Глава 19

Лиз поморщилась. Мерзкий запах был ее первым осознанным ощущением. Потом, повернув голову, она почувствовала непрестанные удары какого-то отвратительного существа, которое, казалось, проживало здесь. Боясь болезненных последствий любого более резкого движения, она толкнула сухим языком кляп, пытаясь выпихнуть его изо рта, пока медленно возвращалась к действительности.

С трудом подняв ресницы, тяжелые, будто из железных стружек, она открыла глаза – в кромешную темноту. Неподвижно лежа на боку, она старалась привести все еще спутанные мысли в какое – то подобие порядка и оценить ситуацию. Шершавое и гниющее дерево впечатывалось в кожу ее рук, бедра и… Она была нагая!

При этой шокирующей мысли Лиз мгновенно попыталась сесть, но не смогла. Ноги были связаны в щиколотках, а запястья так же прочно связаны за спиной.

Дикий ритм сердца эхом стучал в голове. Лиз поняла очевидный факт, что Лоренс, якобы очаровательный джентльмен, у которого она выпила чашку горького чая, сначала усыпил ее, а потом доставил сюда. Но где это «сюда»? Не шикарный лондонский дом графа. Отдаленный звук шумной, но туманно знакомой музыки дал бывшей сыщице первый ключ. Она либо в «Веселом Зале», либо рядом с ним.

Этот факт и ее обнаженное тело не оставляли сомнений в уготованной ей судьбе. Более того, хитрые монстры, ответственные за это насилие, были мастерами своего дела, использовав естественные, сдерживающие женщину обстоятельства в качестве второго, невидимого, препятствия, которое удержит ее в плену. Если бы ей каким-нибудь образом и удалось освободиться от своих уз, даже такая смелая женщина, как Лиз, не побежала бы на улицу раздетая. Такой поступок был бы не отважным, а просто глупым. В этом низменном районе города кто поверил бы, что она герцогиня? И даже если бы и поверили, кому из бандитов и преступников, наводняющих эту часть города, дело до этого? Они скорее всего нашли бы прекрасной мысль низвести благородную женщину до своего уровня и подчинить своей воле.

На мгновение волны паники захлестнули Лиз холодящим чувством поражения. Ее наихудшие страхи воплотились в ужасную действительность. Если бы только она придала большее значение такой возможности, а не отбросила, как маловероятную, мысль о том, что кто-нибудь отважится на такую наглость, как похищение герцогини и продажа ее в белое рабство. Когда первые оглушающие волны паники прошли, Лиз призвала остатки своих обычных оборонительных способностей и подкрепила их несломленным мужеством.

Глаза Лиз постепенно привыкли к темноте, и она смогла по меньшей мере получить представление о крошечной комнатенке, в которой заключена. Отгоняя смятение мечом надежды, она начала молиться о том, чтобы каким-нибудь чудом найти чем прикрыть наготу, одновременно методически ища средство к побегу. Напряженно вглядываясь во мглу, она с радостным удивлением обнаружила, что в противоположной стене есть окно. Через несколько минут Лиз неохотно вынуждена была оставить мысль об окне как о возможном пути побега. Оно было слишком мало не только для нее, но и для кого угодно крупнее, чем только что начавший ходить малыш. Кроме того, с грустью признала она, между подоконником и улицей внизу ее вряд ли ждет какая-либо одежда. Но окно по-прежнему привлекало ее внимание.

Либо с момента ее приезда в дом графа собрались густые облака, либо ночь была безлунная – снаружи было очень темно. Но после упорного наблюдения она заметила появляющееся с разными промежутками времени свечение в нижней части окна. Сначала этот свет поставил ее в тупик, потом она подумала, что это может быть свет от открывающейся двери в «Веселый Зал». Когда загадка была решена, внимание Лиз переместилось.

В этой тюремной камере, казалось, не было ничего, кроме самой Лиз – и комочка чего-то небрежно брошенного в ближнем углу. Комочек явно не обещал орудия для обеспечения ее свободы. Лиз решительно отвергла мысль о неминуемом поражении. Однако холод брал свое. Пока она с отвращением смотрела на комок, перемежающийся свет из окна блеснул на каком-то предмете в его центре.

Лиз инстинктивно начала катиться, медленно и неуклюже, навстречу этому мгновенному отблеску. Но это сопровождалось такой волной боли и головокружения, что после трех оборотов она остановилась, боясь потерять направление. Другой, более близкий и яркий отсвет подтвердил, что она не отклонилась. Она стиснула зубами кляп и одной только волей заставила себя не обращать внимание на мучительный грохот в голове, продолжая катиться, пока наконец не уткнулась носом в черные перья своей модной шляпки. Обессиленная борьбой за преодоление ничтожного расстояния, Лиз упала духом, но заставила себя приподняться настолько, чтобы заглянуть в перевернутую шляпу, – вознаграждением было самое доброе из предзнаменований.

Брошенная, очевидно, пренебрежительно, внутри опрятного велюрового овала лежала драгоценная камея, изящная серебряная оправа которой поймала и отразила слабый свет; Лиз увидела в этом маяк надежды.

Поскольку руки у нее были связаны за спиной, Лиз не могла быть уверена, но чувствовала, что ее дорогое сапфировое кольцо и серьги были сняты и унесены так же, как и серый костюм и белье, созданные великим кутюрье Вортом. Очевидно, ее похитители с пренебрежением отнеслись к шляпе и талисману. Хотя в денежном выражении одежда и драгоценности стоили значительно дороже, для Лиз их утрата ничего не значила по сравнению с драгоценным подарком Грэя.

Мысль о Грэе снова зажгла бунтарский дух Лиз и укрепила решимость найти путь к освобождению… или по меньшей мере приготовиться помочь, когда он придет за ней. А он придет за ней. Он не произнес признания, но его поступки дали ей уверенность в его чувствах к ней. Секретный отчет, найденный Тимоти, показывал, что Грэй знает и о грязных руках графа, и о том, что «Веселый Зал» связан с отвратительной торговлей, в которой она только что стала товаром.

Лиз была уверена, что Грэй придет искать ее в мюзик-холл. Проблема была в том, что он, вероятно, наткнется на такую же глухую стену, что и они с Тимоти. Не имея несомненных доказательств ее присутствия именно в этом здании, он может подумать, что ее увезли в какое-нибудь другое место в мрачном лабиринте лондонских «муравейников», и поведет поиск вдали от того места, где коварные враги решили ее спрятать. Поэтому, несмотря на кляп и связанные руки и ноги, ее роль – найти способ подать ему сигнал.

Подобно знаку с небес, свет из окна снова превратил серебряную оправу камеи в светящийся овал. Лиз улыбнулась под кляпом. В этот момент талисман, дар Грэя, вдохновил ее на отчаянный план. Это потребует точного расчета времени и невероятной удачи, но Лиз чувствовала полную уверенность в успехе.

Оставив позади благополучие освещенных газом улиц, экипаж для слуг, без опознавательных знаков, все глубже забирался в район Хеймаркета. Внутри экипажа беспокойно ерзающий Тимоти все чаще взглядывал на своего кузена. В то время как его нервы напрягались все больше с каждым шагом лошадей вперед, Грэй с видимым безразличием смотрел в окно на сцены упадка и отчаяния. Он почти не разговаривал с того времени, как они оставили Хейтон Хаус; если бы не ссадины от зубов графа на костяшках пальцев Грэя, Тимоти начал бы подозревать, что вся эта сцена ему приснилась.

Из дома Хейтона они вернулись в Брандт Хаус. Грэй отрывисто объяснил логику обмена герцогского экипажа на служебный необходимостью защитить репутацию женщины, которую они собирались спасти. Когда они отправились снова, у каждого было по дуэльному пистолету дедушки Грэя – единственное огнестрельное оружие в городском доме герцога. И они оставили Анни утешать обезумевшую от беспокойства Дру, – странное сочетание.

Грэй чувствовал на себе взгляд молодого человека, но сейчас он проигрывал в уме различные варианты сценария похищения, с которыми они могли столкнуться, и не позволял себе отвлекаться. Как он сказал Тимоти, он не очень надеялся найти Элизабет в следующем месте их поисков. Над мюзик-холлом были комнаты для кратковременных развлечений постоянных посетителей с дамами полусвета, но было мало вероятно, что похитители его жены рискнут содержать ее, ценный товар, в таком, почти общественном месте.

Когда экипаж с грохотом остановился у источника приглушенного шума, Грэй молча сделал знак Тимоти выходить первым. Выйдя вслед за ним, он приостановился и пристально посмотрел на первую закрытую дверь. Она вела в маленькую, плохо освещенную приемную, где коренастый мужчина требовал плату за проход через следующую дверь в сам зал или за пользование одной из верхних комнат, в которую можно было подняться по шаткой лестнице сбоку. Именно из этого звероподобного болвана ему нужно вырвать правду о местонахождении Элизабет.

Свет от фонаря экипажа сверкнул на странном, похожем на птицу предмете, порхая спускавшемся вниз. Он закружился и тяжело ударился о землю в двух шагах от Грэя. Он вздрогнул, но не обратил бы на странное явление внимания, если бы не звук металла, царапнувшего камень. Быстро шагнув, он поднял предмет.

Несмотря на неотчетливые звуки песни, только что зазвучавшей внутри, Тимоти услышал, как Грэй резко втянул в себя воздух. Он с интересом подошел к кузену и посмотрел на странный предмет в его большой ладони – два черных пера, неуклюже привязанных алой атласной лентой к камее Лиз. Тимоти поднял глаза на темное, окаменевшее лицо и проследил за ледяным взглядом путь вверх, где что-то бледное трепыхалось в окне – одним, двумя, нет, тремя этажами выше.

Прежде чем Тимоти закончил считать, Грэй отдал отрывистый приказ Джереми, державшему поводья, и толкнул первую дверь. Не раздумывая над приказом, отданным кучеру, Тимоти поспешил вслед за кузеном. Он вошел в тот момент, когда мужчина, поставленный собирать плату, был лишен сознания одним метким ударом и отодвинут в сторону.

– Тимоти, – тихо позвал Грэй, хватая одну из пары керосиновых ламп и начиная подниматься через две ступеньки, – используй свой пистолет, чтобы не пустить никого наверх.

Не задавая вопросов, Тимоти прижался к стене, защищая спину, и направил заряженный пистолет на нижнюю ступеньку, как бы приглашая любого попытаться.

В крохотной темной комнатке наверху Лиз ждала, бессознательно сдерживая дыхание. Вынужденная работать связанными за спиной руками, она сумела изготовить сигнал, поддельные крылья которого были сделаны, чтобы привлечь внимание и по возможности уберечь от удара ее камею. Ей пришлось докатиться до стены с окном, потом прятаться за этой стеной, выглядывая через край окна, пока не приехал ее спаситель. Тогда, со страстной мольбой о Божественной помощи, она повернулась спиной и кинула свидетельство ее присутствия так далеко, как позволяли ей связанные руки. Мгновенно упав на колени, пряча свое обнаженное тело, она высунула над нижним краем окна руки и пошевелила пальцами.

Все еще стоя на коленях, она ждала. Каждая минута тишины казалась ей часом, и будто вечность прошла, прежде чем она узнала шаги Грэя. Он шел по коридору, распахивая дверь каждой комнаты, и наконец дверь в ее узилище открылась толчком, и свет фонаря ослепил ее привыкшие к темноте глаза.

Грэй немедленно поставил фонарь на пол рядом с дверью и пошел к своей Лилибет.

– Добро пожаловать, ваша светлость! – При звуке неприятного гортанного голоса Грэй замер, а Лиз скрестила на груди руки, от ужаса широко раскрыв глаза.

– Барсук! – выдохнула Лиз, моментально решив, что это та самая лохматая личность, которая совершает ночные визиты в Хейтон Хаус.

– Барсук? – Косматая голова откинулась назад, и, гогоча, человек повторил ее слова с презрительным наслаждением.

Одиночный хлопок уложил коренастого на спину, и облачко дыма поплыло между открытой дверью, где он стоял, и дуэльным пистолетом Грэя. Победитель спокойно отпихнул безжизненное тело в густую тень у двери, освобождая проход. Грэй направился к женщине, которая, хотя и была самой мужественной из всех, кого он знал, сейчас была такая бледная, будто находится в шоке или готова потерять сознание. Он наклонился, быстро освободил ее от кляпа и уз, потом сорвал с себя пиджак и завернул в него ее застывшее тело, – одежда еще хранила его тепло. Он поднялся, взял ее на руки, прижимая к себе и осыпая дождем поцелуев милое лицо, обращенное к нему подобно цветку, поворачивающемуся к солнцу.

– Я провел последние часы, проклиная судьбу за то, что она дала мне совершенную подругу и тут же отняла ее, едва мое упрямое сердце уступило ее нежным притязаниям. – Грэй знал, что они должны уходить немедленно, но не хотел пропустить ни мгновения, не исправив то упущение, о котором так сожалел, не сказав ей, что он чувствует. – Теперь моя любовь опять у меня в руках. – Затуманившиеся серые глаза встретились с сияющими бирюзовыми. – Я ведь так люблю тебя.

– И я люблю тебя, Грэй. – Горячо целуя губы, которые произнесли желанное признание, Лиз упивалась его признанием в чувствах, которые она сама питала к нему. Ее щеки обрели прежний цвет, и она вздохнула, крепко обнимая его шею рукой, все еще затекшей от долгих часов неловкого положения. – После обманов Хейтона мне следовало быть умнее и не отвечать на его сегодняшнее приглашение. Прости меня, что я подвергла тебя такой опасности.

– Из признаний Тимоти я знаю – что бы ты ни делала, ты делала ради меня. Мне не было бы прощения, если бы я обвинил тебя за поступки, которыми двигала любовь ко мне. – Подкрепляя это страстное заявление, Грэй запечатлел на персиковых губах такой же страстный поцелуй, в котором их души, казалось, слились воедино.

– Как мило. – Неожиданный голос грубо ворвался в нежную сцену. – Замороженный герцог, оттаявший в руках огненновласой американки.

Осторожно опустив свою Лилибет на ноги и спрятав ее за свою могучую спину, Грэй повернулся, нацелив оружие на дверь. Там стоял злорадно ухмыляющийся Хейтон, освещенный сзади факелом, который держал высоко в руке один из разношерстного скопища помощников, толпившихся сзади. Впереди себя он, как щит, держал связанного Тимоти с кляпом во рту, приставив дуло пистолета молодого человека к его виску.

– Несмотря на то что я никогда не был таким хорошим стрелком, как ты, Грэйсон, с такого расстояния я не промахнусь. И если ты выстрелишь, хотя ты можешь и попасть в меня, а не в него, все равно это будет ценой жизни твоего кузена.

Хейтон не промахнется, признал про себя Грэй. Хуже того, из оружия, единственно возможный выстрел из которого уже сделан, он вообще не может выстрелить. Но если бы не толпа головорезов за спиной графа, которые представляли слишком большую угрозу для Лилибет, Грэй с радостью повторил бы прежнюю физическую атаку на него.

Лоренс толкнул заложника в комнату впереди себя, освобождая путь своим приспешникам, чтобы они могли разоружить герцога. Толпа ввалилась, и потрясенная Лиз подверглась жадному разглядыванию. Пока руки Грэя связывали за спиной, темные глаза Хейтона с циничным вниманием разглядывали стройные ноги герцогини, закрытые пиджаком лишь до середины бедер.

– Я глубоко сожалею, что не мог присутствовать при вашем раздевании, Лиззи. – Его улыбка больше не была очаровательной, скорее плотоядный оскал, и голос, который мог звучать мягко, как сливки, теперь был подобен скисшему молоку. – Но я буду первым мужчиной в следующей ступени вашего обучения.

Лиз содрогнулась от отвратительного значения его слов, в котором не приходилось сомневаться. При этих словах и при виде ее реакции из-под кляпа Грэя раскатился яростный гром.

В ответ на рычание герцога Лоренс обернулся к нему со злорадством:

– Эмоции помутили твои мозги, иначе ты бы, конечно, понял, что я не дам так легко украсть свою добычу. Как только ты ушел из моего дома, я приехал сюда. Ожидая твоего прибытия, я удобно расположился в более приятной комнате в дальнем конце коридора, сгорая от нетерпения осуществить заключительный акт мести – за расшатанные тобой зубы и за то, что ты подверг опасности очень прибыльный бизнес.

Когда оба Брандта были связаны, Лоренс толкнул младшего к старшему. Он лениво обошел вокруг разгневанной герцогини, крепко сжимавшей у горла мало приличествующую ей одежду. Приподняв локон, он потер волосы между пальцами, как бы оценивая их качество: – Она принесет мне весьма значительную сумму в Истанбуле… после того как я закончу с ней.

Хейтон отпустил рыжий локон и снова повернулся к давнему сопернику, которого редко побеждал, но сейчас с радостью готов был побить в буквальном смысле слова:

– Мы оставим Лиззи ненадолго, пока я займусь возмездием тебе.

Среди помощников графа разгорелся короткий спор, сопровождаемый грубыми эпитетами и непристойными оценками качества пленницы. Они сражались за право сторожить красивую герцогиню, которая вскоре сильно опустится в положении – фигурально и буквально.

– Думаю, нет, друзья, – тихо сказал Лоренс, и все мужчины немедленно притихли, хотя и недовольные.

Эти слова были произнесены жестче и непреклоннее, чем прежде слышанное Лиз от графа. Она была благодарна, что в этом вопросе он применил власть, но его последующие действия убили и эту крупицу благодарности.

– Вероятность того, что она уйдет сейчас не обнаженной, не больше, чем раньше. – Лоренс сдернул пиджак Грэя с ее плеч, потом отступил назад и долгим горящим взглядом окинул прекрасные изгибы ее тела. Подобно опасной змее, готовой ужалить, он прошипел: – Скоро, очень скоро.

Приведенные в движение взмахом руки, приспешники графа начали толкать и тянуть обоих заложников из крохотной комнаты, а он не спеша шел следом и, пройдя в дверь, закрыл ее за собой. Лиз не могла видеть, что происходит с Грэем и Тимоти, но по шуму в коридоре поняла, что их затолкали в какую-то комнату неподалеку, и в следующие минуты она услышала тяжелые удары и презрительные насмешки.

Не желая беспомощно ждать наихудшего, Лиз подскочила к безжизненному телу мужчины, которого застрелил Грэй. В суматохе Хейтон и его люди каким-то образом забыли о своем павшем соратнике. Правда, мужчина лежал в тени за открытой дверью, но они должны же были слышать выстрел. Свет от оставленной лампы горел на распущенных волосах Лиз, когда она в изумлении покачивала головой, стоя на коленях перед неподвижным телом. Они забыли даже его оружие. Их ошибка была благословенной для Лиз, дав ей возможность изменить ход событий.

Лиз, не теряя времени, освободила тело от грязной рубашки и промасленных брюк. Она немедленно надела их, отказываясь пугаться вероятности мелких обитателей. Использовав веревку, которая служила ему поясом, она крепко привязала одежду к своему стройному телу, взяла оружие и направилась к двери.

Приоткрыв щель, она заглянула в пустой коридор и, убедившись, что охраны нет, вышла из своей камеры. Босиком она кралась по грубым доскам пола к источнику продолжавшегося физического и словесного оскорбления Брандтов. Достигнув цели, она распахнула дверь с такой силой, что старое дерево чуть не раскололось, стукнувшись о стену.

Оглушающий треск остановил в полете кулаки и тирады на полуслове, и внимание всех в комнате мгновенно сосредоточилось на дуле пистолета, наведенного на Хейтона.

– Я очень, очень меткий стрелок. – Яростное сверкание бирюзовых глаз подчеркнуло медленно, четко произнесенное утверждение Лиз. После небольшой паузы, чтобы до аудитории дошло, она добавила: – Я думаю, Лоренс, вы помните, как я превзошла всех участников птичьей охоты в Хейтон Лодж?

Лиз изобразила сладостнейшую улыбку, такую же неискреннюю, как и слова графа, когда-либо сказанные ей.

– Мне понравилось, что в этом пистолете больше одной пули. Так что, если вы или любой из вашей мерзкой группы желаете жить дольше, прикажите вашим друзьям сложить оружие позади Грэя и Тимоти, пока вы развязываете их. После этого извольте лечь на пол лицом вниз, руки сцепите на шее.

Хотя лицо Лоренса покрылось потом, он медлил. Лиз взвела курок, и этот звук сломил его никогда не отличавшееся особой силой мужество.

– Делайте, как она говорит, – приказал Лоренс, разрезая узы Грэя острым кинжалом. – Эта сумасшедшая американка не похожа ни на одну из женщин, каких я знал, и вполне может выполнить свою угрозу.

– Очень разумно, мой друг. – Последнее слово было пронизано презрением. – Потому что, уверяю вас, я предпочла бы быть застреленной, чем поехать в Истанбул, поездку в который вы так любезно организовали.

С головокружительным чувством победы Лиз наслаждалась звуком сбрасываемого в кучу оружия и видом лежащих ничком тел у ее ног, в то время как Грэй и Тимоти связывали врагов обрывками их же одежды.

– Более того, – в заключение добавила Лиз, – я гарантирую, что вы бы умерли раньше, чем заставили меня сделать это.

– Я так не думаю, дорогуша.

Лиз вздрогнула от звука знакомого голоса у себя за спиной. Оглянувшись, она увидела устрашающую картину – сэр Дэвид с пистолетом, нацеленным ей в голову. И, самое потрясающее из всего этого, рядом с ним стояла Юфимия!

– Опустите же оружие. – Он сделал знак дулом пистолета и с обычной приятной улыбкой, мягким голосом, крайне не вязавшимся с обстановкой, добавил: – Я не сомневаюсь, что вы способны выполнить свою угрозу. – Выражение его лица ужесточилось. – Но и я тоже.

Ошеломленная, все еще не веря в происходящее, Лиз сделала, как он приказал. Что этот веселый и на вид глуповатый человек, всегда заботящийся о своем комфорте, делает в этом отталкивающем месте? И самое неправдоподобное – с леди Юфимией!

– О да, – продолжал сэр Дэвид, с прищуром глядя на груди под тонкой рубашкой, которая, несмотря на большой размер, не могла скрыть их пышность. – С вашей стороны очень глупо было вмешиваться в такой омерзительный бизнес, хотя я рассчитываю заработать на вас прекрасную прибыль. – Он осмотрел ее холодно-оценивающим взглядом, настолько лишенным личного интереса, что это было еще оскорбительнее.

– Утешьтесь тем, что ваш поиск по меньшей мере достиг своей цели. Барсук – это я. – Сэр Дэвид явно кичился этим дурным титулом.

Этим заявлением Грэй получил более личный и потому более болезненный удар, чем любой из нанесенных ему перед этим физических. В один горестный миг он последовал примеру своего отца. Без малейшего подозрения, он годами оказывал любезному сэру Дэвиду доверие, таким образом подставив себя и оказавшись жертвой чудовищного предательства.

Лиз трясла головой, пытаясь вникнуть в смысл этих неожиданных откровений. Один из людей, которых она заставила лечь на пол, поднялся и толкнул ее на пол между Грэем и Тимоти. Муж немедленно защищающим жестом обнял ее за плечи. Борясь с растущим чувством безнадежности, она обрадовалась убежищу его силы, благодарная, что хотя их мучители снова вооружались, они не занялись еще физическим уничтожением своих заложников.

Забавляясь замешательством герцогини, сэр Дэвид объяснил мягким тоном, усилившим несуразность происходящего:

– Теперь я могу сказать все, так как эти двое скоро будут мертвы. – Он снова воспользовался пистолетом, чтобы указать сначала на Тимоти, а затем на Грэя. – Поистине трагический конец несчастливой борьбы за наследство Эшли. Я как друг семьи буду горько его оплакивать. – Он изобразил на своем лице вполне правдоподобное горе.

– Но вы не можете этого сделать! – прервала его Юфимия, голос ее сорвался почти на крик. – Вы обещали мне, что Грэй серьезно не пострадает.

Лиз почувствовала, как напряглись у Грэя мускулы, и утешающе погладила его руку на своем плече.

– Моя дорогуша, – ответил сэр Дэвид своей нервной спутнице. – Это было до того, как вы стали невероятно надоедливой, до того, как герцогиня сплотила семейные силы для защиты Грэйсона. Это было очень неразумно с вашей стороны, с их стороны, но… – Он отмахнулся от раздражающей проблемы, которая вот-вот должна была удовлетворительно устраниться.

– Но что вы предлагаете делать со старой дуэньей? – Со своего места, в шаге от герцога и его жены, Хейтон кивнул в сторону Юфимии. Его рассердило, что партнер привез сюда эту ненадежную женщину.

Сэр Дэвид беспечно пожал плечами:

– Мы вернем ее благополучно в Брандт Хаус, где она не представляет для нас опасности.

– Что? – Хейтон был в ужасе от предложения лидера, что кто-то из светского общества, знающий о его деятельности, будет жить и угрожать его спокойствию.

– Подумай, Лоренс. – Презрение, прозвучавшее в словах и голосе сэра Дэвида, ясно давало понять, как низко он оценивает умственные способности Хейтона. – Уверен, что тебе это трудно, но примени сообразительность, если сможешь ее в себе обнаружить, и рассмотри дело спокойно.

Ни Грэй, ни Лиз не оглядывались, но чувствовали волны бессильного негодования, исходившие от графа, пока сэр Дэвид спокойным голосом продолжал бесстрастно выстраивать рассуждения в логическую цепочку:

– Тела Грэйсона и Тимоти можно расположить таким образом, что это будет выглядеть как самозащита и убийство, соответственно. Мы можем даже рассчитывать, что общество сочтет исчезновение герцогини результатом ее горя и позора. Но леди Юфимия? Те же варианты не годятся. Она слишком стара для нашей торговли. Черт, даже когда она была резвой молодой женщиной, какую я помню, она никогда не представляла достаточной ценности, чтобы рискнуть. Ее смерть будет слишком трудно объяснить, поэтому зачем стараться?

На одном уровне сознания Лиз впитывала в себя тепло последних, как она боялась, минут в объятиях своего любимого, на другом – наблюдала, как дружелюбный, может быть немножко бестолковый, как она считала прежде, человек превращался в чудовище, а ее импозантная золовка сжалась и обратилась в бледный призрак своей прежней властности и надменности.

– Леди Юфимия уже настолько скомпрометировала себя, что не рискнет откровенничать. – Сэр Дэвид ворковал с жестоким удовлетворением. – Как она сможет рассказать о том, что знает, не выдав себя как участницу заговора, который отнял жизнь у ее любимого брата, или не погубив не только свою репутацию, но и репутацию леди Друсиллы также?

Сэр Дэвид ласково повернулся к смертельно побледневшей женщине:

– Конечно, дорогуша, ваше особое требование будет выполнено. Герцогиня будет продана в гарем какого-нибудь шейха, где ее независимый дух будет, несомненно, сломлен. И я, конечно, намереваюсь выполнить свои обязательства: в течение недели вы получите оговоренную сумму – кровавые деньги в уплату за смерть Грэйсона.

Юфимия вскрикнула и отшатнулась к сломанной двери, слабо висевшей на расшатанных петлях. А сэр Дэвид обратился к своему высокородному сообщнику:

– Все свободные концы связаны, и нависшая угроза устранена. – Он ухмыльнулся – маска мирной безмятежности исчезла, и пленники увидели гнусного Барсука, проступившего в выражении откровенного порока.

– В самом деле, сэр, это замечательно связывает все концы.

Лиз и Тимоти пораженно открыли рты, а Грэй тихо пробормотал: «Наконец».

Инспектор, за которым стояли Джереми и большая группа констеблей, продолжал:

– Мы глубоко признательны вам за помощь, которую вы оказали своим кратким пересказом прошлых и намеченных преступлений.

Прежде чем говоривший смог шагнуть в сторону и пропустить своих людей, сэр Дэвид с рычанием развернулся, подняв пистолет.

Грэй отпустил Лиз и бросился ему в ноги. Эта пуля пролетела далеко мимо своей цели, но раздались другие выстрелы, и констебли хлынули в комнату, эффективно работая дубинками. Во время последовавшей схватки Лиз сочла своей задачей свалить на пол как можно больше злодеев при помощи подножки. Для Лиз следующие минуты измерялись сердцебиением и пренебрегаемой болью; воздух был заполнен звуками тяжелых ударов, прерывистого дыхания и тошнотворно-сладким запахом крови, скользко растекающейся на полу.