– Мост все еще там?

Он обернулся и улыбнулся ей.

– На мосту решится наша судьба – мы либо выстоим, либо погибнем. Полагаю, у Карла там своя охрана.

Он двинулся вперед. По мере того как они спускались вниз по головокружительной горной тропе, туман рассеивался. Позади остался яркий альпийский день. Звенели колокольцы – скот возвращался на пастбища после дойки. Вполне возможно, что это последняя картинка в ее жизни: принц верхом на лошади и облака, расступающиеся перед ним, как Красное море перед Моисеем, а в далеком далеке горы накинули на свои вершины сверкающие белоснежные накидки, словно девушки фату перед свадьбой.

Сердце ее начало бешено колотиться в груди. С высоты Морицбург казался каким-то нереальным и фантастическим. Из долины открывался совсем иной вид – неприступный замок возвышался над городом, грозно нависая над ним. Николас без тени сомнения двинул свою лошадь вперед. Кобылка перешла на рысь, потом на легкий галоп. Пенни ехала следом, за ней стучала копытами вьючная лошадь. Прямо из ниоткуда вокруг них возник военный лагерь, как будто воины выросли из зубов дракона. Николас проехал мимо палаток и костров, ни разу не обернувшись.

– Это твои воины?

– Все воины Глариена – мои. Даже те, которые считают себя сторонниками Карла. Не волнуйся. Фриц ожидает нас в этом тумане.

Терзаемая дурными предчувствиями, Пенни ехала за Николасом, пока тот не остановился у кучки фермерских строений. Сложенный из нетесаного камня дом с виду был неказистым, но внутри их ждали огонь и свежая еда. Пенни с радостью принялась за горячий суп, пока Николас с Фрицем обсуждали план предстоящих действий.

– Я собрал в этой части долины четыре тысячи верных людей, сир, – доложил Фриц. – У Карла в Морицбурге куда меньше народу.

– Но его люди стерегут мост. И они будут нервничать. Дрожащий палец на спусковом крючке очень опасен.

– Мы можем смести их, – предложил Фриц. Николас улыбнулся:

– В 1428 году гарнизон из десяти человек удержал мост под напором армии в десять тысяч воинов. Твой план, без сомнения, превосходен, но бесчеловечен.

Фриц помрачнел, шрам белой змеей выделялся на щеке.

– Да, у них действительно превосходная оборонительная позиция. Потерь не избежать, причем с обеих сторон, но мы победим, несмотря на историю.

Пенни отложила ложку в сторону. Аппетит пропал.

– Так вот вы что планируете? Взять мост штурмом?

– Нет, принцесса. Я не собираюсь развязывать гражданскую войну. – В его глазах клубился дым. – Не желаю брать силой свое собственное королевство.

Питающаяся ледниками речка Вин с грохотом неслась вдоль дороги по прорезанному ею же глубокому ущелью. Завидев мост, Пенни попыталась разобраться в особенностях его конструкции. Вин ныряла под грандиозную арку и обрушивалась по другую сторону с крутого обрыва. В стародавние времена переправа проходила прямо перед водопадом, там, где вода бежала по мелководью, прежде чем совершить свой головокружительный прыжок. Теперь от скалы к скале протянулся мост. Упасть с парапета означало найти верную смерть сотней футов ниже, в белоснежной пучине бурлящей реки. На том берегу старую переправу и мост стерегли расположенные на бастионах пушки, заодно охранявшие и притулившийся внизу город.

Превосходная оборонительная позиция.

Мост заполонила сильно смахивающая на стаю сорок толпа народу. Утреннее солнце сверкало на серебристо-черных шлемах. Высоко над солдатами развевались два знамени на позолоченных флагштоках. Любопытные горожане высовывались из окон и висели на лестничных пролетах, наблюдая за происходящим.

– Из этих черных кожаных шлемов получаются превосходные емкости для воды, – сказал Николас, – при необходимости. Серебряные перья просто так, для красоты. Ужасно неудобно, содержать их в порядке просто невозможно. Униформа и знамена, конечно же, Занича. По традиции Карл может содержать свое собственное войско.

Солдаты. Солдаты Карла блокировали мост. Ее охватила паника, сердце забилось с перерывами, во рту пересохло.

Николас ехал рядом с ней на новой серой лошади с серебристой гривой, облачившись в белоснежную униформу с золотыми галунами. На одном плече держалась бархатная накидка цвета слоновой кости, подбитая желтым шелком. Он весь, начиная с церемониального шлема до ботинок, был затянут в белый шелк и черную кожу и сверкал драгоценными металлами. Если не считать черных волос и пылающих глаз, ровный металлический блеск нарушал только голубой пояс, отмечавший королевскую власть, да покрывавшие грудь украшения. Целое состояние в золоте и бриллиантах для доведенных до отчаяния людей, даже рукоять его меча и та усыпана драгоценными каменьями; Возможно, когда-то весь этот блеск был способен повергнуть толпу в трепет. Но времена изменились – особенно с тех пор, как правительство революционеров в Париже обезглавило короля.

Она умоляла, упрашивала, даже плакала, но не смогла отговорить его от этого шага. Они ехали в полном одиночестве. Майор барон фон Герхард и его четыре тысячи воинов остались далеко позади, у домика фермера. Фриц добавил к ее аргументам свои, осмелившись настаивать на своей точке зрения, и даже один раз ударил по столу кулаком.

– И рядом с тобой никого не будет? – закричала Пенни. – Тогда я пойду! Ты можешь принудить к повиновению своих людей, но не меня. Ты не поедешь один навстречу собственной смерти!

Он прожег ее горячим, словно уголья, взглядом.

– Господи! Эрцгерцог Николас сделает так, как того желает его королевское высочество. Вы, мадам, останетесь здесь. Может, поставите свечку святому Кириакусу?

Она упала на стул и обхватила голову руками, натолкнувшись на его горький сарказм.

– Святому Кириакусу? Зачем?

– Святой зарабатывал себе на жизнь тем, что изгонял из принцесс злых духов. – Он совершенно неожиданно смягчился. – Он спас дочерей римского императора и персидского царя от унизительного недуга. Увы, в ответ за его труды его замучили до смерти, но такова уж цена канонизации, да и с женскими злыми духами не стоило связываться.

– Отлично, – сказала Пенни. – Если ты собираешься разыгрывать из себя мученика, что ж, я еду с тобой.

Несколько секунд он смотрел на нее, на губах блуждала странная улыбка.

– Похоже, остановить тебя все равно не удастся, если только под замок запереть. Тебе абсолютно ничто не грозит. Никто не причинит зла Софии.

Так и вышло, что она ехала следом за ним в форме капитана его охраны на белой лошади.

– Тебе понадобится послушная старушка, – усмехнулся Николас, – на случай, если все закончится плачевно.

Вин с ревом несла свои воды. Николас пустил лошадь галопом. Пенни последовала его примеру. Лошади мчались к мосту, из-под копыт летели камни. В лицо дул ветер. Ее лошадь неслась в бешеной, самоубийственной скачке.

«Мне кажется, вы вели слишком замкнутую жизнь, мисс Линдси, и мало играли. То, что вы описываете, вовсе не страх, это возбуждение. Люди ставят на кон целое состояние, лишь бы заставить сердце пуститься вскачь и затрепетать. Пускают коня на слишком высокое препятствие, чтобы ощутить холод в животе. Проникают в спальню жены своего соперника, пока муж дома, лишь бы почувствовать, как пересыхает во рту. Потому что в эти моменты кровь поет, голова кружится и душа надрывается от лихорадки».

Отказавшись в порыве безумства от всех своих прежних убеждений, Пенни понимала, что пребывает в ужасе и одновременно сгорает от возбуждения.

У каждого из солдат на мосту имелся мушкет. Теперь уже можно было рассмотреть их лица и то, с какими недовольными гримасами они засыпали порох и забивали патроны. Пенни так и подмывало расхохотаться. Она столько прошла! И теперь собирается умереть вместе со своим темным принцем под градом пуль.

Офицер поднял руку. Мушкеты взлетели к плечам, зияющие дула уставились вперед. Николас скакал прямо на них. Железные подковы зазвенели о камни, когда лошадь неожиданно встала на дыбы и остановилась, изящно изогнув шею. Кобылка Пенни тоже замерла на месте.

– Когда я спешусь, возьмешь мою лошадь и отъедешь немного назад, – прошептал Николас. – Поняла?

Он соскочил с седла и поднял руки.

– Вы не можете пройти, – заявил офицер.

Пенни поймала поводья его лошади. И вдруг все это показалось ей каким-то далеким и нереальным, как будто происходило не с ней, а с кем-то еще. Мушкеты окружили их кольцом.

Поняла!

Она отвела лошадь назад, сердце было готово вырваться из груди. Возбуждение потонуло в потоке невыразимого ужаса.

Николас решительно направился прямо на мушкеты, шпоры бряцали о камни. По пути он снял с пояса меч. Потом остановился и положил его на землю.

– Клинок святого Кириакуса, – сказал он. – В рукоятке кость пальца святого. – Солдаты разинули рты. Николас снова двинулся вперед. – У меня нет оружия.

Одним движением он отстегнул голубой пояс и бархатную накидку. Никто не шелохнулся, когда он скинул с себя камзол. Белые рукава его рубашки засияли в чистом утреннем свете. Он одной рукой расстегнул пуговицы на вышитом жилете и отбросил его на ходу.

– Вы не можете пройти! – Лицо офицера сделалось красным под черно-серебристым шлемом.

Николас поднял руки и стянул через голову рубашку, продолжая движение навстречу двум сотням мушкетов, одетый в одни бриджи и сапоги. Его спина изгибалась при каждом шаге, длинные гладкие мускулы плавно перетекали в позвоночную впадину. Солнечные лучи шелком окутали обнаженную кожу.

– Я ваш слуга, – спокойно и отчетливо произнес он. – Такой же человек, как и вы. И еще я ваш принц. Кто первый пустит в меня пулю?

Офицера бросило в пот.

– Вы англичанин, который претендует на трон Глариена и хочет насадить нам чужеземные порядки.

Солдаты заволновались.

Дьявол, черный дьявол, прилетел сюда через горы и океаны – на метле – на спине черного гуся, прибыл сюда на своей чертовой лошади, миновав перевал Сан-Кириакус.

Николас остановился, от его голой груди до ближайшего оружейного дула осталось меньше пяти футов.

– Только сын Морицбурга знаком с высокогорными тропами Эрхабенхорна, Штрайтакста и Оксенхорна. Ваша семья издавна пасет там своих коз, герр Линн. Дом вашей матери примостился на южных склонах Оксенхорна, герр Адлер.

Двое мужчин побелели и отступили назад, мушкеты дрогнули в руках, но перешептывания не смолкали. «Принц дьяволов. Черный принц Николас».

– Я помню вас обоих, – сказал Николас. – Герр Адлер подковал мне лошадь после охоты в Бург-Заниче. Герр Линн держал коня за узду. Отличная была работа. Неужели вы думаете, что эрцгерцог не помнит своих подданных?

– Ваше королевское высочество дали каждому из нас по золотому соверену, – сообщил один из мужчин. – А вы ведь тогда совсем ребенком были.

– Да, английским ребенком, – произнес другой голос. – У нашего графа Занича куда больше прав!

Николас улыбнулся, твердо и уверенно.

– Только принц Глариена может пройти паломником по горе Бога. Однако любой человек становится смиренным и покорным в храме Святого Кириакуса на склонах Эрхабенхорна, куда я привел свою невесту на благословение к отшельнику. Я ваш, воины. Я ваш слуга, можете делать со мной все, что пожелаете.

Он сделал жест рукой – сильный, властный – и опустился на одно колено.

Он проситель, подумала Пенни. Он умоляет. Победит ли он? Или они растерзают его на кусочки, как гончие лисицу?

Остальные мушкеты разом дрогнули и качнулись. Солдаты издали поднявшийся до небес крик, опустили оружие и окружили Николаса. Офицер отдавал приказы, но его никто не слушал. Кто-то побежал подбирать одежду Николаса и драгоценности. Кто-то направился прямиком к Пенни. Она победоносно двинулась им навстречу, ведя в поводу лошадь Николаса. «Все или ничего. Лошади научили вас держаться по-королевски». Она прикрыла на мгновение глаза и шепотом вознесла молитву святому, изгонявшему из женщин злых духов.

«Ты в руках моих, дочь моя!»

Она вздрогнула и открыла глаза, но вокруг не было никого, кто мог бы произнести эти слова.

Пенни пустила лошадь рысью, потом легким галопом. Толпа расступилась и побежала за ней. Бросив поводья на шею лошади, она стянула с себя головной убор и выдернула из волос ленты. Волосы тяжелой волной упали ей на плечи и полетели по ветру, стоило лошади перейти на галоп.

– Принцесса! – крикнул кто-то. – Принцесса София! – подхватили остальные. – Принцесса София!

Последняя группа разошлась в стороны, открывая взору Николаса во всей его прежней красе. Суровые солдаты сыграли роль придворных и боролись за право протянуть ему камзол или ленту. Солдаты Карла. Он улыбнулся ей, принял у нее поводья и вскочил в седло. Один молниеносный жест – и вот уже солнце сверкает на обнаженном клинке украшенного драгоценными камнями меча. Лицо его сияет от возбуждения, как и этот клинок.

– Смотрите, жители Морицбурга, жители Бург-Занича, народ Глариена! – Он опустил меч и вернул его в ножны. Его лошадь развернулась в пируэте и встала лицом к Пенни. – Это моя невеста! Жена перед лицом Господа и государя. Принцесса София Альвийская, храбрая и непорочная. Кто, как не принцесса крови, способен пройти высокогорными тропами и затмить своей красотой луга и вершины самого Эрхабенхорна? Она обещает подарить Глариену сына и принесла в приданое Альвию.

Крик толпы перерос в оглушительный рев. Вот так эрцгерцог Николас и его невеста въехали в их столицу.

Город с высокими крышами деревянных домов оказался куда больше, чем выглядел издалека. Процессия двигалась мимо церквей и магазинов, поднимаясь по дороге, взбирающейся по склонам скалы, на которой возвышался замок. Под конец дорога прижалась к стенам крепости. Несколько сотен ярдов пришлось проехать по краю отвесного обрыва, и все это время Пенни умирала от страха: вдруг лошадь ненароком оступится? Превосходная оборонительная позиция.

Она вполне могла свалиться вниз на подъезде к подъемному мосту, но Николас ехал рядом, готовый, если понадобится, в любую минуту перехватить у нее поводья. Мост пролегал над естественной трещиной в скале шириной футов в двадцать. Николас и Пенни заехали во двор крепости, оставив ликующих солдат стоять по ту сторону моста.

– Добро пожаловать домой, ваше королевское высочество, – произнес Николас.

Она ожидала увидеть нечто мрачное и неуютное: голый камень, сочащийся влагой и историей; ржавые доспехи и выставку алебард. Но древние стены замка эрцгерцогов Глариена встретили ее белоснежной штукатуркой, позолотой и изобилием росписей. В лазурных небесах потолков витали нимфы и херувимы. На стенах теснились портреты в позолоченных рамах. Роскошное барокко с явным итальянским налетом. Современный королевский дворец, драгоценная жемчужина в грубой раковине.

– Глариен – богатая страна, – проговорил ей на ушко Николас, бросив накидку слуге. – Заметила, сколько у нас ювелирных мастерских?

Появились служанки, приседая в глубоких реверансах. Пенни увели в покои, расположенные несколькими этажами выше парадных приемных. За красными бархатными занавесями, дорогими гобеленами и коврами она обнаружила комнаты, завешанные присланными из Альвии платьями, целую стену, заставленную туфлями, шкатулки с драгоценностями и лентами, одним словом, все, что София не взяла с собой в Лондон.

Дамы сняли с Пенни одежду для верховой езды, облачили ее в длинную муслиновую купальную рубашку и усадили в теплую воду, от которой исходил аромат горного воздуха и цветов. Ей предстоял четырехчасовой отдых, прежде чем приступить к выполнению своих обязанностей и принять в тронном зале мэра и старейшин Морицбурга.

В итоге ее закутали в халат, отделанный бесценным кружевом и жемчугом, она отослала женщин прочь и пошла в спальню принцессы. Пенни остановилась перед туалетным столиком. Ее дядя, герцог Михаэль, прислал дочери любимые безделушки. Пенни осторожно коснулась каждой, погладив их пальчиком. Пузырьки с духами, щетки и расчески, все вещи в изысканных инкрустациях, все безумно дорого – женские штучки, соответствующие статусу принцессы.

Она открыла крышку небольшого, украшенного драгоценными камнями медальона, прекрасно понимая, что обнаружит внутри, поскольку видела точно такой же в Раскалл-Холле. И все же ей пришлось присесть, прежде чем она смогла заглянуть внутрь. Ее кузина, принцесса София, смотрела на эту вещицу до того, как она попала в руки Карла. Медальон с миниатюрой Николаса до сих пор источал легкий аромат ее духов.

И вот теперь София пропала.

«Я самозванка! Я живу жизнью, взятой взаймы у другого человека. Как можно быть такой дурой и влюбиться в мужа другой женщины?»

– Похож, – прозвучал у нее за спиной его голос. – Но не отражает моего демонического характера.

Пенни поймала его отражение в зеркале. Он раскраснелся – явно тоже принял ванну – и теперь был в черном халате с красными львами. На мгновение они оба замерли, словно попали в каплю янтаря или в портрет, и вот он положил ей на плечо руку и проскользнул под шелк халата. Она видела, как загорелись его глаза, когда длинные пальцы двинулись вверх по знакомым изгибам ее шеи, вызывая ответную реакцию.

– Это неправильно. – У нее перехватило горло, голос дрогнул. – С самого начала все было не так.

– Да, я знаю.

Вторая рука присоединилась к первой, и они вместе начали стягивать с ее плеч белый шелк. Он склонил голову и поцеловал ее кожу. Зеркало отразило контраст – черные волосы и лилейное кружево.

Губы обожгли ее огнем и лишили сил.

– Твой бог Вулкан? – еле слышно выдохнула она.

– Разве я делаю молнии для Юпитера? – улыбнулся он. Его ладони двинулись вниз, увлекая за собой легкую ткань, пока в зеркале не появились окружности ее груди.

– Ты плавишь металл, – сказала она. – Замысловатые хитросплетения у тебя в крови.

Какие же красивые у него руки! Кончик большого пальца отодвинул ткань и погладил ее обнаженную кожу. Он бережно расстегнул пуговички, и халат сполз до самой талии. Пенни вся горела в огне, прекрасно понимая, что ничего не может с собой поделать, стоит ей оказаться в его руках.

– Это неправильно, – повторила она. – И это моя вина.

– Я люблю тебя, – проговорил он. – Я много чего сделал не так, но из всех своих неверных поступков от этого я просто не в состоянии отказаться, даже если на кону стоит моя душа. – Он прижался губами к ее плечу, ладони накрыли ее грудь. – О Бог ты мой!

Кровь бешено неслась по ее венам. Его пальцы принялись ласкать ее соски. Она видела, как они напряглись, видела в своих собственных глазах удивленное обожание. Ее бросило в дрожь.

– Николас! – поймала она его за руку. – Это моя вина! Я все это затеяла. Я не понимала. Но это неправильно!

– Нет ничего неправильного. Я должен рискнуть! Я люблю тебя больше жизни.

– Даже больше жизни принцессы Софии?

Его руки замерли, темнея на фоне ее белоснежной кожи.

– Увы! – криво усмехнулся он. – Даже тебя я не смогу любить настолько, чтобы пожелать Софии смерти.

– Я вовсе не то имела в виду. – Она повернулась спиной к зеркалу.

– Неужели? До сих пор твоя кузина была для тебя не более чем фантазией. Просто имя, бесплотный образ. Теперь ты видишь ее вещи и понимаешь, что вы с ней одной крови. – Он взял в руки миниатюру и взглянул на нее. – И все же София даже не подумала взять ее с собой.

– В глазах мира ты ее муж. Ты не сможешь связать себя с другим человеком. И она тоже.

– И любить другого человека мы тоже не можем… никогда в жизни? – поднял ее. – Никогда в жизни, Пенни! Ты думаешь, мы с ней муж и жена перед лицом святого Кириакуса? Святой благословил только один союз – твой и мой. – Он без лишних слов сорвал с нее халат, оставив ее стоять обнаженной. – Я всего лишь человек!

Он отошел в сторону – великолепный, властный, идеальное сочетание костей и мускулов. У нее пересохло во рту. Может ли она умереть от желания?

– Я… я даже не подозревал… – Он повернулся к ней, возбужденный, прекрасный. – Пенни! Ради Бога! – Он подошел к кровати и уставился на простыни. – Может, я, как Вулкан, тружусь в подземных пещерах. Может, воплощаю в жизнь чудовищные капризы металла. Я хром, как кузнец богов, обесчещен. Я не прошу тебя любить меня. Как я могу просить тебя об этом?

– Но я люблю тебя. – Откуда эта боль в сердце? Или оно разбилось на мелкие кусочки? – Почему, по-твоему, я явилась сюда? Это все угрозы Карла. Он сказал, что убьет и тебя, и принцессу и заставит меня разыгрывать из себя его жену. И вот теперь искушение на нашей стороне! Мы испытываем искушение забыть настоящую Софию, нам хочется думать, что я смогу навсегда остаться здесь, с тобой.

Николас поднял взгляд. На лице заиграла улыбка.

– Ах, Пенни! Если бы даже и существовало такое искушение, это просто невозможно.

Что, если София умрет?..

– Мы должны найти ее! – Пенни охватила ярость, она боялась проявить слабость. – Мы должны найти ее, и я должна вернуться домой.

– Мы найдем Софию. Но то, что происходит в этой комнате, не имеет к ней никакого отношения. Есть только ты и я. Как можешь ты отвергнуть меня теперь?

«Я отвергаю тебя, после того как настояла на том, чтобы мы стали любовниками, я отвергаю тебя. Ты не хотел, чтобы я приезжала сюда. Ты хотел, чтобы я спокойно жила в Раскалл-Сент-Мэри. Но я приехала, потому что я упряма. Потому что возомнила, будто смогу помочь тебе. Я не знала – откуда мне было знать? – что ты отлит из чистого золота».

– Николас. Однажды ты учил меня выбору, заставил выбирать между красным и черным. Я знаю, что выбрала моя кровь. Но после этого будущее ваше – твое и Софии, вам реформировать Глариен.

– Сейчас – это сейчас, – сказал он. – Иди ко мне, Пенни. Позволь мне пронести сквозь жизнь память о тебе.

«И ты потренируешься на моем теле? Чтобы, когда София попадет в твои руки, ты смог завоевать ее с самой первой ночи? Как завоевал меня, как завоевываешь меня, заставляешь растворяться и распадаться на части перед лицом моей страсти?»

Она поднялась и подошла к нему. Он обнял ее и поцеловал. Его горячее мужское достоинство уперлось в ее живот, властное, требовательное. Женщины никогда не отказывали королям, проплыло у нее в голове, когда он уложил ее в постель и приступил к обольщению.

Блаженство. Чистое несказанное блаженство. Дотронуться до нее. Войти в нее. Ощутить ее горячее желание. Ее груди такие мягкие, женственные под его руками, под его губами, под его грудью. Его контроль рухнул еще до того, как он с головой нырнул в блаженство, погружаясь все глубже и глубже в ее расплавленные глубины. Значит, у него ничего не вышло. Он полностью утратил над собой контроль и не мог сказать «нет». На кону стояло все – и королевство, и его душа, и его жизнь, а все ради этого обжигающего момента, а потом еще одного, и еще, и еще… Она содрогнулась под ним, принимая его, руки гладили его спину и ягодицы. Он вытянулся, позволив ее пальцам коснуться его – везде, где она пожелает, – захватив ее губы своими губами, поднимаясь все выше и выше на вершину экстаза, ослепительного, чистого мужского экстаза. Его накрыло волной такого неистового наслаждения, что он не удержался и закричал, оказавшись на пике блаженства. Может, на этот раз весь его стыд сгорит в очищающем огне страсти.

Он скатился с нее, разбитый и опустошенный, и потянулся за халатом. Пенни завернулась в простыню, превратившись в белую розочку, и уставилась на него. Какая же она бесконечно милая, бесконечно хрупкая. Ему никогда не завладеть ни ее душой, ни ее умом. Даже память о ее теле растворится и исчезнет, оставив его в полном одиночестве, женатым на незнакомке. Незнакомке, которая похожа на нее, ничуть не хуже ее, но это все равно не Пенни Линдси.

– Я люблю тебя, – проговорил он. – Коснуться тебя – настоящее счастье.

Счастье и ужас! В больном сердце клубились воспоминания. «Настал твой черед, Нико!» Не в силах скрыть своих мыслей, он отвернулся и отошел в дальний конец комнаты.

– Что не так? – сонно протянула она, вконец обессиленная.

Он постарался взять себя в руки, прекрасно понимая: он по-прежнему страстно желает того, что ужасало его; понимая: он будет заниматься с ней любовью снова и снова… Он не хотел, чтобы его ответ прозвучал грубо, однако вышло именно так.

– Карл блефовал, когда угрожал заменить тобой Софию. У нас всего пара недель осталась.

Она села, вцепившись в простыню, глаза превратились в два огромных блюдца. Как же она красива, желанна, она сводит его с ума.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Через три недели состоится наша коронация. Герцог Михаэль, конечно, слишком слаб для путешествия в Лондон, но сюда он обязательно приедет. Ты обвела вокруг пальца русского царя и принца-регента, но не думаешь ведь ты провести родного отца Софии? К тому времени тебя надо будет отправить домой. И найти Софию.

– А, понимаю. – Она опустила глаза, такая ранимая, такая нежная. – Что ж, я рада. Рада, что искушение не сможет взять над нами верх.

– Как только Софию найдут, мы с тобой больше никогда не увидимся.

– Да, да. От этого зависит судьба королевства. – Она взглянула на него. В глазах – невыносимая боль. – И все же ты понятия не имеешь, где она может быть?

– Я найду ее! – Слова падали на нее, словно удары хлыста, потому что он не видел другого способа выразить свои эмоции. – Одним словом, я тебя использую. Превратил тебя в свою наложницу. Так же, как твой отец твою мать. Неужели ты не видишь? Еще один принц Глариена ломает судьбу еще одной женщины, история стара как мир.

Дыхание ее участилось. Она вскочила с кровати и накинула халат. Волосы упали вокруг лица. Несказанно прекрасная.

– Мне надо побыть одной. Выйти на минутку на свежий воздух!

Он прислонился к стене и молча, не в силах шелохнуться, наблюдал затем, как она дергала расположенную в углу комнаты дверь. Она скорее всего решила, что эта дверь ведет на балкон. Но это не так. За ней в толще стен взмывал наверх небольшой лестничный пролет, открывая истинную готическую суть современного с виду замка.

Николас подождал, сотрясаясь всем телом, пытаясь побороть приступ дурноты, потом заставил себя подойти к лестнице и подняться следом за ней, с трудом преодолевая последние ступеньки.

Узкие стрельчатые окна выделялись резко очерченными прямоугольниками света, под ними и над ними – вечная тьма. Она распахнула дверь на самом верху и шагнула под ослепительные солнечные лучи. Между крутой крышей орудийной башенки и зубчатой стеной с бойницами пролегал узкий проход, упиравшийся по другую сторону в запертую дверь.

Она сделала несколько шагов, солнце согревало плечи. Они занимались любовью, на этот раз по его настоянию. Это было великолепно. У нее даже груди стали другими, словно ожили и завибрировали, как будто соски впервые проснулись. Она наполнилась новой жизнью. Они никак не предохранялись, даже по календарю. И она прекрасно знала, хотя для этого вроде бы не было ни одного реального повода: она только что зачала ребенка.

«Еще один принц Глариена ломает судьбу еще одной женщины, история стара как мир».

Ребенок. Незаконнорожденный королевский отпрыск. Что бы ни случилось, если это правда, он не должен узнать. Никогда. Она привалилась к одной из бойниц и выглянула наружу. Стена отвесно уходила прямо в бурлящие воды речки Вин. Как высоко, даже голова кружится. Пенни поспешно подняла глаза. Далеко на горизонте горы сгрудились вокруг взмывающего ввысь пика Эрхабенхорн. Святой Кириакус не поскупится ни на детей, ни на фрукты. Даже на бастардов и английский горох! Значит, Пенни Линдси должна вернуться обратно в Раскалл-Сент-Мэри и поднимать своего ребенка и свои сады – словно она никогда не встречала никакого принца, – как это сделала ее мать.

«У твоего отца не было выбора. Может, если ты получше присмотришься к королевским обязанностям, ты сама поймешь это». Голос матери прозвучал настолько отчетливо, что Пенни чуть не оглянулась. Девушка прижалась лбом к грубому камню зубца. «Прости меня, мама, если я когда-либо судила тебя или своего отца. Я действительно была совсем ребенком».

Как и ее мать, она не должна ничего просить у своего принца ночи.

За ее спиной скрипнула дверь. Пенни оглянулась через плечо. И тут же подскочила к нему.

– Николас! Ты болен?

Он был бледен, кожа покрылась липким потом.

– Нет. – Он нелепо хохотнул и провел ладонью по лицу. – Я боюсь.

Она не смела прикоснуться к нему. Все его прекрасное тело, каждый рельефный мускул, сотрясалось как в лихорадке.

– Чего ты боишься?

– Руки четырех всадников лежат на моих плечах… – Он потряс головой и улыбнулся.

– Скажи мне! – взмолилась она. – Скажи!

Его улыбка походила на маску смерти. Он ухватился за дверной косяк и присел на корточки.

– Я боюсь, Пенни!

– Скажи мне! – настаивала она. – Гораздо легче признаться человеку, которого больше никогда не увидишь. Однажды я ехала в дилижансе в Стаффордшир. Со мной путешествовала одна дама. Она всю дорогу рассказывала мне про свою жизнь – поведала такие вещи, которые никогда никому не говорила. Но она ведь не знала меня и потому чувствовала себя в полной безопасности. Я единственная в твоей жизни, кого ты больше никогда не увидишь. Ты можешь довериться мне. Чего ты боишься?

– Этого места, – выдавил он. – Этой лестницы. И этого места. Вообще высоты.

Она махнула рукой в сторону короткого прохода и бойниц:

– Этого?

Линия его шеи резко выделялась на фоне черно-красной ткани халата. Он ухватился пальцами за волосы и опустил голову.

– Да, именно этого места.

– Почему?

– Мне было одиннадцать, – проскрежетал он. – Карл привел меня сюда. И заставил встать вон там… на зубец. Потом вдруг схватил меня за ноги и перевернул вверх ногами. Я висел прямо над пропастью. Помню, как падала моя шапочка – вниз, вниз, по спирали, пока не скрылась в водах речки Вин. Я подумал, что ботинки могут соскочить с моих ног и остаться у него в руках, а я полечу вслед за шапочкой. На ней было перо. Оно летело и летело, кружилось в воздухе, как одинокое сломанное крыло. Мне стало плохо. Меня вырвало прямо так, вверх ногами. И я описал штанишки. Он держал меняло тех пор, пока я не решил, что умираю, а потом…