– Как иголки, – задумчиво проговорила Ева. – Тут нужен какой-то инструмент… Надевается на руку… – Она на пробу приложила изогнутую правую руку к пятке жертвы. – Это что-то новенькое. У нас в досье такого рисунка нет.
      – Он изобретательный ублюдок, – вставила Пибоди. – Моррис, можно мне взять бутылку воды?
      – Угощайся.
      – Тебе нужен воздух, – не глядя на напарницу, заметила Ева. – Пойди подыши.
      – Нет, мне только воды.
      – Этот рисунок, может, и новый, – продолжала Ева, – но он вписывается в общую схему. Больше терпения, больше изобретательности, более творческий подход. Когда так долго занимаешься одним и тем же делом, набиваешь руку. На груди и под грудью – более глубокие раны. Обширные следы ожогов, кровоподтеки на икрах. Постепенно усиливает боль. Хочет растянуть удовольствие. На лице – порезы и ожоги. Никаких кровоподтеков. Ударь ее кистенем – и она потеряет сознание. Ему это не нужно.
      Двери с шумом распахнулись. Вошел Фини и двинулся прямо к столу.
      – О черт, – сказал он.
      – У нас тут есть новый рисунок. Уколы в кружок. Посмотри. Интересно, что ты об этом думаешь?
      Ева склонилась над изуродованным лицом. Ее глаза за стеклами очков-микроскопов смотрели, не мигая.
      – Здесь нет следов кляпа. Похоже, он не затыкал им рты. Ничего такого, что повредило бы кожу вокруг рта. Значит, у него есть надежное место… скорее всего частный дом. Такое место, где он может чувствовать себя свободно, не боясь, что кто-то услышит. Чтобы она могла кричать. Токсикология есть?
      – Да, прислали перед самым твоим приходом. В крови найдены остаточные следы стандартного седативного средства. Еле-еле удалось их засечь. В момент смерти она была в сознании и все понимала.
      – Тот же modus operandi. Усыпляет ее, когда занимается другими делами.
      – Кроме того, в организме найдены следы воды и протеина. Лаборатория подтвердит, но…
      – Он предпочитает давать им питательные вещества в достаточном количестве, чтобы они держались, – сказал Фини.
      – Да, я помню, – кивнула Ева. – А потом кончает с ними вот таким образом. – Она подняла руку убитой, вывернула ее запястьем наружу. – Разрезы крест-накрест, но не слишком глубокие. Она истекла кровью, но на это потребовалось время. Это время он добавляет к своему хронометражу.
      – Я бы сказал, с учетом предыдущей потери крови и травм, на это потребовалось часа два. Максимум три. К концу она потеряла сознание.
      – Есть следы того, чем он ее мыл?
      – Да. В ранах на коже головы, в уколах под ногтями. Я отослал образцы в лабораторию.
      – Отошли туда же образцы кожи и волос. Я хочу знать, какую воду он использовал. Городская вода? Пригород?
      – Я об этом позабочусь, – кивнул Моррис.
      – Он уже принялся за вторую. – Фини бросил взгляд на Еву, пока она снимала очки. – Возможно, уже выбрал третью.
      – Да уж. Я поеду в управление, надо доложить майору. А ты пока вызови пару лучших своих людей. Пусть проверяют и анализируют данные по мере поступления. Пусть проводят вероятностные тесты. Первым на месте был сын Гила Ньюкирка.
      – Иди ты!
      – Вот именно. Можешь связаться с Ньюкирком-старшим? Он в семнадцатом участке, как и его сын. Я вызову сына. Нам в опергруппе нужны патрульные, вот пусть он поработает. Если его лейтенант не против.
      – А кто его лейтенант?
      – Громан.
      – Я его знаю, – сказал Фини. – Я этим займусь.
      – Хорошо. – Ева проверила время и произвела кое-какие подсчеты в уме. – Пибоди, закажи нам конференц-зал. Он мне нужен на все время операции. Это будет наша штаб-квартира. Если кто-то начнет возникать, брось их на съедение Уитни. Встретимся там для первого брифинга в девять ноль-ноль.
      Пока они выходили, Ева покосилась на Рорка.
      – Я так понимаю, ты захочешь остаться на брифинг?
      – Ты правильно понимаешь.
      – Мне придется согласовать это с Уитни.
      – Конечно.
      – Садись за руль. Посмотрим, что я смогу сделать.
      Ева сделала звонок и ничуть не удивилась, обнаружив Уитни на рабочем месте.
      – Сэр, мы едем в управление из морга. Резервируем конференц-зал.
      – Забронировала конференц-зал «А», – доложила Пибоди с заднего сиденья.
      – Конференц-зал «А», – сказала Ева в трубку. – Я назначила первый брифинг на девять ноль-ноль.
      – Я там буду. Вместе с шефом Тибблом.
      – Да, сэр. Я привлекла капитана Фини, поскольку мы с ним вместе работали над предыдущим расследованием. Я попросила его привлечь еще двух людей из электронного отдела для обработки данных. Мне хотелось бы включить в опергруппу офицера Ньюкирка, так как он первым прибыл на место и он сын офицера, который участвовал в предыдущем расследовании.
      – Я вам это обеспечу.
      – Спасибо, сэр, этим уже занимается Фини. Мне нужны еще четыре человека. Бакстер, Трухарт, Дженкинсон и Пауэлл. Я распределю их текущую нагрузку на других. Мне понадобится все их время.
      – Это вам решать, лейтенант, но Трухарт – стажер, а не детектив, у него мало опыта.
      – Он не знает усталости, сэр, и у него зоркий глаз.
      – Доверюсь вашему мнению.
      – Спасибо. Мне придется пригласить доктора Миру. Нужно перепроверить, возможно, даже обновить, психологический портрет. К тому же мне не помешают услуги гражданского эксперта-консультанта.
      Пять долгих секунд Уитни молчал.
      – Вы хотите привлечь к делу Рорка, Даллас?
      – Убитая была его служащей. Эта связь может помочь прояснению некоторых версий следствия. Кроме того, сэр, у него есть доступ к более мощному оборудованию, чем то, что может обеспечить Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка. Нам бы это не помешало.
      – Опять-таки это вам решать, лейтенант.
      – Да, сэр.
      Было уже светло, когда Рорк свернул в гараж Центрального полицейского управления.
      – Мы на месте, сэр. Я все подготовлю к девяти ноль-ноль.
      – Я позвоню шефу и доктору Мире.
      Ева на минуту застыла, когда Рорк поставил машину на место для парковки. Пибоди тихонько похрапывала на заднем сиденье.
      – Ты ведь кое-что знаешь о пытках, – сказала она наконец.
      – Да, знаю.
      – И ты знаешь людей, которые знают других людей.
      – Верно.
      – Я бы хотела, чтобы ты об этом подумал. И если у тебя есть контакты, которые могли бы что-то добавить к нашим данным, я хочу, чтобы ты их задействовал. У него есть инструменты, у него есть мастерская. Хорошо оборудованная мастерская. Я думаю, у него и электронные игрушки есть. Он мониторит сердечный ритм жертвы, делает кардиограмму, а может, и томографию. Камеры, звук. Я думаю, он бы хотел понаблюдать, но он не может наблюдать и работать одновременно. Его работа требует большой сосредоточенности.
      – Я дам тебе все, что могу.
      Ева кивнула, повернулась и стукнула Пибоди по коленке.
      – А? Что? – Пибоди выпрямилась на сиденье и заморгала. – Я задумалась.
      – Угу. Я, как задумаюсь, тоже сразу начинаю храпеть и пускать слюни.
      – Пускать слюни? – Пристыженная Пибоди вытерла рот. – Я не пускала слюни.
      – У тебя есть час в комнате отдыха.
      – Нет-нет, я в порядке. – Пибоди вылезла из машины, поморгала и раскрыла глаза пошире, чтобы показать, что она бодра. – Просто на минутку задремала.
      – Час, – повторила Ева и направилась к лифту. – Возьми час, потом приходи в конференц-зал. Поможешь мне подготовиться.
      – Нечего на меня злиться только потому, что я задремала на пару минут.
      – Если бы я злилась, пнула бы тебя в задницу, а не дала бы час на сон. И не надо со мной спорить, когда я до смерти хочу кофе. Поспи часок. Думаю, тебе это необходимо. – Когда двери открылись, Ева вышла из лифта вместе с Рорком и ткнула пальцем в Пибоди. – Время пошло.
      Рорк выждал, пока двери не закрылись.
      – Тебе тоже не помешал бы час сна.
      – Мне лучше кофе.
      – И что-нибудь поесть.
      Она уставилась на него, прищурившись.
      – Будешь меня пилить насчет еды и сна, выгоню из опергруппы.
      – Если бы я не пилил тебя насчет еды и сна, ты бы вообще не спала и не ела. Что у тебя в кабинете на автоповаре?
      – Кофе, – с тоской в голосе ответила Ева. Ей не терпелось зарядиться любимым напитком.
      – Встретимся прямо там. Я быстро.
      Рорк повернулся и направился в обратную сторону, а Ева сердито посмотрела ему вслед, но ничего не сказала.
      Ну и черт с ним, пусть бегает по своим делам, а она пока напишет первый отчет и созовет членов своей опергруппы.
      Ева прошла через «загон» для детективов, называемый так из-за тесноты. Было уже недалеко до пересменки. У себя в кабинете она подошла прямо к автоповару, запрограммировала кофе и выпила первые полкружки, не отходя от аппарата.
      В тот первый раз, девять лет назад, у нее не было настоящего кофе, чтобы взбодриться, вспомнила Ева. Не было даже этого тесного кабинета, только заваленный бумагами стол в «загоне». В тот раз она не была ведущим следователем, следствие вел Фини. Ева знала, как давила на него эта ответственность, знала, что он теперь вспоминает все предпринятые тогда шаги, все лопнувшие версии, все тупики, в которые утыкалось следствие. Все мертвые тела.
      Все это необходимо было вспомнить. Вспомнить, чтобы вновь не повторять прежние ошибки.
      Усевшись за стол, Ева послала сообщения Бакстеру и Дженкинсону с приказом известить своих напарников и прибыть к месту службы. Потом она недрогнувшей рукой распределила их текущую нагрузку по другим детективам, прекрасно сознавая, что это вызовет бурю протестов, возмущения и негодования в «загоне».
      Ева затребовала из архива дела девятилетней давности, включая психологический портрет, составленный доктором Мирой, разослала запросы по другим нераскрытым делам со схожим почерком и принялась сравнивать modus operandi.
      Она позвонила в лабораторию и поторопила с результатами, оставила краткое, но емкое сообщение в голосовой почте заведующего лабораторией Дика Беренски по прозвищу Дикхед. Было у него и еще одно прозвище – Дикарь.
      Ева уже пила вторую кружку кофе, когда начала составлять отчет. Она уже закончила его, когда в кабинет вошел Рорк. Он поставил на стол герметически запечатанную глубокую тарелку и протянул Еве одноразовую ложку.
      – Ешь.
      Ева недоверчиво распечатала крышку и заглянула внутрь.
      – Черт бы тебя побрал! Уж если ты вознамерился меня кормить, какого черта ты притаранил овсянку?
      – Потому что это полезно. – Рорк опустился на единственный стул для посетителей, держа в руке свою глубокую тарелку. – Ты хоть знаешь, что в вашей столовке ничего, хоть в отдаленной степени похожего на съедобное, не подают?
      – Ты преувеличиваешь. Яичница не так уж плоха. Если посолить как следует.
      Рорк посмотрел на нее, склонив голову набок.
      – Ты все солишь так, что смотреть страшно, но от этого еда не делается съедобной.
      Ну раз уж миска перед ней стояла, Ева зачерпнула ложкой немного овсянки. Черт с ней, хоть пустой желудок заполнит.
      – Тут есть только полицейская еда. – Она проглотила и нахмурилась. В общем-то, как ни странно, овсянка оказалась не такой противной, как можно было ожидать. – А это не полицейская еда.
      – Нет, не полицейская. Я купил это в магазинчике за углом.
      Ева взглянула на него, надув губы с глубокой обидой – в точности как еще недавно смотрела на нее Пибоди.
      – Там продают еще и бублики, и сдобные булочки.
      – Продают, – улыбнулся Рорк. – Но тебе полезнее овсянка.
      «Ну, может быть, – подумала Ева. – Но зато от сдобных булочек гораздо больше удовольствия».
      – Я хочу кое-что сказать, пока еще не началось, – заговорила она. – В любое время, как только почувствуешь, что хочешь уйти, можешь уйти.
      – Я не захочу, но спасибо, что предупредила.
      Ева проглотила еще ложку овсянки, потом повернулась в кресле, чтобы посмотреть в лицо Рорка.
      – И еще одно ты должен понять, – сказала она твердо, – если я в какой-то момент почувствую, что от твоего участия в расследовании больше вреда, чем пользы, я от тебя сразу избавлюсь.
      – В личном плане или в профессиональном?
      – Да иди ты!
      Рорк отставил свою тарелку с овсянкой, встал и запрограммировал кофе для себя. Пусть только попробует от него избавиться, подумал он. Они оба прекрасно знают, что ей его не стряхнуть.
      – Наша личная жизнь выдержит любые колдобины на дороге. Мы можем понаставить друг другу синяков, когда работаем вместе, или, точнее, когда я тебе помогаю, но мы все преодолеем.
      – На этот раз все не так, как обычно.
      – Это я тоже понимаю. – Он вернулся к столу с кружкой кофе и встретился взглядом с Евой. – Однажды ты не смогла его остановить.
      – Я его не остановила, – поправила Ева.
      – Да, именно так ты и думаешь. Для тебя это личное. Не спорь. Сколько бы ты ни пыталась убеждать себя, что это работа, для тебя это личное. Тебе нелегко придется, а может быть, и нам обоим. Но за девять лет многое изменилось. Очень многое.
      – Девять лет назад некому было приносить мне овсянку.
      – Вот видишь, – улыбнулся Рорк. – Вот тебе конкретный пример.
      Но Ева помрачнела.
      – Нам вряд ли удастся спасти вторую жертву, Рорк. Если только чуда не произойдет, нам ее не спасти.
      – И ты уже опасаешься, что тебе не удастся спасти следующую. Я знаю, как это на тебя давит, как тебя это точит, съедает изнутри. Но у тебя есть тот, кто понимает, кто любит тебя и готов помочь тебе, чем только может. А возможности у меня, слава богу, немаленькие. – Рорк подошел к ней и легко коснулся рукой ее лица. – Его почерк почти не изменился за эти годы, Ева, зато твой изменился. И я абсолютно уверен, что на этот раз тебе удастся его остановить. Ты его остановишь.
      – Мне тоже хотелось бы в это верить. Ладно! – Ева съела еще ложку овсянки. – Час Пибоди истек. Мне надо оформить отчет, сделать копии для опер-группы. Я заказала копии старых отчетов, затребовала нераскрытые дела по убийствам, приписанным ему. Найди мне Пибоди, скажи ей, что она должна забрать старые дела из архива, а потом вы оба готовьтесь к совещанию. Мне понадобится еще десять минут.
      – Хорошо. Но если у тебя на брифинге в этом твоем конференц-зале будет обычное занудство, накачка, тогда учти: я беру с собой кофе.
      Верная слову, Ева вошла в конференц-зал десять минут спустя. Следом за ней двое патрульных тащили вторую доску. Сама Ева была нагружена коробкой с копиями файлов.
      – Давай сначала вывесим текущее дело, – обратилась Ева к Пибоди. – А потом устроим урок истории. – Она вытащила файлы из коробки, уложила их на стол. – Я распечатала кадры с места и снимки тела. Развесь их на второй доске.
      – Есть.
      Ева подошла к чистой белой доске на стене и начала писать печатными буквами. Это ее умение писать печатными буквами всегда поражало Рорка. У нее получалось идеально ровно, четко, правильно, прямо как по прописи. А вот почерк у нее был ужасный – настоящие каракули. Рорк наблюдал, как она выводит на доске имя убитой и всю хронологию с того момента, как ее видели выходящей из клуба, до времени смерти и обнаружения тела.
      Потом Ева разделила доску вертикальной чертой на две части и на свободном месте принялась вносить данные по убийствам девятилетней давности, начиная с Коринны Дагби.
      «Это не просто статистические данные, – пришло в голову Рорку. – Это своего рода мемориал в честь погибших. Они не забыты». И еще он понял, что Ева делает это главным образом для себя. Теперь она представляла их интересы.
      В конференц-зал вошел Фини.
      – Я утряс вопрос с малышом. С младшим Ньюкирком. – Он увидел доску и впился в нее взглядом. – Его старик обещал покопаться в своих старых записях. Просил передать, что готов работать сверхурочно, сколько нужно, или взять личное время, если потребуется.
      – Хорошо.
      – Я вызвал Макнаба и Каллендар. Макнаб приспособился к твоему ритму, он не будет жаловаться на монотонную работу. Каллендар тоже хороша. Ничего не упускает.
      – Я вызвала Бакстера, Трухарта, Дженкинсона и Пауэлла.
      – Пауэлла?
      – Перевелся к нам с шестьдесят пятого участка три месяца назад. Двадцать лет стажа. Роет каждое дело как крот, пока не дойдет до сути. И еще на меня работают рядовые – Харрис и Дарнелл. Крепкие ребята. Но я поставлю над ними Ньюкирка. Он был первым на месте и знает о прежнем деле.
      – Если он похож на своего старика, значит, он хороший коп.
      – Да, он хороший коп. Тиббл, Уитни и Мира уже идут сюда. – Ева подошла к доске. – Я собираюсь говорить о текущем деле. Хочешь рассказать о прежнем деле?
      Фини покачал головой.
      – Сама расскажи. Может, мне это поможет взглянуть на дело по-новому, под другим углом. – Он вытащил из кармана записную книжку и передал ей. – Мои заметки с прежнего дела. Бери, я сделал для себя копию.
      Ева поняла, что Фини передает ей не просто свои записки, он передает ей бразды правления. У нее сердце сжалось.
      – Хочешь, чтобы было так?
      – Дело не в том, чего я хочу, а в том, что так и есть. Так и должно быть.
      Фини отвернулся. Конференц-зал начал заполняться полицейскими.
      Ева подозвала одного из полицейских, приказала ему раздать копии файлов, потом изучила подготовленные Пибоди и Рорком доски.
      «Все эти лица, – подумала она. – Вся эта боль».
      Как она выглядит – та, кого он захватил сейчас? Как ее зовут? Кто-нибудь ее ищет?
      Сколько она продержится?
      Когда Уитни появился в конференц-зале вместе с Мирой, Ева подошла к ним. Ее вдруг поразил контраст. Какие они разные! Широкоплечий мужчина с темной кожей и властным лицом, на котором ясно читалось, что он привык командовать, и очаровательная, интеллигентная женщина в элегантном бледно-розовом костюме.
      – Лейтенант, – приветствовал ее Уитни. – Шеф сейчас будет.
      – Да, сэр. Опергруппа собралась в полном составе. Доктор Мира, в каждом наборе есть копия вашего первоначального психологического портрета, но если вы хотите что-нибудь добавить устно, прошу вас.
      – Я хотела бы сначала перечитать записи по убийствам.
      – Я вам их предоставлю. Сэр, хотите что-нибудь сказать?
      – Начинайте, Даллас. – Уитни отступил в сторону, давая дорогу вошедшему Тибблу.
      Шеф полиции был человеком крупным и, как всегда казалось Еве, суровым и сдержанным. Невозможно было догадаться, о чем он думает и что чувствует, но иначе, считала она, и быть не могло. Вряд ли ему удалось бы преодолеть все эти ступени служебной лестницы и добраться до самого верха, не будь он таким. Он был опытным политиком – и это можно было считать неизбежным злом, – но всегда умел повернуть дело так, чтобы его департамент при этом не пострадал.
      Темнокожий, черноглазый, в строгом темном костюме… Костюм – это часть его образа, решила Ева. Как и звучный, сильный голос и сильная воля.
      – Шеф Тиббл.
      – Лейтенант. Прошу прощения, если задержал брифинг.
      – Нет, сэр, мы идем по расписанию. Итак, если вы готовы…
      Он кивнул и прошел к задней стене комнаты. Он не сел, остался на ногах. Наблюдатель.
      Ева кивком дала знак Пибоди и выступила вперед. У нее за спиной вспыхнул настенный экран.
      – Сарифина Йорк, – начала Ева. – Возраст – двадцать восемь лет в момент смерти.
      Она начинает с жертвы, догадался Рорк. Хочет, чтобы каждый коп в конференц-зале навсегда запомнил этот образ. Чтобы каждый коп в конференц-зале думал о ней, не забывал ее за текущей работой. Работать придется долго, будут усталость, досада, потому что кучу данных придется перелопатить впустую. Но они должны поминутно помнить о ней.
      Как и о том, что с ней сделали. На экране появились новые кадры.
      Ева перечислила всех убитых женщин поименно. Имена, лица, возраст, снимки, запечатлевшие их страдания и смерть. Это заняло много времени, но никто не перебивал, не вздыхал, не ерзал от нетерпения.
      – Мы полагаем, что все эти женщины – двадцать три женщины – были похищены, замучены и убиты одним и тем же человеком. Мы полагаем, что их может быть больше, чем двадцать три, но о других либо ничего не известно, либо они не были связаны с данной серией. Возможно, их тела не были найдены, возможно, способ убийства был иным. Мы полагаем, что это были более ранние жертвы, еще до Коринны Дагби. Начиная с нее он выбрал определенный метод.
      Она немного помолчала, чтобы убедиться, как предположил Рорк, что внимание всех сосредоточено на фотографиях первой жертвы.
      – Метод почти не меняется от одной жертвы к другой, в чем вы сможете убедиться, изучив копии дела девятилетней давности. Полные копии файлов следствия по делам об убийствах, совершенных неизвестным субъектом, будут розданы вам позднее.
      Ева обвела взглядом помещение. Ее глаза, решил Рорк, не упускали ничего.
      – Его методология, – продолжала она, – характерна для серийного убийцы. Мы полагаем, что он выслеживает и выбирает женщин, входящих в одну возрастную группу, женщин одной расы, одного типа, определенной внешности. Он изучает их привычки, их распорядок. Знает, где они живут, работают, делают покупки, знает, с кем они спят.
      Она опять замолчала, переступила с ноги на ногу. Рорк заметил, как луч солнца, просочившийся сквозь защитный экран на окне, блеснул на рукоятке ее оружия.
      – Нам известны двадцать три женщины. Они были выбраны целенаправленно. Между убитыми нет никакой связи, за исключением возраста и самого общего внешнего сходства. Ни одна из убитых женщин никому не говорила, что ее кто-то преследует, ни разу не упомянула в разговоре с друзьями, сослуживцами, родственниками, что кто-то ей досаждает или пристает к ней. В каждом отдельном случае жертва покидала место жительства или службы, после чего бесследно исчезала, и никто ее не видел вплоть до обнаружения тела.
      Должно быть, у него есть транспортное средство, на котором он захватывает жертву и отвозит в укромное место. Вероятно, речь идет о некоем хорошо оборудованном частном доме, поскольку процесс убийства – как в случае с Сарифиной Йорк – занимает несколько суток. Все предыдущие расследования показали – это было подтверждено хронологией и медицинской экспертизой, – что он всегда выбирает и похищает вторую жертву, прежде чем покончит с первой, а третью – прежде чем покончит со второй.
      Ева пересказала вкратце отчеты следователей с мест обнаружения трупов и отчеты судмедэкспертов. Таким образом, она провела присутствующих через весь процесс пыток и медленного умирания.
      Рорк услышал, как Каллендар – женщина-детектив из электронного отдела – тихонько шепчет: «Господи», пока Ева перечисляла подробности.
      – Но он может и слегка отклоняться от принятого плана, – продолжала Ева, – и приспосабливать свой метод к особенностям конкретной жертвы. Согласно психологическому портрету, составленному доктором Мирой, он подстраивается к жертве, к ее способности терпеть боль, к ее желанию жить, к ее выносливости. Он осторожен, методичен, терпелив. Скорее всего, это взрослый, возможно даже пожилой, мужчина, отличающийся высоким интеллектом. Живет один, имеет постоянный источник дохода. Вероятно, его доходы высоки. Хотя он выбирает исключительно женщин, нет доказательств того, что он применяет к ним сексуальное насилие.
      – И на том спасибо, – проговорила Каллендар. Если Ева и слышала, то виду не подала.
      – Власть над жертвой, контроль над ней, обретенные через секс, его не интересуют. Для него они не сексуальные объекты. Вырезая на торсе – посмертно – проведенное с ними время, он их метит, ставит клеймо. Кольцо, которое он надевает им на палец, – это еще один вид клейма. В знак того, что это его собственность. – Ева оглянулась за подтверждением на Миру.
      – Да, – согласилась доктор Мира, элегантная немолодая женщина с мягко вьющимися каштановыми волосами и негромким, спокойным голосом. – Убийства представляют собой ритуал, хотя и не являются обрядовыми в общепринятом смысле слова. Эти убийства – ритуал, разработанный им самим, начиная с выбора жертвы и выслеживания, через похищение и пытки, вплоть до посмертного омовения. Он уделяет большое внимание деталям, засекает время. Использование колец указывает на интимность и собственнический интерес. Они принадлежат ему. Скорее всего, для него они являются символом женщины, сыгравшей важную роль в его жизни.
      – Он их моет – тело, волосы, – продолжала Ева. – Хотя при этом вещественных следов не остается, мы сумели определить марку мыла и шампуня на предыдущих жертвах. Это элитные, дорогостоящие продукты. Значит, посмертная «презентация» тел тоже важна для него.
      – Да, – согласилась Мира, когда Ева опять оглянулась на нее. – Очень важна.
      – Еще одно важное обстоятельство. Он оставляет тела на белой простыне, обычно в парке или в зеленой зоне. Ноги сомкнуты, как видите, – опять-таки не сексуальная поза, – зато руки широко раскинуты.
      – Некий призыв, – прокомментировала Мира. – Или раскрытые объятия. А может быть, и смирение с тем, что было с ними сделано.
      – Хотя он точно следует традиционной схеме действий обычного серийного убийцы, тут есть одно существенное отклонение. Дай полную хронологию, Пибоди, – распорядилась Ева и повернулась, когда хронологическая шкала вспыхнула на экране. – У него нет эскалации насилия, нет существенного сокращения интервала между сериями. Он занимается своими жертвами две-три недели, потом делает перерыв. Через год или два цикл повторяется в другом месте. Его «фирменный стиль» идентифицирован в Нью-Йорке, в Уэльсе, во Флориде, в Румынии, в Боливии, а теперь снова в Нью-Йорке. Двадцать три женщины, девять лет, четыре страны. Этот возомнивший о себе сукин сын вернулся сюда, и вот тут он остановится.
      И вот тут, заметил Рорк, в голосе Евы прорвалась ярость, которую она сдерживала, пока излагала данные, перечисляла имена, методы и улики. Она превратилась в мстительницу.
      – Уже сейчас в его руках женщина в возрасте от двадцати восьми до тридцати трех лет. Шатенка с белой кожей, стройного сложения. Она уже похищена. Мы должны найти и остановить его. Мы должны спасти ее.
      Сейчас я раздам вам индивидуальные задания. Если у кого-то есть вопросы или проблемы, мы их выслушаем, когда я закончу. Но прежде я должна сказать вам еще одну вещь. Мы его возьмем. Мы возьмем его здесь, в Нью-Йорке, мы выстроим против него железобетонное, пуленепробиваемое дело, чтобы он чувствовал, как оно на него давит, каждый час каждого дня и каждого года, проведенного в камере.
      «Нет, это не просто ярость, – подумал Рорк, – тут есть заряд». Она вбивала в них эту ярость и этот заряд энергии, чтобы они работали, пока не свалятся замертво.
      Она была великолепна.
      – Он не уйдет, не убежит, не вылетит и не выползет из этого города, – продолжала Ева. – Он не выскользнет из рук правосудия только потому, что кто-то из нас дал его адвокату лазейку величиной с блошиный зад. Он заплатит, и мы должны чертовски постараться, чтобы он заплатил за каждую из этих двадцати трех женщин.

4