– Нет, с ней я не желаю больше знаться.
      – Почему?
      – Потому что она – сука!
      – Не сука, а нормальная женщина. Конечно, не то что твоя Тереза… – Увидев, что Курганов вскочил с кресла, выставил руки и успокоил его: – Молчу, молчу, молчу. Но деньги придется брать у Инессы.
      – А что, если у Шлоссера? – с надеждой ухватился за мелькнувшую мысль Курганов.
      Веня залился смехом, да таким, что повалился на постель и задергал в воздухе задранными ногами.
      – Он… он… – пытался говорить сквозь смех, – мне жену… пожалел, а ты размечтался, будто денег даст. Ничего никому не даст… – Потом, отсмеявшись, сел и совершенно трезво предложил: – Давай его замочим? Тебе – деньги, мне – Эдди.
      Курганов посмотрел на него с ненавистью, но понял, что тот шутит, и упрекнул себя в том, что стал к подобным пьяным предложениям относиться слишком серьезно. Неужели и впрямь придет время, когда ему придется кого-нибудь замочить?
      В салоне с обтянутыми шелком стенами в отсутствие Инессы началось брожение. Без нее, как без цемента, кирпичики отношений стали разваливаться. Первой изменила свое поведение Ирина, дочка председателя Бюджетной комиссии парламента. Она была в салоне самой молодой и самой «невысокопоставленной», поэтому приходилось нащупывать собственные контакты. И Ирина сделала достойный выбор. Соблазнила оставленного в Москве телохранителя Инессы, Али. Он наведывался в салон несколько раз, поскольку отвечал за охрану. Тут-то Ирина и обратилась к нему с просьбой посоветовать автослесаря. Али вызвался сам покопаться в машине и, никакой существенной поломки не обнаружив, с удовлетворением заметил:
      – Вовремя ко мне обратилась, еще бы проехала километров сто, и мотор бы угробила окончательно. А теперь ехай и никого не бойся.
      – Может, мы вместе куда-нибудь прокатимся и обмоем ремонт? – кокетливо предложила она.
      Али расплылся в улыбке, потому что давно мечтал утереть нос Инессе за ее пренебрежительное отношение к нему. А тут молодая девка сама заигрывает. Али решил не упускать шанс. И они покатили в сторону Архангельского.
      Али обосновался в Москве лет десять назад. Начал с цветочного промысла. Первый год сам продавал гвоздики в метро. Но потом ему предложили убрать одного конкурента из Молдавии. Выхода не было, и пришлось согласиться. То ли от испуга, то ли по неумению, он зарезал молдаванина прямо среди бела дня у Киевского вокзала, когда тот сгружал с тележки носильщика корзины с цветами. Крови было столько, что молдавские чайные розы стали багровыми. После этого Али пришлось несколько месяцев отсиживаться в Карабахе, где успел и повоевать, и получить ранение, и упрочить свой авторитет. Поэтому в Москву вернулся не каким-то замухрышкой из Агдама, а проверенным бойцом. Цветами больше не занимался. Переключился на рэкет. Под его началом сформировался отряд из восьмидесяти человек. Но вскоре начались крутые разборки с люберецкими и солнцевскими группировками, которые нанесли ощутимые удары по азербайджанскому бизнесу в Москве. Али удалось отстоять рынки, цветы и наркотики, но от отряда остались крохи.
      Уже тогда Али понял, что можно всю жизнь просуществовать на нижних этажах жизни. Это его не устраивало. Он мечтал о другом – роскошном и вполне легализованном существовании. Отошел от дел и стал вести себя как заезжий миллионер. Постепенно, благодаря деньгам и жгуче-привлекательной внешности с темпераментным взглядом и фатовскими усиками над сексуально вывернутыми губами, стал пользоваться успехом у женщин, ведущих светскую жизнь.
      Инесса заприметила его сразу и вместо постели предложила работу телохранителя. Учитывая должность ее мужа, Али охотно согласился, чем упрочил свое положение в московских криминальных кругах. Серьезные «авторитеты» приняли его в свой круг, понимая, что малый – с головой.
      После двух лет службы при Инессе Али перестал бояться ее вспышек гнева. Они стали повязаны больше, чем постелью – совместными делами. И вот наконец пришел час, когда Али мог отомстить за попранную мужскую гордость.
      Накрыл сказочной красоты стол, а после ресторана пригласил Ирину прокатиться к себе на дачу, где они и бросились в объятия друг друга, подгоняемые трезвым расчетом.
      Ирина не ошиблась в Али, который через несколько дней познакомил ее с очаровательной женщиной лет пятидесяти пяти, увешанной бриллиантами и выглядевшей благодаря подтяжкам и обалденной косметике лет на сорок с небольшим. Ее звали Марфой, и Али она называла племянником. На самом же деле никаких родственных связей между ними не было. Марфа являлась законной женой самого Унгури. Но об этом, естественно, сообщено Ирине не было.
      Зато дружба с Марфой немедленно принесла плоды. У отца Ирины намечался юбилей – пятидесятилетие, и Марфа через нее передала на организацию праздника пятьдесят тысяч долларов от спонсора, пожелавшего остаться неизвестным.
      Отец долго кричал, обнаружив у себя на столе деньги в кейсе из Палеха. Но Ирина уговорила принять подарок ее жениха, Али, работающего начальником охраны у жены Манукалова. Юрий Пригородов всегда любил деньги, но брал их только в том случае, когда никакой угрозы взятки не нависало. Поэтому удовлетворился объяснением дочери, и с этого дня стал относиться к ней подчеркнуто уважительно. А слово «блядь» по отношению к дочери вообще убрал из лексикона.
      Марфа относилась к Ирине с заботливостью старшей сестры. Правда, дома у себя не принимала, ссылаясь на то, что у нее пожилой и очень больной муж – ветеран войны. Зато постоянно таскала по подмосковным пансионатам – бывшим цековским здравницам. Очень любила Марфа слушать про обитательниц дамского салона и мечтала в него попасть. Ирина с нетерпением дожидалась приезда Инессы, так как одобрение Василисы Георгиевны на приглашение новой дамы в салон уже получила.
      Не теряла даром времени и Алла Константиновна. Приезжала на массажи почти каждый день и старалась детально выяснять у приятельниц об отношениях с мужьями. Дело в том, что до нее дошли слухи о зреющей отставке правительства. Поскольку Олег Данилович до сих пор не научился брать взятки, потеря работы могла обернуться финансовой катастрофой. Поэтому предложение Инессы о фиктивной продаже островов все больше прорастало в ее мозгу. Она постаралась навести мосты с редчайшей стервой Стеллой Яковлевной, приходящей в салон удалять волосы со своих старческих ног в надежде, что кто-нибудь еще оценит их по достоинству. Стелла была женой опального генерал-полковника Супруна Егора Ильича, председателя оппозиционного движения «Назад к Победе». В молодости ее называли «кладбищем погибших лейтенантов» за несгибаемую любовь к носителям именно этого воинского звания. На них-то теперь, как на сыновей, опирался генерал в своей политической борьбе.
      Любимой фразой, которой любила щегольнуть Стелла Яковлевна, была: «Что бы ни было в стране, но парламент в наших руках». И многие ей верили. В том числе и Алла Константиновна.
      Брошенная Василиса Георгиевна готова была дружить со всеми сразу и носилась с идеей сжить поганую журналистку со света.
      В растерянности пребывала Тамара Янчуковская, жена европейского посла. Она тратила максимум сил на поиски богатого любовника, который благодаря ее связям помог бы заработать деньги на тот случай, если все же МИД перетряхнут новые хозяева.
      Особым, повышенным вниманием в последние дни стала пользоваться замученная собственным предчувствием страшных болезней вдова знаменитого кинорежиссера, умершего на съемках в Голландии, Майя Зарубина. Она вдруг ни с того ни с сего получила в наследство всю коллекцию внезапно почившего известного коллекционера Качуевского. Поговаривали, что там богатства на несколько миллионов долларов. Майя избегала подобных намеков и усиленно продолжала издеваться над своим здоровьем в бесконечных врачебных кабинетах.
      С Цунами она познакомилась в Доме кино и поначалу не придала никакого значения этому знакомству. Подумаешь, с кем она за многие годы там перезнакомилась, особенно при знаменитом муже. Но вторая их встреча стала знаменательной. Цунами подошел к столику, за которым сидела Майя с дочкой Мариной, и вместо обычных дежурных комплиментов, то и дело раздающихся в ресторане, спросил: «Вы, наверное, больны чем-нибудь серьезным? Потому что так ярко красота обнажается только перед тем, как организму предстоит сдаться». Обычно резкая на язык, Майя несколько прибалдела, а он, не дожидаясь ответа, добавил: «Я могу устроить вам отличное обследование». Против этого Майя устоять не смогла. Они не стали любовниками, но зато подружились. Цунами получил полную картину ее медицинского обследования и убедился, что ему нужна именно такая женщина. Ведь если внезапно умрет, то никто не удивится. Она у всех на глазах уже лет двадцать как непрестанно лечится.
      А уговорить Майю стать наследницей первого учителя Цунами, Николая Афанасьевича Качуевского, не составило особого труда. И ни у кого это наследство не вызвало удивления, поскольку все были наслышаны о перипетиях с неполученными гонорарами ее мужа. Общественное мнение сошлось на том, что когда-то, судя по завещанию, Майя была любовницей коллекционера. Она на нескромные вопросы отвечала просто: «Не помню».
      Тамара в бесконечных поисках нужного любовника пристала с этой проблемой именно к Майе Зарубиной, поскольку та хотя и постоянно лечилась, но не пропускала ни одной стоящей московской тусовки, А звали ее часто, поскольку срабатывало имя покойного мужа.
      Так они и стали появляться в светско-богемном обществе вместе. Иногда Тамара привозила Майю прямо из очередной больничной палаты.
      В Москве много лет существуют разные традиции театральных посиделок. Раньше их субсидировало государство, а теперь всякие спонсоры, кои не прочь потереться среди знаменитостей. На очередное такое мероприятие в Дом работников искусств Майя пришла со своей новой приятельницей Тамарой. Там они встретили Цунами, спустившегося из своего офиса поглядеть на собравшееся общество.
      – Анатолий, – уставшим от жеманства голосом подозвала его Майя, – познакомься – Тамара, фамилию не называю, поскольку она – жена известного посла. Очень скучает в Москве. Одна у нее радость – навещать меня в больнице. Может, у тебя есть на примете стоящий бизнесмен, миллионер, красивый, неженатый и не совсем идиот, чтобы мог составить компанию нашей Тамарочке?
      Цунами не считал послов людьми, достойными внимания. Но как раз в этот момент у него в кабинете сидел Кишлак и занудно объяснял, что Унгури пора слушать симфонию Глюка в исполнении Скрипача. Пользуясь случаем избавиться от него, Цунами с удовольствием сказал, что как раз в данную минуту у него в офисе находится такой человек.
      Поднявшись к себе, он спросил развалившегося в кресле Кишлака напрямик:
      – Шура, ты когда-нибудь послицу трахал?
      Кишлак вскочил, и белесые его глаза подернулись розовой мутью.
      – Нет, чтобы я скотоложством занимался?! Слышишь, Скрипач, в чем меня подозревают?
      – Тьфу ты, – сплюнул Цунами, забыв, с кем разговаривает. – Да не ослицу, а послицу, что означает – жену посла.
      – Посла… – обалдело уставился на него Кишлак. – Какого посла?
      – Да любого. Какая разница какого?
      – Не трахал, – признался тот и понуро опустился в кресло, словно ему пришлось признаться в недостойном поступке.
      – Хочешь познакомлю? Симпатичная баба. Скучает, пока муж дипломатические приемы устраивает.
      – Меня, что ли? – совсем опешил Кишлак, мотнув белобрысой головой. – А что я с ней делать буду?
      – Трахать…
      – А она даст?
      – А ты пойди у нее спроси… Кишлак повернулся к Скрипачу:
      – Слушай, Скрипач, он меня на понт берет? Что-то я не понимаю.
      Скрипач пожал плечами:
      – Какая девушка ни будь, все равно ее… тянет на это дело.
      Цунами, в душе вдоволь навеселившись, и в самом деле загорелся организовать это знакомство. Он давно замечал, как у Кишлака появлялась баба, так на некоторое время смягчался его лютый характер. Выше артисток и одной учительницы он не поднимался, но ведь Майя просила не профессора, а только чтобы не был идиотом. Кишлак на идиота пока не дотягивал. Поэтому Цунами принялся уговаривать:
      – Просила познакомить с богатым, молодым, красивым, самый «компот» – с тобой свести. Лучше в ресторане я никого не видел!
      – Пошли, показывай, – согласился Кишлак.
      В сопровождении Скрипача с футляром в руке они спустились в ресторан. Цунами подвел Кишлака к столику и представил:
      – Александр, холостой и очень серьезный бизнесмен. Тамара окинула его скептическим взглядом. Невзрачный, белобрысый, узкоплечий, с белесыми глазами на бледном заостренном лице. Одет в джинсы и кожаную курточку – совершенно из иного круга. Она криво улыбнулась и нехотя протянула руку.
      – Вы, наверное, не знали, что сегодня здесь артистический вечер? – решила скрасить впечатление Майя.
      – Да, какая-то шелупонь собирается, а что, я, наверное, невзрачно одет? – дерзко поинтересовался Кишлак.
      – Просто не к месту, – снивелировала остроту вдова. Кишлак не отрываясь смотрел на Тамару. Судя по его нетерпеливой улыбке, она ему понравилась сразу.
      – Это вы, что ли, жена посла?
      – Я, – холодно ответила Тамара.
      Кишлак ничего не ответил, продолжая ее разглядывать в упор, потом резко повернулся к Скрипачу.
      – Где здесь поблизости магазин с приличным шмотьем для меня?
      – Уже все закрыто, – меланхолично заметил Скрипач.
      – Я тебя не об этом спросил?
      – На Кузнецком всякие есть…
      – Какие в Париже носят костюмы? – наклонившись к Тамаре, с издевкой спросил он.
      – Разные. В основном однобортные.
      Кишлак выпрямился, посмотрел на часы и громко приказал Скрипачу:
      – Пусть артисты немного подождут со своими хохмами. Минут через двадцать мы появимся. – И быстро вышел.
      – Сумасшедший, – обратилась Тамара к Цунами.
      – Поверьте, это именно тот самый человек, который вам нужен в Москве.
      С этими словами Цунами отошел от стола, поздоровался с некоторыми вошедшими знаменитостями и отправился назад в офис.
      Пока бурные волны московской жизни захлестывали посетительниц дамского салона, события в Баден-Бадене развивались своим чередом. Инесса играла в казино. Веня не отходил от нее. А специально вызванный в Баден-Баден после покушения в Каннах Али слонялся без дела по городу. Курганов сидел в номере, тупо глядел в потолок и не мог придумать, где взять денег на поездку в Бонн к Терезе Островски. Шлоссер дать отказался, но предложил жить у него на ферме бесплатно. Оставался последний вариант – обратиться к Порте. Когда эта мысль пришла ему в голову, он сам удивился глупости, до которой его довела нужда. Но сколько ни пытался ее отогнать, она настойчиво прорастала, как сорняк на грядке. Невольно Курганов стал приглядываться к мафиози. Тот вел себя совсем как достопочтенный немолодой француз, переживающий позднюю влюбленность. Галантно ухаживал за Галиной, снисходительно относился к ее русскому окружению и терпеливо сидел в баре казино, пока дамы проигрывали немалые деньги. В один из вечеров Курганов не выдержал и подошел к скучающему Доменику, в одиночестве потягивающему вино возле стойки роскошного бара.
      – Господин Порте, позвольте обратиться с не совсем обычной просьбой… – по-немецки выпалил он.
      – Рад вас выслушать, Саша, – живо откликнулся Доменик, что придало Курганову уверенности.
      – Мне нужны деньги…
      – И это называется необычной просьбой? Что же тут необычного? За всю мою жизнь именно с ней ко мне обращались гораздо чаще, чем с какими-нибудь другими. Итак, вам нужны деньги?
      Курганов кивнул и почувствовал некоторое облегчение, так как боялся, что француз, подобно Шлоссеру, закатит глаза и фальшиво вскрикнет: «А откуда они у меня?»
      – Насколько понимаю, вам нужны большие деньги. Малые можно было бы и украсть, – продолжил Порте. – В рулетку вы не играете, значит, вами движет не азарт. Похоже, у вас возникли какие-то серьезные проблемы? Рассказывайте. Я ведь русских совсем не знаю. Признаюсь, мне интересно будет вас послушать.
      Ничего не оставалось, как на духу признаться в обуревающей его страсти к кинозвезде. Порте слушал сочувственно, иногда повторяя: «Понимаю, понимаю…» – а когда Александр закончил, заметил без всякой назойливой нравоучительности:
      – Она вас погубит, Саша. Нет, я никогда не видел ни ее, ни продукцию, выпускаемую ее фирмой. Дело не в этом. Как только Тереза почувствует, что у вас обратного хода нет, начнет вас мучить. Заставит наделать огромное количество глупостей, пустит по ветру любые ваши капиталы и в конечном счете бросит. Поверьте, я эту породу дам знаю неплохо… Если желаете, я вам оплачу билет в Москву, и постарайтесь там забыть о ней.
      – Поздно… – признался Курганов.
      – Тогда чем же я могу вам помочь? – грустно вздохнул Доменик, и в его зеленых навыкате глазах промелькнуло сочувствие.
      Курганов понимал бессмысленность разговора, но не в его характере было останавливаться на полпути.
      – Я знаю, кто вы такой, и, поверьте, очень уважаю вас. После четырнадцати лет тюрьмы думал вернуться к прежней нормальной жизни, но оказалось, это невозможно. Сейчас же готов на все. Меня не остановит никакой риск и никакое противозаконное предложение. Дайте возможность заработать.
      На лице Доменика не произошло никаких видимых изменений. Даже во взгляде осталась та же озабоченность проблемами, сваленными перед ним на стойку бара.
      Больше Александру добавить было нечего, поэтому он, уставившись в пол, неподвижно сидел на высоком табурете.
      – Вот вы и нашли возможность заработать. Какая сумма устроит на первый случай?
      Не соображая, куда клонит француз, Курганов, не раздумывая, произнес:
      – Пятьдесят тысяч марок.
      – Хорошо, тут же вручу вам чек на эту сумму, если расскажете, от кого получили сведения обо мне.
      – Для чего? – удивился Курганов.
      – Для того, чтобы больше уже никогда и никому этот господин обо мне не говорил. Это делается просто и совсем не больно. Маленькая дырочка в виске, немного крови… впрочем, зачем вам об этом знать? Вы-то уже будете наслаждаться объятиями мадам Островски.
      Курганов понял, что Доменик предлагает ему сдать Шлоссера. Ситуация оборачивалась малоприличной стороной. Но подставить адвоката для Александра было невозможно. Это же было равноценно предательству.
      – Простите, что начал весь этот разговор. Не следовало его затевать…
      – Да бросьте играть в благородство. Даю сто тысяч, выкладывайте имя и летите к своей порнозвезде, – в манере говорить у Доменика никогда не присутствовало раздражения.
      Курганов поднял на него потухшие глаза и, не прощаясь, вышел из бара во Флорентийский зал, где за столом играл Шлоссер.
      – Вилли, – обратился он к адвокату, – бросай все к черту, поехали в Бонн!
      – Э, Федя, погоди, кажется, я в хорошем плюсе, – возразил тот, и не подозревая, какие тучи сгустились над его седой головой.
      Курганов стоял рядом, но совершенно не интересовался игрой. Его мысли крутились вокруг предложения Порте. Ведь и без признания, которого тот ждал от Александра, не стоило труда вычислить, от кого могла идти информация. Порте понимал, что, кроме Шлоссера, подозревать было некого. При таком раскладе, даже не проговорившись, Курганов невольно поставил адвоката под удар и тем самым взвалил на себя ответственность за его жизнь.
      В начале третьего Шлоссер все же вылез из-за стола. На его широкой ладони позвякивали выигранные фишки. Улыбаясь довольной улыбкой удачливого игрока, предложил Курганову прокатиться в какое-нибудь веселое заведение, открытое до утра.
      – Нам лучше в отель, – посоветовал Курганов и, видя нежелание Шлоссера, тихо признался: – Я разговаривал с Порте, он в чем-то подозревает тебя. Скорее всего боится, что ты разоблачишь его перед Инессой и Галиной.
      Шлоссер инстинктивно обернулся и увидел Порте, выходящего с дамами из казино. Лицо адвоката стало озабоченным. Но ненадолго. В сложных ситуациях он привык ориентироваться быстро и, как правило, находил оптимальный выход из положения.
      – Не спеши, Федя, если мы сейчас уедем, Порте ничего не стоит достать нас на автобане или в самом Бонне. Будем себя вести как ни в чем не бывало. О Порте знает достаточно много народа. Продолжай поддерживать с ним контакт. С таким человеком не всегда приятно иметь дело, зато зачастую выгодно. Только ни о чем не проси. Заинтересуется тобой – сам предложит.
      Они вышли из казино и с удовольствием вдохнули свежий, настоянный на ароматах весенних цветов воздух. Вдруг из тени каштана, цветущего розовыми свечками, вышел человек и положил руку на плечо Курганова. Тот понял, что Порте дал указание уничтожить Шлоссера, и, не раздумывая, ударил незнакомца ногой в пах. Со стоном тот опустился на колени. Следующим ударом в голову Александр окончательно повалил его на землю.
      – Бежим! – крикнул он Шлоссеру и повернул в сторону театра, где стояла припаркованная красная «ауди». Но, услышав за спиной смех, остановился. Это смеялся явно не Шлоссер.
      Адвокат в предрассветных сумерках маячил бледностью лица. Возле него никого не было. Зато все слышнее раздавался хохот, в который отчетливо вплетались женские нотки.
      Через минуту из глубокой тени, гнездившейся под козырьком бутика, показались Инесса, Галина и Доменик Порте. Они обступили Шлоссера. Нападавший на Курганова тяжело поднялся и с трудом вытянулся перед Домеником, тот, все еще смеясь, рукой повелел ему убраться.
      – Курган, ты ужасно опасный человек – чуть что, начинаешь стрелять, а подойти к тебе и подавно не захочется.
      – Господин Шлоссер, должно быть, вы сегодня хорошо выиграли? Дамы совершенно не хотят спать, предлагаю поехать с нами на Рейн встречать рассвет! – добродушно предложил Порте.
      Шлоссер потоптался на месте и, кивнув Курганову, спросил:
      – Поедем?
      – Давай-ка в отель, – буркнул Александр, не зная, как реагировать на случившееся.
      – Шлоссер, вы будете моим кавалером! – кокетливо приказала Инесса.
      – В таком случае еду, – улыбнулся Шлоссер и подошел к ней.
      Курганов собрался было покинуть возбужденно-насмешливое общество, но к нему подошел Доменик, взял за локоть, вывел на более светлое место и, махнув серой бумажкой, прошептал:
      – В этом конверте чек на названную сумму и адрес человека в Бонне, который объяснит, какого рода услуги нам понадобятся…
      – Но я же… – смутился Курганов.
      – Ты первую проверку, считай, прошел. Никогда никому никого не сдавай. А обо мне вспоминай только тогда, когда я сам этого захочу. Иди. Утро тебя должно застать в Бонне.
      Он отошел от Курганова, взял под руку Шлоссера и бодро зашагал под нескончаемую болтовню Галины, перемежаемую любимым словом «зупер!».
      Веня, покрутившись два дня с Инессой, решил вернуться в Москву и там дожидаться ее официального предложения возглавить фонд. Между ними произошел серьезный разговор. Кредит, взятый в банке, надо было как-то погашать. Они ведь даже не успели застраховать свой магазин. Инесса заверила, что сумеет провести межбанковскую операцию и перекинет деньги с контролируемого ею банка или перекупит этот долг. В знак своей дружбы дала ему еще пять тысяч марок, всю наличность, которую имела.
      Утром Веня проснулся от того, что Курганов лихорадочно искал свой паспорт.
      – Зачем? – спросонья спросил он.
      – Улетаю в Бонн.
      – Нашел деньги? – срочно разлепил глаза Вениамин.
      – Она меня и без денег примет.
      – А Шлоссер?
      – Не знаю, пока остается здесь.
      – Ну, тогда я с тобой. Где будешь жить?
      – Пока в «Маритиме».
      – Что? Шлоссер сказал, что это самый дорогой отель во всем Бонне!
      – Извини, но я там буду жить один.
      Веня вскочил с постели и помчался в душ. Через несколько минут он уже натягивал клетчатые брюки и мысленно представлял, как позвонит Эдди и попросит ее о тайном свидании. Как удачно получается! Инесса знает, что он улетел в Москву, и, если Шлоссер будет интересоваться, подтвердит это. Только бы толстяк подольше просидел за рулеткой!
      Курганов не спрашивал, почему Веня с такой поспешностью собирается лететь вместе с ним. В такие дела старался не влезать. Но из отеля они на всякий случай вышли поодиночке. Встретились возле театра, чтобы взглянуть на адвокатскую машину. Покрытая утренней росой «ауди» стояла на стоянке в полном одиночестве. Веня подошел, ударил ногой по переднему колесу и задумчиво произнес:
      – На такой машине Вилли вряд ли доедет до Бонна.
      Потом, выдавив локтем ветровое стекло и вертя руль, оттащил машину назад. Немного вывернул влево, а дальше она сама покатилась прямо на пешеходную улицу. Набирая скорость, «ауди» оставила позади Веню и капотом прилично врезалась в чугунный фонарный столб. Тот гулко загудел и медленно повалился на крышу машины.
      Веня, полюбовавшись издали на дело своих рук, повернулся к Курганову.
      – Не осуждай. Я пришлю ему деньги на новую. Но пусть он подольше остается в Баден-Бадене.
      – Пошли, – коротко ответил Курганов. Он понимал приятеля, ибо сам с безрассудством кретина стремился на свидание к Терезе Островски.
      Они миновали тянущиеся вдоль дороги помпезные курзалы с редкими ранними посетителями и, пройдя по пахнущей новой жизнью аллее, остановили такси. Водитель заулыбался, узнав, что ребятам нужно в аэропорт Страсбурга.
      Рассвет на Рейне, возможно, ничем и не отличался от утренних часов на других великих реках. Но все четверо – Инесса, Галина, Порте и Шлоссер с детства не помнили такого чуда и поэтому молчали, потрясенные величием, тишиной и покоем картины, представшей их взору.
      Рейн просыпался по-королевски. С достоинством. Так как делал это много веков назад. Легкая рябь смущала его чело и, казалось, что река умывается. В кустах, подходящих к самой воде, вовсю заливались соловьи. Им вторила Галина со своим звонким – «Зупер!». Она испытывала непередаваемое наслаждение и почему-то вспоминала свое первое свидание, на которое бежала таким же ранним утром, удрав от неусыпного надзора классной дамы в пермском хореографическом училище. С детства Галина мечтала о принце, способном в один день перевернуть всю ее жизнь. И каждый раз новый принц оказывался вполне обычным бездельником или бандитом. Поэтому появление Доменика казалось Галине наградой за все ее разочарования. И пусть он невысок и нестроен, слегка утомлен жизнью и не гигант в постели, но он – воплощение принца. А принц может себе позволить быть таким, каков он есть. И Галине нравилось в нем все. Даже налет таинственности, более схожий с милым чудачеством стареющего холостяка. Она уже подумывала, что придется еще раз встретиться с Сашей Либерманом и присмотреть в его каталогах небольшую романтическую виллу у самого моря, где они бы могли проводить самые интимные минуты совместной жизни. К этим мыслям располагало и поведение Доменика. Он был настолько внимателен, заботлив и ненавязчив, что ей казалось, будто она окружена и пронизана его чувством. Каждый день готовилась услышать его тихое признание и просьбу выйти за него замуж.
      Но Доменик медлил, вероятно, как догадывалась она, от внутренней застенчивости.
      Своим счастьем Галина хотела гордиться перед всем светом. Но пока приходилось это делать перед Инессой, мужественно выслушивавшей любовные трели приятельницы и не раз желавшей раскрыть ей глаза на месье Порте. Однако поднаторевшая в интригах Инесса придерживала тайну француза до более выгодного облачения. К тому же она побаивалась этого вполне милого человека и старалась держаться от него подальше.
      Надо отдать должное Доменику, он никого не угнетал своим вниманием. Держался просто и несколько в стороне. Вот и сейчас, наполнив фужеры шампанским «Волингер», передал их дамам, а сам, взяв под руку Шлоссера, медленно принялся прогуливаться вдоль берега реки.
      – Ну, скажи, мужчина – на все сто, – в который раз пристала Галина, наблюдая за ним сквозь шипящую пузырьками жидкость.
      – Главное – богатый, – уклонилась от оценки Инесса.
      – О, ошибаешься, моя девочка! Просто богатый мужчина таит в себе много опасностей. Может выясниться, что он вор или хуже того – убийца, и в один прекрасный миг придут и все конфискуют. Было у меня такое с одним администратором Москонцерта. А еще существует тип богатых мужчин, которые нахапали и сидят на своем богатстве, боясь потратить лишний доллар. Нет, что ни говори, а самые лучшие среди богачей – это наследники огромных состояний. Это наиболее мною уважаемые мужики. Посмотри, как спокоен и уверен в себе Доменик. Несколько поколений умножали капитал, доставшийся ему. Живет среди роскоши и денег так же естественно, как птица в небе. К нему не придут и не спросят – «откуда, месье, у вас мраморный бассейн с золотыми ступеньками?». Ты себе не представляешь, вчера зашли в «Эскадо», и он, не задумываясь, купил мне костюмчик на каждый день за тысячу семьсот марок.
      – Хорошо, когда любовь приносит удовлетворение, – заметила Инесса, уставшая от признаний Галины.
      Они обе посмотрели вслед разговаривающим мужчинам и молча допили шампанское.
      Доменик не просто так прогуливался с приглашенным встречать рассвет Вилли Шлоссером. Мягким голосом он говорил ему совсем не безобидные вещи:
      – Приятно познакомиться с вами, месье Шлоссер. Поначалу, признаться, я принял вас за обычного русского эмигранта новой волны. К тому же в компании с мелкими русскими бандитами вы выглядели не слишком солидно. Поэтому я попросил навести кое-какие справки… вы уж не сердитесь, но лучше знать о человеке немного тайного, чем много явного. Вы ведь тоже в какой-то степени наслышаны о моих делах?
      – Исключительно – в какой-то, – уточнил Шлоссер, не понимая, куда ведет Порте.
      – И, признаться, порадовался, узнав, что вы не рядовой террорист, а юрист, представляющий в Европе крупнейших лидеров, как говорят у вас, «теневой экономики».
      Шлоссер несколько напрягся. Ему льстило, что сам Порте заинтересовался его деятельностью. Но в то же время он понимал, в каком плане может интересовать известного мафиози. А опыт показывал, что никогда не следует попадать между двумя группировками. Слишком опасно. Поэтому Шлоссер решил приуменьшить свое значение.
      – Как вам сказать… выполняю некоторые просьбы, но не связанные с чем-то противозаконным. Сейчас в России идет бурная легализация капиталов. Потому-то юристы и входят в силу, особенно такие, как я, – знающие языки и западную юриспруденцию.