Президент Андрю Джексон во многом стал первым.
      Например:
      Первым президентом США, номинированным политической партией. С тех пор это вошло в моду. Жаль.
      Первым президентом, родившимся в избе (срубе).
      Первым президентом, ездившим на поезде. Ту-ту.
      Первым президентом, на которого было покушение. Покушавшийся, некий Ричард Лоренс, в Конгрессе, когда Джексон направлялся к выходу, выстрелил в Джексона с десяти шагов. Был хлопок, но пуля не вылетела. Джексон обернулся и накинулся на Лоренса, размахивая тростью (не упоминается нигде, но можно себе представить, с какими именно словами, если помнить, кто такой Джексон). Лоренс вытащил второй пистолет и спустил курок. Пистолет дал осечку. Лоренса схватили и судили. На суде признан невменяемым. Посажен в приют для умалишенных. Американские конспирологи уверяют, что это был заговор иезуитов.
      Усилил исполнительную власть (во всяком случае, так считается).
      В тринадцатилетнем возрасте, принимая участие в Войне за Независимость, был взят в плен англичанами. Британский офицер приказал почистить ему (офицеру) сапоги. Джексон отказался. Офицер ударил его шпагой. Шрамы на лице и руке.
      В юности изучал закон, сдал экзамен, получил лицензию, и стал адвокатом. Здесь следует сказать, что в те времена, и до конца девятнадцатого века, адвокаты не были похожи на сегодняшних. Общество было иное, и требования были иные. Востребованность и заработки адвокатов, включая самых известных, держались на их безупречной репутации. Известные адвокаты не могли быть прохиндеями просто по определению.
      Репутация и умение Джексона-адвоката были достаточно хороши, чтобы купить несколько рабов (весьма дорогое удовольствие) и построить особняк.
      Был избран в Палату Представителей от штата Теннесси, и затем, на короткий срок, в Сенат.
      В чине генерал-майора участвовал в Войне 1812-ого года (упомянуто ранее).
      В Конгрессе произнес речь о том, что Электоральный Колледж надо бы упразднить. Это, естественно, был ход в свою пользу, поскольку Джексон не сомневался, что при общенародном прямом голосовании он победит на любых выборах против кого угодно. И был прав.
      За что и был осмеян газетчиками и карикатуристами, которые называли его Король Андрю Первый.
      После избрания, но до инаугурации, умерла его жена, из-за которой он сражался на дуэли, и с которой он прожил тридцать лет. Джексон говорил всем, что она умерла от стресса, который случился из-за непрерывного поливания его грязью в прессе во время президентской кампании. Роль Первой Леди (т. е. хозяйки Белого Дома) выполняла племянница жены.
      Во время второго его президентского срока, вице-президентом был светлой памяти Мартин Ван Берен, ничем особенным не отличившийся в последующей роли президента, кроме одного — протащил и утвердил закон, в соответствии с которым у несостоятельного должника на территории Соединенных Штатов можно отобрать все, что понравится кредиторам, кроме одного — свободы. Т. е., начиная с 1837-ого года долговая тюрьма в Америке запрещена федеральным законом. А первого своего вице-президента Джексон, не любивший разводить церемонии, выгнал ко всем чертям. Тоже первый такой случай в истории Америки.
      Джексон ненавидел англичан (шрамы в зеркале всю жизнь лицезрел). Не любил индейцев, участвовал в свое время в походе против них. Будучи президентом, подписал Акт Убирания (Removal Act) по которому индейцам предлагалась компенсация и помощь по устройству на новом месте, ежели они уберутся к западу от Миссиссиппи. Лично мне это не нравится в принципе, но оправдание очевидное — индейцы на территориях Восточного Побережья выполняли роль сегодняшних… ну, знаете… в России. Я сторонник миссионерства и просвещения, как самых эффективных методов борьбы с негативной пассионарностью. А Джексон был парень горячий и не любил рассуждений на темы, а любил действие.
      Два новых штата были приняты в Союз во время президентства Джексона — Арканза (в России его называют Арканзас, из-за написания) и Мичиган (с индустриальным Поселком Троих, Де Труа, впоследствии центр американского автомобилестроения Детройт. (Весьма, кстати говоря, некрасивый город, по нескольким причинам, о которых ниже. Сегодня в центре Детройта белое население начисто отсутствует).
      Отмахав два президентских срока, Джексон удалился к себе в имение с интересным названием — Эрмитаж (в переводе на русский — приют отшельника). Ворчать, писать, вспоминать Войну за Независимость. С особым умилением вспоминал историческую фразу Джона Пола Джонса.
      …Джон Пол Джонс был капитан американского корабля. Американский флот находился в то время в зачаточном состоянии, до изобретения клиппера оставались десятилетия, корабли военные были смешные. Джонс капитанил на одной такой галоше, а матросы его были дилетанты без дисциплины, кто откуда, кто фермер, кто разбойник, кто и вовсе темная личность. Случилось Джонсу сойтись с английским военным кораблем. Обменялись они залпами. Англичане попали, и попали хорошо. Корабль Джонса начал крениться и собрался тонуть. Ни одно американское ядро по англичанам не попало. Да и был ли американский залп — неизвестно.
      Капитан англичан в рупор крикнул Джонсу и команде — «Сдавайтесь!»
      Тогда Джонс поднял свой рупор и крикнул в ответ — «Я еще не начал драться!»
      Англичане стали на якорь, рассчитывая, что течение пронесет американцев мимо, и они утонут. Джонс умудрился отдать какие-то приказы команде, которая умудрилась что-то сделать наконец с парусом. И корабль Джонса понесло на англичан, которые не успели среагировать и дать еще залп. Джонс с матросами попрыгали на корабль англичан с обнаженными клинками и всех их повязали. После чего на этом же английском корабле поехали дальше — сражаться.
      Ревизионисты этот эпизод оспаривают. Не знаю, зачем это им.

      Мексиканскую Кампанию и Гражданскую Войну разделяют пятнадцать лет. Этот период в нескольких регионах страны называется Антибеллум — предвоенный. Сразу и в первую очередь Антибеллум ассоциируется с Новым Орлеаном.
      О Мексиканской Кампании и Гражданской Войне я напишу отдельно. О Гражданской — даже не знаю, как писать. У меня есть начатая трилогия на эту тему. Но даже трилогией не охватить.
      О Мексиканской Кампании ничего особенного не написано.
      …О Гражданской Войне написано очень много глупостей, и, очевидно в связи с нашумевшим фильмом, роман Маргарет Митчелл записали в классику. Роман откровенно скучный и противный. Записывание в классику — дань расцвету феминизма. Псевдо-романтическую Хижину Дяди Тома (написанную именно в Антибеллум) тоже записали в классику, и ее тоже дама написала. И приводится ( всегдав неправильном контексте) фраза Линкольна, обращенная к авторше, когда та была на приеме в Белом Доме — «Так вы и есть та самая маленькая женщина, из-за которой нынче идет большая война?» Те, кто знаком по хроникам с характером и чувством юмора Линкольна понимают, что он просто издевался — правда, по-доброму. Но писать об этом не принято.
      А времечко было бурное! Революции полыхали по всему миру. И сразу две премьеры — в Милане и в Дрездене — изменившие историю оперы, утвердившие два новых и основных оперных жанра — «Риголетто» и «Лоэнгрин».

      Президент Полк был мужик мрачноватый, не очень умный, бюрократ-прагматик, возможно первый такой в истории Америки.
      О причинах Мексиканской Кампании написано много, и споров она вызвала тоже много. В принципе, конечно же, это была нормальная для растущего государства экспансия, присоединение новых, напрашивающихся на присоединение, земель, и одновременно превентивная мера, поскольку так или иначе Техас не мог быть независимым государством — слишком много разных сил было кругом. В частности, Мексикой и прилегающими территориями интересовалась Испания (кстати говоря, непрерывное противостояние Соединенных Штатов и Испании, в конце концов вылившееся в конце девятнадцатого века в войну, освещено историками безобразно плохо — об этом противостоянии мало кто знает).
      На каддоанском племенном наречии слово теяс(название штата произошло именно от этого слова) означает — друзья, или — союзники. Название местности, использовав слово, дали испанские путешественники. Альвар Нунез Кабеза де Вака, конквистадор, корабль которого затонул в Мексиканском Заливе, был первым европейцем, ступившим на техасскую землю (и, очевидно, первым, задавший самый первый в истории тупой техасский вопрос — «Это где же это мы с тобой, Родриго, приземлились, каррамба двуногая пещаная?»
      В 1685-м году Рене Робер Кавелье де Ла Салль построил форт Святого Людовика (не путать с городом) и территория стала принадлежать короне французской.
      Весь восемнадцатый век Испания посылает в Техас миссионеров, и они строят церкви и создают общины.
      Незаметно техасские территории одна за другой отходят к Мексике.
      В 1823-м году Стивен Ф. Остен основывает в регионе реки Бразос колонию из трехсот семей. Потомки их по сей день называют себя «потомками Старых Трехсот».
      В 1832-м году происходит конфликт между англоязычными колонистами и правительством Мексики. Случается битва. Потом еще одна.
      Помимо всего прочего, в Мексике запрещено рабство, а техасцы саксонского (а также испанского и французского, и даже ирландского происхождения) пользуются трудом рабов.
      Размеры конфликта — смешные. Техасские территории (в то время их было в полтора раза больше, на севере Техас граничил с Вайомингом, это половина Западной Европы) охраняются контингентом в двести человек! В «Битве Концепции» участвуют 90 англоязычных поселенцев, берущих верх над мексиканской армией, насчитывающей аж 450 человек. То бишь, просто деревенская драка, по большому счету.
      1836-м году Техасское Самоуправление подписывает и ратифицирует Декларацию Независимости.
      Мексика реагирует посланием пяти тысяч солдат в Аламо, который защищают сто девяносто англо-техасцев во главе с Уильямом В. Трависом. Осада длится две недели. В результате погибают всезащитники Аламо, до последнего.
      Полковник Джеймс Фаннин, принимая бой с мексиканскими силами при Голиаде, во главе пятисот человек, отступает и сдается. Все его войско берут в плен. И после этого уничтожают физически (по приказу).
      Мексиканский генерал Санта-Анна подавляет восстания и преследует всех подряд мятежников, говорящих на любом языке, кроме испанского. В этот момент с техасской неожиданностью на сцену выходит генерал Самюэль Хьюстон и, давая неожиданный отпор, побеждает мексиканцев в битве при Сан Хасинто, потеряв всего девять человек и противостоя со своими восемьюстами неучами вдвое превосходящим силам (размеры контингентов по-прежнему несерьезные), и берет бравого мексиканского генерала в плен.
      В мае 1836-ого года пленным генералом и генералом Хьюстоном подписывается в Веласко мир. Техас становится независимым государством, признаннымведущими державами мира (в их числе Британская Империя, Франция, Российская Империя, Италия, Мексика, и Соединенные Штаты Америки).
      По этому поводу с техасской непосредственностью начинает строиться город Хьюстон, названный в честь бравого генерала. Республика Техас — вообще вполне комичное государство. В 1837-м году генерал Хьюстон с той же непосредственностью делает город Хьюстон столицей республики. Но уже в 1839-м году правительство переезжает в Остен — гораздо более древнее поселение, хоть и недавно переименованное.
      В 1842-м году мексиканские силы в количестве пятисот человек захватывают Сан Антонио, но вскоре оттуда уезжают.
      В сентябре того же года полторы тысячи мексиканских солдат снова захватывают Сан Антонио. Происходит сражение. Мексиканцы уходят, прихватив сотню пленных.
      В избирательной кампании будущий президент Полк обещает присоединить Техас к Соединенным Штатам. (Переговоры о присоединении и федеральной защиты от Мексики велись с предшественником Полка, президентом Тайлером).
      Как всегда, помимо территорий, в конфликт замешаны деньги и личные счеты всех со всеми, и целая армия женщин, от блондинистых англотехасских до чернющих власами, коротконогих, кряжистых, но порой весьма привлекательных, мексиканских.
      Так или иначе, федеральные войска Соединенных Штатов двинулись на юг.
      В Америке эту войну называют Американо-Мексиканский Конфликт, Мексиканская Кампания, и еще всяко. В Мексике, помимо официальных названий, война эта также называется «Агрессией С Севера».
      Так или иначе, конечная цель федеральных войск — дойти до столицы Мексики и заставить всех подписать все. По началу продвижение (по пересечении Рио Гранд) дается с большим трудом. В дело вступают серьезные многотысячные контингенты. Потери приблизительно равны с обеих сторон до определенного момента.
      После чего происходит чудо. После взятия Монтеррея американцы начинают продвигаться быстро, их потери резко снижаются, а мексиканские потери начинают стремительно расти. На подходах к столице соотношение потерь американцев и мексиканцев составляет один к семи. Никаких моральных или психологических (или материальных, снабженческих) причин тому, вроде бы, нет.
      Отвлекаясь и задумываясь над этим вопросом, следует признать, что в 1845-м году на территории Мексики начал действовать хорошо подготовленный американский спецназ. А кто, зачем и когда его готовил — неизвестно. (Хотя, конечно, автор этих строк написал на эту тему роман, похожий очень на правду. Дело в том, что в 1845-м году весь мир был опутан, как и сейчас, тайными обществами. Но, в отличие от сегодняшнего дня, тайные общества в девятнадцатом веке были менее бюрократизированы, более эффективны, и, самое смешное — меньше скрывались. Поэтому известны их названия. Тайное общество, помогавшее генералу Тейлору в Мексиканской Кампании называлось — Рыцари Золотого Круга. Состояло оно из очень разнородных людей, насчитывало несколько тысяч человек, и, очевидно, имело своих боевиков, умеющих внедряться куда надо и когда надо).
      Штурм Мехико-Сити не был штурмом в прямом смысле слова. В то время столица страны окружена была толстой стеной, защищавшей ее вроде бы от набегов индейцев. Ворота заперли. Американцы подкатили артиллерию и одним залпом пробили в стене дыру, достаточную для прохода всей армии.
      Еще интересная деталь. В этой войне в первый раз в истории серьезно проявился межконфессиональный конфликт в американской армии. Командование состояло из англопротестантов, естественно. Но часть контингента и младшего командования составляли этнические (а иногда и всамделишные, прибывшие давеча в поисках счастья и материальных благ) ирландцы и поляки. Получение американского гражданства в военное время в девятнадцатом веке для молодого боеспособного эмигранта было элементарным — сошел с корабля, переплывшего с грехом пополам Атлантику, подписал бумагу, получил на руки сумму серебром, вот тебе гражданство, вот тебе мушкет, и вот тебе мешок с порохом и пулями. И вон твой сержант, все, иди.
      Уже на мексиканской ( католической) территории возник конфликт между низшими чинами и командованием. И после очередного воинского наказания, в котором ирландцы почувствовали дискриминацию, несколько сотен их дезертировало и перешло на сторону Мексики. Мексиканцы их приняли! Более того, сформирован был специальный батальон, получивший собственное знамя и название — Батальон Святого Патрика, по имени национального ирландского святого. И поляки, составлявшие немалую часть дивизиона, не возражали. И пили текилу.
      Командующий дивизиона, ирландец, бывший майор американской армии, после разгрома был взят в плен, но его друзья из командования (его любили в армии) устроили ему побег обратно в Мексику. Таким же образом были освобождены еще несколько выживших. Остальные пошли под трибунал.
      Присоединение огромных техасских территорий нарушило баланс Северных и Южных штатов. Так, во всяком случае, говорят историки. Далее события развиваются стремительно — наступил Антибеллум.

      Много-много воды утекло с тех пор. Из исторического далека конфликт Севера и Юга видится теперь обычным территориальным конфликтом. Любая географическая данность, разрастаясь, проявляет в конце концов стремление — одновременно к расколу и удержанию. Римская Империя раскалывалась несколько раз, один раз даже вполне мирным путем. Вторая Римская Империя раскололась на столько частей, что сегодня нет никакой возможности их сосчитать. Империи также и удерживались, всегда с помощью оружия — Австро-Венгрия, Российская Империя (множество раз), Британская Империя (множество раз).
      Раскол назревал в молодых Соединенных Штатах с момента покупки луизианских территорий. Юг разительно отличался, и отличается сейчас, от Севера.
      Во многих штатах Юга наличествовал романский католицизм. Этнически южане отличались от северян (об этом помнят до сих пор) большим количеством кельтских примесей. Кроме того, на Юге очень жарко, и это влияет на естественный отбор и темперамент. Были и экономические причины. Предпринимательская и политическая верхушка Юга чувствовала непрерывное давление северян. В принципе, ситуация была сходной с ситуацией в Войне За Независимость. Налоги с южан брали солидные, а представительство было никакое (в Конгрессе южане неизменно оказывались в меньшинстве, и даже при президентах-южанах их все равно дискриминировали). Конкретно — федеральное правительство обещало индустриализацию, железные дороги, и прочее. Штаты платили — и не получали взамен ничего. Своим гражданам южные штаты объясняли это так — мы бы и построили все тоже самое на свои средства, но средства эти у нас отобрали в пользу Массачусетса. Ну, знаете, там, где учатся зажравшиеся дети северян. В Гарвадах и Йейлах.
      После Мексиканской Кампании конфликт начал назревать стремительно, и проблемы рабовладения сыграли свою роль. Ничем особенным американское рабовладение не отличалось от остальных, ему современных, разве что было моложе. В Германии и России рабовладение практиковалось всю историю, и никаких претензий по этому поводу свободная просвещенная Франция этим странам не предъявляла (а то еще, знаете ли, по голове получить можно… от дикарей… рабовладельцев… мол чего суетесь, лягушатники, в наши национальные, б(непеч.)дь, дела, а ну пошли отсюда со своим Вольтером… наполеоны х(непеч.)евы…) С той лишь разницей, что на Севере рабовладение было запрещено законом. Поскольку в свое время было признано контрпродуктивным. К тридцатым годам девятнадцатого века рабовладение прекратило существование во всех штатах Севера. Был вопрос о включении новых штатов в Союз, и, чтобы угодить всем, их принимали попарно — рабовладельческий и свободный, рабовладельческий и свободный. Для включения в Союз штаты должны были подавать петицию (почти беспрецедентный случай, кстати говоря). Кроме сопротивляющихся (такие тоже были, Калифорнийская Республика просуществовала аж три года и не очень хотела в Союз, уйдя от испанцев, и на флаге у нее был медведь нарисован).
      Помимо этого северяне, не удручаемые жарой, думали быстрее и ориентировались в обстановке лучше. Посему к моменту пика конфликта всебиржевые акции, так или иначе связанные с рабовладением, были проданы северянами — южанам. История умалчивает о том, кем еще,помимо северных американцев, они были проданы (опять же южанам), но в хлопковом производстве (к примеру) был завязан весь мир, и глупо было бы предположить, что акциями невладели предприниматели из Англии… Франции (просвещенной и свободной… отец художника Дега, к примеру, имел дела в Новом Орлеане),… Германии… России… Польши… Италии, Испании, Ближнего Востока, и т. д.
      Южане акции покупали. Живя на Юге, трудно было себе представить, что все этоскоро закончится. Рабовладение было слишком большой частью повседневной жизни — для всех.
      Многие северяне имели рабов — на Юге. И летние дома. И доходы. Все было продано. Еще один штрих к конфликту — повальная продажа рабов и рабовладельческих акций привела к падению этих акций, и южане это падение почувствовали. Стал падать жизненный уровень. Иммигранты из Германии и Ирландии, раньше стремившиеся в Новый Орлеан, изменили традиции и взяли курс на Новую Англию и Нью-Йорк.
      Во многих штатах Севера существовали зверские законы по поводу, опять же, чернокожего населения. К примеру, некоторые штаты (кажется, Огайо и Висконсин, и, кажется, Миннесота) запрещали не только рабовладение, но и въезд на свою территорию небелых людей. То есть, рабства у нас нет, но и неча к нам соваться, бывшие рабы, мы вас не знаем и знать не хотим.
      История не знает черно-белых (в художественном смысле) ситуаций. Большинству негров на Севере было хуже, чем на Юге. На Юге свободный негр был относительно полноправным гражданином, а раб — ценностью, причем немалой. Стоили рабы дорого, посему владельцы следили за их здоровьем. На Севере негров воспринимали как генетический мусор, хотя наука генетика не была еще популярной. Негры в Нью-Йорке могли рассчитывать только на самые худшие рабочие места. К неграм в Нью-Йорке относили всехнебелых, сколько бы в них не было небелой крови. Т. е., к примеру, Пушкин и Дюма в городе этом могли в то время в лучшем случае работать в котельной. И ни в какие приличные дома их не пустили бы дворецкие.
      На Юге история с неграми выглядела по-другому. Совсемпо другому. Этот факт историки тоже предпочитают обходить стороной, даже очень либеральные. Поскольку сегодняшняя мода — доказывать, что черные имеют святое право на существование в таком виде, в каком они есть (подразумевается, что они говно, но говорится, что они очень хорошие, умные, красивые, продвинутые и так далее — ну, это общеевропейско-американская мода, так говорить о якобы меньших братьях, из этой же категории — любовь к культуре Востока).
      Были также и трагикомические инциденты. К примеру, существовал федеральный (!) закон, согласно которому раба, бежавшего в северный штат, нужно было ловить (этим занимались северяне) и доставлять обратно на Юг за компенсацию. Разбирающиеся в человеческой натуре сразу видят возможности, не так ли. То есть:
      Организуется пропаганда среди рабов. Бегите на Север, там все свободны и изящны. Привозится с севера негр, который с горящими глазами рассказывает про свободу и как всем хорошо. Ему, естественно, хорошо платят (пославшие его), поэтому на нем прекрасный костюм, а в кармане кошелек с солидной суммой, и вообще он откормленный и ухоженный. И даже образован неплохо. Его слушают. На тайномзаседании в забегаловке для черных (надписи «Только Для Белых» существовали, но была и обратная сторона, хотя и без надписей) ему верят. Он же объясняет, что существуют ходы для побегов на Север. Все идет как по маслу — человек десять мужчин и женщин, иногда с детьми, решают бежать. По рассчитанным для них пересылкам, тайно, перебираются, к примеру, в Пеннсильванию. Там за ними следят под видом сочувствия и оказания на первых порах помощи, чтобы потом никто ничего не заподозрил. После чего является группа захвата. Свободных беглецов вяжут, сажают, уже официально, в поезд (если Пеннсильвания) или на пароход (если Иллиной) и отправляют в южном направлении. По прибытии доставившие получают компенсацию.
      Были и попроще предприниматели. Хватали свободных негров, родившихся на Севере. И тем же путем доставляли их на Юг. Покупатели рабов, а у них был большой опыт, понимали по выговору и осанке, что этот негр — из свободных. Посему стоили такие негры, естественно, дешевле.
      Были и реальные пути побега, без махинаций. Но сегодня разобрать, где правда, а где обман, трудно. И, естественно, героев (и особенно героинь) так называемой Подземной Трассы (Underground Railroad) очень трудно отличить — наивных радетелей от махинаторов. Вот, к примеру, мадам Таубер — негритянка, организовавшая побеги сотен рабов на Север — кто она? Если хотя бы предположить, что она была на зарплате у каких-нибудь белых (а то и черных) махинаторов, будет скандал. И обвинения в расизме.
      Территория Юга значительная была, и сегодня любят перечислять географические и экономические данности штатов Конфедерации, играя в объективность. На самом деле страны всегда ориентируются на свои культурные центры, а то, что происходит на остальных территориях, почти не имеет значения. На Севере Филадельфия и Бостон давно перестали быть такими центрами к тому моменту, и монополия Нью-Йорка на культуру стала неоспоримой. В противовес Нью-Йорку на Юге стремительно развивался Новый Орлеан. В Новом Орлеане происходило беспрецедентное.
      Маленький город построен был на полукружии реки, там, где Миссиссиппи загибается полумесяцем (Город Полумесяца, Crescent City), в полусотне миль вверх по течению от Мексиканского Залива. В американскую фазу своего развития он вошел в момент разгрома Андрю Джексоном интервенционных англичан. Сквер Джексона, с конной статуей в хорошей бронзе, сегодня — логический центр города. Сквер выходит на набережную. Символично позади статуи высится Собор Святого Людовика. Все это миниатюрно, провинциально, но весьма самоутвердительно. Вокруг сквера, к северу, югу, и западу, расходится прямоугольный Французский Квартал, он же Старый Город, он же Viex Carre. К северу от сквера — колоннада с арками, Французский Рынок. Здесь располагается одно из самых старых на планете кафе, где пьют кофе с цикорием и едят биньеты — местной придумки пышки. Открыто было кафе в 1859-ом году, работает с тех пор круглосуточно (перерыва не было даже в Гражданскую Войну, даже во время оккупации). Пышки вкусные, кофе своеобразный. За три дня пребывания в Новом Орлеане, во время разведывательной поездки (я писал роман об этих самых исторических событиях), я зашел в это кафе — раз десять минимум. Приобщиться к истории. Вдоль набережной идет совершенно непонятная ветка, отдельная, трамвая. Протяженность — полторы мили. Если пешком — двадцать минут. Ну, полчаса, максимум. Непонятно, для чего она существует, и для чего была построена. Вторая трамвайная ветка идет в бывший совершенно роскошный, ныне крайне опасный, пригород. Трамваи очень старые. Третья ветка, идущая по Канал Стрит, не функционирует. Четвертая ветка, знаменитый благодаря одноименной пьесе Трамвай Желание, снята, теперь по этому маршруту ходит автобус.
      Архитектура Старого Города уникальна, смесь позднего псевдо-барокко с классицизмом с мавританскими и средиземноморскими примесями. На всех домах наличествуют легкие «кружевные» балконы, вдоль всего фасада, с опорами на тротуарах. Улицы узкие. Здание оперного театра, в котором когда-то дебютировала непревзойденная (по слухам) Анжелина Патти, сгорело, и на этом месте сегодня пошлый отель. К востоку от сквера — огромная, спокойная Миссиссиппи. Иногда с реки поднимается клубами туман и заволакивает весь город. А летом очень жарко.
      На знаменитом кафе-баре в уютном переулке, где когда-то подавали абсцент (сегодня подают заменитель, абсцент считается наркотиком) висит мемориальная доска с перечислениям людей, побывавших и попробовавших. Перечь впечатляет:
      Жан Лафитт
      Андрю Джексон
      Маркиз де ЛаФайетт
      Алексис, Великий Князь Всея Руси
      Дженни Линд
      Уильям Мейкпис Такерей
      Генерал Борегард
      Генерал Роберт И. Ли
      Джефферсон Дейвис
      Уолт Уитмен
      Оскар Уайльд
      Марк Твен
      О. Генри
      Буффало Билл Коди
      Теодор Рузвельт
      Энрико Карузо
      Сара Бернар
      Франклин Делано Рузвельт

      В Луизиане и прилегающих штатах бурно рос хлопок, а в мире был хлопковый бум. Географическое расположение Нового Орлеана было в этом смысле очень удачным. Новые паровые корабли пересекали Атлантику за неделю. Река Миссиссиппи — глубокая и широкая, удобная. Из Атлантики пароход заходил в Мексиканский Залив, проходил дельту, шел вверх по течению, преодолевал семьдесят миль, и спокойно швартовался в доках у Нового Орлеана. Все та же Миссиссиппи обеспечивала связь с остальной страной, пересекая ее с юга на север. Из прибрежных городов шли железнодорожные ветки. К этой же эпохе относится развитие пароходства на собственно Миссиссиппи, с типичным знаменитым двухтрубным судном, и рост городов вдоль реки, в частности, Сент-Луиса (Сен-Луи). Особенности жизни населения вдоль берегов освещены в классической американской литературе, о них много писали Брет-Харт, Марк Твен и компания. (Увы — расцвет был недолгим по многим причинам, не последняя из которых — железная дорога от Атлантики до Тихого Океана, проложенная сразу после Гражданской Войны, и ответвления от нее на юг — поезда практичнее речных пароходов).
      А тем временем в Новом Орлеане, с четырьмя оперными театрами, с большим количеством публики из всех стран мира, с легендами и статуей Джексона перед Собором Святого Луи, с резными балконами по фасадам, появилось нечто — явление, прецедентов которому не знала история. Но — по порядку.
      С большим количеством черных рабов конкурировали несметные же толпы иммигрантов из Германии и Ирландии. Вскоре на «черных» работах рабов не стало совсем, поскольку рабы стоили дорого (от шестисот долларов до пяти тысяч за штуку), а ирландцы были согласны на пятьдесят центов в день, и гибель одного ирландца, которому на башку свалился груз в порту, ничего не значила в финансовом смысле. Поэтому постепенно рабы начали специализироваться.
      Хозяева отдавали рабов в учение. Рабы приобретали навыки, становились ремесленниками. (Тоже было и в Римской Империи, и, одновременно с Луизианой, в Российской Империи — ну и в Германии, естественно, только рабы по-другому назывались, и не отличались от остального населения цветом кожи, а только лишь выражением лица).
      Целый класс рабов, весьма привилегированный — домашняя обслуга. Среди рабовладельцев считалось зазорным ударить «домашнего» раба — с ним переставали общаться его друзья как с человеком в высшей степени вульгарным, фу.
      И только на очень больших плантациях рабы загибались по-прежнему. Обычный рядовой плантатор имел от двух до сорока рабов и в большинстве случаев вкалывал сам, вместе с ними, на полях. Хлопок — нежная вещь и требует непрерывного ухода.