Энцефальер был пуст. Стенки отсвечивали красным, синим и зеленым, отражая провода. На дне в дальнем углу осталось несколько капелек слизи. Кран дьюара был закрыт, вокруг него вилось фиолетовое облачко.
      Александр Николаевич убеждал себя, что это не сон, что энцефальер и в самом деле пуст. Убеждал до тех пор, пока появилось неприятное ощущение. Показалось, что за спиной кто-то стоит.
      За окном медленно плыли облака. Низко над крышами домов кружили птицы, их пронзительные крики доносились через приоткрытые фрамуги. Каркнула ворона голосисто и радостно, будто над самым ухом.
      Он резко обернулся. Никого…
      И все-таки оставалось ощущение, что чей-то тяжелый взгляд царапает затылок.
      Александр Николаевич заставил себя осмотреть лабораторию. Он заглядывал в шкафы и за шкафы, в вольеры.
      Наконец он понял, что ведет себя глупо, и вернулся к энцефальеру. Здесь еще раз убедился, что ему нечего опасаться за свой рассудок. Энцефальер был пуст. Этого не могло быть, но это было.
      Осознавая чудовищность происшедшего, ученый начал вспоминать тех, кто мог проникнуть в лабораторию. Вначале перед его мысленным взором, словно перед экраном рентгеновского аппарата, проходили те его сотрудники, о которых он знал все или почти все. Здесь были его друзья, потенциальные соперники, претендующие на места повыше, жестокие спорщики и вкрадчивые соглашатели.
      После каждого такого просмотра возникали вопросы. Их накопилось уже достаточно много. Предстояло распределение их по важности, по первоочередности прежде, чем сообщить о случившемся другим людям и втягивать их в расследование.
      Александр Николаевич с раздражением думал о предстоящих выборах в академии. Надо же случиться такому накануне! Теперь его противники не преминут воспользоваться этим. Брезгливо выпятит губы Глеб Игоревич: «Бывает, бывает… Хорошо, что редко…» «Вы вносите разнообразие в нашу унылую жизнь», — «ободрит» ученый секретарь, нацелившись ему в переносицу льдистыми немигающими глазами.
      Думая, Александр Николаевич продолжал по инерции осмотр лаборатории. Его взгляд рассеянно коснулся сплетения проводов, скользнул дальше, затем остановился на месте их соединения и словно прикипел к нему.
      Александр Николаевич знал, что никто из сотрудников лаборатории не мог бы так соединить провода, подключив центрифуги к термостатам, термостаты — к микротомам. Казалось, их соединили совершенно случайно, лишь бы перепутать. Словно в лабораторию ворвались шалуны-мальчишки или в лабораторных роботах отказали блоки мозга.
      Ученый вспомнил, что один из роботов — его все называли Льодик — должен находиться в нише, справа от энцефальера.
      Он заглянул в нишу. Робота на месте не было.
      Мысль о том, что Льодик или его собратья могли взять это из энцефальера, казалась нелепой. Однако надо было проверить и ее…
      Александр Николаевич достал из сейфа инструкции пользования лабораторными работами ЧИС-8 и ЧИС-9. Через несколько минут закрыл их с облегчением: никакое известное ученым расстройство кристаллического мозга роботов не привело бы к такой патологии. Вывод мог быть один: Льодика увел человек, взявший из энцефальера то, что там находилось.
      «Узнав о случившемся, Зоя, наверное, скажет:
      «Не расстраивайся, милый, береги здоровье». Знает ли она, как ранят меня ее слова? Да, при такой разнице в возрасте, как у нас, мне надо очень беречь здоровье. Ничего другого не остается… Зоя… И выборы в академии… Почему я объединяю одно с другим? Потому ли, что они меня одинаково волнуют? Одинаково?..»
      Александр Николаевич заглянул в кладовку, где должен был находиться близнец Льодика робот Чиф. Не было и его.
      «Значит, неизвестный увел обоих роботов, — думал ученый. — Зачем?»
      Оба робота способны унести сам энцефальер. В таком случае его содержимое не пострадало бы. Это был, пожалуй, самый разумный вариант похищения, но преступник им не воспользовался. Энцефальер остался на месте, а его содержимого и двух роботов не стало.
      «И потом — это необычное соединение проводов… Небывалое, абсурдное, сумасшедшее…»
      Ему показалось, что он ухватился за тонкий скользкий конец веревочки. «Вот именно — сумасшедшее, — думал Александр Николаевич. — Сошедшее с ума. С какого ума? Почему меня это должно интересовать? Не все ли равно с какого? Но уйти от этого вопроса, вычеркнуть его из памяти, забыть, хотя бы отстранить, не могу. Неужели он так важен? С какого ума? Известно с какого — с обычного. Обычного — это значит такого, как у меня, у Михаила Дмитриевича, у Викентия… А у роботов только подобие человеческого ума, его частей, функций. Законы психоробики  ориентированы на существенное отличие ума робота от ума человека…»
      Он еще раз открыл инструкцию пользования лабораторными роботами.
      «Могли ли Льодик и Чиф неправильно истолковать какоелибо распоряжение людей?»
      Александр Николаевич достал из сейфа кассету с магнитной лентой-памяткой, поставил ее в магнитофон. Все команды роботам должны были записываться на нее.
      Мягко щелкнул тумблер. Зашипела по-змеиному лента, потом зазвучали четкие команды, произнесенные знакомыми голосами сотрудников лаборатории: «Приготовить к девяти ноль-ноль для опыта четырех обезьян из вольера номер три». «Закончить ремонт холодильной камеры». «Подготовиться по шестой программе к синтезу белка».
      Александр Николаевич перемотал назад ленту. Еще раз послушал последнюю команду. Подготовка по шестой программе предусматривала включение центрифуг, газовых хроматографов, шкафов Вейля и другой аппаратуры. Должно было прозвучать окончание команды: «Остаток синтезированного материала убрать в шкаф и опечатать». Но этой фразы не было. Неужели могли забыть обязательное условие при синтезе белка: весь остаток его после опыта надлежало убирать в специальные шкафы-термостаты и затем каждый шкаф опечатывать.
      Александр Николаевич поставил другую ленту, услышал характерные щелчки, тихое завывание ультрацентрифуг. Иногда раздавались шаги и голоса роботов, согласующих свои действия друг с другом. Все эти звуки служили подтверждением того, что роботы безукоризненно выполняли задание. Не было соблюдено лишь одно условие о возвращении остатка белка в шкафы-термостаты, предусмотренное правилами техники безопасности.
      Ученый послушал и другие ленты-памятки за неделю. Они свидетельствовали о нормальном ходе экспериментов.
      «А может быть, я ошибаюсь потому, что слишком боюсь ошибиться?»
      Чтобы рассеять сомнения, ему приходилось снова и снова прокручивать ленты.
      Он услышал фразу, произнесенную машинально своим заместителем по лаборатории: «Приготовить питание!»
      Вместо ответа «Задание понял» прозвучал вопрос Льодика: «От сети или от аккумуляторов?»
      «Я имел в виду питательную смесь».
      «По какой программе?»
      У Александра Николаевича задрожали пальцы, и он никак не мог перевести рычажок. «Льодик неверно понял слово «питание», — думал он. — Робот спросил:
      «От сети или от аккумуляторов?» В ином контексте слово «питание» нужно специально разъяснять роботу, особенно роботулаборанту. И поправку «питательная смесь» Льодик мог воспринять совсем иначе, чем предполагал Михаил Дмитриевич. Ох уж этот Михаил Дмитриевич, этакий рассеянный тихоня с оленьими глазами! Сколько его ни одергивай, сколько ни вытаскивай буквально за волосы из философских раздумий, он все равно погружается в них по всякому поводу. Ему, видите ли, важнее всего «то, что стоит за вещью». И ведь каким упрямым — тихоня! — умеет быть, когда хочет настоять на своем! Разве ему десятки раз не говорилось» чтобы он не употреблял в приказах роботам неоднозначных фраз. «Питательная смесь»! Да ведь Льодик мог понять это выражение не как приказ о подготовке смеси аминокислот и физиологических растворов, а как приказ одновременно подключить питание от сети и аккумуляторов. Подобные случаи описаны в первом томе «Психоробики». Там есть специальный раздел с разъяснениями…
      Александр Николаевич напрягал память, пытаясь вспомнить нужный раздел. Он знал, что у него плохо развита ассоциативная память, и он может полагаться лишь на память логическую. Чтобы вспомнить, что было написано в разделе «Психоробики», ему нужно было представить хотя бы приблизительно, что там могло быть, вспомнить предыдущие разделы, расставить ориентиры.
      Все операции по расстановке ориентиров он проделал тщательно и привычно, будто готовил рабочее место в мастерской, раскладывая инструменты. И напряженная память выдала первые фразы из «Психоробики»:
      «Силы убывали», «Он умирал от голода». Они приводились в качестве примеров. Понятные человеку даже без контекста, эти фразы для робота требовали длительных разъяснении. Более того, они вызывали недоверие к основным программам, если встречались в контексте, из которого можно было заключить, что человек находился там, куда достигали солнечные лучи или же имелась электроэнергия. В таком случае, — рассуждал робот, — что же мешало человеку зарядить свои аккумуляторы через энергобатареи или подключиться к источнику питания?
      Чтобы таких «накладок» не возникало, нужно было знакомить робота с устройством человеческого организма.
      «Итак, если Льодик неправильно понял команду о питательной смеси, — думал Александр Николаевич, — то он поступил уже не в соответствии с ней, а сообразно тому, как он ее понял…»
      И снова ученому почудился чей-то тяжелый взгляд, царапающий затылок. Сдерживая себя, он медленно обернулся. Почти не удивился, никого не обнаружив. Все же еще раз внимательно осмотрел лабораторию. Взгляд заскользил по приборам, затем метнулся в стороны — в одну, в другую — и оцепенело застыл… Внимание привлек объектив телекамеры. Показалось, что камера слегка качнулась…
      Александр Николаевич сделал несколько шагов. По голубой линзе объектива скользнула тень — камера повернулась…
      Он проделал еще несколько маневров, пока не убедился, что объектив телекамеры «прилип» к нему…
      Александр Николаевич потянул замок «молнии» на куртке. Стало легче дышать. Только теперь он почувствовал, что шея вспотела. Кося взглядом на объектив, он стал продвигаться к месту включения камеры в сеть. Но оказалось, что шнур тянется не к розетке. Тонкой длинной проволочкой он был подсоединен к ближайшему биотермостату.
      Александр Николаевич приподнял крышку термостата. Там, распластанное в физиологическом растворе, пульсировало сердце какого-то животного. Проводок прокалывал его, будто серьга ухо, и убегал к следующему биотерму, а от него — к малому энцефальеру, где — как это хорошо помнил Александр Николаевич — находился мозг собаки.
      «Такое впечатление, как будто здесь экспериментировал сумасшедший, — думал ученый. — Перепутанные провода, подключение телекамеры… А может, в этом хаосе есть своя логика? Ведь телекамера работает! Она следит за мной. Выходит, ею руководит в качестве управляющего механизма мозг собаки. Как же это совместить с прежними наблюдениями? Самопроизвольные действия роботов вполне могли бы напоминать проведение какого-то эксперимента. Но ведь они не знают строения мозга и никогда бы не додумались так включить телекамеру. Прежде всего они подключили бы ее к лабораторному компьютеру…»
      В нем зрело предчувствие беды. Он уже почти был уверен, что роботы здесь ни при чем, что ему противостоит злая воля человека.
      Но кто мог быть этим человеком?
      Он вспомнил страницы приключенческих романов, в которых следователи ловили преступников. Они часто начинали следствие с вопроса: кому это выгодно?
      «Кому это выгодно?» — спросил себя Александр Николаевич и неожиданно для себя улыбнулся. Вопрос в данной ситуации звучал явно юмористически. Чтобы найти положительный ответ на него, надо было снова обращаться к мысли о сумасшедшем.
      «А случайно ли мне все время приходит в голову одна и та же мысль? Нет ли в этом закономерности? Если факты указывают на то, что здесь побывал сумасшедший, то не следует ли искать его? Например, предположить, что заболел один из сотрудников лаборатории…»
      «В таком случае в результате болезни он должен был стать гением и открыть новый способ управления, — ответил себе Александр Николаевич. — Тогда злоумышленника следовало бы поискать среди наших эрудитов, знакомых и с нейрохирургией, и с физиологией, и с радиоэлектроникой… У нас есть по меньшей мере два таких человека. Один из них — я, а второй — мой зам, тихоня с оленьими глазами…»
      Он спросил себя: «Очень бы я удивился, узнав, что это сделал Михаил Дмитриевич?» Он не нашел однозначного ответа и задал себе следующий вопрос: «Что следует предпринять немедленно?»
      Прежде чем он ответил себе, его рука самопроизвольно схватила лабораторные щипцы и перекусила проводок, ведущий к телекамере…

      Портрет Алексея Резанова никогда не появлялся на доске Почета автохозяйства. Но, с другой стороны, водительский талон предупреждений Резанова не выглядел «кружевным» — компостер автоинспектора не оставил на нем ни одного прокола. И по части выговоров у Алексея чисто — один «без занесения» он давно снял безаварийной работой.
      Дома ждут Алексея жена и сын. В игрушечном автопарке сынишки уже, наверное, есть новые поломки, которые без отца не устранить. И, вспоминая о Петьке, Петре Алексеевиче, Резанов плавно нажимает на педаль акселератора.
      Тяжело груженный самосвал, сопя, ускоряет бег. Десять большущих колес исправно разматывают рулон дороги. Бегут навстречу, расставив руки-ветви, веселые молодые клены. Шумят что-то приветственное, но разве за гулом двигателя расслышишь? Алексей бросает взгляд на счетчик бензина: бак наполовину полон. Не нужно сворачивать на заправку и маяться в очереди.
      Автострада здесь ровная, как стрела, от случайных двуногих и четвероногих «нарушителей» ограждена специальной сеткой. «Можно и отдохнуть», — думает Алексей.
      Поздний вечер сгущает тени. Скоро надо включать подфарники.
      Внезапно перед лобовым стеклом мелькнула тень. Алексей еще не успевает как следует рассмотреть ее, а нога автоматически вдавливает до отказа тормозную педаль, руки выворачивают руль.
      Резкий свист режет слух. Визжат тормоза. Машину заносит. Алексея бросает вперед. Он ударяется зубами о руль, чувствуя, как впиваются в тело привязные ремни, и видит перед машиной неизвестно откуда взявшуюся человеческую фигуру. Последнее, что фиксирует его сознание, — бледное запрокинутое лицо и протянутая вперед, словно для защиты, рука прохожего.
      …Когда автоинспектор и карета «Скорой помощи» одновременно прибыли на место аварии, Алексей Резанов был без сознания. Врачи установили сотрясение мозга, перелом двух ребер. В вещевом ящичке кабины обнаружили смятый путевой лист, недоеденный бутерброд и два игрушечных автомобиля.
      Автоинспектор долго размышлял над причиной аварии. Сколько ни осматривал он дорогу перед самосвалом, не удалось обнаружить ничего, что могло бы дать ключ к разгадке происшествия. Человек или животное — в этом автоинспектор был твердо уверен — проникнуть на автостраду не могли. Сама собой напрашивалась версия, что шофер задремал и вывернул руль непроизвольно, а уже потом затормозил.
      Внезапно автоинспектор остановился, посветил фонариком. Он увидел такое, от чего у него мгновенно пересохло горло. На левой половине мощного, согнутого от удара бампера виднелся глубоко вдавленный отпечаток человеческой ладони…
 
 
      Прошло еще несколько секунд, пока автоинспектор преодолел изумление и бегом направился к своей автомашине. По радиотелефону он вызвал дежурного по ГАИ города.
      Вскоре на место происшествия прибыли еще два автомобиля. В первом приехал следователь, во втором — огромном автофургоне с синей полосой по борту и надписью «Милиция» — находилась передвижная криминалистическая лаборатория. Из нее вышли двое мужчин в одинаковых светлых плащах. Один из них, низенький и худой, нес чемоданчик, на шее второго, грузного и высокого, с багровым затылком, болталось на ременной лесенке несколько фотоаппаратов и лампочек с отражателями. В правой опущенной руке он нес, будто миниатюрную пушку, еще один фотоаппарат с телескопической насадкой. От фотоаппарата тянулся длинный провод, исчезая в недрах фургона-лаборатории. Еще два провода к фургону тянулись от гирлянды фотоаппаратов и лампочек, болтающихся на его груди. Казалось, будто весь этот человек — только придаток к лаборатории, один из ее агрегатов, соединенный проводами с другими частями. Он несколько раз обошел израненный грузовик. В это время следователь и второй эксперт изучали путевой лист.
      Защелкали затворы фотоаппаратов. Съемка велась в невидимых лучах спектра — инфракрасном и ультрафиолетовом, чтобы выявить то, чего нельзя заметить простым глазом и что через некоторое время может видоизмениться или исчезнуть.
      Затем эксперты обмерили место происшествия. Лучи фонариков заплясали, как светлячки, по асфальту и земле на обочине. Послышалось восклицание:
      — Здесь!
      Инспектор поспешил на голос. Эксперт и следователь склонились над землей и рассматривали следы. Их оставили мужские остроносые туфли с рубчатой подошвой. Второй эксперт уже готовил гипс для снятия отпечатков.
      Следы удалось обнаружить и с другой стороны трассы. Измерив расстояние между следами и установив длину шага, эксперт вычислил по таблице рост человека, пересекшего автостраду. Он оказался чуть выше среднего — около метра восьмидесяти сантиметров.
      Вместе со следователем эксперты осмотрели сетку, ограждающую автостраду. В одном месте между ячейками зацепился лоскуток темно-синего материала. Эксперт пинцетом снял его и спрятал в коробочку.
      Затем все трое вернулись к грузовику, с особым вниманием осмотрели вмятину на бампере с отпечатком ладони, обработали отпечаток парами йода и порошками. Тем временем шофер автофургона расставил на дороге визиры. С их помощью удалось уточнить еще некоторые детали аварии: угол поворота, угол заноса… Умножили массу грузовика на скорость, сопоставили с путем торможения, ввели данные в портативный компьютер, находившийся в передвижной лаборатории.
      Тот из экспертов, что работал с компьютером, просмотрев перфоленту, почесал пальцем переносицу и дал команду компьютеру повторить расчет. Взглянув на повторную перфоленту, он чертыхнулся про себя, достал блокнот и принялся считать вручную. На его лбу горошинами выступили капли пота. Эксперт протянул блокнот товарищу, попросил:
      — Проверь. Может быть, я что-то путаю?.. Прошло еще несколько минут… Когда эксперт возвращал блокнот, его рука дрожала.
      — Ничего не понимаю, — пробормотал он. — Путь торможения должен быть длинней…
      Проверили все снова. Потом еще и еще раз. По расчетам выходило, что тормозной путь тяжело груженного автомобиля вопреки законам механики был короче почти на два метра. Значит, автомобиль остановился от удара о препятствие. И этим препятствием был человек с протянутой вперед рукой…

      Объявление, переданное по радио и телевидению:
      «Ночью, восемнадцатого июня, из зоопарка исчез самец шимпанзе по кличке Джим. Всех, кто увидит его, просим тотчас сообщить об этом дирекции зоопарка, службе охраны природы, милиции».
      Прошло два дня. Никто не сообщал о шимпанзе Джиме. Поисками исчезнувшей обезьяны наряду со взрослыми занялись школьники — юннаты города. В результате поисков были обнаружены убежавший из школьного живого уголка дрессированный медвежонок. Костя, обосновавшееся в новом парке семейство лосей, заблудшая из пригородного совхоза корова…
      Только на шестой день удалось напасть на след Джима. Туристы, путешествующие по памятным местам, ночью в лесу услышали крики, треск ветвей, звуки борьбы. Обеспокоенные, они выбрались из палатки. Внезапно на залитом лунным светом холме на несколько секунд показались странные фигуры. Одна из них — низкая, сутулая, с длинными руками — напоминала обезьяну. Пытаясь убежать, она прыгнула к дереву. Навстречу ей метнулась другая фигура. Послышались звуки ударов о металл, скрежет, ужасный крик, стон…
      На вопрос, почему фигуры показались странными, туристы — их было четверо, в том числе восьмилетний мальчик, — в один голос отвечали, что только одна из них полностью напоминала человеческую. Вторая же, хотя и была похожа на нее, чем-то отличалась.
      — Чем же именно? — спросил следователь.
      — Движениями, — ответил один из туристов. — Какие-то слишком резкие…
      Он подумал несколько секунд и добавил:
      — И слишком быстрые…
      С помощью дружинников милиционеры прочесали лес. Шимпанзе был найден в овраге. Единственный уцелевший глаз обезьяны неподвижно смотрел в небо. Череп был выпотрошен. На теле обнаружили несколько разрезов, таких аккуратных, словно производилось вскрытие тела на анатомическом столе в клинике…

      Полковник милиции Тарнов тяжело облокотился на стол, подпер голову руками. Он массировал виски, но боль не отступала. Она охватывала голову тугими обручами, стекала куда-то в затылок и накапливалась там. Время от времени эксперты приносили протоколы, полковник просматривал их и пытался систематизировать.
      Сегодняшний день полковника начался телефонным звонком из публичной библиотеки. Ночью кто-то проник в запечатанное книгохранилище. Хотя на дверях не имелось свидетельств взлома, тем не менее, следов посещения неизвестным книгохранилища нельзя было не заметить. Неизвестный проник туда словно для того, чтобы в строго упорядоченном книжном мире, плотно упакованном в шкафы-обоймы, учинить хаос. По самым оптимистическим подсчетам, требовался целый день, чтобы объединенными усилиями всех работников библиотеки и студентов-добровольцев поставить книги на свои места. Хотя система сигнализации содержалась в полном порядке, она не сработала. Именно по этой причине о происшествии доложили Тарнову, просившему докладывать обо всех странных случаях в городе.
      Полковник пригласил на беседу инженера по сигнализации. Им оказался молодой человек, недавно окончивший электромеханический факультет политехнического института. Глаза посетителя были спокойны, но на щеках горели алые пятна.
      Тарнов задал несколько обязательных вопросов, потом спросил:
      — Вам не трудно одному обслуживать всю систему сигнализации?
      — Нет, — несколько нерешительно ответил инженер. — Видите ли, у всей сети есть два вывода — на пульт управления и на контрольный экран. Экран показывает любую неисправность, причем вычислительное устройство классифицирует ее. А если устранить неисправность мне не под силу, всегда можно вызвать монтеров из пункта обслуживания.
      Полковник заглянул в его светлые, почти прозрачные глаза. Они были похожи на две незамутненные стекляшки, их устойчивый блеск слепил и завораживал.
      «Говорит непринужденно, умеет скрыть волнение», — подумал полковник. Он догадывался о причине волнения, знал, что инженер ожидает вопроса, на который приготовил ответ. Но Тарнов не спешил с этим вопросом. Сначала нужно было подготовить почву.
      — Вы женаты?
      — Холост, — ответил инженер, втягивая голову в плечи, будто признавая вину.
      — Это ваше первое место работы после института?
      — Да. У инженера задрожали губы. Он морщил лоб, пытаясь угадать следующий вопрос.
      — Мне дали о вас самую лестную характеристику, — ободряюще сказал полковник.
      Лицо инженера густо залила краска. Даже шея покраснела.
      — Чем вы объясните, что сигнализация в книгохранилище не сработала?
      — Я проверил ее, но никаких изъянов в конструкции не обнаружил. Должна была сработать.
      — Может быть, неисправность?
      — Контрольный экран в полном порядке. Он бы ее показал.
      — Выходит, никто из посторонних не мог проникнуть в книгохранилище?
      — Да.
      — Нам нужно искать преступника среди сотрудников библиотеки, знакомых с устройством системы сигнализации?
      Молчание инженера было достаточно красноречивым. Слышалось тонкое жужжание — это билась о стекло окна муха, попавшая между рам. Жужжание стихло — сопло дезинфектора проглотило ее
      — Сколько сотрудников оставалось в тот день после работы? — спросил полковник.
      — Двое. Заведующая третьим отделом архива, Степанова, и я.
      — Когда опечатали книгохранилище?
      — В двадцать один. Все там было в порядке.
      — А почему Степанова оставалась в библиотеке?
      — Точно не знаю. Наверное, с разрешения директора… — Он подумал и поспешно добавил: — Степанова — старый работник библиотеки…
      — Она знакома с устройством сигнализации?
      — В общих чертах.
      Пришло время задавать тот самый, неприятный вопрос. Полковник постарался, чтобы его голос звучал непринужденно:
      — Вы книголюб? Коллекционер?
      Хотя инженер готовился к этому вопросу, он вздрогнул, как от удара. Все заготовленные слова разом вылетели из головы.
      — Книголюб. Ну и что? — с вызовом спросил он. Именно сейчас полковник полностью поверил в его невиновность.
      — Не надо волноваться, — сказал Тарнов. — Поймите меня правильно. Кто-то ведь все-таки проник в книгохранилище.
      — Меня это мучает не меньше, чем вас, — проговорил инженер. — Да и не только меня.
      — Прошу вас, проверьте еще раз всю систему сигнализации, — сказал полковник, провожая посетителя до дверей. — Если все-таки обнаружите неисправность, сообщите.
      Инженер ушел, а он долго и безуспешно старался хоть на короткое время отвлечься от происшествия в книгохранилище. За многие годы службы такое случилось впервые. Нелепый, абсурдный случай! Опытный взломщик с «квалификацией», позволяющей бесшумно, невзирая на сигнализацию, проникнуть в запечатанное помещение, не заинтересовался бы книгохранилищем, а выбрал бы добычу соответственно риску. Полковник попросил срочно установить, что же исчезло из книгохранилища.
      Он придвинул к себе бумаги и снова стал читать заключения экспертов о происшествии на шоссе, но снова не нашел в них ни единой ниточки, за которую можно было бы уцепиться. Тарнов собрался уже уходить домой, но в это время позвонил телефон.
      — Товарищ полковник, — доложил лейтенант Марченко, — звоню из института экспериментальной генетики. В лаборатории номер девять — кража.
      …Через несколько минут полковник вошел в вестибюль института.
      Лаборатория номер девять помещалась на втором этаже, так что не пришлось пользоваться ни лифтом, ни эскалаторами. У дверей толпились любопытные, которых лейтенант Марченко, невысокий крепыш с маленькой красивой головой, безуспешно убеждал разойтись и не мешать милиции.
      Заметив полковника, лейтенант направился к нему, бесцеремонно расталкивая зевак обеими руками. Он остановился перед своим начальником и сделал резкое движение головой, будто отряхивался после заплыва. Полковник скрыл улыбку и спросил:
      — Когда это случилось?
      — После обеденного перерыва.
      — Кто оставался во время перерыва в лаборатории?
      — Никто, товарищ полковник. Все ушли обедать. Дверь закрыли на электронный замок, как положено по инструкции. А когда вернулись, дверь оказалась открытой. Исчезло несколько пробирок с микробами и вирусами.
      — Товарищ полковник, вот профессор, руководитель лаборатории.
      Мужчина в белом халате с могучими плечами и длинными руками, слегка сутулый, напоминал медведя, вставшего на задние лапы. Маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели добродушно и пытливо. Рука полковника утонула в его лапище.
      — Случалось у вас что-либо подобное? — спросил полковник.
      — Да что вы? — удивился профессор и отмахнулся своей лапищей, способной свалить с ног лошадь.
      — Исчезнувшие пробирки опасны?
      — Смотря в каких целях будет использовано их содержимое.
      — Расскажите подробнее о том, чем занимается лаборатория, — попросил полковник.
      — Для нас микробы и вирусы — экспериментальные модели. На них мы выясняем некоторые детали наследственного кода. Мы вызываем у наших моделей направленные мутации и таким образом создаем новые штаммы микробов. Но результат мутации не всегда возможно предвидеть, иногда получаются сверхопасные штаммы. Например, украденный штамм паратифозной палочки 617С вызывает так называемый «лихорадочный паратиф». Мы получили антиштамм и создали препарат, который ликвидирует обычный паратиф за несколько часов, «лихорадочный» — за пару суток. Но препарат этот имеется пока только у нас. О культуре вируса во второй пробирке могу рассказать только с разрешения руководства института.
      Тарнов никак не реагировал на последние слова профессора, будто и не слышал их. Он спросил:
      — Эти пробирки лежали на виду или их надо было разыскивать?
      — Пожалуй, скорее, как вы выразились, «на виду». Мы ведь работаем сейчас с ними.
      В это время лейтенант Марченко позвал полковника к телефону. Тарнов прошел в кабинет руководителя лаборатории, поднял трубку, лежащую на столе.
      — Слушаю. Полковник Тарнов.
      — Семен Антонович, из книгохранилища ничего не исчезло, — доложил его помощник, оставшийся в библиотеке.
      — Абсолютно ничего? Ни одной книги? — переспросил полковник таким тоном, будто ему очень нужно было, чтобы там чтото исчезло.
      — Проверяли несколько раз, Семен Антонович. Все книги на месте.
      — Спасибо, можете идти домой отдыхать. Когда полковник вернулся в лабораторию, там уже появились эксперты. Полковник повернулся к профессору.
      — Разрешите нашим сотрудникам осмотреть лабораторию?
      Профессор сказал «пожалуйста» и повел всю группу за собой. Лейтенант Марченко, расставив руки, остановил любопытных, а потом присоединился к Тарнову, следователю и экспертам.
      Осмотр занял немного времени. Были сняты отпечатки пальцев с электронного замка, с посуды и приборов, просмотрен весь мусор, каждый клочок бумаги. Профессор искоса посматривал на полковника. Узкое лицо Тарнова с четко очерченными губами становилось все более унылым и скучным, словно ему хотелось спать.
      Прощаясь, он сказал профессору:
      — Запишите номер моего домашнего телефона. Прошу вас вызвать всех сотрудников и еще раз тщательно осмотреть лабораторию, все шкафы и термостаты. Может быть, пробирки просто не туда поставили?