Все называли ее «Джинья», на испанский лад. Горничные восхищались новыми нарядами, и даже тетя Альфонса оттаяла настолько, что благосклонно заметила, как идут к глазам Джинни изумруды, подаренные доном Франсиско. И хотя Джинни протестовала против таких дорогих подарков, ее никто не слушал.
Драгоценности предназначались для невесты дона Эстебана и все эти годы пролежали в сейфе, ожидая своего часа.
У Джинни было все, что она хотела, и даже резвая кобылка арабской породы.
Джинни все время чувствовала себя неловко — ведь многочисленные друзья и родственники ожидали, что Стив женится на Ане Вальдес, а тут неизвестно откуда появилась незнакомая женщина, да к тому же американка! Но ее приняли без расспросов, с истинным гостеприимством и добротой. И теперь заверения дона Франсиско, что внук подчинится его приказу, уже не казались ей странными. Она поняла, что старик держит в руках жизнь и смерть людей, работавших на асиенде. Рассказы Стива и Ренальдо помогли девушке лучше увидеть картину этого все еще феодального общества. Но каким образом Стиву удалось вырваться отсюда? И почему он захотел сделать это? Она чувствовала, что презирает его еще больше за то, кем он стал — бандитом, авантюристом, и не потому, что должен бороться за выживание, нет. Стив был достаточно безрассуден, беспечен и порочен, чтобы жить подобной жизнью. И что еще хуже, он лицемер — осмеливается осуждать богатых землевладельцев и французов, прибывших сюда по их приглашению, — но разве он сам не был одним из них?! Он убивал и воровал во имя дела Хуареса, который желал все отобрать у богатых и раздать бедным — бандитам и пеонам, своим сторонникам! Нет, Джинни никогда не понять этого!
Она не хотела думать о Стиве, но ничего не могла поделать — остальные женщины в доме все время напоминали о свадьбе, наслаждаясь смущением девушки. Они считали все это романтичным, как из волшебной сказки. Подумать только, дон Эстебан похитил красивую девушку, в которую страстно влюблен! Украл ее из-под носа тирана-отца! Вот это настоящая любовь!
Даже Рональде, обычно такой тактичный, иногда заговаривал о свадьбе. Приглашения уже рассылаются. Не хочет ли Джинни пригласить друзей и родных?
И девушка против воли краснела и заикалась. Нет-нет, она никого не желает видеть. Дону Франсиско Джинни призналась, что хочет все рассказать отцу после свадьбы. Позже, когда она станет замужней женщиной, все объяснит отцу и Соне.
Но были минуты, когда Джинни не могла отделаться от непрошеных мыслей. Что сделает Стив, когда вернется, как поступит? Пока она под защитой дона Франсиско, но что будет потом?! Сумма, положенная стариком на ее имя, позволит Джинни стать самостоятельной, путешествовать, делать все, что захочется, но что, если Стив решит по-другому?
Ведь свадьба делает женщину рабыней мужа, и вдруг он решит предъявить на жену свои права? Ведь сказал же он Джинни, когда та ударила его ножом:
— Не стоит недооценивать друг друга.
Джинни не смела недооценивать Стива — она слишком плохо его знала!
«Я боюсь его, — думала Джинни как-то ночью, не в силах уснуть. — Он совершенно непредсказуемый и способен на все! Что, если он решит отомстить?!» Но ведь она ни в чем не виновата! Стив сам привез ее сюда, поставил в ужасное положение. Пусть теперь узнает, каково это — потерять драгоценную свободу, о которой он так много говорит! Нет-нет, она никогда больше не позволит себе склонить перед ним голову, никогда не испугается!
Но все же были ночи, когда тяжелые запахи жасмина и гардений врывались в спальню, не давая дышать. Джинни снова и снова повторяла себе, что всему причиной жара, дремлющая, томительная чувственность непривычного климата. Почему, почему тело предает ее, тоскуя по его ласкам, вынудившим ее пробудиться от девственного забытья И понять, что такое страсть, желание и удовлетворение этого желания. И пусть умом Джинни ненавидела Стива и вздрагивала при воспоминании о его требовательных, ненасытных руках и губах, все же были ночи, когда она терзалась жаждой ощутить его разгоряченную плоть, безумные поцелуи на губах и груди, тяжесть тела, заставлявшую забыть обо всем, кроме стремления достичь блаженства и экстаза…
Иногда Джинни, вне себя от возбуждения, наполняла ванну холодной водой и лежала в ней, пока не начинали стучать зубы.
«Что со мной? — спрашивала она себя. — Неужели я становлюсь таким же презренным созданием, как Стив, живущим лишь страстями, инстинктами тела, а не разумом? Я ненавижу его, в этом нет сомнения, и все же, когда он прикасается ко мне или целует… становлюсь животным, и Стив… Стив знает это, знает, что может сделать со мной все что заблагорассудится! Как несправедливо, что я родилась женщиной!»
Никому, ни одному человеку Джинни не могла признаться в этих постыдных чувствах: ни старому священнику, которому была обязана исповедаться, ни даже Ренальдо, верному дорогому другу.
Прошло десять дней с тех пор, как дон Франсиско привез ее в «большой дом», и, несмотря на спокойную жизнь, Джинни временами ощущала, что ее нервы натянуты до предела.
Стив сказал, уезжая, что будет рад избавиться от нее.
Что он подумает, когда вернется? Подумать только, этот человек, так презираемый ею, был единственным, кто видел в Джинни женщину, а не ангела добродетели или просто хорошенькое личико, и обращался с ней как с женщиной.
Как-то днем, сидя в библиотеке, Джинни услышала за дверью шум и суматоху. На секунду девушка застыла от ужасного предчувствия. Стив приехал?! Все-таки решил вернуться! Девушка боялась выйти, притворяясь, что ничего не слышит, и перелистывала книгу, хотя буквы расплывались перед глазами.
Раздались шаги дона Франсиско. Кого он ведет?
— Уверен, что она здесь, — объявил он обычным сухим голосом. — Все дни проводит за чтением!
Но когда дверь открылась, Джинни увидела, что в комнату вплыла полная, богато одетая женщина, увешанная чрезмерно большим количеством украшений.
Дон Франсиско представил ее как свою сестру, сеньору Марию Ортега, мать Ренальдо.
— Моя сестра живет в Мехико со своим старшим сыном и его семьей, — со старомодной учтивостью сказал дон Франсиско. — Ей не терпится познакомиться с вами, так что оставляю вас наедине.
— Да-да… всем нам так интересно узнать о женщине, которая смогла взять в плен моего неуловимого внучатого племянника.
Джинни очутилась в душистых объятиях; маленькие темные глазки женщины цепко ощупали ее, не пропуская ни единой детали. И прежде чем девушка успела открыть рот, дона Мария, схватив ее за руку, потянула из комнаты, ни на минуту не переставая трещать:
— Франсиско, мы посидим во дворе — там гораздо прохладнее! И не забудь мой апельсиновый сок, хорошо? Дорогая Джинья, конечно, не откажется составить мне компанию!
Господи, деточка, — поспешно улыбнулась она, — не бойся меня! Я не кусаюсь, просто старуха, которая любит поболтать! Уж потерпи, мне столько нужно спросить!
И скоро они удобно устроились в патио[8]. Проворный слуга уже спешил с высоким кувшином прохладного апельсинового сока для доны Марии. Рот ее ни на минуту не закрывался, и Джинни с облегчением обнаружила, что ее участие в беседе ограничивается короткими «да» и «нет».
Сеньора Ортега, которую Джинни меньше всего представляла в роли матери Ренальдо, оказалась крайне прямодушной и откровенно объявила, что считает всех американцев неотесанными дикарями, за исключением некоторых южан.
Но она простила Джинни ее происхождение, поскольку та оказалась француженкой.
— А ты хорошенькая, — великодушно объявила дона Мария. — Должна признать, я приятно удивлена. Этот дьявол Эстебан всегда гонялся за женщинами определенного сорта, поэтому, когда Ренальдо написал, что ты — дочь сенатора, образованная молодая леди, я очень обрадовалась. Так и сказала дорогой Сарите, моей невестке: «Дорогая, Франсиско никогда не согласится на брак с женщиной, которую не одобряет!» Мой брат — человек строгих правил, но, видно, вы ему нравитесь — я сразу это увидела. Что же касается моего младшего сына — я просто поражена! Он не очень-то высокого мнения о женщинах, но в восторге от вас.
Внезапная перемена темы вызвала» у Джинни легкое головокружение; она смогла только слабо прошептать:
— Ренальдо? От меня?
— Ну конечно, деточка, кто же еще? Жаль, что он не встретил тебя раньше, чем этот негодяй Эстебан… Ах, ты не представляешь, как он меня разочаровал! Сначала решил стать священником — провел два года в семинарии и неожиданно передумал! И все из-за богопротивных книг! Я рыдала день и ночь, когда он мне сказал! Объявил, что желает помочь бедным людям, крестьянам, и поэтому собирается стать школьным учителем! Вообрази, и это мой сын! Да еще отказывается жениться, а теперь… нет-нет, это ужасно.
— Но, мадам, я не понимаю, — пролепетала Джинни. — Что плохого в том, что Ренальдо хочет…
— Чепуха! Конечно, понимаешь! Ренальдо насквозь виден! Он, конечно, влюблен в тебя — это ясно и понятно. Но куда ему до Эстебана — тот может вскружить голову любой женщине! Кроме того, он богат или будет богат, когда решит угомониться.
Джинни, покраснев, энергично запротестовала:
— Мадам, вы смущаете меня. Я уверена, что…
Но сеньора Ортега лишь небрежно взмахнула рукой:
— Не стоит, дорогое дитя! Я знаю, что вы не авантюристка и не охотитесь за состоянием брата — в конце концов, вы и сами не бедны, не так ли? А кроме того, Эстебан всегда умел покорить женщину… Ах, сколько беспокойства он причинил моему бедному брату и дорогой Луизе, пока та была жива! Я даже рада, что он наконец решил жить как все люди! Вечно убегает, скрывается, ни словом не предупредив! Кстати, когда ваш жених возвращается?
Джинни едва не заскрипела зубами от раздражения, но, выдавив улыбку, быстро объяснила, что Стив должен приехать через две недели.
— У него срочные дела, но думаю, он успеет к фиесте у Сандовалей, — небрежно пояснила она, презирая себя за то, что приходится выгораживать Стива, и, чтобы предупредить дальнейшие расспросы, осведомилась:
— Вы ведь поедете с нами, не правда ли, мадам?
— Пожалуйста, дорогая, зови меня «тетя Мария», ведь теперь ты одна из нас. Конечно, поеду. Дон Хосе наш старый друг и всегда дает такие изысканные балы, гораздо более великолепные, чем я посещала в Мехико и даже Чапультепеке! — Дона Мария извлекла веер из слоновой кости и, энергично обмахиваясь, продолжала:
— Вот где тебе нужно побывать! Ты должна быть представлена императору и императрице. В их дворце царит такое веселье — императрица любит окружать себя молодыми людьми — там собрались блестящие офицеры со всего света. А женщины! Я была там с сыном и его женой.
Сколько нарядов! Могу поклясться, что видела там, представь кого? Эстебана! С этой бойкой, хорошенькой графиней-француженкой, о которой все говорят! Я так удивилась, а когда снова посмотрела, они уже скрылись в толпе. Но конечно, вряд ли это был Эстебан, должно быть, я спутала. Какой-нибудь американский авантюрист, при дворе их полно, и говорят, графиня Даниела, пока ее муж сражается с хуаристами, предпочитает американских любовников.
О Господи!
Дона Мария, замолчав, уставилась на Джинни:
— Дорогая, неужели я расстроила тебя своей глупой болтовней?! Конечно, это не Эстебан, он не мог там быть! Ты выглядишь плохо, Джинни, может, здесь слишком жарко?
— О… о да… я еще не привыкла… нет-нет, я не беспокоюсь! Просто голова…
— Конечно, не о чем беспокоиться! Вы скоро поженитесь, каждая женщина ждет этого, не правда ли? Нервы…
Скорее всего нервы… вполне обычное явление, дорогая, не у тебя одной! Я помню…
Дона Мария углубилась в воспоминания, пока Джинни, сидя с непроницаемым лицом, делала вид, что слушает. Но внутри она кипела яростью, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Конечно, это Стив! Кому же еще, как не ему, ухаживать за графиней-француженкой! У них назначено свидание, поэтому он так спешил уехать в Мехико, оставив здесь Джинни.
Он шпион хуаристов, подлый предатель… Как он мог поехать на бал к императору, когда замышляет свергнуть бедного Максимилиана?! О, нужно было разоблачить его… только сумасшедшая могла согласиться на этот брак… связывать себя с подобным человеком!
Мысли лихорадочно метались в мозгу Джинни, голова раскалывалась от невыносимой боли. Она закрыла глаза и услышала встревоженный голос тети Альфонсы, приложившей ей ко лбу платок, смоченный холодной водой. Но перед мысленным взором все время всплывало лицо, издевательски улыбающееся, ненавистное лицо Стива. Больше она не боялась его гнева — наоборот, с какой-то злобной яростью ожидала его возвращения. Она отплатит Стиву Моргану за все, за все! И, теша себя этой мыслью, Джинни заснула.
Глава 29
Стив Морган вернулся на асиенду только в самый день празднования именин дона Хосе Сандоваля, и к этому времени сеньора Мария Ортега успела превратить спокойное жилище брата в нечто напоминающее сумасшедший дом. Она немедленно взяла на себя бразды правления, и теперь слуги непрестанно сновали по комнатам, выполняя бесчисленные поручения. Дом вычистили с чердака до подвала, каждое платье Джинни подвергалось критическому осмотру, от нее потребовали учиться вести домашнее хозяйство, носить больше драгоценностей, сделать другую прическу… Дон Франсиско предпочел закрыться в кабинете вместе с Ренальдо, вконец доведенным бесконечными приставаниями матери.
Джинни чувствовала себя совершенно беспомощной, но в общем была даже рада, что можно заняться чем-то и что дона Мария не дает ей возможности остаться наедине со своими мыслями, хотя ко времени появления Стива Джинни столько раз слышала его имя, произнесенное неодобрительным тоном, что, казалось, вот-вот сойдет с ума, если сеньора Мария упомянет о Стиве еще раз.
Она не ощутила ничего, кроме холода, ужасного холода, сковавшего сердце, рожденного от смеси гнева и отчаяния, когда одна из горничных, запыхавшись, ворвалась в комнату с вытаращенными от волнения глазами.
— Он вернулся! Дон Эстебан наконец вернулся! Дона Джинья, он сейчас придет! Он в кабинете с хозяином! Помочь вам переодеться?
— Конечно, нет! — воскликнула Джинни резче, чем намеревалась. — Я уже устала менять платья по десять раз на день!
После ухода девушки Джинни нервно забегала по комнате. Переодеться?! Платье, которое она надела по настоянию тети Марии, очень ей идет, и к тому же Стив никогда не обращал внимания, во что она одета — единственной его целью было поскорее сорвать с нее одежду!
Нервы Джинни были так натянуты, что появление дуэньи только ухудшило дело. Именно Джинни пришлось успокоить взволнованную сеньору Армихо.
Единственным утешением служило то, что дона Мария решила навестить сегодня своего сына и вернется только во второй половине дня.
— Какая жалость, что сеньора Ортега не смогла встретить дона Эстебана! — повторяла тетя Альфонса. — Она так расстроится!
Джинни пыталась заняться вышиванием, скорее из-за дуэньи, чем ради себя. Она строго говорила себе, что нисколько не боится, ничуть не расстроена, но, услышав знакомые шаги за дверью, поспешно вскочила, чувствуя, как кровь отливает от лица.
— Вам незачем уходить, — прошептала она дуэнье, — в конце концов, мы уже не дети и хорошо знаем друг друга.
— Но он ваш жених! Дон Франсиско сказал, что вам можно оставаться наедине!
Выхода не было — как только Стив появился в дверях, тетя Альфонса, извинившись, поспешила из комнаты.
— Я слышал, мы скоро поженимся, — первое, что сказал он, и хотя его той был удивительно мягким, Джинни нисколько не обманывалась — она заметила издевательское, почти злобное выражение в суженных глазах, пока он внимательно рассматривал Джинни, словно видел впервые.
Он прислонился к двери, очевидно, чувствуя себя как дома, но Джинни успела разглядеть гневно сжатые, белые от ярости губы и нахмуренные брови.
В руке у Стива был какой-то сверток, который он небрежно швырнул на пол.
— Я принес тебе подарок — новое платье. Хотя вижу, теперь оно вряд ли понадобится. Но можешь надеть его сегодня, если захочешь.
Как вежливо он говорил, как спокойно! Но в душе бушевала ярость, Стив еле сдерживался, и Джинни это понимала — ведь она и раньше видела его таким!
Девушка гордо подняла подбородок, презрительно скривила губы:
— Спасибо! Прошу простить, что удивилась так — не привыкла к подобным знакам внимания с твоей стороны!
— Кажется, мой дед тоже считает, что я бесчеловечно обошелся с тобой. Видимо, мне следует загладить вину? Ухаживать за тобой, как подобает страстно влюбленному жениху… найти путь к женскому сердцу? — Стив зловеще улыбнулся. — Ты сегодня необычно молчалива, Джинни! На себя не похожа! Разочарована, что я не поздоровался с тобой по-настоящему?
И не успела Джинни сообразить, в чем Дело, Стив одним прыжком пересек комнату и схватил ее в объятия, нагнув ей голову. Джинни закрыла глаза, чтобы не видеть полыхающего в них гнева. Или это просто предвкушение поцелуя? Она ничего не понимала, сознавая лишь собственную слабость и почти гипнотическое могущество, которым обладали его объятия. Он не поцеловал ее, но Джинни физически ощущала взгляд горящих глаз на лице, губах, плечах и груди. Чего он ждет? Как смеет он держать ее вот так, рассматривать, словно вещь?! Собрав все силы, Джинни свирепо прошептала, пытаясь оттолкнуть Стива:
— Нет! Отпусти!
Но его руки только сжались еще крепче, так, что Джинни едва могла дышать.
— Не лучше ли начать привыкать к моим объятиям, любимая? Разве годится так приветствовать будущего мужа? А мне сказали, с каким нетерпением ты ждала моего возвращения!
Глаза Джинни широко раскрылись.
— Прекрати! Ненавижу тебя!
Неожиданный горький смех заставил Джинни замолчать.
— Ну конечно, — издевательски процедил Стив. — Как я мог это забыть? А я-то думал, ты изменилась и выходишь за меня по любви! Уверена, что не питаешь ко мне тайной страсти? Попытайся поцеловать меня. Когда мы поженимся, ожидаю от тебя большей покорности!
Джинни начала сопротивляться, но Стив снова наклонил голову и начал целовать ее долгими, жестокими, почти болезненными поцелуями, пальцы, запутавшиеся в волосах, не давали ей повернуть голову; тщательно заколотые волосы рассыпались по плечам, шпильки разлетелись во все стороны. Джинни пыталась забыться, не думать о его поцелуях, о губах, насильно раскрывших ее губы, о языке, проникающем в ее рот, требовательном, неумолимом, почти вынуждающем ответить на поцелуй.
Рука стальным кольцом сжала ее талию; голова девушки беспомощно откинулась под жгучими, бешеными ласками, и Джинни внезапно болезненно поняла, что он желает ее. Почему всегда этим кончается: как унизительно, стыдно, позорно сознавать собственную слабость и почти безумную чувственность, которую пробуждает в ней его прикосновение?
Джинни почти теряла рассудок, но тут Стив поднял голову, почти оттолкнув ее. Девушка задыхалась, словно пробежала много миль, и, чтобы не упасть, ухватилась за спинку кресла.
Только через несколько мгновений она заметила, что Стив вполне владеет собой — он лишь отступил на шаг, критически оглядывая девушку. Гнев вновь загорелся в ней, сменив дремотно-чувственное состояние, владевшее душой всего минуту назад.
Волосы Джинни рассыпались почти до талии, щеки лихорадочно горели, зеленые глаза зловеще потемнели, как море в шторм. Даже голос звучал резко, сдавленно:
— Что ты хочешь этим доказать? Что сильнее меня? Ты омерзителен!
Он сунул большие пальцы за пояс — знакомый ненавистный жест.
— Я не всегда вызывал у тебя подобные чувства, насколько припоминаю. Собственно говоря, тебе не терпелось узнать когда-то, что это такое — стать женщиной. Одного не понимаю: зачем ты согласилась выйти за меня? Так жаждешь респектабельности? Подумай о новых волнующих приключениях, которых будешь лишена. Неужели тебе не наскучит все это? Ты такая страстная женщина, хотя слишком большая пуританка, чтобы это признать, но тебя очень легко возбудить, любовь моя.
Помнишь, как быстро ты переметнулась к Карлу Хоскинсу, а потом к французскому капитану? Не сомневаюсь, ты могла бы сделать лучшую партию. Я не собираюсь осесть, я изгой, вне. закона, жалкий полукровка. Почему ты передумала?
Слова прозвучали пощечиной — эти издевательские, презрительные слова, мгновенно наполнившие Джинни яростью.
На губах Стива играла пренебрежительная полуулыбка, он спокойно ожидал ее реакции.
— Именно ты смеешь говорить мне подобные вещи? — Джинни пришлось собрать всю волю, чтобы не сорваться. — Смеешь обвинять меня… О Боже! Какой же ты лицемер! Думаешь, я не знаю, зачем ты отправился в столь таинственное неотложное путешествие в Мехико! И что ее зовут Даниелой? О да! — продолжала она с бешенством, довольная, что попала в самую точку и с лица Стива исчезла улыбка. — Я не так глупа и невежественна, как ты считаешь! Я знала, что делаю, когда сказала твоему деду, что согласна выйти за тебя, — разве я не клялась, что отомщу любым способом и что ты тысячу раз пожалеешь, что похитил меня! Думаешь, я простила твое гнусное, жестокое обращение со мной? Теперь ты женишься, освободишь меня и на своей шкуре почувствуешь, каково это, когда тебя вынуждают делать то, чего не хочется! Я буду путешествовать, когда и куда хочу, и брать и бросая» любовников… кстати, как тебе понравится быть рогоносцем?
Уж я позабочусь сообщать тебе о каждой измене. Пусть у тебя будет сотня любовниц, мне все равно — я стану твоей женой и собираюсь носить твое имя!
Глаза Джинни сверкали, она, казалось, вот-вот набросится на него, словно кошка.
— Какой же ты оказалась стервой! — спокойно, почти лениво заметил Стив, но Джинни отлично видела, что он вне себя от гнева. Лицо напоминало маску, холодную и безжизненную.
— Ты был прекрасным учителем, Стив?
Она нарочно кокетливо расширила глаза и была вознаграждена бешеным взглядом. Джинни поняла, что зашла слишком далеко и Стив просто набросится на нее и удушит.
Но он только глубоко вдохнул и неожиданно улыбнулся;
— Когда-нибудь, дорогая, ты должна рассказать, что вы с дедом задумали относительно меня. Ну а пока не стоит ссориться, давай проведем оставшееся нам время как можно лучше. Ты просто великолепна, когда сердишься!
О Господи, он просто невыносим! Как ему удается так быстро взять себя в руки — из огнедышащего дракона мгновенно превратился в айсберг!
— Пожалуйста, не трудись говорить комплименты, — высокомерно бросила Джинни. — Думаю, мы прекрасно знаем, как относимся друг к другу.
— Ну а я в этом не уверен, — задумчиво протянул Стив. — Конечно, ты настоящая стерва, но думаю, что и я хорош! Но в любом случае, мне приказали — я повинуюсь. Буду ухаживать за тобой, шептать комплименты, вести себя, как подобает любящему жениху. — Он слегка коснулся ее щеки и рассмеялся, видя, как сжалась девушка. — Так раскраснелась, словно у тебя лихорадка, дорогая! Уверена, что чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы ехать на праздник? Кстати, я зайду за тобой в семь, надеюсь, ты к этому времени уже будешь одета. Дед не любит ждать, а до асиенды дона Хосс далеко!
— Ты невыносим! — ледяным тоном заявила Джинни.
— А ты похожа на цыганку, с этими разметавшимися волосами и потемневшими, как мрачный лес, глазами, — шутливо протянул он. — Вот видишь, даже такой циник, как я, может стать поэтом. По правде говоря, ты так соблазнительна, когда растрепанна и сердишься! Какая жалость, что мы еще не женаты!
Джинни лишь охнула от гнева:
— Не могу больше! Не желаю ничего слушать!
Она повернулась и вылетела из комнаты, пытаясь избежать издевательского смеха Стива.
Только позже, в тишине и уединении спальни, Джинни вспомнила о подарке Стива. Она предпочла бы разорвать платье и забросить подальше, но пришлось под зорким взглядом сеньоры Армихо развернуть бумагу. Встряхнув платье, Джинни не смогла удержаться от восторженного крика. Платье оказалось бальным, самым красивым из всех, какие Джинни приходилось надевать. Оно казалось зеленым, но, когда свет падал на ткань, многочисленные складки начинали переливаться всеми оттенками, незаметно переходившими один в другой! Даже обычно спокойная сеньора Армихо восхищенно смотрела на прелестное мерцающее платье. И хотя вырез был слишком глубоким, Джинни чувствовала себя принцессой из сказки.
— О, какая прелесть! — воскликнула тетя Альфонса. — Все женщины будут вам завидовать! Не будь вы помолвлены, украли бы всех их поклонников! Какой безупречный вкус у Эстебана!
Упоминание имени Стива вернуло Джинни на землю, хотя пальцы против воли ласкали мягкую, почти прозрачную ткань.
Стив… Почему именно он подарил ей это восхитительное платье?! И где он сумел найти такое сокровище? Без сомнения, украл! Возможно, у графини Даниелы… или у самой императрицы Шарлотты! Он способен на все! Но несмотря на горькие мысли и сомнения, Джинни знала: она не устоит перед искушением и наденет платье.
— Я буду в нем сегодня, — вслух объявила Джинни.
Сеньора Армихо благоговейно подняла платье:
— Я сама его поглажу. Нельзя доверять такую ткань глупым девчонкам — обязательно сожгут. А вы, дорогая Джинья, попытайтесь отдохнуть, танцы скорее всего будут продолжаться до рассвета.
Джинни равнодушно кивнула, легла и закрыла глаза, полная решимости последовать совету тети Альфонсы. Джинни была бы потрясена, знай она, что именно в этот момент Стив вспоминает о ней и раздумья его так же горьки и полны гнева, как и размышления девушки.
Он возвратился к себе и хотел уже принять ванну, но почему-то обнаружил, что нуждается в хорошей порции виски. Вино! Ведь здесь не держат в доме ничего, кроме вина.
Ну что ж, сойдет и это!
Стив, словно окаменев, уставился на собственное отражение, рассеянно потер заросшую щеку. Придется побриться — может, это ей понравится!
Мысли о Джинни отнюдь не улучшили настроение Стива. Будь она проклята, хитрая маленькая интриганка! Ей представилась возможность отплатить ему за все, и Стив не сомневался, что она выполнит свои угрозы! Каким же он был дураком — показал ей, что такое наслаждение, и, когда она начала заводить одного любовника за другим, имел глупость похитить ее!
Осушив стакан, Стив поднес к губам бутылку, тремя глотками выпил половину.
С того момента как он встретил Джинни Брендон, все пошло наперекосяк! Хотя, нужно признать, она не во всем виновата. Нужно было выполнить данное себе обещание и держаться подальше от нее! По крайней мере было бы легче оторваться от погони! И какого дьявола он притащил ее сюда — ведь понимал же, что дед обязательно узнает обо всем!
Нужно было, во всяком случае, хотя бы принять меры предосторожности. Но главное — нельзя, ни в коем случае нельзя было позволить себе связаться с Джинни Брендон.
Стив выругался, и горничная-индианка, появившаяся с ведром горячей воды, подпрыгнула, словно ее укусили. Стив рассеянно улыбнулся, и девушка, ответив застенчивой улыбкой, кивнула и снова отправилась за водой.
Стив задумчиво уставился на дверь. Ну и история! Он вернулся из Мехико, как только смог, добыв нужную информацию для Бишопа. Собственно говоря, сам Бишоп в обличье богатого скупщика скота сегодня будет на асиенде Сандовалей по приглашению дона Диего, сына дона Хосе, близкого друга Стива и горячего, хотя и тайного сторонника Порфирио Диаса.
Именно он передал Стиву, что по возвращении того ждет очередное, крайне сложное и ответственное поручение Бишопа. Что он теперь скажет Бишопу?
— Мой дед считает меня ребенком настолько, что решил ставить у двери охрану и даже сам выбрал невесту и велит жениться!
Сама мысль об этом заставила его сцепить зубы от гнева.
Никто не посмеет упрекнуть его — человек на такой службе может использовать любые методы, чтобы достичь своей цели.
Но в этом случае Стив допустил ошибку — ужасную, непоправимую ошибку! Слава Богу, хоть успел добыть информацию, в которой они так нуждались! Даже без него друзья смогут продолжать работу по обе стороны границы.
Несмотря на ярость и отвращение к себе, Стив не смог сдержать улыбки, представив негодование очаровательной Даниелы, когда та обнаружит его исчезновение. Она обозлится еще больше, узнав об исчезновении нового бального платья, сшитого в Париже самим Уортом из дорогой индийской ткани, подарка английского герцога! Да, Дани, должно быть, сейчас бьется в истерике! Как она хороша, особенно в постели — ненасытна, умоляет, извивается, рычит от страсти, царапает спину, выкрикивает непристойности. Все же ему начали надоедать ее претензии и постоянные сцены! Может, теперь она будет более осторожна в выборе любовников — ее муж должен поблагодарить за это Стива!
Нахмурившись при мысли о все еще сражавшемся задело Максимилиана муже Дани, Стив тяжело вздохнул и начал раздеваться, небрежно бросая на пол пропыленную одежду, но, несмотря на отсутствующий вид, напряженно искал возможности сбежать. Правда, это было почти невозможно. Скорее всего Хайме Перес до сих пор стоит за дверью комнаты.
Огромный мрачный человек был личным телохранителем деда и когда-то терпеливо учил маленького Стива стрелять из ружья. Тот факт, что именно Хайме следил за ним, был доказательством недоверия дона Франсиско к внуку. Правда, сам дед откровенно заявил об этом Стиву:
— Всякий из моих родственников, забывший о чести и сделавший то, что сделал ты, не достоин доверия!
Гнев в голосе деда, смешанный с презрением, заставил Стива на секунду почувствовать себя глупым бессердечным юнцом.
Беседа с самого начала приняла неприятный оборот, и хотя дон Франсиско не повышал голоса, все же не пытался скрыть презрение, отвращение и смертельную холодную ярость. Он объяснил Стиву все последствия его отказа от женитьбы и, более того, потребовал немедленно дать клятву вступить в брак с Джинни и обращаться с ней с подобающими заботой и уважением.
— К сожалению, должен сказать, что она заслуживает лучшего мужа, но поскольку ты обесчестил ее — тебе и исправлять содеянное! Надеюсь, в тебе еще остались хоть какие-то понятия о семейной чести и долге, которые я столько лет пытался внушить!
Стив сухо, сдержанно пробормотал, что дает слово, подумав, что на этом все кончится. Он женится на Джинни, если это поможет вернуть ей уважение окружающих! Важнее всего, что он не собирается оставаться с ней до конца дней своих!