Земля Бурь (№3) - Отравленные земли

Крадучись, Анса успешно удалился незамеченным. Когда он почувствовал, что между ним и шатром оказалось достаточное расстояние, он поднялся и, пригнувшись, неслышным шагом двинулся к зарослям, в двадцати шагах от его спального места. Он какое-то время сидел, наблюдая за окрестностями и ожидая заметить возможных врагов, притаившихся в засаде. Луна продолжала свой величественный обход черного небосвода, но на земле все было спокойно. И, наконец, через час после того, как он покинул просвет под шатром Лериссы, Анса устало вышел на поляну и лег. Это было весьма утомительным, но он обладал терпением охотника знал, что на кон поставлена его жизнь, что несколько облегчило ожидание.

На следующее утро он проснулся от какой-то суматохи. Не намечалось никаких переговоров, и весь день должен был пройти в развлечениях. Анса отправился вычистить своего кабо, но неожиданно за ним прибыла сама королева Лерисса. Она сидела верхом и, описав несколько кругов, остановила скакуна рядом с юношей.

— Ты сказал, что готов показать свое искусство стрельбы из лука, — сказала она. — Поедешь на охоту со мной?

Он взглянул на нее, улыбаясь и щурясь от солнечного света.

— Я думал, вы, шессины, не охотитесь.

— Я приобрела вкус к дичи, — ответила она, — и не могла придумать лучшего повода посмотреть на твой лук в действии.

— Тогда с радостью. — Он взял с земли попону и седло и быстро оседлал кабо. — Куда поедем?

— Вон туда, — она сказала, указывая на берег. — Охота должна быть хорошей. Земли остались без хозяев, и дикие животные уже вышли, чтобы попастись на заброшенных полях.

— Звучит заманчиво. — Анса вытащил лук и сосредоточенно принялся натягивать тетиву.

— Можно я испытаю его? — спросила Лерисса, протягивая руку. Он подал лук и сел в седло. Она подергала тетиву, но не смогла оттянуть ее более, чем на несколько пядей. — Великолепно!

— У нас первой игрушкой мальчишки всегда бывает маленький лук. В юношеском возрасте мы получаем уже охотничий лук, который легче этого втрое. Он хорош для малой и средней дичи, размером приблизительно с винторога. Но вот уже два года, как я получил лук мужчины. — Анса взял у нее оружие и повесил его у левой ноги. Колчан со стрелами висел напротив лука.

— Тогда поехали, — предложила Лерисса. Они поскакали по открытому пространству на широкий деревянный мост. Он был построен на славу: толстые бревна уложены на каменные береговые опоры моста. Кладка была очень древняя, но дерево выглядело не старше двух лет. Анса догадался, что, возможно, частые наводнения нередко разрушали деревянную часть.

Телохранители королевы отстали от них. Они неплохо держались в седле, но не любили ездить верхом. Королева также не была прирожденной наездницей, но Анса сказал себе, что на нее гораздо приятнее смотреть.

Проскакав немного галопом, они выехали на поросшие поля и потеряли остров из вида. Здесь они перешил на шаг и вскоре увидели маленьких домашних квиллов, беспорядочно суетящихся и разгребающих землю в поисках корней и мелких животных. Рассеянные вокруг кости указывали на то, что и домашний скот, оставшийся без человеческого ухода, стал жертвой хищников. Анса заметил, что Лерисса пристально наблюдает за ним.

— Ты так прекрасно ездишь верхом, — сказала она. — Я не могу налюбоваться. Я была взрослой, когда впервые увидела кабо. Но даже невванские и чиванские всадники выглядят неуклюже по сравнению с тобой. Твой народ рождается и проводит всю жизнь в седле.

— Почти так и есть, — согласился юноша. — Но зато пешими нам не тягаться с вами…

— Взгляни! — вдруг воскликнула она, указывая на животное, показавшееся на опушке леса. Зверь оказался огромен: ростом не меньше двенадцати футов в холке, толстая мускулистая шея возвышалась еще на восемь футов и несла мощную голову, величиной с голову кабо, украшенную веерообразными рогами. Не обращая на них внимания, тварь стала общипывать деревья, лакомясь верхними побегами.

— Что это? — спросил он, заинтригованный величавым зверем.

— Я не знаю, как местные жители называют его, — сказала она. — Мы их видели уже немало после приезда на остров. Попадешь в него?

Анса засмеялся.

— Это не вызывает сомнений. Все равно что стрелять в дом. Давай-ка поищем что-нибудь поменьше и пошустрее. — Они проехали еще немного, пока не выбрались на возвышенность, поросшую редколесьем. Опытный глаз Ансы подсказал ему, что несколько лет тому назад здесь был пожар, и земля еще полностью не оправилась. Это место подходило для более мелких диких животных. Трава росла в изобилии, а для хищников не было укрытий.

С того места, где они остановились, охотники видели множество живности, основном, стада рогатого скота, которого много на любых землях, где достаточно воды и растительности. Не было никаких признаков присутствия больших котов. Те предпочитали охотиться из засады на лесистых территориях.

— Это выглядит многообещающе, — сказал Анса и указал вперед: — Вон там, стоит самец-одиночка, белый, в серую полоску. — Животное было похоже на ветверога, только рога у него загибались назад и не ветвились. Поблизости виднелось небольшое стадо того же вида.

— Он хочет этих самок, — сказала Лерисса. — Но их вожак все еще очень силен.

— Он побежит быстро, — проронил Анса. — Вперед!

Он положил стрелу на тетиву и поехал медленным шагом, держа лук в левой руке и этой же рукой двумя пальцами свободно придерживая поводья.

Как только они приблизились к маленькому стаду, самец вскинул голову и заблеял. Животные бросились прочь от всадников. Самец-одиночка заметил это мгновение спустя и тоже пустился бежать. Анса начал скакать быстрее, затем погнал своего кабо во весь опор, занимая место между самцом-одиночкой и стадом. Мгновенно самец рванул вправо, покрывая расстояние грациозными прыжками. Анса сделал крут и погнался за ним.

На расстоянии пятидесяти шагов самец метнулся влево. Анса был готов к такому маневру и остановил своего кабо. Пока животное бежало на предельной скорости, он натянул лук, не отрывая взгляда от жертвы. Он определил скорость, длину его прыжков и их высоту по самому центру каждого. А затем выпустил стрелу, прицеливаясь в высшую точку следующего прыжка.

Стрела вонзилась как раз позади плеча животного. Он приземлился, как ни в чем не бывало, и вновь взмыл в грациозном скачке. Но на сей раз, когда его передние копыта ударили о землю, то ноги подкосились, и самец рухнул, слабо брыкаясь.

Анса галопом кинулся туда, где лежала добыча, и спрыгнул со своего кабо. Он воткнул копье в землю тупым концом и привязал к нему поводья, затем, вытащив нож, встал на колени около упавшего животного. Удар милосердия не требовался. Оно было мертво. Тем не менее он рассек горло, чтобы выпустить кровь из туши. На расстоянии в сотню шагов от павшего собрата маленькое стадо остановилось и уже мирно щипало траву.

Лерисса и ее спутники подъехали ближе. Королева о чем-то переговаривалась с охранниками на диалекте островитян.

— Это было великолепно! — сказала она. — Никогда не видела такого выстрела.

Занятый подготовкой туши к перевозке, Анса не оглянулся, даже когда они спешились позади него.

— Это было легко. Он спасался бегством точно так же, как и ветвероги животные у нас на равнине. Надеюсь, мясо будет вкусным. Ты любишь… — Юноша резко осекся, когда что-то коснулось его. Длинные лезвия двух шессинских копий лежали у него на плечах и скрещивались ниже подбородка. Затем сзади легло третье. Анса не мог произнести ни слова, пока чьи-то руки вырвали у него нож, меч и каменный топорик с пояса. Его шея была в стальном треугольнике с лезвиями, острыми, как бритва. Стоило дернуться, и он остался бы без головы.

Внутренне Анса содрогнулся, но не позволил, чтобы это отразилось на его лице или в поведении. Это было его первое истинное испытание как воина, и он ничего не мог поделать, кроме как отважно встретить смерть. Один из охранников схватил тушу за заднюю ногу и оттащил прочь. Даже в таком безвыходном положении Анса был потрясен силой этого стройного юноши.

— Надеюсь, вы собираетесь съесть его, — сказал он, гордый тем, что его голос не дрожал. — Я не убиваю ради забавы.

— Займитесь им, — велела Лерисса. Воины осторожно убрали свои копья, заставляя пленника встать на колени. Ему связали запястья за спиной. Королева медленно обошла вокруг и остановилась, встав перед Ансой на достаточно небольшом расстоянии, чтобы он, взглянув вверх, мог встретиться с ней взглядом. Она сбросила свой плащ для верховой езды и почти все остальное, кроме украшений, и стояла перед ним, облеченная лишь в собственную красоту. Он никогда не видел вооруженного воина, который выглядел бы столь пугающе.

— Кто предал меня? — вопросил он дерзко.

— Ты сам. И злоупотребил моим гостеприимством, представ передо мной под вымышленным именем.

— Я был бы глупцом, если бы сказал правду.

— Это была смелая попытка, признаю это. Каково твое настоящее имя?

— Анса и есть мое настоящее имя.

Она подошла еще ближе и взяла левой рукой за его подбородок, приподнимая голову и поворачивая ее из стороны в сторону довольно осторожно, как можно осматривать редкий драгоценный камень, восхищаясь игрой света на его гранях.

— Верно, в твоей наружности мало сходства с шессинами, по крайней мере с чистокровными. Ты, должно быть, похож на мать. Ты мог бы одурачить любого, кроме меня и моего мужа, возможно, еще трех человек из нашей армии.

— Как ты узнала? — спросил он, желая выяснить это перед тем, как она убьет его.

— Ты никогда не смог бы догадаться. Твой голос. Он такой же, как у него, двадцать лет назад. Я узнала его с первого раза, как только ты заговорил со мной.

— Ты хорошо скрываешь свои чувства, — сказал он, искренне делая комплимент.

— И ты тоже. Из тебя мог бы вырасти страшный человек, если бы ты дожил до взрослого возраста.

— Тогда покончи с этим, — сказал он, стараясь держаться с достоинством. — Но что ты собираешься сказать граньянцам? Все узнают, что нарушила обещание о неприкосновенности послов.

— Вот здесь-то твоя неопытность и предала тебя. Ты читал мое охранное свидетельство, или слышал, как его читали?

— Да.

— Тогда ты должен был заметить, что в нем нейтральной территорией называется только остров. Здесь же, в Соно, где я правлю как королева, я могу брать в плен любого, кого пожелаю. Эта особенность не ускользнула от граньянских посланцев, там, на основе, но никто из них и не подумал, что следует предупредить тебя, чтобы ты не ездил со мной через мост. Я думаю, что у тебя мало друзей в Гране.

— Тогда убей меня, — сказал он с надеждой.

— О, еще не сейчас. Я слишком люблю мужа, чтобы лишить его этого удовольствия.

Сердце его упало, когда Анса понял, что худшее свершилось. Копья убрали, и шессины грубо схватили его под руки, а затем усадили в его седло, связав щиколотки ниже подпруги. Юноша заметил, что убитое им животное бросили поперек спины другого кабо.

— О, да! — сказала Лерисса. — Твоей добычей мы полакомимся на обед. Выстрел, и правда, был великолепный.

Глава восемнадцатая

Анса провел первую ночь под охраной, на месте, где был разбит лагерь, около острова, но на таком расстоянии, что его не было видно. Воины из охраны приходили и уходили, но всегда оставалось не менее десятка, чтобы наблюдать за ним. Они поставили для себя небольшие хижины, чтобы спать в них, но его не разместили ни в одной из них. Вместо этого его привязали к столбу, глубоко врытому в землю. Анса сидел на земле, прислонясь спиной к столбу, запястья были связаны вместе за столбом. Даже если бы он смог с трудом подняться на ноги, верхушка столба была все равно выше его головы, и он бы не смог освободиться.

Конечно, воины не допустили бы такого. Они стояли или сидели поблизости, в основном, разговаривая друг с другом. После того, как прошел его первый испуг, и он смирился с невозможностью немедленного освобождения, юноша начал проявлять интерес к своей охране. Он нашел, что такое исследование довольно поучительно и дает возможность отвлечься от своей вероятной судьбы.

В противоположность сдержанности, которую они проявляли, находясь среди незнакомцев, здесь шессины оживились. Они много разговаривали и часто смеялись, их красивые лица озарялись широкими улыбками, что делало их еще более миловидными. Очевидно, пленник, который должен скоро умереть, не был достоин обычного проявления ими высокомерной сдержанности.

Что-то в них вызывало в нем странное мучительное ощущение, и он скоро понял, что это было, когда заметил, как стоят некоторые из них. Воин держал копье, которое упиралось в землю перед ним, и стоял на одной ноге, упираясь другой в колено. Иногда, в былые годы, он видел, как так же стоял его отец, но более никто другой.

Тогда Анса понял, что в этих юношах было много такого, что напомнило ему об отце: неуловимые мелочи в позах и жестах, но, в основном, общее изящество и благородство манеры держаться, что делало их непохожими на всех прочих людей. Юноша не хотел признаться даже сам себе, что в такой момент он особенно сильно скучал по отцу.

Только поздно вечером, когда он увидел, как некоторые из них занялись борьбой, а другие стояли рядом, смеясь и хлопая в ладоши, одновременно выкрикивая непристойные советы, он понял, что эти воины были очень юными. Он знал, что шессины иногда становятся воинами в возрасте четырнадцати или пятнадцати лет, но эти казались настолько опытными, что выглядели гораздо старше. Сейчас, когда отсутствовали королева и чужеземцы, не было никого, перед кем следовало бы принимать позу, кроме Ансы, которого они не считали за человека. Это несколько воодушевило юношу. Возможно, у него появится шанс спастись, когда они отправятся в лагерь короля Гассема… Но эта надежда сопровождалась и более отрезвляющей мыслью: если это были мальчишки, то каковы же тогда опытные воины?

По крайней мере, они не оскорбляли его. Он был вынужден признать, что его народ редко обращался с пленными так мягко, хотя его отец и запретил жестокое обращение. Преступники и изгои не подлежали наказанию до суда, пленников должны были содержать до тех пор, пока их не выкупали или не отпускали обратно на родину. И все-таки сохранялись и прежние методы, и пленников в неволе зачастую ожидала незавидная участь.

Он понял, что королева Лерисса оставила приказы, запрещающие трогать Ансу до тех пор, пока его не передадут королю. Ее приказы были подобны законам природы для этих воинов. Он пытался вовлечь их в разговор, но они игнорировали его. Возможно, разговаривать с ним она тоже запретила, или они просто не видели смысла в общении с низшим существом. Анса подозревал последнее.

Ему удалось не обращать внимания на мышцы, сведенные судорогой, и юноша заснул прерывистым сном. Он часто просыпался и всякий раз видел почти погасшие костры, у которых всегда сидело несколько шессинов, которые сохраняли бдительность и наблюдали за пленником. Почему же они не могут уснуть, как обычные люди, удивлялся он. Впрочем, ему от этого все равно не было бы никакого проку…

Он проснулся, измученный голодом и жаждой, не имея возможности почувствовать свои онемевшие руки. Все ощущения заканчивались где-то в области плеч. Он увидел, что воины едят и пьют, но сомневался, что отсутствие с их стороны оскорблений может перерасти в настоящую щедрость. Ожидания его не обманули.

Около полудня прибыла Лерисса. Остальные воины из ее стражи были с королевой, рабы вели вереницу насков, груженых шатрами и припасами из лагеря на острове. Очевидно, все церемонии закончились и настало время возвращаться в армию Гассема. Анса почувствовал, что его сердце совсем упало.

Королева спешилась и указала на пленника.

— Вымыть его, — скомандовала она. Юношу узы сняли, и двое воинов потащили его к реке, которая протекала поблизости. Расторопно сорвав его одежду с него, они подтолкнули пленника вперед, и он беспомощно свалился в воду.

Занемевшие руки не слушались, и в какой-то момент Анса почти запаниковал. Успокаивая себя мыслью о том, что речка не очень глубокая, он все же сумел подтянуть ноги и нащупать дно, после чего он поднял голову над поверхностью воды, с облегчением отметив, что вода доходит как раз до ключиц. Скоро стала восстанавливаться чувствительность в руках, и возникло ощущение мучительной боли. Шессины стояли на берегу, посмеиваясь, и, когда Анса уже более не смог выносить эту боль, он нырнул вглубь и закричал под водой, где они не могли бы получить удовольствие от этого. Он сделал так несколько раз, и только после этого боль стала переносимой.

Последний раз, когда он вынырнул, то увидел Лериссу, которая сидела на берегу, наблюдая за ним.

— Я не желаю видеть вокруг себя ничего безобразного или уродливого, — сказала она ему. — Тебя охраняет достаточно шессинов, чтобы поддерживать твой внешний вид в приемлемом состоянии. Ежедневные умывания этому помогут.

— Значит, я все время буду у тебя на глазах? — спросил юноша.

— Я намерена следить за тобой все время, пока я не доставлю тебя королю.

— Тогда я буду страдать в хорошем обществе, — сказал он ей.

Она мило улыбнулась.

— Ты хорошо держишься.. Надеюсь, ты будешь столь же воодушевлен, и когда встретишься с королем Гасимом.

Когда руки вновь обрели чувствительность, Анса принялся растирать все тело. Странно, но ему и в голову не пришло сделать попытку утопиться. Прежде всего это было бы бесполезно. Шессины тут же набросились бы на него: вероятно плавали они так же хорошо, как делали и все остальное, если не считать верховой езды и стрельбы из лука. И кроме того, юноша еще не потерял надежду на спасение. Из слов Лериссы следовало, что в пути они пробудут два или три дня.

Даже за такое короткое время произойти может очень многое.

Когда он вышел из воды, ему дали штаны, а прочую одежду унесли. Запястья снова связали, на этот раз перед собой, и усадили седло. Кабо был другой, не его собственный прекрасный, норовистый скакун, а дряхлое животное, совершенно непригодное для побега даже от таких скверных наездников, как шессины. Он обшарил взглядом весь отряд в поисках собственного кабо и обнаружил верхом на нем мощного, изуродованного бесчисленными шрамами шессина, казавшегося много старше остальных. Анса всю жизнь провел среди воинов, но этот своим видом напугал бы и самого привычного человека. Сейчас пленник чувствовал себя таким ослабшим, что едва ли совладал бы с этим гигантом, даже если бы сумел избавиться от пут. И все равно, Анса был уверен, что верхом на своем кабо он легко ушел бы от шессинов.

Он подумал о Фьяне. Прежде его терзало раскаяние, что он оставил ее одну во дворце и не взял с собой, но сейчас Анса был счастлив, что случилось именно так. Ее положение, хотя и было не простым, казалось раем по сравнению с его собственным. Что она может подумать, когда участники переговоров вернутся без него? Что Флорис поведает ей? Он пытался усиленно освободиться от мыслей о девушке и сосредоточиться на побеге.

Еще до того, как они отъехали далеко, Лерисса присоединилась к пленнику. Казалось, что ей не терпится с ним поговорить, хотя учитывая ее ненависть к отцу и кровожадные планы относительно его самого, Анса не мог понять такого влечения.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. Юноше этот вопрос показался весьма странным.

— При сложившихся обстоятельствах, достаточно хорошо, — невозмутимо ответил он.

— Твои узы не слишком тесные? Я, на самом деле, не хочу, чтобы ты слишком страдал в пути.

Он пошевелил пальцами.

— Они не слишком тесные. Но мне было бы гораздо удобнее, если бы ты их сняла.

— Я не могу быть столь сговорчивой. Просто помни, что тебе не удастся спастись и твоя судьба решена окончательно. — Она немного помолчала, затем проронила деланно небрежным тоном: — Я слышала о некой женщине из Каньона. И мне известно о том, что она пытается, чтобы вылечить короля Грана. Как случилось, что ты путешествовал вместе с ней?

Ансе почудилось что-то странное в ее заинтересованности.

— Я ехал на юг и попал на территорию Каньона, где и встретил ее. Она также собиралась в эту сторону, и ей требовался надежный спутник. У нее были лекарственные травы на продажу, и кроме того, она владеет искусством исцеления. Я вызвался сопровождать ее. Мы по чистой случайности прибыли в столицу как раз тогда, когда король нуждался в помощи.

— Я готова в это поверить. Пока вы путешествовали вместе с ней, видел ли ты доказательства ее целительского дара?

— Много раз, — ответил Анса. — Ей достаточно было коснуться больного, чтобы понять, что с ним происходит. И у нее почти всегда находилось снадобье для этого недуга.

— Но она не исцеляет напрямую? Я имею в виду, она не может дотронуться до человека и излечить его?

— Она говорит, что не владеет этим даром.

— Ясно. — Лерисса ненадолго задумалась. Когда она снова заговорила, то голос ее звучал непривычно неуверенно, как будто она самым тщательным образом подбирала слова. — Говорят, что каньонцы не… стареют. Слышал ли ты о таком? Или, возможно, видел какие-то признаки этого, когда был среди них?

Анса был озадачен, но не видел никакого вреда в том, чтобы ответить.

— Действительно, трудно судить об их возрасте. Пожилые похожи на молодых во всем, кроме манеры держаться.

— Я слышала, что так оно и есть, — напряженным шепотом отозвалась королева, — Ты полагаешь, что это является частью их целительских способностей и совершенного владения лекарственными снадобьями?

— Все может быть, — откликнулся Анса, которому теперь многое стало понятным в загадочном поведении Лериссы. Незаметно он взглянул на нее и увидел королеву совершенно в другом свете. У нее было тело никогда не рожавшей двадцатилетней женщины, хотя он знал, что она почти в два раза старше этого возраста. Она была крепкой и натренированной, как молодой кабо, участвующий в скачках, ее тело излучало здоровье. Но сейчас он заметил и тонкую паутину морщинок вокруг глаз, едва заметные линии в уголках рта. В белоснежных волосах виднелись прожилки серебра, и Анса заметил, что на руке, сжимающей поводья, между запястьем и костяшками пальцев проступали вены.

Теперь он все понял. Эта королева, самая прекрасная женщина в мире, трепетала от ужаса надвигающейся старости. Немало легенд повествовали о людях, подобных ей, что могли одолеть любых врагов, кроме одного-единственного, общего для всех на свете. Каждая новая морщинка, каждый новый седой волос был для нее крушением, столь же ужасным, что и проигранное сражение.

Впервые, начиная с того момента, когда копья были возложены на его плечи, Анса почувствовал проблеск надежды. Он не представлял себе, каким образом сможет использовать это новое знание, но сейчас, в этом отчаянном положении, разум его невероятно обострился, и Анса был уверен, что непременно найдет выход.

Королева оставила эту тему, хотя пленник подозревал, что ей не терпелось вновь вернуться к их разговору. Земля, по которой они проезжали, была разорена, но опустошение было не таким, как Анса ожидал. Гассем явно высылал множество отрядов для совершения набегов по окрестностях, но нигде пленник не видел полного разрушения, характерного для земель, где сражались и прошли армии. Участники налетов прибывали сюда за рабами и провиантом. Они устраивали пожары. Совсем немного оставалось после них здоровых юношей или женщин: человеческий скот был отобран на другие нужды. Уцелевшие разбегались в стороны и прятались в лесах при виде приближающихся шессинских всадников.

— Зачем вы так опустошили землю? — спросил Анса королеву. — Если землю обеднеет людьми, некому будет платить дань, и крестьяне не смогут прокормить даже себя самих.

— Это не имеет значения, — сказала она. — Все эти рабы живут лишь ради нашей прихоти, и мы будем терпеть их только до тех пор, пока они будут служить и не причинять нам никаких затруднений. Мы и без того достаточно богаты и не придаем значения всем тем вещам, какими так дорожат эти люди, называющие себя цивилизованными. Для нас эти игрушки не имеют никакой ценности.

— Тогда почему вы не остаетесь на своих островах? — спросил юноша. — Там вы могли бы жить счастливо, как племя воинов, не беспокоя людей, которые не причинили вам никакого вреда.

Королева ударила его хлыстом по лицу. Она сделала это без злости, почти рассеянно, как хозяйка, которая ставит на место беспокойное домашнее животное.

— Не тебе подвергать сомнению действия короля. Ты его подданный и его собственность, как и все прочие люди. Нас не волнует, что люди голодают, потому что их расплодилось на земле слишком много. Мы любим дикую природу больше, чем города, и не любим крестьян.

Насколько знал Анса, это было неправдой в отношении Лериссы: он слышал о том, что она заботится о процветании завоеванных земель, и решил, что сейчас она просто повторяет слова своего мужа. Он почувствовал, как кровь тонкой струйкой стекает по лицу, но не стал тревожиться из-за этого. Его ждала куда худшая участь по прибытии в лагерь Гассема.

Королева не задавала изнуряющий темп езды, поэтому путешествие не было слишком уж мучительным для Анса. Со связанными руками и ногами он чувствовал себя неуклюжим и ехал верхом на кабо, как мешок с добычей, а не как первоклассный наездник, каким он был с самого раннего детства. Когда он думал об этом, то понимал, что у королевы нет особых причин стремиться вернуться переполненный лагерь людьми, окружающий город, который скоро станет скорбной обителью голода и болезней. Там ей нечего делать, кроме как наблюдать за происходящим. Это вполне устраивало и пленника. Он тоже не спешил попасть туда.

Первую ночь они провели в лагере у дороги во внутреннем дворике заброшенного имения, где теперь не осталось никого, кроме животных, питающихся отбросами. Шессины разложили костры на внутреннем дворе, используя домашнюю мебель для растопки. Юные воины нашли недоенную самку кагга и привели ее на внутренний двор, где принялись доить ее в широкий деревянный чан. Затем с помощью небольшого бронзового ножа они прорезали вену на ее шее и смешали кровь с равным количеством молока.

Лерисса сидела у огня на низком складном стуле, найденном в доме. Она жестом приказала Ансе подойти к ней и сесть рядом. Пленник приковылял к костру и неуклюже уселся. Она передала ему кожаную флягу с вином, которую юноша неловко принял связанными руками. Он покосился на молодых воинов, и его желудок сразу же дал о себе знать, как только он увидел, как они передают друг другу чашу с молоком и кровью и с жадностью пьют эту смесь. Юноша жадно прильнул к бурдюку с вином.

— Ты находишь молоко и кровь отвратительными? — с насмешкой поинтересовалась королева.

— Это мне не по вкусу. — Он отпил еще вина. — Есть напитки куда приятнее.

— Мы никогда не могли понять, как чужеземцы могут есть рыбу. Вкусы и запреты различны у разных народов. Что же касается крови и молока, то я и сама никогда не любила эту смесь. На островах женщины ее почти не пьют, это напиток молодых воинов.

— Ничего нет удивительного, что у них такой свирепый нрав, — заметил Анса, делая еще один большой глоток из фляги, и уже чувствуя, как все трудности и опасности этого путешествия понемногу растворяются в теплом тумане. — Я стал бы таким же злобным, если бы мне пришлось жить на этой дряни.

— Возможно, в этом и заключена наша тайна, — засмеялась Лерисса. Она отняла у пленника вино и пододвинула ему миску с едой. Пока она пила, Анса заставил себя не набрасываться на еду. Неуклюжими руками он взял плоскую лепешку и завернул в нее несколько длинных кусков жареного мяса. Он жевал и глотал медленно. Когда он съел все, то взял немного фруктов. Королева снова передала ему вино, и вскоре его душевное равновесие восстановилось.

— Как выглядит твоя женщина из Каньона? — спросила она его.

— Молодая. Красивая. У нее фиолетовые глаза.

— У них действительно голубая кожа? Я никогда не видела никого из этого народа, но как и все прочие, весьма о них наслышана.

— Да, голубая. Не то чтобы небесно-голубая, но плоть каньонцев имеет синеватый оттенок. — Ему было интересно, станет ли Лерисса направлять разговор к продлению юности.

— А во всем остальном она обыкновенная женщина?

— Что ты имеешь в виду?

Она жестом показала на свое собственное гибкое тело, проводя кончиками пальцев от ключиц до лодыжек.

— Все это: грудь, бедра, промежность, и так далее. О женщинах из далеких народов всегда ходят слухи, что они якобы устроены по-иному: шесть грудей, расположенных рядами, как у животных, длинные хвосты, промежность, которая проходит сбоку, а не спереди назад, и все в таком духе.

Он улыбнулся, с нежностью вспоминая Фьяну.

— Нет, кроме цвета кожи, она такая же, как и все остальные женщины. Все в обычном количестве, и на обычных местах.

Она кивнула головой, как бы подтверждая что-то самой себе.

— И ты сказал, что она молода. Ты уверен в этом?

Анса в течение всего дня размышлял, как он должен ответить на это.

— Кажется молодой, да… — Он намеренно подпустил в свой голос нотку сомнения.

— Насколько молода? — настаивала Лерисса.

— Я всегда считал, что где-то моего возраста, лет двадцати, но…

— Но? — повторила она нетерпеливо.

— Ты помнишь, я говорил, что основные признаки возраста у них — это манера держаться, вести себя… Иногда она мне казалась куда более зрелой, чем надлежит ей по возрасту.

Королева подалась вперед, на ее лице отразилось напряженное внимание.

— Объясни.

— Она говорит со взвешенной серьезностью, какую не ожидаешь услышать от молодой девушки. Ее речь более похожа на речь зрелых женщин или даже старух моего народа. И даже незнакомцы относятся к ней с таким почтением, которое люди обычно не проявляют к юницам.

— Ты был ее любовником? — настойчиво спросила королева.

— Да. — Анса не видел смысла лгать.

— Хорошо. Стало быть, ты ласкал ее обнаженной. Показалась ли тебе ее плоть нежной и упругой, как в юности?

— Гладкая, как вода, мягкая, как первый пушок птенцов. У нет нее ни одной морщинки, как у новорожденного.

Королева чуть слышно вздохнула, словно в память о чем-то бесконечно драгоценном, давно утраченном.

— На ее животе есть следы беременности?

— Никаких следов, — ответил он.

— Они могут обладать способностью стирать любые отметины, — пробормотала Лерисса себе под нос. Затем вновь обратилась к Ансе: — А влагалище у нее плотное?