— Похоже, Стэнфилл был прав, мисс Кортленд, — послышался низкий голос, и Амелия в упор уставилась на человека, державшего ее руку.
Деверелл…
Годы действительно изменили его. Раньше в осанке и взгляде не было такой откровенной настороженности. Он казался еще выше, чем был, более стройным, лицо осунулось, кожа туго обтянула скулы. И без того смуглая кожа была обожжена солнцем почти до черноты, только глаза оставались теми же. Морской синевы. От него так и исходили уверенность, надменность и аура опасности. И если раньше он мог считаться достойным противником, то теперь казался неумолимым врагом.
Холт с мрачным видом рассматривал Амелию. Не дождавшись ответа, он саркастически поднял бровь. Как хорошо она запомнила это язвительное выражение!
— Я думал, ты забыла меня, цыганочка, — усмехнулся он, и Амелия поспешно отдернула руку. Значит, все вернулось на круги своя. Он по-прежнему осыпает ее насмешками!
— Нет, милорд, я все помню, — сухо ответила она. — Леди Уинфорд будет рада вашему появлению.
— А вы, значит, нет? Я верно понял?
— Если хотите узнать, расстроена ли я этим обстоятельством, с моей стороны будет крайне грубо признать, что так оно и есть.
До чего же неприятно: он все еще злится, даже после стольких лет…
Стараясь избежать публичной сцены и не зная, что делать, Амелия поспешно обратилась к следующему гостю.
Неожиданно резкий отпор заслужил лишь тихий смех Деверелла. И вместо того чтобы выяснять отношения, он поздоровался с бабушкой — так беспечно, словно отсутствовал всего несколько недель. Амелия ощутила привычное раздражение. Обменивается с несчастной женщиной любезностями как ни в чем не бывало! Мог бы обронить несколько ласковых слов. За все это время не написал ни слова, если не считать наспех нацарапанных посланий, которые передавал через поверенного! Бедная леди Уинфорд едва не умерла от тоски! Изводила себя упреками за то, что своей вспыльчивостью прогнала внука из страны!
— Он все, что у меня было, пока ты не приехала, Ами, — повторяла она со слезами. — И хотя мы и раньше ссорились, я не ожидала, что на этот раз Холт будет так долго отсутствовать. Следовало бы придержать мой проклятый язык, но он окончательно вывел меня из себя, посчитав, будто имеет право распоряжаться мной и приказывать… совсем как его отец и дед. Поверишь, даже мой второй муж не был столь властным, хотя, думаю, Холт желал мне только добра, верно ведь, Ами? Он ведь вытворял все это лишь для того, чтобы защитить меня?
Девушка неизменно соглашалась с ней, хотя считала, что леди Уинфорд жестоко заблуждается. Но все же не могла ранить чувства бабушки, и без того опечаленной исчезновением внука.
И вот теперь он здесь, впорхнул в Бикон-Хаус, словно после недельной поездки в Брайтон. Высокомерный, спесивый, заносчивый… И сразу дал понять, что считает ее втирушей, наглой приживалкой.
Даже приветствуя виконта Стэнфилла, девушка невольно прислушивалась к разговору Деверелла с бабушкой. Нервы были натянуты как канаты. Она изнемогала от одного сознания того, что теперь будет видеть его часто. Слишком часто.
Лорд Стэнфилл осторожно сжал ее пальцы, чтобы привлечь внимание.
— Примирения всегда приятно наблюдать, не так ли, мисс Кортленд?
— По крайней мере некоторые.
В карих глазах заплясали веселые искорки.
— Ах да, я и забыл, что между вами нечто вроде кровной вражды.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, милорд. У меня слишком гибкая память, отвергающая неприятные вещи.
Виконт явно собирался и дальше распространяться на эту тему, но Амелия поспешно осведомилась, намеревается ли он выставлять лошадь на скачках за Брайтонский кубок. Стэнфилл, немедленно позабыв обо всем, стал расписывать чистокровного жеребца, который, вне всякого сомнения, выиграет в этом году кучу денег.
— Великолепный экземпляр и, готов поклясться, отыграет каждый соверен, поставленный на него!
— В таком случае, милорд, мы, вероятно, будем иметь удовольствие видеть его на беговой дорожке, — вежливо откликнулась она и, отняв руку, поздоровалась с очередным гостем.
Наконец долгая церемония завершилась. Обычно Амелия никогда не пила спиртное, потому что оно сразу ударяло в голову, но на этот раз была в таком состоянии, что взяла бокал с шампанским с подноса проходившего лакея.
Прохладное, сладкое, оно приятно щекотало нос и небо бесчисленными пузырьками.
В переполненных людьми комнатах становилось все жарче. К тому же хозяйка велела растопить камины, хотя на улице было довольно тепло. Амелия почувствовала, как лицо становится влажным от пота. Тонкий муслин льнул к телу влажными складками, что было не только неприятно, но и немного неприлично. Пусть таковы последние моды, но она не так смела, как некоторые девицы, специально брызгавшие водой на платья, чтобы липли к коже и обрисовывали фигуру.
Прохлада садов так и манила ее, обещая покой и избавление от назойливой толпы. Стараясь не попадаться на глаза бабушке она пробралась сквозь группы элегантно одетых гостей, смеявшихся и болтавших так громко, что музыки почти не было слышно, и выскользнула на веранду, навстречу свежему ветерку. Ужин должны были сервировать позже, за буфетными столиками, после окончания танцев, и девушка, не желая возвращаться и рисковать встречей с чересчур пылкими поклонниками, проигнорировала тихое урчание в пустом желудке и заглушила его вторым бокалом шампанского. Почему бы нет? В конце концов, сегодня ее день рождения и Амелии следует радоваться, что бабушка дает такой пышный праздник в честь совершенно чужой девушки.
Прислушиваясь к невнятному гулу голосов, Амелия прислонилась к холодным каменным перилам веранды и улыбнулась, когда снизу донесся кокетливый женский визг.
Очевидно, некоторые гости решили воспользоваться уединением и полумраком. Какая соблазнительная мысль!
Девушка подумала о сэре Алексе, высоком красивом блондине, совершенно неотразимом сегодня в синем бархатном фраке и белом шелковом галстуке; на манжетах сорочки пенились кружева, и вместо полагающихся панталон до колен он надел лосины, тесно облегавшие стройные мускулистые ноги.
Она позволила себе немного помечтать о супружеской жизни с сэром Алексом. Он родился младшим сыном барона: благородное, но не слишком высокое происхождение, так что не станет смотреть на нее сверху вниз. Они познакомились два года назад, на первом балу Амелии, куда ее привезла бабушка. Тяжелое испытание, из которого она вышла с честью благодаря сэру Алексу.
Она никогда не забывала доброты этого милого человека и при каждом случае старалась подольше побыть в его обществе. И потом сэр Алекс был настоящим джентльменом, не то что Деверелл! Даже мопсы леди Уинфорд, и то куда лучше воспитаны!
Амелия судорожно сжала изящную ножку бокала, в котором едва слышно шипело шампанское. Ветер приносил аромат осенних цветов, сладкий и немного пряный. Этот вечер будет тянуться бесконечно, особенно из-за графа, преследующего ее, как назойливое привидение. Ах, если бы только сэр Алекс подошел к ней, вместо того чтобы улыбаться с дальнего конца залы, она смогла бы вынести все!
Но сэр Алекс всегда держался с холодноватой учтивостью и занимал ее светской беседой, чем невыносимо терзал девушку, привыкшую грезить о нем целыми днями, хотя во сне, как ни странно, ей являлся темноволосый мужчина, неизменно скрывавшийся в тени, так что она ни разу не сумела рассмотреть ни лица, ни фигуры.
Таинственный незнакомец не хотел быть узнанным.
Лунный свет отражался в шампанском, и Амелия поднесла бокал к губам. Прохладная жидкость легко скользнула по горлу. Сколько же она выпила? Похоже, окончательно голову потеряла! Настоящее сумасбродство!
Не успела она поставить бокал, как в руку ей сунули еще один. Янтарная жидкость переливалась в сиянии фонариков. Растерянная девушка подняла глаза и оцепенела при виде графа.
— Еще шампанского, мисс Кортленд?
Кажется, в его голосе слышен смех? Снова решил поизмываться над беззащитной жертвой?
— Нет, — бесстрастно ответила она. — Я больше не испытываю жажды.
— Как удачно. Зато я хочу пить.
Он прислонился к перилам и принялся рассматривать девушку. Ей стало не по себе под неотступным пристальным взглядом, но она ничем не выдала своего смятения. Он осушил бокал, так и не сводя с нее глаз, и скривил губы в улыбке. Амелия робко моргнула.
— Вы очень изменились, мисс Кортленд, — неожиданно бросил он, лениво растягивая слова. Насмешливость тона граничила с наглостью.
— Должна ли я считать это комплиментом или сожалением, милорд? Простите мою дерзость, но я не привыкла к таким… интимным замечаниям незнакомых мне людей.
— Но мы знаем друг друга уже много лет, не так ли?
Амелия осторожно поставила бокал, услышала слабый звон хрусталя о камень и расправила платье, стараясь потянуть время. Отчитать его? Он наверняка оскорбится, и, хотя ей все равно, их ссора может вызвать новое охлаждение между ним и бабкой, а этого допустить нельзя.
Наконец она подняла голову и взглянула ему в глаза.
— Мы встречались всего однажды, и то ненадолго, и поэтому вряд ли можем считаться кем-то кроме случайных знакомых, милорд.
— Очень жаль.
— По вашему голосу этого не скажешь. Однако я восхищаюсь вашей способностью скрывать истинные чувства, — выпалила Амелия и тут же осеклась, прикусив язык. Годы, прожитые в обществе леди Уинфорд, научили ее не только правильно произносить слова, пользоваться столовыми приборами, но и высказываться откровенно: качество, вполне допустимое в даме высокого положения, но совершенно неприемлемое для никому не известной девушки.
Деверелл тихо засмеялся. Амелия вздрогнула от внезапного озноба. Легкий ветерок неожиданно принес с собой струйку холода. Звуки популярного вальса сверкающим каскадом рассыпались в воздухе.
Амелия отступила и, решив, что немного вежливости не повредит, пробормотала:
— Я должна вернуться к бабушке. Она уже гадает, куда я пропала, и кроме того, мне нужно начать танцы.
— Совершенно верно, бабушка станет беспокоиться, поэтому я провожу вас…
— Нет!
Куда резче, чем она намеревалась, но отказ ничуть его не взволновал.
— Боюсь, мисс Кортленд, что вам придется начать танцы в паре с внуком леди Уинфорд. Нельзя же пренебрегать правилами этикета, верно?
— Я в жизни не слышала о таких…
— Поверьте, существует бесчисленное множество тонкостей, о которых вам не известно, но сейчас не время их перечислять. О нашем танце уже объявлено Или вы вообразили, что я искал вас по собственной воле? Либо мы идем в залу, либо вы отправляетесь туда одна и во всеуслышание объявляете, что отказываетесь танцевать со мной, — сообщил Холт, с пренебрежительной усмешкой наблюдая за ее реакцией. Опять эти вскинутые брови! Как же он ее бесит! И при этом знает, что она не может отказаться, не вызвав сплетен и пересудов! — Чего вы боитесь? — мягко осведомился он и, не дождавшись ответа, шагнул вперед с поистине кошачьей грацией, живо напомнившей ей хищного зверя. Сильная рука легла ей на плечо, и, вспомнив, как он тогда прижимал ее к стене, Амелия вздрогнула.
— Это всего лишь танец.
Всего лишь танец…
Нет, это куда больше, и она ясно это понимала. Не танец. Вызов.
Первобытный мужчина, заранее уверенный в победе, думает, что она либо сбежит, либо, как последняя дурочка, бросится в его объятия. Что ж, его ждет разочарование.
— Прекрасно, милорд. Если мы вынуждены танцевать друг с другом, я исполню свой долг. Как вы сказали, это всего лишь танец.
Но как она ошибалась! И осознала это в тот момент, когда он увлек ее на середину зала. Вальс! Неожиданное начало… О, конечно, он сам выбрал такой… такой неприличный танец. Бабушка никогда не допустила бы ничего подобного, хотя вальс совсем недавно вошел в моду. Это лишь предлог, чтобы обнимать Амелию за талию, едва ли не прижимать к себе, несмотря на все ее старания незаметно отодвинуться.
Они кружились одни, как велел обычай. Первый танец принадлежал королеве бала, и она ощущала сотни любопытных жадных взглядов. Лицо Амелии пылало, в животе что-то тревожно сжималось. Он прекрасно понимает, что скажут люди! Злые языки беспощадны, и если ему вздумается опозорить ее, уничтожить репутацию, ни один порядочный человек не женится на ней.
Несмотря на возрастающий ужас, Амелия старалась не терять спокойствия и прилагала все усилия, чтобы удерживать его на расстоянии.
И танцевал он хорошо: легко, изящно, словно все эти годы упражнялся в балетном искусстве. Только мышцы слегка подрагивали под ее лежавшей на плече ладонью, выдавая его напряжение.
Она уже ничего не различала вокруг, кроме радужных красок, слившихся в единое целое, и пыталась сосредоточиться на фигурах вальса и игнорировать жар, исходивший от могучего тела. Амелия и раньше танцевала вальс, но не так близко к партнеру и, уж конечно, не с Холтом!
Наконец, когда показалось, что прошли годы и учтивая улыбка примерзла к лицу и, если начнет таять, кожа потрескается, как лед, мелодия смолкла. Они не обменялись ни единым словом в продолжение всего танца. Музыканты заиграли полонез, и на паркете выстроились пары.
Девушка не выразила неудовольствия, когда он проводил ее в другой конец залы, продолжая держать под руку, словно ничего более естественного в мире и быть не могло. Только когда они подошли к занавешенной нише, она подняла глаза и, увидев знакомую издевательскую ухмылку, дала волю гневу.
— Я бы просила разрешения, милорд, поговорить с вами наедине, — сухо бросила девушка.
Холт пожал плечами, молча наклонил голову и, повернув ручку, распахнул дверь в маленькую гостиную.
— Только после вас, мисс Кортленд.
Амелия переступила порог и подождала, пока он закроет дверь и обернется. Ярость туманила ей голову. Она уже открыла было рот, решив высказать все, что думает о его постыдных выходках, но Холт в два прыжка очутился рядом, рывком притянул ее к себе и, сжав ей затылок так, что она не могла пошевелиться, стал жадно целовать, отчего Амелия чуть не задохнулась. Ни малейшей нежности, ни страсти, ни желания — одна животная алчность и палящее пламя, обжигавшее губы. Ошеломленная и шокированная, девушка попыталась оттолкнуть его, но не тут-то было. Разве способны ее тонкие руки сладить с этим гигантом?! Смущение и стыд охватили ее вместе с осознанием собственного бессилия.
Только когда он отпустил ее и отступил так резко, что Амелия пошатнулась, голова перестала кружиться.
Рассудок и дыхание вернулись к ней. Она пронзила его злобным взглядом, возмущенная и расстроенная неприятными воспоминаниями об их первой встрече.
Пощечина застала Холта врасплох. Он даже не успел увернуться. Удар не причинил боли, да этого и не требовалось. Она хотела разгневать его, и это ей удалось. Холт ловко поймал ее руку и стиснул запястье.
— Какого дьявола…
— Именно того! Того самого! Как вы посмели, сэр, позорить меня перед людьми, настолько пренебрегать моей репутацией, чтобы мелочно мстить за то, что случилось между нами почти четыре года назад! Это омерзительно, и я не позволю вам ставить меня в подобное положение!
— Не позволите? Вы?! Вряд ли вы, в своем положении, имеете право что-то запрещать или позволять, мисс Кортленд.
Холодный тон противоречил бешенству, полыхавшему в его глазах, хотя голоса он не повысил.
— Если вам так противны мои поцелуи, не стоило звать меня в укромный уголок.
— Я пригласила вас сюда, чтобы высказать свое мнение, а вовсе не напрашиваться на ласки! Неужели вы так тщеславны, что считаете, будто каждая женщина, которая заговаривает с вами, на самом деле просто заигрывает? Как банально!
Он вдруг выпустил ее руку и хрипло засмеялся.
— Значит, вы не собирались танцевать со мной? Но и я не собирался приглашать вас на вальс!
— Позвольте в этом усомниться! Второго такого самонадеянного человека, как вы, я просто не знаю! Это был ваш замысел с самого начала! Опозорить меня перед людьми! Не хотите же сказать, будто ваша бабушка…
— Иисусе! Бабушка! По ее словам, именно вы потребовали начать танцы вальсом! Мне следовало бы сразу распознать, чьих это рук дело! По какой-то непонятной причине она желает, чтобы мы подружились.
— Боюсь, тут ее ждет разочарование, милорд.
— Похоже, вы правы.
— Завтра весь Лондон будет шептаться о нас. Если вы и не нанесли непоправимого вреда моей репутации, то, уж конечно, дали пищу злословию. Вам следует гордиться собой, милорд, ибо вы, вне всякого сомнения, преуспели в своих намерениях.
Глаза Холта чуть заметно сузились.
— И каковы, по-вашему, мои намерения?
— Отомстить, разумеется, и только потому, что, по-вашему, именно я — причина ссоры между вами и бабушкой. Очевидно, вы так и не простили меня за появление в Англии.
Несколько долгих мгновений он молчал, прежде , чем небрежно пожать плечом и тихо обронить:
— Похоже, вы куда более наивны, чем я предполагал, мисс Кортленд.
— Ну, не настолько я наивна, чтобы не распознать низость, когда сталкиваюсь с таковой.
— Вы это так называете? — фыркнул он. — Похоже, вы путаете месть или низость с куда более примитивными инстинктами, но я ничуть не удивлен.
Девушка неуверенно нахмурилась.
— Не понимаю…
— Разве? А мне кажется, вы не так глупы.
Он протянул руку и бесцеремонно коснулся ее щеки.
— Бедная маленькая колонистка! Позолоченная птичка в клетке, простой воробей, превратившийся, как по волшебству, в яркую колибри… и все же не вылетевшую из клетки.
Правда, чистая правда… О Господи, он каким-то образом понял беспокойные порывы, тревожные желания, которыми она не делилась ни с кем. И все же постоянно ощущала, что оказалась в ловушке. В шелковой паутине роскоши и благодарности. И он это знает.
Судя по тому, как иронически дернулись ее губы, каким пренебрежительным стало выражение глаз, Холт понял, что попал в цель.
Повернувшись, он шагнул к двери и неслышно закрыл ее за собой.
Она вдруг вспомнила сны, преследовавшие ее по ночам все эти годы. Неосуществимые желания, неотвязную боль, так часто будившую ее. Бессвязные грезы волновали Амелию; неразличимый во мраке незнакомец тем не менее обещал несказанные наслаждения, так и не познанные ею, и это с каждым разом все больше тревожило.
Только теперь до нее дошло, что голос из темноты принадлежал Девереллу, как и руки, касавшиеся, но никогда не утолявшие голода, а чувство опасности, неизменно сопровождавшее сны, тоже исходило от него.
Не обращая внимания на тихие звуки музыки, проникавшие сквозь дверь, девушка стояла, словно пригвожденная к месту, прислушиваясь к неслышному грохоту разлетевшихся в прах иллюзий.
Глава 6
По залу порхали мелодии Моцарта, перебиваемые громкими, пронзительными голосами полупьяных гостей. Холт шагнул к высокой стеклянной двери, ведущей на веранду. Погода выдалась необычайно теплой для сентября, и в доме было невыносимо душно и несло смешанными запахами духов и пота.
Бабушки нигде не было видно, что, впрочем, и неудивительно: теперь она всячески будет избегать внука, пока его гнев не сменится легким раздражением. Что же, весьма мудро. Ему, как и каждому человеку, не слишком нравится оставаться в дураках, а такой удар по самолюбию снести нелегко. Подумать только, девица искренне оскорблена его ошибкой. Черт бы ее побрал: взирает на него брезгливо, как на гнусную жабу. Ни одна женщина до нее так к нему не относилась. Он не привык к подобному обращению!
Нет, он не настолько тщеславен, чтобы считать, будто все женщины от него без ума, но и далеко не так наивен, чтобы пренебрегать авансами молодых особ, польщенных вниманием богатого знатного поклонника.
Одно это означало, что сезон для них будет успешным, чтобы не сказать более, и немало заботливых мамаш из кожи вон лезли, чтобы заполучить его для своих дочерей, зачастую не слишком красивых. Одно это убеждало Холта, что его считают завидным женихом, хотя перспектива поймать графа Деверелла в сети брака оставалась крайне сомнительной.
Но эта маленькая выскочка из колоний в ужасе съеживается от его прикосновения и в штыки встречает всякую попытку завести беседу. Можно подумать, она царица бала и признанная красавица! Нищенка, без гроша в кармане, живущая благотворительностью, и к тому же почти старая дева! Двадцать один год — возраст опасный.
Ей давно пора быть замужем, иначе скоро ее начнут лицемерно жалеть, считая лежалым товаром!
Интересно, что за игру она затеяла? Действительно ли терпеть его не может или разыгрывает обычный спектакль кокетки, желающей поймать завидную добычу?
Разве мало он встречал женщин, разыгрывавших безразличие? Не такой уж глупый план. Наживка притворного равнодушия всегда манит неопытных мужчин. Вот именно, неопытных. Не таких, как он, искушенных в хитростях противоположного пола!
Положив сжатый кулак на каменные перила, он молча рассматривал раскинувшийся внизу сад. Бикон-Хаус.
Прихоть бабушки. Такое безрассудство вполне в ее духе!
Слишком велик, слишком стар, чересчур дорого обходится, а по комнатам и коридорам гуляют сквозняки.
Правда, у бабушки есть собственное состояние, и, нужно отдать должное, она не притронулась к деньгам, посылаемым ей раз в месяц через поверенного. Это немало удивляло Холта, ибо леди Уинфорд была настоящей мотовкой и проклятая благотворительность стоила ей куда дороже, чем это чудовищное строение.
— Милорд?
Холт неохотно обернулся и уже хотел было бросить что-то резкое, как узнал рыжеволосого мужчину с военной выправкой.
— Лорд Кокрин! А я думал, что вас перевели на Балтику!
Капитан Томас Кокрин, сын шотландского графа, покачал головой и мрачно улыбнулся:
— В свете моей нынешней непопулярности у парламента сомневаюсь, что в ближайшее время такое случится.
— Позор! — искренне воскликнул Холт. — Лично я считаю, что любой человек, которого Наполеон называл «морским волком», достоин командовать флотом.
Кокрин встревоженно огляделся, словно боясь, что их подслушают, и тихо попросил, выговаривая слова с сильным шотландским акцентом:
— Я видел, как вы танцевали, и решил потолковать с глазу на глаз. Мы можем где-нибудь уединиться?
— Похоже, сегодня ночь разговоров по душам. Да, я знаю такую комнату.
Сейчас им двигало нескрываемое любопытство. Кокрин был известен всем морякам как блестящий тактик и смелый морской офицер, по праву именуемый покровителем морей. И уж конечно, он ни в коем случае не заслуживал такого унижения от господ лордов Адмиралтейства.
Закрыв за собой дверь гостиной, в которой еще недавно беседовал с мисс Кортленд, Холт показал на небольшой столик у стены, заставленный хрустальными графинами с жидкостями, отливавшими топазами и рубинами.
— Бренди или портвейн?
— Спасибо, ничего. Деверелл, я в затруднении, и только вы можете мне помочь.
Со стороны Холта было бы бестактно заявить, что он ненавидит затруднения, особенно чужие, поэтому он молча направился к столу и налил себе бренди. Почувствовав пристальный взгляд Кокрина, он тем не менее не торопясь сделал несколько глотков, прежде чем осведомиться:
— Надеюсь, не случилось ничего серьезного и никакая дама не поклялась вам отомстить?
Не обращая внимания на шутливый тон, Кокрин подступил ближе и взволнованно прошептал:
— Меня хотят убить.
— Насколько я понял, вы не имеете в виду наполеоновские легионы, — заметил Холт, подняв брови, и уже серьезнее добавил:
— Это из-за ваших политических взглядов на реформы? Если так, члены парламента в мое отсутствие окончательно рассвирепели…
— Нет, дело не в этом. Я изобрел новое оружие для борьбы с Наполеоном, — пробормотал Кокрин и, опасливо оглядевшись, выпалил:
— На прошлой неделе в меня стреляли… пуля прошла в волоске от головы. Вчера я едва не погиб под колесами экипажа, запряженного четверкой коней. Кучер и не подумал остановиться. Поверьте, все это не случайно.
— С кем еще вы говорили об этом? И кто послал вас ко мне?
— Не имею права говорить. Поскольку принц и его военные советники не заинтересовались моим изобретением, им, вероятно, все равно, что будет со мной. Правда, они потребовали моего молчания.
Холт задумчиво вертел бокал, любуясь шелковистыми потеками янтарной жидкости по стеклу.
Кокрин рассеянно запустил пальцы в волосы и подступил еще на шаг.
— Три года назад вы были при Экс-Роудс и признали, что идея хороша.
— Ах да. Огненные корабли.
— Ничего подобного. Корабли-снаряды, вернее, корабли-вонючки. Я работал над изобретением… Вы, наверное, знаете, что мой отец — известный химик. Так вот, я до тонкостей разработал все детали. И знаю, как создать судно, нагруженное начиненными серой ядрами.
Стоит взорвать одно, как от детонации начнут разлетаться остальные и с гибельной точностью попадать во вражеские войска. Если все сделать точно, три корабля сумеют поразить шестьюстами снарядами с горящей серой площадь в половину квадратной мили. Этого достаточно, чтобы вывести из строя французские эскадроны.
От едкого запаха они побегут сломя голову. И тогда можно высаживать солдат и занимать освободившиеся территории. Да что там — хоть все побережье!
Холт отставил бокал и, хотя видел преимущества изобретения Кокрина, все же осторожно заметил:
— Припоминаю, как горячо вы…
Кокрин нетерпеливо отмахнулся.
— Все шло прекрасно, пока этот идиот, адмирал Гамбье, не попытался обвинить меня в некомпетентности.
Вы, разумеется, знаете эту историю.
— Да, как и то, что французы установили боновое заграждение, чтобы остановить ваши суда.
— Я усовершенствовал свое изобретение, и на этот раз никакие боны не спасут французов. Только представьте, Деверелл, это необратимо изменит ход войны в нашу пользу и уничтожит наполеоновские войска.
— Почему же принц остался безразличен?
Кокрин, пренебрежительно фыркнув, сверкнул блестящими синими глазами. В этот момент рыжий великан казался куда моложе своих тридцати шести лет.
— Проклятые советники… Вы знакомы с сэром Уильямом Конгривом, его сыном и герцогом Йоркским? Они считаются великими экспертами морского дела… Господи Боже мой, те еще эксперты! Единственными людьми, верно оценившими возможности и перспективы таких судов, были адмиралы лорд Кейт и лорд Эксмут. Они прямо объявили, что мой план имеет немало достоинств, хотя и признали, что такие смертоносные устройства, мягко говоря, не совсем обычны. Подумать только, они волновались о том, что если враг раздобудет документы, то может использовать изобретение против нас. Любому здравомыслящему человеку зарыдать хочется над их ограниченностью! Узколобые, жалкие кретины! Стоит им… — Он осекся, тяжело вздохнул и поморщился. — Но я пришел не за этим. Не волнуйтесь, от меня никто ничего не узнает. Честно говоря, я с ними согласен: опасность измены существует. И Наполеон в отличие от нашего принца сразу распознает все выгоды такого оружия.
— Но если французам ничего не известно, кто пытается расправиться с вами?
Кокрин развел руками. Лоб и раскрасневшиеся щеки блестели от пота, губы нервно дернулись.
— Вот я и прошу помочь мне узнать, кто это. Я почти никому не доверяю. Но вы — дело другое. Мы вместе сражались, были братьями по оружию, и вы вступились за меня, когда Гамбье привлек меня к трибуналу после катастрофы в Экс-Роудс.
— Я всего лишь сказал правду, — возразил Холт.
Мелодия вальса ворвалась в сознание и на секунду отвлекла его от суровой действительности. Неудачи сегодняшнего вечера отошли на второй план. Даже на сердце не так саднило от откровенного презрения мисс Кортленд. Сейчас главное — история с Кокрином. Весьма неприятно, если он окажется прав. Узнай французы о новом методе ведения боя — и мгновенно воспользуются возможностью отомстить англичанам.
— В Англии есть немало людей, которые предпочли бы видеть меня мертвым, чем позволить Бонапарту выведать тайну изобретения, — неожиданно громко высказался Кокрин. Бедняге столько пришлось пережить, что он уже ничему не удивлялся: голос казался совершенно бесстрастным. — Представляю, как обрадовались бы французы.
Холт согласно кивнул.
— Кто еще знает о вашей работе, если не считать принца и его окружения?
— Никто. Я ни с кем не откровенничаю., Что же, яснее и намекнуть невозможно.
— Не представляю, чем я мог бы помочь, но для начала постараюсь провести расследование, — решил наконец Холт.
В глазах Кокрина мелькнуло облегчение, но больше он ничем не выказал своей радости, только вежливо обронил:
— Я ценю вашу помощь, Деверелл.
— Думаю, будет лучше, если нас никто не застанет за разговором. Если выведаю что-нибудь, немедленно сообщу.
Они вышли из комнаты по отдельности. Первым удалился Кокрин. Холт налил еще бренди и уселся в кресло, пытаясь определить, насколько велика грозившая шотландцу опасность. Он знал Кокрина уже лет пятнадцать и сражался вместе с ним при Экс-Роудс, когда ослиное упрямство и тупость адмирала Гамбье привели англичан к полнейшему фиаско. За глупость одного человека Англия расплатилась целым флотом. Какие люди погибли!
Кокрин разделил позор с адмиралом, но в отличие от последнего не вышел сухим из воды. Пережитое унижение подорвало его позиции в парламенте как независимого члена и ярого реформатора, избранного жителями небольшого городка Хонитон. Кроме того, он успел приобрести немало политических недругов, всячески задерживавших его новое назначение. Поэтому можно с уверенностью заключить: кто угодно может покушаться на жизнь Кокрина.
Внимание Холта привлек раздавшийся у двери тихий шорох. Стиснув ножку бокала, он настороженно вскинул голову. На пороге показалась знакомая фигура.
— Вот ты где! Сбежал, как…
Леди Уинфорд бросила на него внимательный взгляд.
— Тебе нехорошо?
— С чего это вдруг такое беспокойство, бабушка?
Леди Уинфорд махнула рукой.
— Сама не знаю. Просто ты внезапно исчез. Растворился в воздухе… Кстати, где Ами?
— Не имею ни малейшего понятия, кто это и где находится…