Глава вторая

Ханкала—Санкт-Петербург

При подъезде к укрепленному блок-посту напарница извлекла из подкладки камуфлированной формы какую-то ксиву и предъявила ее подрулившему к «УАЗу» развязной походкой долговязому капитану. Изучив документ, тот вопросительно глянул на его владелицу…

До Ханкалы они домчались за двадцать минут в сопровождении бэтээра, безоговорочно выделенного высоким офицером — старшим наряда блок-поста. Охрана огромного военного объекта, завидев знакомую бронетехнику, подняла усиленный шлагбаум, заодно пропустив на территорию и серенький «уазик». А через пять минут после звонка Северцевой, на КПП примчался полковник Венедиктов, около двух недель назад совместно с командиром авиационного полка провожавший спецгруппу в чеченские горы.

— Да-а… Не густо вас осталось… — сокрушенно молвил он, поприветствовав подполковника и старшего лейтенанта. — Ну, хоть ненапрасными были такие потери?

— Тех, что планировали — уничтожили, — спокойно проинформировал Извольский. — Данные о готовящейся террористической акции уже переданы в Управление.

— Добро… Что ж, по крайней мере, вы подоспели вовремя — через час на Питер вылетает транспортный борт. Есть хотите?

Спецназовец посмотрел на девушку, но та мотнула головой — аппетит после изрядного отравления наркотой еще не вернулся.

— Спасибо, полковник — пока воздержимся, — поблагодарил он.

— Тогда могу предложить по чашечке настоящего кофе. Прошу…

Венедиктов кивнул на стоящее в трехстах метрах длинное одноэтажное здание, и на правах гостеприимного хозяина повел их в свой кабинет…

Навстречу трем офицерам шел взвод солдат. Оружия у них не было — плечи оттягивали только вещмешки, но не это привлекло внимание Арины. Передвигались служивые как-то нелепо и непривычно с точки зрения военного человека — разбрасывая ноги немного в стороны и поступью слишком уж мягкой, отнюдь не чеканившей шаг, как это было принято при передвижении строем…

— Странная у них походка, — улыбнулась она.

Напарник мельком глянул на поравнявшееся с ними подразделение и, покосившись на спутницу, вздохнул:

— Ничего странного, Арина. Их кастрировали…

— То есть, как?.. — не поняла она, вмиг согнав с лица улыбку.

— Увы, подполковник прав, — вмешался в разговор фээсбэшник. — В последние год-два у некоторых главарей чеченских банд появилось новое веяние — не казнить наших молодых солдат, а отрезать известные органы и отпускать. Стерилизуют, одним словом, сволочи…

— И что же теперь с ним будет?.. — с округлившимися от ужаса глазами спросила Северцева.

— А что будет?.. Вот подлечили после плена в госпитале, откормили как могли… Набрали целую команду и отправляем по домам — они свое отвоевали. Каждому из них эта война и так всю жизнь сломала…

— С каким бы я удовольствием поотрезал те же органы тем, из-за кого все это происходит!.. — сквозь зубы процедил Георгий Павлович.

— Вы о ком? — не понял Венедиктов.

— О тех, кто гребет миллиарды с «левой» нефти и, сидя в роскошных кабинетах, жаждет продолжения этого бардака.

Полковник промолчал. По специфике службы ему не полагалось обсуждать действия крупных региональных и столичных чиновников, однако, судя по выражению лица, он полностью разделял точку зрения командира почти полностью уничтоженной спецгруппы…

В чреве транспортного самолета помимо Извольского и Северцевой разместилось какое-то воинское подразделение. Эти ребята, слава богу, возвращались с войны здоровыми…

Арина отчего-то выбрала место не рядом со спецназовцем, а напротив. Он не возражал, да и вообще взирал на происходящее с присущим ему скепсисом. Смазливая девчонка поначалу раздражавшая одним только присутствием в небольшом отряде и бывшая для Жоржа не просто пустым местом, а обузой, теперь — к концу их командировки, стала и надежной напарницей, и другом, и даже кем-то большим. Кем именно, объяснить себе самому он не брался. Или, скорее, побаивался…

«Для нее опасное приключение завершилось удачно. То-то будет рассказов сослуживцам!.. — незаметно ухмылялся Георгий, откинув назад голову, и равнодушно наблюдая за уставшими, измотанными, но все ж таки радостными бойцами. — А что до наших с ней отношений… — он на минутку задумался, — а что, собственно, между нами было? Ну, перестали смотреть друг на друга волками; пришло понимание и обычное в экстремальных ситуациях желание помочь, поддержать, выручить… Наконец, мелькнула полтора часа назад — в „уазике“ искорка страсти, влечения… Но это скорее от ее слабости, от осознания раз и навсегда закончившегося кошмара. Да что ее слабость! — обоим требовалось выпустить пар, а рядом кроме напарника никого-то и не было. Вернувшись же к обыденной жизни, забудет обо всем, включая меня, на седьмые сутки. И правильно сделает!.. Это старость должна вспоминать былое, а молодость пусть думает о будущем. Так что не дергайся, Жорж — поезд тащится по расписанию…»

Где-то рядом громыхал магнитофон, и какая-то сверхновая «звезда», дурным голосом вещая о своей любви, пыталась переорать две мощные турбины двигателей. Кто-то из бравых вояк норовил заигрывать с симпатичной девушкой, а та с молчаливым достоинством игнорировала любые знаки внимания, так же бесцельно водя взглядом по лицам попутчиков, усевшихся по обе стороны от подполковника.

Настроение Арины было скверным, муторным, неспокойным. Все страхи, стрессы, боль и переживания остались позади, а сердце все одно выстукивало неровно, да и дыхание слишком долго не могло успокоиться. Когда взгляд сам собой скользнул по Георгию Павловичу, она, наконец, поняла причину взволнованности — душа страдала и без оглядки на тысячи условностей тянулась к нему. Но холодный разум по мере удаления от эпицентра войны все настойчивее подталкивал скорректировать оценки и мировоззрение, исходя из стремительно менявшихся условий…

«Вот он сидит… напротив, в трех шагах… Все такой же — небритый, немного усталый, но уверенный, сильный и в любой момент готовый к решительному действию… Но действие уже не требуется», — будто сами собой всплывали смутные, едва уловимые мысли.

Северцева незаметно тряхнула головой, противясь их насильному вторжению. Однако через минуту они совершенно заполонили ум, и попытки отогнать их слабели с каждой минутой…

«Ему где-то в районе сорока… И дай бог моему спасителю, моему доброму гению никогда больше не испытывать судьбу в горячих точках, где единственная шальная пуля может разом опровергнуть весь его преогромный опыт. Но что же станется с искусным воином, с идеальным командиром и, как выразился за минуту до смерти Олег Ярцев — высочайшим профи, окажись он не у дел? Как поведет себя, осевши в другой среде, где все завидные, ценные и жизненно необходимые качества, вызывающие в бою неизменное восхищение, станут второстепенными, а то и вовсе невостребованными? Там, куда мы летим, люди сосуществуют совсем по другим законам и полагаются на иные навыки и умения, которых у подполковника, верно, нет, и никогда уж не будет…»

Чуть не до крови покусывая нижнюю губку, Арина прикрыла веки, попытавшись представить долгожданную встречу с родителями, жившими недалеко от Питера — в Приозерске. Но даже мысли о самых близких людях не смогли отвлечь и унять мучительной внутренней борьбы…

«Если на миг предаться фантазии… — нахлынула на нее последняя и самая высокая волна разумных, прагматичных до непогрешимой стройности доводов. — Если предположить, что наши пути с ним вдруг каким-то невероятным образом снова пересекутся, то в той — другой жизни нам предстоит поменяться местами: не он будет ежеминутно опекать меня и спасать, а мне придется неустанно заботиться о нем. Господи… нет — даже в кошмарном сне не представляла себя в подобной роли. Для этого необходимо быть столь же сильной и волевой как он. Нет — я никогда не смогу стать такой! И довольно об этом!..»

Она решительно мотнула головой и улыбнулась какому-то молоденькому бойкому сержанту, должно быть будущему владельцу сети супермаркетов или успешному адвокату…

Когда до посадки оставалось немногим более получаса, из магнитофонных динамиков перестали доноситься жуткие голоса потомков угасших «звезд» и неожиданно поплыли спокойные, приятные слуху звуки скрипки и альта. А взгляды Извольского и Северцевой словно ненароком встретились…

«Ну, вот и подошла вся эта печальная история к логическому завершению. Не правда ли, девочка?» — мысленно спрашивал он ее.

«А разве предусматривалось какое-то продолжение?» — так же в его воображении отвечала она, поблескивая большими печальными глазами.

«Признаться, нет. Так… теплилась внутри какая-то заблудшая причуда из области несбыточного. Но я слишком хорошо знаю людей — пришлось научиться разбираться в душах, в характерах, в темпераментах, дабы быть готовым к их грядущим поступкам. На войне, знаешь ли, такое умение не помешает…»

«Согласна, пригодится… И что же вы предугадали относительно нас?»

«Относительно нас?.. Полагаю, ты рассчитала все верно — таким как я, место исключительно на войне. Ну а что касается ближайшего будущего… На питерском аэродроме нас встретят два разных автомобиля. Ты сядешь к тому полковнику, что привез вас с Сергеем Болотовым две недели назад. Забыл уж, как его фамилия… Горбунов, Горюнов… И навсегда укатишь в свое Управление. А я обнимусь с другим полковником — Димкой Масловым и поеду с ним в другую сторону. Да, все должно случиться примерно так…»

«Согласна… Возможно, наше прощание будет таковым, и мы больше никогда не увидимся. А знаете, дорогой Георгий Павлович, у меня сложилось впечатление, что вы вообще никогда не совершаете ошибок. Порой даже становится скучно…»

«Это сейчас, девочка, тебя посещают мысли о скуке — под мерный гул двигателей наполовину гражданского самолета. Когда вокруг перестали свистеть пули и „духи“ остались позади за тысячу верст…»

«Нет-нет, не нужно, прошу вас!.. Умоляю, не считайте меня неблагодарной. Того, что многократно обязана вам жизнью, не забуду до конца дней, и сама буду отныне молиться за вас! Но не более того. Простите… и прощайте…»

Извольский действительно слыл докой в психологии. Он не ошибся в прогнозе — встречать Арину Северцеву на бетонку военного аэродрома близ Питера прикатила все та же черная иномарка с тонированными стеклами, из салона которой вышел тот самый молодцеватый полковник по фамилии Горюнов.

Девушка сухо подала руку напарнику, избегая смотреть ему в глаза.

— Держи, — протянул он ее элегантный бесшумный пистолет.

Она коснулась пластиковой рукоятки, о чем-то вспоминая; неторопливо провела пальцами по ее ребристой поверхности. Вдруг очнувшись, быстро сунула чудо современной оружейной техники в специальный карман разгрузочного жилета…

— Спасибо вам за все, Георгий Павлович. Прощайте…

И, повернувшись, поспешно пошла к автомобилю, словно собираясь поскорее вычеркнуть из жизни знакомство с Извольским и все, что, так или иначе, сопутствовало их короткой и опасной миссии. Он печально посмотрел вслед, чувствуя в душе какой-то неприятный, горький осадок; медленно повернулся и двинулся навстречу Дмитрию Николаевичу, по-молодецки выскочившему из своей черной «Волги»…

Два старинных друга обнялись.

— Об Одинцове, Кравчуке и Лунько знаю из донесения, — «конторские» сообщили, — сказал полковник, снимая с плеча заместителя три болтавшихся ствола и помогая дотащить их до багажника машины. — Ярцев тоже?..

Вздохнув, тот кивнул…

— Ну, садись-садись… — гостеприимно распахнул заднюю дверку командир «Шторма». — Поехали. И расскажешь обо всем толком, и мужиков наших помянем…

Спустя минуту, с летного поля уносились два черных автомобиля. Оба нырнули под полуоткрытый шлагбаум военной базы, и оба взяли курс на Санкт-Петербург. Неразлучной парой они промчались несколько километров по прямому, точно стрела шоссе, но, немного не доехав до большого города, резко повернули в разные стороны…

Глава третья

Санкт-Петербург

Они пили спирт из фляжки Маслова, а крепость напитка забивали по давней традиции, затягиваясь сигаретным дымом. В салон врывался свежий ветерок, а за окнами проносились родные северные пейзажи…

— Значит, задание выполнено, и взрыва на стадионе Владикавказа сегодня не произойдет, — удовлетворенно прокомментировал услышанное Дмитрий Николаевич. — Да, Георгий, я знал, что ты выполнишь это задание. Знал… Никто другой, возможно, не справился бы, а ты сумел…

— Мы все его выполнили, все семеро… и сегодня взрыв не прогремит, — подтвердил Извольский и с нескрываемой горечью в голосе поведал: — И несколько высокопоставленных чеченцев отправлено на тот свет, но разве это решит глобальную проблему? Их места займут другие нелюди и отыщут другие, не менее лакомые цели в той же Осетии. Театры, школы, больницы, детские сады — сколько таких объектов в соседних с Чечней республиках? Да и в самой Чечне…

— Ты прав, Жорж… — с тяжелым вздохом поддержал приятель. — Границ, к сожалению, для террора не существует. Ни территориальных, ни нравственных…

Он прикурил новую сигарету, помолчал, сделав несколько глубоких затяжек и, решился-таки поведать о завершении истории, которая, собственно и послужила толчком для возвращения Извольского в «Шторм»:

— Той бандой, прицепившейся к тебе две недели назад, с моей подачи с пристрастием занимается УБОП и прокуратура. Пару дней головорезы безуспешно следили за твоей квартирой, не подозревая, что следят и за ними. Потом прошла волна повальных арестов — человек уж пятнадцать из этой группировки сидит в СИЗО, так что сейчас никакой опасности нет… Однако тут намедни с твоими женщинами едва не приключилось другое происшествие…

— Чечены? — односложно и, как могло показаться со стороны, почти равнодушно спросил Жорж.

— Да… А ты откуда знаешь?

— Считай, что догадался. С бабами все нормально?

Тот успокоил:

— Их, как и обещал, до твоего возвращения пасли два паренька из «наружки» ФСБ — вовремя прошел доклад о подозрительной машине… Я выслал подкрепление… Одним словом, они даже ничего не заметили — мы с «конторскими» сработали шустро и без шума.

— Ну и ладненько. Если удастся уговорить, отправлю их куда-нибудь на постоянное место жительство.

— Как отправишь?.. — удивленно глянул на друга Маслов.

— Просто… Поездом или самолетом. И чем дальше, тем лучше.

Полковник не сводил с него ошеломленного взгляда — о неурядицах в семейной жизни Жоржа он знал давно, но к таким радикальным действиям друга, пожалуй, был не готов…

— Да, Дима… Я решил не возвращаться к ним, — объяснил Извольский. — И даже ради квартиры не хочу встречаться ни с женой, ни с дочерью. Пусть все достанется им, лишь бы боле не видеть!..

Сказано это было негромко, но весьма твердо — так, что давний приятель ни на миг не усомнился в незыблемости данного решения.

— Что ж, коль так… — покачал головой руководитель «Шторма», потом дотянулся до плеча водителя: — Сережа, план меняется — рули ко мне.

«Волга» резко изменила направление движения и помчалась в другой район города. Старшие офицеры спецназа еще по паре раз приложились к фляжке и, казалось, даже повеселили оттого, что одному из них отпала нужда ехать туда, где его не ждали. Или ждали исключительно из-за денег…

— Вот и отлично! — придя в себя, воскликнул Дмитрий Николаевич. — Квартира у меня просторная, даже лишняя комната есть — типа кабинета… Поживешь, одним словом, пока что-нибудь не придумаем с постоянным жильем. А мне хоть будет с кем вечерком выпить рюмку-другую.

— Знаешь, я, наверное, зависну у тебя только на одну ночь — действительно хочется напиться в зюзю… А завтра осяду в нашей казарме на Ладожской.

— Что?! В казарме?! Да никогда!! Чтобы мой заместитель жил в казарме?! Ни-ког-да!..

— Диман, у тебя взрослые дети, жена… А ты собираешься устроить из квартиры балаган с постоялым двором…

— Не спорь! Потребуется — всех офицеров расселю у себя, и никто мне слова не скажет!..

Их не совсем трезвый спор продолжался почти до дома полковника. Молоденький водитель, иногда улыбался, чуть отворачивая лицо к окну, дабы не попасть под горячую руку шефа. А грозный шеф, так и не переспорив заместителя, на пару минут обиженно умолк. Потом вдруг просиял, достал из лежащего рядом пакета какую-то картонную коробку с изображением симпатичного современного телефона и легонько пихнул лучшего друга локтем в бок:

— Жорж, а ты помнишь, что у тебя сегодня день рождения?

Брови того поползли вверх, и он ошалело уставился на Маслова:

— Вот черт, совершенно вылетело из башки!.. Старею, Диман…

— Держи подарок. И дай я тебя, родной, поцелую!..

— Анна, срочно поднимись ко мне. Нет-нет, прямо сейчас — дело безотлагательное. Пришел тот самый знаменитый подполковник Извольский, с которым ты страстно желала познакомиться. Давай, я жду…

Главный редактор пододвинул пепельницу поближе к неожиданно объявившемуся в редакции спецназовцу. На вид гостю было лет сорок. Гладковыбритое, мужественное лицо имело приятные черты, на широких плечах ладно сидел дорогой, новенький костюм.