ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Если даже виды пригородов озадачивали сугубо городскую жительницу Еву Даллас, то зрелище плос­ких равнин Техаса было для нее таким же чуждым, как лунный пейзаж.

А ведь в Техасе много больших, шумных и мно­голюдных городов. Почему же кто-то предпочитает жить в прерии, где тебя могут увидеть на расстоянии нескольких миль?

Конечно, и здесь имелись прямые, как стрела, автострады с замысловатыми кренделями транспорт­ных развязок, ведущие к цивилизации и от нее. Ева хорошо понимала людей, едущих в сторону городов, но была не в силах понять, что заставляет некоторых отправляться в никуда.

– Что хорошего они здесь находят? – с недо­умением спросила она Рорка, когда они мчались по одной из автострад. – Тут нет ничего, кроме травы, изгородей и животных. Иногда довольно крупных, – добавила она, с подозрением косясь на табун лоша­дей.

Рорк издал громогласный ковбойский клич, и Ева недовольно посмотрела на него. Животные не вы­зывали у нее особого доверия.

– У этого типа процветающий бизнес в Далла­се, – продолжала она, слегка умиротворенная жуж­жанием вертолета, кружившего над ближайшим полем. – Но он предпочитает жить здесь. В этом есть что-то ненормальное!

Засмеявшись, Рорк поднес к губам руку Евы.

– В мире есть разные люди.

– Да, и большинство из них чокнутые. Господи, неужели это коровы? Разве они такие большие? По-моему, это неестественно.

– Только подумай, дорогая, сколько из них мо­жет получиться стейков.

– Даже подумать страшно! Ты уверен, что мы едем правильно? Тут же ничего нет!

– Разве ты не видишь несколько домов?

– Вижу, но я думала, что в них живут коровы. – Ева представила себе коровью жизнь в этих приземис­тых домиках – как они смотрят телевизор, прини­мают гостей, занимаются любовью в огромных кро­ватях с пологом, – и содрогнулась. – Боже, какой кошмар! Ненавижу деревню!

Рорк посмотрел на щиток с картой. На нем были джинсы, тенниска и черные очки, но даже сейчас он выглядел горожанином. «И очень богатым горожа­нином», – подумала Ева.

– Мы будем на месте через несколько минут, – сказал он. – Впереди островок цивилизации.

– Где? – Рискнув оторвать взгляд от коров, Ева посмотрела через ветровое стекло и увидела на гори­зонте город. Настоящий город с большими домами, заправочными станциями, магазинами, ресторана­ми. На душе у нее полегчало. – Слава богу!

– Но мы не поедем через него. Мы повернем здесь.

Рорк свернул на узкую боковую дорогу, которая, по мнению Евы, шла слишком близко к плоским, покрытым травой полям.

– Эти изгороди не кажутся особенно крепки­ми, – заметила она.

– Коровам за нами не угнаться.

Ева судорожно глотнула.

– По-твоему, это очень забавно?

Ее немного успокаивало лишь то, что на дороге попадались другие автомобили – грузовики, трей­леры и джипы. Вскоре начали появляться строения, но пока еще не фермерские дома, а конюшни, амба­ры и зернохранилища. Вместе с пасущимися коро­вами они казались Еве изображенными на картине.

– Что делает этот парень? – осведомилась она, приподнявшись на сиденье.

– По-моему, едет верхом на лошади.

– Вижу. Но зачем?

– Понятия не имею. Возможно, ему это нравится.

– Вот видишь? – Ева хлопнула Рорка по пле­чу. – Здесь все чокнутые!

Она облегченно вздохнула при виде фермерско­го дома. Он был одноэтажным, но расползшимся вширь. Некоторые его секции были выкрашены в белый цвет, другие казались собранными из булыж­ников, а третьи – целиком стеклянными. Ева содрогнулась, представив, как здесь коротают долгие вечера, глядя на бескрайние поля с пасущимися на них животными.

В маленьких загонах стояли лошади, но Еву не­сколько успокоило присутствие людей – пусть даже в ковбойских шляпах. Стало еще легче, когда она увидела вертолетную площадку и несколько машин, которые не смогла опознать. Очевидно, они предна­значались для сельских работ.

Автомобиль подъехал к каменным колоннам, увенчанным фигурами вставших на дыбы лошадей.

– Паркер знает о нашем приезде и не в восторге от него, – начала Ева. – Он настроен враждебно и не склонен к сотрудничеству. Но ему понятно, что я могу усложнить его жизнь, копаясь в прошлом и на­травив на него местных копов. Он не хочет, чтобы соседи обо всем узнали, и, надеюсь, будет стараться сдерживаться, чувствуя себя на своей территории более уверенно.

– И как долго ты позволишь ему это чувствовать?

– Посмотрим.

Ева вышла из машины – и едва не задохнулась от жары. Палящий зной совсем не походил на нью-йоркское лето. Она ощущала запах травы и чего-то еще, куда менее приятного. Очевидно, это был запах навоза.

– Что это за кудахтанье? – спросила Ева у Рорка.

– Я не уверен, но думаю, что это куры.

– Господи, я теперь, наверное, больше никогда не смогу посмотреть на яичницу!

Рорк молча шел по дорожке рядом с Евой. Он достаточно хорошо знал свою жену, чтобы пони­мать: сосредоточенность на местном колорите по­могает ей отвлечься от тревог и страхов. Она еще не готова к поездке в Даллас и к тому, что ее там ожи­дает.

Над дверями высотой в десять футов красова­лись покрытые белой краской рога какого-то жи­вотного. Покуда Ева звонила в дверь, Рорк размыш­лял о характере человека, наслаждавшегося подоб­ными украшениями.

Через несколько секунд дверь открылась, и пе­ред ними предстало воплощение старого американ­ского Запада. Мужчина был смуглым, высоким, как гора, и широким, как река. На нем были грязные са­поги с острыми носами, жесткие темно-фиолетовые джинсы и рубашка в выцветшую красно-белую клет­ку. Тусклые седеющие волосы были зачесаны назад, а хмурое багровое лицо пересекали морщины.

– Вы копы из Нью-Йорка? – заговорил он го­лосом, напоминающим тарахтение гравия в глубо­ком ведре.

– Лейтенант Даллас. – Ева показала значок. – А это мой помощник…

– Я вас знаю. – Мужчина указал на Рорка толстым, как сарделька, пальцем. – Вы Рорк, а никакой не коп.

– Верно, – признал Рорк. – Зато я женат на копе.

– Да. – Мужчина хмуро посмотрел на Еву. – Теперь я узнаю и вас. – Казалось, он с трудом сдер­живается, чтобы не плюнуть. – Меня зовут Джейк Т. Паркер, и я не обязан с вами разговаривать. Кста­ти, мои адвокаты советовали мне этого не делать.

– Сейчас закон действительно не обязывает вас говорить со мной, мистер Паркер. Но все может из­мениться, и тогда адвокаты посоветуют вам совсем другое.

Паркер подцепил широкими пальцами петли на джинсах, и покрытый царапинами ремень громко скрипнул.

– Чтобы этого добиться, вам понадобится много времени.

– Боюсь, что так, сэр. А вы задумывались о том, скольких еще людей может за это время убить Джулианна?

– Я уже больше двенадцати лет не имею с ней ничего общего. Здесь я обрел покой и не желаю, что­бы нью-йоркский коп, да еще женщина, являлся сюда и кидал мне грязь в лицо.

– Я здесь не для того, чтобы кидать грязь, мис­тер Паркер. Не для того, чтобы судить вас. Я при­ехала получить сведения, которые могут помочь мне остановить Джулианну. Она вполне способна за­брать еще несколько жизней. Думаю, одна из них может оказаться вашей.

– Грош цена тому, что вы думаете. Эта девушка для меня всего лишь призрак, а я для нее – и того меньше.

Ева достала из сумки фотографии.

– Это Уолтер Петтибоун и Генри Мутон. Они тоже для нее ничего не значили. У них были семьи, мистер Паркер. У них были жизни. Она уничтожила все.

Он посмотрел на снимки и отвел взгляд.

– Ее не следовало выпускать из тюрьмы.

– В этом я с вами согласна. Один раз я уже от­правила Джулианну за решетку и прошу вас помочь мне сделать это снова.

Паркер снял с крючка на внутренней стороне двери грязную широкополую шляпу, нахлобучил ее на голову, потом шагнул через порог и закрыл за со­бой дверь.

– Простите мое негостеприимство, но я не же­лаю говорить о ней в моем доме. Поговорим снару­жи. Все равно я хотел взглянуть на стадо.

Ева достала темные очки – яркое солнце слепи­ло ей глаза.

– Джулианна никак с вами не контактировала все эти годы?

– Я ничего не слышал о ней с тех пор, как она ушла из дому, когда ей стукнуло восемнадцать. В тот день Джулианна рассказала матери о том, что было между нами, и рассмеялась мне в лицо.

– А вы не знаете, поддерживала она связь с ма­терью?

– Не знаю. Я и сам не получал никаких извес­тий от Кары после того, как она оставила меня. Слы­шал, что она работает на какой-то ферме. Решила устроиться как можно дальше от меня.

Ева кивнула. Ей было известно местопребыва­ние Кары Данн Паркер Роуэн. Четыре года назад Кара снова вышла замуж и отказалась говорить с Евой о своей дочери, заявив, что Джулианна для нее мертва. Ева догадывалась, что Джулианна испыты­вает к матери такие же чувства.

– Вы изнасиловали Джулианну, мистер Паркер?

Его лицо напряглось, словно старая кожа, натя­нутая на барабан.

– Нет. То, что я сделал, и так достаточно сквер­но, лейтенант. – Он задержался у загона, поставив ногу на нижнюю перекладину изгороди. – Было время, когда я возлагал всю вину на нее. Лишь по­том я понял, что сам во многом виноват. Мужчина пятидесяти с лишним лет не имеет права касаться пятнадцатилетней девчонки. Этому нет оправданий.

– Значит, вы ее коснулись?

– Да. – Паркер расправил массивные плечи, словно сбрасывая груз. – Я расскажу вам, как все было. Джулианна любила расхаживать по дому поч­ти голышом, забиралась ко мне на колени и называ­ла папочкой, хотя произносила это слово вовсе не по-детски. – Он стиснул зубы и отвернулся. – Ее собственный отец был человеком суровым, но, по словам Кары, обожал эту девочку. Во всех проступках Джулианны он винил мать. Я любил мою жену. – Он снова посмотрел на Еву. – Она была хорошей женщиной – честной, доброй и богобоязненной. Единственной ее слабостью была дочь. Джулианна умела пускать пыль в глаза.

– Она вас провоцировала?

– Еще как! В пятнадцать лет она уже знала, как обвести человека вокруг пальца и получить то, что ей нужно. Я не должен был этого допускать, не дол­жен был так смотреть на нее и думать о ней! Я знал, что это ведет прямиком в ад, но не мог остановить­ся. А может, тогда и не хотел… Однажды вечером, когда жена была на собрании женского клуба, Джу­лианна вошла в кабинет и устроилась у меня на коленях. Не стану вдаваться в подробности – скажу лишь то, что я ни к чему ее не принуждал. Но я пе­решел черту, которую мужчина не должен пересту­пать.

– Вы были с ней в интимных отношениях?

– Да. В тот вечер и в течение почти трех лет пос­ле этого. Джулианна очень ловко все устраивала. Она уговаривала мать пойти с подругами на вос­кресную распродажу, а я ложился в супружескую постель со своей падчерицей. Бог свидетель, я был безумно влюблен в нее, и верил, что она чувствует то же самое. – Он покачал головой, словно удивляясь собственной глупости. – За эти три года она вытя­нула у меня кучу денег, я купил ей машину – и во­обще покупал все, что она просила. Я говорил себе, что, когда Джулианна подрастет, я оставлю ее мать и уеду с ней. Конечно, я был дураком, но я свыкся с этой мыслью. Куда труднее было свыкнуться с гре­хами, которые я совершил.

Ева подумала, что, если бы он дал показания на процессе Джулианны и был бы тогда так же откро­венен, все могло бы сложиться иначе.

– После ареста и во время процесса она заявля­ла, что вы ее изнасиловали и принуждали к сожи­тельству, используя это для смягчения приговора. А вы даже не пытались опровергнуть ее показания и защитить себя.

– Нет, не пытался. – Паркер посмотрел на Еву из-под полей шляпы. – Вы когда-нибудь соверша­ли поступки, лейтенант, которых стыдились настоль­ко, что у вас язык немел от страха?

Ева подумала о Далласе и о том, что таилось там.

– Я знаю, что такое страх, мистер Паркер.

– Я боялся ее, боялся того, в кого она меня пре­вратила. Если бы я рассказал все, как было, то все равно остался бы взрослым мужчиной, связавшимся с несовершеннолетней дочкой собственной жены. Тогда я и начал осознавать свою ответственность. Тем, кого убила Джулианна, я ничем не мог помочь. А на процессе… Так или иначе, ее слово было бы против моего. На месте присяжных я бы поверил ей.

– Она проявляла склонность к насилию, когда жила с вами?

Паркер с горечью усмехнулся:

– Характер у нее был еще тот. Она умела ударить в самое больное место и при этом оставалась холод­на как лед. Теперь я понимаю, что Джулианна нена­видела меня с тех пор, как я начал встречаться с ее матерью. Ненавидела за то, что я мужчина, что я имею какую-то власть над ней, и не успокоилась, пока не одержала надо мной верх. А потом унизила меня, потому что я был слаб, унизила мать за то, что она любила меня. Джулианна ушла из дому, оставив нас сломленными навсегда. Этого она и добивалась.

– Вы не остались сломленным, – возразила Ева. – Вы смогли заново построить свою жизнь, и Джулианна это знает. А она всегда довершает не­оконченные дела, мистер Паркер.

– Думаете, она станет охотиться на меня?

– Да. Рано или поздно. Вам нужно соблюдать осторожность – тщательно проверять каждого но­вого работника. Было бы разумно обратиться в мест­ную полицию, чтобы они знали, кого им следует ис­кать.

Паркер посмотрел на свои сапоги и покачал го­ловой:

– Этой девчонке не терпелось отряхнуть с ног пыль Техаса. Не могу себе представить, чтобы она вернулась сюда и попыталась убить человека, кото­рый значил для нее меньше, чем эта пыль. Но мне уже шестьдесят шесть, а в таком возрасте понима­ешь, что нельзя сидеть, почесывая задницу, и ждать, пока змея заползет тебе в штаны. Я подумывал съез­дить в Европу и поглазеть на тамошних лошадок. Может быть, стоит сделать это пораньше.

– Буду вам признательна, если вы сообщите мне, куда поедете и когда.

Он снова посмотрел на Еву:

– Вы собираетесь добраться до нее, верно?

– Да, сэр.

– Верю. Но не думаю, что мои слова помогут вам это сделать, и что Джулианна станет тратить на меня время. Я был у нее не первый.

– Откуда вы знаете?

– Она не была девственницей, когда в тот вечер уселась мне на колени.

– Вам известно, с кем она была до вас?

Паркер переминался с ноги на ногу.

– Одно дело говорить о себе, а другое – сплет­ничать о ком-то еще.

– Это не сплетни, а расследование убийства!

– Ладно-ладно, нечего так пыхтеть. – Паркер надул щеки. – Подозреваю, что Джулианна пута­лась с Чаком Спрингером. Ее мать волновалась из-за этого, но потом он стал ухлестывать за одной из девочек Ларсена, и все вроде улеглось. Они были еще детьми, и я не придавал этому значения. А когда я связался с Джулианной, то и вовсе не обращал внимания ни на кого, кроме нее.

– Вы знаете, где я могу найти этого Чака Сприн­гера?

– Чак один из моих рэнглеров. Но он женат, и у него маленький сынишка.

– Что такое «рэнглер»? Ковбой?

Паркер усмехнулся и поправил поля шляпы.

– Нью-Йорк! – фыркнул он, покачав головой. – Что еще может значить слово «рэнглер», если не «ковбой»?

– Я бы хотела поговорить с ним.

Паркер вздохнул.

– Тогда поехали к нему. – Он кивнул в сторону лошадей за оградой. – Здесь есть неплохие лошад­ки. Вы ездите верхом?

– Только на тех, у кого не больше ног, чем у ме­ня, – ответила Ева, заставив Паркера расхохотаться.

– А вы? – спросил он у Рорка.

– Мне приходилось ездить.

Ева застыла, как вкопанная.

– Ты ездил верхом на лошади?

– И, как видишь, остался жив. Даже получил удовольствие. Возможно, тебе тоже понравится.

– Едва ли.

– Главное – сразу показать им, кто босс, – ска­зал ей Паркер.

– Они больше и сильнее – как же я могу ока­заться боссом?

Паркер усмехнулся и крикнул одному из работ­ников:

– Где Спрингер?

– На восточном пастбище.

– Поездка туда – сплошное удовольствие. – Паркер прищелкнул языком. – Я мог бы посадить вас на славную спокойную лошадку.

– Попробуйте потом доказать, что вы не угрожа­ли офицеру полиции!

– Вы мне нравитесь, лейтенант. Ладно, возьмем джип.

Еве казалось, что Рорк наслаждается поездкой. Но ей не доставляло никакого удовольствия тряс­тись по равнине, усеянной рытвинами, кучами навоза и другими неприятностями, которые могли та­иться в высокой траве. Вскоре она увидела еще один джип примерно в полумиле от них и трех всадников, едущих вдоль изгороди. Паркер поехал им навстре­чу, громко сигналя. Стадо с мычанием расступилось.

– Нужно поговорить, Чак!

Высокий костлявый мужчина в ковбойской уни­форме, состоящей из клетчатой рубашки, джинсов, широкополой шляпы и сапог, подъехал к ним. Ева осторожно придвинулась к дальней дверце джипа.

– Эта леди – лейтенант Даллас, коп из Нью-Йорка. Ей надо с тобой побеседовать, Чак.

– Со мной? – На его загорелом продолговатом лице отразилось удивление. – Я никогда в жизни не был в Нью-Йорке.

– Вас ни в чем не обвиняют, мистер Спрингер, но вы могли бы помочь мне в расследовании. – И как ей расспрашивать его, когда он все еще сидит на лошади? – Не могли бы вы уделить мне несколь­ко минут?

– Ну, если босс хочет…

С поразившей Еву легкостью Спрингер спешил­ся, скрипнув седлом. Лошадь сразу опустила голову и начала щипать траву.

– Это касается Джулианны Данн, – начала Ева.

– Я слышал, что она вышла из тюрьмы. Гово­рят, она уже успела убить человека.

– Трех человек, – поправила Ева. – Вы знали ее, когда она жила в этих местах?

– Да.

– А после ее отъезда вы контактировали с ней?

– Нет.

– Вы были друзьями?

– Не совсем.

Ева сделала паузу, решив, что техасский ритм бе­седы отличается от нью-йоркского.

– Кем же вы тогда с ней были, мистер Сприн­гер?

– Я знал ее. Джулианна была падчерицей моего босса. С тех пор, как она уехала, я ни разу ее не ви­дел. Босс, у меня сегодня еще много дел.

– Лейтенант Даллас выполняет свою работу, Чак. Если ты думаешь, будто я стану сердиться из-за того, что произошло между тобой и Джулианной, когда вы были сопливыми подростками, то забудь об этом. Ты знаешь меня достаточно хорошо и знаешь, что со мной случилось. – Он помедлил, а Чак нахмурился, уставясь на свои сапоги. – По-моему, ты не таишь на меня зла из-за этого. Лейтенант хо­чет знать, спал ли ты с Джулианной.

Ева с любопытством наблюдала, как Спрингер краснеет под загаром.

– Я не могу говорить о таких вещах с женщиной.

Ева показала значок:

– Тогда говорите с полицейским.

– Мистер Паркер, – вмешался Рорк, – не мог­ли бы вы пройтись со мной по полю? У меня есть ранчо в Монтане, и мне интересно посмотреть, как у вас идут дела.

– Только смотрите под ноги, – предупредил Паркер, выходя из машины. – А ты, Чак, делай то, о чем тебя просят.

Так как Еве казалось глупым оставаться в джипе одной, она рискнула выйти. Лошадь сразу же подня­ла голову, задев ей плечо, и Ева с трудом удержалась, чтобы не оттолкнуть ее кулаком.

– Он просто интересуется, нет ли у вас чего-ни­будь, повкуснее травы. – Чак провел рукой по носу лошади. – Всегда надеется на подачку.

– Объясните ему, что у меня ничего нет. – Ева шагнула в сторону, встав таким образом, чтобы Чак находился между ней и лошадью, которая насмеш­ливо заржала. – Расскажите мне о Джулианне.

– Тогда мне было всего шестнадцать. – Он сдви­нул шляпу на затылок и снял шейный платок, чтобы вытереть пот со лба. – В таком возрасте парень ду­мает не мозгами, если вы понимаете, о чем я.

– Вы занимались с ней сексом?

– Однажды Джулианна пришла в конюшню, где я прибирался. На ней была рубашка в обтяжку и шортики. Выглядела она потрясно. Ну, мы начали дурачиться, а потом… – Он снова посмотрел на свои сапоги. – Тем летом мы часто тайком выскальзывали из дома и занимались любовью на сеновале. А после она стала приходить ко мне домой, залезая в окно. Сначала все было здорово, но я знал: если моя мать узнает, она спустит с меня шкуру заживо. К то­му же вокруг были и другие девчонки, а Джулианна не давала мне даже посмотреть в их сторону. Это на­чало меня раздражать.

– И вы порвали с ней?

– Один раз попытался, но она вцепилась в меня, как дикая кошка. Царапалась, кусалась… Джулиан­на заявила, что ее никто не может бросить. Она вы­глядела, как безумная, и напугала меня до смерти. Потом она стала плакать, умолять – ну и все нача­лось заново. А на следующий день Джулианна яви­лась прямиком в мой дом, вошла в кухню и заявила матери, что я с ней спал, и что, если меня куда-ни­будь не отошлют, она все расскажет отчиму, и моего отца уволят. – К удивлению Евы, Чак улыбнулся. – Но маму было не так легко запугать даже дочке босса. Она запретила Джулианне приходить в ее дом без приглашения и сказала, что не станет терпеть, чтобы какая-то маленькая шлюшка угрожала ее семье. А потом велела ей убираться, предупредив, что поговорит с ее матерью.

– И поговорила?

– Думаю, что да, так как у мамы слово с делом не расходилось. Она ничего мне не рассказывала, но в то лето Джулианна больше и близко не подходила к конюшням. А я целый месяц просидел под домаш­ним арестом и выслушал лекцию, от которой у меня уши горели.