* * *

…Лошадь обходя лужу, задела копытом окоем льда: легкий треск нарушил царящую вокруг тишину. Стремянный подвел к нему тонконогого палевого донца, который нервно прядал ушами и косил темным глазом.

В стороне тихо стоял доезжачий с гончими. Они первыми почувствовали: начинается! Еще не последовало сигнала, а вожак уже в нетерпении вскочил, поднимая за собой остальных. Напрасно выжлятники пытались успокоить собак: охота была у них в крови, и пронзительный лай повис в морозном воздухе.

— От Отрадненского заказа начнем? — подбежал к нему егерь, отмахиваясь арапником от скулящих собак. По его молодому, красному от выпитой водки лицу было видно, что и ему не терпится побыстрее начать гон. — Думаю, не надо сваливать своры, пойдем двумя гонами…

Егерь махнул рукой в сторону леса, тонкой пламенеющей лентой уходящего по склону к реке.

Он улыбнулся и легко вскочил на донца. Тот дернулся под ним, но тут же, осаженный, застыл. Доезжачий, обойдя справа красавца жеребца, подал на маленьком, английской работы, подносе серебряную чарочку охотничьей запеканки.

— Начнем от Отрадненского, — согласился он и с наслаждением выпил ледяную водку. Потом огладил усы, закусил маринованным хрустящим груздем и вскочил на жеребца.

Натянув повод, он оглядел вокруг сонные, припорошенные первым снегом горбатые поля, студеное высветленное небо, темные изгибы реки — и глубоко вдохнул морозный воздух. Рядом уже сидели на конях борзятники. Егерь, заметив его кивок к началу, поднес рожок к губам…

По полю поплыл странный звук…

…Этот звук оказался автомобильным гудком. Раймо открыл глаза: рядом с их машиной стоял Евгений Качалов — его русский приятель, с которым он недавно сошелся в одной околоуниверситетской компании. Этот невысокий крепыш лет двадцати пяти, в джинсах и модной курточке, держал коробку с водкой и давил на клаксон.

Раймо понял, что успел заснуть, разморенный дорогой и теплом машины. Сожалея, что виденное — не больше чем красивый сон, образы из которого были навеяны часами, проведенными за старинными книгами по русской охоте, он — молодой, начинающий финский писатель — со вздохом вошел в реальную русскую действительность. Раймо вылез из джипа и отправился открывать багажник своему компаньону. — Зачем так много спиртного? — обреченно спросил он по-английски. — Охота — это отдых…

— Этого-то, боюсь, не хватит… — сокрушенно качая головой и неумело строя английские фразы, откликнулся Качалов. Он затолкнул в багажник вторую коробку с водкой. — Ты же хотел узнать, что такое настоящая русская охота?

— Хотел, — кивнул Раймо, — но я не хотел пить…

— У нас это дело добровольное, насильно никто пить не будет, — успокоил его Качалов.

Женя оглядел забитый до отказа вещами и водкой багажник джипа, покачал, думая о чем-то своем, головой. Наконец, решив, что водки действительно маловато, с озабоченным видом подошел к своему финскому гостю.

— Ты подожди здесь, я еще схожу… — сказал он Раймо, стараясь не смотреть в его удивленное лицо.

— Я погуляю… — финн оглядел грязный перекресток маленького карельского поселка.

— Не потеряйся тут. И с местными не разговаривай, для них иностранец в диковинку, — посоветовал Качалов. — Еще за шпиона примут… — добавил он уже по-русски.

— Что? — не понял Раймо.

— Эх, не понять вам всей тонкости русской глубинки, — снова по-русски ответил Качалов и отправился в магазин.

Раймо обошел джип, оглядывая улицу. По обе ее стороны стояли одноэтажные, совершенно одинаковые, бараки. Правда, с одной стороны был магазин, а с другой — почта, отличавшиеся от прочих строений лишь полувыцветшими стеклянными вывесками. Раймо прошел немного вперед. За ним увязалась какая-то сонная собака: понуро опустив голову и лениво помахивая закорючкой хвоста, она медленно засеменила следом. Кроме этой невесть откуда взявшейся собаки, вокруг не было видно ни одной живой души, даже птиц почему-то не было. Над всем поселком висела мертвая, звенящая тишина.

— Браток, выручай, трубы горят… — вдруг услышал за своей спиной русскую речь Раймо. От неожиданности он вздрогнул, затем обернулся — посмотреть на первого местного жителя.

Перед ним стоял самый настоящий негр в телогрейке и мятой шапке.

— Понимаешь, лес пригнали, а все вещи утонули… и деньги… все!.. на дно… Выручай, дай на похмел…

Раймо непонимающе огляделся вокруг, посмотрел на негра: стоптанные сапоги, вислые на коленях брюки. Встретить здесь выходца из солнечной Африки он предполагал меньше всего. Скорее, наоборот — негр, благодаря бомжеватой внешности, удачно мимикрировал и в окружающей среде казался абсолютно естествен.

— Ты чего, русского языка не понимаешь? Трубы горят — добавь! Ну, войди в состояние… Сам-то из городу? Небось, на охоту приехал? У нас знатные места, зверя — тьма? “Ну, давай вместе похмелимся? — Негр выразительно щелкнул себя по горлу. — А?

Раймо не понял ни слова, разве только жест что-то ему напомнил. Негр выжидающе смотрел на него. Смущенно улыбнувшись, Раймо пожал плечами.

— Добавь чуток, — африканец протянул к Раймо свою широкую, натруженную ладонь.

— Ченч? — расценил его жест Раймо и вложил в светло-серую ладонь негра купюру в сто финских марок.

Тот, оторопев, взял деньги и сунул их куда-то в глубину ватника. Раймо, поняв, что обмена не будет, пошел назад к джипу. Негр молча смотрел вслед удаляющейся долговязой фигуре странного человека.

У джипа уже возился Женя Качалов: он, суетясь и пыхтя, впихивал в давно перегруженную машину очередную коробку с водкой.

— Быстрее залезай, сейчас двинем, — сказал он, увидев подходящего Раймо. — Мы уже опаздываем…

Раймо сел на свое место; сейчас же за рулем появился Качалов. Он завел двигатель, и джип, разбрызгивая вокруг себя грязь, тронулся.

— Здесь много живет иностранцев? — спросил Раймо у Евгения, заметив, как негр в ватнике бодро семенит в магазин.

— Какие тут иностранцы! Здесь же погранзона повсюду, — пояснил Качалов, выводя джип на шоссе.

Женя надавил педаль газа, и машина мощно покатила по дороге, тянущейся вдоль берега местной речушки. Ни Раймо, ни Качалов уже не могли увидеть, как из оставшегося за их спинами поселкового магазина вышел сияющий негр с двумя огромными бутылками “Смирновской”…

Проехав несколько километров мимо болот и осыпавшего свою разноцветную листву леса, джип свернул с основного шоссе и, пройдя еще полкилометра по узкой бетонке, остановился возле КПП, который представлял из себя дощатую полосатую будку и шлагбаум, перегораживающий дорогу. По обе стороны будки шло ограждение из ржавой колючей проволоки. У КПП никого не было. Качалов длинно просигналил, и железные зеленые ворота со звездами на створках скрипуче отворились. Из-за них показался сонный сержант с автоматом. Он, зевая, оглядел машину с “ненашим” номером.

— На охоту? — сиплым со сна голосом спросил он.

— Да, — откликнулся Качалов. — Мы от Будакова.

— Они уже здесь, на пирсе грузятся. — Сержант открыл пошире ворота, пропуская автомобиль.

— А номера у вас чьи? Прибалтика?

— А черт их знает, — пожал плечами Качалов. — В международную лотерею выиграл…

— Свезло… — сержант завистливо вздохнул и пропустил их на базу.

Они проехали мимо складов с горючкой, каких-то ангаров, длинной вереницы зачехленных боевых машин. Наконец джип достиг пирса, где среди малых ракетных катеров стоял РВК (рейдовый водолазный катер), а рядом с ним — две машины: “Жигули” и “ниссан-патруль”.

— Если тебе Сергей Олегович будет предлагать делать бизнес с ним, не соглашайся, — посоветовал Женя Раймо. — Он парень неплохой, только коммерция его портит…

— Бизнес — это же хорошо?.. — удивленно откликнулся Раймо.

— Хорошо, когда это хорошо кончается, — попытался втолковать тонкость российского бизнеса Евгений.

Качалов тормознул свой джип около машин. От “ниссана”, широко улыбаясь, к ним уже шел в своей ладной кожаной куртке Сергей Олегович. Было ему лет тридцать пять — сорок; с виду — типичный “новый русский” на отдыхе. Стандартный комплект дополняли шикарные солнечные очки “рейн-бон” и золотой перстенек на правой руке.

— Привет! Мы уже погрузились. Михалыч злой как черт… Ты купил? А то они уже почти все подмели… — быстро проговорил он.

— Даже больше взяли, — успокоил его Женя. — Знакомься: это Раймо, — представил он гостя.

— Хольёкосниеми, — официально отозвался Раймо и пожал протянутую Сергеем Олеговичем руку.

— Финн? — Сергей Олегович еще радужнее заулыбался: — Спик раша?

— К сожалению, нет… — виновато произнес тот. — Очень трудный язык…

— Раймо пишет книгу о русской охоте, — пояснил Женя.

— Рашен ханта из э вэри гуд! Зе берд! Зе… — Сергей Олегович запнулся, подыскивая нужное слово.

— Элефант, — невпопад подсказал Женя. — Рашен элефант.

— Зе рашен элефант… — автоматом повторил Сергей Олегович и, поняв, что сказал не то, что хотел, осекся. Но тут же поправился: — Да! Йес, рашен элефант из а бест френд, финиш элефант…

— Через двадцать минут отходим! — прервал их светскую беседу голос с катера.

Перегнувшись через борт, на них строго смотрел здоровенный мужик с лицом медного оттенка. Его могучие плечи прикрывал небрежно накинутый офицерский пятнистый бушлат без погон. В углу волевого рта с крепкими крупными зубами дымилась большая гаванская сигара.

— Михалыч! — взмолился Женя. — Водку не успеем погрузить! Если ее не брать, мы, конечно, в норматив уложимся…

— Водку берем!

Рядом с крупной фигурой Михалыча возникла маленькая крепкая фигурка Левы Соловейчика. Его главной отличительной особенностью был большой, занимающий почти пол-лица, нос. Он, как и большинство присутствующих здесь мужчин, был одет в джинсы, сапоги и теплый полувоенный бушлат.

— Привет! — Лева махнул рукой стоящим у машин. — Это, значит, наш финский гость? Добро пожаловать на землю предков!

Чувствовалось, что Соловейчик успел крепко приложиться. Качалов уже поднялся на борт катера. Они по-мужски обнимались, хлопая друг дружку по спинам. Раймо смущенно топтался внизу, не зная, что ему делать.

— Еврифинг карго то ви шип, — подсказал ему Сергей Олегович. — Ай вонт ту хев бизнес ту ю, — посмотрел он на Раймо, вытаскивая из машины вещи.

— Вы хотели бы издать мою книгу? — заинтересованно спросил Раймо.

— Я… черт, не понял!.. Но мы потом обязательно еще поговорим… — пробормотал по-русски Сергей Олегович. Он отвернулся от финского гостя и кинул несколько коробок на катер.

— Финн, значит? — Михалыч посмотрел на Раймо. — Я ведь в военном училище изучал финский, было дело…

— Михалыч у нас генерал, — улыбаясь, пояснил по-русски Лева все еще стоящему внизу Раймо. — Ну-ка, Михалыч, выдай ему по-фински…

— Как зовут? Звание? Где размещается твоя часть? — привычно гаркнул луженой глоткой генерал и, перегнувшись через борт, навис всей своей массой над иностранцем.

— Рядовой Хольёкосниеми! Рота охраны транспортной авиации аэродрома Утти! — обрадовавшись, что с ним заговорили на родном языке, выдал Раймо. Он даже непроизвольно вытянулся, вспомнив месяцы, проведенные в армии.

— Здорово! — одобрил Лева Соловейчик. — Давай дальше, Михалыч!

— Если хочешь жить, проведи нас к ракетной установке! — продолжил демонстрировать свои знания финского Михалыч.

— У нас нет ракетных установок… — сказал по-фински Раймо и растерянно улыбнулся. — Я догадываюсь, вас обучали в военном училище?

— Я, приятель, не понимаю, что ты тут мне лопочешь… — ответно улыбнулся генерал. — Я, что помню, все уже сказал… Давай на катер, сейчас отходим.

— О чем ты его спрашивал? Надеюсь, без этого… вашего военного специфического? — показался на борту с вещами Качалов.

— Он спрашивал его, как пройти к музею Ленина…

Лева качнулся на палубе, Михалыч, поддерживая, привлек его к себе.

— Ясно… — вздохнул Женя. — Все нормально? — по-английски поинтересовался Качалов, тревожно посмотрев на Раймо.

Тот в ответ продолжал улыбаться, всем своим видом показывая, что и он тоже понимает мужскую шутку.

Подбежал мичман:

— Товарищ генерал! — его голос отчетливо слышался сквозь шум заведенного движка катера. — Комдив спрашивает: еще чего требуется? Надо бы вам машины отогнать с пирса к ремзоне, мало ли что!..

— Надо! — крикнул Лева. — Разворуют в два счета! Отгоняй!

Сергей Олегович тут же полез в свой “ниссан”.

Наконец все дела на берегу были сделаны, и катер резво отошел от пирса.

На палубе Лева тщательно нарезал колбасу, рядом стояла банка консервированных огурчиков. Закончив с колбасой, он разлил водку в стоявшие тут же пластиковые стаканчики.

— С почином! — Лева протянул первый стаканчик Раймо.

Остальные мужчины, тесной кучкой сгрудившиеся возле импровизированного стола, сами потянулись за алкоголем.

— Простите, я вообще-то не пью… — попробовал отказаться финский гость.

— Что он говорит? — не понял его Лева. — Не пьет?! Видели мы, как вы не пьете! Целые автобусы ваших непьющих к нам приезжают… Я, пока в угрозыск не пришел, работал участковым, так на вашего брата насмотрелся… Давай, не нарушай традицию, иначе охоты не будет.

— Надо выпить… — притворно вздохнув, посоветовал по-английски Женя. Он чокнулся с Раймо: — Выпей, это русская традиция…

Раймо, обреченно кивнув, посмотрел в стаканчик — он был почти до краев полон.

— Ну, за встречу! — произнес тост Михалыч.

Через мгновение все стаканчики были пусты, и под внимательными взглядами окружающих Раймо пришлось пить до дна.

— Я же говорил: нормальный “финик”! — одобрительно улыбнулся Лева. — А то — “не пью”!..

Соловейчик тут же наполнил стаканы по новой. На палубу из командной рубки спустился капитан катера. Налили и ему за компанию.

— Ну, за природу! — произнес очередной тост Михалыч.

— Что мне нравится в тебе, Михалыч, так это то, что ты тосты содержательные и емкие выдаешь! — восхитился Лева.

— Тост на охоте должен быть кратким, как команда. Или как выстрел… — Михалыч задумчиво похрустел соленым огурчиком. — Иначе времени на содержательный отдых не останется…

— Верно! — поддакнул генералу Сергей Олегович.

— Мы за что пили? — поинтересовался Раймо по-английски в надежде поддержать общую беседу.

— За природу, — перевел Женя, опекавший финна на правах пригласившего. — Ты аккуратнее пей, лучше пропускай…

Раймо согласно кивнул: пил он совсем редко — да и то помалу.

— Тебя как звать? Раймо? — подсел к нему Лева. — Ты посмотри, какая красота вокруг!.. — Соловейчик указал рукой на проплывающие мимо них извилистые берега. — Тут знаешь какие места есть? Таких нигде нет!..

— А то он не знает… — усмехнулся Сергей Олегович. — Это же их земля была, пока мы ее не оттяпали…

— Это наша земля! — прервал спор Михалыч. — Наша и их. Раз он наш гость, значит, будет как дома. Переведи!

— Сколько раз сюда приезжаю, а все не перестаю удивляться… Такая природа! — все не мог успокоиться Лева. — Знаешь, почему так злобы много сегодня в людях? Потому что в городах сидят, на природу не вылезают, злость в них копится, а выход — в преступлении… А приехал бы сюда хоть разок, походил бы, душу отвел — глядишь, и жить стало бы легче. Михалыч, давай!..

— Ну, за знакомство! — поднял стакан генерал.

Раймо послушно выпил весь стакан.

— Наш человек! — улыбнулся ему Лева. — Понимает толк в жизни.

Плыли уже несколько часов. Катер ходко шел мимо скалистых берегов. Гранитные склоны гор уходили ввысь. Темные ели спускались к самой воде, непонятно как цепляясь за пологий камень. На катере пели каждый по-своему — дружно, душевно пели. “Если бы парни всей земли…”

Лева и тепленький уже Раймо сидели рядом на палубе и слаженно выводили мотив на своем родном языке. Им серьезно вторил Михалыч. Сергей Олегович потихоньку начинал клевать носом, но тоже подпевал — или ему только казалось, что он подпевает?.. Женя Качалов, поберегший силенки для будущего, меньше других выпил и теперь печально смотрел на природу, вслушиваясь, что бормочет Соловейчик в перерывах между песнями.

— Ты — и коммунист? — по-русски удивлялся Лева.

— Да, я коммунист, — по-английски подтверждал этот факт Раймо.

— Я был… коммунистом, — пьяно вздохнул Лева. — Михалыч тоже был, конечно… Понимаешь, тогда все мы были, иначе никак…

— Я не был коммунистом!.. — очнулся Сергей Олегович.

— Тогда ты нас, коммунистов, не поймешь… Верно, Раймо? Ничего, скоро у вас образуется, будешь снова свободным…

— О чем ты, Лева? — спросил Качалов. — У них и так всего хватает. Он же в любой момент из партии может выйти…

— Не вышел же! Значит, чего-то держит, чего-то не то! — не унимался Лева. — Не доросли мы до веры, потому и за всякое ловкое слово хватаемся, ищем в нем спасения…

Соловейчик вдруг стал серьезным. Потом медленно начал клониться в сторону — принятый алкоголь дал о себе знать. Раймо подхватил Леву, растерянно глядя на остальных.

— Положи его, пусть отдохнет… — посоветовал Михалыч.

— Устал, — перевел Женя. — Он устал. Работает в полиции, в уголовном розыске. Пусть поспит.

Раймо подложил Соловейчику под голову чью-то куртку, сверху накрыл ватником.

Катер вышел на открытую воду, сразу резко качнуло на волне.

Сергей Олегович прикорнул рядом с Левой. Женя тоже, глядя на остальных, закрыл глаза, привалившись к рюкзакам.

Катер обогнул пологий остров-камень. В небо взмыл резкий гул сирены…

…Рожок пропел — гон пошел. Несколько нетерпеливых всадников рванулись за сворой гончих. Он же выехал на пригорок. Рядом с ним, только чуть ниже, приладился егерь на приземистом раскормленном жеребце.

Уши его донца первыми уловили лай, он вытянул свою красивую шею в сторону гона. Спустя несколько мгновений егерь и сам различил далекий шум. Стало ясно: зверя подняли сразу три гончих, и теперь они вели его вдоль кромки леса, стараясь выгнать на поле.

— Шлея и Валдай ведут, — на слух определил егерь. — А вот третий кто?..

— Туба? — прислушался он.

— Может, и Туба… — ответил егерь, но чувствовалось, что был не согласен. — Звона! Точно, она — ее голос!

Он кивнул — действительно верно. Нагнулся, поправил стремя, устроился поудобнее в седле.

— К распадку выходите, — прислушивался к гону егерь. — Туда ведут.

В поле уже слышался надсадный дальний лай борзых: подняли еще одного зверя, но было понятно, что ведут его в сторону, зверь не давался…

— Пора, — ерзал в сбитом седле егерь. — Пора, уйдет же…

Егерь посмотрел на него молящими глазами: он весь изошел от нетерпения, арапник так и ходил в темных от летнего загара руках.

— Пора!

Он тронул коня, и застоявшийся орловец сбился с шага, а потом сам, не дожидаясь команды, размашисто рванул к лесу… Хотя его орловца трудно было обойти, но на слегка заснеженном поле коротконогая егерская лошадь смогла выйти вперед. Он поправил картуз, натягивая его ниже и жмуря глаза от бьющего •в лицо морозного колючего ветра. Рядом пронзительно засвистали, вызывая гон на себя, не заботясь о том, что в таком шуме можно было и не услышать.

— Звона услышит… — подумал он. — Изумительный слух…

Егерь что-то заметил, пригнулся к самой гриве жеребца и по-разбойничьи засвистел так, что в ушах глохло…

…Свист стоял пронзительный. Это Михалыч солидно возвышался на борту катера и свистел. Сирена, находившаяся там, вторя свисту, несколько раз коротко проревела. Раймо приподнялся на локте: оказывается, он лежал между узлов с вещами, прямо на палубе. Финн мотнул головой, прогоняя сон, затем проследил взгляд Михалыча: от катера к берегу шла нагруженная ящиками с водкой лодка; на берегу у небольшого дощатого пирса стоял мужичок в ушанке и стеганом ватнике.

— Кузьмич! — заорал проснувшийся Лева. Он перегнулся через борт рядом с генералом и замахал мужику рукой. Раймо, опасаясь, что тот свалится в воду, схватил его за полу бушлата. — Кузьмич!.. — снова прокричал Лева, но на его крики никакой ответной реакции с берега не последовало.

— Выгружаемся! — скомандовал Михалыч.

Сергей Олегович тут же принялся подтаскивать вещи поближе к борту.

Выгрузились за три ходки. Раймо вылез из лодки последним и осмотрелся. На берегу тихой бухты стояли выбеленные снегом строения, бегала собака, тут же бродили куры и худая корова. Раймо обошел вокруг ближайшей избы и с удивлением обнаружил рядом с огородом небольшой, заботливо ухоженный пятачок с причудливо раскиданными валунами среди аккуратно подстриженной травы: это был почти натуральный японский “сад камней”, излюбленное место для медитаций у дзэн-буддистов.

Раймо вернулся на берег. Местный егерь Кузьмич — костлявый мужичок неопределенного возраста — по очереди обнимался с приехавшими к нему охотниками.

— Ну, теперь держись, — орал он, — Михалыч! Такая охота идет! Чистый праздник!

— Когда мы пойдем на охоту? — поинтересовался у Жени Раймо.

— Отдохнем немного и пойдем… — почему-то тяжело вздохнув, ответил Качалов.

— Будем пить? — понял Раймо.

— Будем… — снова вздохнул Женя. Он морщился — у него от выпитого болела голова.

— Ну, что встали, как неродные? — суетился Кузьмич. — В дом, в дом проходите!..

— А баня готова? — спросил у него Сергей Олегович.

— Сейчас все будет в полном ажуре! — пообещал егерь. — Как вас услышал — так сразу и стал готовить. Уже скоро!..

Пока прогревалась банька, мужики хозяйничали. Михалыч руководил выгрузкой надувных катеров из сарая. Женя и Сергей Олегович накачивали их. Лева Соловейчик проверял моторы.

Раймо поручили таскать вместе с Кузьмичом воду в баню.

— Когда мы пойдем на охоту? — спросил Раймо у егеря после четвертой или пятой ходки.

— Чего это он спрашивает? — окликнул Качалова не знающий английского Кузьмич.

— Когда, говорит, на охоту!.. — Женя из последних сил подкачивал насосом тугие зеленые борта лодки.

— Скоро! Скоро охота! — закричал Раймо, как глухонемому, Кузьмич. — Туда пойдем! — он махнул рукой в сторону заходящего солнца. — Там лосей до… Всем хватит! Лось, понимаешь?

Кузьмич попытался изобразить рога на своей голове и даже промычал что-то нечленораздельное.

— Элк? — сообразил Раймо и добавил одно из немногих знакомых ему русских слов: — Хорошо!

— А то! — продолжил разговор Кузьмич. — Во какие! — он показал финну животное немыслимых размеров. — Так и, бегают! Во какие! — теперь он продемонстрировал ему уже ширину зверя. — Я в это лето таких четырех завалил!.. — по-прежнему жестами объяснялся Кузьмич.

Как ни странно, но Раймо все было понятно.

— Лось — большое животное, отличный трофей… — согласился он с егерем.

Когда бочка в баньке наполнилась до краев, Кузьмич махнул Раймо рукой — отдыхай, дескать, а сам направился к возящимся у лодок мужикам.

— Михалыч, на дальний кордон пойдем… — то ли вопрошающе, то ли утверждающе заявил егерь. — Свояк пишет — там лосей…

— Что, ближе нет ничего, что ли? — расстроился Соловейчик. — Это же верст сто!

— Ближе нет. Тут столько уже было охотников, всю дичь распугали… — посетовал Кузьмич.

— Не может быть! — не поверил Сергей Олегович. — Ведь много же было!

— Мало ли что было… — вздохнул Кузьмич. — А теперь вот нет. Ушел лось! — проорал он для Раймо, изображая над головой руками рога.

— Да, у лося очень большие рога… — согласился тот, подходя поближе. — Очень красивое животное…

Финн показал руками, какое красивое животное лось.

Снаряженные лодки уже стояли у берега. В одной из них сидел Соловейчик и пытался завести мотор. После двух или трех рывков за стартерный шнур мотор мощно взревел. Соловейчик уселся на корме и рванул от берега, делая замысловатые виражи по ровной водной глади. Вскоре так же резво стартовала и вторая лодка, в которой устроились Михалыч и Сергей Олегович.

— …ноги красивые, грудь широкая. Очень сильное и красивое животное. Глаза большие… — продолжал Раймо свою беседу с егерем.

— Да, — внимательно слушал его Кузьмич, — девки у нас красивые, глаза большие… Места здесь тихие, можно увести ее и там… — Кузьмич показал, что там можно сделать с девками.

— Как?! — удивился Раймо. — Лося?

— Чего тут! Места красивые, она обалдеет от природы, а ты ее!.. — Кузьмич снова показал, что нужно делать.

— Вы? Лося? — уточнил финн. — Лося?

Финн для наглядности повторил жест егеря.

— Да-да! — орал Кузьмич. — Мы с тобой это еще сделаем!

— Он говорит, что с тобой это сделает… — перевел Качалов, видя, что Раймо никак не поймет, куда клонит Кузьмич.

— Нет! Нет-нет, я понимаю, но я не люблю это, — сказал Раймо. — Я люблю женщин.

— Он любит женщин, — перевел Женя Кузьмичу.

Но тот уже ничего не слышал: егерь стоял у самой кромки берега и со все возрастающей тревогой наблюдал, как лодки носятся по воде.

— Куда?! — вдруг дико заорал Кузьмич и бросился в воду. В это время лодка с Михальгчем помчалась к берегу. — Назад! Поворачивай назад!!!

— Смотри, как заждались… Правь на него! — прокричал Сергей Олегович с кормы.

Лодка послушно рванула прямо на то место, где бегал по мелководью Кузьмич.

На огромной скорости она выскочили на берег, подхватив днищем волну — благо, берег был пологий. Михалыч отточенным жестом вовремя успел заглушить мотор и откинуть его.

— А-а-а!.. — Кузьмич рванулся к берегу, пошарил руками в воде и вытащил садок с оставшимися бутылками водки. — Я же кричал вам! Кричал!..

— Да ладно, не переживай… — попытался успокоить его Сергей Олегович. — Здоровее будем.

— Шесть бутылок!.. Специально для вас!.. Сам — ни грамма!.. — продолжал сокрушаться егерь.

— Кузьмич, у нас ее много… — внес свою лепту Женя.

— Кузьмич мне сейчас рассказал, что он любит заниматься любовью с лосем… Может, я его неправильно понял? — подойдя к Качалову, спросил Раймо.

— Он любит лосей, — кивнул Женя. — У Кузьмича года два жила лосиха, он ее в лесу подобрал. Она жила у него, понимаешь?..

Раймо со странным чувством посмотрел на Кузьмича, который все еще искал в воде среди осколков целые бутылки.

К берегу подплыла вторая лодка с Левой Соловейчиком. Он посмотрел на осколки бутылок, на понурого и всклокоченного Кузьмича.

— Ну и ну… — протянул Лева. — Кто же это мог сделать? А, Кузьмич?

— Следователь… — поморщился Михалыч. — Мне Серега кричит: правь на Кузьмича, он, мол, нас зовет, вон как руками машет! Я и поехал к нему!..

— Как что — сразу я виноват! — возмутился Сергей Олегович. — Я, что ли, на руле сидел?!

— Да ладно вам, — вмешался Женя, — нашли, о чем горевать! Пьянству — бой! Что мы сюда за триста верст водку пить приехали?

— Ладно… — Кузьмич все же нашел одну бутылку с отбитым горлышком, в которой осталось немного водки. Это несколько успокоило его и примирило с потерей. — А!.. От вашей химии все одно только муть в башке и похмелье тяжкое. Это от моего напитка только в ногах слабость, глаз не двоит и голова прочная!

Баня уже давно поспела. Через полчаса, по нескольку раз побывав в раскаленной парилке, все сидели в предбаннике. Уже полностью умиротворенные и распаренные. На самодельном табурете был накрыт немудреный стол: водка, хлеб, соленые огурчики…

— Ну, за дружбу! — произнес очередной тост Михалыч.

Все дружно выпили.

Тут же, в предбаннике, сидел хозяйский пес по имени Филя и провожал глазами руки закусывающих мужиков: ждал щедрой подачки.

Беседа велась общая; говорили все сразу и, как обычно бывает в таких случаях, никто никого не слушал.

— Не понимаю, зачем на дальний кордон тащиться? Как мог зверь уйти? — все не мог успокоиться Сергей Олегович.

— Ногами ушел, вот как! — Кузьмич был серьезен. — Михалыч, ты меня уважаешь? Тогда помоги коровку на кордон переправить к свояку. Мне она вроде как и в обузу, а ему в самый раз будет…

— Так вот почему на дальний идем!.. — понял Сергей Олегович. — Корову ему надо к свояку везти! Мы что же, ее на лодке повезем?

Сама идея переправки коровы на лодке показалась Сергею Олеговичу очень смешной, и он мелко захихикал, заливая алым и без того пунцовые щеки.

— …я в милицию пошел, чтобы не думала, что, если еврей, то, значит, где-то там… а я в самую грязь, через участкового до опера… — вещал Лева Раймо. Тот внимательно слушал непонятные русские слова и кивал головой. — У нас, знаешь, как? Это тебе не Чикаго-Купчино! Я для нее это сделал, а она за другого вышла замуж… А я вот так и осел в ментах…

— …Михалыч, ты же генерал, у тебя ум и хитрость, — не унимался Кузьмич. — Как коровку к свояку забросить? Напряги ум…

— Как? Да на самолете!.. — ни секунды не думая выложил Михалыч.

— У нас же только военные… — не понял Кузьмич.

— Запихать в бомболюк и на малой высоте перевезти; у нас на Курилах так делали. Рядом с дальним кордоном аэродром подскока есть… — Генерал пустил в потолок густую струю сигарного дыма.

Его еще более раскрасневшееся от парилки лицо выражало незыблемую уверенность в том, что он предлагает.

— А ведь точно, есть!.. — задумался Кузьмич.

— Вот так и надо перевезти… — окончательно решил генерал. — Только я тебе в этом не помощник, сам договаривайся. Я только идею высказал… Ну, за братство!

Подняли стаканы за братство.

После пятого или шестого генеральского тоста снова вернулись в парилку. Распаренные, выбегали голышом из бани и плюхались в воду. Плескались там, как дети, дурачились. По берегу носился, отчаянно лая, Филя.

Его тоже затащили в воду.

Затем, озябшие, снова завалились всем скопом в баню. Попытались втянуть туда и Филю, но тот, уже опытный, не дался.

— Ой, хорошо!.. — простонал Лева.

Он обернулся в простыню и с наслаждением закурил сигаретку. Остальные опять пошли в парилку.

Кузьмич охаживал можжевеловым веником Раймо. Тот стойко сносил удары колючек.

Михалыч поддал еще жару — маленькое пространство бани до потолка заволокло белесой мутью пара. Посидели еще пару минут.

— Пошли в воду! — предложил генерал.