Иногда он ласково проводил рукой по свиткам, лежавшим там, прикасаясь к гладким, темным цилиндрам футляров и холодным витым шнурам, словно мог каким-то непостижимым образом познать их заветные тайны через кончики пальцев. Ему начинало казаться, что он уже почти сделал это, что половина тайного знания передалась ему и теперь не хватает лишь одного озарения, чтобы освободить разум от пут. И это озарение, этот ключ к познанию должен по праву принадлежать ему! Он постоянно испытывал искушение, но так и не осмелился нарушить запрет. С еще большей ясностью он ощущал силу слова мастера-кузнеца - и возможно, именно этот голод, а также единственный доступный способ утолить его склонили Альва к тому, что сам он, в сокровенной глубине своего сердца, считал злом.
      Он держался особняком среди домашних и втайне посматривал на них сверху вниз, хотя не подавал виду. Ингара он презирал, даже несмотря на то, что вскорости старший подмастерье выдержал испытание на мастерство и перешел в ранг поденщика. Добродушная мягкотелость Ингара, отсутствие честолюбивых помыслов и намерение оставаться в услужении у мастера-кузнеца для дальнейших занятий - все это казалось Альву трусостью, достойной порицания. Но он опять-таки не выказывал своих истинных чувств, следуя примеру мастера-кузнеца в этом, как и во всем остальном.
      Он не нуждался в доводах рассудка для того, чтобы презирать собственное происхождение и восхищаться человеком, который поднял его из грязи и мог вознести еще выше. Так что вряд ли можно считать странным его намерение быть таким же жестким, суровым и отрешенным, как мастер, радоваться своему превосходству над остальными и скрывать его под маской обходительности и дружелюбия. В самом деле, разве это не казалось ему отличительным признаком великого человека, настоящего мастера?
      Но Альву предстояло узнать, что не все из посетителей мастера-кузнеца были его слугами.
      Это случилось на исходе последней зимы его ученичества, когда ему было восемнадцать или девятнадцать лет. Мастер-кузнец неожиданно послал за ним. Альв нашел его возле горна; он внимательно смотрел на низкие языки пламени, словно пытаясь что-то прочесть в них. Когда Альв почтительно приблизился, он не поднял головы, но заговорил оживленным, едва ли не радостным тоном:
      - Ну что ж, мальчик, - мир движется вперед, и ты вместе с ним! Ты славно отковал и закалил себя для грядущих дел. Вскоре мне понадобятся другие помощники, кроме Ингара. А потому, несмотря на твою молодость, я нахожу тебя достаточно зрелым для серьезного испытания.
      Альв моментально утратил свое деланное спокойствие.
      - Я... вы собираетесь сделать меня поденщиком?
      - Если я приму и одобрю твою работу. Если. В строгом соответствии с правилами гильдии, ибо для меня может оказаться полезно, если в один прекрасный день ты возглавишь ее... да, очень полезно. Итак, ты должен доказать мне, что обладаешь кое-какими навыками в высших областях нашего искусства, как то: теоретические познания, ювелирные изделия, доспехи, оружие и так далее. Ты начнешь с трех пробных изделий. Два последних ты изготовишь под моим руководством, но с первым должен справиться самостоятельно. Пожалуй, пусть это будет ювелирное украшение. Золотой браслет, какой богатые молодые щенки обычно дарят своим суженым, если они уверены, что в изделие закованы свойства верности и нежной привязанности. За такую вещь они порой готовы отдать душу... или лучше того - свое влияние. Ты справишься?
      Альв сглотнул.
      - Д-да, мастер-кузнец. Если проштудировать трактат Мохейна по гравировке золота...
      - ...с Восточной стены. Хорошо. Можешь спокойно взять эту рукопись. Но помни: браслет должен выглядеть достойно! Изящный, с четким узором, но без декоративных излишеств. А теперь приступай к работе.
      Альв поспешно удалился, наполовину опасаясь выдать мысли, вихрем кружившиеся в его голове. Итак, он станет поденщиком, хотя и раньше ни на секунду не сомневался в этом. Но мастер-кузнец предполагает, что он захочет остаться здесь, по своей воле или нет; что ж, будет безопаснее даже не думать иначе - по крайней мере до поры до времени.
      - Зачем ему понадобилась такая побрякушка? - поинтересовался Рок, увидев, как Альв формует кусок чистого пчелиного воска для модели. - Ему она не нужна, это уж точно. А нам тем более, как это ни печально.
      Альв вздохнул. В обществе Рока ему было легче, чем с другими, но иногда оно становилось утомительным. Однако в словах паренька имелась доля истины. Мастер-кузнец не испытывал нужды в женщинах, да и в любых других телесных потребностях; он был холодным, аскетичным, берег свою страсть только для работы и загадочных интриг. Юношам приходилось вести такой же образ жизни, что ни в малейшей степени не устраивало их. Даже Ингар, бывало, жаловался на горькую судьбу, когда мастера не было поблизости.
      - Откуда мне знать? - буркнул Альв. - Может быть, у него клиент на уме.
      - Здесь? Даже самый озабоченный клиент не поскачет галопом пятьдесят лиг по мерзлой пустоши ради одного браслета.
      Альв нетерпеливо отмахнулся.
      - Хорошо, тогда, должно быть, он хочет научить меня искусству делать деньги. Будь добр, принеси мне подставку для этой модели и набор инструментов для тонкой резьбы. Выбери самые острые!
      Альв тихонько напевал про себя, вырезая узор на воске. Незатейливый мотив, казалось, вписывался в плавные изгибы; пока что у него не было слов для этой мелодии. Он найдет слова в символах, которые выгравирует на ободе браслета, - в символах, взятых из древнего трактата или усвоенных за годы кропотливой учебы. Ему предстояло связать слова воедино, сложить их в песню, одновременно соединив символы в гармоничный узор. Правильная песня, правильный узор, правильный сплав металла, который плотно ляжет в форму, без трещин и пузырьков, - все это будет нести на себе отпечаток силы творца. Закончив работу над восковой моделью, Альв со вздохом отложил ее и обратился к рукописям. Он выбирал и составлял, выводил символы на грифельных дощечках, то и дело возвращаясь к гладкому восковому слепку. Одна эта работа заняла у него целую неделю. Он мало спал и вспоминал о еде, лишь когда Рок ставил тарелки ему под нос.
      - Вот. Проглоти что-нибудь съедобное для разнообразия.
      Альв с недовольным ворчанием отложил тяжелый свиток и взял миску с куском черного хлеба. Рок насмешливо наблюдал за ним.
      - Даже не потрудился поблагодарить, вот как? А жаркое недурное, этого оленя разделали всего лишь неделю назад.
      - Извини, - пробормотал Альв, вспомнив о своем намерении соблюдать правила приличия. - Просто голова забита другими вещами.
      - Дело оказалось вовсе не таким легким, как ты ожидал?
      - Ты не понимаешь, - холодно ответил Альв. - Конечно, сошло бы и так, но я хочу быть уверенным, что сделаю безупречную вещь. Слышишь, безупречную!
      - Слышу. Тогда я не стану ждать тебя. Только не засни над едой.
      Но Альв уже думал о своем. Ему не давало покоя наполовину прочувствованное воспоминание, жизненно важное для работы и возвращавшееся каждый раз, когда он смотрел на символы, нацарапанные на грифельных дощечках. Он получил узор, хороший узор, составление которого стоило немалых трудов, но некоторые символы, казалось, ложились на свое место почти естественно, словно инстинктивно. Результат выглядел очень хорошо, но он не мог понять почему. Альв не доверял собственным чувствам. Он гнался за тенью, прятавшейся в глухих закоулках его сознания, за тенью тех дней, когда он был ребенком и пас коров в прибрежных холмах. И это выглядело нелепо, поскольку тогда он ничего не смыслил в кузнечном деле.
      Альв выругался и бросил миску через всю комнату. Она с глухим стуком ударилась о высокую наковальню и упала на пол. Что было, то было; он не может изменить прошлое.
      На рассвете Рок нашел его спящим над грифельными табличками. Символы, начертанные на них, сливались в текучую вязь: его песня наконец обрела слова. Весь тот день Альв сидел в одиночестве, тихонько напевал и вырезал стилизованный узор на восковом слепке, убирая завитушки, сглаживая грубые углы, подчеркивая самые важные места. Поздно вечером он приделал к слепку два коротких восковых стержня для будущих отводных каналов, поднял с постели зевающего Рока и послал его за бронзовой формой и ведерком тонкозернистой белой глины: песок был слишком грубым для такой работы. К рассвету глина затвердела, и форма была поставлена греться в горн. Рок вручил Альву щипцы, завернутые во влажные тряпки; с необычайной осторожностью тот поднял тяжелую форму, наклонил ее над пустым кубком и вылил дымящийся воск, еще недавно расписанный изящными узорами. Теперь остались лишь отпечатки, призраки этих узоров, невидимые в глиняной раковине. Он еще ненадолго поставил форму в горн, потянулся глубже в огонь и вытащил черный тигель. Горячий воздух яростно дрожал вокруг; Альв неподвижно держал тигель на вытянутых руках над формой, пока Рок выравнивал ее щипцами. Медленно, очень медленно Альв наклонил тигель, и расплавленная жидкость полилась наружу, сияя как маленькое солнце. Он взял золото из хранилищ мастера-кузнеца, вместе с крошечными порциями редких металлов и других веществ, укреплявших изделие и облегчавших процесс отливки. Мало-помалу, напевая свой мотив, он лил тонкую струйку в одно из отводных отверстий, а Рок легкими движениями скреб маленьким напильником по краю формы, создавая вибрацию в расплавленном металле, чтобы тот заполнил мельчайшие детали отливки и выпустил наружу все пузырьки воздуха. Раскаленный пар с шипением вырвался из другого отводного отверстия. С каждой секундой у Альва все сильнее перехватывало в горле при мысли о том, что отливка может треснуть. Затем маленькие бугорки золота выступили над обоими отверстиями, не просаживаясь внутрь, и Альв с Роком наконец смогли вздохнуть с облегчением. Теперь предстоял лишь процесс постепенного остывания, продвижения формы все ближе к краю горна. Затем Альв подхватил форму и погрузил ее в ванночку с водой для окончательного охлаждения. Ледяная вода вскипела и забрызгала ему на руки, но после многочисленных ожогов и ссадин от работы в кузнице он почти не замечал этого. Постукивание по незакрепленному донышку формы освободило глиняную отливку, а от следующего удара она треснула. Альв вынул ее наружу. Она распалась на две половинки, словно яичная скорлупа, и готовый узор заиграл теплыми блестками из глиняной раковины.
      Альв потянулся к нему, но чья-то другая рука остановила его. Мастер-кузнец забрал отливку; глина крошилась в пыль под его длинными, жесткими пальцами. Альв наблюдал за мастером, затаив дыхание и дивясь тому, как он сумел появиться точно в нужный момент. Мастер-кузнец внимательно вглядывался в узор. Его темные глаза сияли, отраженный свет золота и пламени горна покрывал их странной глянцевитой поволокой. Долго, в молчании, смотрел он на готовую вещь, словно стремясь раскрыть некую тайну. Наконец он кивнул и протянул Альву браслет - все еще тусклый, покрытый глиняной пудрой.
      - Я не ошибся в тебе, мальчик. Замечательная работа, и в ней есть сила - не просто свойства, а сила! Теперь очисти браслет и отполируй его. Принеси его ко мне сегодня вечером, и мы решим, каким будет твое следующее испытание.
      Но вечером, когда на землю пали сумерки, вдали появились всадники. Альв первым заметил их, скачущих с севера по крутому склону долины. Он сидел на высоком подоконнике своей маленькой спальни, глядя на закат и наблюдая, как красноватые лучи заходящего солнца выбивают огненные искры из только что отполированного браслета. Сперва он был слегка заинтригован, не более: посетители в плащах и капюшонах довольно часто появлялись в башне. Однако ему редко приходилось видеть таких великолепных лошадей, как белая кобыла, на которой скакал первый всадник. Другой ехал на обычной черной лошадке, но оба с поразительной уверенностью и изяществом находили дорогу на каменистом склоне. Затем первый всадник резко осадил своего скакуна, и Альв выпрямился так резко, что едва не выпал из окна. Капюшон упал на плечи, и волна светлых волос выплеснулась наружу, блистая в свете заката. Голос, приветствовавший обитателей башни, ясно и чисто прозвенел между холодными утесами, как удар молота по наковальне. Затем женщина пришпорила свою лошадь по дороге, ведущей к воротам, и Альв опрометью кинулся на винтовую лестницу, выкликая имена Ингара и Рока. Он вылетел в пустую гостиную. Ингар прибежал снизу, из библиотеки, а Рок появился из кухни, безуспешно пытаясь задавать вопросы с набитым ртом.
      - Ворота! - выдохнул Альв. - Едут всадники! Она...
      - Она? - Ингар присвистнул. Он повернулся к кухне и завопил: - Эрнан! Открывай ворота, да встречай гостей повежливее! Рок, прожуй то, что у тебя во рту, и спустись к Самому - он сидит в библиотеке. Потом сходи, принеси мою парадную мантию... нет, подожди.
      Он посмотрел на Альва, сузив глаза.
      - Эта женщина... она высокая? С очень светлыми, почти белыми волосами?
      Альв энергично кивнул, но у Ингара вытянулось лицо.
      - Лоухи! - Он покачал головой. - Рок, можешь забыть о парадной мантии. Что, во имя всех небес, ей понадобилось на этот раз?
      - Твоя старая знакомая? - небрежным тоном поинтересовался Альв, пытаясь вернуть утраченное достоинство.
      Губы Ингара изогнулись в странной гримасе, но прежде чем он успел ответить, на ступенях лестницы загремели шаги. Оба пораженно смотрели, как мастер-кузнец бегом поднимается в гостиную. Его одежда и волосы были в беспорядке, в темных глазах застыло диковатое выражение. Подойдя к Альву, он схватил юношу за плечи.
      - Ты уверен? Ты видел ее?
      - Д-да, мастер кузнец. Ясно видел, и она крикнула нам! Едут с севера...
      Словно в подтверждение его слов, у ворот раздался звон большого бронзового колокола. Пальцы мастера-кузнеца больно впились в предплечья Альва. Затем он разжал руки, пробормотал извинение и быстро отвернулся, чтобы поправить одежду и пригладить волосы. Снаружи донесся тихий рокот открывающихся каменных ворот и стук копыт по полированному граниту. Мастер-кузнец жестом приказал остальным выстроиться у стены, расправил плечи, решительным шагом подошел к дверям гостиной и распахнул их.
      Огромная лошадь остановилась прямо перед ним, молочно-белая в сгустившихся сумерках. Наездница с легким шелестом спрыгнула вниз и бросила поводья Эрнану.
      - Присмотри за ней как следует, - приказала она и вошла в теплую гостиную, на ходу протягивая мастеру-кузнецу руку, обтянутую тонкой перчаткой. Он поклонился, осторожно взял руку и прикоснулся к ней сначала лбом, а затем губами. Альв никогда не замечал в своем мастере подобного раболепия, но сейчас он не удивлялся этому. Перед ним стояла прекраснейшая женщина, которую ему когда-либо приходилось видеть. Высокая, стройная, не уступавшая ростом мастеру-кузнецу, она гордо держала голову. Ее тонкие серебристые волосы были туго зачесаны назад, однако пышными каскадами ниспадали на плечи. Ее лицо с высоким лбом и безупречно правильными, тонкими чертами имело оттенок молочного льда, подобно ее волосам. Она могла выглядеть прекрасной статуей, если бы не полные губы и ярко-голубые глаза, полуприкрытые тяжелыми веками.
      - Ну что ж, Майлио, - проворковала она, и в ее голосе снова зазвенели бронзовые колокольчики. - Судя по всему, ты уютно устроился здесь. И как я посмотрю, у тебя прибавление в семействе? Рада тебя видеть, Ингар, - ты уже почти мужчина!
      Альв увидел, как Ингар поклонился с заученным изяществом хорошо воспитанного человека. Затем взгляд голубых глаз остановился на нем. Ему хотелось повторить поклон, но он не доверял своим дрожащим коленям.
      - И тебе тоже привет, славный молодой подмастерье. Не знаю твоего имени...
      Лоухи улыбнулась, и у Альва пересохло в горле. В изгибе ее губ было что-то колдовское.
      - Меня зовут Альв, леди, если вам будет угодно, - пробормотал он, вспомнив формулу вежливого обращения в одном из романов Ингара, и отвесил неуклюжий, но сносный поклон. К его удивлению, она ответила легким наклоном головы, прежде чем повернуться к мастеру-кузнецу.
      - Мне кажется, ты сделал многообещающий выбор, Майлио. Но теперь ты должен сказать мне, что думаешь о моем выборе, ибо Лоухи тоже взяла себе кое-кого в подмастерья... Кара!
      Снаружи донесся шорох, и белая фигура выступила вперед, неуверенно остановившись на пороге. Ее голову закрывал капюшон, тонкий плащ был плотно запахнут, но Альв мог видеть, что это тоже женщина, хотя не такая высокая, как Лоухи. На мгновение капюшон повернулся к нему, и он мельком увидел широко распахнутые глаза и темные волосы. Очевидно, взгляд мастера-кузнеца проник гораздо глубже: он осмотрел женщину сверху донизу и покосился на Лоухи, нервно пробежав по губам кончиком языка.
      - Твой выбор затмевает мой, Лоухи, как и всегда. Дозволено ли твоему слуге поинтересоваться, что от него требуется на этот раз?
      Смех Лоухи зажурчал, подобно горному ручью.
      - Ничего более ценного, чем час твоего времени, Майлио. Причем к твоей немалой выгоде. Разворачиваются события, о которых тебе следует знать. Пойдем, ты покажешь мне вид из твоей башни, а потом мы побеседуем наедине.
      Мастер-кузнец безмолвно поклонился и жестом указал в сторону лестницы. Лоухи уверенной походкой направилась туда. Длинный плащ развевался за ее спиной, как шлейф. Альв приглушенно ахнул. Действительно ли он заметил рукоять широкого меча на поясе ее костюма для верховой езды?
      Кара двинулась было следом, но мастер-кузнец неожиданно повернулся к ней.
      - Лоухи, ты сказала "побеседуем наедине". Что ж, тогда пусть она останется здесь!
      Смех Лоухи снова зажурчал в наступившей тишине.
      - О Майлио, как бестактно с твоей стороны! Кто-нибудь может подумать, будто ты испугался ребенка! Ладно, девочка, оставайся здесь и погрейся у очага, если хочешь. Но помни: через час мы уезжаем!
      Повернувшись, девушка торопливо направилась к очагу. Кузнец последовал за Лоухи вверх по лестнице. Ингар шумно вздохнул, закатил глаза и привалился к стене.
      - Что за бес в тебя вселился? - сердитым шепотом осведомился Альв.
      - Хвала небесам, она ушла!
      - Почему? Что тебя пугает?
      Ингар поежился.
      - Одно ее присутствие. И эти глаза... я не выношу ее взгляда. От него мурашки бегут по спине. Разве ты сам не почувствовал? Нет? Тогда считай, что тебе повезло. Как ты мог заметить, Эрнан и Рок поспешили скрыться с глаз долой. А вдруг ты приглянулся ей? Если так, то можешь отыметь ее за меня.
      - Послушай, кто она такая, в конце концов? Женщина-кузнец?
      - Говори потише! - прошипел Ингар, мотнув головой в сторону фигуры в белом плаще, склонившейся над очагом. - Не знаю. До сих пор я видел ее лишь однажды, когда она пришла в нашу старую кузницу в Исарке, далеко на юге. Вскоре после этого мастер-кузнец заговорил о переезде сюда. Хотя я кое-что слышал... так - сплетни, шепотки. Она не кузнец, это точно. Зато наш мастер-кузнец отковал для нее отличный меч. Кто она, спрашиваешь? Заговорщица, возмутительница спокойствия. Возможно, знатная леди из Южных Земель. Я слышал, они там сильно распускают своих женщин.
      Взгляд Альва задержался на девушке. Словно в ответ, она подняла руку и легким движением откинула капюшон, открыв коротко стриженные темные волосы. Потом она медленно повернула голову, словно собираясь украдкой посмотреть на них, но встретилась со взглядом Альва и поспешно отвернулась.
      - А девушка? - спросил он.
      Ингар пожал плечами.
      - Ее я не знаю и, по правде говоря, знать не желаю. Если она принадлежит Лоухи, то для нас с тобой она ничто. Вот так; можешь понимать это как тебе вздумается.
      Альв плотно сжал губы.
      - Но поговорить-то с ней я могу?
      - Да, на свою дурацкую голову, - пробормотал Ингар и торопливо спустился по лестнице в библиотеку. Внизу хлопнула дверь, и Альв заметил, как девушка вздрогнула. Когда он обратился к ней, она вздрогнула еще раз.
      - Не пугайтесь, леди. Чувствуйте себя как дома. Могу ли я предложить вам стул?
      Теперь она в самом деле посмотрела на него. Альву пришлось приложить все силы, чтобы не таращиться на нее в ответ. Она являла собой полную противоположность Лоухи и, однако, по-своему тоже была красавицей. Сначала он увидел ее глаза - большие, странно раскосые и зеленые, как морской прибой. Из-за высоких скул и маленького прямого носа ее лицо казалось почти треугольным, сужаясь книзу до полных губ и сильного подбородка. Ее волосы были подстрижены так коротко, что мочки маленьких ушей выглядывали наружу; кремовая кожа имела слабо-золотистый оттенок, темнее, чем у Лоухи. В ней было что-то от животного - возможно, от загнанного животного, пойманного в ловушку. Хотя ее лицо было очень юным, пережитые страдания глубоко отпечатались на нем, а на ее плечах, казалось, лежал невидимый груз. Диковатое выражение в ее взгляде могло означать и отчаяние.
      Сначала Альв не мог говорить. К его горлу подкатил комок, душу захлестнули чувства, абсолютно чуждые тому образу подмастерья, который он пытался выковать. Он взял одну из скамей, стоявших возле стены, и почти сердито пододвинул к девушке, чувствуя себя последним дураком. Она устало опустилась на сиденье. На ее губах неожиданно расцвела улыбка. Ошеломленный, он сел рядом.
      - Благодарю вас, сир. Мне уже давно не приходилось сидеть у огня в мире и покое.
      Ее голос тоже был поразительным, глубже и мягче, чем у Лоухи. Несмотря на явную усталость, девушка смотрела на него почти с интересом.
      - Кому я обязана своей благодарностью?
      - Я... я здешний подмастерье. Правда, уже кандидат в поденщики! Меня зовут Альв... - Он беспомощно пожал плечами.
      - ...но вам не слишком нравится это имя?
      Ее прозорливость изумила Альва.
      - Я ненавижу его! Но пока я не смог подыскать лучшего имени, которое я бы мог носить без... в общем, не чувствуя себя глупо. Это все равно, что носить одежду с чужого плеча.
      Она серьезно кивнула, хотя в выражении ее лица Альву почудилось что-то похожее на улыбку.
      - Да, в этом мало радости. Но будьте терпеливы, вы найдете свое имя и заслужите его. Я знаю! В вас есть что-то особенное. Лоухи тоже это почувствовала, я поняла это по ее голосу. Вы необычный человек, единственный...
      - И вы! И вы тоже!
      Кара опустила глаза. Ее улыбка погасла.
      - Да, к моему горю.
      На ее щеке затрепетали отблески пламени. Белый плащ распахнулся; под ним она носила простую юбку деревенского покроя, но из темного, мягкого материала. Ее руки с длинными, тонкими пальцами были сцеплены на коленях.
      Забурлила вода, завертелись колеса, забили огромные молоты, и огонь, вспыхнувший в сердце Альва, вырвался наружу. Он схватил ее руки и крепко сжал их.
      - Леди, я помогу вам! Только скажите как, и я это сделаю!
      В ее взгляде снова вспыхнуло дикое отчаяние, но она не отстранилась. Ее ответное пожатие было таким сильным, что Альв изумился. В следующее мгновение она порывистым движением прижала его руки к своей груди.
      - Ты не можешь! Не кузнец сковал мои цепи, и даже если бы ты был величайшим из людей, то не смог бы разорвать их.
      Она немного успокоилась и даже рассмеялась, но в ее смехе не было издевки.
      - Зато, возможно, когда-нибудь я сама смогу освободиться. Я перестала в это верить или видеть какую-то пользу от этого, но знать, что кто-то хочет помочь тебе... этого уже достаточно.
      - Я готов на все! Скажи, что нужно сделать!
      Лицо девушки посуровело и застыло, в глазах вспыхнул свет. Альву показалось, будто он видит два озера немыслимой ясности и глубины, затерянные посреди бескрайнего леса.
      - Нет! Я запрещаю тебе, ибо пострадаешь не только ты. Возможно, тебя ожидает великая судьба, и я не вправе лишить мир твоих заслуг. Меньше чем через час Лоухи заберет меня отсюда - не мешай ей!
      - И я больше никогда не увижу тебя? Никогда не узнаю, что... что... Альву все же удалось сдержать слезы, но он знал, что его губы дрожат, как у ребенка. Восемнадцатилетний юноша, кандидат в поденщики Гильдии Кузнецов, он еще недавно чувствовал себя взрослым мужчиной. Теперь он ощущал лишь пустоту и беспомощность.
      - Я обещаю тебе одну вещь, - медленно, раздельно произнесла она. Начиная с этого дня, я больше не буду отчаиваться. Я буду следить и ждать любой разумной возможности, чтобы вырваться на волю. А потом я найду тебя, где бы ты ни был. Поверь мне и довольствуйся этим.
      В очаге вспыхнуло пламя, угли треснули и рассыпались. Внезапно Альва осенило. Он все-таки сможет чем-то рискнуть! Уголки его губ приподнялись в лукавой улыбке.
      - Хорошо. Я верю тебе, Кара. Ты сдержишь свое обещание... если примешь зарок. - И он протянул ей браслет.
      Девушка мгновение помешкала, затем взяла браслет и начала внимательно разглядывать его, поворачивая то так, то этак. Золото отливало красным в свете очага, на узоре танцевали маленькие огоньки.
      - Эта вещь обладает силой, - дрогнувшим голосом прошептала она. - Мне, как никому другому, следует соблюдать осторожность в обращении с предметами силы. Нужно крепко подумать и поискать совета, прежде чем связывать себя зароком. В таких случаях нельзя торопиться...
      С этими словами она внезапно продела руку в браслет, подняла его выше локтя и защелкнула там.
      - Хотел бы я, чтобы ты так же "не торопилась" с выполнением своего обещания, - заметил Альв, и оба согнулись пополам от смеха. Ими овладело безоглядное, детское веселье, рвущее узы страха. Их лица сблизились, и на мгновение их дыхание смешалось, губы соприкоснулись... а затем они отпрянули в стороны, услышав шаги на лестнице и шуршание плаща Лоухи. Кара на мгновение сжала его руку, и они расстались.
      Когда Лоухи и мастер-кузнец спустились в гостиную, Кара сидела одна у очага, низко опустив голову. Статная женщина огляделась по сторонам и деликатно, но презрительно фыркнула:
      - После свежего воздуха здесь пахнет как в хлеву. Сажа, стряпня, горячий металл! Пора снова выезжать на открытую дорогу. Пошли, Кара!
      Альв, стоявший у открытой двери кухни, наблюдал, как девушка поднимается и идет следом. Он видел, как распахнулась дверь, и слышал стук копыт по каменным плитам, болью отдававшийся в его сердце. Но незадолго до этого, когда мастер-кузнец вывел Лоухи наружу и галантно последовал за ней, рука Кары с золотым браслетом метнулась к нему из-под плаща и прикоснулась к его руке.
      - Это поможет мне! - жарко прошептала она. Плащ распахнулся, и Альв впервые заметил, словно во сне, что его подкладка подбита бесчисленным множеством крошечных черных перышек.
      Ворота закрылись, стук копыт стих в отдалении. Мастер-кузнец вернулся, потирая руки. Он был бледен, но выглядел облегченным, словно с его плеч свалилась огромная ноша. Около часа он в молчании сидел у очага, а затем подозвал к себе Альва.
      - Теперь давай посмотрим на твой браслет, мальчик, - сказал он.
      - На мой браслет, мастер-кузнец? Вы дарите его мне?
      Мастер покосился на него.
      - Если ты этого хочешь. Работа твоя, хотя золото принадлежит мне. Но помни, к двум другим изделиям это не относится! Если кузнец слишком любит творения своих рук, он не может избавиться от них ради собственной выгоды.
      - Истинно так, мастер-кузнец. - Альв поклонился. - Я уже избавился от браслета.
      - Что?! Кому ты его отдал?
      Альв набрал в грудь побольше воздуха и рассказал. На какое-то мгновение в глазах его мастера вспыхнула ярость, черная, как вечная ночь, а затем, к его удивлению, кузнец тихо рассмеялся.
      - Стало быть, мы сделали подарок Лоухи? Ибо можешь не сомневаться то, что имеет эта девчонка, принадлежит Лоухи. И что за драгоценность ты получил взамен? Нет, избавь меня от скабрезных подробностей, я и сам могу догадаться.
      Он снова рассмеялся - леденящим, коротким смехом. Альв с досады скрипнул зубами.
      - Что ж, плата была достаточно высокой, не так ли? Но, по крайней мере, ты назначил свою цену. Если уж тебе придется иметь отношения с женщинами, то лучше научись сводить их к честной сделке. Не придавай им неподобающего значения и не позволяй отвлекать себя от более серьезных материй. - Он покачал головой. - Сама Лоухи, несомненно, поймет, что это за безделушка, и не станет носить ее. Но кто знает, если девушка сумеет сохранить браслет у себя... для нас было бы полезно иметь влияние на того, кто так близок к секретам Лоухи. Кто знает?.. - Он прищелкнул пальцами. - А теперь пора спать. Завтра ты начнешь работать над вторым изделием - и это будет деталь доспеха. Ты сделаешь мне шлем из тонкой кольчуги и наделишь его свойствами сокрытия, изменения, способностью двигаться незаметно и утонченно. Пусть все это сегодня приснится тебе!
      Но Альву не приснилось ничего. Он не мог спать. Его голова горела на жесткой подушке, в сознании мелькали странные, искаженные образы прошедшего дня. В одно мгновение в его душе закипал гнев на мастера-кузнеца - как тот мог подумать, что он лапал Кару, будто простую служанку! - а в следующее он еще больше негодовал на себя за то, что не сделал этого. Ведь он хотел этого, не так ли? Так что же сейчас терзало его сердце тупой, ноющей болью? Возможно, ей бы понравились заигрывания и она бы уступила после показного сопротивления. Чем он одарил ее - и за что? За тень поцелуя? За цену этого браслета он мог бы властвовать над телом знатной леди, вроде Лоухи, или над сотней уличных девок.
      Альв повернулся на другой бок и застонал. Если он может так думать, то, значит, мастер-кузнец не ошибся и точно угадал его намерения. Да, именно так он бы и поступил, должен был поступить... если бы это была любая другая девушка, а не Кара. Но тогда почему ее образ по-прежнему мучает его тело и лишает сна?
      В конце концов он встал с постели, подошел к окну и широко распахнул рамы. Свежий, холодный ночной воздух ворвался внутрь, опалив легкие. Он пил этот воздух огромными глотками, глядя на сияние Великого Льда и думая о том, как хорошо было бы оказаться там, в холодном и стерильном мире, свободном от всех телесных потребностей. Альв гнал от себя желание, но не мог избавиться от него. И тут он услышал приглушенный хлопок входной двери и скрип сапог по инею на каменных плитах. Изумившись, он посмотрел вниз и увидел, как мастер-кузнец пересекает двор и направляется к главным воротам. Была уже поздняя ночь, и все давно спали. Кроме него...
      Альв прикусил губу. Может быть, кузнец передумал и теперь собирается догнать Кару и Лоухи, чтобы вернуть браслет? Разумеется, нет, но...