Глава 7

Но для Амелии это было последним, завершающим оскорблением, которое окончательно вывело ее из себя.

И все из-за этого дьявола графа! Вполне заслуженное им прозвище.

Если бы не горячая любовь к бабушке, она наверняка отказала бы ему в танце, но при одной мысли о неминуемом скандале и позоре бабушки ей становилось нехорошо. И вот теперь она танцует с Девереллом, она, поклявшаяся не допускать его прикосновений! Счастье еще, что это не вальс и ей больше не придется терпеть его объятия!

Все это ужасно действует на нервы. И в довершение всего оказалось, что именно он являлся ей во сне почти четыре года! Значит, даже ее короткого детского увлечения этим человеком оказалось вполне достаточно, чтобы ее спящий мозг рождал смутные, нелепые образы… Как неприятно обнаружить, что она не имеет власти над своими грезами!

К счастью, они были избавлены от светского обмена учтивостями: кадриль не располагала к беседе. К чрезвычайному раздражению Амелии, вторая дама в их четверке пришла в такой восторг оттого, что одним из партнеров оказался сам граф Деверелл, что принялась беззастенчиво флиртовать с ним, бросая в его сторону кокетливые взгляды и зазывные улыбки, стараясь как бы случайно дотронуться до его руки, и все время заливалась звонким смехом, который Ами находила чрезвычайно вульгарным.

Однако мужчин неизменно привлекали подобные уловки, как мед — мух. Они никогда не замечали, что за смеющимися устами и нежными взглядами кроется стальной капкан. Но бедняжка только зря потратила время, потому что Деверелл вел себя вежливо, но отчужденно, не давая ей ни малейшей надежды. И что тут удивительного: он, должно быть, привык, что женщины бросаются ему на шею!

Их руки на мгновение соединились, но тут же вновь разомкнулись, и девушка, краем глаза взглянув на него, увидела, что он настороженно наблюдает за ней. В его глазах сверкало поистине адское пламя, прожигавшее ее до самых костей. Короткий, напряженный, палящий взгляд, словно удар молнии. Темно-синий блеск кружил голову и лишал разума. Ноги отказывались двигаться. Она споткнулась, пробормотала нечто извиняющееся временному партнеру и мужественно продолжала танцевать под хищным взором Деверелла. Ну что за дурочка!

Она немилосердно ругала себя за глупость и наивность. В конце концов, она сейчас бодрствует и вполне способна владеть собой. Да он и не стоит того, чтобы о нем думать! Годы изменили его, и далеко не к лучшему!

Кумушки все еще судачили о его непристойном романе с женой маркиза… или виконта? Не важно. Муж уже в могиле, убитый, как злословили некоторые, позором, который навлекла на него супруга.

К счастью, музыка смолкла, кадриль закончилась, и Ами, не ожидая, пока Деверелл отведет ее к бабушке, поспешно удалилась. Но он каким-то образом оказался рядом, и она снова ощутила неумолимую хватку его твердых, как железо, пальцев.

— С моей стороны было бы невежливо не пригласить вас еще на один танец, мисс Кортленд. Насколько я помню, вам нравится вальс, — почти весело протянул он.

Еще один вызов. Еще одна брошенная ей перчатка.

Амелия вынудила себя поднять глаза и посмотреть на него со спокойствием, которого не ощущала.

— Вы так великодушны, милорд, но с моей стороны крайне невежливо игнорировать других партнеров. Если будете добры отпустить мою руку…

— Неужели вы не расслышали наставлений моей бабушки? Сегодня я должен уделять внимание только вам — вероятно, для того, чтобы держать на расстоянии злых волков…

Вместо того чтобы незаметно вырваться, Амелия шагнула к нему, перекрыв разделявшее их расстояние одним грациозным движением.

— Милорд граф, — шепнула она так тихо, что слышал лишь он один, — кроме вас, других волков здесь нет. И если не хотите поставить свою бабушку в затруднительное положение, отпустите меня.

Но Холт, не обращая внимания на возмущение девушки, обвил ее талию мускулистой рукой. Другая рука сжала тонкие пальцы, не давая Амелии убежать или хотя бы отстраниться. С ослепительной улыбкой он увлек ее в вихрь вальса.

Опять он придвинулся чересчур близко… ей нечем дышать… почему он так цепко держит ее?

Правда, и танцует он легко для человека такого роста — каждое движение исполнено гибкой силы — и без малейшего напряжения кружит ее по залу. Амелия ощущала тепло его ладони сквозь тонкую ткань платья и от этого нервничала еще больше.

После очередного пируэта Холт нагнул голову и заглянул в ее лицо.

— Должен сказать, мисс Кортленд, вы неплохо устроились. Сумели втереться в милость к бабушке и манипулируете ею, как марионеткой, заставляя исполнять малейшее свое желание. Ну же, не стоит смотреть на меня волком! Какая свирепость! Осторожнее, не то устроенный вами скандальчик опровергнет все ваши притязания на благородство. Подумайте, ведь вы так старались стать своей в свете!

Амелия задохнулась от ярости и, не находя слов, всей своей тяжестью наступила Холту на ногу. Если она и умудрилась причинить ему боль, он не подал виду, только еще сильнее сжал ее талию и снова закружил под летящие звуки музыки.

— Злобная ведьма, — пробормотал он, но в хрипловатом голосе прозвучало нечто, заставившее ее вздрогнуть. — Хорошо, что вы не слишком много весите, иначе наверняка расплющили бы мне пальцы!

— Жаль, что не удалось.

Он так безжалостно стиснул ее, что у Амелии закружилась голова от недостатка воздуха. В ответ у нее хватило ума вспомнить, что ее рука лежит на его плече. Не долго думая она вонзила ногти ему в кожу чуть повыше воротничка. Холт сдавленно застонал. Наконец-то ей удалось привлечь его внимание! Холт ослабил хватку, и Амелия отняла руку. На этот раз в его взгляде мелькнула не только настороженность, но и нечто вроде уважения.

— Вы и в самом деле настоящая бешеная кошка, мисс Кортленд.

— Благодарю, милорд. Кажется, танец кончается. Можете проводить меня к бабушке.

— А если я не соглашусь?

Последние аккорды рассыпались затейливыми глиссандо; все слилось в одно неразличимое пятно сияния и радужных красок. Но эти двое вдруг остались одни среди окружающей толпы. Мир внезапно сузился, в воздухе повисло ощутимое напряжение, словно перед грозой. Еще немного — и между ними проскочит молния и раздастся удар грома.

— Вы мало напоминаете героя, каким желаете казаться. Но вам, должно быть, это известно, — с трудом выговорила она, хотя язык вдруг стал на удивление неповоротливым и отказался повиноваться.

На этот раз он не пытался ее удержать, и девушка гордо отвернулась. Быть покинутой кавалером — серьезное нарушение этикета, которое, несомненно, вызовет немало сплетен, но уж лучше это, чем хотя бы еще секунда в обществе этого человека… О, слава Богу, перед ней откуда-то возник недоуменно улыбающийся сэр Алекс и с ангельским взглядом протянул руку. Как все-таки он красив! А эти серые, прозрачные, будто дождевые капли, глаза… Она протянула ему руку, заметила, как он уставился куда-то мимо нее, и поняла, что Деверелл исчез.

— Сэр Алекс, благородный рыцарь, как обычно, явился спасти даму, — улыбнулась она, и его взор устремился на нее, по-прежнему учтивый и по-прежнему отчужденный. Девушка подавила вздох и с деланной беспечностью объявила:

— Похоже, меня разлучили с партнером, и пришлось потихоньку подвигаться к краю зала…

Не будете так добры проводить меня к бабушке?

— Разумеется, мисс Кортленд.

Он предложил ей руку, довольно равнодушно, но следуя строжайшим правилам этикета. Сэр Алекс всегда вел себя как подобает джентльмену: насколько было известно Амелии, его имени ни разу не коснулась и тень скандала. Вот и теперь он, улыбаясь, подвел девушку к леди Уинфорд. Амелия, заметив, что та слегка нахмурилась, поспешно объяснила, чтобы предупредить неизбежные вопросы, так и вертевшиеся на кончике языка вдовствующей графини.

— Сэр Алекс, не будет ли слишком назойливым с моей стороны попросить принести мне бокал пунша?

Здесь чересчур тепло.

— О, мисс Кортленд, как можете вы и вдруг быть назойливой! Миледи, вы, наверное, тоже хотите пить?

Бабушка, очевидно, тоже мечтавшая о прохладе, изящно обмахнулась кружевным веером. Пудра запеклась от жары и пошла мелкими трещинками вокруг глаз.

— Я с радостью выпила бы чего-нибудь прохладительного, сэр Алекс.

Сэр Алекс, почтительно склонив голову, отошел. Амелия с жадной тоской уставилась в его спину, обтянутую голубым бархатом. Если бы только он вздумал поухаживать за ней…

— Где мой невыносимый внук?

С неохотой оторвавшись от созерцания сэра Алекса, Амелия спокойно ответила:

— Понятия не имею. Он бросил меня посреди зала.

Веер на какое-то неуловимое мгновение замер в воздухе, прежде чем судорожно затрепетать.

— В самом деле? Как это на него похоже!

— Похоже? Лично мне это кажется крайне неприятной чертой. Простите, бабушка, но я думаю, что лучше всего держаться от него подальше. Он ваш внук, и неловко упоминать об этом, но я предпочла бы уезжать из дома на время его визитов.

— Уезжать? — ахнула леди Уинфорд, широко распахнув глаза. — И куда ты отправишься, дитя мое?

— В парк или хотя бы удалюсь в сад, поскольку мы. похоже, не выносим друг друга. Еще раз простите: я знаю, как вы мечтали о том, чтобы мы подружились.

— Верно, дитя мое, — кивнула леди Уинфорд, окинув воспитанницу проницательным взглядом, и слегка улыбнулась. — Но к сожалению, не всегда удается без труда получить от жизни все, что хочешь. А, вот и сэр Алекс с нашим пуншем! Приятный молодой человек, хотя подбородок несколько безвольный, не находишь?

Времени на то, чтобы подыскать ответ, которого, по ее мнению, заслуживала эта несправедливая реплика, не осталось, поскольку сэр Алекс уже протягивал миледи чашу с пуншем. Но Амелия невольно уставилась на подбородок достойного джентльмена и, к своей величайшей досаде, обнаружила, что бабушка в чем-то права. Действительно, немного женственный, слишком округлый подбородок. К ее величайшей досаде, перед глазами всплыло лицо лорда Деверелла, в котором, как ни старайся, не обнаружишь ни малейшей слабости. Если можно так выразиться, человек он несгибаемый, особенно если судить по подбородку!

Амелия тихо поблагодарила сэра Алекса, с улыбкой, в которую, как она надеялась, вложила все свое восхищение и обожание этим безупречным джентльменом.

— Надеюсь, вы хорошо проводите время? — робко осведомилась она.

— Превосходно, — заверил он, вынув из карманчика жилета эмалевую табакерку и ловко поддев крышечку ногтем большого пальца. Острый запах табака был знаком, но этот сорт, очевидно, выращивался не в Виргинии. — Какое блестящее собрание сегодня. Вы нюхаете табак?

Он протянул ей изящную коробочку с золотой каемкой, но девушка покачала головой:

— Это не в моих привычках.

— И не в моих, — весело подхватила бабушка, — хотя странно, что Ами равнодушна к табаку, ведь что ни говори, а она родом из Виргинии, где его выращивают, не так ли, дорогая?

— Верно, хотя в детстве меня такие вещи не слишком интересовали. Вот ловушки на крабов — дело другое.

— Как интригующе, — пробормотал сэр Алекс, лениво приподняв рыжеватую бровь — очевидно, в знак протеста. — Смесь приготовлена по моему собственному рецепту. Из партии последнего привоза. Ни у кого нет такой, и я не выдам состав ни одной живой душе, хотя Принни[6] клянется, что обязательно разгадает тайну.

— Имбирь! — воскликнула леди Уинфорд с довольным кивком. — Я различаю аромат имбиря. Что скажете, сэр Алекс?

На какую-то долю мгновения он уставился на нее чуть прищуренными глазами, очевидно, донельзя взбешенный, но тут же, слегка пожав плечами, взял понюшку и захлопнул табакерку.

— Вы так проницательны, миледи! Правда, это всего лишь один из ингредиентов; есть, разумеется, и остальные.

— Я так и знала! Скажите, сэр Алекс, как поживает ваш отец? Я давно его не видела.

— Скорее всего неплохо. Он больше не приезжает в Лондон. Предпочитает сельскую жизнь. После смерти матери обитает в нашем кентском поместье, его любимом.

— Вполне понимаю его чувства. А ваш братец? Здоров?

Поскольку речь шла о незнакомых и неинтересных людях, Амелия позволила себе отвлечься и сделала глоток пунша, не удивившись слегка горьковатому вкусу.

Со времени объявления эмбарго привозимые в Лондон фрукты часто оказывались либо перезревшими, либо зеленоватыми.

— Так, говорите, ваша табачная смесь — из последней партии? — допрашивала леди Уинфорд. — А я думала, на торговлю с Америкой наложен запрет.

— Так оно и есть, но это еще не означает, что табак невозможно достать. Кое-кто тайком провозит тюк-другой, а у меня хорошие связи в порту.

Серые глаза смотрели настороженно, хотя улыбкане сходила с губ.

— Ах, Ами, дорогая, — со смехом заметила бабушка, — надеюсь, ты не так наивна, чтобы считать отречение от слабостей вроде пристрастия к табаку истинным патриотизмом?

— Нет, но и не нахожу, что истинным патриотам отсутствие табака может причинять страдания, — выпалила Амелия, но тут же осеклась, сообразив, что намекнула, будто сэр Алекс не патриот своей родины. Какая бестактность с ее стороны!

— Не хочу показаться жестокосердной и равнодушной, но на вечере у мисс Даттон мы говорили об ужасах войны и вы, сэр Алекс, упомянули, что из-за Наполеона люди зачастую терпят бессмысленные мучения.

— Как точно вы запомнили мою незамысловатую тираду, мисс Кортленд! Польщен, весьма польщен! Еще пунша?

Беседа постепенно иссякала, подходящих тем не находилось, и неудивительно, что сэр Алекс выразил сожаление по поводу того, что принужден так рано покинуть бал.

— Все было замечательно, и я, как всегда, счастлив снова видеть вас, мисс Кортленд.

Ами пробормотала все положенные любезности и, мысленно проклиная свой болтливый язык, долго провожала взглядом удаляющегося джентльмена. Так ей и надо!

— Пойдем, дорогая Ами, — велела бабушка, либо не замечая, либо попросту игнорируя ее смущение. — Я вижу дона Карлоса де ла Рейна. Ты просто обязана с ним познакомиться.

Дон Карлос оказался обаятельным мужчиной, умевшим достойно ухаживать за дамами. Настоящий бальзам для раненой гордости. Уже немолодой, но все еще красивый, статный, с жаркими темными глазами, он осыпал ее комплиментами, выполнял любое желание и, очевидно, был сражен ее красотой.

— Вы прекрасны, сеньорита Кортленд! Я весь вечер восхищался вами.

Польщенная столь неожиданным признанием, девушка опустила глаза, но дон Карлос продолжал обжигать ее страстными взглядами и был так настойчив, что Амелия не знала куда деваться.

— Вы слишком добры, сэр, — прошептала она.

— Вовсе нет. Я никогда не лгу и заверяю, что вы неотразимы.

— Пожалуйста, дон Карлос, вы меня смущаете.

— Неужели вы стыдитесь мужского восхищения? Наверное, потому, что вы, англичане, так сдержанны в выражении своих чувств!

— Вероятно, так и есть.

— Ох уж эти мне англичане: такие вежливые и так боятся признать очевидное.

Он слегка приобнял ее за талию, прежде чем увлечь в круг танцующих. Легкое, нетребовательное прикосновение, не испугавшее девушку.

— Скажите, какой вы находите Англию в сравнении с вашей родиной? — спросила она, чтобы прервать поток цветистых излияний.

— Ах, Испания! — воскликнул он с загоревшимися глазами и принялся пространно описывать красоты своей страны, бесчисленные виллы и виноградники, уничтоженные войной.

После танца он проводил ее на веранду, где было прохладнее, и смущенно засмеялся.

— Я утомляю вас.

— Ничуть, дон Карлос. Я много наслышана об Испании и мечтаю побывать там. Возможно, теперь, когда эта ужасная война закончилась, можно будет поехать.

На смуглом лице блеснула белозубая улыбка.

— Не могу сказать, что проклинаю войну. Не захвати Наполеон Испанию, я бы не встретил вас. Как приятно познакомиться с женщиной, которая терпеливо внимает жалобам человека, терзаемого ностальгией.

«И еще приятнее, — подумала Амелия, — когда с тобой обращаются как с равной и считают умной и сострадательной! Не то что Деверелл или сэр Алекс, который теперь, после неосторожной реплики, станет всячески избегать меня!»