Америка — как есть

Но были плантаторы оченьбогатые, с несколькими тысячами рабов. И на таких плантациях было несладко. Вдоль берегов Миссиссиппи хозяева грозили рабам, которые вели себя плохо — «продам тебя вниз по реке!» Означало это — в служение крупному плантатору. Ученые-естественники той эпохи с важностью объясняли, что черные лучше приспособлены для работы в поле сутками напролет под палящим солнцем, чем белые. Дольше живут в таких условиях. Это утверждение в то время вызывало не больше возражений, чем сегодняшняя концепция «усталости металлов».
      Но, повторим, рабы на больших плантациях во времена Антибеллума не составляли большинство черного населения.
      (Кстати говоря, вставал вопрос о том, как учитывать черное население при выборах в Конгресс, поскольку количество представителей того или иного штата зависит от количества населения этого штата. В конце концов договорились, на федеральном уровне, что раба следует считать за три пятых белого человека. Чем не антропологическое откровение).
      Но, поскольку большинство рабов было занято не на плантациях, а на обычных, и даже легких, и даже приятных, работах — началось неизбежное. А именно — расовое смешение.
      Когда и в каком штате вдруг оказалось, что раб уже не можетвыкупить себя из рабства сам — дело темное, сведения противоречивые (в отличие, к примеру, о точных сведений об отмене Юрьева Дня в России). С некоторых пор все рабы в Америке были негры, а волю им мог дать только их хозяин, написав и подписав соответствующий документ. Но к этому моменту в рабовладельческих штатах ужесуществовало значительное количество свободныхнегров, могущих предъявить доказательства своего статуса. Среди них были и рабовладельцы. И плантаторы (правда, не крупные). Более того, появились мулаты и квартероны. А также мулатки и квартеронки. Среди которых попадались женщины необыкновенной, неземной красоты. Со многими из них жили их белые хозяева, заводили детей, а в завещании писали — считать свободным все семейство.
      Западная граница Нового Орлеана — Северный Вал, длинный прямой бульвар. Во времена Антибеллума вдоль него рядком стояли публичные дома. Но не только.
      Традиция «квартероновых балов» появилась в самом начале девятнадцатого века, но в Антибеллум расцвела пышным цветом. Дело было так.
      Вот в цветной семье подросла дочь. Красивая. Ее ведут в заведение, где устраивается такой бал (в единственном сохранившемся сегодня здании, в котором устраивались такие балы, сейчас отель, но планировка сохранена — я заходил, да, роскошь впечатляет, несмотря на новоорлеанскую миниатюрность строения). В это заведение недопускаются негры и негритянки (а только мулатки и квартеронки). Играет музыка. Танцы. Звучат модные мелодии Ланнера и Штрауса-старшего. И, естественно, супермодная и суперновая «Застольная» из вердиевской «Травиаты», весьма подходящая тематически. Наличествует некое число богатых белых мужчин, как правило молодых и еще не женатых. На этом балу они выбирают себе девушку по своему вкусу. После чего снимается (а чаще покупается) дом на Северном Валу, в который и въезжает девушка, иногда со своей матерью. Белый холостяк с нею сожительствует, и все ведут себя так, будто это самая обыкновенная семья. Есть слуги. Есть рабы. Есть повар из рабов. Есть дворецкий. Появляются дети.
      Ньюансы такие.
      Первый. Дети не считаются, вроде бы, настоящимидетьми данной особи мужского пола. Несмотря на это, дети эти получают образование (какое кто), воспитание, и ремесло.
      Второй. Сожительница имеет все гражданские права, кроме права голосовать (вспомним, что в этот момент белые женщины тожелишены этого права). Одеваются сожительницы хорошо. Живут как барыни. Постоянно пьют шампанское, едят арбузы и устриц. Лупят прислугу по морде (им можно, они женщины, существа ранимые).
      Третий. Если белый муж решает вдруг жениться на белой женщине из своего круга, он имеет на это полное право. Есть два варианта развития дальнейших событий. Первый — он женится на белой, живет с ней, имеет детей, но продолжает посещать свою квартеронку — ну, например, два раза в неделю. Ревновать к квартеронке у белых женщин считается дурным тоном (хотя, конечно же, ревнуют). Муж продолжает платить за содержание хозяйства. Второй — он уходит от квартеронки. Но в этом случае он обязаноплатить ее содержание до конца ее жизни, обеспечить образование и воспитание детей, носящих его фамилию, и приходить на помощь, если бывшая сожительница будет в таковой нуждаться. А дом на Северном Валу после ухода белого псевдо-мужа считается собственностьюквартеронки. (Квартеронки, не обремененные в такой ситуации детьми, превращали резиденцию в публичный дом, всего и делов).
      История идет своим чередом. Вот уже дети квартеронок получили образование (многие — во Франции). Вот они уже становятся не просто ремесленниками, но и людьми умственного труда, а также предпренимателями (и, естественно, рабовладельцами). Их количество растет. Свободных цветных (ом де колер либр) было в Новом Орлеане около тридцати тысяч к концу Антибеллума, значительная цифра. У них появляются свои театры. Свои заведения. Свои школы(куда белые не ходят, а негры не допускаются). Они презирают негров (и постепенно начинают презирать белых). Они почти на равных с белыми. Они постепенно, квартал за кварталом, выживают белых и выгоняют негров с некоторых улиц. У них свое общество, особое. Они ужехотят — особый себе статус, отличный и от белых, и от черных. Они на равных заключают деловые сделки с белыми. Они путешествуют по миру. Они прекрасно одеты, энергичны, целеустремленны, иногда хорошо образованы. Не хватает одного — идеи. И идея появляется. Об этом сегодня очень трудно найти какие-либо сведения, но идея безусловно имела место.
      Дарвин опубликовал свое «Происхождение Видов» только к концу эпохи Антибеллума. Мулаты и квартероны Нового Орлеана его явно предвосхитили, начав считать себя — следующей ступеньюэволюции. Идея избранности, ежели раз попала кому-то в голову, обратно уже не выйдет. Черная раса ни на что не способна, белая раса свое дело сделала и вырождается, мы — следующие!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. АНТИБЕЛЛУМ, ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

      У всех людей есть такая склонность — переиначивать концепцию с выгодой для себя лично. Так была переиначена библейская концепция избранности еврейского народа, и само слово избранность в связи с этим поменяло смысл. Изначальный смысл слова — назначение, должность, договор (посему везде в Старом Завете, где идет речь об избранности, присутствует слово контракт). Но многие, даже тогдашние, евреи решили, что это недостаточно лестно, и заключили, что избранность есть этническое (интеллектуальное и духовное) изначальное(по праву рождения) превосходство над всеми остальными этносами. С тех пор эта искаженная идея постоянно носится в воздухе, и почти каждый достаточно большой, или достаточно энергичный, народ или этнос считает себя особым и избранным. Патриотизм путается с национализмом, и так далее. Что из этого получается — достаточно хорошо освещено историками и отчетливо видно на сегодняшних примерах.
      Но — идея была. Квартероновый расо-этнос в Новом Орлеане и окрестностях рос и креп. И стал налаживать международные связи. И поскольку особого статуса официально ему не давали, квартероны решили его себе создать. Сами. С помощью общественного мнения.
      Именно с этой целью во Францию (например) была послана специальная делегация из Луизианы. Решили обратиться к знаменитому французскому квартерону, расовый состав крови которого в точности совпадал с их собственным, а именно — к писателю Александру Дюма-отцу. Нехай автор мушкетерской серии, самый известный литератор в мире, прибудет к нам с лекциями, поездит по стране, и все поймут, что мы — самые что ни на есть крутые в интеллектуальном смысле. Дюма внимательно выслушал делегацию, почесал репу, украшенную вьющимися мелко жесткими негритянскими волосами, предложил делегатам вина, накормил их хорошим обедом собственного изготовления, и выразился в том смысле, что побаивается американских властей. Это в Париже он — знаменитость, ему везде почет, и так далее. А ну-ка в Америке его вдруг схватят и продадут плантатору! Непорядок. Не поеду. Делегация уехала в расстройстве чувств (наверняка при этом обозвав литератора е(непеч.)ным трусливым ниггером, но история об этом умалчивает).
      В это же время во всех южных штатах бурно рассуждали об отделении от Севера. Ом де колер были, естественно, за. Также рассуждали об освободительном движении. Чтобы никакого рабства. Ом де колер были, в большинстве, против. Также были люди лояльные, идущие в ногу с политикой федерального правительства, мечтающие об общем равенстве. Ом де колер были категорическипротив. Это легко объяснить.
      Дело в том, что действительную цену якобы-равенства с белыми они очень хорошо себе представляли. Белые рассуждали, как белые всегда рассуждают — либо ты белый, либо, если у тебя был черный прадедушка, ты цветной. И никаких тебе полукровок, мулатов-квартеронов, отдельной расы, и так далее. Типа, негритянская кровь в любомколичестве — признак низшей расы. И все. При наступлении всеобщего якобы-равенства, ом де колер автоматическиуравнивались в правах с неграми — то есть становились низшей расой, теряя свой особый статус. Такая перспектива их, естественно, совершенно не радовала. Чтобы понять, что именно так оно все и будет, ежели всеобщее равенство, им не нужно было даже выезжать из Нового Орлеана — достаточно послушать белых приезжих, которые были в шоке каждый раз, как видели на улице белого и мулата, обменивающихся рукопожатием.
      А приезжих было много. К югу от центра рос новый район — Американский Квартал. Там жили всякие люди, но костяк составляли нувориши, предприниматели, приехавшие с Севера разжиться на хлопке. Их влияние в городе росло. Постепенно они начали скупать великолепные особняки к северу от города, дворцы традиционных плантаторов, вдоль реки. (Видел я эти особняки — своеобразно весьма, и действительно очень красиво — и река, и зелень вокруг, и типично луизианская архитектура). Постепенно нувориши с Севера стали конфликтовать с ом де колер — самой деятельной прослойкой города. Конфликтовать экономически, поскольку прослойка в эпоху Антибеллума имела огромноевлияние на городские власти.
      Отдельно стоит отметить закон о публичных домах. Он вышел в середине пятидесятых, в пик Антибеллума. Закон запрещал белым посещать публичные дома, в которых наличествовали девушки ом де колер. А для негров и закона не нужно было — их просто гнали в шею, и все тут. Этот закон безусловнобыл проведен с подачи этих же самых ом де колер. Во-первых, в публичных домах были салоны, на которых обсуждались разные ом де колер дела, и белым гадам вовсе не нужно знать, о чем говорят ом де колер. Не их собачье дело. Кроме того, пользующийся услугами ом де колер проститутки белый унижаеттаким образом всех ом де колер. Посему — идите-ка вы, белые, своей вырожденческой дорогой. А мы пойдем своей.
      (Тупой техасский вопрос русским читателям — у кого-нибудь есть сомнения, к какой именно группе людей причисляли ом де колер некоего Александра Пушкина, потомственного аристократа?)
      В общем, если бы так все шло и дальше, быть бы Новому Орлеану автономией, если не отдельной республикой — не зависящей ни от Севера, ни от остального Юга. А что? Хлопок есть. Со всем миром торгуем. Миссиссиппи есть. Атлантика есть. Есть свои школы. И давно уже есть свои церкви. Энергии — хоть отбавляй. Власть постепенно прибирается к рукам. А конституцию напишем свою.
      И все-таки движение было слишком малочисленным для полного счастья. Несмотря на то, что отголоски его слышны в Луизиане до сих пор.
      Уже после Гражданской Войны, после почти, в общей сложности, миллиона убитых, после того, как все, устав от бойни, сложили оружие и вздохнули, и занялись обычными мирными делами, оккупационные войска федерального правительства стояли в окрестностях Нового Орлеана еще пятнадцать лет. В Новом Орлеане непрерывно вспыхивали восстания. Ом де колер воевали за свой утерянный статус. Пока не сошло на нет, не растеряло молодость и энергию, особое, деятельное поколение Антибеллум.
      Сегодня в среднестатистическом американском негре тридцать процентов белой крови. То есть, любой негр смело мог бы считать белую культуру своей. И числить в своих предках Шекспира, или Корнеля — кому что нравится. Но каждому этносу и каждой группе, по какому бы признаку она, группа, не формировалась, с детства вбивают в головы то, что выгодно властьимущим. А властьимущим всегда выгодно именно статус-кво. Власть любит стабильность и не любит новшеств. Посему большинство негров с раннего детства рассуждают о «своей» культуре, «своих» путях, «особенностях» и так далее. Вуду, племенные всякие древние полумифические дела, и так далее. Знакомо? Безусловно. Знакомо всем. Во всех странах, на всех континентах. Всем по-своему, но знакомо.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. НЕЗАВИСИМОСТЬ ЮГА

      Последующие несколько глав неизбежно будут кишеть неточностями, ибо дело, как в случае любой большой войны, очень путанное.
      Президент Бьюкенан, выбранный совершенно случайно (он сам не ожидал, партии грызлись и запозднились с выбором более популярных кандидатов) был южанин, и отделяться при таком президенте было бы не то, чтобы глупо, но как-то неудобно. Бьюкенан был мягок характером, очень хорошо образован, романтичен. Потеряв в ранней молодости любимую женщину, он решил не жениться во второй раз. Обязанности Первой Леди в Белом Доме выполняла его племянница. Бьюкенан намеревался посвятить весь свой срок на посту — просвещению, строительству библиотек, церквей, госпиталей, и так далее. Самым важным делом казалась ему прокладка кабеля по дну Атлантики для телеграфной связи с Европой. Кабель проложили. Бьюкенан успел обменяться сообщениями с королевой Викторией. Через три часа связь отказала по до сих пор невыясненным причинам. (Сама по себе прокладка кабеля — отдельная, очень забавная история. Кабель везли на нескольких судах, разматывая катушку, из Ливерпуля. Два раза роняли в океан, и приходилось возвращаться). Здание обсерватории в штате Массачуссетс, где действовала американская телеграфная сторона, на радостях случайно сожгли, остался обгорелый купол. И так далее.
      В Конгрессе интриговали непрерывно, все больше и больше консолидируясь — южане против северян, северяне против южан. Бьюкенан прилагал все усилия, чтобы не допустить конфликта — возможно, ждал, когда кончится его срок, чтобы не быть ни за что в ответе. Действительно, на второй срок он свою кандидатуру не выдвигал.
      Состоялись выборы следующего президента, и неожиданно для всех им стал безвестный конгрессмен, безродный самоучка, провинциальный адвокат не первой молодости — северянин.
      Об этом человеке написано столько, что, конечно, он давно стал идолом — одновременно негативным и позитивным. Жаль, поскольку человек он был весьма интересный.
      Абрахам Линкольн любил дважды в своей жизни, второй раз удачно. Женат он был на маленькой, худой женщине по имени Мери, ревнивой, страстной, и ужасно милой на его, Линкольна, взгляд. Как и он, она была уроженкой штата Иллиной. Победивший на выборах, Линкольн вернулся в родной Спрингфилд, и, спрыгнув на платформу, бегом кинулся к дому, крича (историки записали) — «Мери! Мери! Насизбрали!»
      У него было особое чувство юмора, изощренное — шутки его мало кто понимал. У него были две любимых книги — Библия и полное собрание сочинений Шекспира. Не самый худший выбор. Он часто цитировал и то, и другое. Он не любил одежду и при первой же возможности снимал с себя все, что позволительно было снять. Он был остроумный, темпераментный, прозорливый.
      Известен случай, когда, будучи уже «освободителем», он прогуливался по улице с другом, а навстречу им шел негр. Негр снял шляпу и поклонился Линкольну. Линкольн снял шляпу и поклонился негру. Через несколько шагов возмущенный друг сказал «Как не стыдно — снимать шляпу перед негром!» — на что Линкольн ответил, «Я никогда и никому не позволю быть в моем присутствии более джентльменом, чем я сам».
      Все это было хорошо и романтично, а только избранный президент — еще не действительный президент, и до инагурации оставалось два месяца.
      Вдохновленные избранием северянина, южные штаты стали один за другим подписывать декларации независимости. Отделилась Вирджиния, обе Каролины, Джорджия, Алабама, Флорида, Миссиссиппи, Луизиана, Теннесси. Отделился Техас. Написана была конституция новой страны — Конфедерации Штатов Америки, более или менее копия с конституции Мэдисона, но с узаконенным рабством. Подписана была общая для Конфедерации декларация Независимости. Избраны были президент и вице-президент. И, наконец, в городке под названием Саванна, что в Джорджии, в мэрии произнесена была речь этого самого вице-президента, вошедшая в историю, как «Краеугольный Спич». Стивенс, человек маленького роста, речистый, с индейской кровью (частичную принадлежность к индейцам он отрицал) сказал в битком набитой аудитории, следующее (кроме всего прочего):
      «Мы живем во времена величайшей в истории революции. Семь суверенных штатов сбросили за последние три месяца ярмо старого правления и создали новое правительство. Эта наша революция — единственная в истории, в своем роде, в виду того, что она свершилась без кровопролития. Ни одна капля крови не была пролита».
      Далее Стивенс упомянул сходство Войны за Независимость с сегодняшним положением дел. Он указал на то, что Федеральное Правительство вело себя по отношению к Югу так, как в свое время Британская Империя вела себя по отношению к Колониям. Налоги с Юга брали — но использовали полученные средства исключительно на благо Севера. Ну, к примеру, если вы берете (говорил Стивенс) деньги у Северной Каролины на постройку железных дорог, логично было бы дороги эти строить именно в Северной Каролине, а не в Огайо. Кроме того, нас давили тарифами, и поэтому европейские торговые суда предпочитали швартоваться в Бостоне и Нью-Йорке, а не в Новом Орлеане.
      «Новая Конституция» — стебался Стивенс, «закрыла все нездоровые вопросы по поводу нашего традиционного института — африканского рабства в том виде, в котором оно существует. Северяне и некоторые южане провозглашали идеи, которые были фундаментально неверными. Идеи эти основывались на положении о равенстве всех рас. Это ошибка. Наше новое правительство основывается на противоположной идее — краеугольный камень есть правда о том, что негр не равен белому; что рабство, субординация, подчинение лучшей расе, есть естественное, нормальное условие существования. Понятно, что понимание этого заняло у человечества много времени, как понимание вообще любой большой научной правды. Так же было с принципами, провозглашенными Галилеем. Так же было с политико-экономическими принципами Адама Смита. Также было с Гарвеем и его теорией о кровообращении. Все вышепоименованное признается теперь всем миром, как факт. Множество правительств основаны были на принципах субординации и крепостничества некоторых классов, принадлежащих к той же расе, что и правящий класс, и это было нарушением естества человеческого. У нас все белые люди, вне зависимости от социального положения, богатые и бедные, равны в глазах закона. Не то в случае негра. Природно ли, или под проклятием Канаана, он естественно вписывается в жизненные условия, предоставленные ему нашей системой».
      «Тысячи людей понимают, что правда эта не раскрыта пока что до конца. Сегодня мы много слышим о цивилизовании и христианизации варварских племен в Африке. По моему суждению, успеха эти попытки не достигнут без того, чтобы не научить африканцев сперва тому, чему научили Адама — „в поте лица своего добывать будешь свой хлеб, и не научить их работать, кормить и одевать, самих себя“».
      Вопреки сегодняшним мнениям, основанным на невежестве (Краеугольный спич можно прочесть в переводе на любой язык, он легко ищется в библиотеке и в инете), часть спича, посвященная собственно вопросу негритянского рабства, была короткая.
      Далее, Стивенс говорил:
      «У нас есть все, чтобы стать одной из основных наций планеты. На Севере, и даже на близлежащих к Северу территориях, бытует мнение, что нас мало и мы слишком слабы, чтобы стать отдельной нацией. Это большая ошибка. В случае территории, ее у нас пятьсот шестьдесят пять тысяч квадратных миль, и больше. Это чуть ли не половина изначальной территории независимых тринадцати штатов. Территория наша превышает территории Франции, Испании, Португалии, и Великобритании (включая Англию, Ирландию и Шотландию) вместе взятые. По населению — у нас больше, чем пять миллионов народу, судя по переписи, включая белых и черных. Население Первых Тринадцати было меньше, чем четыре миллиона в то время, когда мы достигли независимости от Британии. И если основатели, с меньшим населением, чем мы, могли противостоять величайшей в истории Империи, почему бы и нам не поступить так же?».
      И так далее.
      Столицей новой страны объявлен был Ричмонд в Вирджинии.
      И сразу возникла проблема фортов.
      Все укрепленные форты на море, и часть фортов на суше, принадлежали Федеральному Правительству. Их нужно было отобрать. Желательно без кровопролития. В начале это казалось простым делом.
      Три четверти боевых офицеров Федеральной армии, выпускников Вест Пойнта, были южане. Почти все они подали в отставку. Казалось бы — объяви, что форты наши, и они сразу станут нашими.
      Возникла тяжелая пауза.
      Форт Самтер, в бухте города Чарльзтон (где впоследствии изобрели одноименный танец), Северная Каролина, нуждался в пополнении продовольственных запасов. Все-еще-президент Бьюкенан послал три корабля — пополнить. Федеральное правительство уведомило об этом форт телеграммой, но телеграмму приняли в Чарльзтоне, уже принадлежавшем Конфедерации, и посмеялись. Тем не менее корабли прибыли.
      Неподалеку от Чарльзтона располагается Цитадель — второе по значению, после Вест Пойнта, элитарное военное училище страны. Чарльзтон кишел военными. На берег выкатили пушки и сделали несколько холостых выстрелов. Корабли не пришвартовались — ушли. Пушки не убрали. Вместо этого к полукругу бухты начали прибывать дивизионы.
      Майор Андерсон, начальник форта, послал в Белый Дом депешу такого содержания:
      «Запасов хватит на месяц. Если не будет пополнения, через месяц я сдам форт южанам».
      В Белом Доме схватились за головы. Тут Бьюкенан со вздохом облегчения передал ключи Линкольну и ушел. И Линкольн — не поступил никак.
      Сегодня неизвестно, что, кому, и когда не понравилось. Но за неделю до определенного майором Андерсоном срока был сделан выстрел. Из форта ли по берегу, с берега ли по форту — никто не знает. Выстрел послужил сигналом. Форт молчал, а с берега по нему непрерывно палили из пушек в течении тридцати шести часов. И остановились только, когда узнали, что гарнизон вышел на плац в последний раз — отдать честь флагу. Стреляли в воздух, но после салюта оказалось, что четверо солдат ранены, а один убит. То есть, не обошлось без заговора.
      Линкольн очень хорошо понимал, что нужно срочно действовать. Но не действовал.
      Меж тем президент Конфедерации (ветеран Мексиканской Кампании) Джефферсон Дейвис назначил генерала Роберта Ли главнокомандующим войск Юга.
      У Конфедерации возникли проблемы с вооружением. Сталелитейная промышленность была на Юге в зачаточном состоянии, как и вообще Индустрия. Попросили помощи у англичан, предложили деньги. Англичане отказали — не принимая Конфедерацию всерьез и желая сохранить хорошие отношения с Севером. Тогда южане прекратили экспорт хлопка, и в Англии тут же остановились заводы. Голодные безработные высыпали на улицы. Англия незамедлительно выслала в Новый Орлеан и в Чарльзтон целую кучу ружей и патронов к ним.
      Конфликт перезрел, нервозность чувствовалась во всем, и первый бой неизбежно должен был состояться. И он состоялся. Цель Федерального Правительства была — заставить отделившихся вернуться в Союз. Цель Конфедерации была — обороняться, пока Северу не надоест. Первое сражение произошло около городка Булл Ран.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. БУЛЛ РАН

      Битва при Булл Ране не была, собственно, даже битвой, и, если мыслить логически, никому не была нужна. Но обеим сторонам так или иначе хотелось посмотреть — а что будет, если война действительно начнется?
      Сборы северян проходили у Потомака. Было лето, и было жарко. Батальоны добровольцев прибывали с севера — из Огайо, Массачусетса, Коннектикута, Нью-Йорка, по железной дороге с пересадкой в Балтиморе. При этом северная и южная ветки в Балтиморе не пересекались, и нужно было вылезать и топать к противоположному вокзалу через весь город. Собрались и вышли на марш в сторону Булл Рана. Разведка северян не работала тогда никак. Газетчики обменивались информацией, вот и все разведданные.
      Час прибытия воинов под Булл Ран был известен всей стране. К полю будущего сражения стали подтягиваться любопытные. Некоторые приходили со складными стульями. Были дамы с зонтиками от солнца. Мужчины во фраках. Устраивались пикники. Северяне шли медленно, поминутно отлучаясь с дороги в лес в целях добычи ягод, устраивая частые привалы, а командиров, призывающих собраться воедино и маршировать без устали, презрительно обшучивали. Шагали долго, и на место сражения пришли в расхлюстаном виде.
      Со своей стороны южане применили (первый раз в истории) доставку солдат прямо на поле боя по железной дороге. Армия южан была дисциплинированна, хорошо обучена, и свежа — два часа поездом это не неделю пешком.
      Южане быстро оценили обстановку, быстро выкатили пушки, быстро построились, быстро ввели в дело кавалерию. Северяне рассматривали поле и свои мушкеты, не дав себе времени приготовиться, спохватиться, понять, что происходит. Южане дали залп и атаковали северян в лоб. Засвистели пули, загрохали взрывы, зрители побежали в рассыпную, забыв складные стулья. Вскоре в рассыпную побежали также северяне. Поле осталось за южанами. И они не стали преследовать противника. Собственно, и преследовать-то было некого. Противник называется. Срамота.
      Северные газеты сперва осторожно, а потом громко, стали писать о разгроме. Подключилось либеральное крыло и начало уверять что:
      Южане имеют право на самоопределение
      Насильно мил не будешь, а Линкольн сволочь
      Пусть катятся
      До какой же низости может опуститься наше правительство, чтобы из-за каких-то тарифов и хлопка стрелять в родных братьев, чтоб этому правительству пусто было!
      Южные газеты бестолково славили победителей и уверяли, что северяне больше не сунутся.
      Но дело было сделано — армии начали формироваться. В дополнение к добровольной армии Линкольн объявил призыв. И Джефферсон Дейвис тоже объявил призыв.
      Подсчитано, что к концу войны в боевых действиях поучаствовало около тридцати процентов северян мужского пола. И около девяноста (!) процентов южан мужского пола.
      Начались бои.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. О СОБЫТИЯХ И НОВШЕСТВАХ

      Первые полтора года Гражданской Войны (известной на Юге как Война за Независимость Юга) удача сопутствовала южанам повсюду. Генерал Ли громил противников непрерывно. Войска по-прежнему перебрасывались с места на место по железным дорогам (эту тактику в конце концов переняли и северяне). И однажды, после очередного сражения, совершенно неожиданно для всех, армия генерала-южанина вторглась на территорию противника, в штат Мериленд, частично даже в Пеннсильванию, и путь на Вашингтон был открыт. Ли был готов взять столицу врага. В столице случилась, как водится, паника, поскольку столица, как в очередной раз оказалось, никем не защищается. Ли перекидывался телеграммами с Ричмондом, Джефферсон Дейвис отписывал ему, что, мол, все замечательно, но вторжение в Вашингтон — преждевременно. Сказывалась изначально выбранная стратегия — южане желали только обороняться. Пока шел обмен мнениями, северяне успели подтянуть к Вашингтону много войска, и Ли, которому разведка докладывала о положении, понял, что момент упущен.
      Он не забывал читать газеты, в которых подробно освещались события и делались предположения. Ему принадлежит раздраженная историческая фраза — «Почему-то о своих планах я узнаю из газет».
      В то же время американский журнализм резко изменил формат — в связи, опять же, с событиями. Журналисты, передававшие свои заметки со всех концов, пользовались телеграфом, который мог в любой момент испортиться (или кто-то в благородном тактическом порыве мог перерезать провод), поэтому все основные события и мысли давались сперва общо, одним параграфом (чтобы главное дошло), а подробности и рассуждения слались во вторую очередь.
      По ходу военных действий и северяне, и южане переоснастили армии. Мушкеты заменены были винтовками, и военачальникам пришлось на ходу переучиваться — пули летели точнее и дальше, и это влияло на действия. Нельзя было подходить к противнику слишком близко.
      Кавалерия использовала револьверы.
      Генерал Хукер водил за своим войском публичный дом в полном составе. С его легкой руки слово «хукер», означающее проститутку, прочно вошло в английский язык (включая британский его вариант).
      В одном из сражений, когда северяне очень наседали, генерал Ли, дабы воодушевить своих, показал рукой на восседавшего на коне Джексона, и крикнул — «Посмотрите, как он держится — как каменная стена!» Выражение «Stonewall Jackson» также вошло во все версии английского языка.
      Один из северных военачальников перед боем приблизился верхом, в сопровождении адъютанта, к рядам противников. Адъютант сказал — не надо бы так близко подъезжать. Военачальник презрительно ответил, что на таком расстоянии эти дураки даже в слона не попадут. Эти слова были последними в его жизни — пуля вошла ему между глаз.
      Южане по прежнему страдали от недостатка вооружения. Винтовки они подбирали прямо на полях сражений — как трофеи.
      Выстрел же из мушкета в то время делался так.
      Солдат останавливался и ставил мушкет вертикально. Руку запускал в патронташ, извлекал оттуда патрон (не в современном смысле, но — порох и пуля, завернутые фирменно в бумагу). Разрывал бумагу зубами. Ссыпал в ствол порох. Сверху всобачивал пулю. Забивал ее в ствол шомполом. Пристегивал шомпол. Поднимал мушкет, целился, и стрелял.