Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Адвокат мог не знать

ModernLib.Net / Остросюжетные любовные романы / Робертс Нора / Адвокат мог не знать - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Автор: Робертс Нора
Жанр: Остросюжетные любовные романы

 

 


Нора Робертс

Адвокат мог не знать

ПРОЛОГ

12 декабря 1974 г.

Дугласу Эдварду Каллену требовалось как можно скорее сбегать кой-куда. Слишком много впечатлений сразу свалилось на его неокрепшую трехлетнюю натуру, да и большой стакан кока-колы, выпитый за ленчем в «Макдоналдсе», которым мама его наградила за то, что он хорошо себя вел, пока она делала покупки, тоже сказывался: его мочевой пузырь был переполнен и грозил вот-вот лопнуть.

Он нетерпеливо приплясывал на носочках своих маленьких красных кроссовок. Сердце его колотилось так сильно, что казалось: если он сейчас не крикнет во всю мочь или не побежит со всех ног, раздастся взрыв.

Дуглас обожал, когда по телевизору что-то взрывалось.

Но мама сказала, что он должен вести себя хорошо. Если маленькие мальчики не слушаются маму, Санта-Клаус кладет им в чулок головешки вместо игрушек. Дуглас не знал, что такое головешки, зато он точно знал, что хочет игрушки. Поэтому он кричал и бегал только мысленно, как учил его папа. Все можно делать только мысленно, когда надо… когда просто необходимо сидеть смирно.

Дуглас стоял рядом с большим снеговиком. Снеговик усмехался. Он был ужасно толстый, даже толще тети Люси. Дуглас не знал, что едят снеговики, но вот уж этот точно ел очень много.

Ярко-красный нос Рудольфа[1], его любимого северного оленя, то вспыхивал, то угасал. В конце концов у Дугласа даже глаза заслезились.

В торговом центре было очень шумно: из динамиков неслась рождественская музыка, другие дети что-то выкрикивали, младенцы пускались в рев.

Как младенцы умеют реветь, Дуглас знал лучше всех. У него была младшая сестренка. Когда младенцы ревут, их полагается брать на ручки и укачивать, расхаживая взад-вперед или сидя в кресле-качалке и напевая колыбельные. И еще их надо похлопывать по спинке, чтобы они пукнули.

Младенцы умеют пукать очень даже громко, и никто их за это не стыдит и не требует, чтобы они просили прощения. Потому что эти тупые младенцы вообще разговаривать не умеют!

Но сейчас Джессика не ревела. Она спала в коляске и напоминала куколку в своем красном платьице с дурацкими белыми оборочками.

Это бабушка так называла Джессику. Она звала ее своей куколкой. Правда, иногда Джесси начинала реветь без умолку, и тогда лицо у нее становилось красное и сморщенное. И сколько ее ни укачивай, сколько ей ни пой, ничто не могло заставить ее успокоиться.

А когда Джесси начинала реветь, она совсем не была похожа на куколку. В такие минуты она казалась сердитой и вредной. Когда такое случалось, мама переставала с ним играть. Раньше она никогда не отказывалась с ним играть — пока Джессика не забралась к ней в живот.

Порой Дугласу приходило в голову, что ему вовсе не нужна младшая сестричка, которая ревет и все свои дела делает в штанишки, а мама из-за нее так устает, что не может с ним играть.

Но чаще все было хорошо. Ему нравилось наблюдать за Джесси, смотреть, как она сучит ножками. А когда она хваталась за его палец — крепко-крепко! — Дуглас начинал смеяться.

Бабушка говорила, что он должен защищать Джессику, на то он и старший брат. Дуглас так разволновался, что как-то раз даже прокрался к ней в комнату и лег на полу у ее колыбельки, чтобы чудовища, живущие в стенном шкафу, не съели ее во сне.

Но утром Дуглас проснулся в своей собственной постели и решил, что ему, наверное, только приснилось, что он ходил защищать сестру.

Они продвинулись в очереди, и Дуглас тревожно и косился на ухмыляющихся гномов, пляшущих вокруг пещеры Санта-Клауса. На вид они были довольно-таки злые и вредные. Прямо как Джессика, когда начинала реветь.

Если Джессика не проснется, ей не дадут посидеть на коленях у Санты. Так ей и надо! Зачем вообще было наряжать Джесси и сажать ее к Санте на колени, раз она даже не извинится, если пукнет, и вообще не может сказать Санте, что она хочет получить на Рождество?

А вот он может! Ему три с половиной года. Он уже большой мальчик. Все так говорят.

Мама присела на корточки и тихонько заговорила с ним. Когда она спросила, не нужно ли ему в туалет, Дуглас отрицательно покачал головой. У нее на лице было уже знакомое ему усталое выражение, и он испугался, что, если они пойдут в туалет, их не пустят обратно в очередь и он не увидит Санту.

Мама улыбнулась своей чудесной улыбкой. Когда она улыбалась, на лице у нее появлялись три ямочки: две на щеках и еще одна над правым уголком рта. Она сжала его руку и пообещала, что ждать уже недолго.

Он попросит у Санты велосипед, игрушечные машинки, гараж, солдатиков и большой желтый бульдозер, как тот, что его друг Митч получил на день рождения.

Джессика слишком мала, она еще не доросла до настоящих игрушек. Вот ей и дарят всякую девчачью чепуху, вроде платьев с оборочками и плюшевых мишек. Девчонки вообще тупые, а уж такие малявки, как Джесси, совсем ничего не соображают.

Но он замолвит Санте словечко за Джессику, чтобы Сайта не забыл захватить чего-нибудь и для нее, когда будет спускаться к ним ночью по печной трубе.

Мама с кем-то разговаривала, но он не прислушивался. Взрослые разговоры его не интересовали. Тем более что очередь продвигалась, люди переминались с ноги на ногу, и из-за чужих спин он наконец-то увидел Санту.

Санта был очень большой. Дуглас даже испугался. Когда он видел Санту на картинках в книжке или в мультиках, тот вовсе не казался таким великаном.

Он сидел на троне у входа в свою пещеру. Вокруг него было множество гномов, оленей и снеговиков. Все кругом двигалось — головы, руки… Большие-пребольшие улыбки.

У Санты была длинная борода. За ней его лица почти не было видно. А когда он издал свой громкий клич — хо-хо-хо! — Дуглас понял, что больше не вытерпит ни минутки.

Лампочки мигали, где-то плакал младенец, эльфы кривлялись.

Он уже большой мальчик. Большой. Он не боится Санта-Клауса.

Мама потянула его за руку, сказала, что надо идти вперед. Надо сесть на колени Санта-Клаусу.

Дуглас сделал шаг вперед, потом второй… Коленки у него дрожали. И тут Санта подхватил его на руки.

— Счастливого Рождества! Ты был хорошим мальчиком?

Ужас молотом хватил по сердцу Дугласа. Гномы окружали его, красный нос Рудольфа мигал. Снеговик повернул свою большую круглую голову и ухмыльнулся.

Великан в красном костюме крепко держал его и сверлил своими маленькими глазками.

Визжа, отбиваясь, Дуглас свалился с колен Санты и больно ударился об пол. И намочил штанишки.

Люди сомкнулись над ним, голоса плыли над его головой. Он свернулся клубочком и заплакал.

Потом появилась мама, обняла его, сказала, что все хорошо. Она суетилась и ахала, потому что он стукнулся носом и у него пошла кровь.

Она поцеловала его, погладила по голове и не стала бранить за то, что он намочил штаны. Все еще всхлипывая и икая, он прижался к ней, спрятал лицо у нее на плече. Она крепко обняла его и подняла на руки.

Все еще продолжая его утешать, она повернулась.

И закричала. И бросилась бежать.

Цепляясь за нее, Дуглас посмотрел вниз. И увидел, что коляска Джессики пуста.

Часть I

ВЕРХНИЙ СЛОЙ

Куда бы мы ни направились по поверхности, не заглядывая вглубь, мы обнаружим, что люди уже побывали там до нас.

Генри Дэвид Торо

1

Строительному проекту «Антитам»[2] пришел конец, когда Билли Янгер зацепил ковшом своего экскаватора первый череп.

Билли совсем не обрадовался находке. Он и без того был не в духе. Он сидел в кабине, обливаясь потом, и на чем свет стоит проклинал июльскую жару. Его жена была категорически против новостройки и пилила его, не переставая. В то утро она выдала ему обычную трель на повышенных тонах, пока он хмуро доедал свою яичницу с сосисками.

Сам Билли плевать хотел на эту новостройку, но работа есть работа, а Долан хорошо платил. Билли с наслаждением орудовал рычагами. Машина не станет его пилить за то, что сделает свою работу. Больше всего на свете ему нравилось всаживать лезвие ковша в землю и чувствовать, что ковш зачерпнул щедрый кусок.

Но вытащить грязный, зияющий пустыми глазницами череп вместе с мягкой и жирной пойменной почвой, увидеть, как это чертов череп скалится прямо ему в лицо, — нет, на это он не подписывался. Билли весил 250 фунтов[3], но и он завизжал, как девчонка, и выпрыгнул из кабины, словно его хлестанули крапивой.

Конечно, напарники его засмеют, и ему придется расквасить нос лучшему другу, чтобы отстоять свое достоинство, но все это будет потом. В тот жаркий июльский день он бежал по стройплощадке чуть ли не с той же скоростью, с какой когда-то в школьные годы бегал по футбольному полю.

Отдышавшись и вернув себе дар речи, Билли обо всем доложил старшему по смене, а старший доложил самому Рональду Долану. К тому времени, как прибыл шериф, строители нарыли еще несколько костей. Послали за судмедэкспертом. Нагрянула целая команда местных телевизионщиков — брать интервью у Билли, у Долана, у всех, кто мог заполнить вечерний эфир.

Поползли слухи. Стали поговаривать о кровопролитии, о массовых захоронениях, о серийных убийцах. Когда дознание закончилось и кости были признаны очень старыми, многих это не обрадовало, а скорее разочаровало.

Самому Долану на возраст костей было наплевать. Ему приходилось бороться с петициями, протестами, судебными запретами, чтобы превратить пятьдесят акров[4] заболоченной пойменной земли и леса в новостройку.

А эти проклятые кости окончательно отравили ему жизнь.

Когда эта сучка Лана Кэмпбелл, недавно переехавшая в город леди-адвокат, скрестила свои бесконечные ноги и улыбнулась самодовольной улыбочкой, Долан еле сдержался, так ему хотелось съездить по ее смазливой физиономии.

— Как видите, судебный ордер совершенно недвусмыслен, — сказала она ему, продолжая лучезарно улыбаться.

Еще бы ей не радоваться! Она громче всех выступала против стройки.

— Зачем вам судебный ордер? Я прервал работы. Я сотрудничаю с полицией и с комиссией по застройке.

— Считайте его дополнительной мерой предосторожности. Окружная комиссия по застройке дала вам два месяца сроку — подать отчет и убедить их, что ваше строительство должно быть продолжено.

— Я в курсе, милочка. Компания Долана сорок шесть лет строит дома в этом округе.

Он нарочно назвал ее «милочкой», чтобы разозлить. Поскольку они оба это знали, Лана лишь ухмыльнулась.

— Я всего лишь делаю свою работу. Историческое и Природоохранное общества наняли меня представлять их интересы. Члены факультета археологии и антропологии университета штата Мэриленд собираются посетить стройплощадку. Как их представитель я прошу вас разрешить им забор и тестирование проб.

— Всех-то вы представляете! — саркастически заметил Долан и откинулся на спинку кресла. — Деловая барышня.

Он засунул большие пальцы обеих рук за подтяжки. Тяжеловесный ирландец с багровой физиономией, он всегда надевал красные подтяжки поверх синей рабочей рубашки, считая их деталью своей рабочей одежды. Эти подтяжки делали его своим среди рабочего класса, среди простых парней, которые сделали этот город и эту страну великими. Каков бы ни был его счет в банке, ему не требовались дорогие тряпки для самоутверждения.

Он по-прежнему водил старенький пикап. Американского производства.

В отличие от этой хорошенькой столичной штучки он родился и вырос в Вудзборо. И пусть ни она, ни кто-либо другой ему не указывает, что нужно его родному городу.

— Мы оба с вами люди занятые, поэтому я перейду сразу к делу, — спокойно продолжала Лана. — Вы не можете продолжать строительство, пока территория не будет изучена. Для этого нужно взять пробы, артефакты. Предметы материальной культуры, найденные при раскопках, — пояснила она. — Вам они совершенно не нужны. Сотрудничество в этом деле поможет вам укрепить пошатнувшуюся репутацию вашей фирмы.

— С репутацией моей фирмы все в полном порядке. — Он широко развел в стороны свои крупные сильные руки строителя. — Людям нужны дома. Людям нужна работа. Наш проект дает и то и другое. Это называется прогрессом.

— Тридцать новых домов. Усиление движения на дорогах, не выдерживающих такой нагрузки, и без того переполненные школы, утрата сельской атмосферы, загрязнение воздуха. — «Милочку» она пропустила мимо ушей, а вот старый спор ее раззадорил. — Общественность города выступила против этого проекта. За качество жизни. Но сейчас речь не о том, — добавила она, не давая Долану возразить. — Пока кости не протестированы и их возраст не установлен, вы не сможете и пальцем шевельнуть. — И она для наглядности постучала пальчиком по судебному ордеру. — Возможно, «Строительная компания Долана» захочет ускорить процесс? Вы могли бы оплатить тесты. Датирование по радиоуглероду.

— Оплатить…

Лана хорошо подготовилась к разговору.

— Земля принадлежит вам. Все найденные в ней артефакты тоже принадлежат вам. Но вы прекрасно знаете, что мы будем бороться против строительства, мы засыплем вас судебными ордерами и исками. Советую вам заплатить, мистер Долан. — Она поднялась на ноги. — Ваши адвокаты дадут вам тот же совет.

Плотно закрыв за собой дверь кабинета, Лана позволила себе торжествующую улыбку. Ей хотелось сплясать джигу, но она удержалась — это было бы несолидно. Однако, выйдя на улицу и вдохнув влажный летний воздух, она чуть не вприпрыжку пустилась по Главной улице Вудзборо. Теперь это был ее город. Ее дом. Она жила здесь вот уже два года после переезда из Балтимора.

Это был славный городок, пропитанный историей и традициями, живущий сплетнями, защищенный от волны урбанизации расстоянием и нависающей тенью Голубого хребта.

Переезд в Вудзборо был смелым шагом для женщины, родившейся и выросшей в большом городе. Но, потеряв мужа, Лана больше не могла оставаться в Балтиморе. Смерть Стива гнула ее к земле. Ей потребовалось полгода, чтобы встать на ноги, вытащить себя из липкого тумана горя и вновь начать жить.

«А жизнь берет свое», — подумала Лана. Она тосковала по Стиву, все еще ощущала рану в сердце, в том месте, где раньше был он, но ей надо было жить дальше и работать. Хотя бы ради Тайлера, ее ненаглядного мальчика, ее сына.

Не в ее власти было вернуть ему отца, но она могла дать ему счастливое детство. Теперь ему есть где побегать, теперь у него есть щенок. Соседи. Друзья. Мать, готовая сделать все, чтобы он был доволен и чтобы ему ничто не угрожало.

Лана на ходу бросила взгляд на часы. В этот день после детского сада Тай должен был пойти в гости к своему другу Броку. Через час она позвонит Джо, матери Брока. Просто на всякий случай, чтобы убедиться, что все в порядке.

На перекрестке Лана остановилась, ожидая сигнала светофора. Машины тянулись неторопливо, как и положено машинам в маленьком городке. Сама она была не похожа на жительницу маленького городка. Ее гардероб в свое время был тщательно подобран, чтобы соответствовать образу преуспевающего адвоката из крупной юридической фирмы. Что ж, может, она и осела в провинциальном городишке с населением меньше четырех тысяч человек, который на карте с микроскопом не сыщешь, но это еще не значит, что она должна перестать одеваться как преуспевающий адвокат.

Сегодня на Лане был летний костюм из синего льна. Классически строгий фасон подчеркивал линии ее хрупкой, воздушной фигурки. Прямые светлые волосы, подстриженные «под пажа», обрамляли прелестное молодое лицо. У нее были большие голубые глаза, придававшие ей обманчиво невинный вид, чуть вздернутый носик и полные, красиво изогнутые губы.

Она зашла в книжный магазин «Бесценные страницы», одарила ослепительной улыбкой мужчину за прилавком. И наконец сплясала джигу.

Роджер Гроган снял очки для чтения и удивленно поднял серебристые брови. Бодрый и стройный в свои семьдесят пять лет, лицом он напоминал Лане доброго сказочного волшебника. На нем была белая рубашка с короткими рукавами, его густая серебряная шевелюра растрепалась.

— Вид у вас довольный. Насколько я понимаю, вы только что виделись с Роном Доланом.

— Я к вам прямо от него. — Лана позволила себе еще один пируэт и наклонилась над прилавком. — Вам следовало пойти со мной, Роджер. Стоило взглянуть на его лицо.

— Уж больно вы к нему строги. — Роджер шутливо щелкнул ее по носу. — Он всего лишь делает то, что считает правильным. — Лана уставилась на него с оскорбленным выражением. Роджер засмеялся. — Я же не говорю, что я с ним согласен! Мальчишка упрям, как и его старик. Не видит дальше своего носа. Не понимает, что раз уж мнения разделились, значит, надо все заново обдумать.

— Он обдумывает как раз сейчас, — заверила его Лана. — Пока проверяют и датируют эти кости, его дело стоит. Если нам повезет, кости привлекут к себе внимание на федеральном уровне. Мы можем остановить строительство на месяцы. Возможно, на годы.

— Вы и так уже застопорили его работу на месяцы.

— Он называет это прогрессом, — сказала Лана.

— В этом он не одинок.

— Одинок или нет, он не прав. Мне не терпится взглянуть на заключение археологов. А мы пока будем собирать деньги. Вдруг Долан передумает и продаст участок Природоохранному обществу Вудзборо? — Она откинула назад волосы. — Почему бы мне не пригласить вас на ленч?

— А почему вы не позволите какому-нибудь молодому красивому парню пригласить вас на ленч?

— Потому что я влюбилась в вас с первого взгляда, Роджер. — Это было не слишком сильным преувеличением. — По правде говоря, к черту ленч. Давайте махнем на Арубу.

Роджер смущенно усмехнулся. Он потерял жену в тот же год, когда Лана лишилась мужа. Может быть, именно в этом — хотя бы отчасти — крылась причина мгновенно связавшей их симпатии? Он восхищался ее острым умом, ее упорством, ее безграничной привязанностью к сыну. У Роджера была внучка примерно ее возраста. Где-то в этом Мире.

— Честно говоря, мне нужно занести книги в каталог. Новые поступления. Так что времени у меня нет — ни на ленч, ни на тропические острова.

— Я не знала, что у вас новые поступления. Это они?

Он кивнул, и она бережно взяла одну из книг. Нечасто можно встретить букинистический магазин в крошечном провинциальном городишке с двумя светофорами. Лана знала, что клиенты Роджера, как и редкие книги, стекались к нему издалека.

В задней части магазина открылась дверь, отделявшая торговое помещение от лестницы, ведущей на второй этаж, в жилые комнаты. Лана заметила, как просиял радостью Роджер, и обернулась.

Лицо вошедшего было необычайно выразительным. В темно-каштановой шевелюре, спускавшейся завитками на затылке до воротника рубашки, светлели золотистые прядки, выгоревшие на солнце. Со временем, подумала Лана, волосы поседеют и станут серебристыми, но останутся такими же густыми. Глаза были глубокие, темно-карие. Сейчас они смотрели мрачно и недовольно. Умное и волевое лицо. «Умное и упрямое», — уточнила для себя Лана. Впрочем, Роджер часто повторял, что его внук страшно упрям.

И еще он выглядел безумно сексуально. Как будто только что вылез из постели и второпях натянул старые джинсы — не потому, что ему это надо, так, для приличия.

По ее телу пробежала легкая приятная дрожь волнения. Давно уже с ней ничего такого не было.

— Даг! — В голосе Роджера слышалась гордость. — Я уж не чаял дождаться, когда же ты спустишься. Но ты как раз вовремя. Это Лана. Я тебе рассказывал о нашей Лане. Лана Кэмпбелл — мой внук Даг Каллен.

— Рада с вами познакомиться. — Лана протянула руку. — С тех пор, как я переехала в Вудзборо, нам так и не довелось встретиться. Вас все время нет на месте.

Он пожал протянутую руку, заглянул ей в лицо.

— Вы ведь адвокат?

— Признаю свою вину. Я как раз заглянула поделиться с Роджером последними новостями по делу Долана, а заодно и приударить за ним. Надолго вы вернулись в город?

— Пока не знаю.

«Немногословный», — отметила Лана и попыталась зайти с другой стороны.

— Вы так много путешествуете, покупаете и продаете старинные книги. Должно быть, это очень увлекательно?

— Мне нравится.

Роджер поспешил заполнить неловкую паузу:

— Не знаю, что бы я делал без Дага. Колесить по стране, как раньше, мне уже не под силу, а у него настоящее чутье на книги. Природный нюх. Я бы уже ушел на покой и помер со скуки, если бы он не взял «полевые работы» на себя.

Заметив, что Дугласу наскучил этот разговор, Лана повернулась к его деду:

— Ну, Роджер, раз уж вы опять меня отвергли, вернусь-ка я, пожалуй, на работу. Увидимся завтра на собрании?

— Я там буду.

— Рада с вами познакомиться, Даг.

— Угу. Увидимся.

Когда дверь за ней закрылась, Роджер испустил долгий мученический вздох.

— «Увидимся»? И это все, что ты можешь сказать красивой женщине? Ты разбиваешь мне сердце, мальчик мой.

— Кофе нет. Наверху. Нет кофе — нет мозгов. Скажи спасибо, что я еще способен разговаривать простыми предложениями.

— В задней комнате у меня целый кофейник, — с раздражением проговорил Роджер, тыча большим пальцем за спину. — Эта девочка умна, хороша собой, интересна, а главное, — добавил он, — свободна от обязательств.

— Я не приглядывался. И вообще мне не нужна женщина. — Дуглас с наслаждением отхлебнул горячего кофе. — И что такая расфуфыренная фифочка делает в Вудзборо?

— Ты же не приглядывался!

Вот теперь он усмехнулся, и его угрюмое лицо сразу подобрело.

— Не приглядывался, но обратил внимание. Какая разница?

— Она умеет себя подать. Это еще не делает ее фифочкой.

— Без обид. Не знал, что она твоя подружка.

— Будь я в твоем возрасте, так бы оно и было.

— Дед, — оживившись после кофе, Дуглас обнял Роджера за плечи, — возраст ничего не значит. Я тебе говорю: полный вперед. Можно я возьму кофейник наверх? Мне надо привести себя в порядок. Иду на встречу с мамой.

— Иди, иди, — отмахнулся Роджер. — «Увидимся», — сердито пробормотал он себе под нос, пока Дуглас направлялся в заднюю комнату. — Какое убожество!

Колли Данбрук отчаянно боролась с уличным движением Балтимора. Время отъезда из Филадельфии, где она проводила трехмесячный академический отпуск, было выбрано неудачно. Увы, она слишком поздно это поняла. Когда раздался звонок с просьбой о консультации, она думать забыла о времени, о часе пик, о хаосе, царящем на окружной дороге Балтимора в среду, в четыре пятнадцать пополудни.

Весь отпущенный ей природой запас терпения Колли использовала на работе, требовавшей, помимо всего прочего, колоссальной выдержки. На все прочее терпения у нее не хватало.

Непрерывно сигналя клаксоном, подрезая другие машины и не обращая внимания на возмущение водителей, Колли вгоняла свой обожаемый старый «Лендровер» в просветы между машинами, где могли проскочить разве что игрушечные автомобильчики.

Семь недель она не была на раскопках. Хорошо зная Лео Гринбаума, Колли мгновенно уловила волнение в его голосе. Не такой он человек, чтобы просто так приглашать ее в Балтимор взглянуть на какие-то кости. Значит, это очень интересные кости.

Видит бог, ей нужен реальный проект. Ей до одури надоело писать статьи в журналы. Колли была убеждена, что археология — это не лекционная работа и не публикации. Археология для нее сводилась к раскопкам. Она привыкла работать под палящим солнцем, под проливным дождем, утопая в грязи и отбиваясь от полчищ комаров.

Для нее это был рай небесный.

Когда радио у нее в машине перешло к новостям, она переключилась на компакт-диски. Болтовня диктора только раздражала. Рычащий рок со своими рваными ритмами больше подходил для этой ситуации.

Зазвучал «тяжелый металл», и настроение у нее сразу улучшилось. Ее золотисто-карие глаза загорелись за стеклами дымчатых очков, пальцы машинально выбивали дробь по рулю.

Колли предпочитала носить длинные волосы — их можно было стянуть на затылке и запихнуть под шляпу, а не подстригать и укладывать. К тому же у нее хватало здорового кокетства, чтобы понять, что прямые длинные волосы цвета меда ей к лицу.

Глаза у нее были удлиненной формы, брови — почти прямые. В ранней юности она считалась хорошенькой, теперь, ближе к тридцати, ее уже можно было назвать интересной женщиной, но когда она улыбалась, на этом лице появлялись три ямочки: одна на каждой загорелой щеке и еще одна — над правым уголком рта. Мягко очерченный подбородок не выдавал того, что ее бывший муж называл твердокаменным упрямством.

Впрочем, то же самое она могла сказать о нем. И говорила при каждом удобном случае.

Почти не притормаживая, Колли повернула на стоянку. Институт Леонарда Гринбаума располагался в безобразной, по ее мнению, десятиэтажной стальной коробке, но в превосходно оборудованной лаборатории работали лучшие специалисты в стране.

Колли поставила машину на место для визитеров, выпрыгнула во влажную жару, напоминавшую не воздух, а горячий суп, и торопливо прошла ко входу. Дежурная, окинув ее взглядом, увидела перед собой стройную, спортивного вида женщину в несуразной соломенной шляпе и дымчатых очках без оправы.

— Доктор Данбрук к доктору Гринбауму.

— Распишитесь, пожалуйста. — Женщина протянула Колли временный пропуск. — Четвертый этаж.

Колли на ходу бросила взгляд на часы, направляясь к лифту. Она опоздала на сорок пять минут. К счастью, Лео не заставил ее долго ждать. Низенький (Колли была выше его на целую голову), стремительный, он напоминал собаку породы корги: его короткие ножки двигались так быстро, что тело за ними не поспевало. Его пышная каштановая шевелюра — Лео никогда не скрывал, что подкрашивает волосы, — была зачесана назад ото лба, карие глаза на обветренном, обожженном солнцем лице привычно щурились за стеклами очков. Как всегда, он был в мешковатых темных брюках и неотглаженной хлопковой рубашке. И как всегда, из всех карманов у него торчали, едва не выпадая, какие-то бумаги.

Он подошел к Колли и чмокнул ее в щеку. Из всех знакомых, но не состоявших с ней в родстве мужчин он был единственным, кому дозволялась такая вольность.

— Отлично выглядишь, Блондиночка.

— Ты и сам неплохо выглядишь.

— Как родичи? — спросил он, ведя ее в свой кабинет.

— Нормально. Спасаются от жары в Мэне[5].

— А как Клара?

При мысли о жене Лео сокрушенно покачал головой.

— Увлеклась керамикой. Жди на Рождество жуткую вазу в подарок.

Они вошли в его светлый, со вкусом обставленный кабинет, и Колли огляделась.

— Я и забыла, как ты тут шикарно устроился. Не жаждешь вернуться к раскопкам?

— Ну почему же? Время от времени такое желание на меня накатывает. Обычно, стоит мне прилечь отдохнуть, оно проходит, но на этот раз… Ты только посмотри.

Он отпер ящик стола и вытащил фрагмент кости в запечатанном пластиковом мешке.

Колли взяла мешок, зацепила темные очки за вырез блузки и осмотрела находку.

— Похоже на осколок большеберцовой кости. Судя по размеру и пористости, принадлежала молодой женщине. Очень хорошо сохранилась.

— А ну-ка навскидку определи возраст.

— Найдено в западной части Мэриленда, так? Неподалеку от проточной воды. Я не люблю угадывать навскидку. У тебя есть пробы почвы, стратиграфический отчет?

— Ну на глазок! Давай, Блондиночка, это же игра!

— Черт! — Сдвинув брови, Колли начала поворачивать мешок в руках. Ей хотелось пощупать кость пальцами. Ее нога сама собой принялась отбивать ритм на полу. — По визуальному наблюдению, без анализов, я бы сказала, ей от трехсот до пятисот лет. Может, и больше. — Она вновь повернула мешок в руке. — На этой территории шли бои в Гражданскую войну[6], верно? Эта кость попала в землю раньше. Это не солдатик повстанческой армии.

— Она попала в землю до Гражданской войны, — согласился Лео. — Примерно на пять тысяч лет раньше.

Колли вскинула голову.

— Датирование по радиоуглероду, — сказал Лео, одарив ее счастливой улыбкой лунатика, и протянул ей пачку листов с распечаткой.

Колли пробежала глазами листы, убедилась, что Лео перепроверил тест дважды на трех различных пробах почвы.

Когда она снова подняла голову, на ее губах блуждала точно такая же блаженная улыбка сомнамбулы. — Супер! — сказала она.

2

По дороге в Вудзборо Колли заблудилась. Лео объяснил ей, как проехать, но, изучая дорожную карту, она заметила, что в одном месте можно срезать кусок пути. Любой нормальный человек так и подумал бы на ее месте. Но составитель карты, очевидно, имел в виду нечто иное. У Колли были давние претензии к составителям дорожных карт.

Впрочем, она не боялась заблудиться. Она всегда находила дорогу. Она даже обрадовалась, потому что окольный путь дал ей возможность почувствовать местность.

Разбросанные тут и там пологие холмы, поросшие буйной летней зеленью, чередовались с правильными рядами посадок на полях. Кое-где из земли вылезали седые от времени скальные породы, похожие на костяшки пальцев великана. «Хорошее место для работы», — решила Колли.

Она проехала десять миль, не встретив ни единой машины.

Барабаня пальцами по рулю в такт песне Дэйва Мэтьюза, Колли обогнула поворот и увидела женщину на обочине, вынимавшую почту из почтового ящика. Едва бросив мельком взгляд на «Лендровер», женщина тем не менее привычным жестом подняла руку в знак приветствия. Колли помахала в ответ и, подпевая Дэйву, двинулась дальше. Дорога расширилась, и она нажала на газ. Мимо нее пролетали поля, придорожный мотель, фермерские домики, впереди возвышались отроги Аппалачей.

По мере приближения к Вудзборо домов становилось все больше, а размером они становились все меньше. Колли затормозила у первого из двух городских светофоров и с удовлетворением отметила, что одна из торговых точек, пристроившихся на углу Главной и Лавровой улиц, является пиццерией. На другом углу стоял винный магазин.

«Это мы учтем», — сказала себе Колли и тронулась, когда свет переменился на зеленый. Припомнив инструкции Лео, она свернула на Главную улицу и двинулась в западном направлении. Улица была уставлена аккуратными старинными домиками — кирпичными, деревянными и сложенными из местного камня. Они теснились друг к другу, выставляя вперед застекленные или открытые веранды. Уличные фонари сохранились, похоже, еще с тех времен, когда по улице ездили кареты. Со стропил, столбов и перил каждого крыльца свисали цветочные горшки.

Пешеходов было так же мало, как и автомобилей, и двигались они столь же неспешно. Как и положено на Главной улице провинциальной Америки.

Колли проехала мимо кафе, скобяной лавки, маленькой библиотеки, совсем крошечного книжного магазинчика, нескольких церквей, двух банков. К тому времени, как она добралась до второго светофора, вся западная часть города уже запечатлелась у нее в памяти.

Доехав до развилки, она повернула направо и запетляла по проселку. Здесь прямо к жилью подступали деревья. Густые, тенистые, таинственные. Колли одолела подъем, и перед ней до самого горизонта предстали горы.

Ну вот оно, наконец. Колли прижалась к обочине у знака, возвещавшего:

«ВАШ ДОМ НА АНТИТАМЕ.

Строительная компания «Долан и сын»

Подхватив фотоаппарат и вскинув на плечо рюкзачок, Колли вылезла из машины. Первым делом она сняла общий план, стараясь захватить в кадр побольше территории. Это был обширный пойменный участок и, судя по холмикам земли, поднятым экскаваторами на ранней стадии рытья, довольно заболоченный. Деревья — старые дубы, высокие тополя, робинии — подступали с запада и с юга. Они выстроились, как часовые, по берегам ручья, словно защищая его от посторонних.

Часть участка была огорожена. В этом месте ложе ручья расширялось, образуя пруд. На примитивном плане, который набросал для нее Лео, этот пруд назывался Саймоновой Ямой. «Интересно, кто такой Саймон и почему пруд назвали в его честь?» — подумала Колли.

Она успела сделать несколько снимков, как вдруг в летней тишине, еле слышно гудящей от жары и насекомых, послышался звук приближающейся машины. Это тоже был внедорожник, но, в отличие от ее верного старого «Лендровера», эта модель предназначалась для замены многоместного семейного фургона. «Дамский вариант», — отзывалась о таких машинах Колли. А этот был к тому же ярко-красный и сиял прямо как выставочный экземпляр.

Женщина, вышедшая из машины, тоже являла собой выставочный экземпляр — ослепительная блондинка, прекрасно одетая, холеная и безупречная. В легких желтых брючках и такой же блузке, с тщательно уложенными льняными волосами, она была похожа на солнечный луч.

— Доктор Данбрук? — спросила женщина с неуверенной улыбкой.

— Она самая. А вы Кэмпбелл?

— Да, Лана Кэмпбелл. — Она с энтузиазмом пожала руку Колли. — Очень рада с вами познакомиться. Извините за опоздание. В последний момент выяснилось, что мне не с кем оставить ребенка.

— Без проблем. Я сама только что приехала.

— Мы очень рады, что специалист с вашей репутацией и вашим опытом заинтересовался нашим делом. — Увидев удивленно поднятые брови Колли, Лана пояснила: — Я ничего не слышала о вас, пока не началась эта история, ничего не знаю о вашем поле деятельности, но я учусь. Я быстро усваиваю уроки. — Она бросила взгляд на огороженный участок. — Когда мы узнали, что костям несколько тысяч лет…

— «Мы» — это местное Историческое общество, которое вы представляете?

— Да. В этой части округа есть несколько мест, имеющих большое историческое значение. Памятники эпохи коренных американцев[7], борьбы за независимость, Гражданской войны… — Она отвела за ухо упавшую на щеку прядь светлых волос, и Колли заметила блеснувшее у нее на пальце золотое обручальное кольцо. — Историческое и Природоохранное общества, а также многие жители Вудзборо и окрестностей объединились против этой стройки. Тридцать новых домов, до пятидесяти автомобилей, дети, которым нужна школа, представляют собой проблему…

Колли вскинула руку:

— Избавьте меня от этой пропаганды. Городская политика не мое дело. Я здесь для того, чтобы провести предварительный осмотр и оценку местности… Кстати, с разрешения Долана, — добавила она. — До сих пор он оказывал нам полное содействие.

— Это ненадолго, — губы Ланы крепко сжались, — он хочет продолжать строительство. Он вложил в проект кучу денег, у него уже подписаны контракты на три дома.

— Это тоже не моя проблема. Но это станет проблемой для него, если он попытается блокировать раскопки. — Колли проворно перелезла через ограждение и оглянулась. — Вам лучше подождать на дороге. Тут земля заболочена. Промочите туфли.

Лана колебалась лишь мгновение, мысленно она уже распростилась со своими любимыми сандалиями, но все же перелезла через загородку.

— Вы не могли бы мне объяснить, что вы собираетесь делать?

— Вот прямо сейчас я собираюсь оглядеться, нащелкать фотографий, взять несколько проб. Опять-таки с разрешения владельца. — Колли покосилась на Лану. — Долан знает, что вы здесь?

— Нет. Ему бы это не понравилось. — Лана осторожно пробиралась среди земляных куч, безуспешно пытаясь угнаться за Колли. — Вы же датировали кости, — продолжала она.

— Угу. Черт, сколько народу тут топталось? Вы только взгляните на эту дрянь!

Раздосадованная Колли наклонилась, подобрала пустую пачку из-под сигарет и запихнула ее себе в карман. Чем ближе она подходила к пруду, тем глубже ее сапожки увязали в грязи.

— Ручей разливается, — проговорила она себе под нос. — Разливается год за годом вот уже тысячи лет. Намывает слой за слоем.

Она присела на корточки, заглянула в грязную яму. Здесь тоже были видны следы чьих-то ног.

— Можно подумать, тут туристы побывали, — проворчала Колли, сокрушенно качая головой. Она сделала фотографии, рассеянно протянула камеру Лане. г — Надо будет забрать несколько совков почвы, сделать стратиграфию…

— Изучение слоев, отложений, — подхватила Лана. — Как видите, я уже кое-чему научилась.

— Тем лучше для вас. А пока почему бы не взглянуть прямо сейчас, что у нас тут есть?

Колли вытащила маленькую лопатку из рюкзака и соскользнула в шестифутовую яму. Она начала копать — медленно, методично, пока Лана стояла над ямой, отмахиваясь от мошкары и не зная, что же ей делать. Она ожидала увидеть женщину постарше, посолиднее, преданную делу сохранения природы, готовую рассказать кучу увлекательных историй. Женщину, которая предложит ей свою безоговорочную поддержку. А оказалось, что доктор Данбрук — молодая привлекательная женщина, ничуть не заинтересованная в местных баталиях, пожалуй, даже несколько циничная.

— Часто у вас бывают такие находки? Это ведь счастливый случай.

— Угу. Бывают такие случайности — это один путь. Бывают естественные причины — землетрясение, например. Но чаще мы проводим целенаправленный поиск — разведку местности, аэрофотосъемку, исследование подпочвенного слоя. Существует множество научных способов обнаружить участок для раскопок.

— Значит, это не так уж необычно.

Колли прервала свою работу и взглянула на нее.

— Если вы рассчитываете пробудить такой интерес к этому месту, чтобы отпугнуть злого и страшного серого волка, то метод обнаружения участка вам ничем не поможет. Чем дальше распространяется цивилизация, чем больше мы строим городов, тем чаще находим под землей остатки прежних цивилизаций.

— Но если сам участок представляет значительный научный интерес, это мне поможет.

— Скорее всего.

И Колли вернулась к своей кропотливой работе.

— Разве сюда не приедет группа экспертов? Как я поняла из разговора с доктором Гринбаумом…

— Эксперты требуют денег, то есть субсидий, а для этого надо подавать прошения, разводить бюрократию. Пусть этим занимается Лео. Пока что за первичное обследование и лабораторные тесты платит Долан. — Колли даже не подняла головы. — Думаете, он раскошелится на укомплектованную группу экспертов, оборудование, жилье, лабораторные счета для полномасштабных раскопок?

— Нет, я так не думаю, — вздохнула Лана. — Это было бы не в его интересах. Но у нас есть кое-какие фонды, и мы работаем, чтобы собрать побольше.

— Я только что проехала через ваш город, миссис Кэмпбелл. По моим прикидкам, вы не сможете наскрести на настоящую команду. Разве что на пару-тройку студентов из колледжа.

Лана была явно раздосадована.

— Я-то думала, человек вашей профессии был бы готов — нет, просто жаждал бы! — отдать свое время и силы такой находке, работать с полной отдачей, чтобы не дать ее разрушить.

— А я и не говорила, что не жажду. Дайте-ка мне камеру.

Лана подошла поближе, утопая сандалиями в грязи.

— Я прошу лишь об одном: чтобы вы… О, мой бог, неужели это еще одна кость? Неужели…

— Бедренная кость, — констатировала Колли, не позволяя охватившему ее волнению прорваться в голосе. — Взрослая особь. — Она взяла фотоаппарат и сделала несколько снимков с разных точек.

— Вы отвезете ее в лабораторию?

— Нет, она останется на месте. Если я извлеку ее из влажной почвы, она высохнет. Нужны специальные контейнеры. А вот это я заберу. — Очень бережно Колли извлекла из среза влажной глиняной ямы плоский, заостренный с одного конца камень. — Помогите мне выбраться.

Слегка поморщившись, Лана протянула руку и схватила перепачканные глиной пальцы Колли.

— Что это?

— Наконечник стрелы. — Она снова присела, взяла пластиковый мешок из своего рюкзака, запечатала в него камень и аккуратно надписала. — Еще два дня назад я мало что знала об этой местности. Понятия не имела о ее геологии. Но я тоже быстро усваиваю уроки. — Она выпрямилась и вытерла руки о джинсы. — Липарит[8]. Его тут было полно, в этих холмах. — Колли повернула в руке запечатанный мешочек с камнем. — Похоже, тут была древняя стоянка. А может, и нечто большее. В эпоху неолита люди уже переходили к оседлости, начинали обрабатывать землю, одомашнивать животных. Они не были кочевниками, как мы когда-то полагали. Вот что я могу сказать вам, миссис Кэмпбелл, по итогам весьма поверхностного осмотра: вы здесь имеете нечто очень даже горяченькое.

— Настолько «горяченькое», чтобы добиться субсидий, экспертной группы, полномасштабных раскопок?

— О да! — Скрытые за желтоватыми стеклами очков глаза Колли охватили взглядом поле. Мысленно она уже нарезала площадку на сектора. — В обозримом будущем никто не будет рыть здесь фундаменты для домов. У вас тут есть местные СМИ?

Глаза Ланы засветились надеждой.

— Маленькая еженедельная газета в Вудзборо. Ежедневная в Хагерстауне. Там же — филиал местного телевидения. Они уже освещают ход событий.

— Мы подбросим им материала, а потом выйдем на федеральный уровень. — Колли внимательно взглянула на лицо Ланы, пряча запечатанный мешочек в рюкзак. «Да, хорошенькая, как солнечный лучик, — подумала она, — и притом отнюдь не дура». — Держу пари, вы отлично смотритесь на экране.

— Да, мне уже говорили, — усмехнулась Лана. — Как насчет вас?

— Просто убийственно. — Колли снова окинула взглядом участок. Она уже начала мечтать. — Долан этого еще не знает, но его стройка накрылась медным тазом пять тысяч лет назад.

— Он будет с вами бороться.

— Он проиграет, миссис Кэмпбелл.

И опять Лана протянула ей руку:

— Зовите меня Ланой. Когда вы хотите обратиться к прессе, доктор?

— Колли. — Она задумчиво поджала губы. — Дай мне время созвониться с Лео и найти место для жилья. Как насчет мотеля за городом?

— Приличный.

— Для начала сойдет. Бывало и хуже. Ладно, как с тобой связаться?

— По сотовому. — Лана вытащила визитную карточку и нацарапала на ней номер. — Днем и ночью.

— Когда передают вечерние новости?

— В половине шестого.

Колли бросила взгляд на часы, что-то прикинула в уме.

— Времени хватит. Я позвоню часа в три.

Она направилась обратно к своей машине. Лана с трудом нагнала ее.

— Ты не откажешься выступить на городском собрании?

— Предоставь это Лео. Он лучше меня умеет общаться с людьми.

— Колли, мы же женщины! Давай держаться заодно.

— Давай. — Колли прислонилась к ограждению. — Мужчины — скоты, и все, что они думают и делают, продиктовано не головой, а головкой.

— Это само собой, но в данном случае я имею в виду другое: людей куда больше заинтригует молодая интересная женщина-археолог, чем мужчина средних лет, работающий главным образом в лаборатории.

— Вот потому-то я выступлю по телевидению. — Колли ловко перебросила свое тренированное тело через изгородь. — И не сбрасывай со счетов обаяние Лео. Он был копателем, когда мы с тобой еще сосали большой палец. Он умеет зажечь людей своей страстью.

— Он приедет сюда из Балтимора?

Колли опять оглянулась на участок. Прекрасный пойменный луг, очарование ручья, сверкающий на солнце пруд. Зеленые леса, полные тайны. Да, она понимала, почему люди хотят строить тут дома, жить у воды, среди деревьев. У нее были все основания полагать, что те же мотивы двигали людьми давным-давно. Тысячи лет назад. Только на этот раз им придется подыскать себе другое место.

— Да его за уши не оттянешь! Ну пока. До трех. — И она села в «Лендровер», одной рукой заводя мотор, а другой набирая на сотовом номер Лео. — Лео? — Колли зажала телефон между плечом и ухом, чтобы освободившейся рукой включить в машине кондиционер. — Мы напали на золотую жилу.

— Это твое научное мнение?

— Я нашла бедренную кость и наконечник стрелы. Они свалились мне прямо в руки, я пальцем о палец не ударила. И все это в яме, выкопанной бульдозером, а люди вокруг топтались, как в Диснейленде. Нам нужна охрана, бригада экспертов, оборудование и финансы. И все это нам нужно вчера.

— Финансы будут, я уже позаботился. Возьми студентов из университета Мэриленда.

— Выпускников или с младших курсов?

— Это пока обсуждается. Университет хочет получить право первой ночи на изучение артефактов. Кроме того, я веду переговоры с Музеем естествознания, Блондиночка, но мне нужно гораздо больше, чем пара костей и наконечник, чтобы дело выгорело.

— Получишь. Это поселение, Лео. Нутром чую. А почва — просто мечта. Правда, с этим Доланом могут быть проблемы. Тут замешана местная политика, меня адвокат Кэмпбелл предупредила. Нам понадобится тяжелая артиллерия. Эта Кэмпбелл хочет созвать городское собрание. — Колли с грустью бросила взгляд на пиццерию, но свернула к мотелю. — На это мероприятие я подписала тебя.

— Когда?

— Чем скорей, тем лучше. Я хочу выступить сегодня вечером по местному телевидению.

— Не торопись с телевидением, Колли. Мы только собираем амуницию. Не надо выступать, пока мы не выработали стратегию.

— Лео, сейчас середина лета. У нас впереди два-три месяца, и придется сворачиваться на зиму. Выступив по ящику, мы надавим на Долана. Если он не захочет отступить и дать нам работать, если откажется пожертвовать деньги, если будет настаивать на возобновлении строительства, он выставит себя жадной скотиной, не уважающей науку и историю.

Она оставила машину на стоянке мотеля и схватила рюкзак, зажав телефон плечом.

— Сейчас тебе почти нечего сказать телевизионщикам.

— А я сделаю из «почти ничего» очень много, — возразила Колли, вылезая из машины и вытаскивая рюкзак. Закинув его за спину, она вытащила с заднего сиденья футляр с виолончелью. — Поверь, я знаю, что делаю. Дай мне только рабочую команду. Я возьму студентов, буду их использовать как чернорабочих, пока не увижу, чего они стоят.

Колли рванула на себя дверь вестибюля, волоча рюкзак, подошла к стойке администрации:

— Мне нужна комната. Самая большая кровать из всех, что у вас есть, в самом тихом месте. Добудь мне Рози, — продолжала она в трубку, — и Ника Лонга, если он свободен. — Она выудила из кармана кредитную карточку, положила ее на стойку. — Они могут поселиться в мотеле, на окраине города. Я как раз вселяюсь.

— Что за мотель?

— Черт, откуда мне знать? Как называется это место? — обратилась Колли к администратору.

— Мотель «Колибри».

— Кроме шуток? Красота. Мотель «Колибри», — повторила она в трубку, — на Мэриленд-рут, тридцать четыре. Добудь мне руки, глаза и спины, Лео. С утра начну брать почвенные пробы. Я тебе перезвоню.

Она отключила мобильник и сунула его в карман.

— Обслуживание в номерах у вас есть?

Женщина, похожая на постаревшую куколку, сильно благоухала лавандой.

— Нет, дорогуша. Но наш ресторан открыт с шести утра до десяти вечера без выходных. Лучше завтрака вы нигде не найдете, разве что на кухне вашей мамочки.

— Знали бы вы мою мамочку, — усмехнулась Колли, — поняли бы, что это не комплимент. Найдется у вас официантка или рассыльный, который хочет заработать лишнюю десятку? Пусть принесет гамбургер с жареной картошкой и диетической «Пепси» мне в комнату. Гамбургер пусть будет прожаренный. У меня срочная работа.

— Моя внучка была бы не прочь получить десятку. Я это устрою. — Она взяла у Колли десять долларов и протянула ей ключ с огромной биркой из красной пластмассы. — Помещу вас в комнату 603. Двуспальная кровать, и там довольно тихо. Гамбургер будет где-то через полчаса.

— Ценю.

— Мисс… гм… — Женщина прищурилась, пытаясь разобрать росчерк в журнале регистрации. — Данбок?

— Данбрук.

— Данбрук. Вы музыкантша?

— Нет. Я зарабатываю на жизнь, копаясь в грязи. На этом я играю, — Колли потрясла массивным черным футляром, — чтобы расслабиться. Передайте вашей внучке, чтобы захватила кетчуп.

В четыре часа пополудни, одетая в оливково-зеленые брюки и рубашку цвета хаки, с аккуратно схваченными на затылке длинными волосами, Колли вновь остановила машину на обочине у строительной площадки.

Она успела поработать над своими заметками, послала их по электронной почте Лео. По пути она завернула а городское почтовое отделение и отослала ему экспресс-почтой отснятую ею непроявленную пленку.

Она надела маленькие серебряные сережки с кельтским рисунком и целых десять минут напряженно трудилась над макияжем.

Операторы уже суетились над подготовкой репортажа с места события. Колли заметила, что Лана Кэмпбелл тоже пришла. Она держала за руку кудрявого мальчика со ссадиной на коленке, грязью на подбородке и ангельски невинным личиком, ясно говорившим: «Жди беды».

Долан в своей «фирменной» синей рубашке с красными подтяжками стоял прямо перед вывеской стройплощадки и говорил с женщиной, в которой Колли сразу распознала репортера. Заметив Колли, он прервал разговор и направился к ней.

— Вы Данбрук?

— Доктор Колли Данбрук.

Она одарила его тысячевольтовой улыбкой, от которой многие мужчины растекались лужицей, но на Долана заряд не подействовал.

— Что здесь, черт побери, происходит? — Он попытался ткнуть пальцем в ее грудь, но вступить в контакт ему не удалось.

— Местное телевидение попросило меня об интервью. Я всегда стараюсь сотрудничать с прессой. Мистер Долан, — продолжая улыбаться, Колли тронула его за рукав, словно они были единомышленниками, — вам исключительно повезло. Археологическое и антропологическое сообщества запомнят ваше имя навеки. Профессора будут читать лекции о вашей стройплощадке многим поколениям студентов. У меня с собой экземпляр предварительного отчета. — Она протянула ему папку с отчетом. — Я с удовольствием объясню вам все, что непонятно. Здесь, конечно, много специальных терминов. Представитель Музея естествознания с вами уже связался?

— Что? — Он уставился на доклад, который она ему протягивала, как на живую змею. — Что?

— Я просто хочу пожать вам руку. — Колли схватила его руку и энергично встряхнула ее. — Спасибо вам за ваш вклад в это поразительное открытие.

— Эй, послушайте…

— При первой же возможности мне хотелось бы пригласить вас с вашей женой и со всей семьей на ужин. — Она стойко держала улыбку и даже кокетливо похлопала ресницами, продолжая методично проходиться по нему паровым катком. — Но, боюсь, в ближайшие несколько недель я буду очень занята. Вы меня извините? Мне хотелось бы как можно скорее со всем этим покончить. — Она прижала руку к сердцу. — Я всегда так нервничаю, когда приходится говорить перед камерой. Если у вас появятся вопросы любого рода по докладу, обращайтесь прямо ко мне или к доктору Гринбауму. Большую часть времени я буду проводить здесь, на раскопках. Вы меня сразу найдете.

Не успел Долан перевести дух, как она поспешила к операторам и принялась пожимать им руки.

— Ловко, — пробормотала Лана. — Очень ловко.

— Спасибо. — Колли присела на корточки и внимательно посмотрела на мальчика. — Привет. Ты репортер?

— Нет. — Он захихикал, его зеленые, как лесной мох, глаза заискрились весельем. — Вас будут по телику показывать. Мама разрешила мне посмотреть.

— Тайлер, это доктор Данбрук. Она ученый. Она изучает старые-старые вещи.

— Кости и все такое, — кивнул Тайлер. — Как Индиана Джонс. А почему у вас нет кнута, как у него?

— Я его в мотеле оставила.

— Ладно. А вы когда-нибудь видели динозавра?

Колли поняла, что он путает разные фильмы, и подмигнула ему.

— Ясное дело. Кости динозавров. Но они не по моей части. Мне нравятся человеческие кости. — Она с видом знатока пощупала его предплечье. — Держу пари, у тебя отличные косточки. Скажи маме, чтобы как-нибудь привела тебя на раскопки. Я дам тебе покопать. Вдруг ты что-нибудь найдешь?

— Правда? Можно? Честное слово? — Ошеломленный Тайлер заплясал на месте и дернул Лану за руку. — Ма-ам? Ну пожалуйста!

— Если доктор Данбрук говорит, что можно, значит, можно. Это очень мило с твоей стороны, — сказала она Колли.

— Я люблю детишек, — ответила Колли, выпрямляясь. — Они еще не научились отгораживаться от возможностей. — Она взлохматила пронизанные солнцем волосы Тайлера. — До свидания, Тай-Рекс.

Сюзанна Каллен экспериментировала с новым рецептом. Ее кухня в равной степени представляла собой научную лабораторию и была воплощением домашнего очага. Когда-то Сюзанна пекла, потому что ей это нравилось. Потому что именно выпечкой полагается заниматься домохозяйкам. Когда ей говорили, что ей следовало бы открыть собственную пекарню, она только смеялась в ответ.

Она была женой и матерью, а не предпринимательницей. У нее не было никаких амбиций за пределами дома и семьи.

Потом она стала печь, чтобы заглушить боль. Чтобы чем-то занять свои мысли, избежать гнетущего чувства вины, прогнать страхи. Она утопила свое горе в песочном, слоеном, бисквитном тесте. И постепенно обнаружила, что это куда более эффективная терапия, чем консультации психологов, молитвы и обращения к общественному мнению.

Пока ее жизнь, ее брак, весь ее мир распадались на части, выпечка стала для нее единственным реальным делом. И ей вдруг захотелось расширить дело. Так родилась «Выпечка Сюзанны». Сначала она торговала на местных рынках и всем занималась сама: калькуляцией, закупками, выпеканием, упаковкой и доставкой.

Через пять лет спрос достиг такого уровня, что она наняла помощников, купила автофургон и начала продавать свои творения по всему округу.

Через десять лет она вышла на национальный уровень.

Хотя ей больше не приходилось стоять у плиты, а упаковкой, распространением и рекламой занимались соответствующие отделы ее корпорации, Сюзанна все еще любила проводить время у себя на кухне за составлением новых рецептов.

Она жила в большом доме на холме, отделенном от дороги лесом. И жила она в нем одна.

У нее была большая солнечная кухня со множеством ярко-голубых рабочих поверхностей, четырьмя духовыми шкафами промышленных размеров и двумя великолепно оборудованными кладовыми. Двойные двери вели из кухни в выложенный плиткой внутренний дворик и в несколько садов, где она могла подышать свежим воздухом. В кухне имелся уютный диванчик со спинкой и большое мягкое кресло у окна с эркером, а также компьютер последнего поколения, если ей требовалось записать новый рецепт или отыскать уже имеющийся в ее файлах.

Эта комната была самой большой в доме, и она могла провести здесь целый день, ни в чем не нуждаясь.

К пятидесяти двум годам Сюзанна стала очень богатой женщиной и могла бы жить где угодно, делать все, что захочется. Ей хотелось заниматься выпечкой и жить здесь, в городке, в котором она родилась.

Телевизор с экраном во всю стену был включен. Тихонько напевая себе под нос, Сюзанна взбивала яйца со сливками в глубокой миске. Услыхав позывные вечерних новостей, она оторвалась от работы и налила себе стакан вина. Потом она, закрыв глаза, попробовала начинку, добавила столовую ложку ванили, перемешала, опять попробовала, одобрительно кивнула и аккуратно записала поправку в свой блокнот.

Голос диктора упомянул Вудзборо, и, подхватив стакан вина, Сюзанна повернулась к экрану. Она увидела общий план Главной улицы, улыбнулась, заметив промелькнувший на экране магазинчик своего отца. Потом дали общим планом вид холмов и полей за городской чертой, пока диктор рассказывал об истории города.

Теперь Сюзанна заинтересовалась. Наверняка речь пойдет о недавнем открытии на строительной площадке у ручья Антитам. Репортер рассказывал о научной ценности находки, о поразительных открытиях, которые она сулит. Сюзанна рассеянно кивала. Отец будет доволен.

Потягивая вино, она решила позвонить отцу, как только передача закончится, и почти не слушала, пока репортер объявлял, что сейчас выступит доктор Колли Данбрук.

Но когда на экране появилось лицо Колли, Сюзанна замерла. Горло у нее вдруг перехватило спазмом, ей стало трудно дышать, сердце болезненно заколотилось, ее бросило в жар, а потом зазнобило, пока она смотрела в темно-янтарные глаза молодой женщины.

Сюзанна тряхнула головой, в груди как будто гудел рой ос. Она ничего больше не слышала и могла только смотреть, как движется этот крупный рот с чуть неправильным прикусом.

А когда женщина улыбнулась, на лице ее появились три ямочки. Стакан выскользнул из дрожащих пальцев Сюзанны и разбился на полу у ее ног.

3

Сюзанна сидела в гостиной дома, в котором выросла. Лампы, которые она помогала матери выбирать лет десять тому назад, стояли на салфетках, вышитых бабушкой еще до ее рождения.

Она сидела, стиснув руки с побелевшими костяшками пальцев на животе, словно охраняя ребенка, когда-то жившего в ее утробе. Ее лицо было лишено всякого выражения. Она как будто истратила всю свою энергию на то, чтобы созвать семью, и теперь балансировала словно во сне между прошлым и настоящим.

Дуглас сидел на краю кресла, которое было старше его самого, и краем глаза следил за матерью. Застывшая, неподвижная, она была далека от него, как луна в небе. В воздухе пахло табаком — это дед курил свою послеобеденную трубку. Но к медовому запаху табака примешивался запах горя.

Положив руку на плечо Сюзанны, словно стараясь удержать ее на месте, дед взял другой рукой телевизионный пульт.

— Я не хотел пропустить эти новости, — объяснил Роджер. — Как только Лана позвонила, попросил Дага сбегать сюда и сделать запись. Сам я еще не смотрел.

— Включи, папа. — Голос Сюзанны сорвался, ее плечи под рукой отца дрожали. — Включи прямо сейчас.

— Мам, не надо себя накручивать. Ты же не хочешь…

— Включай. — Она повернула голову и посмотрела на сына воспаленными, лихорадочно горящими глазами. — Ты сам увидишь.

Роджер включил запись видеомагнитофона. Его рука, лежавшая на плече у дочери, начала разминать ее сведенные судорогой мышцы.

— Прокрути до этого места. — Силы вернулись к ней, она перехватила пульт и нажала нужную кнопку. Когда на экране появилось лицо Колли, она перевела на нормальную скорость. — Взгляни на нее. Боже…

— Боже милостивый… — подхватил Роджер.

— Ты же видишь! — Не отрывая глаз от экрана, Сюзанна вцепилась в руку отца: — Видишь? Это Джессика. Это моя Джесси.

— Мама! — У Дугласа сжалось сердце, когда он услыхал, как она это сказала. «Моя Джесси». — Цвет волос совпадает, но… Дед, эта леди-адвокат — как ее? — Лана! Так вот, Лана не меньше похожа на Джесси, чем эта женщина. Мама, ты не можешь знать.

— Я знаю, — отрезала Сюзанна. — Смотри на нее. Смотри, смотри! — Она нажала на пульте кнопку «Пауза», и лицо Колли в улыбке застыло на экране. — У нее глаза ее отца. Глаза Джея — тот же цвет, тот же разрез. И мои ямочки. Три ямочки, как у меня. Как у мамы. Папа…

— Есть заметное сходство, — согласился Роджер. — Волосы, овал лица. Черты лица… — Он чувствовал, как что-то поднимается у него в горле — паника пополам с надеждой. — Последний гипотетический портрет…

— Вот он, — Сюзанна вскочила на ноги, схватила принесенную с собой папку и вытащила выведенный с компьютера фоторобот. — Джессика в двадцать пять лет.

Дуглас поднялся на ноги.

— Я думал, ты перестала их заказывать. Ты же обещала!

— Ничего я не обещала. — Усилием воли она едва удержала готовые пролиться слезы. Только эта железная воля держала ее на ногах все эти двадцать восемь лет. — Я перестала говорить о них с тобой, потому что тебя это расстраивало. Но я не переставала искать. Я не теряла веры. Посмотри на свою сестру. — Она силой всунула листок ему в руки. — Посмотри на нее!

— Мама… Ради всего святого…

Дуглас взял компьютерный портрет, чувствуя, как подступает старая боль, которую он много лет старался подавить своей волей, не менее сильной, чем у матери. Боль отнимала у него силы. Ему было по-настоящему плохо.

— Сходство есть, — продолжал он. — Карие глаза, светлые волосы. — В отличие от матери, он не мог жить надеждой. Надежда убивала его. — Сколько раз ты смотрела на других девочек, на других женщин и видела Джессику? Не могу видеть, как ты опять и опять протаскиваешь себя через эти жернова. Ты же ничего о ней не знаешь. Сколько ей лет, откуда она взялась…

— Ну так я это узнаю! — Сюзанна забрала у сына портрет, спрятала его в папку. Руки у нее больше не дрожали. — Если ты не можешь этого видеть, отойди в сторону. Как твой отец.

Она знала, что это жестоко — отталкивать одного ребенка в отчаянной попытке найти другого. Она знала, что несправедливо обижать сына, цепляясь за призрак дочери. Но она все сказала верно: либо он будет ей помогать, либо отстранится. В поисках Джессики Сюзанна ни в чем не признавала середины.

— Я проверю по компьютеру, — тихо и холодно проговорил Дуглас. — Передам тебе все, что найду.

— Спасибо.

— Я поработаю на своем лэптопе в магазине. Он мощнее. Что найду, перешлю тебе.

— Я пойду с тобой.

— Нет. — Он мог бы посостязаться с ней в умении быстро и жестоко наносить удары. — Не могу с тобой общаться, когда ты такая. Никто не может. Я лучше справлюсь в одиночку.

Не говоря больше ни слова, он вышел из комнаты. Роджер тяжело вздохнул.

— Сюзанна, он просто беспокоится о тебе.

— Не надо обо мне беспокоиться. Мне нужна поддержка, а не беспокойство. Это моя дочь. Я это знаю.

— Может быть, это она. — Роджер встал, потер обеими руками плечи Сюзанны. — А Даг — твой сын. Не дави на него, милая. Не теряй сына, пытаясь найти дочь.

— Он не хочет верить. А я без веры не могу. — Она уставилась на лицо Колли на экране. — Не могу.

«Так, возраст совпадает, — отметил Даг, перечитывая полученную информацию. — Но это еще ничего не значит». Колли родилась на несколько дней позже Джессики, но это могло быть простым совпадением.

Его мать, конечно, усмотрит в этом подтверждение своей правоты, а от всего остального просто отмахнется.

За сухими фактами он с легкостью угадывал образ жизни. Богатый пригород, выше среднего класса. Единственная дочь Эллиота и Вивиан Данбрук из Филадельфии. Миссис Данбрук, в девичестве Вивиан Хамфриз, до замужества сидела за вторым пультом в скрипичной группе Бостонского симфонического оркестра. Вместе с мужем и новорожденной дочерью она переехала в Филадельфию, где Эллиот Данбрук начал работать хирургом-ординатором.

Это означало деньги, достаток, определенный уровень общения, тонкий вкус ценителей науки и искусства.

Их дочь выросла среди богатства и привилегий, была первой на своем курсе в колледже Карнеги-Меллон, потом продолжила образование, получила звание магистра, а не так давно и докторскую степень. Вышла замуж в двадцать шесть, но развелась, не прожив в браке и двух лет. Детей у нее не было.

Сотрудничала с Институтом Леонарда Дж. Гринбаума, с Палеолитическим обществом, с факультетами археологии нескольких университетов. Написала несколько научных работ, положительно оцененных научным сообществом. Дуглас вывел на экран все, что сумел найти, чтобы потом разобраться с этим на досуге. На первый же взгляд он оценил ее как преданную своему делу, целеустремленную и, по всей видимости, одаренную женщину.

Трудно было разглядеть в ней трехмесячную малышку, которая сучила ножками и дергала его за волосы. Он видел женщину, воспитанную состоятельными и респектабельными родителями. Такие детей не похищают. Впрочем, он не сомневался, что для его матери все это не будет иметь ровным счетом никакого значения. Она увидит дату рождения и больше ничего.

Так уже бывало раньше.

Дуглас не раз задумывался о том, что же разбило его семью. Само похищение Джесси? Или неукротимое, не знающее преград стремление матери ее вернуть? В конце концов он осознал: в поисках дочери его мать потеряла сына.

Никто из них не смог с этим жить.

Он, конечно, сделает, что сможет, как уже делал в прошлом несчетное число раз. Он послал матери все найденные файлы электронной почтой, потом выключил компьютер, а вместе с ним выключил и свои горькие мысли. И погрузился с головой в чтение.

Нет на свете ничего более волнующего, чем начало раскопок, когда рождаются смелые надежды, а возможные открытия представляются безграничными. В распоряжении Колли имелись двое студентов выпускного курса, совсем еще зеленые, но она надеялась, что они принесут ей больше пользы, чем хлопот. Это была бесплатная рабочая сила, предоставленная университетом вместе с небольшой субсидией. Что ж, спасибо и на этом.

С ней будет работать геолог Роза Джордан, Рози, женщина, к которой Колли испытывала уважение и симпатию. К ее услугам лаборатория Лео и сам Лео в качестве консультанта. Как только к ним присоединится антрополог Ник Лонг, можно будет считать, что команда собралась в полном составе.

Колли проинструктировала студентов, взяла несколько проб лопаткой и уже наметила дуб с раздвоенным стволом в северо-западном углу участка у пруда в качестве базисной отметки. От этой отправной точки они начнут отмерять по вертикали и по горизонтали местонахождение всего, что обнаружится на участке. Топографический план участка она закончила еще накануне вечером и теперь начала разбивать площадку на квадраты площадью метр на метр. Сегодня они огородят их колышками и протянут между ними веревки.

Тогда-то и начнется самое главное.

Накануне ночью прошел дождь, сапожки Колли увязали в грязи по щиколотку, руки были перепачканы, от нее пахло потом и эвкалиптовым маслом, которым она пользовалась для отпугивания насекомых. Словом, для Колли это был рай.

Услыхав звук клаксона, она оглянулась, оперлась на лопату и улыбнулась. Ну, конечно, Лео не смог усидеть в своей лаборатории и примчался при первой же возможности.

— Продолжайте работать, — сказала она студентам. — Копайте осторожно, просеивайте тщательно. Все записывайте.

С этими словами Колли направилась приветствовать Лео.

— Мы находим осколки в каждой пробе, — сказала она. — Думаю, здесь была рабочая зона каменотесов. Рози подтвердит, что это осколки липарита. Они сидели и оттачивали куски скал, превращали их в наконечники для стрел и копий, в орудия труда. Вот пройдем этот слой, заберемся поглубже, тогда найдем и сами поделки.

— Рози приедет сегодня после обеда.

— Отлично!

— Как студенты?

— Неплохо. Соня — толковая девчонка. Боб очень старательный. Очень серьезный. — Колли пожала плечами. — Брошу-ка я его на связи с общественностью, а то тут полно любопытных. Стоит мне поднять голову, кто-то уже просит рассказать о ходе работ. У этого парня такая краснощекая деревенская физиономия — местным это понравится. Пусть объясняет визитерам, что да как. Я не могу отрываться от работы каждые десять минут в угоду местным зевакам.

— Сегодня я возьму на себя эту роль.

— Прекрасно! Я буду тянуть веревки. План уже готов, если хочешь, посмотри. Поможешь мне размечать квадраты в перерывах между лекциями. — Колли бросила взгляд на часы и сверилась со списком, прикрепленным к дощечке с зажимом. — Лео, мне нужны контейнеры. Я не могу допустить, чтобы кости рассыпались в пыль, как только я извлеку их из земли. Мне нужно оборудование. Сухой лед. Инвентарь. Сита, совки, лопаты, ведра. Мне нужно больше рабочих рук.

— Получишь, — обещал он. — Великий штат Мэриленд выдал тебе первый денежный грант под проект «Антитам».

— Правда? — Колли схватила его за плечи. — Правда? Лео, ты моя единственная любовь! — И она звонко чмокнула его в губы.

— Кстати, об этом. — Лео слегка отстранился. — Нам предстоит обсудить кандидатуру еще одного члена нашей команды. И я хочу напомнить тебе, что все мы профессионалы, все одним делом занимаемся. Важным делом. Очень скоро этот проект привлечет внимание ученых всего мира. Здесь речь идет о великом открытии.

— Лео, я не понимаю, к чему ты клонишь. И мне не нравится твой тон.

— Колли… — Он откашлялся. — ценность этой находки ни в чем не уступает археологической. Поэтому тебе придется работать плечом к плечу с главным антропологом. Вы оба возглавите этот проект.

— Лео, ради всего святого! За кого ты меня принимаешь? За оперную диву? — Колли вытащила из кармана на поясе бутылку воды и жадно отпила глоток. — Мы с Ником много раз работали вместе. Мы не будем считаться, кто из нас главнее.

— Видишь ли… — Лео умолк, заслышав звук приближающихся моторов. На его лице появилась вымученная улыбка, когда он увидел вновь прибывших. — Не всегда получаешь то, что хочешь.

Колли тоже их узнала. Шок охватил ее при виде мощного черного джипа, за которым следовал древний пикап — проржавевший, покрытый пятнами кое-как наляпанной красно-сине-серой краски. К пикапу был прицеплен неописуемо грязный белый трейлер, тоже весь помятый и исцарапанный. На борту трейлера был намалеван оскалившийся доберман и выведено имя: ДИГГЕР.

Целая буря чувств обрушилась на Колли. Их было слишком много, они были слишком запутаны, слишком огромны. Они душили ее, терзали душу, пронзали сердце.

— Колли… прежде, чем ты что-то скажешь…

— Ты не сделаешь этого со мной.

— Уже сделал.

— Нет, Лео, нет. Черт тебя побери, я же просила пригласить Ника!

— Он не смог. Он в Южной Америке. Над этим проектом должны работать лучшие, Колли. Грейстоун — лучший. — Лео отшатнулся, когда она стремительно повернулась к нему. — Ты сама это знаешь. Забудь о личном, Колли, ты знаешь, что он лучший. И Диггер тоже. Нам дали грант только под ваши с ним имена. Я хочу, чтобы ты вела себя профессионально.

Колли решила показать зубы.

— Не всегда получаешь то, что хочешь, — бросила она в лицо Лео.

Она следила, как он выпрыгивает из джипа. Джейкоб Грейстоун, шесть футов и дюйм с четвертью[9]. Прямые, как стрела, черные волосы выбивались из-под старой коричневой шляпы, поблекшей на сгибах от долгой носки. Белая футболка была заправлена за пояс поношенных джинсов. Эта простая одежда облегала сильное, великолепно тренированное бронзовое от постоянной работы под открытым небом и примеси индейской крови тело.

За темными стеклами очков скрывались глаза удивительно красивого серо-зеленого цвета.

Его зубы блеснули в улыбке — надменной, самоуверенной и саркастичной, в точности, как это было хорошо известно Колли, отражавшей его внутреннюю суть. Его лицо, чуть удлиненное, с острыми скулами, прямым носом и едва заметным шрамом на подбородке, было слишком красиво — во всяком случае, Колли так считала.

У нее по всему телу прошла зябкая дрожь, в висках застучало. Колли машинально дотронулась до цепочки на шее, чтобы убедиться, что ее не видно из-под рубашки.

— Это полное дерьмо, Лео.

— Я знаю, ситуация не идеальная, но…

— Когда ты узнал, что он приедет? — потребовала Колли. Лео нервно сглотнул.

— Пару дней назад. Я хотел сам тебя предупредить. Думал, он появится здесь не раньше завтрашнего дня. Он нам нужен, Колли. Он необходим для работы.

— Да пошел ты, Лео. — Она повела плечами, как боксер, готовящийся к призовому бою. — Пошел ты куда подальше.

«У него даже походка самодовольная, — думала Колли. — Враскачку, как у какого-нибудь чертового ковбоя». У нее эта походочка всегда вызывала скрежет зубовный.

Из грузовичка вылез его компаньон. Существо по имени Стэнли Форбз, он же Диггер. Сто двадцать пять фунтов уродства.

Колли подавила желание оскалить зубы и зарычать. Вместо этого она подбоченилась и стала ждать, пока мужчины подойдут к ней. Они подошли.

— Грейстоун, — обронила она вместо приветствия.

— Данбрук. — Голос у него был тягучий, ленивый и теплый, как воздух прерии. — Видимо, теперь надо говорить «доктор Данбрук», не так ли?

— Именно.

— Мои поздравления.

Колли демонстративно отвернулась и перевела взгляд на Диггера. Он скалился, как гиена, его лицо напоминало расколотый грецкий орех, оживлявшийся черными бусинками глаз и блеском золотой фиксы на месте глазного зуба. Он носил золотое кольцо в ухе, из-под ярко-алой косынки, повязанной на голове, выглядывал «крысиный хвостик» заплетенных в косичку волос цвета «немытый блондин».

— Привет, Диг, добро пожаловать на борт.

— Колли, отлично выглядишь. Все хорошеешь.

— Спасибо. А ты нет.

Он залился знакомым ей ухающим хохотом.

— А вон та, длинноногая? Она совершеннолетняя?

Несмотря на свою внешность, Диггер славился умением завоевывать сердца любительниц археологии, помогающих на земляных работах.

— Она студентка, Диг. Руки прочь.

Он как ни в чем не бывало направился к траншеям.

— Ладно, давай пройдемся по основным фактам, — начала Колли.

— Не будем вспоминать добрые старые времена? — перебил ее Джейк. — Не будем восполнять пробелы? А я-то думал, ты спросишь: «Чем ты, черт побери, занимался, Джейк, с тех пор, как наши пути разошлись?»

— Плевать я хотела на то, чем ты занимался. Лео считает, ты нам нужен для работы. — Колли решила, что позже придумает несколько способов убить Лео с особой жестокостью. — Я с этим не согласна, но, раз уж ты здесь, нет смысла спорить или трепаться о добрых старых временах.

— Диггер прав. Отлично выглядишь.

— Все, что с сиськами, выглядит отлично в глазах Диггера.

— Не стану спорить.

Но она действительно выглядела отлично. Стоило ему ее увидеть, как на него словно обрушился ураган. Ноздри ему щекотал исходивший от нее запах эвкалиптового масла. Запах гадостный, но он всегда напоминал ему о Колли. Стоило Джейку учуять эту дрянь, как в памяти у него всплывало ее лицо.

В ушах у нее были красивые серебряные сережки. В расстегнутом воротнике рубашки виднелась ямочка, влажная от испарины. Рот с немного выступающей верхней губой, как всегда, был лишен помады. Она никогда не красилась на раскопках, но всегда, при любых условиях, намазывалась увлажняющим кремом по утрам и вечерам. И всегда устраивала уютное гнездышко, где бы ни останавливалась на ночлег. Ароматическая свеча, ее виолончель, бисквиты, хорошее мыло и шампунь с легким запахом розмарина.

Наверное, все эти привычки сохранились у нее до сих пор.

«Десять месяцев, — подумал он. — Десять месяцев ее не видел». Но все это время ее лицо преследовало его днем и ночью, как он ни старался прогнать навязчивое воспоминание.

— Ходили слухи, что у тебя академический отпуск, — небрежно бросил Джейк. Лицо его при этом оставалось совершенно непроницаемым и никак не выдавало того, что творилось у него внутри.

— Я его прервала. Ты здесь для того, чтобы руководить антропологическим аспектом работы проекта «Антитам». — Колли отвернулась, сделав вид, что изучает участок раскопок. На самом деле ей было слишком тяжело смотреть ему в лицо, знать, что он тоже смотрит на нее, оценивает, вспоминает. — Полагаю, мы здесь имеем поселение эпохи неолита. Анализ по радиоуглероду показал, что уже извлеченным из земли костям пять тысяч триста семьдесят пять лет. Липарит…

— Я читал отчеты, Колли. Это золотая жила. — Джейк окинул площадку критическим взглядом. — А почему тут нет никакой охраны?

— Я над этим работаю.

— Прекрасно. Пока ты над этим работаешь, Диггер может разбить здесь свой лагерь. Сейчас захвачу снаряжение, и ты мне все тут покажешь. Приступим к работе.

Колли глубоко вздохнула, когда он направился обратно к джипу, и сосчитала до десяти.

— Я убью тебя за это, Лео. Я тебя на куски разорву.

— Вы уже работали вместе раньше. Некоторые из лучших ваших работ вы сделали вместе.

— Мне нужен Ник. Как только он освободится…

— Колли…

— Молчи, Лео, я ничего не хочу слушать.

Стиснув зубы, она приготовилась показать участок своему бывшему мужу.

Раньше они работали вместе. И это, думала Колли, смывая с себя под душем налипшую за день грязь, довело их до беды. В профессиональном плане они часто бросали друг другу вызов, но их соперничество оказывалось плодотворным. Она восхищалась его умом, хотя этот ум размещался в самой непрошибаемой голове, с какой ей когда-либо приходилось сталкиваться лбом. Его ум был необыкновенно гибок и открыт для восприятия любых новых фактов. Он умел зацепиться за крохотную, вроде бы незначительную деталь, отшлифовать ее, как бриллиант, и построить на ней грандиозную, безупречно логичную теорию.

Загвоздка была в том, что и в личном плане они постоянно бросали друг другу вызов. Но бывали случаи, когда и здесь их соперничество оказывалось плодотворным.

Но чаще они дрались, как бешеные псы.

Когда они не ссорились, они бросались в постель. А в свободное от ссор, от постели и совместной работы время они… ставили друг друга в тупик. Так определила их отношения Колли.

Глупо было вступать в брак. Теперь Колли это понимала. Сперва все казалось таким романтичным, волнующим, возбуждающим. Они сбежали ото всех, оторвались, как пара обезумевших подростков. И столкнулись с жестокой реальностью. Их брак стал полем битвы. Каждый проводил свои границы, которые другой во что бы то ни стало стремился нарушить.

Разумеется, установленные Джейком границы были совершенно нелепы, а ее собственные — вполне разумны, но в целом ситуация оказывалась тупиковой. Колли вспоминала, как их тянуло друг к другу. Они никак не могли удержаться, чтобы не давать волю рукам. И ее тело все еще остро, до боли, помнило прикосновения этих рук.

Но, как вскоре выяснилось, Джейкоб Грейстоун распускал свои руки направо-налево. И заходил в этом довольно далеко, гораздо дальше, чем простиралось тело его жены. Кобель чертов!

Та брюнетка в Колорадо, Вероника, стала последней каплей. Полногрудая, с детским голоском. Сука!

А когда она обвинила его напрямую в простых и ясных выражениях, когда назвала предателем и ублюдком, ему не хватило совести, нет, мужества, признать или опровергнуть обвинение. Кишка у него оказалась тонка.

Как он ее назвал? Ах да! Ее губы вытянулись в тонкую линию, когда она вспомнила слова, обжегшие ее, словно пощечина.

Он назвал ее истеричной, мелочной и злобной бабой.

Дальше она ничего не помнила. Разразился жуткий скандал, но детали стерлись в ее памяти. Она потребовала развода и мстительно добавила, что это было ее единственное разумное действие с тех пор, как она впервые его увидела. И велела ему убираться с раскопок к чертям собачьим, а не то она сама уйдет.

И что? Он стал с ней спорить? Черта с два! Попросил прощения, поклялся в верности? Да ни за что!

Он убрался. И одновременно с ним — надо же, какое совпадение! — исчезла полногрудая брюнетка.

Все еще кипя негодованием, Колли вышла из душевой кабинки и схватила одно из тонких, куцых, как собачий коврик, гостиничных полотенец. А потом сжала в кулаке кольцо, которое носила на цепочке на шее.

Она сняла обручальное кольцо, сорвала его с пальца, как только получила на подпись документы о разводе. Она чуть не швырнула его в реку, на берегу которой тогда работала.

Но она не смогла. Не смогла избавиться от кольца, как избавилась от самого Джейкоба. В ее жизни он был единственной неудачей.

Она говорила себе, что продолжает носить кольцо, только чтобы напоминать себе об этой неудаче и не повторять ошибок.

Теперь она сняла его с цепочки и бросила на сервант. Если Джейк его увидит — решит, что она так его и не забыла. У него же непомерное самомнение.

Она больше не будет о нем думать. Им придется работать бок о бок, но это не значит, что она потратит хоть минуту своего свободного времени на мысли о нем.

Джейкоб Грейстоун был ее личной ошибкой, ее личной неудачей. Но она продолжала жить. Она ушла далеко вперед.

А уж о нем и говорить нечего. Их маленький мирок был настолько тесен, что она очень скоро узнала, как мало времени ему понадобилось, чтобы вернуться в клуб холостяков, где им занялись богатые бездельницы, любительницы и покровительницы археологии, обладательницы роскошных бюстов и пустых голов, не начиненных мозгом. Эти дамочки были как раз в его вкусе. Они хорошо смотрелись с ним под руку, а он рядом с ними чувствовал себя интеллектуальным гигантом.

Только это ему и было нужно.

— Да пошел он, — пробормотала Колли, натягивая джинсы и рубашку.

Она открыла дверь и чуть не налетела на женщину, стоявшую по другую сторону.

— Извините. — Колли сунула ключ в карман. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

Горло Сюзанны сжал спазм. Она едва не расплакалась, заглянув в лицо Колли, но заставила себя улыбнуться и крепче прижала к груди портфель, словно это был ее любимый ребенок. В каком-то смысле так оно и было.

— Вы кого-то ищете? — спросила Колли.

— Да. Да. Я ищу… вас. Мне надо с вами поговорить. Это очень важно.

— Со мной? — Колли переступила с ноги на ногу, загораживая вход. Ей показалось, что женщина немного не в себе. — Извините, я вас не знаю.

— Верно. Вы меня не знаете. Я Сюзанна Каллен. Мне просто необходимо с вами поговорить с глазу на глаз. Вы не позволите мне войти? Это ненадолго.

— Миссис Каллен, если это насчет раскопок, приглашаю вас заглянуть в дневное время. Любой из нас с радостью расскажет вам о нашей работе. Но сейчас это неудобно. Я как раз собиралась уходить. Мне надо… встретиться кое с кем.

— Дайте мне пять минут, и вы поймете, почему это так важно. Для нас обеих. Прошу вас. Пять минут.

Такая настойчивость звучала в голосе женщины, что Колли отступила.

— Пять минут. — Но дверь она оставила открытой. — Чем я могу вам помочь?

— Я не собиралась приходить сегодня. Я хотела подождать, пока… — Она намеревалась снова нанять детектива. Она уже чуть было не сняла телефонную трубку, чтобы ему позвонить. Она собиралась ждать, пока он не проверит все факты. — Я потеряла слишком много времени. Слишком много.

— Послушайте, вам лучше присесть. Вы неважно выглядите. — Казалось, женщина вот-вот рассыплется на кусочки. — У меня есть минералка.

— Спасибо.

Сюзанна опустилась на край кровати. Она хотела успокоиться, хотела все понятно объяснить. Нет, она хотела схватить свою девочку и прижать ее к себе так крепко, чтобы исчезли разделявшие их почти три десятилетия. Взяв бутылку минеральной воды, которую предложила ей Колли, она отпила немного.

— Я должна задать вам вопрос. Очень личный и очень важный. — Сюзанна сделала глубокий вздох. — Вы были удочерены?

— Что? — Колли растерянно засмеялась и покачала головой. — Нет! Что за странный вопрос? Кто вы, черт возьми, такая?

— Вы уверены? Вы твердо это знаете?

— Разумеется, я уверена. Послушайте, мисс…

— Двенадцатого декабря 1974 года моя грудная дочь Джессика была похищена из коляски в торговом центре Хагерстауна. — Теперь она говорила спокойно. За долгие годы ей бессчетное множество раз приходилось рассказывать об обстоятельствах похищения Джессики. — Я пошла туда, чтобы показать Санта-Клауса ее трехлетнему брату Дугласу. Я на минуту отвлеклась. Всего на минуту, но этого хватило. Она исчезла. Мы искали повсюду. Полиция, ФБР, родственники, друзья, члены общины. Организации, разыскивающие пропавших детей. Ей было всего три месяца от роду. Мы ее так и не нашли. Восьмого сентября ей исполнится двадцать девять.

Досада Колли сменилась сочувствием.

— Мне очень жаль. Не могу даже представить, что вы пережили. Вы и ваша семья. Если вы вообразили, что я ваша дочь, мне опять-таки очень жаль. Но вы ошибаетесь.

— Я должна вам кое-что показать. — Сюзанна задыхалась, ей не хватало воздуха, но она твердой рукой открыла портфель. — Вот моя фотография примерно в вашем возрасте. Вы не откажетесь на нее взглянуть?

Колли неохотно взяла фотографию. Холодок пробежал по ее позвоночнику, пока она изучала лицо на снимке.

— Сходство есть. Такие вещи случаются, миссис Каллен. Схожая наследственность, смесь генов… Говорят, у каждого где-то есть двойник.

— Видите ямочки? Их три. — Сюзанна коснулась дрожащими пальцами пальцев Колли. — У вас они тоже есть.

— У меня и родители есть. Я родилась в Бостоне 11 сентября 1974 года. У меня есть метрика.

— Моя мать. — Сюзанна извлекла из портфеля еще одну фотографию. — Снимок сделан, когда ей было около тридцати. Видите, как вы похожи на нее? А это мой муж. У вас его глаза — тот же разрез, тот же цвет. И брови те же — темные, прямые. Когда вы… когда ты… когда Джессика родилась, я сразу сказала, что у нее будут глаза как у Джея. Они уже были того янтарного цвета, когда она… когда мы… О боже! Стоило мне увидеть тебя по телевизору, я сразу все поняла. Я тебя узнала.

Ладони Колли вспотели от волнения, сердце галопировало в груди, как обезумевший мустанг.

— Миссис Каллен, я не ваша дочь. У моей матери карие глаза. Мы с ней почти одного роста и одинакового сложения. Я знаю, кто мои родители. Я знаю, кто я такая и откуда взялась. Мне очень жаль. Я ничего не могу сказать, чтобы вам стало легче. Я ничем не могу вам помочь.

— Спроси их, — умоляюще попросила Сюзанна. — Посмотри им в лицо и спроси их. Разве ты можешь быть уверена, если не спросишь? Если ты этого не сделаешь, я сама поеду в Филадельфию и спрошу их. Потому что я знаю, что ты моя дочь.

— Я прошу вас уйти. — Колли на непослушных ногах двинулась к двери. — Я прошу вас уйти сейчас же.

Сюзанна поднялась, оставив фотографии на постели.

— Ты родилась в четыре тридцать пять утра в окружной больнице Хагерстауна, штат Мэриленд. Мы назвали тебя Джессика Линн. — Она вытащила из портфеля еще одну фотографию и положила ее на постель. — Это копия снимка, сделанного вскоре после твоего рождения. Роддома делают такие снимки для родителей. Ты когда-нибудь видела свою фотографию в возрасте до трех месяцев? — Она на минутку замолчала, подошла к двери и позволила себе еще раз коснуться пальцами руки Колли. — Спроси их. Свой адрес и телефон я оставила вместе с фотографиями. Спроси их, — настойчиво повторила она и торопливо вышла.

Колли, вся дрожа, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной.

Это какое-то безумие! Эта несчастная женщина бредит. Она сумасшедшая. Она потеряла ребенка и помешалась. Разве можно ее за это винить? Должно быть, она узнает свою дочку в каждом лице, в котором есть хотя бы отдаленное сходство.

«Совсем не такое отдаленное, — шепнул ей внутренний голос, пока она изучала фотографии на кровати. — Явное, почти пугающее сходство».

Нет, это ничего не значит. Придавать этому значение было бы безумием. Ее родители не были похитителями детей. Они были добрыми, любящими, интеллигентными людьми.

Внешнее сходство, тот же возраст… Это всего лишь совпадение.

Спроси их.

Как можно задать своим родителям такой вопрос? «Привет, мам, ты случайно не заглядывала в торговый центр в Мэриленде под Рождество семьдесят четвертого года? Ты не прихватила с собой малышку вместе с сувенирами?»

— Боже… — Колли прижала ладонь к груди, где трепетало ее сердце. — О боже!

Услыхав стук, она повернулась и рванула дверь на себя.

— Я вам уже сказала, я не ваша… Какого черта тебе надо?

— Угостить тебя пивом? — Джейк постучал звякнувшими друг о друга пивными бутылками, которые держал за горлышки. — Объявим перемирие?

— Я не хочу пива, и нет никакой необходимости объявлять перемирие. У меня нет желания выяснять с тобой отношения. Ты меня просто не интересуешь.

— Ты не заболела? Не в твоем духе отказываться от бесплатного пива в конце рабочего дня.

— Ты прав.

Она выдернула у него из пальцев одну бутылку и попыталась пинком захлопнуть дверь у него перед носом. Увы, он оказался проворнее.

— Эй, послушай, я же просто стараюсь проявить внимание.

— Иди проявляй внимание к кому-нибудь другому. У тебя отлично получается.

— Значит, я тебя все-таки интересую. И ты хочешь выяснить со мной отношения.

— Сгинь, Грейстоун! Я не в настроении.

Повернувшись к нему спиной, Колли заметила свое обручальное кольцо, забытое на серванте. Вот черт! Только этого ей не хватало. Она подошла к серванту, подхватила цепочку с кольцом, сжала ее в кулаке.

— Колли Данбрук, которую мы все знаем и любим, всегда в настроении надавать кому-нибудь по морде. — Он подошел к кровати, пока она запихивала кольцо с цепочкой в карман. — Что это? Перебираешь семейные фотографии?

Колли побелела как полотно.

— С чего ты взял?

— Потому что они лежат на постели. Кто это? Твоя бабушка? Никогда с ней не встречался. Хотя мы ведь не успели подружиться семьями.

— Это не моя бабушка. — Она выдернула фотографию у него из рук. — Убирайся!

— Погоди. — Он по старой привычке коснулся костяшками пальцев ее щеки, и Колли чуть не расплакалась. — В чем дело?

— Дело в том, что мне хочется побыть одной, если тебя не затруднит.

— Детка, мне знакомо это лицо. Ты не на меня злишься, ты расстроена. Скажи мне, что случилось?

Соблазн был велик. Ей так хотелось выплеснуть все наружу.

— Не твое собачье дело! У меня своя жизнь. Ты мне не нужен.

Его взгляд стал ледяным.

— Верно! Ты никогда не нуждалась во мне. Ладно, не буду тебе мешать. У меня в этом деле накопился большой опыт. Я все время старался не путаться у тебя под ногами.

Он направился к двери, на ходу бросив взгляд на футляр с виолончелью в углу, на свечу с запахом сандала, горящую на серванте, на переносной компьютер, оставленный на постели, и на открытый пакет бисквитного печенья около телефона.

— Узнаю свою Колли, — пробормотал он.

— Джейк! — Колли вплотную подошла к двери, почти коснувшись его. Едва не поддалась порыву положить руку ему на плечо и притянуть к себе. — Спасибо за пиво, — сказала она и прикрыла дверь.

Но не захлопнула.

4

Она чувствовала себя взломщицей. У нее был ключ от входной двери, ей был знаком каждый уголок большого кирпичного дома в Маунт-Холли, но это ничего не меняло.

Все равно она вломилась в дом в два часа ночи.

После визита Сюзанны Каллен Колли так и не смогла успокоиться. Она не могла есть, спать, погрузиться в работу. Она поняла, что сойдет с ума, если будет сидеть в унылой комнате мотеля и гадать, что случилось с потерянным ребенком незнакомки.

Конечно, она ни минуты не думала, будто она и есть тот самый ребенок. Но она была ученым, исследователем и знала, что будет биться над головоломкой, пока не получит ответ. Поэтому она взяла отгул и отправилась в дом своих родителей, не слушая протестов Лео. По пути она убедила себя, что выбрала единственный разумный путь. Даже если для этого придется вломиться в дом родителей в их отсутствие, рыться в их бумагах в поисках доказательств того, что ей и так было хорошо известно.

Она — Колли Энн Данбрук.

В доме было темно. Родители наверняка включили охранную сигнализацию, предупредили соседей об отъезде, прервали доставку газет и почты. Они были разумными, ответственными людьми. Они любили играть в гольф и давать званые обеды. Они любили проводить время вместе, смеялись над одними и теми же шутками. Отец обожал возиться в саду. Мать коллекционировала старинные часы. Он четыре дня в месяц оперировал бесплатно в государственной клинике. Она давала уроки музыки одаренным детям из неимущих семей. Такие люди не занимаются похищением детей.

Колли отперла дверь и вошла в дом, зажгла свет в холле и набрала код охранной сигнализации. Она не могла вспомнить, когда в последний раз была в этом доме одна. Наверняка еще до того, как переехала в свою первую меблированную квартиру.

Она пересекла холл, поднялась по лестнице на второй этаж и прошла по коридору в кабинет отца. На пороге она задержалась, окинула встревоженным взглядом содержащийся в образцовом порядке старинный письменный стол красного дерева, чистую промокательную бумагу, заправленную в кожаный держатель вишневого цвета, серебряный письменный прибор с бесполезной, но очаровательной чернильницей и гусиным пером.

Рабочее кресло отца было обито той же вишневой кожей. Колли прямо-таки видела, как он сидит в этом кресле, изучая какой-нибудь медицинский журнал или садовый каталог, и очки сползают ему на кончик носа, а светло-золотистые волосы, уже подернутые сединой, падают на широкий лоб.

Сколько раз Колли впархивала в эту комнату, плюхалась с размаху в одно из двух удобных гостевых кресел и прерывала работу отца своими рассказами, жалобами или вопросами! Если он был действительно очень занят, ему довольно было бросить на нее взгляд поверх очков, и она тихонько уползала обратно. Но чаще всего он бывал ей рад.

Теперь она сама себе казалась воровкой.

Колли строго-настрого приказала себе не думать об этом. Она просто сделает то, за чем пришла. В конце концов, это документы, касающиеся ее рождения.

Сначала она направилась к шкафчикам с картотекой, прекрасно зная, что все необходимые ей бумаги находятся в этой комнате. В их доме об оплате счетов и хранении документации заботился отец.

Она открыла верхний ящик и начала искать.

Через час она спустилась в кухню сварить себе кофе и прихватила наверх найденный в кладовой пакетик диетических картофельных чипсов без соли. «Бред, — подумала Колли. — Какой смысл продлевать себе жизнь, если приходится жевать картон?»

Она позволила себе десятиминутный перерыв. Все равно работа много времени не займет. Она уже почти все просмотрела. Она бы уже закончила, если бы не наткнулась на папку со своими школьными табелями. Так приятно было вспомнить прошлое! Свои первые раскопки она организовала на заднем дворе у своего приятеля Донни Риггза, еще когда училась в начальной школе. Ох и попало же бедному Донни, когда его мамаша обнаружила изрытый сад!

Колли стало грустно. Она поднялась и перешла ко второму шкафу. Здесь хранились медицинские карты, такие же аккуратные, как и школьные табели. «Вот отсюда и надо было начинать», — сообразила она. Не сомневаясь, что сейчас ей откроется искомая истина, Колли снова села и открыла свою карту.

Детские прививки, рентгеновские снимки, сделанные, когда она в десятилетнем возрасте сломала руку, упав с дерева. В июне 1983 года ей удалили гланды. В шестнадцать лет она вывихнула палец в борьбе за мяч во время баскетбольного матча. Отец хранил все, вплоть до результатов ее ежегодных медицинских осмотров, пока она не сняла себе квартиру. Даже заключения гинеколога.

Колли просмотрела все, вернулась к началу и проверила всю папку еще раз, но не нашла никаких записей из роддома о своем появлении на свет. Никаких наблюдений педиатра о первых трех месяцах ее жизни.

Ладно, это еще ничего не значит. Просто эти записи подшиты где-то еще. Скорее всего, в документах ее матери. Да, точно. Он сохранил записи о ее беременности и подшил туда же результаты наблюдений за развитием ребенка на ранней стадии. Конец — делу венец.

Чтобы доказать себе, что она нисколько не встревожена, Колли налила еще чашку кофе и отхлебнула. Только после этого она вернула папку на место и взяла медицинскую карту матери. Нет, она не будет себя казнить за просмотр документов, не принадлежащих лично ей. Она бегло просматривала записи, стараясь выудить ключевые данные и в то же время не читать того, что было личным делом ее матери.

Вот отчет о первом выкидыше в августе 1969 года и о назначенном после него лечении. Колли о нем знала. Как и о втором, случившемся осенью 1971 года. Мама рассказывала, что даже впала в депрессию — так угнетающе подействовали на нее эти неудачи. И каким счастьем стало для нее наконец появление здоровой девочки. Ее обожаемой дочки.

Колли даже дрожь пробрала от облегчения, когда она добралась до третьей беременности. Акушер-гинеколог, разумеется, был встревожен аномальным раскрытием шейки матки, вызвавшим предыдущие выкидыши. Он прописал курс лечения и заставил Вивиан лежать первые три месяца.

За ходом беременности внимательно наблюдал доктор Генри Симпсон. Маму даже положили в больницу на два дня, когда она была на седьмом месяце: у нее было повышенное давление и обезвоживание из-за непрекращающейся тошноты по утрам.

Но ее подлечили и выписали.

И на этом, к полному смятению Колли, записи о беременности обрывались. Следующий отчет — о вывихе лодыжки — был сделан уже год спустя.

Она принялась лихорадочно листать страницы, уверяя себя, что документы просто перепутаны и лежат в ненадлежащем месте. Но их нигде не было. Ничего не было. Как будто беременность матери остановилась на седьмом месяце.

Колли била дрожь, когда она поднялась и направилась к шкафу. Она открыла следующий ящик, перебрала содержимое в поисках нужных записей и, не найдя ничего, присела на корточки перед самым нижним ящиком.

И обнаружила, что он заперт.

На миг она замерла перед полированным деревянным шкафом, положив ладонь на блестящую латунную ручку. Потом она выпрямилась и, стараясь не думать, принялась отыскивать в письменном столе отца ключ.

Не найдя ключа, Колли схватила нож для разрезания конвертов, опустилась на колени перед ящиком и взломала замок. Внутри она обнаружила продолговатый несгораемый металлический ящичек, опять-таки запертый. Она поставила его перед собой на письменном столе и села. Долгое время Колли просто смотрела на него, мечтая, чтобы он исчез.

Может, задвинуть его обратно в ящик шкафа и сделать вид, что его не существует? Что бы там ни было внутри, ее отец постарался сделать содержимое недоступным. Какое же она имеет право вторгаться в его секреты?

Но разве не то же самое она делает каждый день? Она нарушает покой усопших, людей абсолютно посторонних, незнакомых. Она делает это потому, что знания и открытия важнее их частных секретов. Что же это получается? Она может выкапывать, ощупывать, изучать, анализировать кости чужих покойников и не может открыть ящичек, содержимое которого, скорее всего, касается тайны ее собственной жизни?

— Извини, — сказала Колли вслух и атаковала замок почтовым ножом.

Крышка открылась, и правда вышла наружу.

Не было третьего выкидыша. Но не было и рождения здоровой девочки. Колли заставила себя читать так, словно это был лабораторный отчет о результатах раскопок. На первой неделе восьмого месяца беременности плод погиб в утробе Вивиан Данбрук. Были вызваны искусственные роды, и она родила мертвую дочь 29 июня 1974 года.

Аномалия шейки матки, дважды вызывавшая выкидыш, и чрезмерно высокое кровяное давление, приведшее к появлению на свет мертворожденного ребенка, делали новую беременность крайне нежелательной и опасной. Две недели спустя удаление матки, рекомендованное вследствие непоправимого вреда, нанесенного шейке, сделало новую беременность невозможной.

Пациентка прошла курс лечения от депрессии.

Шестнадцатого декабря 1974 года супруги удочерили грудную девочку, которую назвали Колли Энн. Это было частное удочерение, тупо отметила Колли, устроенное через адвоката. Гонорар за его услуги составил десять тысяч долларов. Дополнительная сумма в двести пятьдесят тысяч долларов была уплачена через его посредничество незамужней биологической матери.

Младенец — почему-то было легче мысленно называть этого ребенка младенцем — был осмотрен доктором Питером О'Мэлли, педиатром из Бостона, и признан абсолютно здоровым. Следующий осмотр девочка прошла в шестимесячном возрасте — плановый медицинский осмотр у доктора Мэрилин Вермер из Филадельфии, которая оставалась ее лечащим врачом вплоть до достижения двенадцатилетнего возраста.

— В тот год я отказалась ходить к детскому врачу, — пробормотала Колли и с удивлением уставилась на слезу, упавшую на бумаги. — Господи! О господи!

Не может быть, чтобы все это происходило на самом деле. Это не может быть правдой. Как могли люди, ни разу не солгавшие ей даже по самому пустяковому поводу, тридцать лет жить с такой страшной ложью на совести?

Нет, это просто невозможно.

Но когда Колли снова перечитала все бумаги, она поняла, что это возможно. Более того, это и есть реальность.

— Что это, черт побери, значит — она взяла выходной? — Джейк сдвинул шляпу на затылок, пронизывая Лео испепеляющим взглядом. — У нас работа в самом разгаре, а она берет выходной?

— Она сказала, что у нее важное дело.

— Какое, на хрен, дело может быть важнее, чем ее работа?

— Она не сказала. Можешь злиться сколько хочешь — на меня, на Колли, — но мы оба знаем, что это на нее не похоже. Мы оба знаем — она работает до полного изнеможения.

— Ну да, ну да. И это очень похоже на нее — сбежать с работы только потому, что ее разозлило мое появление.

— Нет, не похоже. — Лео тоже рассердился и воинственно ткнул Джейка пальцем в грудь. — И ты не хуже меня знаешь, что она в такие игры не играет. Как бы она ни злилась на тебя или на меня за то, что я притащил тебя сюда, она с этим справится. Никакие личные проблемы не могут помешать ее работе. Она для этого слишком профессиональна, да и слишком упряма, если на то пошло.

— Ладно, ты меня убедил. — Джейк сунул руки в карманы и угрюмо уставился на тот участок поля, который они уже начали разбивать на квадраты. — Вчера вечером с ней что-то случилось.

Он это сразу заметил, почувствовал. Но вместо того, чтобы уговорить ее все ему рассказать, позволил ей отмахнуться. И сам отгородился от нее своей обидой и уязвленной гордостью. Нелегко расставаться со старыми привычками.

— Что ты такое несешь?

— Я заглянул к ней в комнату. Она была расстроена. Я не сразу понял, что это не имело никакого отношения ко мне. Мне нравится думать, что, когда Колли злится, это всегда имеет отношение ко мне. Она не хотела об этом говорить. Ничего удивительного. Но она рассматривала какие-то снимки. Мне показалось, что это семейные фотографии. — Все, что он знал о ее семье, уместилось бы в детском совочке, и еще осталось бы много места. — Она бы тебе сказала, если бы что-то случилось у нее в семье? — спросил Джейк.

Лео почесал в затылке.

— Думаю, да. Но она сказала только, что это неотложное личное дело. Сказала, что вернется к концу дня, если сможет, а если нет, то завтра.

— У нее кто-то есть?

— Грейстоун…

Джейк понизил голос. На раскопках всегда полно любопытных ушей, жаждущих сплетен.

— Лео, я тебя очень прошу. Она с кем-то встречается?

— Откуда, черт побери, мне знать? Она мне не рассказывает о своей личной жизни.

— Клара могла ее расспросить. Уж если Клара в кого-то вцепится, она выведает все, что ей нужно. Она бы тебе рассказала.

— Клара считает, что Колли до сих пор замужем за тобой.

— Правда? Твоя жена умная женщина. Она когда-нибудь говорила обо мне?

Лео прикинулся непонимающим.

— Мы с Кларой каждый день за ужином только о тебе и говорим.

— Да не Клара, господи боже, а Колли!

— Я не могу повторить, что Колли говорила мне о тебе. Я таких слов не употребляю.

— Мило. — Джейк перевел взгляд, скрытый за стеклами темных очков, на пруд. — Что бы она ни говорила, что бы она ни думала, ей придется переменить свое мнение. Если у нее какие-то неприятности, я заставлю ее сказать, в чем дело.

— Если ты так близко к сердцу принимаешь ее дела, какого черта ты разводился?

Джейк пожал плечами.

— Хороший вопрос, Лео! Чертовски хороший вопрос. Как только найду ответ, ты будешь вторым человеком, который об этом узнает. А пока, есть у нас главный археолог или нет, займемся работой.

Он влюбился в нее, влюбился до беспамятства при первой же встрече, признался себе Джейк. Как по мановению волшебной палочки, его жизнь разделилась на до и после Колли Данбрук.

Это пугало и злило его. Она пугала и злила его. Ему было тридцать лет, у него не было близких (если не считать Диггера), и такое положение его вполне устраивало. Он не собирался ничего менять. Он любил свою работу. Он любил женщин. Поскольку ему удавалось сочетать одно с другим, он считал, что жизнь удалась и желать больше нечего. Он ни перед кем не отчитывался и уж тем более не собирался подчиняться какой-то пигалице со стервозной жилкой в характере.

Господи, как он обожал эту ее стервозную жилку!

Секс оказался таким же бурным и завораживающим, как и их словесные пикировки. Но он так и не разрешил проблему их взаимоотношений. Чем больше он был с ней, тем больше ему этого хотелось. Она отдала ему свое тело, подарила дружбу. Интеллектуальные схватки с ее упрямым, своенравным умом оказались необычайно плодотворными. Но то единственное, что могло бы удержать его в браке, она ему так и не дала.

Свое доверие.

Она никогда ему не доверяла. Не верила, что он поддержит ее в трудную минуту, что разделит с ней ее бремя. И уж тем более не допускала мысли, что он может быть ей верен.

Когда она его выставила, он еще много месяцев тешил себя мыслью о том, что именно ее откровенное неверие погубило их брак. И точно так же, месяцами, он цеплялся за надежду, что она вернется.

Глупо, конечно, было так думать, теперь он это понимал. Колли никогда никому не уступала. Эта черта у них была общей. А еще по прошествии времени он начал допускать, что — может быть, пожалуй, вероятно — вел себя не лучшим образом. Не справился с ситуацией так умело и эффективно, как мог бы. Как должен был справиться.

Это не меняло коренным образом положения дел, — по существу вина за случившееся все равно лежала на ней, — но осознание того, что и он не во всем оказался на должной высоте, открыло возможность для обдумывания новых подходов.

Джейк не мог отрицать, что поток электричества между ними вспыхивает до сих пор. И если проект «Антитам» даст ему такую возможность, он направит этот поток в нужное русло. Он вернет ее во что бы то ни стало. И что бы ни тревожило ее сейчас, она ему об этом расскажет. Она позволит ему прийти к ней на помощь. Даже если ему придется связать ее по рукам и ногам и клещами вытаскивать из нее правду.

Колли не ожидала, что ей удастся уснуть, но вскоре после рассвета свернулась калачиком на постели в своей комнате, обхватив руками подушку, как в детстве, когда была больна или расстроена.

Она была так истощена физически и морально, что больше не ощущала ни тошноты, ни головной боли. И боль, и тошнота, и страшная тяжесть в груди вернулись, когда она проснулась четыре часа спустя, когда хлопнула входная дверь и ее позвал полный радостного возбуждения голос матери.

Колли медленно спустила ноги на пол, села и обхватила голову руками.

— Колли! — Чистая радость прозвучала в голосе влетевшей в двери Вивиан. — Детка, мы понятия не имели, что ты приедешь домой. Я увидела твою машину у подъезда и глазам своим не поверила! — Она торопливо обняла Колли, провела рукой по ее волосам. — Когда ты приехала?

— Вчера. — Колли не подняла головы. Она не была готова посмотреть матери в лицо. — Я думала, вы с папой в Мэне.

— Так оно и было. Мы решили вернуться домой пораньше. Твой отец жить не может без своего сада, ты же знаешь, а в понедельник ему уже приступать к работе. Детка… — Вивиан подхватила Колли под подбородок и приподняла ее лицо. — Что случилось? Ты не заболела?

— Просто немного не по себе. — Глаза у матери карие, но не такие, как у нее самой: темнее, глубже. Они изумительно смотрелись на ее молочно-белом лице с нежным румянцем. И волосы другие — цвета топленого молока. — Папа здесь?

— Конечно, здесь. Бросил вещи в машине и побежал осматривать свои обожаемые помидоры. Девочка моя, ты ужасно бледна.

— Мне надо с вами поговорить. С вами обоими. — «Нет, нет, нет, я не готова!» — кричал голос у нее внутри, но она оттолкнулась руками и поднялась на ноги. — Ты не позовешь папу в дом? А я пока умоюсь.

— Колли, ты меня пугаешь.

— Прошу тебя! Дай мне только минуту, я умоюсь и сразу спущусь.

Не давая Вивиан времени возразить, Колли выбежала из комнаты в коридор и скрылась в ванной. Там она открыла холодную воду и плеснула пригоршню себе в лицо, стараясь не смотреть в зеркало. К этому она тоже была еще не готова.

Когда она спустилась вниз, Вивиан стояла в холле, сжимая руку мужа. «Какой он высокий, — подумала Колли. — Высокий, стройный, красивый. И как прекрасно они смотрятся вместе! Доктор Эллиот Данбрук и его прелестная жена Вивиан».

Они лгали ей всю жизнь.

— Колли, ты до смерти напугала свою мать. — Эллиот подошел к ней и крепко обнял. — Что случилось с моей девочкой?

Слезы жгли ей глаза.

— Я не ожидала, что вы вернетесь сегодня, — сказала Колли, высвобождаясь из его объятий. — Я думала, у меня будет больше времени. Мне надо было обдумать, что я вам скажу, но придется начать разговор, не откладывая. Нам надо сесть.

— Колли, у тебя неприятности?

— Я не знаю, кто я такая, — просто ответила Колли и прошла через холл в гостиную.

Безупречная комната, подумала она, свидетельствующая о богатстве и тонком вкусе хозяев. Тщательно подобранная антикварная мебель в безукоризненном состоянии. Удобные кресла с обивкой глубоких насыщенных тонов, предпочитаемых и мужем, и женой. Хорошие картины на стенах, великолепие светильников старинного хрусталя. Семейные фотографии в рамочках на каминной полке, при виде которых у нее защемило сердце.

— Я должна спросить вас… почему вы никогда не рассказывали мне об удочерении.

Из горла Вивиан вырвался всхлип. Губы у нее дрожали.

— Колли, с чего ты взяла…

— Только, ради бога, не надо отрицать. Не надо. — Каждое слово давалось Колли с трудом. — Простите меня, но я видела документы. — Она бросила взгляд на отца. — Я взломала ящик картотеки и сейфовый ящик, который был внутри. Я видела медицинские записи и документы на удочерение.

— Эллиот, как ты мог? Ты же обещал!

— Сядь, Вивиан. Сядь. — Он пододвинул ей кресло, силой заставил сесть. — Я не смог их уничтожить. — Погладив жену по щеке, как испуганного ребенка, он повернулся к Колли. — Это было непорядочно.

— А порядочно было скрывать от меня правду о моем рождении?

Плечи Эллиота поникли.

— Для нас это не имело значения.

— Не имело…

— Не вини отца, Колли. — Вивиан взяла мужа за руку. — Он сделал это ради меня. Я заставила его пообещать. Я заставила его поклясться. Мне хотелось… — Слезы потекли по ее лицу. — Не надо меня ненавидеть, Колли. О боже, не надо меня ненавидеть. Ты стала моей дочкой с той минуты, как я взяла тебя на руки. Все остальное не имело значения.

— Взамен ребенка, которого ты потеряла?

— Колли, — вмешался Эллиот. — Не будь жестокой.

— Жестокой? — Кто он, этот человек, глядящий на нее с таким упреком и с такой печалью? Кто ее отец? — Ты можешь упрекать меня в жестокости после того, что сделал?

— А что, собственно, мы сделали? — бросил он в ответ. — Мы тебе не сказали. Разве это так важно? Твоя мать… Поначалу ей нужна была эта иллюзия. Она была безутешна, она так и не оправилась от потери. Она больше не могла родить. Когда появился шанс удочерить тебя, мы за него ухватились. Мы полюбили тебя, мы тебя любим не потому, что ты заменила нам дочь. Ты и есть наша дочь.

— Я не смогла примириться с потерей ребенка, — вставила Вивиан. Каждое слово давалось ей с трудом. — После всего, что мне пришлось пережить… После двух выкидышей, после того, как я все сделала, чтобы родить здорового ребенка… Мне была невыносима мысль, что люди будут видеть в тебе… суррогат. Мы переехали сюда, чтобы начать жизнь сначала. Мы втроем. А все остальное не имело значения. Я обо всем забыла. Это не имеет никакого отношения к тому, кто ты такая. Это не имеет никакого отношения к тому, кто мы такие и как мы тебя любим.

— Вы купили ребенка на черном рынке. Вы взяли ребенка, украденного из другой семьи. И это не имеет значения?

— О чем ты говоришь? — Лицо Эллиота вспыхнуло гневом. — Как ты можешь говорить подобные вещи? Это чудовищно! Чем мы заслужили подобные обвинения?

— Вы заплатили четверть миллиона.

— Совершенно верно. Мы договорились о частном удочерении, а деньги ускоряют этот процесс. Конечно, это несправедливо по отношению к бездетным парам, не располагающим такими средствами, но это не преступление. Мы согласились на гонорар, согласились на вознаграждение биологической матери. Обвинять нас в том, что мы тебя купили, украли, — значит уничтожать все, что мы собой представляем как семья.

— И ты не спрашиваешь, почему я явилась сюда среди ночи, почему просматривала твои бумаги, почему взломала ящик?

Эллиот провел рукой по волосам и сел.

— Я ничего не понимаю. Ради всего святого, Колли, неужели ты думаешь, что я способен рассуждать логически, когда ты бросаешь нам такие обвинения?

— Вчера вечером ко мне в номер мотеля пришла женщина. Она смотрела новости по местному телевидению. Я там выступала, рассказывала о раскопках. Она сказала, что я ее дочь.

— Ты моя дочь, — с тихой яростью в голосе перебила ее Вивиан. — Ты мой ребенок.

— Она сказала, — продолжала Колли, — что двенадцатого декабря 1974 года ее трехмесячная дочь была похищена. Это случилось в торговом центре Хагерстауна, штат Мэриленд. Она показала мне свои фотографии в тридцатилетнем возрасте, фотографии своей матери. Сходство очевидно. Волосы, овал лица. Эти проклятые три ямочки. Я сказала ей, что этого не может быть. Я сказала ей, что не была удочерена. Но оказалось, что была.

— Это не имеет никакого отношения к нам, — Эллиот принялся растирать ладонью грудь в области сердца. — Это безумие.

— Она ошибается, — Вивиан медленно покачала головой. — Это ужасная ошибка.

— Конечно, она ошибается. — Эллиот вновь взял жену за руку. — Она безусловно ошибается. Мы обратились к адвокату, — объяснил он Колли. — К известному адвокату, который специализировался на частных усыновлениях. Нам его рекомендовал гинеколог твоей матери. Да, мы ускорили процесс удочерения, но это все. Мы никогда не стали бы участвовать в похищении детей, в незаконном удочерении. Ты не можешь всерьез в это верить.

Колли взглянула на отца, на мать, умоляюще смотревшую на нее полными слез глазами.

— Нет, нет, — сказала Колли, и ей стало чуточку легче. — Нет, в это я, конечно, не верю. Давайте поговорим о том, что именно вы сделали. — Но прежде она подошла к матери и присела на корточки перед креслом. — Мама. — Только это она и могла сказать, взяв Вивиан за руку. — Мама.

Подавив рыдание, Вивиан бросилась к ней и обхватила Колли обеими руками.

5

Колли сварила кофе — главным образом для того, чтобы дать родителям время успокоиться. Они были ее родителями. Ничего не изменилось. Гнев и ощущение предательства постепенно угасало. Да и как можно было сердиться, глядя на печаль отца и убитое, залитое слезами лицо матери?

Но и подавив чувство обиды, она не могла остановиться на полпути — ей надо было получить ответы на свои вопросы.

Как бы сильно она ни любила родителей, она должна была знать правду.

Колли отнесла поднос с кофе в гостиную и увидела, что родители сидят рядышком на диване, взявшись за руки.

— Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, — начала Вивиан.

— Мне кажется, ты не понимаешь. — Колли разлила кофе по чашкам. Это позволило ей чем-то занять глаза и руки. — Я должна знать факты. Я не могу составить себе полную картину, пока не соберу все кусочки и не сложу вместе. Мы — семья. Что бы ни случилось, это никогда не изменится. Но я должна знать правду.

— Ты всегда была сильна в логике, — заметил Эллиот. — Мы причинили тебе боль.

— Давайте сейчас не будем об этом. — Вместо того, чтобы взять себе стул, Колли опустилась на пол и уселась по-турецки по другую сторону от кофейного столика. — Прежде всего я должна понять… насчет удочерения. Почему вы это скрыли? Вам казалось, что признание может разрушить нашу семью?

— Семья — это чудо, каким бы образом она ни создавалась, — ответил Эллиот. — Ты стала нашим чудом.

— Но вы это скрыли.

— Это моя вина, — Вивиан смахнула слезы. — Во всем я виновата.

— Никто не виноват, — отрезала Колли. — Просто мне нужны объяснения.

— Мы хотели ребенка. — Пальцы Вивиан сжали руку Эллиота. — Мы очень хотели ребенка. Когда у меня случился первый выкидыш, это было ужасно. Даже передать тебе не могу, что я пережила. Какое это горе, какой ужас. Я чувствовала себя… никчемной. Мой врач сказал, что мы можем попытаться еще раз, но предупредил, что возможно… что мне не удастся доносить ребенка до срока. Он предупредил, что за будущей беременностью надо будет постоянно наблюдать. Мы так и поступили, но у меня опять случился выкидыш. Я была… в отчаянии.

Колли протянула матери чашку кофе.

— Я понимаю.

— Мне пришлось принимать лекарства, чтобы выйти из депрессии. — Вивиан выдавила из себя улыбку сквозь слезы. — Эллиот отлучил меня от таблеток. Он постоянно меня чем-то занимал. Мы ходили в театр, посещали аукционы антиквариата. Проводили выходные за городом, когда Эллиоту удавалось вырваться. — Она прижала их сплетенные руки к своей щеке. — Он вытащил меня из ямы.

— Она считала, что это случилось по ее вине. Что она сделала что-то такое, вызвавшее выкидыш.

— В колледже я курила марихуану.

Колли с удивлением почувствовала, как в горле поднимается смех.

— Ох, мамочка, ты у нас, оказывается, крутая женщина.

— Я действительно много курила. — Вивиан улыбнулась сквозь слезы. — А как-то раз я даже попробовала ЛСД, и дважды у меня были случайные связи на одну ночь.

— Ну что ж, теперь все ясно. Моя мать — шлюха. Травки покурить не найдется?

— Нет! Конечно, нет.

— Значит, побалдеть не придется. Ну ничего, переживем. — Колли оперлась на стол и похлопала мать по колену. — Значит, в колледже ты курила и гуляла направо и налево. Суду все ясно.

— Ты хочешь, чтобы мне стало легче. — Вивиан всхлипнула и положила голову на плечо мужу. — Я решила попытаться еще раз. Эллиот уговаривал меня еще немного подождать, но я была полна решимости. Я никого не хотела слушать. Можно, наверное, сказать, что я была одержима. Мы даже поссорились.

— Я был встревожен состоянием твоей матери. Как физическим, так и психическим.

— Он предложил усыновление, принес мне материалы, но я слышать ничего не хотела. Я смотрела на беременных женщин, на матерей с младенцами и думала: это мое право, моя миссия в жизни. Мои подруги рожали детей. Почему им можно, а мне нельзя? Они меня жалели, и от этого мне становилось только хуже.

— Я не мог видеть ее такой несчастной. Такой потерянной. Это было невыносимо.

— Я снова забеременела. Я была так счастлива! Меня тошнило — как и в первые два раза. Меня страшно тошнило, у меня наступало обезвоживание. Но я была осторожна. Когда врачи велели мне лежать в постели, я легла в постель. На этот раз мне удалось преодолеть первые три месяца. Казалось, все было хорошо. Я почувствовала, как шевелится ребенок. Помнишь, Эллиот?

— Да, я помню.

— Я накупила одежды для будущих мам. Мы начали оборудовать детскую. Я прочла гору книг о беременности, о рождении и воспитании детей. У меня были проблемы с давлением. К седьмому месяцу они стали настолько серьезными, что мне пришлось на краткий срок лечь в больницу. Но потом все наладилось, и вдруг…

— Мы отправились на осмотр, — продолжил за жену Эллиот. — Сердцебиение плода не прослушивалось. Анализы показали, что ребенок погиб.

— Я им не поверила. Не хотела верить, хотя перестала чувствовать, как толкается ребенок. Я продолжала готовиться, читать книжки. Я не позволяла Эллиоту заговаривать об этом. Стоило ему открыть рот, как я становилась буквально невменяемой. Я заставила его держать это в секрете от всех наших знакомых.

— Пришлось вызвать искусственные роды, — вставил Эллиот.

— Это была девочка, — тихо продолжала Вивиан. — Мертворожденная. Такая прелестная, такая крошечная. Я держала ее и внушала себе, что она просто спит. Я знала, что это неправда, но, когда ее забрали, я буквально развалилась на части. Мне пришлось принимать таблетки, чтобы это пережить. Я… О боже, я стащила у твоего отца рецепты и получила по ним «Аливан» и «Секонал». Я целыми днями двигалась как в тумане, а по ночам лежала трупом. Я набиралась смелости, чтобы выпить все разом и просто уйти.

— Мама…

— Она была в глубокой депрессии. Мертворожденный ребенок, удаление матки… Потеря не только еще одного ребенка, но и надежды когда-либо иметь детей.

«Ей было двадцать шесть лет, — прикинула Колли. — Слишком мало для такой страшной утраты».

— Мне очень жаль, мама.

— Друзья присылали мне цветы, — вновь заговорила Вивиан. — Мне это было ненавистно. Я закрывалась в детской, разворачивала и снова складывала одеяльца, пеленки, детскую одежду. Мы назвали ее Элис. Я не хотела ходить на кладбище, не позволяла Эллиоту забрать колыбельку. Пока я не побывала на могиле, пока могла перебирать ее вещички, она была со мной.

— Мне стало по-настоящему страшно, — признался Эллиот. — Когда до меня дошло, что она принимает наркотики сверх предписания, я пришел в ужас. Я не мог до нее достучаться. Конечно, я мог отнять у нее лекарства, но это не решило бы проблемы. Я поговорил с ее акушером. Он предложил усыновление.

— Я слышать ни о чем не хотела, — снова вставила Вивиан, — но Эллиот заставил меня прислушаться. Он все изложил в строгих медицинских терминах. Можно сказать, это была шоковая терапия. Беременности больше не будет. Мы можем продолжать жить вдвоем. Он меня любит, мы можем прожить хорошую жизнь. Если мы хотим ребенка, надо изучить альтернативные возможности. Мы молоды, напомнил он мне. Состоятельны. Мы разумные, ответственные люди, мы можем обеспечить прочную и любящую семью какому-нибудь малышу. Что мне нужно — забеременеть или иметь ребенка? Если я хочу ребенка, у нас будет ребенок. Я хотела ребенка.

— Мы обратились в агентство… в несколько агентств, — продолжил рассказ Эллиот. — У них были листы ожидания. Но ожидание только ухудшало состояние Вивиан.

— Это стало для меня новым наваждением, — со вздохом призналась Вивиан. — Я перекрасила детскую. Отдала колыбельку и купила другую. Раздала все приданое, купленное для Элис, чтобы у нового ребеночка, когда он появится, было свое. Я воображала себя беременной. Где-то на свете уже жил мой ребенок. Нам просто нужно было найти друг друга. И каждый день ожидания оборачивался для меня новой потерей.

— Она расцвела надеждой. Мне была невыносима сама мысль о том, что это цветение увянет, что она опять впадет в тоску. Я поделился своими опасениями с Симпсоном, ее гинекологом. Рассказал, как мучительно мы оба восприняли известие о том, что ждать придется годами. Он дал мне имя адвоката, занимавшегося частными усыновлениями. Он имел дело непосредственно с биологическими матерями.

— Маркус Карлайл, — подсказала Колли, вспомнив имя, стоявшее в бумагах.

— Да. — Немного успокоившись, Вивиан отпила глоток кофе. — Он был просто волшебник. Поддержал нас, проявил сочувствие. А главное, в отличие от агентств, он нас сразу обнадежил. Гонорар был очень высок, но мне эта цена показалась ничтожной. Он сказал, что у чего есть клиентка, неспособная содержать свою новорожденную дочку. Молодая девушка, которая родила ребенка и поняла, что не сможет вытянуть его самостоятельно. Он пообещал рассказать ей о нас и, если она нас одобрит, передать нам ребенка.

— Почему он выбрал именно вас? — спросила Колли.

— Он сказал, что она искала именно таких людей, как мы. Бездетную пару, состоящую в прочном браке, финансово независимую, образованную По его словам, она хотела закончить школу, поступить в колледж, начать новую жизнь. Она наделала долгов пытаясь содержать ребенка как мать-одиночка. Теперь долги нужно было возвращать, но ей хотелось быть уверенной, что у ее маленькой дочки будет новая счастливая жизнь с родителями, которые ее полюбят. — Вивиан выпрямилась на диване. — Он сказал, что даст нам знать через несколько недель.

— Мы старались сдерживаться, не питать слишком радужных надежд, — пояснил Эллиот, — но нам казалось, что это сама судьба.

— Он позвонил восемь дней спустя в половине пятого, — Вивиан поставила на стол почти не тронутую кофейную чашку. — Я совершенно точно это помню. Я играла скрипичную сонату Вивальди, старалась забыться музыкой, и тут зазвонил телефон. И я поняла: вот оно! Знаю, это звучит нелепо, но я сразу догадалась. Когда я сняла трубку, он сказал: «Поздравляю, миссис Данбрук, у вас девочка». Я не выдержала и разрыдалась прямо в трубку. Он был так терпелив, так рад за меня. Сказал, что именно ради таких моментов и делает свою работу.

— Вы никогда не встречались с биологической матерью?

— Нет. — Эллиот покачал головой. — В то время это было не принято. Никакого обмена именами. Нам сообщили только медицинские данные. На следующий день мы отправились к нему в контору. Там была медсестра, она держала тебя. Ты спала. По процедуре нам не полагалось подписывать бумаги или выплачивать гонорар, пока мы не увидели и не приняли тебя.

— Ты стала моей, как только я тебя увидела, Колли, — сказала Вивиан. — В ту же самую минуту. Медсестра передала тебя мне, я взяла тебя на руки, и ты стала моей девочкой. Не заменой, не суррогатом. Моей дочкой. Я заставила Эллиота пообещать, что он никогда больше не напомнит мне об удочерении, даже слова такого не произнесет, никогда не расскажет ни тебе, ни другим. Ты была нашей дочкой.

— Тебе было всего три месяца от роду, — добавил Эллиот, — ты все равно не могла ничего понять. А для Вивиан было очень важно отгородиться от пережитой боли и разочарования. Мы привезли домой нашего ребенка. Все остальное не имело значения.

— А родственники… — начала было Колли.

— Они были встревожены ее состоянием не меньше, чем я, — ответил Эллиот. — И не меньше, чем мы, очарованы тобой. Поэтому мы все просто вычеркнули удочерение из нашего сознания. А потом мы переехали сюда: так было проще обо всем забыть. Новое место, новые соседи. Никто ничего не знал, так какой смысл об этом говорить? Но я все-таки сохранил документы, хотя Вивиан просила меня от них избавиться. Мне казалось, что это неправильно. Я спрятал их и запер, как и все, что с нами было до того, как мы привезли тебя домой.

— Колли, — овладев собой, Вивиан взяла дочь за руку, — эта женщина… та, которая… Ты же не можешь точно знать, что она имеет к этому отношение. Это же безумие. Мистер Карлайл был известным адвокатом. Мы не стали бы связываться с каким-то проходимцем. Мой собственный врач рекомендовал его! Они оба порядочные люди. Не может быть, чтобы они занимались незаконной торговлей детьми.

— Знаешь, что такое совпадение, мама? Судьба взламывает замок, чтобы человек мог открыть дверь. Дочь этой женщины похитили двенадцатого декабря. Три дня спустя твой адвокат звонит тебе и говорит, что у него для тебя есть девочка. На следующий день ты подписываешь бумаги, выписываешь чеки и привозишь меня домой.

— Ты не можешь утверждать, что ребенка похитили, — стояла на своем Вивиан.

— Нет, но это довольно легко проверить. Мне придется это сделать. Мои родители так меня воспитали. Я не могу поступить иначе.

— Если ее ребенка действительно украли, — сердце Эллиота содрогнулось при этих словах, — можно провести анализы, чтобы определить… биологическую связь.

— Знаю. Я пойду на этот шаг, если придется.

— Я могу это ускорить… сократить оформление, чтобы ты поскорее получила результаты.

— Спасибо.

— Что ты будешь делать, если… — Вивиан не смогла договорить.

— Я не знаю, — вздохнула Колли. — Не знаю. Буду действовать шаг за шагом. Ты моя мать. Ничто на свете этого не изменит. Папа, мне придется забрать документы. Буду проверять всех, кто с этим связан. Доктора Симпсона, Карлайла. Как звали медсестру, которая принесла меня в его контору?

— Я не знаю. — Он покачал головой. — Но я могу разыскать для тебя Симпсона — мне это проще. Сделаю несколько звонков.

— Дай мне знать, как только найдешь его. Мой сотовый у тебя есть, и я оставлю тебе номер мотеля в Мэриленде.

— Ты уезжаешь? — воскликнула Вивиан. — О, Колли, неужели ты не можешь остаться?

— Извини, не могу. Я люблю вас. Что бы мы ни обнаружили, я всегда буду вас любить. Но эта женщина, потерявшая ребенка… Ей очень тяжело. Она должна знать правду.

Никогда в жизни Даг не испытывал такого возмущения. С матерью говорить было бесполезно — он давно махнул рукой на все попытки ее урезонить. Все равно что биться головой о стену. Железную стену ее воли.

Дед тоже его не поддержал. Сколько Даг ни взывал к разуму, столько ни просил взглянуть на вещи трезво, сколько ни напоминал о разочаровании, десятки раз пережитом в прошлом, они ничего не желали слышать.

Оказалось, что его мать уже отправилась к этой Колли Данбрук прямо в мотель, прихватив с собой семейные фотографии. Она готова была унижаться, раздирать свои раны, вмешивать постороннего человека в семейную трагедию.

В таком месте, как Вудзборо, в самом скором времени семейная история Калленов будет извлечена на свет божий, просеяна и перебрана по зернышку. Опять им начнут перемывать кости.

Поэтому Даг решил сам навестить эту Колли Данбрук, извиниться и попросить ее ни с кем не обсуждать визит его матери… хотя, возможно, он уже опоздал.

Он уверял себя, что идет вовсе не для того, чтобы присмотреться к ней получше. Он был убежден, что Джессики давно уже нет на свете и никакие поиски, надежды и сеансы самообмана не вернут ее назад.

А если бы даже она нашлась, какой в этом смысл? Она больше не была Джессикой. Если она все-таки еще жива, она стала другим человеком, взрослой женщиной, не имевшей ничего общего с тем ребенком, которого они потеряли.

В любом случае для его матери это обернется новой болью. Увы, что бы он ни говорил, переубедить ее было невозможно. Вся ее жизнь прошла в поисках Джессики, которая стала для нее чем-то вроде чаши святого Грааля.

Он остановил машину на обочине дороги возле изгороди. Ему было памятно это место: мягкий, чавкающий под ногами луг, таинственные, манящие тропинки в лесу. Он купался в Саймоновой Яме, как-то раз в лунную ночь нырял в ней голышом вместе с Лори Уоррелл и чуть было не уговорил ее расстаться с девственностью в прохладной темной воде.

Теперь вся поверхность луга была перерыта и усеяна дырами, всюду возвышались горки выкопанной земли, торчали колышки и тянулись веревки. Ему никогда не понять, почему люди не могут оставить прошлое в покое.

Когда Даг вышел из машины, от группы археологов отделился низенький человечек в вымазанном глиной защитном костюме и направился к нему.

— Как идут дела? — спросил Даг, не зная, что еще сказать.

— Прекрасно. Интересуетесь раскопками? — осведомился Лео.

— Я… слышал новости по телевизору. — Даг окинул взглядом толпу за спиной Лео. — Как я понял, группу возглавляет доктор Колли Данбрук.

— Доктор Данбрук — главный археолог проекта «Антитам», а доктор Грейстоун — главный антрополог. Мы делим площадку на сектора площадью метр на метр, — пояснил Лео. — Каждый сектор будет пронумерован для ориентировки. Документирование — один из самых жизненно важных шагов. По мере раскапывания мы практически уничтожаем территорию. Документируя каждый участок, мы сохраняем ее целостность.

— Угу, — хмыкнул Даг, которому было глубоко плевать на раскопки. — А доктор Данбрук здесь?

— Увы, нет. Но если у вас есть вопросы, доктор Грейстоун и я с радостью готовы на них ответить.

Только теперь Даг присмотрелся внимательнее. Похоже, этот тип принимает его за одного из идиотов, приезжающих сюда, чтобы приударить за женщиной, которую они видели по телевизору. Он плавно перевел стрелки:

— Все, что мне известно о раскопках, почерпнуто из фильмов об Индиане Джонсе. А здесь все совсем по-другому.

— Далеко не так драматично, — радостно согласился Лео. — Здесь нет злобных нацистов и сцен с погонями. Но настоящие раскопки могут быть не менее захватывающими.

Даг понял, что теперь ему не уйти. От него ждут вопросов.

— Какой в этом смысл? То есть… что вы хотите доказать, выкапывая старые кости?

— Мы можем узнать, какими они были. Какими мы были. Почему они здесь жили, как жили. Чем больше мы знаем о прошлом, тем лучше понимаем самих себя.

Даг был глубоко убежден, что прошлое кончилось, будущее еще не начиналось, а все, что имеет значение, происходит в настоящем.

— Вряд ли у меня много общего с человеком, жившим здесь шесть тысяч лет назад.

— Он ел и пил, занимался любовью и старился. Он страдал от болезней, от жары и холода. — Лео снял очки и принялся полировать полой рубашки. — Он недоумевал. И благодаря этому недоумению он прогрессировал и прокладывал дорогу тем, кто следовал за ним. Если бы не он, вас бы здесь не было.

— Ясно, — кивнул Даг. — Ну, в общем, я просто хотел посмотреть. В детстве я играл в этих лесах. Летом купался в Саймоновой Яме.

— Почему этот пруд называется Саймоновой Ямой?

— Говорят, какой-то парнишка по имени Саймон утонул в этом пруду пару сотен лет назад и теперь его призрак бродит по лесам. Если вы верите в подобные вещи.

Задумчиво вытянув губы трубочкой, Лео надел очки.

— Кто он такой?

Даг пожал плечами:

— Понятия не имею. Просто какой-то мальчишка.

— Вот в этом и заключается разница между нами. Мне хотелось бы узнать, кто такой Саймон, сколько ему было лет. Что он здесь делал? Меня это интересует. Утонув в этом месте, он изменил историю. Потеря любого человека, особенно ребенка, меняет жизнь.

Тупая боль возникла в животе у Дага.

— Да, это верно. Тут вы правы. Не буду вас больше задерживать.

— Возвращайтесь в любое время. Мы ценим интерес членов местной общины.

«Пожалуй, это к лучшему, что я ее не застал, — признался себе Даг, возвращаясь к машине. — Все, что я мог ей сказать, только усугубило бы положение».

В этот момент подъехал еще один автомобиль и остановился впритык к его машине. Даг разозлился. Что это — научный проект или аттракцион для туристов? И почему люди не могут не встревать куда их не просят?

Из машины выпрыгнула Лана и весело помахала ему:

— Привет! Приехали взглянуть на то, что прославит Вудзборо в веках?

Он узнал ее. Такое лицо мужчине нелегко забыть.

— Да ну! Наковыряли ям в земле. Не знаю, чем это лучше стройки Долана.

— Сейчас я объясню. — Ветер трепал ее волосы, но она, не обращая на них внимания, повернулась к перекопанному пространству. — Это открытие уже привлекло внимание на федеральном уровне. А это значит, что Долан не сможет укладывать здесь бетонные плиты в ближайшем будущем. И даже в отдаленном. Гм… — Она поджала губы. — Я не вижу Колли.

— Вы ее знаете?

— Да, мы встречались. Вы осмотрели место раскопок?

— Нет.

Лана повернулась к нему.

— Вы по натуре неприветливы или воспылали мгновенной неприязнью именно ко мне?

— Пожалуй, я такой по натуре.

— Что ж, это большое облегчение.

Лана отступила на шаг, и Даг, чертыхаясь себе под нос, коснулся ее руки. Он не был таким уж колючим. Просто он по натуре человек замкнутый, а это совсем другое дело. Но по отношению к ней он проявил грубость, этого отрицать нельзя, а она очень нравилась его деду.

— Слушайте, я не хотел вас обидеть. Просто меня кое-что беспокоит.

— Это заметно. — Она отступила еще на шаг, но тут же вновь повернулась к нему. — Что-то случилось с Роджером? Я бы знала, если бы…

— С ним все в порядке. В полном порядке. У вас с ним серьезно?

— Очень серьезно. Я от него без ума. Он вам рассказывал, как мы познакомились?

— Нет.

Лана помолчала, потом засмеялась.

— Ладно, я вам расскажу. Я случайно зашла в книжный магазин через несколько дней после переезда сюда. У меня была куча забот. Мне надо было открыть свою практику, устроить ребенка в детский сад, я ни на чем не могла сосредоточиться. Поэтому я пошла прогуляться и забрела в магазин вашего деда. Он спросил, чем может мне помочь. А я в ответ разревелась. Просто стояла посреди книжной лавки и истерически рыдала. Он обогнул прилавок, обнял меня и дал мне выплакаться всласть у него на плече. Я была ему совершенно чужой. Просто какая-то чумовая дура, у которой случился нервный срыв в его магазине. С тех самых пор я в него влюблена.

— На него это очень похоже. Он всегда привечает заблудших. — Даг поморщился. — Не обижайтесь.

— Да я не обижаюсь. Только я не была заблудшей. Я знала, где нахожусь, как я туда попала, куда мне идти. Но в тот момент мне было слишком тяжело. Столько всего навалилось сразу. А Роджер меня поддержал. Когда я попыталась извиниться, он повесил на дверь знак «Закрыто» и увел меня в заднюю комнату. Заварил чаю и заставил меня рассказать обо всех моих переживаниях. Даже о том, о чем я сама не подозревала. Даже о том, в чем не могла признаться никому. Для Роджера я готова на все. — Она помолчала. — Даже выйти за вас замуж, потому что ему очень этого хочется. Так что берегитесь.

— Боже милостивый, — Даг невольно попятился. — И что я должен на это ответить?

— Вы могли бы пригласить меня на ужин. Это было бы очень мило — пару раз поужинать вдвоем, пока мы не начали готовиться к свадьбе.

На его лице застыло выражение такого всеобъемлющего мужского ужаса, что Лана звонко рассмеялась.

— Успокойтесь, Даг, я еще не начала составлять список гостей. Пока. Я просто подумала, что будет честнее предупредить вас заранее, если вы сами еще не поняли, что у Роджера есть такая мечта насчет нас. Он нас любит и поэтому считает, что мы идеально подходим друг другу.

Даг задумался.

— Что бы я сейчас ни сказал, все будет невпопад. Поэтому я молчу.

— Ну и слава богу. Я уже опаздываю. Мне хотелось посмотреть, как тут продвигаются дела, перед возвращением в контору. — Она направилась к изгороди, но оглянулась и одарила его лучезарной улыбкой. — Почему бы нам сегодня не поужинать вместе? В ресторанчике «Старый Антитам». В семь?

— Я не думаю…

— Испугался?

— Да нет, черт побери, ничего я не испугался, просто…

— В семь часов. Я угощаю.

Даг позвенел ключами от машины в кармане, хмурясь ей вслед.

— Эй, ты всегда такая нахальная?

— Да, — ответила она. — Всегда.

Не успела Лана вернуться на работу, как в контору вошла Колли. Не обращая внимания на секретаршу за столом в приемной, она направилась прямиком в кабинет Ланы.

— Мне надо с тобой поговорить.

— Заходи. Лайза? Не соединяйте меня ни с кем, пока я не поговорю с доктором Данбрук. Присаживайся, Колли. Хочешь чего-нибудь холодненького?

— Нет, спасибо. — Колли закрыла за собой дверь. Кабинет оказался маленьким, чистеньким, уютным, как дамская гостиная. Окно, расположенное за спиной у хозяйки небольшого, изящного письменного стола, выходило в парк, и Колли поняла, что даже при низкой стоимости недвижимости в таком месте, как Вудзборо, у Ланы Кэмпбелл хватило денег на элитное местоположение и вкуса на элегантную обстановку.

Но это еще не означало, что Лана Кэмпбелл хороший адвокат.

— Где ты училась? — спросила Колли. Лана села и откинулась на спинку кресла.

— Я училась в госуниверситете Мичигана, потом познакомилась со своим мужем и перевелась в университет Мэриленда, где мы оба получили адвокатские звания. Он был родом отсюда.

— Почему ты переехала в Вудзборо?

— Что это, личный или профессиональный интерес?

— Профессиональный.

— Ладно. Я работала на адвокатскую фирму в Балтиморе. У меня родился ребенок. Я потеряла мужа. Как только немного оправилась и вернула себе способность соображать, решила переехать в такое место, где я могла бы практиковать с меньшей нагрузкой и воспитывать сына так, как нам с мужем хотелось с самого начала. Я хотела, чтобы у него был дом и двор, чтобы мне не приходилось сидеть в конторе по десять часов в день и прихватывать работу на дом еще на пару часов. Удовлетворяет тебя такой ответ?

— Да. — Колли подошла к окну. — Если я найму тебя представлять мои интересы, все, что мы обсудим, будет считаться конфиденциальным.

— Разумеется. — «Сколько в ней энергии! Она все время как на вибростенде, — подумала Лана, открывая ящик письменного стола и вытаскивая новый „адвокатский“ блокнот. — Должно быть, это жутко утомительно». — Даже если ты меня не наймешь, все, что ты скажешь мне в этом кабинете, будет считаться конфиденциальным.

— Я ищу адвоката.

— Считай, что ты его нашла.

— Да я не о тебе. Я разыскиваю адвоката по имени Маркус Карлайл. Он практиковал в Бостоне между 1968 и 1979 годом.

Это немногое она успела разузнать по сотовому телефону по пути назад из родительского дома.

— А после семьдесят девятого?

— Закрыл практику. Кроме того, я знаю, что по крайней мере часть его практики связана с частными усыновлениями. — Колли вытащила из портфеля папку с бумагами и положила на стол перед Ланой документы о своем удочерении. — Вот это тоже нужно проверить.

Лана пробежала глазами имена и подняла голову.

— Понимаю. Ты хочешь найти своих биологических родителей?

— Нет.

— Колли, если хочешь, чтобы я тебе помогла, ты должна мне доверять. Я могу начать поиски Карлайла. Я могу, с твоего письменного разрешения, попытаться пробить барьеры секретности, навороченные вокруг процедуры усыновления в семидесятые годы, и кое-что разузнать о твоих биологических родителях. И то, и другое я могу проделать, не требуя дополнительной информации. Хватит той, что ты мне уже дала. Но я буду работать быстрее и успешнее, если ты дашь мне больше сведений.

— Я еще не готова дать тебе больше. Пока не готова. Разузнай все, что сможешь, о Карлайле. Попробуй узнать, где он сейчас находится. И еще меня интересует сам процесс удочерения и то, что ему предшествовало. Мне самой предстоит кое в чем покопаться, но я не буду дублировать твою работу. Когда получим ответы, я пойму, надо ли продолжать копать дальше. Тебе нужен задаток?

— Да, нужен. Начнем с пятисот долларов.

Джейк заехал в Вудзборо кое-что прикупить в скобяной лавке. Не раз за этот день у него возникал соблазн позвонить Колли по сотовому, но он решил избавить себя от лишней головной боли, прекрасно понимая, что любая попытка с ней связаться, скорее всего, приведет к ссоре. Вообще-то он был совсем не прочь поцапаться с Колли и дал себе слово, что непременно ввяжется в драку, если она не вернется к следующему утру. Надо ее хорошенько разозлить — это самый верный путь выведать, что с ней не так.

Заметив ее «Лендровер», стоящий у входа в местную библиотеку, Джейк свернул и сам припарковался рядом. Он насадил машину на ее задний бампер — на тот случай, если она вздумает от него сбежать, — потом вылез, пересек тротуар и поднялся на крыльцо старинного каменного здания.

За библиотечной стойкой сидела пожилая женщина. Джейк умел очаровывать пожилых дам. Включив обаяние на полную мощность, он облокотился на стойку.

— Добрый день, мэм. Не хотел вас беспокоить, но заметил у входа машину доктора Колли Данбрук. Я Джейкоб Грейстоун, работаю на раскопках на ручье Антитам.

— О, вы один из ученых! Я обещала своему внуку сводить его на раскопки, посмотреть, что вы там делаете. Для нас это такое событие.

— Для нас тоже. Сколько лет вашему внуку?

— Десять.

— Обязательно приходите и обращайтесь прямо ко мне. Я вам все покажу.

— Это очень мило с вашей стороны. Ваша коллега вон там, в архивном отделе. Очень интересная молодая дама. Я сразу поняла, о ком вы спрашиваете. Всех местных я знаю в лицо.

— Спасибо. — Джейк подмигнул ей и направился в архивный отдел.

Колли сидела за столом и просматривала микрофиш. Кроме нее, в отделе никого не было. Она сидела, положив скрещенные ноги на свободный стул, и Джейк понял, что она здесь уже минут двадцать, не меньше. Она всегда поднимала ноги на стул, проработав за письменным столом двадцать минут.

Он подошел к ней сзади и стал читать из-за ее плеча.

Ее пальцы выбивали легкую дробь на крышке стола — еще один верный признак того, что она уже какое-то время провела за работой.

— Зачем тебе понадобились местные газеты тридцатилетней давности?

Она так высоко подпрыгнула на стуле от неожиданности, что стукнула его макушкой в подбородок.

— Черт бы тебя побрал! — воскликнули они оба в один голос.

— Какого черта ты подкрадываешься ко мне сзади? — возмутилась Колли.

— Какого черта ты прогуливаешь работу? — С этими словами Джейк схватил ее за руку, чтобы она не могла выключить экран. — Чем тебя заинтересовало похищение ребенка в 1974 году?

— Отстань, Грейстоун.

— Каллен… — Он читал, продолжая крепко удерживать ее руку в своей. — Джей и Сюзанна Каллен. Погоди, Сюзанна Каллен… знакомое имя. «Трехмесячная Джессика Линн Каллен пропала вчера в торговом центре Хагерстауна», — прочел Джейк. — Черт, какие же все-таки бывают на свете скоты! Ее так и не нашли?

— Я не хочу с тобой разговаривать.

— Жаль, потому что я тебя не отпущу, пока не скажешь, почему это дело тебя так задевает. Я же вижу, Колли, ты чуть не плачешь, а тебя не так-то легко довести до слез.

— Я просто устала. — Она потерла глаза кулачком, как ребенок. — Устала как черт знает кто.

Он положил руки ей на плечи и начал их разминать. Хорошо, что не придется ее злить. У него к этому душа не лежала. Раз уж она борется со слезами, значит, о большей открытости и мечтать не приходится. Но ему не хотелось пользоваться моментом ее слабости.

— Ладно, давай я отвезу тебя в мотель. Можешь немного поспать.

— Я не хочу возвращаться. Еще не время. О боже, боже! Мне надо выпить.

— Прекрасно. Оставим твою машину у мотеля и поедем поищем, где бы нам выпить.

— С чего это ты вдруг стал таким любезным, Грейстоун? Мы друг другу даже не нравимся.

— Ты задаешь слишком много вопросов сразу, детка. Пошли, поищем какой-нибудь приличный бар.

6

«Привал в горах» представлял собой придорожный кабачок в нескольких милях от городской черты. Здесь все было по-простому: три кабинки вдоль стены и с полдюжины столиков со складными стульями в середине зала. Стойка бара почернела от времени, пол был покрыт унылым рыжевато-серым линолеумом. Одинокая официантка казалась худенькой и хрупкой, как птичка. Навек закованное в пластик единое меню предлагало два вида пищи: «еду» и «питье».

Двое мужчин — из местных, решила Колли, — сидели у стойки и принимали свою законную порцию после смены. Судя по рабочим сапогам, пропотевшим фуфайкам и каскеткам, это были рабочие. Возможно, строители из компании Долана.

Их головы повернулись как на шарнирах, когда на пороге появились Колли и Джейк. Она машинально отметила, что глазеют на нее весьма откровенно.

Колли скользнула на сиденье в кабинке и тут же спросила себя, зачем она сюда пришла. Ей было бы куда лучше остаться наедине с бутылкой в комнате мотеля и напиться до одури.

— Не знаю, что я здесь делаю. — Она внимательно посмотрела на Джейка, но разгадать, что у него на уме, не смогла. Именно в этом заключалась одна из ее проблем. Она никогда точно не знала, о чем он думает. — Что это за фигня?

— Еда и питье. — Он подтолкнул к ней меню через стол. — Причем как раз в твоем духе.

Колли хмуро просмотрела меню.

— Мне только пива, — сказала она.

— Чтобы ты да отказалась от жирной жратвы? Никогда такого не было. — Повернувшись к официантке, Джейк сказал: — Пару хорошо прожаренных гамбургеров с картошкой и пару пива. Разливного, любой марки.

Колли начала было протестовать, но умолкла на полуслове и вновь погрузилась в мрачную тоску. Джейк встревожился. Уж если она не вцепилась ему в глотку за то, что он посмел принять за нее решение — пусть даже по самому пустячному поводу! — значит, ей действительно плохо. Она выглядела не просто усталой — усталой он видел ее и раньше. Она была предельно измучена. Ему хотелось сжать ее руку, сказать ей, что, о чем бы ни шла речь, вместе они все исправят. Но это был гарантированный способ лишиться кисти руки. Поэтому он наклонился через стол и спросил:

— Тебе это место ничего не напоминает?

Она огляделась. Парни у стойки накачивались пивом и бросали на них явно недружелюбные взгляды. Воздух был пропитан запахом пережаренного масла.

— Нет.

— Да брось! Разве ты не помнишь ту забегаловку в Испании? Когда мы работали на раскопках в Эль-Акуладеро?

— Ты что?! Там все было по-другому. Играла какая-то жуткая этническая музыка, летали здоровенные черные мухи, а официант весил триста фунтов, у него были волосы до самой задницы и не было передних зубов.

— Да, но мы там пили пиво. Прямо как сейчас.

Колли бросила на него презрительный взгляд.

— Тоже мне особая примета! Мало ли где мы пили пиво?

— В Венето мы пили вино, а это совсем другое дело.

Это заставило ее засмеяться.

— Ты что, помнишь все, что мы успели поглотить?

— Ты даже не представляешь, сколько всего я успел запомнить. — От ее смеха у него стало легче на душе. — Помню, как ты скидывала по ночам все одеяла и настаивала, что можешь спать только на середине кровати. А когда я растирал тебе ступни, ты начинала мурлыкать, как котенок.

Тут им подали пиво, и она ничего не сказала, пока не отпила первый глоток.

— А я помню, как тебя выворачивало наизнанку в Мозамбике после тухлых креветок.

— Ты всегда была романтической дурочкой, Колли.

— Угу. — Колли отхлебнула еще глоток. Джейк пытался ее развеселить. Только она не могла понять, с какой стати он так старается. — Как это получилось, что ты не пилишь меня за то, что меня сегодня не было на работе?

— Я как раз собирался к этому перейти. Просто хотел сперва пивка попить. — Он улыбнулся ей. — Ну что, начнем прямо сейчас или сначала перекусим?

— У меня было неотложное дело. А поскольку ты мне не начальник, нет у тебя никакого права меня пилить или брюзжать из-за того, что я взяла выходной. Я предана делу не меньше, чем ты. Даже больше: я раньше тебя начала работать.

Джейк отодвинулся, потому что официантка принесла им гамбургеры.

— Ух! Похоже, меня поставили на место.

— Да пошел ты, Грейстоун. Я не обязана… — Колли умолкла, увидев, что двое мужчин, сидевших у стойки бара, вразвалочку подходят к их столу.

— Это вы, уроды, копаете у Саймоновой Ямы?

Джейк выдавил горчицу на свой гамбургер.

— Точно. Я вам больше скажу: мы самые главные уроды. Чем мы можем вам помочь?

— Можете убираться к чертовой матери. Хватит вам копаться во всяком старом дерьме и отнимать хлеб у честных людей.

Колли взяла у Джейка горчицу, меряя взглядом мужчин. Тот мужчина, что говорил, был высокий, грузный, но крепко сбитый. Не человек, а танк. Второй был ростом пониже. Его глаза горели пьяной злобой.

— Извините, — Колли отставила горчицу и взялась за бутылку кетчупа, — мне придется попросить вас следить за своим языком. Мой коллега — человек очень впечатлительный.

— Вот поди и трахни его!

— Да я, собственно, уже. И знаете, это было совсем неплохо. Но к делу отношения не имеет. А вы, парни, работаете на Долана?

— Верно. И нам тут без надобности кучка яйцеголовых. Нечего нам тут указывать, что делать.

— Вот тут наши мнения расходятся. — Джейк посолил картошку и передал солонку Колли.

Судя по его вежливому тону и неторопливо-спокойным движениям, можно было подумать, что он не желает драки и не готов к ней. Колли знала, что это обманчивое впечатление. И горе тому, кто ему поверит.

Джейк сыпанул перцем на свой рубленый бифштекс и водрузил на место верхнюю половинку булочки.

— Поскольку вы оба ни хрена не разбираетесь в археологических и антропологических исследованиях, или в любой из смежных дисциплин, таких, как дендрохронология или стратиграфия, мы с радостью сделаем это для вас. Хочешь еще пива? — спросил он Колли.

— Спасибо, с удовольствием.

— Думаешь, все эти заумные словечки помешают нам выпереть твою задницу из города? Ошибаешься, урод.

Джейк лишь вздохнул в ответ, но Колли разглядела ледяной блеск в его глазах. Она знала: у этих парней все еще есть шанс уйти с миром, пока Джейку больше хочется есть, чем драться.

— Вы, видимо, полагаете, что раз уж мы ученые уроды, у нас за душой ничего нет, кроме заумных словечек. — Джейк пожал плечами, взял ломтик жареной картошки. — Ошибаетесь. У моей напарницы черный пояс по карате, а уж злобы в ней больше, чем в гремучей змее. Мне ли не знать! Она моя жена.

— Бывшая жена, — поправила его Колли. — Но в остальном он прав. Гремучей змее до меня далеко.

— Которого ты выбираешь? — спросил ее Джейк. Она с жизнерадостной улыбкой оглядела мужчин.

— Того, что покрупнее.

— Ну ладно, так и быть, только не переусердствуй, — предупредил Джейк. — Помнишь того здоровенного мексиканца? Он пять дней пролежал в коме. Мы же не хотим неприятностей.

— Кто бы говорил! Это же ты в Оклахоме сломал парню челюсть и устроил отслойку сетчатки!

— Я же не нарочно! Откуда мне было знать, что ковбои такие нежные? Век живи, век учись. — Джейк слегка отодвинул тарелку. — Вы, парни, не против, если мы потолкуем на дворе? А то — как драка, так мне платить за бой посуды. Надоело!

Они переминались с ноги на ногу, сжимали и разжимали кулаки. Наконец большой усмехнулся:

— Мы вам обсказали все как есть. Мы не деремся с сосунками и девчонками.

— Вам виднее. — Джейк сделал знак официантке. — Можно нам еще пару пива? — Он взял свой гамбургер и с явным удовольствием откусил сразу половину, а мужчины тем временем, бормоча ругательства, направились к двери. — Я же тебе говорил: тут все в точности как в той испанской дыре.

— Они не со зла. — Официантка поставила на стол полные кружки пива и забрала пустые. — Остин и Джимми — они просто глупые, вот и все. Они ничего такого не хотели.

— Да мы и не обиделись, — успокоил ее Джейк.

— Вообще-то всем жутко интересно, что вы там делаете у Саймоновой Ямы, но для них это проблема. Долан нанял бригаду, а работу прервали, вот они и остались не у дел. Их это бьет по карману, вот и злятся. Бургеры вам понравились?

— Отличные. Спасибо вам большое, — ответила Колли.

— Надо чего — дайте мне знать. А насчет Остина и Джимми не беспокойтесь. Это в них пиво говорит.

— Пиво говорит довольно громко, — заметил Джейк, когда официантка оставила их одних. — Это может стать проблемой. Сейчас на площадке ночует Диггер, но нам, пожалуй, понадобится охрана помощней.

— Нам и так людей не хватает! Я поговорю с Лео. Я все равно собиралась заглянуть на площадку после… я собиралась посмотреть, как вы там справляетесь.

— Мы разбили поле на сектора, все пронумеровали и загрузили в компьютер. Начали снимать верхний слой.

Эта новость заставила Колли поморщиться. Ей хотелось быть на месте, когда команда начнет снимать верхний слой.

— Бросил студентов на просеивание?

— Ага. Я перегнал сегодняшний отчет тебе на компьютер. Можем все обсудить сейчас, но ты все равно прочтешь. Колли, скажи мне, что случилось. Зачем ты ходила в библиотеку? Тебе в земле надо было рыться, а не в старых газетах! Зачем ты читала о похищении ребенка в 1974 году? Между прочим, это год твоего рождения.

— Я не затем сюда пришла, чтобы об этом говорить. Я пришла пива попить.

— Ладно, тогда я буду об этом говорить. Вчера вечером я заглянул к тебе в комнату, смотрю — на постели лежат фотографии. Ты расстроена. Ты говоришь, это не семейные фото, но я же вижу сходство. Сегодня с утра тебя на работе нет, и я застаю тебя в библиотеке за просмотром газетных архивов. Ты читаешь заметки о похищении грудной девочки того же года рождения, что и ты. Думаешь, ты и есть та самая девочка?

Колли промолчала. Просто поставила локти на стол и опустила голову на руки. Она знала, что он сумеет проследить связь. Дайте ему мешок разрозненных деталей, и он тут же сложит из них логичную и связную картину.

И она знала, что все ему расскажет. В ту самую минуту, как он застал ее в библиотеке, она уже знала, что расскажет именно ему. Только она сама еще не готова была понять — почему.

— Сюзанна Каллен приходила ко мне в мотель, — начала Колли.

И рассказала ему все.

Он не перебивал, слушал молча, не сводя глаз с ее лица. Ему не всегда удавалось разгадать причину, вызывавшую то или иное настроение, но сами перемены этого выразительного лица были ему хорошо знакомы. Она все еще боролась с шоком, отягченным чувством вины.

— Ну вот… придется делать анализы, — закончила свой рассказ Колли. — Для подтверждения идентичности. Но уже сейчас можно с большой долей уверенности предположить, что Сюзанна Каллен права.

— Тебе придется разыскать адвоката, врача-акушера, всех, кто так или иначе был причастен к процессу удочерения.

Колли взглянула на него и поняла: вот она, самая веская причина, заставившая ее довериться ему. Он никогда не станет обременять ее выражением сочувствия или возмущения. Он поймет, что ей будет легче все это пережить, занимаясь практическим делом.

— Я уже начала действовать. Папа разыскивает акушера. Я пыталась найти адвоката, но налетела на глухую стену. Поэтому я сама наняла адвоката, пусть копает. Это Лана Кэмпбелл, она представляет интересы местного общества охраны природы. Я с ней позавчера познакомилась. Она мне показалась неглупой, а главное, настойчивой. Такие легко не сдаются. Надо снять верхний слой и узнать, что под ним.

— Адвокат не мог не знать.

— Верно. — Губы Колли сжались. — Он должен был знать.

— Стало быть, он — твоя базисная отметка. Все пошло от него. Я хочу тебе помочь.

— Почему?

— Мы оба здорово умеем решать головоломки, детка. Когда мы работаем вместе, лучше нас нет на свете никого.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Тебя всегда трудно было провести. — Джейк отодвинул свою тарелку и взял ее за руку. Его пальцы сжались, когда она попыталась выдернуть руку. — Не будь такой недотрогой. Черт побери, Данбрук, я трогал каждый дюйм твоего тела, а теперь ты дергаешься, когда я беру тебя за руку.

— Я не дергаюсь, и это — моя рука.

— Думаешь, ты для меня больше ничего не значишь только потому, что ты меня намахала?

— Я тебя намахала? — возмутилась она. — Да ты…

— Давай оставим выяснение отношений до другого раза.

— Знаешь, что меня в тебе бесит больше всего?

— Детка, у меня в компьютере на этот счет целая база данных.

— То, как ты меня перебиваешь всякий раз, когда знаешь, что я права.

— Внесу в компьютер. А знаешь, в чем наша ошибка? Нас с тобой многое объединяет, но мы еще ни разу не пробовали быть друзьями. Я просто хочу попробовать, вот и все.

Если бы он сказал ей, что собирается бросить науку, чтобы стать коммивояжером и продавать домохозяйкам образцы косметики, она и тогда не была бы так поражена.

— Ты хочешь, чтобы мы стали друзьями?

— Я хочу стать твоим другом, тупица. Я хочу помочь тебе выяснить, что случилось.

— Называть меня тупицей — это не очень-то по-дружески.

— Это лучше, чем другое слово, которое приходит мне на ум.

— Ладно, допустим. Между нами скопилось много мусора, Джейк.

— Может, просеем его как-нибудь на днях? Но пока у нас есть два неотложных дела. — Не в силах удержаться, он провел большим пальцем по ее руке. — Раскопки и твоя головоломка. На раскопках нам так и так придется работать вместе, от этого не уйдешь. Так почему бы не поработать вместе над твоей головоломкой?

— Мы поругаемся.

— Мы так и так поругаемся.

— Вот это верно. — Гораздо больше, чем возможная ссора с ним, ее смущало неизвестно откуда взявшееся желание сплести пальцы с его пальцами. — Я ценю это, Джейк. Честное слово, ценю. А теперь отпусти мою руку. А то я и вправду начинаю чувствовать себя тупицей.

Он отпустил ее, вытащил свой бумажник.

— Давай вернемся в твою комнату. Я разотру тебе ступни.

— Те дни миновали, Джейк.

— Жаль. Мне всегда нравились твои ступни.

Уплатив по счету, они направились к машине. Джейк старательно держал руки в карманах.

Подойдя к джипу, он извлек из-под «дворника» листок бумаги.

— «Убирайся в Балтимор, а не то пожалеешь», — прочитал Джейк. Он скомкал бумажку и бросил ее в машину. — Съезжу-ка я, пожалуй, погляжу, как там Диггер.

— Мы съездим поглядим, как там Диггер.

— Отлично. — Джейк занял водительское место, подождал, пока она сядет рядом. — Слышал, как ты играла вчера вечером. Я в соседней комнате. Стены тонкие.

— Я это учту. Постараюсь вести себя потише, когда устрою вечеринку с Остином и Джимми.

— Видишь, какая ты стала чуткая, как только мы решили стать друзьями?

Она засмеялась, и тут, не давая ей опомниться, он наклонился и прижался губами к ее губам.

На какой-то миг Колли застыла в шоке. Неужели весь этот жар может вспыхнуть с новой силой? Как будто ничего не было? Как это возможно? Но изумление почти тотчас же сменилось примитивным, первобытным желанием обнять его, прижаться к нему и сгореть заживо.

Не успела она поддаться желанию, как он отодвинулся и повернул ключ в зажигании.

— Пристегнись.

Колли оскалила зубы, злясь скорее на себя, а не на него, дернула ремень безопасности и защелкнула его, пока Джейк разворачивал машину.

— Держи свои руки и рот при себе, Грейстоун, а не то наша дружба кончится очень-очень скоро.

— Мне до сих пор нравится, какая ты на вкус. — Джейк выехал на шоссе. — Погоди-ка… Кстати, о вкусе, Сюзанна Каллен это не та, которая — «Выпечка Сюзанны»?

— Что?

— Я же знал, что мне знакомо это имя! О черт, Колли! «Выпечка Сюзанны»!

— Ты имеешь в виду печенье? То чудесное печенье с шоколадной крошкой?

— Шоколадные пирожные с орешками. — Он тихонько застонал от наслаждения. — Молчи. Я в кайфе.

— Сюзанна Каллен — это «Выпечка Сюзанны».

— Это потрясающая история. Знаешь, она начала печь в своей маленькой домашней кухне. Продавала кексы и пироги на местных ярмарках. Открыла небольшое дело и вдруг — бам! — прославилась на всю страну.

— «Выпечка Сюзанны», — ошеломленно повторила Колли. — Вот черт!

— Вот откуда твое пристрастие к печенью. Генетика. Против нее не попрешь.

— Очень смешно. — Слезы щипали ей горло. — Мне придется с ней повидаться, Джейк. Мне придется ей сказать, что нам надо сделать анализы. Я не знаю, как мне с этим справиться.

Он легонько коснулся ее руки.

— Сообразишь.

— У нее есть сын. С ним мне тоже придется иметь дело.

А Даг в это время пытался сообразить, как ему быть с Ланой Кэмпбелл.

Когда он вошел в ресторан, она уже сидела за столом и потягивала из бокала белое вино. До сих пор он видел ее только в шикарных деловых костюмах. Теперь она была в легком, открытом летнем платье.

Она улыбнулась, когда он сел напротив нее за столиком.

— Я не была уверена, что ты придешь.

— Если бы я не пришел, дед лишил бы меня наследства.

— Мы с ним сговорились у тебя за спиной. Конечно, это подло с нашей стороны. Может, выпьешь что-нибудь?

— А ты что пьешь?

Она подняла бокал и посмотрела на него сквозь пламя свечи.

— Довольно приличное калифорнийское шардоннэ — основательное, с тонким букетом, маслянистое, но ненавязчивое. — Ее глаза смеялись. — Достаточно эффектно для тебя?

— Ладно, попробую. — Он позволил ей заказать вино, а также бутылку газировки. — Ну так расскажи мне, зачем вы с дедом сговариваетесь у меня за спиной.

— Роджер тебя любит, гордится тобой и тревожится о тебе. Он прожил счастливую жизнь с твоей бабушкой и считает, что тебе тоже нужна женщина, которая сделает тебя счастливым.

— И эта женщина — ты.

— Ну… в данный момент ему кажется, что это я, — согласилась Лана. — Потому что меня он тоже любит. Беспокоится, что я живу одна, воспитываю ребенка без отца. Он человек старомодный в лучшем смысле этого слова.

— Ладно, с ним все ясно. Как насчет тебя?

Лана задумалась. Она обожала искусство флирта и теперь бросила на него взгляд из-под ресниц, склонив голову набок.

— Я решила, что мне приятно будет поужинать в ресторане с привлекательным мужчиной. Выбор пал на тебя.

— Напомни, когда я баллотировался? — спросил он, и она рассмеялась.

— Буду с тобой откровенна, Даг. Я почти ни с кем не встречалась с тех пор, как умер мой муж. Но я люблю общение, компанию, застольную беседу. Не думаю, что Роджеру стоит тревожиться о ком-либо из нас, но почему бы нам не доставить ему удовольствие? Поужинаем вместе, пообщаемся, проведем вечер не без приятности. — Она открыла меню. — А еда здесь превосходная.

Официант принес Дагу бокал вина, произнес пламенную речь о фирменных блюдах на этот вечер и тактично ретировался, чтобы дать им время на обдумывание.

— От чего он умер?

Лана замешкалась лишь на мгновение, но Даг успел заметить промелькнувшее у нее на лице горестное выражение.

— Его убили. Застрелили во время ограбления круглосуточного бакалейного магазина. Он вышел ночью, потому что Тай капризничал и никому не давал спать. — Ей все еще было больно, она знала, что никогда этого не забудет, но больше не боялась, что воспоминания сломают ее. — Я попросила мороженого. Стив выскочил за ним в магазинчик. Они вошли в ту самую минуту, когда он расплачивался у кассы.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже. Это было так бессмысленно… В кассе практически не было денег, ни Стив, ни кассир не оказывали сопротивления и не пытались как-то спровоцировать налетчиков. И это было ужасно. Чудовищно. Минуту назад у меня была одна жизнь, через минуту она превратилась в нечто совсем другое.

— Да, я знаю, как это бывает.

— Знаешь? — Не успел он ответить, как она потянулась через стол и коснулась его руки. — Извини, я забыла. Твоя сестра. Значит, у нас обоих есть печальный опыт. Надеюсь, у нас найдутся и другие точки соприкосновения, более оптимистичные. Я люблю книги. Правда, обращаюсь с ними небрежно. Библиофилы вроде тебя и Роджера, наверное, пришли бы в ужас.

— Ты загибаешь уголки страниц?

— Ну что ты! Даже я не зашла бы так далеко. Но я ломаю переплеты. Проливаю кофе на страницы. А однажды я уронила новый роман Элизабет Берг в ванну. Кажется, это было первое издание.

— Очевидно, наши отношения обречены. Почему бы нам не сделать заказ?

— Итак, — начала Лана, когда заказ был принят, — сам-то ты читаешь книги или только продаешь и покупаешь?

— Это же не биржевые акции, это книги. Было бы бессмысленно заниматься книгами, если бы я не знал их истинную цену.

— Многие торговцы не знают истинной цены своему товару. Я знаю, что Роджер обожает чтение, но как-то раз я случайно оказалась в магазине, когда он получил от тебя посылку и обнаружил в ней первое издание «Моби Дика». Он ласкал книгу, как любимую женщину. Он не стал бы ее читать, удобно усевшись в шезлонге, даже если бы ты приставил пистолет к его виску.

— Для этого существуют недорогие издания в бумажной обложке.

Она наклонила голову набок, и маленькие цветные камушки у нее в ушах подмигнули ему.

— Так что же это для тебя? Охота за сокровищами?

— Отчасти.

Лана выдержала паузу.

— Ты прямо-таки фонтанируешь красноречием. Ладно, хватит о тебе. Может, спросишь меня, почему я стала адвокатом?

— Ладно. Почему ты стала адвокатом?

— Мне нравится спорить. А что ты любишь делать, помимо чтения и охоты за книгами?

— У меня больше ни на что времени нет.

Лана решила, что, если разговор с ним и дальше будет напоминать выдирание зубов, ей лучше обзавестись щипцами.

— Наверняка тебе нравится путешествовать.

— Бывают приятные моменты.

— Например?

Даг посмотрел на нее с бессильной досадой, и она засмеялась.

— Учти, я жалости не знаю. Лучше сразу сдавайся и расскажи мне о себе. Так, давай посмотрим… Ты играешь на музыкальных инструментах? Увлекаешься спортом? Веришь, что Ли Харви Освальд[10] действовал в одиночку?

— Нет. Да. Не знаю.

— Попался! — Лана торжествующе взмахнула вилкой. — Ты улыбнулся.

— Ничего подобного.

— Я же видела! Вот! Вот опять! Между прочим, у тебя очень симпатичная улыбка. Это больно?

— Немного. Я долго не практиковался.

Она подняла бокал и усмехнулась.

— Мы над этим поработаем и все исправим.

Ужин доставил Дагу куда больше удовольствия, чем он ожидал. Хотя чему удивляться? Не такое уж это было большое достижение, если вспомнить, что он пошел на ужин, чтобы дед не перегрыз ему холку. Но если признаваться честно, ему понравилось ее общество. Она его… заинтересовала. К такому выводу он пришел, когда они вышли из ресторана. Она оказалась умной и сильной женщиной, мужественно пережила страшный удар и продолжала жить полноценной жизнью.

Ему пришлось признать, что о себе самом он этого сказать не может.

К тому же на нее безусловно приятно было смотреть. Смотреть на нее, слушать ее, даже подвергаться ее допросу… На несколько часов она скрасила его существование, заставила забыть о том, что происходило в его семье.

— Я хорошо провела время. — Они подошли к ее машине, и она ухитрилась извлечь ключи из сумочки, в которой, на его взгляд, не уместилась бы почтовая марка. — Когда-нибудь мне хотелось бы это повторить. — Лана откинула волосы назад и нацелилась на него своими голубыми глазищами. — В следующий раз ты меня пригласишь, — сказала она, поднялась на цыпочки и поцеловала его.

Вот уж этого Даг совсем не ожидал. Если бы она по-сестрински чмокнула его в щечку или даже легонько коснулась его губ, он бы не удивился. Это было бы как раз в ее духе.

Но он ощутил горячее и влажное приглашение. Интимный соблазн, от которого любой мужчина мог бы упасть с крыши, даже не сообразив, как, когда и зачем он на нее забрался.

Ее пальцы легко коснулись его волос, ее язычок исполнил изящный танец у него во рту, а ее тело всеми своими женственными округлостями прильнуло к его твердому угловатому телу.

Он ощутил вкус вина и шоколада, который она взяла на десерт, запах ее тонких духов ударил ему в голову. Послышался хруст гравия: не то кто-то въехал на стоянку, не то кто-то выехал… А потом он услыхал ее тихий вздох.

Она отступила на шаг, оставив его стоять как в тумане.

— Спокойной ночи, Даг.

Лана скользнула за руль своей машины и послала ему еще один томный взгляд из-под ресниц через закрытое окно, потом выехала со стоянки и была такова.

Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы прийти в себя.

— Господи, — пробормотал Даг, направляясь к своей машине. — Дед, ты хоть понимаешь, во что ты меня втравил?

7

Колли решила, что будет разрабатывать площадку и по горизонтали, и по вертикали. Это даст возможность команде открывать и изучать периоды проживания, прослеживать влияние артефактов на природу, одновременно погружаясь в глубину времен и отмечая перемены, вносимые различными периодами на разных участках раскопок.

Ей нужен был горизонтальный метод, чтобы убедиться и доказать, что в эпоху неолита здесь находилось поселение.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6