Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Билет в никуда

ModernLib.Net / Детективы / Рогожин Михаил / Билет в никуда - Чтение (стр. 4)
Автор: Рогожин Михаил
Жанр: Детективы

 

 


      – Еще на первом этапе, когда мы были вместе, поклялись все годы отсидки штудировать языки.
      Эдди тем временем, совсем очарованная Веней, подошла к Курганову и протянула руку. Конь остался стоять посреди двора с гордо закинутой головой.
      – Хенри очень разнервничался. В стойло влетела ласточка и стала биться об оконное стекло. Такой писк устроила, что он стал шарахаться в стороны. Пусть проветрится. Идите в дом, а я его немного погоняю по кругу.
      Внутри их встретил добротный деревенский быт. С полдесятка кошек бросились врассыпную с кухонного стола. Затявкал маленький пудель.
      – Вам будет каждому по комнате. Прямо в них, за занавесками, – ванна и туалет. Раньше здесь вообще был гостиный двор. Мы решили не перестраивать. Очень удобно гостей расселять. А поужинаем в парадной зале. – Шлоссер распахнул дверь в большую, метров сорока комнату, обставленную деревянной резной мебелью. На полочках стояло множество статуэток, вазочек, искусственных цветов. В глубине, в окружении диванов, стоял большой телевизор и целая панель со всякой аудио– и видеотехникой.
      – Вы, наверное, водку пьете? – спросил с нотками снисходительности хозяин дома.
      – Веня – коньяк, а я чай, только желательно покрепче.
      Ответ Курганова заставил адвоката более серьезно относиться к новым клиентам. Они разительно отличались от тех, с кем ему приходилось постоянно работать. Ни мата, ни пьянства, ни срочных вызовов девиц по телефону не предвиделось. Пожалуй, ребята действительно приехали не оттягиваться, а по конкретному делу.
      – Садитесь, – предложил Шлоссер и сам уселся в низкое деревянное кресло, уложенное подушечками с вышитыми наволочками. Он смотрелся очень монументально и в ожидании момента, когда жена накроет на стол, не без гордости принялся рассказывать о себе. – Хочу вам объявить о моем непременном условии. Но прежде – немного истории. Я до сорока лет жил в Риге, и поскольку сам – парень деревенский, то имел много родственников и друзей, которым постоянно бескорыстно помогал. Народ в Союзе был ведь крайне юридически необразованный, и каждый бежал ко мне. Кто с квартирными делами, кто дарственную на машину оформлял, крестьяне из-за хуторов судились. Короче, Василий Карлович, как меня тогда звали, был незаменимым человеком. Я гордился тем, что могу помочь всем и каждому. Делал это безвозмездно. Максимум – ужин в ресторане «Рига» или где-нибудь в Юрмале. Там был хороший ресторанчик в Майори с удивительным названием «Кавказ». Так вот, когда у меня начались трения с советской властью, вдруг все те, кто осаждал меня просьбами, испарились. Некому было руку пожать. И тогда я подумал – за все то добро, которое я им сделал, даже намека на благодарность не оказалось. Наоборот, каждый постарался забыть, что знаком со мной. Поверьте моим преждевременным сединам, самое печальное на земле – разочаровываться в людях. Вот почему, оказавшись в Германии, я решил ни одного шага, ни одного поступка не совершать без оговоренных условий. На сегодняшний день любая, самая мелкая моя услуга стоит десять процентов от сделки. И не нужно мне никакой благодарности. Я – выполнил, вы – заплатили, а потом можете выйти за ворота фермы и на весь Брюнгсберг сказать – сволочь этот толстый Вилли Шлоссер. И не обижусь, потому что хорошее отношение ко мне не входит в договор, заключенный с клиентом. Это я сказал к тому, чтобы вы знали – никаких одолжений с моей стороны не будет. Готов для вас разбиться в лепешку. Но за десять процентов. И обмануть меня не пытайтесь. Не получится. Слишком уважают Шлоссера те, кто посоветовал обратиться ко мне. Они сами называют меня – «господин десять процентов».
      – Мы согласны, – заверил его Веня.
      – Только надо решить, от чего десять процентов, – возразил Курганов.
      – От всего. Сколько у вас в кармане?
      – Десять тысяч, – честно признались в один голос приятели.
      – Отлично. Тысячу кладите на стол – и начнем разговаривать.
      Курганов взглянул на Вениамина, тот прикрыл глаза в знак согласия, после чего вытащил пачку долларов, отсчитал тысячу и положил перед Шлоссером.
      – А какой предполагается доход? – спросил адвокат, даже не поблагодарив за упавшие с неба деньги.
      – Полмиллиона…
      – В марках?
      – В долларах.
      – О, тогда я за любую потеху.
      В комнату с серебряным подносом в руках вошла Эдди. На блюде лежал запеченный в духовке свиной окорок. К нему она подала много всяких соусов и салат из огурцов со шпинатом.
      Шлоссер выставил бутылку французского коньяка, себе налил пива и отправил Эдди готовить чай для Курганова.
      – Поверьте мне, ребятки, интересующая вас дама – не простой орешек. Вам известно, чья она жена?
      – Какая разница? – скривился Курганов.
      – Чья бы ни была, а возвращать деньги придется, – добавил Веня.
      – Это конечно, тем более в них – моя доля, – согласился адвокат. – Но знать все-таки стоит. Ее муж – один из главных гэбэшников России. То, что она шастает по Европе, совсем не означает, что ее можно взять голыми руками. Наверняка при ней охрана.
      – Она вылетела вдвоем с подружкой играть в Монте-Карло. Телохранитель остался в Москве, – объяснил Веня, закуривая сигару и с наслаждением потягивая коньяк.
      – О, только не учите меня насчет подобных дам. За ней следит по меньшей мере целый штат сотрудников. И стучат на нее муженьку, и охраняют одновременно. Поэтому, коль уж вы всерьез беретесь за это дело, оружие придется покупать. Вы какой калибр предпочитаете?
      Возникшая пауза красноречиво засвидетельствовала, что ни Курганов, ни Веня никогда не стреляли из пистолета.
      – Понятно, – заключил Шлоссер. – Придется с вами в тир походить. Ее ребята стреляют на звук. И второе. Я уверен, что она появится в Каннах на открытии кинофестиваля. Лучше всего мотануть туда…
      Эдди принесла чай, и деловой разговор оборвался, уступив место потрясающе сочной свинине.
      Вечно спешащие москвичи, с трудом проталкивающиеся сквозь ряды лоточников и торгующих пенсионеров к входу в метро «Кузнецкий мост», ошарашенно глазели на то, как в арку, нимало не заботясь о пешеходах, медленно и уверенно въезжали «мерседесы-600». Со стороны казалось, что в Дом работников искусств пожаловали самые респектабельные и богатые представители российской культуры.
      Некоторые любители поглазеть на знаменитостей останавливались и с любопытством всматривались в людей, выходящих из роскошных машин. Однако ничего ценного они не увидели, так как были быстро оттеснены крепкими ребятишками в костюмах с оттопыривающимися бортами, за которыми только слепой не угадал бы пистолеты.
      В Дом важно и степенно входили гости. Не задерживаясь в вестибюле, они направлялись в старую часть здания, поставленного на реставрацию, туда, где в уютной каминной зале их ждал Цунами.
      Это не была очередная сходка подобно тем, о которых взахлеб рассказывают газеты. Наиболее влиятельные «авторитеты» преступного мира решили обсудить назревшие вопросы в своем тесном кругу. Инициатором был всеми уважаемый вор в законе, ученик легендарного Бриллианта, Унгури. Ему одному удалось дожить до семидесяти лет и не потерять ни жизнь, ни влияние. Он приехал первым. В строгом черном костюме, с платочком в нагрудном кармане. Величественная седая голова была вдавлена в сутулые плечи, из-за чего Унгури редко поворачивал ее в стороны. Предпочитал смотреть только перед собой и даже беседовал, не глядя на собеседников. Его четверо телохранителей расположились в коридоре, ведущем в каминную. Унгури лет сорок в Москве держал Центральный рынок и с началом перестройки резко расширил свое влияние. Но был человеком старой закваски. Не лез в политику, не считал правильным заниматься собственным бизнесом. Любил сравнивать себя с огородником, в задачу которого входит поддержание порядка на своих грядках. Что и как на них растет – не важно, главное, вовремя заниматься прополкой, чтобы не завелись сорняки. Руководствуясь избранной тактикой, Унгури практически не сталкивался с правоохранительными органами. Это они частенько искали с ним контакты. Но он никогда не протягивал руку ментам и не решал с их помощью конфликты с конкурентами.
      Цунами встретил его с распростертыми объятиями, питая привязанность к этому столпу воровской чести и хранителю традиций.
      Вслед за Унгури ввалился Афанасий Груша. Говорят, когда ему дали кличку, он был худой и головастый. Но за годы странным образом стал соответствовать ей. Голова облысела и сморщилась, а тело наполнилось жиром, осело и приобрело форму самой настоящей груши. Единственное, чего он не потерял с годами, так это своей шустрости. В отличие от Унгури Груша, тоже давно коронованный вор в законе, постоянно ходил по лезвию ножа. И судил несправедливо, и лакомые куски перехватывал у друзей, и постоянно был одержим жаждой коммерции. Его расцвет пришелся на открытие «Интерконтиненталя». В общении Груша был чрезвычайно любезен и словоохотлив, особенно с теми, кого побаивался. Это прежде всего относилось к Цунами.
      Несколько позже появился Батя. Пару лет назад ему была отдана пальма первенства, и с тех пор он внимательно и ревниво оберегал свой авторитет от всяческих посягательств. Бате недавно перевалило за полтинник. Он обладал совершенно неприметной внешностью. Чуть выше среднего роста, с небольшим животиком, с серыми, зачесанными на пробор волосами, прикрывавшими высокий лоб, контрастировавший с мелкими чертами лица. Одет был всегда в один и тот же серый однобортный костюм и черную рубашку без галстука.
      Появление Бати означало, что больше ждать никого не следует. Еще трое опаздывающих «авторитетов» принципиальной роли в обсуждении вопросов не играли.
      Цунами не стал дожидаться, пока его начнут расспрашивать о встрече с Кишлаком, и сам довольно обстоятельно рассказал о ней, заверив, что на какое-то время Кишлак будет держать себя в руках.
      Однако Унгури выразил сомнения:
      – От него следует избавиться. Если мы сейчас не заявим о своей силе, завтра творимый ими беспредел захлестнет нас с головой.
      – Дело не в Кишлаке. Хотя убрать его не так просто. Сейчас все эти «отмороженные» разобщены. Готовы оторвать друг другу головы. Но только мы тронем одного из них, они немедленно объединятся. А это значит – большая кровь. И шансы наши в борьбе с этими сопляками не велики.
      Батя не был настроен агрессивно. Он понимал всю сложность вопроса и, кроме того, осознавал, что для упрочения своего авторитета должен подчинить себе эти группировки новых лидеров, не признающих никакие законы. Но как это сделать – не знал.
      – Нужно их включать в нашу сферу влияния, – сказал Батя, не глядя в сторону Унгури. – Для этого стоит делиться частью прибыли. Так потихоньку и приручим. Когда они поймут, что лучше брать пищу из рук, чем кусаться, тогда и начнут исправно подчиняться. Менты специально ничего не предпринимают и поплевывают через плечо, наблюдая за беспределом. Надо бы заставить легавых реагировать. Тогда «отмороженным» некуда будет деться, и они смирятся.
      – Эти не смирятся, – возразил Унгури, уставясь на носки своих черных лаковых туфель.
      В разговор вступил Груша. Он отличался тем, что всегда предлагал конкретные действия. Поэтому и сейчас запальчиво вступил в спор с Батей.
      – Приручить их можно лишь на время. Эти молодцы нацелены на разрушение. Им все равно, что крушить. Не хотят ждать и накапливать. Им нужно все, и сразу. Нашу доброту расценят как проявление слабости и накинутся со всех сторон. Я предлагаю другой вариант. – Груша сделал паузу и окинул взглядом всех присутствующих, Никто не глядел на него, поэтому пришлось продолжать без театральных жестов: – Нам нужно бросить им кусок пожирнее. Они кинутся и, прежде чем его сожрать, начнут истреблять друг друга. А уж последнего мы как-нибудь добьем.
      – Какой кусок? – уточнил Унгури.
      – Не знаю, но очень лакомый… – вздохнув, закончил Груша.
      – Есть такой кусок, и о нем мы сегодня поговорим, – с некоторым превосходством заявил Батя. Он встал и, прохаживаясь, напомнил присутствующим об островах.
      Унгури не выдержал и перебил его.
      – Все это – чушь собачья. И потом, как можно верить Журналисту! Никаких гарантий!
      Цунами понял, что разговор впадает в нужное русло и оголтелое упрямство Унгури уже ровно ничего не означает. Поэтому поддержал Батю.
      – Нам бы следовало навести справки на самом верху. Батя скривил губы в улыбке. Он всегда готовился к любой, даже самой пустяковой встрече, чтобы чувствовать себя на голову выше остальных.
      – Очень скоро у нас в руках будет постановление правительства о передаче спорных островов Курильской гряды в многолетнюю аренду частному российскому бизнесу. А уж после этого начнется битва. Тот, кто выиграет, сможет спокойно сдать эти острова японцам в субаренду и получить бешеную прибыль.
      – Сколько стоит остров? – спросил привыкший к конкретике Груша.
      – Самый маленький – миллиардов шесть.
      Груша лишь присвистнул. Было ясно, что никому из них не потянуть на такую сумму.
      – Вот поэтому-то и надо натравить на это «отмороженных»… – вернулся Батя к своей мысли.
      Унгури, продолжая рассматривать свои ботинки, по-старчески гневно крикнул:
      – Ни за что! Они устроят такую пальбу, что президент испугается, а депутаты поднимут вой и отменят решение правительства.
      Теперь решил вступить в спор Цунами, тем более что рассчитывал одним ударом расправиться и со стариками типа Унгури и Бати, и с дружками Кишлака.
      – А что, если мы предложим им вместе с нами сброситься?
      – Ты хочешь их допустить к деньгам общака? – удивился Груша.
      – Нет. Общак – не годится. Слишком много народа. Нужно скинуться самим и взять в долю Кишлака и еще парочку их лидеров.
      – Слишком большие деньги, – поежился Груша. Унгури, видя, что может остаться один, быстро среагировал:
      – Я свою долю внесу в любом случае!
      Бате не понравилась такая поспешность. Он привык действовать наверняка. Кто-то должен подставиться первым. Батя исповедовал старый принцип – быть не первым, но и не последним. Особенно в деле, где на карту ставится чуть ли не весь нажитый капитал. В этой игре каждый начнет понемногу блефовать, потому что сумма уж слишком астрономическая. Все готовы проглотить больше, чем могут переварить их желудки. Но и отказаться невозможно. Ведь стоит только замешкаться, «и последние станут первыми». Батя почитал Евангелие и свято верил в то, что живет в соответствии с законом Божьим, только без трепета за свои поступки.
      – У меня такое предложение, – продолжил он. – Следует поручить Цунами заняться Кишлаком и его компанией. Нужно выяснить, на какую сумму они могут потянуть. Когда с их стороны сформируется группа, тогда станет ясно, кому какая доля будет принадлежать.
      – Отличное предложение! – обрадовался Груша. – Все резоны имеются! Без нас им все равно на правительство не выйти, а как только передадут денежки, присмиреют как миленькие.
      Унгури первый раз за встречу развернулся всем телом в сторону Цунами и, глядя ему в глаза, предостерег:
      – Сынок, идя на это, ты обрекаешь себя на серьезные испытания. Я бы сказал, слишком серьезные. Батя, Груша и даже я при всей любви к тебе останемся в стороне. Между тобой и Кишлаком встать будет некому. Если начнется война, окажешься в одиночестве. Ни один из нас не будет рисковать. Понимаешь ли ты это?
      Цунами обвел всех взглядом, в котором не отражалось ничего, кроме бесцветного мерцания стеклянной бездны.
      – Согласен, – глухо сказал он, понимая, что с этой минуты ждать поддержки не от кого.
      После его ответа разговор исчерпал себя. Каждый из присутствующих дорожил своим временем и не собирался «толочь воду в ступе». Поэтому все дружно встали и молча обменялись прощальными рукопожатиями.
      Когда Инесса и Галина въехали в Монако, уже смеркалось. Город приобрел еще более величественный вид. В первых этажах залитые светом витрины отрывали от чистейшего асфальта тяжелые, украшенные балконами, арками, скульптурами, вензелями дома, и они, казавшись воздушными, висели над городом. Серые мраморные фасады отражали проезжающие машины. Во всем чувствовалась степенность, размеренность жизни. Этот город, привыкший к восхищению, с шиком и небрежностью демонстрировал себя каждой улицей и каждой площадью.
      Обычно Инесса таскала с собой Али, но бывали случаи, когда не брала его из предосторожности. Как ни крути, любой телохранитель оберегает тайны своего хозяина до поры до времени. А редкие встречи с Виктором, которые позволяла она себе, нуждались в тщательной конспирации. Галина и раньше сопровождала ее в Париж и особенно часто в Баден-Баден. Но в Монако попала впервые и вся дрожала, как школьница, впервые очутившаяся в дорогом бутике.
      Уверенно ориентируясь в городе, Инесса ехала по улицам, по которым скоро должны были пронестись гоночные машины «Формулы-1», о чем свидетельствовали деревянные трибуны, пока кучно сдвинутые в стороны от трассы.
      Над всем княжеством царствовала горящая голубым неоновым огнем буква V. Она украшала крышу роскошного «Виста палас отеля», расположившегося на самом верхнем выступе горы.
      – Зупер! – вырвалось у Галины. – Ты знаешь, что обозначает эта буква?
      – Название гостиницы, – ответила Инесса, обдумывая, как удобнее свернуть к отелю «Эрмитаж».
      – Ничего подобного! Буква V – это символ дьявола! Вспомни булгаковскую «Мастера и Маргариту». Когда Воланд достал портсигар, на нем тоже была изображена эта самая V. Зупер! Мы въехали в город дьявола! Это Монако или Монте-Карло?
      Инесса уже ехала по рю Искусств к отелю и не вдавалась в литературные реминисценции экзальтированной приятельницы.
      – Так мы уже в Монако?
      – Нет. Уже в Монте-Карло. Видишь, в глубине дворец. Это и есть казино.
      – Зупер! Дворец дьявола! Нет, я никогда не видела такой прелести!
      Темно-зеленый «опель-вектра» подрулил к ярко освещенному козырьку старинного отеля, в котором останавливались многие коронованные особы последних двух столетий. Инесса небрежно бросила ключи тут же подбежавшему юноше-привратнику и распорядилась вносить вещи в холл. А сама, приветливо улыбнувшись швейцару, направилась в ресепшн. Галина, ни слова не говоря по-французски, только улыбалась и произносила: «Зупер!»
      Номер был заказан. В глубине холла, в кресле стиля Людовика XIV, сидел элегантный молодой мужчина, бегло просматривавший проспекты, лежащие на бронзовом столике. Инесса скривила свои кукольные губки, потому что узнала одного из гэбэшников, неотступно пасущих ее в Монако. «Устроить бы ему скандал, чтоб не наглел и не мозолил глаза», – мелькнуло в голове. Но, вспомнив о Викторе, взяла себя в руки. Ей еще предстояло сбить с панталыку этого шпика, чтобы смыться на свидание в Люксембург.
      – Надеюсь, у нас люкс? – спертым от восхищения голосом спросила Галина.
      – Да. С видом на залив и мыс Кап-Мартин. Оплатишь, когда будем уезжать.
      Портье, одетый, как генерал на параде, предупредительно открыл им двери номера. Галина первым делом бросилась в ванную и не ошиблась. В центре отделанной розовым мрамором комнаты стояла, вернее лежала, ванна в виде овального листа лилии, а неподалеку стоял подсвеченный белый цветок лилии, внутри которого находился душ. Розовое, темно-зеленое и белое удачно комбинировались во всех деталях. Раковина тоже имела вид раскрывшейся лилии, зеленый унитаз со множеством золоченых ручек напоминал какого-то фантастического осьминога. На полочках стояли розовые банки и флаконы с солями для ванны и другой косметикой. В зеркальном шкафу висели розовые халаты. На полу лежал белый пушистый ковер.
      Недолго думая, Галина сбросила на него с себя вещи и первая оккупировала ванну. Инесса, обследовав номер, первым делом набрала Люксембург. Ответил мягкий мужской баритон.
      – Отто Виктор у телефона.
      – Иратов, это я.
      – Где ты?
      – В Монако. Сегодня ночью вылетаю к тебе. У нас только один день. Тут за каждым моим шагом следят. Один гад умудрился дежурить в холле отеля.
      – Может быть, лучше приехать мне?
      – С ума сошел! Они тебя пристрелят, как только обнаружат. Завтра в десять утра встречай меня на набережной Мозеля, возле причала.
      – С нетерпением, целую, – ласково отозвался Виктор, и Инесса положила трубку. Найдя в баре среди со вкусом подобранного изобилия напитков бутылочку «Курвуазье», она наполнила пузатый бокальчик. Коньяк немного снял напряжение.
      Инесса нашла Галину утопающей в пене.
      – Зупер! – закричала та, захлопала в ладоши и тут же заявила, что если бы ее скучный Вагнер, всю жизнь посвятивший наведению чистоты в доме, мог бы предположить, где его жена, то сошел бы с ума от понимания того, насколько он ее не достоин!
      Пришлось переждать волну восторга, захлестывавшего приятельницу в темно-зеленой ванне. Потом Инесса села на край и серьезно обратилась к Галине.
      – Через полтора часа мы поедем в казино. Там немного поиграем. Я дождусь подходящего момента и уйду из зала, а ты повиснешь на руке одного нашего «топтуна». Будешь всем говорить, что мне стало плохо и я пошла в отель. Сама вернешься через час. Меня не будет. Завтра из номера не выходи. Жди меня, прилечу ночью. Обед и ужин заказывай в номер и не высовывай носа в коридор. Ясно?
      Галина уже давно привыкла не задавать ненужных вопросов.
      Третий день Веня и Курганов гостили у радушного «господина десять процентов» на его восхитительной ферме. Не признаваясь друг другу, они наслаждались коротким отдыхом. Вилли Шлоссер готовился к поездке основательно. Решено было ехать в Канны на его машине. Такой вариант несколько замедлял продвижение, зато имел неоспоримые преимущества. Во-первых, в сумке у них имелся целый арсенал оружия, закупленного Шлоссером из расчета крупномасштабных боевых действий. Во-вторых, Инесса не обязательно встретится им в Каннах, скорее всего придется гоняться за ней по всему Лазурному побережью, в-третьих, после разборки желательно возвратиться назад и лучше всего через Альпы, по наполеоновской дороге. Все это объяснял адвокат, склонившись над картами. Он очень походил на маршала, планирующего вторжение на чужую территорию. После того как план был одобрен, Шлоссер отправился в авторемонтный сервис, где ему отрегулировали машину. Багажник Вилли забил продуктами, объясняя, что, выезжая из Германии, всегда лучше еду иметь под рукой. Судя по всему, он не очень доверял французской кухне и не сомневался, что им придется отсиживаться в глухих местах.
      В этих приготовлениях было нечто киноэкранное. Шлоссеру нравилась его роль. Пятьдесят тысяч не такие большие деньги, чтобы из-за них рисковать собственной шкурой. Но человек он был увлекающийся и по-своему подыхавший в Германии от скуки. Правда, никогда никому об этом не говорил. Наоборот, изо всех сил гордился фермой, женой, лошадьми. На самом же деле лошадей побаивался, Эдди давно ему надоела. Ему казалось, что от нее постоянно пахнет конюшней. Возможно, потому, что лошадей она любила намного больше, чем самого Шлоссера. А дом постоянно требовал ремонта. Вилли и так уже выискивал поляков, которые брали не так дорого, как немецкие рабочие, но убытки были очевидны. Конно-спортивная школа, которую содержала Эдди, денег приносила ровно столько, сколько стоило содержание лошадей, и Шлоссер давно бы настоял на ее закрытии, если бы одна из учениц, молодая тридцатитрехлетняя вдова Кристина, не привлекала его пристального внимания. Но связь никак не налаживалась. Кристина говорила с чувственным придыханием:
      – Ах, господин адвокат, как я завидую вашей жене Эдди. Такой мужчина – украшение любого дома…
      Вот причины, подтолкнувшие Вилли Шлоссера с головой броситься в омут рискованной авантюры. В глубине души он лелеял мысль, что сумеет расколоть мадам на большую сумму, чем мечтают получить эти мальчишки.
      С той минуты, как Шлоссер принес пистолеты «парабеллум», четыре гранаты Ф-1, автомат Калашникова, две противотанковые мины и карабин с оптическим прицелом, Курганов пропадал в частном тире, куда его привел адвокат. Александр готов был стрелять и по ночам, настолько ему понравилось это занятие. В голове постоянно крутилась фраза из какого-то американского вестерна: «Выживает тот, кто стреляет раньше». Хозяин тира с удивлением наблюдал за тренировками русского «спортсмена» и предсказывал ему большое будущее в одной из тюрем федеральной земли Северный Рейн-Вестфалия, приговаривая при этом:
      – Лучше быть живым в тюрьме, чем мертвым у стойки бара. А Веню внезапно обуяла страсть к верховой езде. Он лишь однажды появился в тире, выпустил все пули в «молоко» и заявил, что с него достаточно:
      – В стрельбе из пистолета «парабеллум» главное знать – на что нажимать.
      И снова отправился на конюшню. Шлоссер замечал его маневры и как бы невзначай за ужином напевал один и тот же куплет из старой песенки:
 
Он всю семью держал в узде
И бил супругу лишь в субботу,
Чтобы отбить у ней охоту
К английской верховой езде…
 
      Эдди улыбалась, ни слова не понимая, а Веня старательно пропускал мимо ушей. Как-то перед сном Курганов шепотом принялся укорять друга:
      – Неужто головой двинулся? Мы здесь в гостях, а ты на виду у всех ухлестываешь за женой хозяина. Он же все видит!
      – И пусть. Быстрее уедем, – отшучивался Веня, хотя о неизбежности отъезда думал с все возрастающей грустью. Эдди пленила его сердце. Выйдя из тюрьмы, он был уверен, что будет иметь дело исключительно с проститутками, убеждая себя в непреложности тезиса «Деньги в руки – меньше муки». И вдруг подступило оно самое. Когда в первую минуту появления на ферме он увидел Эдди в черном длинном платье, ведущую под узду Хенри, то внутри все оборвалось, как будто приоткрылась дверь в новую пропасть.
      Эдди принимала его ухаживания со смехом, ни на секунду не забывая, что является замужней женщиной, и ласковыми словами награждала исключительно лошадей. Но иногда, поглаживая лошадиную морду, она бросала энергичные взгляды в сторону Вени. И он мечтал превратиться в лошадь.
      Шлоссер и в самом деле стал поторапливаться. Даже перестал пить больше десяти трехсотграммовых стаканчиков пива в день. И наконец объявил, что сегодня в ночь они выезжают.
      – Утром проедем Лион, заночуем где-нибудь под Греноблем и с утра – в Канны. Попадем как раз к открытию кинофестиваля.
      Они мчались по ночному автобану. Веня мирно посапывал на заднем сиденье в обнимку с бутылкой «Наполеона», а Курганов впивался взглядом в фантастическую картину дороги. Ничего подобного он в своей жизни не видел. Без единого фонаря, трасса была залита разноцветными огнями. Столбики, на которые попадали лучи фар, вспыхивали зеленым светом. Многочисленные указатели светились белым, ремонтные заграждения – красным и желтым. Огромные трейлеры, несущиеся по встречной полосе, разделенной зеленой изгородью кустов, были обвешаны гирляндами лампочек по всему длинному корпусу. Из темноты, подобно океанским кораблям, наплывали светящиеся стеклянные здания бензоколонок. «Шелл» пылал желтыми неоновыми полосами, «Арал» – голубыми, «Ессо» – красными, ВП – зелеными.
      Вилли Шлоссер был в превосходном расположении духа. Он почувствовал себя снова молодым. Впереди – увлекательное путешествие со стрельбой, вымогательством и погонями. Было от чего замирать сердцу, уже давно работавшему в режиме сытого затухания.
      – Я люблю ночную езду, – обратился он к Курганову. – Смотри, утопил педаль газа и никаких лишних движений. Идем нормально – сто сорок, ну, максимум сто восемьдесят.
      Скорость в машине совершенно не ощущалась, поэтому Александр недоверчиво спросил:
      – Ты же только что ушел с полосы, освободив место для обгона.
      – Ты, Федя, даешь! То ж промчался «порш», он идет двести двадцать. От такой скорости лично у меня яйца судорогой сводит. Все-таки не на самолете… А ты отдыхай, не волнуйся, доедем как надо. Скоро уже Кобленц.
      Спать Курганову не хотелось. Он инстинктивно сжимал подвешенный по всем правилам под мышкой «парабеллум» и удивлялся своему решительному настрою. Ведь совсем недавно, выйдя за ворота зоны и сев в поджидавший его трактор, поклялся, что никогда более не преступит закон. Пусть вокруг творится любая канитель, его дело будет сторона. В этом они разошлись во взглядах с Веней. Курганов считал, что лучше хлебать пустые щи на свободе, чем возвращаться в тюрьму. А Веня решительно возражал.
      – Коль четырнадцать лет жизни провели в дерьме, то теперь некогда заниматься честным трудом, нужно взять все и сразу. Нас насильно сделали преступниками, и не стоит менять профессию, тем более что другой все равно нет и уже не будет. Либо большие деньги, либо назад, в зону! – с пол-оборота заводился Веня, подогревая себя коньяком.
      Сейчас, сидя в темной машине и ощущая под мышкой пистолет, Курганов уже не был уверен, что сможет хлебать пустые щи.
      Инесса придирчиво рассматривала себя в зеркало. Она не собиралась возвращаться в отель, поэтому оделась с учетом утреннего свидания с Виктором. На ней был шерстяной желтый костюм, пиджачок которого удачно скрывал отсутствие талии. В уши она не удержалась и надела серьги с бриллиантовыми подвесками, каждый камушек в которых был по три карата.
      Зато уж Галина поработала над собой с полной отдачей. Затянула волосы назад в узел и уложила его в золотую плетеную сеточку. Интенсивно накрашенные глаза задекорировала крупными очками с маленькими диоптриями, и сквозь стекла они стали совершенно неотразимыми. Надела синее платье от Версаччи, едва прикрывающее колени, с глубоким вырезом на спине и серо-прозрачным шифоном на груди. Серебряные пуговки на рукавах и в тон подобранные такие же серебряные туфельки на высоких каблуках эффектно дополняли эту классику в холодных тонах.
      От отеля «Эрмитаж» до дворца казино в несколько минут хода по рю Искусств. В этот поздний час на улицах Монте-Карло не было ни души, но зато толпились впритык друг к другу припаркованные машины. Накрапывал дождь. Поэтому юноша из прислуги отеля раскрыл над дамами широченный зонт и проводил их до самого дворца.
      Обитель азарта потрясала своим величественным стилем. Весь в огнях, дворец устремлялся в небо двумя своими остроконечными башнями, на фронтонах которых стояли две скульптуры воительниц-богинь. Перед дворцом шелестел мокрыми кронами пальм ухоженный сквер, а справа от него, точно разбуженный улей, шумело и сотрясалось от азарта кафе де Пари.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31