Она прикусила губу и отвернулась.
– Сколько надо времени… чтобы добиться просто хороших результатов?
– Не знаю. Может, год, а может, и два.
– А чтобы ездить, как вы или как фон Герхард и все остальные? Проделать с лошадью то, что проделали вы в первый день в Раскалл-Мэноре, когда вы заставляли своего жеребца танцевать и становиться на дыбы по вашей команде?
– О Господи! Вся жизнь! Поскольку вы не начали заниматься этим с детства, вам уже никогда не наверстать упущенного. – Она оказалась права, заранее заручившись его словом не наказывать Фрица. Ему захотелось вздернуть своего старинного друга на дыбе.
– Выходит, я не смогу появиться в Лондоне верхом на лошади, поскольку принцесса София – прекрасная наездница. Вы солгали мне. В очередной раз.
Стыд змеей зашевелился у него в животе.
– Это не важно. Вы можете выезжать в карете. Скажем, что София была больна. И еще не совсем оправилась. Прекрасный повод уклониться от таких вещей, как прогулки верхом, танцы и все такое.
– Танцы? – задохнулась Пенни. – Конечно! Она должна танцевать, словно ангел небесный. Не стоит даже начинать учить меня этому, так ведь? Я могу выставить себя полной дурой. – Она направилась прямиком к нему, мягко ступая босыми ногами по полу. – Я ненавижу вас. Я так старалась. Была на седьмом небе от сознания того, что могу научиться ездить верхом на лошади. И вот теперь я узнаю, что даже эти часы, проведенные с Виллоу, – всего лишь обман, ложь и обман. О Боже! Вы действительно чудовище!
– Я пытался предупредить вас. – У него сердце в груди переворачивается, тело рыдает по ней, а она ненавидит его.
– Я мечтаю сделать вам больно. – Она остановилась и сжала кулачки. – Никогда еще мне не хотелось доставить человеку боль, если не считать…
Он подсунул ее письмо под другие бумаги и поднялся.
– Не считать кого?
– Майора Вильяма Сандерса. Человека, который соблазнил меня, когда мне было пятнадцать, увел из дома и женился на мне.
Он беспомощно стоял перед ней и покорно выслушивал, как она разносит его в пух и прах.
– Ваш муж? Вы ненавидели его? Почему?
– Потому что он женился на мне, посчитав меня богатой. Увез меня в Шотландию и женился на деньгах. Я была польщена и трепетала от волнения. Думала, что он любит меня. Считала это большим приключением. И когда я узнала, что он преследовал меркантильные цели, сердце мое было разбито. Вскоре я возненавидела его. И вот теперь вы проделали тот же фокус. Увели меня из дома, пообещав большое приключение. И заставили меня возненавидеть вас.
– Из-за лошадей?
Она раскинула руки в стороны. Квест отползла под кровать.
– Да, да! Из-за лошадей! Неужели вам невдомек? Я гордилась своими успехами. Думала, что могу покорить весь мир. Теперь я знаю, что каждый, кто увидит меня верхом, тут же поймет, что я новичок. У меня такое чувство, что меня предали и унизили. Если я не могу доверять вам даже в таких вещах, я не могу поехать с вами в Лондон и разыгрывать из себя принцессу на вашей свадьбе. Вы потеряли королевство из-за подковы, ваше королевское высочество.
Она опустилась в кресло, в котором Алексис сидел за шахматами. Свеча отбрасывала яркий свет. Веки ее припухли, щеки мокрые.
– Да вы даже не представляете себе, чему научились! – сказал он. – Погодите!
Он опрометью кинулся вверх по лестнице в ее комнату, схватил ее рубашку, туфли и бриджи. С секунду он стоял, прижимая к себе ее одежду, и трясся, словно в лихорадке. Комната была пропитана ее запахом. Кровать смята. Телескопом и его заметками о планетах явно пользовались. Он жаждал заполучить все разом: ее аромат, ее тело, ее острый ум. Но ему придется отказаться от этого, раз и навсегда.
Когда он спустился, она по-прежнему сидела, прикрыв глаза рукой, Квест жалась к ее ногам. Она и не подумала сдвинуть верхний листок, под которым пряталось ее письмо к матери. Она была абсолютно честна. Для нее сунуть нос в чужие бумаги – немыслимая вещь. А ему приходилось совать свой нос везде и всюду.
– Одевайтесь! – Он бросил ей одежду. – Я подожду.
– Зачем?
– Мы с вами идем на конюшню.
Она вытерла щеку. Белая ткань рукава съехала, обнажив пронизанное голубыми венами запястье. Горячая волна вожделения прокатилась вниз по его позвоночнику. Губы горели от желания прижаться к ее губам и высушить слезы. Руки жаждали распахнуть халат и пробежаться по сладким изгибам ее тела. В паху все завибрировало от сексуального возбуждения: обжигающего, резкого, мужского.
– Сейчас? – округлила она глаза.
– Ради Бога, делайте, что я вам говорю! Или мне вас самому одевать прикажете?
Они шли сквозь тьму в полной тишине. Погладив Квест и успокоив ее, он оставил собаку в спальне. Потом привел Пенни в амбар, а сам отправился за лошадью. Когда она начала уже сомневаться, вернется ли он, в дверь ворвалось гнедое пламя и с храпом и ржанием заметалось от стены к стене. Это был не Виллоу. Вместо него он привел Драйвера, огромного плохого парня. Должно быть, Николас ехал на нем верхом без седла, поскольку, прежде чем бросить Пенни хлыст, он повесил на стену уздечку.
Принц привалился спиной к двери и скрестил руки на груди.
– Давайте. Выходите, прикажите ему прекратить все это безобразие.
Конь повернулся у дальней стены и поскакал обратно, пронизывая тени. Она ждала, что принц подбодрит ее, скажет, что он здесь, с ней, и что ничего плохого не случится. Вместо этого он направился к выходу.
– Зачем? Как это может помочь мне научиться ездить подобно принцессе Софии?
Дверь со стуком закрылась. Пенни кинулась вслед за ним и чуть не споткнулась о хлыст. У нее за спиной метался жеребец, испуганно и одиноко взывая к своим сородичам, жалуясь на то, что он остался без вожака. Она стояла и смотрела на него, вспоминая то чувство безумного ужаса и отчаяния, которое охватило ее, когда эта самая лошадь неслась прямо на нее и оторвала зубами рукав ее платья. Зубами, созданными для поедания травы. Зубами, которые так нежно и осторожно взяли у нее с руки морковку.
Она твердым шагом вышла в центр амбара. Жеребец с пронзительным ржанием проскочил мимо нее, перешел на галоп, взбрыкнул, молотя копытами пустоту.
Несмотря на всю свою силу и красоту, он всего лишь мясо для хищника.
– А ну! – ударила она хлыстом. – Веди себя прилично!
Жеребец остановился и повернулся к ней, глядя настороженно и даже с вызовом. Она сделала глубокий вдох. Жеребец потряс головой и пошел по кругу. Не обращая внимания на бешено колотящееся сердце, она шагнула ему навстречу, бросая свой собственный вызов, и прогнала его прочь. Он снова пустился галопом, запрокидывая голову, она ударила хлыстом, не давая ему остановиться, пока его глаз неожиданно не стал мягким и внимательным. Она тут же отступила назад, как учил ее Николас, и разрешила лошади остановиться.
Когда она вновь заставила жеребца двинуться, он спокойно побежал по кругу. Она позволила ему сделать несколько кругов и разрешила отдохнуть немного. Драйвер остановился и послушно повернулся к ней. Она без колебаний подошла к нему и надела уздечку.
– Что мне делать, старина? – провела она рукой по черной гриве. – Стать его куклой, нарядиться на один день в свадебное платье, а потом навсегда исчезнуть? Как видишь, он нас обоих поставил в идиотское положение.
Лошадь тихо фыркнула, словно отвечая: «А чего еще ты ждала?»
– Вы больше не боитесь лошадей, не так ли? – раздался у нее за спиной голос принца.
Она повернула голову и увидела, что он стоит в дверях.
– Нет, но идеальной наездницей я от этого не стала, так ведь?
– Может, никогда не станете. – Он подошел к ней и забрал у нее хлыст. – Это не важно. Вы заставили его подчиниться вам. Вот чему вы научились. Теперь понимаете?
– Что я должна понять? Что это меняет?
Он потер черный нос лошади. Драйвер расслабился и подремывал под этими ласками. Николас поднял глаза, на лицо его падала тень, и разглядеть его выражение не представлялось никакой возможности.
– Я не знал, как еще заставить вас поверить в свои силы. Научитесь повелевать лошадью, и вы научитесь повелевать целым королевством. Взгляд на вещи – вот что важно. Лошади научили вас вести себя по-королевски.
Она отступила на несколько шагов и обвела рукой огромное пустое пространство, где каталась верхом на преданном Виллоу.
– Значит, дело было вовсе не в верховой езде?
– Нет. Хотя я думал, вам это тоже должно понравиться.
Она присела на тачку, не доверяя своим ватным ногам.
– И вы не могли объяснить мне это с самого начала? Не могли доверить мне эту информацию? Я хочу, чтобы вы научились повелевать, и это один из способов. Вы не могли просто взять и сказать мне это?
Он провел рукой по шее Драйвера, потом еще и еще.
– Нет, не мог. Тогда это бы не сработало.
– Она наклонилась вперед, благодарная защищающему ее полумраку.
– Почему я вам так не нравлюсь? Что я сделала?
Лошадь шарахнулась в сторону, но тут же успокоилась.
– Не нравитесь мне?
– Ваш обман словно лед на пруду. Если один хрустальный покров тает на полуденном солнце, ночью обязательно появится следующий. Мы старались подружиться. Вы отвергли эту дружбу. С тех пор я пребываю в полной растерянности. Чем я могу помочь вам в вашем заиндевевшем мире? Вы попросили меня изучать ночное небо с его далекими холодными звездами. Мой мир – это залитые солнцем поля, сенокос и сбор урожая, но вы украли его у меня. Нельзя ли вернуть хоть что-то взамен? Обязательно обращаться со мной как с врагом?
Он затих, лошадь смирно стояла рядом, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Я не считаю вас врагом.
– Я знаю, что вы вовсе не тот ледяной принц, каким кажетесь. Я знаю, что вы можете вскочить на спину Драйвера и заставить его танцевать с вами, как деревенскую девчонку на Майский день. И сделать это можно только из любви, а не благодаря сухому и бездушному мастерству, изучаемому в темноте. Тогда почему вы отгородились от меня?
Он уперся взглядом в пол.
– Я не думал… Я не хотел, чтобы так вышло. Я не хотел, чтобы вы пришли к выводу, будто я ненавижу вас.
– Тогда ведите себя соответственно!
Николас побрел прочь и вскоре вернулся с уздечкой. Жеребец опустил голову и закусил удила. Принц вскочил ему на спину и протянул Пенни руку.
– Мне очень жаль, что я не могу ничего предложить вам. Может быть, у Драйвера получится.
– Как?
– Идите сюда. Доверьтесь мне. Дайте мне вашу руку.
Ее прямо-таки бросило в жар от возмущения.
– Я не знаю этого утонченного языка и никогда не узнаю. Вы сами сказали мне это.
Он по-прежнему протягивал ей руку, упрямо глядя на нее сверху вниз. В итоге она все же вложила свою ладонь в его. Через секунду она уже сидела на широкой спине жеребца перед Николасом.
– Просто сядьте и расслабьтесь, – сказал Николас. – Я буду разговаривать с ним за нас обоих.
Драйвер был полная противоположность Виллоу, из-под его копыт летела пыль, даже когда он шел шагом. Каждое его движение было наполнено мощью и грацией.
Это был даже не разговор. Это была музыка. Мощная, примитивная музыка, в основе которой лежит ритм барабанного боя. Выпад, новая точка равновесия, новая мелодия, каждое движение плавное, гладкое, как шелк. Ты должен погрузиться в этот поток, если не хочешь сбить коня с толку. И в то же время это чистой воды эротика, приятное возбуждение, до ужаса неприличное. Бедра Николаса прижимались к ее бедрам. Его тело вжалось в изгибы ее спины. Его дыхание щекотало ей ухо. Руки обхватывали ее, тонкие пальцы вели свою тайную беседу. Биение его сердца отдавалось в ее крови.
Кости ее растворились, кожа пела – в унисон этому животному и мужчине, пела новую чувственную песню вскипающей крови.
Каждая клеточка ощущала его присутствие.
Когда Драйвер наконец-то остановился, она еще долго сидела, не в силах выдавить ни слова, не в состоянии унять дрожь, которая волнами проходила по ее телу. Чистое плотское удовольствие.
Николас потрепал лошадь по загривку и спустил Пенни на землю, потом спрыгнул сам. Это простое движение поразило ее в самое сердце. В нем заключалась красота и сила мужчины. Произведение природы, доведенное до совершенства.
Она обхватила руками свои груди, тайные мечты неожиданно прорвались наружу – мечты о любви и о том, как она окунается в пучину экстаза.
– Это было чудесно, – прошептала она. – Чудесно. Спасибо.
Глядя в темный глаз лошади, он заменил уздечку на недоуздок. Он сильно смахивал на человека, который не знал, как справиться с потрясением, и изо всех сил пытался совладать с собой.
– Это подарок Драйвера.
Слезы навернулись ей на глаза, и она попятилась назад, не желая показывать их ему. Это явное сожаление отравило всю мелодию.
– Конечно. Не следует принимать ваши странные поступки за проявление доброты.
– Неужели ни один мужчина на свете не был добр с вами?
– Что за странные вопросы, да еще из ваших уст!
Он пошел повесить уздечку на стену. Драйвер тихо ждал.
– Расскажите мне о вашем браке. Как этому человеку вообще удалось добраться до вас, ведь вам было всего пятнадцать?
Она была рада разрушить очарование этого момента и вернуться обратно в реальность.
– О Бог ты мой! У Нориджа как раз стояло народное ополчение. Хотя я была слишком молода, чтобы участвовать в балах и ассамблеях, но офицеров туда приглашали, и очень часто. Кто-то сказал майору Вильяму Сандерсу, что моим отцом был принц Альвии. Скорее всего это дело рук тети Горацио. Она как раз тогда гостила у нас. Вильям долго бродил по деревне, пока не встретил меня. Он показался мне невероятным красавцем. Он настоял на тайных свиданиях во дворе церкви и у старого особняка. Как видите, ваши владения были и моей игровой площадкой. Мама понятия об этом не имела:
Он вернулся к лошади.
– Будучи маленьким, я считал старый особняк идеальным местом для романтических свиданий.
– Но когда вы встретили меня там, вы думали совсем иначе, не так ли?
– Господи, да я и сам не знаю, что тогда думал. У меня голова раскалывалась. Продолжайте.
Жеребец тихо фыркнул, загипнотизированный поглаживающими движениями.
– Да больше и рассказывать-то особо нечего. Вильяма перевели в Шотландию. Он уговорил меня сбежать с ним. Мы перебрались через границу и поженились. Сперва это было просто чудо, мечта, да и только. Он был внимателен и галантен… пока не обнаружил, что денег у меня нет. Вне себя от ярости, он выпорол одного из своих подчиненных за какую-то малость…
– А, так вот откуда вам известно о таких наказаниях!
– Оттуда. Тогда-то я и поняла, насколько он жесток, но дело было сделано, брак заключен. Однажды вечером в очередном приступе бешенства он напился. Завязалась драка. Его убили. Вот так я и оказалась вдовой, не пробыв женой и нескольких недель. Я вернулась домой и сделала вид, что ничего не было. Он думал, что я сделаю его богатым. Соблазнил своими поцелуями и льстивыми комплиментами. Он меня никогда не любил.
– И поэтому вы не можете… – Он остановился и сделал глубокий вдох. – Вы не можете поверить, что мужчина способен полюбить вас?
Ей захотелось отшутиться от этого вопроса, но брошенные через плечо слова вышли вымученными и натянутыми:
– Вряд ли нам обоим пойдет на пользу, если я поверю в это сейчас, не так ли? – Она вернулась на тачку.
Он разжал пальцы и выпустил веревку из рук. Драйвер не шелохнувшись наблюдал за ним. Николас отошел, оставив лошадь стоять на месте. Он молча направился к двери. Пенни сидела в темноте и ждала, сердце бешено колотилось у самого горла. Жеребец не двинулся, словно принц наложил на него заклятие.
Неожиданно лошадь заржала. Пенни вскочила на ноги. Николас стоял в призрачном свете. На секунду ей показалось, что он принес коню сена. Потом она вышла на свет. Цветы. Полевые цветы. Лихнис, звездчатка и лютики. Дымянка, дикая горчица, клевер. Таволга и ястребинка. Простые скромные деревенские цветы.
– Я собрал их, пока вы работали с Драйвером. Все, что сумел найти. Стоит ли говорить, что это первые цветы, сорванные моими собственными руками? – Он положил их ей на колени, потом выбрал веточку клевера и скормил ее жеребцу, стоя к ней спиной. – Вы спрашивали, все ли, что я даю вам, пропитано фальшью. Все ли мои слова – игра. Очень может быть. Но вам никогда не разобрать, где истина, а где ложь.
Яркие лепестки лихниса притягивали к себе мотыльков. Он сам собрал эти цветы. Для нее.
– Вы проделали это тайком? Что еще вы скрываете от меня?
Николас повернулся. Конь, словно статуя, стоял у него за спиной.
– Что вы хотите знать?
Нежный аромат исходил от полевых цветов – растений, в которых нет ни грамма фальши.
– Чтобы получить доказательство, что вы не врете мне сейчас? Такого вопроса просто не существует.
Он сделал знак рукой и сказал что-то по-глариенски. Конь подогнул ноги. Еще слово, и Драйвер повалился на бок. Прекрасная голова лежала в пыли, под ней тенью растекалась черная грива.
– Испытайте меня, – попросил Николас.
– В таком случае расскажите мне правду об Алексисе.
Еще один жест, и Драйвер снова на ногах. Николас подвел жеребца к столбу, привязал его и принялся расхаживать взад-вперед, потом подошел и остановился прямо перед ней. Цветы полностью скрывали ее колени.
– Вы хотите знать, почему я потчую Алексиса фальшивыми рапортами о своих встречах. Почему не отпускаю от себя. Почему мне так важно, о чем он думает. Нет ни одной причины, которую стоило бы скрывать от вас. Даже наоборот, я хотел, чтобы вы стали свидетелем этого действа. Я думал, что вы уже догадались.
– О чем догадалась?
– Что Алексис работает на моего кузена Карла, конечно.
– О Боже! Он убеждал меня, что любит вас!
– Может, и так. Это не важно.
Ей показалось, что она уловила суть дела, что даже эта опустошительная правда – не все, что есть кое-что поважнее.
– А что еще не так с Алексисом?
– Это его личное дело, вам так не кажется?
Она стыдливо отвела взгляд.
– Откуда вы знаете, что он шпионит на Карла? Вы уверены?
– Я его не спрашивал, если вы это имеете в виду. Я вычислил. Он пришел ко мне из двора Карла. По какой еще причине мой кузен мог отпустить его, если не в обмен на обещание следить за мной? Я облегчил жизнь Алексиса, как мог.
– Вы поэтому все еще держите его при себе? Он поэтому не может спать по ночам? Бедолага! – Она взглянула на него сквозь застилавшую глаза пелену слез, полевые цветы в ее руках свесили головки. – Он действительно любит вас! И все же должен продолжать предавать вас? О Бог ты мой!
– Это не важно, – снова повторил Николас. – Большинство из тех, кто считает, что любит меня, в конце концов предают меня.
Глава 10
Думала ли она, что теперь все изменится? Надеялась ли, что они обретут новое понимание? Полевые цветы зачахли, хоть Пенни и принесла их к себе в комнату и поставила в воду. Через два дня жалкие остатки убрали прочь, высохшие, скорчившиеся лепестки вымели.
После той ночи, ночи, когда она узнала, как Николас использует Алексиса, ночи, когда принц вел непонятные речи о любви, он практически не разговаривал с ней. Она стояла, словно прикованная, за ширмой, наблюдала за все новыми и новыми встречами, за новым обманом. К этому времени граф Карл Занич должен был узнать, что Николас держит в своих покоях женщину, хотя Алексис не мог доложить ему, что она похожа на принцессу Софию. Вместо этого мальчик скармливал Карлу лживую информацию о людях и политике, даже не подозревая, что Николас пользуется им без всяких угрызений совести.
Если она и была наивной в том, что касается природы власти и принцев, теперь эту наивность как ветром сдуло.
Они встретились всего лишь раз, и то мельком. Он держался отстраненно и был раздражен – объясняя какой-то пункт договора, избегая близости, – так зачем она беспокоит его, выводит из равновесия, словно собака со своей костью?
– Как вы можете говорить мне, что Алексис – шпион? – спросила она. – Вы же утверждали, что эти шестеро мужчин единственные, кому можно доверять, ваша личная охрана.
– Я доверяю Алексису, поскольку он делает именно то, что мне надо, – последовал ответ. – Это одно и то же.
Но это не одно и то же! Из-за этого доверительные отношения, эти полуночные игры в шахматы кажутся непостижимыми, если только у человека, которому доверяют, вообще нет сердца.
Как же он в таком случае покажет ей, какой может быть настоящая любовь, пусть даже это любовь между человеком и лошадью? Любовь к животному, чьей естественной защитой является бегство, но которое легло на пол в присутствии человека, хищника. Это высшая степень доверия, выше и придумать нельзя. «Если просите лошадь довериться вам, вы должны быть достойны этого доверия. Лошади очень чувствительные создания».
Через неделю Николас заявил, что его двор переезжает в Лондон. Пенни понятия не имела о его планах. Просто в середине урока она получила записку от майора барона фон Герхарда: «Будьте готовы отправиться в путь после полуночи».
Весь остальной двор собрался и уехал днем, и Николас тоже. Пенни наспех набросала последнее письмо матери: «Мама, приключение начинается, теперь уже взаправду. Мы едем в Лондон. Я не смогу писать тебе…»
Времени нервничать не было – пока она не осталась одна в карете.
Покачиваясь в такт лошадиной рыси, она двигалась на юг. Фриц фон Герхард ехал на облучке вместе с кучером. Норфолк плавно перетек в Суффолк. Она то засыпала, то снова просыпалась, а колеса все крутились и крутились, огибая Стоумаркет и Ипсвич окольными путями. Они объехали Колчестер, где когда-то королева Боадицея победила девятый римский легион.
Она заснула и видела тот же беспокойный сон, который не раз приходил к ней в башне, – в этом сне любовник нежно обнимал ее, ласкал шею, талию и груди. Она тянулась к нему во сне, чувствовала под своими ладонями его мускулистые руки и представляла себе удовольствие слаще молитвы или левкоя. Но стоило ему, содрогаясь, излить в нее свое семя, удовольствие оборачивалось отчаянием – он с проклятиями отталкивал ее от себя. «Мне сказали, что твой отец – принц. Мне нужны деньги».
Во сне она открыто плакала, просыпаясь одна в постели и радуясь тому, что никто не стал свидетелем ее безумных сновидений.
Последняя личная встреча с Николасом постоянно всплывала в ее воображении.
Мысли путались, в ушах крутились ее собственные слова: «Если мне придется сделать это для вас в Лондоне, невзирая на все ваши рассказы о том, как вы поступаете с Алексисом, я хочу, чтобы мы стали друзьями. Иначе это будет невыносимо для нас обоих. Вы можете сделать это?»
Он взглянул на нее, словно тонущий: «Не знаю».
Если бы не ее обещание, если бы она не представляла себе, что станется с Глариеном, провались их план, она бы прямо сейчас вышла из кареты и направилась в Стаффордшир, где тетя Горацио непременно станет критиковать ее ноги и волосы, прежде чем принять ее в объятия любящего семейства. Но поступить так было бы чистой воды трусостью, уступкой ее собственным, расцветшим полным цветом чувствам. Поэтому она продолжала упорствовать, заставив принца смотреть ей пря —
мо в лицо, пока он не согласился, понукаемая желанием понять его, терзаемая мыслью о том, как он собирал для нее цветы во мраке ночи.
– Вы все еще обманываете меня. Будете отрицать? Можете ли вы заменить все эти манипуляции и уловки настоящим доверием, юмором и искренностью, которых должно ожидать от друга?
– Даю вам слово попытаться, – сказал он, и она довольствовалась этим.
Когда они достигли побережья, дело близилось к вечеру.
Несмотря на то что она была в бриджах, майор все равно не разрешил ей снять длинный плащ, когда она пересаживалась в лодку. Молчаливые крепкие лодочники сидели на веслах с обеих сторон. Суденышко плавно двигалось на юг по схожей с потоком расплавленного серебра Темзе. Морская вода смешивалась с пресной, зеленые волны бились о весла. Все держали рот на замке. Путешествие сильно смахивало на сон, с каждой минутой они все дальше и дальше углублялись в сказку, в которой не существует настоящей реальности и где главный герой может запросто погрузиться в свой собственный мозг, как ныряльщик в глубокие воды.
В конце концов посудина ткнулась носом в камыши. Лодка ударилась о маленькую деревянную пристань, практически невидимую в темноте. Фон Герхард вышел первым и предложил ей руку. Пенни потянулась за ней и шагнула на планшир. Лодка качнулась, и девушка с плеском полетела в воду.
Ловя ртом воздух, она ухватилась за скользкие деревянные перила. Не успела она окунуться в воду до талии, как майор бесцеремонно поймал ее за воротник и вытянул на причал, забрызгав себя с ног до головы. Он взял ее за руку, и она пошлепала следом за ним по узкой грязной тропинке в Кент. Там их ждала вторая карета.
Едва они с майором подошли поближе, дверца распахнулась, и до боли знакомый голос проговорил:
– Ага, океан вынес из подводного золотого дворца стоящую на створке раковины Афродиту в компании седеющего Тритона. Хотя, признаюсь, я не ожидал, что вы оба промокнете до нитки.
Пенни посмотрела на Николаса, чувствуя, как мокрая одежда начинает прилипать к телу, и расхохоталась. Значит, он все же пытался выполнить свое обещание!
– Трудно выбраться из подводного дворца и не притащить за собой хотя бы одну ниточку водорослей, – сказала она. – Каким ветром вас сюда занесло, ваше королевское высочество?
Николас протянул руку и помог ей забраться в карету.
– Я тоже служу Посейдону – я добыл коней.
– Неудивительно, что вы говорите со мной загадками, мы ведь почти две недели практически не разговаривали. Где Квест?
– В Лондоне.
– Что не предвещает ничего хорошего. – Она тяжело вздохнула. Карета двинулась вперед. – Я должна быть польщена тем, что вы встречаете меня лично?
– Нет, напротив, вам следовало бы забеспокоиться. – Он улыбнулся. – В конце концов, я ведь эрцгерцог Глариена, безжалостный вампир, блуждающий в ночи.
– Принц летучих мышей и лошадей?
– И всего тайного и безмолвного. Кортеж принцессы Софии остановился на постоялом дворе на окраине Лондона. Одна дама выдает себя за нее, другая якобы ее единоличная прислуга. Этих двух дамочек следует удалить, и вы займете место самозванок.
– Одна самозванка заменит другую. Очаровательно, вы не находите?
Он смотрел из окна кареты, наблюдая за тем, как деревья и лошади то ныряют в тень, то выныривают из нее на дорожки лунного света.
– Все может обернуться совсем не так очаровательно. Не исключено, что там ждет ловушка. Я не собираюсь посылать вас туда в одиночку.
– Но вы уже сделали это! – Карету качнуло, и она ухватилась за ремешок. – У меня мороз по коже, словно я стою в темноте, а вокруг – непонятные звуки!
Он полоснул ее взглядом – сумрак ночи и ледяное пламя обожгли ее кожу.
– Я подумал, вы будете рады знакомому лицу, даже если это лицо мое.
«Даю вам слово попытаться».
– И что там, на этом постоялом дворе?
– Если все пойдет по плану, то вы проснетесь утром и позовете к себе своих фрейлин, Грету и Беатрис. Они преданы Софии и посвящены во все детали.
Имена, имена, целые списки имен, рядом с каждым аккуратным убористым почерком выведено подробное описание. Она знала, как выглядят эти дамы, была в курсе их жизни и вкусов.
– Значит, провала не будет?
Он улыбнулся, лучик лунного света упал на щеку. Эта улыбка была способна даже воз яблок опрокинуть.
– По определению королевская особа всегда права. Просто запомните это, храбрая Пенелопа.
– Значит, никто не узнает, что я не настоящая принцесса?
– Никто, кроме Карла, конечно.
Карета накренилась, подпрыгнув на колее. И ее сердце вместе с ней ухнуло вниз и подскочило к самому горлу.
– О Бог ты мой! Вы никогда не говорили мне об этом! Вы вообще ничего не говорили. Меня ведут от одного откровения к другому, словно слепого. Карл будет в Лондоне?
– Конечно. Вы не могли не догадаться.
– Не могла, но не догадалась! Он непременно меня выдаст!
К ее неописуемому удивлению, принц взял ее за руку.
– Нет. Успокойтесь. Все в порядке. Он не сможет выдать вас, если вас примут русский царь и принц-регент. Что он скажет? «Это не настоящая принцесса София. Я это знаю, потому что держу ее пленницей в Бург-Заниче»?
– Но если он увидит меня раньше…
Карета остановилась. Из темноты возник всадник, скользнул вниз со своей лошади и подошел к дверце. Николас наклонился к окошку и переговорил с ним несколько минут. Пенни заметила лишь темные волосы да гладкий, как у тюленя, череп, однако в бледных глазах на красивом лице горела необычайная проницательность и сообразительность.
Принц откинулся на сиденье, и кучер снова тронул лошадей. Всадник пристроился за ними.
– Лукас, – пояснил Николас. – Один из моих людей. Все идет как надо. Запаситесь смелостью, принцесса.
– Этот Лукас, он шпион?
– Он принц. Глариен кишмя кишит членами королевских семейств. Я пытаюсь по возможности пользоваться их услугами.
– Принц? Он тоже одной ногой на троне стоит? Вы ему доверяете?
– Я доверяю ему. – Он бросил на нее взгляд. – Господи, я никогда в жизни не видел никого, столь не похожего на мальчишку. Сидите смирно.
Пенни сидела, словно статуя, ожидая, пока он скрутит ее волосы и закрепит их на макушке, водрузив сверху шапку. Она прикрыла глаза, стараясь отгородиться от клубившейся в его глазах метели. Запах жженой пробки заставил ее сморщить носик – принц навел тень на ее подбородок и верхнюю губу. Большой палец решительно прошелся по бровям. Ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно, чтобы он еще раз провел пальцами по щеке и дотронулся до уголка рта.