен. Должен. Должен. Он запрокинул голову и завыл. Откуда-то с улицы ему ответила Квест. Он все выл и выл, словно дикое обезумевшее животное. Принц дьяволов.

В голове запульсировала мигрень, сбивая его с ног. Образы начали распадаться на кусочки, пляшущие в печке красные огоньки обожгли зрачки. Квест снова завыла, подчиняясь первобытному зову крови своих далеких предков, призванных охотиться и убивать. Николас позволил яростной агонии вырваться из легких вместе с ответным нечеловеческим воплем. Стены сомкнулись.

«Настал твой черед, Нико! Маленький мерзкий трусишка! Разве тебе не нравится?»

Его сейчас вырвет. Стошнит. Где-то на задворках разбитого на полоски зрения вжалась в угол Пенни. Щеки ее блестели от слез.

– Ты предала меня! – заорал он. – То, чем мы только что занимались, – предательство. Я не могу удержаться, не могу побороть желание, но меня выворачивает от этого. Ты это хотела услышать?

Она забилась в угол, вытирая ладонью лицо.

Может, он плакал от боли. Правый глаз, казалось, раздулся до размеров головы, пожирая мозг, словно кровожадный монстр. Он фактически ослеп, все, что он видел, – мерцающие, дрожащие огоньки, складывающиеся в безумные узоры, распадающиеся и снова появляющиеся в такт пульсирующей в голове крови.

– Я знал людей, которые не могли жить без вина. – Он изумился, поняв, что язык все еще слушается его и способен воспроизводить членораздельные звуки. – Они пытались бороться с этим, потому что, стоило им поддаться искушению, они напивались до бесчувствия и становились полными идиотами. Протрезвев, они начинали презирать себя, клялись и капли в рот не брать. Но снова тянулись к бутылке. Ничего не могли с собой поделать. Готовы были вытерпеть и тошноту, и отчаяние, лишь бы еще разок испытать это минутное блаженство. Опять и опять. Вот что я чувствую. Я пытался сдержаться. Пытался противостоять. Но я не могу устоять перед тобой, хотя всякий раз после наших занятий любовью меня тошнит. Я ненавижу себя. Мне надо выйти!

Ее лицо расплылось, рот превратился в маленькую зияющую дыру, взгляд печальный. По щекам текла влага, веки набухли и покраснели. Его меч лежал на столе. Еще одно искушение. Простой и легкий выход из положения. Марк Антоний воспользовался этим оружием после битвы у мыса Акций, когда все было кончено, все потеряно, не в силах вынести унижения перед лицом Клеопатры, которую он любил, и Октавиана, которого ненавидел. Примитивный, зовущий к себе клинок, посланник смерти.

Но вместо того чтобы поддаться этому зову, он подошел к печке и распахнул ее. Нагреб маленькой лопаткой горячих углей и высыпал их под дверь. Потом взял бумагу, на которой писал, и поджег ее, добавив в костер щепок от разбитой скамейки. Языки пламени принялись жадно лизать дерево, потрескивая в тишине ночи.

– Фриц, – крикнул он в замочную скважину. – Открой эту чертову дверь, или я сожгу ее!

Дерево обугливалось, хижина наполнилась дымом. У него за спиной Пенни закрыла рот рукой и закашлялась. Как больно. Ужасно больно. Сердце болит, надрываясь от сознания, что он так с ней обошелся. Украл яркий свет сияющего дня и погрузил ее в темноту. Окутанная дымом, она походила на призрак.

Дверь распахнулась.

Фриц стоял рядом с Лукасом и Эриком, мечи наготове, на лицах пляшут отблески пламени. Николас схватил одеяло, набросил его на костерок и затоптал.

– Вы не можете пойти, сир, – спокойно заявил Фриц. – Мы применим силу, если потребуется.

Николас попятился назад и взял в руки свой клинок. Он никак не мог сфокусировать взгляд на этих демонических лицах, окутанных умирающим дымом. Под низким потолком не было места даже как следует размахнуться. Но у него имелось одно преимущество, и они знали об этом.

Ни Фриц, ни Эрик, ни Лукас не осмелятся убить, а он – да.

Он взял доску от разбитой скамейки и воспользовался ею как тараном, перепрыгнув через угли и направив острие своего меча в грудь Эрика. Через несколько мгновений он уже был снаружи, одновременно сражаясь с тремя лучшими фехтовальщиками Глариена. Он практически ничего не видел и потому сражался, по большей части опираясь на инстинкт. И все же шальная всепоглощающая ярость несла его вперед, словно обезумевшего берсеркера[4]. Эрик вскрикнул и упал на колено. Фриц уже пошатывался, привалившись к стене хижины, бесполезный клинок чуть не выпал из внезапно обессилевших пальцев.

Лукас с улыбкой попятился назад, потом отпрыгнул в сторону и выронил меч. Его рука, как видно, все еще не оправилась от раны. Николас кинулся к лошадям и развязал все веревки, отпустив их на свободу. Поймал свою кобылку за уздечку, запрыгнул на ее голую спину и поскакал вниз по склону, ни разу не оглянувшись назад. Остальные лошади бросились следом обезумевшим табуном. Квест неслась впереди, и вскоре серебристый отблеск ее шерсти растворился в ночи.

В голове полыхало пламя. Достаточно ли будет этого огня, чтобы выжечь из памяти опустошенное лицо любимой?

Глава 17

– Ну, – сказала Пенни. – Все пошло не так, как вы рассчитывали, майор барон фон Герхард.

Она разорвала простыню и перевязала мужчинам раны. У Эрика обнаружился порез на ноге, Фрицу проткнули насквозь руку. Лукас бросился в погоню за их принцем ночи.

– Королевских персон лучше не сердить, – поморщился Фриц.

– Это измена, да? – усмехнулась Пенни. – Нас повесят и четвертуют?

– Меня и так уже четвертовали, – мрачно ухмыльнулся Эрик. – Эрцгерцог чуть не отрубил мне ногу.

Как ни странно, но она чувствовала себя на удивление спокойно. Абсолютно спокойно. Он сказал, что ему противно заниматься с ней любовью, что после этого его всегда тошнит. Он поломал мебель и попытался сжечь хижину вместе с ними. И сбежал как полоумный. Так почему же она ничего не чувствует? Откуда эта безмятежность?

– Мы были не правы. Нельзя было пытаться остановить его, он считает себя обязанным спасти Софию и Алексиса. Как он попадет в Морицбург?

Фриц сел на кровать, убаюкивая раненую руку.

– Есть одна старая дорога. Заброшенная переправа под мостом. Тайные проходы. Он их знает.

Она прикрыла глаза и подумала об огромной куче камня, высыпавшегося из гранитного основания прямо над Вин.

– Он боится высоты.

Майор уставился на окровавленную дыру в камзоле.

– Я знаю.

– К этим тайным путям надо карабкаться?

Фриц поднял голову, шрам заиграл на его щеке.

– Даже хуже – проходы эти чертовски узкие. Подобные ограниченные пространства тоже не слишком его радуют.

– Такие, как это? – Она обвела рукой разрушенную хижину. – Но почему?

– Ему было около двенадцати лет, когда он потерялся, – сказал Фриц. – Поднялась страшная суматоха. Мы три дня его искали. Он попал в один из заброшенных подвалов башни. Туда вела только шахта, и все. Вылезти он не мог. Сказал, что сам упал.

– Но вы полагаете…

– Его Карл толкнул. Я это точно знаю. Мальчишка несколько дней просидел в сыром подвале наедине с крысами, без еды и воды. Покойный эрцгерцог заставил его стоять по стойке «смирно», пока тот не признается, что же произошло на самом деле. Но Николас уперся и стоял на своем – он сам виноват, это всего лишь несчастный случай, и тогда дед наказал его.

Она присела, удивляясь тому, что рассказ совершенно не напугал ее.

– Наказал его? После трех дней в подвале без еды? Как?

– Выпорол одного из его товарищей и заставил Николаса присутствовать при этом. Парнишку, с которым он вместе учился и которого обожал.

В желудке вдруг стало нехорошо. Его свело, и ей показалось, что он вот-вот вывернется наизнанку.

– Невинного мальчишку?

Эрик согнул ногу, проверяя, хорошо ли держится повязка.

– И кто же это был?

Старый солдат бросил взгляд на рыжеволосого:

– Лукас.

– Лукас? – переспросила Пенни. – Лукас и Николас знакомы с детства?

– Это давняя дружба, – кивнул Фриц. – Его имя Фрэнки: Фрэнки Лукас, князь фон Грамайс. Ваша мать учила его, когда работала здесь гувернанткой. Он и сам принц крови. У Лукаса имеются все законные права на трон Глариена вслед за Николасом, Карлом и Софией.

«Горностая маленького Фрэнки. Детишки, которых я воспитывала при дворе…» Вслед за желудком свело мышцы рук и ног. Ее начало трясти, словно тело пыталось избавиться от скрутивших его узлов. «Глариен кишмя кишит членами королевских семейств. Я пытаюсь по возможности пользоваться их услугами».

Мелкая дрожь переросла в неконтролируемую лихорадку. Пенни в ужасе уставилась на Фрица.

– Я не знаю, что со мной, – прошептала она. – Меня сейчас вырвет!


Николас прижался к сырой скале. Прямо под ним речка Вин с грохотом кидалась вниз, радуясь тому, что вырвалась на свободу. Он потряс головой. С волос капало на и без того мокрое лицо. Мигрень отступила. Боль отстала от него где-то во время этой бешеной скачки. Он продвигался по старому фьорду. Но на место боли пришел страх: малейшее движение, одна неверная мысль – и все вернется обратно, боль захватит его в свои объятия и сделает абсолютно беспомощным.

Когда-то, давным-давно, вдоль одного края фьорда была протянута цепь. Вот так, перебирая под водой звено за звеном, он и пробился вперед сквозь безудержное течение, изо всех сил пытавшееся свалить его с ног и выбить из груди дух. И теперь скала замка с редкими островками травки и розовыми цветочками нависла над ним в темноте.

Он вступил в бой со своими собственными людьми. Сделал все, чтобы убить их, на славу постарался. Он сознательно пытался раздавить Пенни. И называл это своим долгом. Отвращение к себе самому – не что иное, как жалкая попытка отделаться от совести. Он – дьявольское отродье, которое ползет в темноте, словно таракан, чтобы заявить права на свою собственность. Он протянул руку и нащупал поверхность. Земли нет. Цветов тоже. Только выступ на камне. Он поднимался все выше и выше – каждая клеточка вопила и сопротивлялась, – пока наконец не ухватился обеими руками за железную решетку.

Четыреста лет назад замок избавлялся через эту трубу от своих отходов. Теперь это был путь внутрь, путь, пролегающий по подвалам и подземным камерам, – темные тесные помещения, где он вполне мог сойти с ума и затеряться раз и навсегда. Никто и никогда не найдет его там. Он уперся ногами в скалу и взялся за защелку. Металл заржавел и не поддавался. Но он молча и упорно бил по нему окоченевшими пальцами. Наконец защелка повернулась, и он пролез внутрь. В темный холодный тоннель, ведущий во мрак.


Ее королевское высочество принцесса София Альвийская медленно кружила по своей спальне. Николас мертв. С туалетного столика на нее взирал его миниатюрный портрет, освещенный единственной свечой. Невыносимо красивый, великолепный, пугающий. Они были предназначены друг другу с самого детства. Она присела и уставилась в нарисованные глаза и на взъерошенные черные волосы. Он нашел женщину, которая изображала ее в Лондоне. Так что похищение, переезд из одной запертой комнаты в другую ничего не дали. В глазах большого мира они были мужем и женой. И вот теперь она овдовела.

Он чуть было не обвел своих врагов вокруг пальца. Чуть. Николас мертв. Ради Альвии и Глариена она должна выйти за Карла, освободившего ее из таинственного заточения. Ее отец станет настаивать на этом. Если она не родит сына до того, как герцог Михаэль отойдет в мир иной, Франция предъявит свои права на ее родину. Только союз с Глариеном может спасти Альвию от падения. Она не могла взвалить на свои плечи ответственность за хаос и разрушения, которые непременно последуют, откажись она исполнить свой долг.

Она выйдет за Карла. Он каждый день приходит к ней с визитами, сама вежливость и почтение, и ненавязчиво – с болезненной утонченностью – намекает ей на корыстную натуру Николаса. Карл – ее долг. Разве кого-то волнует то, что она любит другого!

В коридоре послышались какие-то звуки, как будто кто-то скребся. Она подошла к двери и прислушалась. В ее воображении всплыли старые сказки, от одного воспоминания о которых у нее волосы дыбом встали и мурашки по спине побежали. Щеколда задрожала и заскрипела, до ее слуха донесся жалобный вой. София набрала в грудь воздуха и открыла дверь. Серебристый волкодав скользнул в комнату мимо ее юбок и улегся у кровати. Собака склонила голову, явно прислушиваясь к чему-то, карие глаза уставились на принцессу. София села, не сводя с нее взгляда. В комнате повисла гробовая тишина, только часы громко тикали на камине. Собака положила голову на лапы, навострив уши, дальше все произошло разом.

Волкодав вскочил, часы пробили полночь, угловая дверь распахнулась, и София упала в обморок.

Она очнулась и увидела, что рядом с ней на кровати сидит Николас, нежно растирая ее виски. Он улыбнулся той обворожительной улыбкой, которую она помнила с самого детства.

– Извини, – сказал он. – Я знаю. Горгульи оживают, и вампиры крадутся в ночи. Нужно было сначала постучать.

– Ты болен? – вгляделась она в него. – Господи, да ты и сам на призрак похож.

Он отвел взгляд, явно смутившись.

– Я – восставший из ада мертвец, как все вурдалаки и прочая нечисть ночи.

– Карл сказал, что ты действительно умер. – Она была до безумия рада ему.

– Почти умер.

– Я… я просто счастлива, что это не так. Но как ты сюда пробрался?

– Вверх по скале и через подвалы. Замок Морицбург прямо-таки кишит очаровательно узкими тайными лазами, один из которых, к счастью, выходит на крышу. Остальное было несложно.

София взяла его за руку и повертела ее.

– Ты лжешь, Николас.

Он опустил глаза. Его ладони были в крови, костяшки пальцев ободраны.

– Ладно. Я солгал. Это было нелегко. Я трясся от страха. Временами мне казалось, что я не справлюсь. И меня все время тошнило. Не слишком я похож на отважного рыцаря, явившегося освободить невинную девушку.

– Зачем ты притворился мертвым? И почему пришел сюда теперь, да еще вот так?

– Чтобы ты имела возможность сама выбрать свое будущее. Хочешь ли ты выйти за Карла или предпочтешь, чтобы я чудесным образом воскрес из мертвых и потребовал тебя обратно?

Она отпустила его руку – идеальные линии подпорчены грязью и кровью.

– А ты сам как думаешь? – робко пробормотала она. – Карл очень усердствовал, рассказывая о тебе сказки. Но добился обратного – я лишь еще больше невзлюбила его. Он ненавидит тебя, Николас. Если он обнаружит тебя здесь, твоя смерть из мифической превратится в реальную.

– Риск имеется. – Он вел себя странновато, словно человек, дней пять не покидавший поле боя, у которого в ушах до сих пор грохочут залпы орудий. – Если он не убьет меня, как насчет толпы? Не расстарается ли за него народ?

– Не знаю. Но вот тебе мой ответ. – Она наклонилась и чмокнула его в ледяные губы. Ее поцелуй остался без ответа. – Если ты пришел спасти меня от брака с Карлом, Николас, я более чем рада, даже несмотря на то что он освободил меня.

– Карл? Уверен, что он был сама трогательность и галантность. Тем временем Лукас с ног сбился, пытаясь найти тебя.

Она опустила глаза, не в силах скрыть обуревавших ее чувств, но все же твердо придерживаясь своего долга.

– Это не важно. Пусть нас коронуют, как и планировалось, меня и тебя. Это ведь Карл похитил меня, да? Я так и думала, что его освобождение – чистой воды театр.

– Он, наверное, не преминул поведать тебе, что у меня есть любовница?

София кивнула:

– С его слов – бедная невежественная крестьянка, которая очень на меня похожа.

У нее сердце перевернулось, стоило ей увидеть, как изменилось выражение его лица.

– Никакая она не невежественная и тем более не крестьянка. Пока ты находилась в заточении, она склонила к себе сердца людей, сберегла для тебя их любовь. Она твоя кузина.

– Моя кузина?

Волкодав ткнулся носом в его окровавленную руку. Николас принялся с любовью поглаживать серебристую шерсть, не обращая внимания на свои собственные страдания. Собака в блаженстве прикрыла карие глаза.

– Мы оба вступаем в брак поневоле, наши сердца уже давно принадлежат другим, – сказал он. – Так есть, и так всегда было. Я не могу предложить тебе ничего, кроме учтивости и почтения, София. Я изо всех сил постараюсь сделать тебя счастливой. И не более. Достаточно ли этого?

Она с пониманием коснулась его рукава, но он, казалось, даже не заметил этого.

– Моя кузина?

– Утром расскажу. А пока ты не будешь против, если я посплю немного?

Она смущенно покачала головой. Он стянул с себя мокрые сапоги и забросил их под кровать. За ними последовали его порванный грязный камзол и бриджи, и он остался водной рубашке и исподнем. Не обращая никакого внимания на застывшую в недоумении принцессу, он откинул простыни и закатился под них. Через несколько секунд он уже спал крепким сном. Собака прыгнула на одеяло и свернулась калачиком в его ногах. София постояла, посмотрела на них и вышла на цыпочках в переднюю спросить у Греты, что же ей теперь делать.


Пенни долго шла сквозь ночь, следом за ней – Фриц. Пришлось немало поспорить и даже перейти на крик. Рыжеволосого оставили в разрушенной хижине. С такими ранами ему далеко не уйти. Предполагалось, что Эрик должен будет сопроводить ее в Англию. Фриц решил взвалить эту обязанность на свои плечи.

– Я пока никуда не собираюсь, – возразила Пенни. – Не могу. Я должна пройти весь путь до конца. Не думаю, что когда-нибудь мне снова удастся повидаться с эрцгерцогом Николасом наедине, но я должна знать, жив ли он и что сталось с Алексисом. Принцесса София – моя кузина. Вы в любом случае не можете уехать в Англию. Я ему больше ни к чему, но вы вполне можете понадобиться.

Скорее всего именно последний аргумент и убедил Фрица.

Они нагнали Лукаса перед рассветом. Принц Грамайс собрал лошадей и поставил их на небольшой ферме. Жена фермера без лишних вопросов от души накормила незнакомцев хлебом с творогом.

– Вы только гляньте на нас, – усмехнулся Лукас. – Потерпевший провал шпион. Раненый майор. Англичанка, похожая на принцессу. Грустное зрелище, вряд ли такая жалкая компания может справиться с Карлом и вызволить из беды эрцгерцога.

– Из Морицбурга никаких новостей? – спросил Фриц.

– Эмоции бьют ключом. Все слухи против Николаса. Это как лавина. Начинается с крохотного разлома в снегу, потом постепенно набирает силу, и так пока не кидается вниз, с остервенением подминая под себя деревья. Фон Форшахи призывают заменить похороны судом.

– И какой в этом смысл? – вмешалась Пенни. – Они же думают, что он мертв.

В бледных глазах Лукаса загорелась жалость.

– В былые времена тела предателей эксгумировались, чтобы вынести им приговор. Карл просто пытается обезопасить себя, удостовериться, что Николас не выживет, даже если вернется.

– Значит, вы считаете, что он обречен? – вздрогнула Пенни.

Фриц улыбнулся ей.

– Я должен увезти вас. Появиться на публике вы не сможете, будьте уверены. Если окажется, что принцесс две, вас обеих сожгут на костре.

– Это точно, – согласилась с ним Пенни. – Однако я не вижу причин, по которым мисс Пенелопа Линдси из Раскалл-Сент-Мэри не может приехать в Глариен на празднества. Все, что мне потребуется, – милое английское платье и шляпка. Хна уже практически смылась с волос, осталось только вспомнить, как я укладывала косы. Подберите мне добропорядочное английское семейство, у которого я могу остановиться, и ни у кого не возникнет никаких вопросов.


Николас проснулся от неясного шороха. Квест толкала его в бок, глухо колотя хвостом. Он открыл глаза и увидел Софию в официальном наряде из отделанного черной тесьмой белого шелка с черной лентой через плечо. Вокруг нее суетилась Грета, леди Беатрис поправляла прическу.

Но София не обращала на них никакого внимания, она уставилась на Николаса. Волосы у нее чуть порыжее. У Пенни был другой оттенок, несмотря на краску. В огромных глазах принцессы ни намека на наивность. Софию с детства приучали править.

– Ты напоминаешь Гамлета, повстречавшегося с привидением.

– Холодно, и на сердце муторно.

– У меня через полчаса официальный прием. Каковы твои планы? Что мы должны делать?

Он сел и улыбнулся Грете, которая с мрачным видом наблюдала за ним, и снова обратился к своей жене:

– Придумай что-нибудь – что угодно, – чтобы послать сюда Алексиса. Не говори ему ни о чем, не предупреждай, что его тут ждет. Просто пошли за шалью или перчатками. И веди себя так, словно ничего не произошло.

– Продолжать подготовку к твоим похоронам? – Она провела пальцем по черной ленте.

Николас откинулся назад и вытянулся. Каждый мускул напоминал о себе.

– Никаких похорон не будет. Предстоит суд. Надо мной. За предательство и колдовство, конечно же. Если хочешь обвинить мертвого, преступление должно касаться души. Как и несчастный король Карл Первый английский, я вот-вот лишусь головы – то есть мое тело, если им, конечно, удастся его найти.


Утро суда выдалось чистым и холодным. Туман медленно, отступал от башен Морицбурга. На улицах собирался народ. От зданий шел пар, поблескивали мокрые карнизы, шпили сияли в лучах новорожденного солнца. Пенни никак не могла разобраться в настроении толпы. Люди горели, словно в лихорадке, но в то же время на лицах явно читалось замешенное на смущении сомнение, отовсюду слышалось покашливание и бессвязное бормотание.

Англичане, заглянувшие в Глариен по пути в Швейцарию и Италию, пребывали в полном недоумении: они надеялись лицезреть роскошную церемонию коронации, а вместо этого попали на процесс, призванный осудить погибшего эрцгерцога в предательстве, за которым должна была последовать помолвка нового правителя. Никто не сомневался в том, что если покойного признают виновным в преступлениях против Бога и природы, его брак будет аннулирован и, таким образом, его вдова сможет без всякого промедления выйти за графа Занича. Такова суровая необходимость правопреемственности. Сейчас не время оставлять Глариен без коронованного правителя, причем правителя, женатого на Альвии. Накануне состоялись похороны граждан, погибших под завалом на перевале Сент-Олбен. Вот когда злость бурлила вовсю. Злость и мрачное негодование.

Пенни понятия не имела, почему она не в силах пролить ни слезинки и отчего не в состоянии проглотить ни кусочка.

Туман рассеялся, как будто жених поднял фату невесты, приготовившись к поцелую. По толпе прошел вздох, словно люди стали свидетелями этих объятий. Все пришло в движение. Толпа понесла Пенни по извилистым улочкам, вверх по мощеной дороге, по которой она впервые ехала принцессой, через узкий подъемный мост, и в итоге она оказалась на огромной площади за стенами замка. Перед низкой стеной, отделяющей площадь от внутреннего дворика, была установлена платформа. Суд должен был пройти на открытом воздухе, чтобы все имели возможность услышать свидетельские показания.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24