ГЛАВА 1

Я смотрел на кухонный стол. Вернее, на тетрадь с домашним заданием по математике. Кошмар, да и только. С четырьмя арифметическими действиями я справлялся без труда: складывал, вычитал, делил и умножал в уме, но алгебра и геометрия мне не давались. Я не считал себя тупицей, просто не соображал, что к чему. Я перевел взгляд на часы. Почти полночь. Выглянул в окно. Я оставил его приоткрытым, и холодный воздух заполнил кухню. Я встал, чтобы включить обогреватель. Оставалось только позавидовать родителям, которые отправились на уик-энд в Атлантик-Сити. На берегу сейчас так хорошо, к тому же им нравится морской воздух. Я закрыл кухонное окно и включил радио. Играли «Гай Ломбарде и его королевские канадцы»[1]. Каждую ночь в двенадцать часов из отеля «Пенсильвания» начинали транслировать танцевальную музыку. Хорошую музыку. Мои родители не пропускали эту передачу. Наверняка и сейчас радиоприемник в их автомобиле настроен на эту волну.

Я посмотрел на пачку «Туэнти гранде». Почти пустая. Я закурил сигарету и собрался уже сложить тетради и учебники в портфель, когда в дверь черного хода постучали. Быстро затушив сигарету, я выбросил бычок в окно.

— Кто там?

Я знал, что это не родители, у них был свой ключ. Могла прийти Китти, но она не говорила, что зайдет вновь. Китти забежала чуть позже полудня, и мы дважды трахнулись, прежде чем пошли поесть к китайцам. К тому же она не могла прийти, зная, что мои отец с матерью возвращаются сегодня вечером. Из-за двери донеслись голоса, но слов я не разобрал.

— Кто там? — повторил я.

— Твои дядя Гарри и тетя Лайла, — ответил хриплый мужской голос.

Я подошел к двери и отодвинул засов. Родители требовали, чтобы я запирался на засов, оставаясь дома один.

— Заходите. — Появление дяди и тети в столь поздний час меня удивило. — Папа и мама еще не вернулись из Атлантик-Сити, но я жду их с минуты на минуту. Наверное, задержались из-за пробки на автостраде. — Я взглянул на тетю. Глаза у нее были заплаканные.

Дядя Гарри молча смотрел на меня.

— Хотите войти и подождать? — спросил я. — Они вот-вот подъедут.

Дядя Гарри и тетя Лайла прошли на кухню. Я закрыл за ними дверь.

— Выпьете кофе?

Тетя Лайла, едва достававшая мне до плеча, подняла руки, обхватила меня за шею и притянула к себе.

— Мой бедный сиротка. — Ее слезы полились мне на рубашку. — Бедный сиротка. Что же нам теперь делать?

Внезапно мне судорогой свело живот. Я подался назад и посмотрел на багровое лицо дяди Гарри.

— Что слу... — У меня перехватило дыхание.

— Крупная авария на скоростной автостраде. Твои отец и мать возвращались по ней из Атлантик-Сити.

— Да, я знаю. — Я еще на что-то надеялся. — С ними ничего не случилось?

Ответ я прочитал в глазах дяди Гарри.

— С ними ведь все в порядке?

— Их автомобиль слетел с дороги. Патрульные вытащили его из воды, но слишком поздно.

— Дверцы заклинило, — добавила тетя Лайла. — Они не смогли выбраться. — По ее щекам катились слезы, она вновь потянулась ко мне.

У меня подкосились ноги, и я тяжело плюхнулся на стул, не сводя глаз с тети Лайлы. Потом почувствовал руку дяди Гарри на своем плече.

— Сейчас налью тебе шнапса. Знаю, что ты еще слишком молод, но, думаю, он тебе не повредит.

Я уже собрался показать ему, где стоит бутылка. Похоже, это дядя Гарри не мог обойтись без выпивки.

— Не вставай, Джерри. Я знаю, где твой отец держит шнапс.

Дядя вернулся с двумя стаканами и бутылкой. Один стакан поставил передо мной.

— Мне не наливай, дядя Гарри. Если хочешь, выпей, а мне сейчас не до того.

Он молча плеснул себе шнапса.

— И что мне теперь делать? — спросил я.

— Много чего, — ответил дядя Гарри. — Как только откроется твоя школа, я позвоню туда и скажу, что неделю ты на занятия ходить не сможешь. Затем я отвезу тебя в морг Нью-Джерси-Сити. Ты теперь глава семьи и должен подписать кое-какие документы. Я уже позвонил Каплану в похоронное бюро на Семнадцатой улице. Как только мы оформим документы, он пошлет катафалк в морг, чтобы забрать тела твоих родителей.

— Гарри! — Тетя Лайла попыталась притормозить мужа, но тот нетерпеливо отмахнулся от нее.

— Старший сын Каплана придет сюда утром и выберет одежду, в которой будут хоронить твоих родителей. Служить будет Рабби Коуэн. У нас есть семейный участок на кладбище «Гора Сион» в Куинсе. Начнем обзванивать родственников прямо сейчас, чтобы собрать всех ко вторнику.

Дядя Гарри все распланировал, но, как мне показалось, неудачно.

— А чего ждать? Почему мы не можем похоронить их сегодня? — спросил я.

— Но как же родственники? — удивился дядя Гарри.

— Я уже не помню, когда видел их в последний раз. Они держат тебя и отца за дешевых букмекеров. Пошли они к черту.

— Но, Джерри... — начала тетя Лайла.

— Нет, тетя Лайла, — оборвал ее я. — С какой стати мы должны тратить деньги на «кадиллаки», которые повезут их на кладбище?

Тетя Лайла вновь заплакала.

— Это же ужасно, они скажут, что мы их не уважаем.

— Хватит, — осадил ее дядя Гарри и поднял руку, показывая, что дискуссия закончена. — Джерри прав. Они нас не уважают. К черту их всех.

— Но, Гарри... — не унималась тетя Лайла. Потом она вскинула глаза на мужа и замолчала. Поняла, что решение уже принято.

Я повернулся к дяде.

— Когда мы должны выехать?

Достав из кармана часы, дядя Гарри откинул крышку.

— Если похороны завтра, мне придется заскочить за тобой в шесть пятнадцать, чтобы мы успели съездить в Нью-Джерси-Сити и вернуться обратно.

— Я буду тебя ждать.

Тетя Лайла коснулась руки мужа.

— Хорошо бы мальчику сейчас собрать одежду, чтобы он мог поехать с нами. Мне не хочется оставлять его одного, — Почему? — спросил я.

— Джерри, а ты не хотел бы провести эту ночь у нас? Тогда ты не будешь чувствовать себя одиноким. Мы тебя любим и хотим, чтобы ты побыл с нами.

Я знал, что тетя Лайла говорит от чистого сердца, но мне как раз хотелось побыть одному.

— Я уже не ребенок и привык к своей кровати. Кроме того, мой дом по-прежнему здесь. Я никуда не хочу уезжать.

Дядя Гарри поддержал меня.

— Оставь его в покое. У него еще есть дела. Надо подготовить одежду, в которой будут хоронить родителей, и найти свой синий костюм.

— Дядя, я надевал его на бар мицва. Моль давным-давно с ним разобралась. У меня есть новый костюм, который папа купил мне несколько месяцев назад. — У меня вновь перехватило горло. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Очень не хотелось плакать в присутствии дяди и тети. За костюмом мы с отцом ездили в универмаг «Джо и Пол», потом съели ленч и вместе выбрали подарок маме на День матери. Со слезами я справился.

— И еще. — Дядя Гарри огляделся. — У твоего отца был маленький брифкейс, с которым он не расставался. Ты часом не знаешь, где он его держит?

Действительно, отец не расставался с маленьким брифкейсом. В нем хранились расписки. А держал его отец в стенном шкафу в спальне.

— Сейчас принесу, дядя Гарри. — "Я прошел в родительскую спальню и вернулся с брифкейсом.

Дядя Гарри открыл его, заглянул внутрь, быстро схватил толстую пачку денег, перетянутую красной резинкой, пересчитал их, потом бросил пачку в брифкейс и закрыл крышку.

— Отлично. Ты сэкономил мне много денег, Джерри. Теперь мне не придется платить по поддельным квитанциям, якобы полученным от твоего отца. — Он пожал мне руку. — Ты весь в отца, Джерри. Такой же умный, как и он. — Дядя взглянул на тетю Лайлу и вновь повернулся ко мне. — Если хочешь, я могу остаться с тобой.

— Я управлюсь сам, дядя Гарри. Но все равно спасибо.

Тетя Лайла подошла, обняла меня. Из ее глаз вновь покатились слезы.

— Ты мой маленький храбрец.

— Не надо больше плакать, — попросил я ее. — Я люблю вас обоих.

Гарри вновь пожал мне руку.

— Ты хороший парень. — Затем он погрозил мне пальцем. — Однако помни, курить вредно. — Он словно начал входить в роль отца.

— Хорошо, дядя Гарри.

Видать, он учуял сигаретный дым, когда вошел на кухню.

А дядя Гарри уже смотрел на тетю Лайлу.

— Поехали домой. Пора спать. Завтра у нас очень длинный день.

ГЛАВА 2

Я закрыл дверь и заперся на засов и на замок. Вернулся к столу, сел. Скинул тетради и учебники на пол. Закурил еще одну сигарету. От табачного дыма мне как-то полегчало. Я присмотрелся к пачке «Туэнти гранде». Красивую на ней нарисовали лошадь, победительницу Кентуккийских скачек. Наверное, из-за этой лошадки я и покупал «Туэнти гранде». Правда, они и стоили дешевле «Кэмела», «Лаки» и «Честерфилда». Я уставился в белую стену перед собой. Вспомнил, как мы с отцом сами пытались наклеить обои. Из этого, конечно, ничего не вышло, пришлось нанимать человека, который знал, как это делается. Сердце у меня буквально выскочило из груди, когда вновь раздался стук в дверь.

— Иду, дядя Гарри! — крикнул я, вновь затушил недокуренную сигарету и выбросил ее в окно.

— Это я, — раздался из-за двери голос Китти. — Открывай скорей, а то кто-нибудь может увидеть меня.

Я распахнул дверь, и Китти в тонком розовом халатике проскочила мимо меня. Я закрыл за ней дверь.

— Ты рехнулась? — прошипел я, — Твой отец убьет меня, если найдет тебя в моей квартире в таком наряде.

— Мой отец крепко спит и думает, что его дочке снится сказочный сон. — Она улыбнулась. — Я поднялась по пожарной лестнице и залезла в коридор через окно.

— Китти, я думаю...

Но она тараторила как пулемет.

— Твои дядя и тетя появились, когда я уже подбиралась к кухонному окну, чтобы удивить тебя. Мне пришлось подниматься наверх и ждать, пока они уйдут.

— Китти... — Тут слова у меня закончились.

— Сначала я подумала, что это твои родители, которые всегда появляются некстати, но потом увидела, что это не они... — Китти наконец-то посмотрела на меня. — Эй, что-нибудь случилось?

Дар речи все еще не вернулся ко мне. Я потер рукавом щеку, чтобы остановить слезы.

— Что случилось, Джерри? — В голосе Китти слышалась неподдельная тревога.

— Они... — Я потянулся к кухонному полотенцу и вытер слезы. — Сегодня ночью они погибли в автокатастрофе, возвращаясь из Атлантик-Сити. — Вот тут слезы полились ручьем.

— Боже мой!.. — Китти прижала меня к себе. — Бедненький ты мой ребенок.

— Я не ребенок... Ты только на два года старше меня. — От рыданий сотрясалось все мое тело. Я, однако, попытался взять себя в руки. — Я выкарабкаюсь, Я попытался отстраниться, но Китти крепко держала меня. Тут я заметил, что под халатиком у нее ничего нет.

— И что ты собираешься делать? — спросила Кити. — Один ты здесь жить не сможешь.

— Не знаю. Наверное, придется переехать к дяде. — Я попытался взять со стола пачку сигарет, но рукой неловко задел за халатик и он распахнулся. — Черт! Что это ты придумала, Китти? Я же вижу все твои прелести! — И действительно, я не мог оторвать глаз от ее набухающих сосков.

— Это и есть мой сюрприз. Поэтому я и прокралась сюда, — ответила она.

— Черт, мы до обеда занимались этим дважды.

— Вот я и подумала, что Бог любит троицу. В конце концов не так уж часто нам выпадает возможность побыть вдвоем и не вздрагивать при каждом шорохе. — И Китти прошлась рукой по моей ширинке.

— Прекрати! — прорычал я. Не убирая руки, она ткнулась носом мне в щеку и прошептала:

— Ты растерян и нервничаешь. Может, тебе станет лучше, если ты немного расслабишься. Я оттолкнул ее.

— За кого ты меня принимаешь? Или ты чего-то не поняла? Мои родители только что погибли в автокатастрофе!

Но Китти уже справилась с ширинкой, просунула в нее руку и крепко ухватилась за моего «молодца».

— Лучше объясни все это ему. Он уже стоит по стойке «смирно».

Она вытащила из ширинки мой член, стоящий столбом.

— Это от нервов.

— Что ты говоришь? — Она закатила глаза. — А я вот думаю, что у тебя все встало от близости моей «киски», которой, кстати, очень хочется.

Я оторвал ее руку.

— Это нехорошо. К тому же сейчас у меня ничего не выйдет Китти прищурилась.

— Не дури, — зло бросила она. — Как, по-твоему, мы сможем заниматься этим делом, если ты будешь жить с тетей и дядей? Не разбивай мне сердце. Возможно, это наш последний шанс.

Я покачал головой и убрал член в штаны, чувствуя себя круглым идиотом. Природа требовала своего.

Китти заплакала.

— Я просто хотела тебе помочь. Слушай, возьми «рэмс»[2] из верхнего ящика комода.

Я взял ее за руку и подвел к кухонному столу.

— Давай немного посидим. Мне как-то нехорошо. Но Китти вновь ухватилась за мой конец.

— Я знаю, что с моей помощью тебе полегчает.

— Ты можешь помочь мне только одним — убрать руку. Дай мне несколько минут, чтобы сообразить, что к чему. Я должен понять, как жить дальше.

Китти запахнула халатик и села напротив меня за кухонный столик. Я взял сигарету, другую предложил ей. Она поднесла сигарету к губам, я чиркнул спичкой. Китти затянулась и скорчила гримаску.

— Не понимаю, как ты можешь курить такие дешевые сигареты.

Я выпустил дым через нос.

— Мне они нравятся. А кроме того, — я взял со стола пачку сигарет, показал ее Китти, — мне нравится эта лошадка.

Мы оба рассмеялись. И сразу мне полегчало.

— Что ты собираешься делать? — спросила Китти. — Старики оставили тебе деньги?

— Отец перед отъездом дал мне пятерку, — ответил я. — Он оставил свой брифкейс, но дядя Гарри попросил меня принести его и взял с собой.

— А что в нем было? — спросила она.

— Деньги и расписки.

Китти смотрела на меня. Умная девочка. Девятнадцать лет, на два года старше меня. Училась она на втором курсе Хантеровского бизнес-колледжа[3], а я заканчивал среднюю школу. Буквально с того дня, как мы поселились в этой квартире, я заметил, что в «киске» у нее так и свербит.

Год назад, когда я поднимался по лестнице еле" дом за ней, Китти задрала юбку выше трусов, обернулась и с милой улыбкой спросила: «Тебе нравится черный курчавый ежик?»

Я чуть не свалился с лестницы. Не мог поверить, что Китти это сказала. Мне тогда было только шестнадцать, и я разве что гонял шкурку, а о женщинах даже не помышлял.

— Для своего возраста ты парень крупный, — продолжала она. — Мне бы хотелось заняться с тобой этим делом. Я надеюсь, у тебя все большое. — Тут она прикоснулась к моей ширинке, засмеялась и двинулась вверх. — Я чувствую, что прибор у тебя лучше некуда, Джерри. Когда мы сможем его опробовать?

Я лишь таращился на нее.

— Откуда ты знаешь мое имя? — наконец выдавил я.

Она этот вопрос проигнорировала.

— Меня зовут Китти. В этом доме для меня тайн нет. Дом принадлежит моему отцу.

Прежде чем я успел произнести хоть слово, Китти вошла в свою квартиру, находившуюся этажом ниже, чем наша. Но тут же высунулась из двери.

— Только не забудь запастись резинками, — прошептала она. — Беременеть мне незачем, Дверь закрылась, и я зашагал вверх по лестнице. Мне не составило труда выяснить, что ее отец приобрел квартиру в этом доме за месяц до нашего переезда. Потом я узнал, что он целыми днями пропадает в своей риэлтерской конторе. Два дня спустя Китти зазвала меня к себе и в буквальном смысле затрахала.

Я курил и все смотрел на нее. Просто не верилось, что я уже с год трахаю эту девицу. Мысль эта вернула меня к реальности. Точно так же я все не мог поверить, что родителей нет. Они умерли, я остался один и понятия не имел, что делать. Мой мир рухнул.

— О чем ты думаешь? — спросила Китти.

— О многом. Столько всего навалилось. Мне надо найти одежду, в которой завтра будут хоронить родителей. Выложить ее на кровать. Потом достать свой костюм.

— Я тебе помогу, — пообещала Китти. — Не волнуйся.

— Спасибо, — кивнул я. — Тогда начнем. У меня перехватило дыхание, когда я вошел в родительскую спальню. Закружилась голова. Но Китти крепко сжала мне руку.

— Не волнуйся. Все будет хорошо. Если не возражаешь, я подберу одежду для твоей матери.

Я посмотрел на Китти. Ее уверенность подбадривала меня.

— Спасибо тебе. — Я указал на стенной шкаф у туалетного столика. — Мама держала свою одежду там. — Сам я направился ко второму стенному шкафу. — А я достану одежду отца.

Китти кивнула и распахнула дверцы. Я решил взять выходной костюм отца, в котором тот ходил по праздникам в синагогу. Повесил его на лучшую вешалку, положил на кровать. Потом заглянул на верхнюю полку, где отец держал шляпы, и увидел там коробку из-под обуви. Я достал ее, решив, что в ней кожаные туфли. И ошибся. В коробке лежали деньги. Толстые пачки пятерок и десяток, потоньше — двадцаток, несколько сотенных.

— Откуда у твоего отца такие деньги? — удивленно спросила Китти.

— Не знаю, — честно признался я. — Отец давно работал у дяди Гарри. Но он лишь собирал ставки, Дядя Гарри — крупный букмекер. Все контакты с Френком Эриксоном шли через него.

— И сколько же тут денег?

— Понятия не имею, — я все пытался сообразить, откуда у отца могли взяться такие деньги. — Давай посчитаем.

Мы разделили пачки. Когда закончили считать, я посмотрел на Китти.

— Сколько у тебя?

— Две тысячи четыреста. А у тебя?

— Три тысячи.

— И что ты собираешься делать с этими деньгами?

— Не знаю. Наверное, отдам дяде Гарри, чтобы они хранились у него.

— Не дури. Он заявит тебе, что это его деньги, которые твой отец утаил от него.

— Мой отец никогда такого не делал, — с негодованием ответил я.

— Теперь это не важно. Речь идет о конкретных деньгах, не так ли? Готова спорить, твой отец хотел бы, чтобы они достались тебе. Если ты отдашь их дяде Гарри, можешь распрощаться с ними навсегда. Он букмекер, а мой отец много чего рассказывал мне о букмекерах. Эти люди вцепляются в каждый доллар, который попадает к ним в руки. Отдав эти деньги дяде, обратно ты их не получишь.

— Так что же мне делать?

— Положи деньги в банк.

— Не могу. Мне только семнадцать. Без поручительства родителей счет мне не откроют. Выхода у меня нет. Придется отдать деньги дяде.

— Подожди. Я могу положить их в свою банковскую ячейку. А когда тебе исполнится восемнадцать, верну их и ты откроешь свой счет.

— Завтра я не смогу помочь тебе отнести деньги в банк. Буду занят на похоронах. Мой дядя заедет за мной в четверть седьмого.

— Пусть они полежат у меня в комнате. Если ты мне доверяешь.

Я закурил новую сигарету и посмотрел на деньги.

— Беспокоиться тебе не о чем, — продолжала Китти. — Это все равно, что сунуть их в мою «киску». А ты уже знаешь, что надо сделать, чтобы их достать.

Похоже, у Китти на уме было только одно.

— Ты чокнутая.

Она наклонилась ко мне. — Если я и схожу с ума, так только из-за твоего члена. Всякий раз, вставляя его в меня, ты словно кладешь депозит в банк.

— Какая романтическая мысль. — Я просто сочился сарказмом.

— Ни в деньгах, ни в трахании нет ничего романтического; Джерри. — Китти подняла руку с зажатым между пальцами «рэмсом». — Не хочешь внести депозит прямо сейчас?

— Черт! — вырвалось у меня. — Мои родители еще не похоронены, а у тебя на уме одна... Она прервала меня.

— Я очень сожалею, Джерри, но они мертвы, и тебе не удастся вернуть их. Их можно похоронить через неделю, через месяц, но они мертвы, и тут "уж ничего не попишешь. А вот ты живой. И тебе жить дальше. Ты мужчина. И пора начинать думать не об их жизни.

Я откинулся на кровать. В голове у меня все смешалось. Автокатастрофа, деньги, Китти. Я глубоко вдохнул, сел, потом взял Китти за руку и увел из спальни родителей в свою комнату. Быстро расстегнул ширинку, и мой «игрунчик» вылетел из нее, как дротик. Китти упала на колени и присосалась к нему.

ГЛАВА 3

Помощник коронера встретил нас в морге. Он отвел меня вниз, в помещение, где хранились трупы. Открыл дверцу холодильника, выдвинул носилки с телом и откинул простыню, чтобы я мог видеть лицо.

— Это твой отец? — бесстрастно произнес он.

Я не смог вымолвить ни слова. К горлу подкатила тошнота. Мне удалось лишь кивнуть, Он открыл дверцу следующего холодильника. Откинул простыню.

— Это твоя мать?

Я кивнул, и меня вырвало. Помощник коронера, человек опытный, это предчувствовал и подставил ведро за секунду до того, как из моего рта начала извергаться блевотина. Затем он сочувственно обнял меня за плечи.

— Сейчас принесу нюхательную соль. Я замотал головой.

— Все в порядке. Извините. Просто никогда не видел мертвецов. А это мои отец и мать. — Из моих глаз непроизвольно брызнули слезы.

Помощник коронера похлопывал меня по плечу, пока я не успокоился.

— А теперь пойдем в мой кабинет. Ты должен подписать необходимые документы, чтобы похоронное бюро смогло забрать тела.

Только в кабинете до меня дошло, что дядя Гарри вниз со мной не спускался.

— А где мой дядя? — спросил я.

— Твоему дяде стало нехорошо, — ответил помощник коронера. — Мы уложили его на кушетку наверху. Но через минуту-другую твой дядя подойдет. — Он снял с рычага телефонную трубку. — Дженни, принеси вниз вещи Куперов. И посмотри, как там мистер Купер. Спроси его, может ли он спуститься вниз?

В кабинет вошла негритянка необъятных размеров. В руках она несла картонную коробку. За ней следовал сбледнувший с лица дядя Гарри. Дженни обогнула стол, поставила на него коробку, затем достала карандаш из густых черных волос и раскрыла блокнот.

Помощник коронера, открыв коробку, посмотрел на меня.

— Это вещи твоих родителей, найденные полицией на месте происшествия.

Я молчал.

— Да, сэр, мы понимаем, — ответил за меня дядя Гарри.

Помощник коронера быстро выложил содержимое коробки на стол.

— Дженни выдаст вам перечень всех этих вещей. Если здесь чего-то не хватает, так и скажите.

Я взглянул на стол. Кольцо мамы с маленьким бриллиантом, обручальное кольцо, золотая цепочка. Серебряные карманные часы отца, перстень с алмазом, который всегда сверкал на его мизинце. Бумажнике водительским удостоверением, какие-то бумаги, влажные от воды.

— Чего-то недостает? — спросил помощник коронера.

— Вроде бы записной книжки моей мамы. Помощник коронера кивнул Дженни.

— Запиши.

— Есть еще чемодан с вещами, — добавила Дженни. — Они намокли, но чемодан заперт на замок, и мы не имеем права его открывать.

— Чемодан передадут вам, когда вы будете уходить, — вставил помощник коронера.

— Мой брат всегда имел при себе пару сотен долларов, — заметил дядя Гарри.

Помощник коронера повернулся к нему?

— Денег нам не сдали. В карманах мы нашли лишь несколько мелких купюр и монет.

— Странно. Без пары сотен он не выходил из дому. Обычно держал их в потайном кармане.

— По этому поводу ничего сказать не могу. — Помощник коронера открыл папку и достал несколько заполненных бланков. — Подпишите вот эти передаточные формуляры и можете все забирать.

— Некий мистер Каплан хочет забрать тела, — напомнила ему Дженни.

— Таково ваше желание, мистер Купер? — спросил помощник коронера дядю Гарри. Тот кивнул.

— Да, он отвезет тела в Куинс.

С тем Дженни и отбыла.

— Хорошо. — Помощник коронера передал нам формуляры. — Вы оба должны подписать каждый экземпляр. — Он посмотрел на меня. — Я сожалею о случившемся, Джерри, но, поверь мне, со временем все образуется.

Мы подписали бумаги, и на прощание я пожал руку помощнику коронера. Картонную коробку, чемодан и одежду, которая была на родителях в момент гибели, мы положили в «бьюик» дяди Гарри.

Тетя Лайла, должно быть, всю ночь обзванивала родственников. На похороны, а потом в мою квартиру пришли больше двадцати мужчин и женщин. По указаниям тети в квартиру принесли деревянные коробки, на которых полагалось сидеть шиву. Она занавесила все зеркала и картины. На кухонный стол тетя Лайла поставила несколько корзин с фруктами и ваточек с орешками. В квартире она разрешила мне снять пиджак, но не ермолку. Другой мой дядя, Моррис, Рабби, встал и прочитал поминальную молитву. Я вновь не смог сдержать слез.

Дядя Гарри обнял меня за плечи.

— Поплачь, Джерри. Тебе станет легче. Дядя Моррис посмотрел на него.

— Джерри еще ребенок. Пусть идет в свою комнату и немного полежит.

— Не надо мне ложиться, — всхлипнул я.

— Очень даже надо, — возразила тетя Лайла. — Пошли, я разберу тебе постель.

Китти присутствовала на похоронах и вернулась со всеми в мою квартиру.

— Я вам помогу, — предложила она тете Лайле. Я последовал за ними в свою комнату и вытянулся на кровати, как только" они сняли простыни.

— Спасибо за все, тетя Лайла, — поблагодарил я ее.

— Постарайся уснуть. — Тетя Лайла повернулась к Китти. — Вот две таблетки аспирина. Принеси из кухни стакан воды и дай ему запить. Мне надо вернуться в гостиную. Я забыла поставить на стол бутылку шнапса.

Она ушла, и Китти наклонилась, чтобы поцеловать меня.

— Воду я сейчас принесу. Только хочу тебе сказать, что деньги я уже положила в банковскую ячейку.

— Хорошо. — В тот момент деньги меня нисколько не волновали, — Я вернусь ночью, чтобы ты не чувствовал себя одиноким. Ты мне небезразличен, Джерри. Я тебя не брошу. — Китти ушла за водой, но я отключился до ее возвращения.

Проснулся я, когда уже стемнело. Включил лампу на прикроватном столике и сел. В комнату зашла тетя Лайла.

— Как ты? — спросила она.

— В порядке. Все еще здесь?

— Нет. Уже поздно, ехать им далеко, вот они и отбыли. Остались только я, дядя Гарри, твоя подружка Китти и ее отец. Он очень милый человек. Пришел, чтобы выразить свои соболезнования. Сказал, что ему очень нравились твои родители.

— Я не уверен, что он хорошо знал моих родителей. — Я встал. — Мне надо в туалет. Приду к вам через несколько минут.

Тетя Лайла увидела на столике две таблетки аспирина и стакан воды.

— Аспирин прими сейчас.

Спорить я не стал. Проглотил таблетки и прошел в ванную. Взглянул на свое отражение в зеркале над раковиной. Выглядел я ужасно. И костюм весь смялся. Я быстро разделся, встал в ванну, задернул занавеску и включил душ. Долго стоял под струей. Вода освежала, я словно заново родился. Вытеревшись, я надел чистую рубашку и брюки. Прошел на кухню.

Мои дядя и тетя, Китти и ее отец сидели за столом. Китти поднялась мне навстречу.

— Джерри, познакомься с моим отцом, мистером Сэмом Бенсоном.

Со стула поднялся широкоплечий мужчина за шесть футов ростом, а весом никак не меньше двухсот фунтов.

— Я очень сожалею о случившемся, Джерри. Прими мои искренние соболезнования.

Отец Китти пожал мне руку.

— Благодарю вас, Мистер Бенсон. Пожалуйста, присядьте.

Я опустился на стул рядом с Китти. Мистер Бенсон изучающе смотрел на меня.

— Моя дочь говорит, что вы добрые друзья. Она также сказала, что помогает тебе с геометрией. Китти в математике — дока.

Я мысленно улыбнулся. В наших с Китти занятиях основное внимание уделялось отнюдь не геометрии.

— Без нее я бы эту науку не осилил, мистер Бенсон.

— Я также выяснил, — продолжал мистер Бенсон, — что у наших семей много общего. Наши предки практически одновременно прибыли из Европы через Эллис-Айленд[4]. Мой дед сразу стал Бенсоном, потому что никто не мог выговорить его фамилию — Брамович. А по словам твоего дяди, твой дед также превратился из Купермана в Купера.

— Мне отец этого не говорил.

Дядя Гарри покачал головой.

— Теперь это уже не важно. Прошло много времени, и теперь мы американцы. — Он повернулся к тете Лайле. — День выдался долгим. Все так же голодны, как и я?

— Сегодня первый день шивы, — ответила тетя Лайла. — Мы не можем идти в ресторан. Мистер Бенсон посмотрел на дядю Гарри.

— За углом есть приличный китайский ресторан. Мы можем заказать семейный обед. Вам нравится китайская еда?

— Очень нравится, — кивнул дядя Гарри. — Но я не могу пойти туда.

— Я схожу, — вызвалась Китти.

— Нам бы не хотелось обременять тебя, дорогая, — вежливо заметила тетя Лайла. , — Мне это не в тягость. Только скажите, что вы будете есть.

Первым заговорил ее отец.

— Думаю, надо брать большой семейный обед. Сдобные булочки, овощное рагу с грибами, свиные ребрышки, куриное рагу; — Он протянул Китти десятку. — Этого хватит на пять порций плюс большие чаевые. Попроси одного из чинков[5] принести еду сюда и скажи, что сдачу он может оставить себе.

Дядя Гарри дал мистеру Бенсону пятерку.

— Давайте поделим расходы пополам. А вы пообедаете с нами.

Тетя Лайла встала.

— Я накрою на стол.

Я и представить себе не мог, что так проголодался. Набросился на еду, словно китайцы решили с завтрашнего дня ничего не готовить. Из холодильника я достал две бутылки пива «Золото Рейна» и две большие бутылки «пепси». Китти, тетя Лайла и я пили «пепси», мужчины — пиво. Ели мы молча, не отрываясь от тарелок. Наконец голод был утолен. Китти, улыбаясь, поставила на стол блюдо печенья с сюрпризом[6].

Я протянул руку вперед, но она застыла над блюдом.

— Не знаю, стоит ли мне брать печенье. Будущее у меня очень туманное.

Тетя Лайла погладила меня по плечу.

— Джерри, сегодня — это уже вчера. А твои завтра будут лучше и светлее. Мы все возьмем по одному печенью и будем надеяться, что впереди нас ждет больше хорошего, чем плохого.

Она наклонилась и поцеловала меня. Я посмотрел на нее. А ведь тетя Лайла права. Надо смотреть вперед, не оглядываясь назад. Я взял печенье, разломил пополам. Развернул бумажную полоску, прочитал:

«БОГИ УДАЧИ УЛЫБНУТСЯ ТЕБЕ». И тут я почувствовал такую злость, что смял бумажку и сбросил блюдо с печеньем со стола.

— О какой удаче можно говорить, если моих родителей зарыли в землю, а я остался один в этом гребаном мире?

— Нельзя произносить такие слова при дамах, Джерри, — мягко укорил меня дядя Гарри. — Все будет хорошо, сынок. Пока ты спал, я поговорил с мистером Бенсоном и мы разработали для тебя неплохой план.

Я злобно глянул на него.

— Какой еще план? У вас нет лишней спальни, в которой я мог бы жить, а я не могу оплачивать эту квартиру. Мне придется бросить школу, найти работу и поселиться в каком-нибудь пансионе!

— Джерри, все не так плохо. — Дядя Гарри улыбнулся мне. — Твой отец уплатил мистеру Бенсону страховой депозит, равный квартплате за три месяца. Мистер Бенсон предлагает нам следующую сделку. На втором этаже у него есть однокомнатная квартира.

Этого депозита хватит, чтобы ты жил в ней восемь месяцев.

— Отлично. Но на что я буду жить? Мне ведь надо и есть, и пить.

— Об этом мы тоже подумали. Тетя Лайла подала мне неплохую идею. Когда у тебя заканчиваются занятия?

— В два часа дня.

— Вот и отлично. Ты сможешь работать в моем киоске. Он расположен напротив «Недика» и неподалеку от «С. Клейна». Там же станция подземки, так что покупателей полно.

— И в чем будет заключаться работа? — нервно спросил я.

— Я тебе все покажу, а поскольку ты парень умный, станешь менеджером еще до того, как окончишь школу.

— Хорошо, дядя Гарри. И сколько я буду получать в неделю?

— Мы — семья, — вновь улыбнулся дядя Гарри, — поэтому ты начнешь с двенадцати долларов в неделю. Это гораздо больше, чем я плачу работающим у меня пуэрториканцам. И я прибавлю тебе жалованье, как только ты наберешься опыта.

— Этот киоск расположен рядом с твоим магазином? — спросил я. — Куда отец каждый вечер приносил расписки?

Дядя Гарри покраснел. Он не хотел, чтобы посторонние знали, что он букмекер.

— Да.

— Тогда почему ты не можешь дать мне работу отца? Я знаю, что к чему, а уж складывать и умножать умею лучше многих.

Ответ я получил от тети Лайлы.

— Во-первых, ты слишком молод. Во-вторых, ты должен окончить школу и не сможешь работать с семи утра до трех дня. А в-третьих, работа эта сопряжена с писком. Твои родители тебе бы такой не пожелали.

Какое-то время я молча смотрел на них.

— Не сочтите меня неблагодарным, но мне кажется, я и сам смогу позаботиться о себе.

— Тебе надо повзрослеть, Джерри, — мягко ответил дядя Гарри. — А на это нужно время. Так что не спеши отказываться от помощи.

— Предложение не такое уж плохое, — поддержала его Китти. — Ты по-прежнему будешь жить в доме, где все тебя знают. И тебе не придется менять школу. Все будет хорошо, Джерри.

Я повернулся к ней. Китти сидела рядом и улыбалась. А мгновение спустя я почувствовал, как ее рука под прикрытием скатерти легла на мою ширинку.

Я тут же вскочил. Не хватало еще кончить прямо за столом.

— Пойду помою посуду.

Китти тоже встала и вновь улыбнулась.

— Я тебе помогу.

ГЛАВА 4

Сидеть шиву целую неделю я не мог. Не было у меня времени для траура. Даже тетя Лайла согласилась, что я не мог оставаться целую неделю в квартире и не выходить к людям. Это время следовало использовать на переезд.

Однокомнатная квартира на втором этаже давно пустовала. Мебели не было, стены, потолки, подоконники, двери требовали покраски. Деревянные половицы высохли и растрескались. Тетя Лайла сказала, что на пол можно положить разрисованный под паркет линолеум, так как он дешев и не требует особого ухода. Мистер Бенсон дал краску, но красить мне пришлось самому, нанимать маляров он отказался. Правда, Китти вызвалась помогать мне.

Тетя Лайла отобрала мебель, которую я мог поставить в новую квартиру. Практически ничего не подошло. Комната у меня была двадцать на двадцать четыре фута, а обстановка, купленная родителями, предназначалась для более просторных помещений. Но и тут мне помог мистер Бенсон. Порекомендовал честного, как он сказал, торговца подержанной мебелью, который мог купить лишнюю мебель из моей старой квартиры и недорого продать мне раскладной диван.

Прежний хозяин пользовался им только три месяца, так что диван был как новый.

Тем временем тетя Лайла пригласила двух женщин из «Хадассы»[7], чтобы те взяли одежду моих родителей. Когда я спросил тетю Лайлу, сколько денег получу за одежду, она потупилась и ответила, что старую одежду пошлют евреям в Европу. Это будет моим подарком тамошним беднякам. Откровенно говоря, я не понимал, почему один бедняк, то есть я, должен что-то дарить другим беднякам, но спорить не стал.

Тетя Лайла прибралась в маленькой кухоньке. Отскребла и оттерла ее добела, хотя сначала заявила, что кухня такая грязная, что в ней не стали бы жить даже свиньи. Потом тетя объяснила мне, как чистить белый кафель ванной раствором соляной кислоты и лизола. Под ее руководством я также смог отчистить ванну и унитаз. Из старой квартиры я принес занавеску для ванной, полотенца, простыни, подушки и одеяла.

Труднее всего далась покраска. Китти действительно помогала мне, но все равно на это у нас ушло на день больше, чем мы рассчитывали. Скорее всего потому, что мы слишком часто откладывали кисти, чтобы потрахаться. Когда же мы покрасили все, что могли, и перевезли всю необходимую мебель, тетя Лайла помогла нам перенести, расставить и разложить по полкам и ящикам кастрюли, сковородки, посуду, ножи, вилки и ложки. Крошечного стенного шкафа не хватило, чтобы повесить в него одежду, поэтому пришлось взять из родительской квартиры гардероб. В конце концов переселение завершилось.

В воскресенье мы с Китти сидели в моей новой квартире и курили, — И что ты теперь собираешься делать? — спросила она.

— В каком смысле? Утром пойду в школу, а потом поеду к дяде Гарри, начну работать в его киоске. — Я посмотрел на свои руки. Красные, с волдырями. — Тетя Лайла советовала пользоваться резиновыми перчатками. А я, дурак, ее не послушал.

— Я о другом. Сколько ты получишь денег? За мебель и по страховому полису?

— Еще не знаю, — ответил я. — Дядя Гарри обещал связаться со страховой компанией и сказать, что мне причитается. А твой отец отдаст мне деньги за мебель.

— Джерри, когда же ты поумнеешь? — Китти покачала головой. — Они оба жулики. Мой отец обязательно обдурит тебя с деньгами за мебель. У тебя остались хоть какие-нибудь квитанции? А уж твой дядя Гарри — вор из воров. Ты прочитал страховые полисы или он просто забрал их?

— Просто забрал, — кивнул я. — Сказал, что обо всем позаботится. Мол, волноваться нечего, и я получу все, что положено.

Китти вновь покачала головой.

— Ты бы лучше не терял зря времени. Попроси Гарри показать тебе документы, а отца — отдать чеки за мебель.

— Они же воспримут такую просьбу как оскорбление. Я не могу. — Я действительно ей не верил. — Дядя Гарри — мой ближайший родственник. Он не станет обманывать меня. И для твоего отца такие деньги — мелочевка.

— Своего отца я знаю лучше, чем ты. Он хватает все, что плохо лежит. Однажды хотел даже трахнуть меня, но я предупредила, что обо всем расскажу матери. Только это его и остановило.

— А где твоя мать? Я ни разу не видел ее.

— С отцом она развелась и теперь вышла замуж за очень богатого человека. Живет на Парк-авеню. Пару раз в неделю мы встречаемся за ленчем, раз в месяц я обедаю с ней и ее мужем. Он очень мил. — Китти усмехнулась. — Каждый месяц дает мне по сотне долларов, а моя мать оплачивает многие мои покупки.

— Вот здорово. А почему ты не живешь с матерью?

— Так решил суд. В постановление о разводе внесен такой пункт. Моя мать — иудейка, а отец — католик. Католиком оказался и судья. Он-то и оставил меня с отцом. Я должна жить в его доме, пока мне не исполнится двадцать один год. А уж там пошлю его ко всем чертям.

— Но это будет только через два года.

— Знаю. Поэтому и стараюсь все планировать наперед.

— А вот у меня такой возможности нет, — вздохнул я. — В январе мне исполнится восемнадцать. Потом я получу приписное свидетельство и, закончив учебу, скорее всего отправлюсь в армию.

Китти пожала плечами.

— Я проголодалась. Может, пойдем в итальянский ресторан? Съедим спагетти?

— Я бы с удовольствием, но денег нет. Тетя Лайла обещала принести мне обед.

— Позвони ей и скажи, что ты уже перекусил. А в ресторане я за тебя заплачу.

Я позвонил тете Лайле из аптеки на углу. А заодно купил за четвертак двенадцать презервативов.

Китти, однако, оказалась права. Ее отец ободрал меня как липку. За всю мебель дал мне всего лишь триста долларов. Я сказал ему, что быть такого не может. Родители год назад заплатили за нее полторы тысячи, не считая той мебели, что стояла в моей комнате. Но мистер Бенсон ловко отвел все обвинения. Во-первых, заявил он, раскладной диван стоит семьсот долларов. Во-вторых, торговцу пришлось платить за транспортировку. В-третьих, он переговорил с дядей Гарри, и тот счел, что цена пристойная. И в-четвертых, если мне хочется взглянуть на финансовые документы, придется съездить к торговцу мебелью, магазин которого находится на окраине Бруклина.

Дорога туда заняла бы полдня, поэтому я только махнул рукой. Да и что я мог сделать? Дядя Гарри позволил этому типу обчистить меня.

— Из-за денег не тревожься, парень, — заявил с улыбкой мистер Бенсон. — Помни, что восемь месяцев тебе не надо платить за квартиру. А к тому времени ты уже станешь менеджером в киоске Гарри.

— Ага, — криво усмехнулся я.

— И Китти всегда тебе поможет, — продолжил он. — Я знаю, ты ей нравишься. Поэтому она так часто забегает к тебе.

Его слова меня насторожили. Я пристально посмотрел на мистера Бенсона, пытаясь понять, знает ли он, чем мы занимаемся с Китти. Но его лицо оставалось непроницаемым.

На вторую неделю после похорон я подчистил в школе все хвосты и уже не сомневался в том, что сдам экзамены. А тут пришла пора выходить на работу.

Когда я впервые прибыл к дяде Гарри около четырех часов дня, тот сидел в кабинете за обшарпанным столом, вывалив на него толстый живот.

— Долго же ты сюда добирался, — рыкнул он.

— Делал домашнее задание.

— Хороший предлог. Но если в следующий раз ты появишься позже половины четвертого, ищи себе другую работу И я хочу, чтобы первые дни, пока я буду показывать тебе, что к чему, ты приезжал раньше.

Я удивленно посмотрел на него.

— А чего ты так злишься? Я даже не начал у тебя работать. Если я тебе не нужен, так бы сразу и сказал. Другую работу я найду без труда, будь уверен. — Я повернулся и направился к двери.

— Подожди, — остановил он меня. — Не надо так горячиться!

— По-моему, не я первый начал.

— Ты просто представить себе не можешь, как мне трудно без твоего отца. Я все должен делать сам и просто валюсь с ног.

— Мне тоже нелегко без отца и матери, но я стараюсь не жаловаться.

— Ладно, ладно. Давай успокоимся, и я отведу тебя вниз и все покажу.

— Хорошо. Послушай, дядя Гарри, один из моих учителей спросил, была ли у родителей страховка. Я ответил, что вроде бы была, только я не знаю, какая. Но ты сказал, что обо всем позаботишься. Этот учитель предложил помочь мне разобраться со страховыми полисами, если понадобится, потому что ему уже приходилось иметь дело со страховой компанией.

— Гребаные мерзавцы, — выругался дядя Гарри. — Вечно суют нос в чужие дела. Как будто им не хватает своих.

Я молча смотрел на него.

Он выдвинул ящик стола и достал какие-то документы, схваченные металлической скрепкой.

— Вот все бумаги. У твоего отца была похоронная страховка. Ее хватило на все расходы по похоронам. Включая оплату двух лимузинов.

— Что это за страховка? По ней мне положены какие-нибудь деньги?

— Нет, это другой вид страховки. Так называемая социальная. По ней деньги получают родственники. Твой отец такую страховку не брал Так рано он умирать не собирался. Есть еще старая страховка, которую твой дед оформлял на своих сыновей.

— Значит, денег я не получу?

— На похороны потрачено две тысячи сто долларов, — ответил дядя Гарри. — Вот все документы. Можешь их взять, они твои. — Он помолчал. — Ты получишь примерно двести долларов по страховке автомобиля.

— Автомобиль куплен только два года тому назад.

Я помню, что отец заплатил за него шестьсот пятьдесят долларов.

— Теперь это уже развалюха. Тебе повезло, что страховщики готовы выплатить двести долларов. Я сел и задумался.

— Грустно, знаешь ли. Получается, что после смерти родителей мне осталось только пятьсот долларов. А что случилось с остальными драгоценностями матери?

— Исчезли. Скорее всего копы взяли из чемодана все ценное. Ты же помнишь, помощник коронера сказал, что им ничего не сдали.

— Дерьмо, — вырвалось у меня. — От смерти одни проблемы.

— Выкинь это из головы. — Дядя Гарри поднялся. — Пойдем вниз, я покажу тебе, что ты будешь делать.

ГЛАВА 5

— Почему ты не поставишь себе телефон? — Китти спрыгнула с кровати и направилась к холодильнику за бутылкой «пепси».

Я подождал, пока она вернется.

— Мне телефон не нужен.

Я взял у Китти бутылку и сделал большой глоток.

— Глупо бегать по лестнице к телефону. Я звонила тебе пару раз из аптеки, но не могла дождаться, пока тебя подзовут, и вешала трубку.

— И сколько раз такое случалось?

— Много. Мне это не нравится.

— А почему жалуешься ты? По лестнице-то пришлось бегать мне.

— Неужели непонятно? Допустим, мне тебя захотелось, вот я и звоню, чтобы быстренько перепихнуться.

— Это глупо. Я попадаю домой только после девяти вечера.

— Я могу позвонить, когда ты дома.

— А чего звонить? Можно постучать в дверь.

— Господи! — Она перевернула бутылку и вылила остатки «пепси» мне на яйца.

— Ты сошла с ума! — Я отпрыгнул от холодной липкой жидкости. — Посмотри, что ты сделала с моими простынями! Теперь мне придется нести их в прачечную.

— И что? Я слижу «пепси» с твоих яиц и твоего конца, а потом ты кончишь прямо на «пепси». Тебе понравится.

И точно. Мне понравилось. Потом мы перебрались на кухню, пили растворимый кофе. Китти огляделась.

— Сегодня воскресенье. Газеты у тебя нет?

— Зачем мне газета? — удивился я. — Я читаю только о спорте, причем в тех газетах; которые посетители оставляют в киоске дяди Гарри. Кроме успехов «Янки»[8], меня ничего не интересует.

— Разве ты не знаешь, что скоро начнется война? — спросила Китти.

— Слышал об этом по радио. Однако я еще слишком молод.

— Но ведь тебе идти в армию. Еще чуть-чуть, и тебе исполнится восемнадцать.

— И что? От судьбы не уйдешь. А чего ты задергалась?

— Я не хочу, чтобы ты ушел на войну и тебя там убили.

— Что ты несешь? Мы еще не воюем. Зачем волноваться о том, чего нет. — Я налил себе вторую чашку кофе. — Прачечная самообслуживания сегодня работает?

— Да брось ты. Завтра я постираю тебе простыни. Как твоя работа?

— Нормально. Но скучно.

— В каком смысле?

— Киоск работает в автономном режиме. У дядя Гарри есть договоренность с пуэргориканским агентством, которое присылает ему рабочую силу. Парней на самую грязную работу. Дядя Гарри приглядывает за тем, как текут денежки, время от времени забирает их из кассового аппарата. За ним, кстати, сидит девушка, с которой и расплачиваются посетители. В семь она уходит, тогда деньги берем или дядя Гарри, или я. Много работы у меня, лишь когда у пуэрториканцов обеденный перерыв. В это время я отдуваюсь за всех.

— А кассирша какая из себя? — спросила Китти.

— Толстая, — ответил я. — Дядя Гарри так ее и зовет — Толстуха.

— Дядя Гарри ее трахает? Я посмотрел на нее.

— Ну и грязные же у тебя мыслишки.

Китти рассмеялась. — Ты не ответил на мой вопрос.

— Откуда мне знать? Во время ленча она поднимается в его кабинет. Вроде бы для того, чтобы заполнить бухгалтерские книги. А когда я прихожу на работу, она всегда сидит за кассой.

— Он ее трахает, — уверенно заявила Китти. — Она держит бухгалтерские книги там, где он принимает ставки?

— Понятия не имею. — В моем голосе послышались нотки раздражения. Надоели ее расспросы. — Мое дело — работать в киоске. Продавать газировку по два цента за стакан да «коку». Еще я продаю сигареты, сигары, шоколадные батончики Но я слышал от Бадди, это ниггер, который собирает для Гарри ставки на «Цифры»[9], что раньше бухгалтерские книги вел мой отец.

— Ты никогда не говорил мне, что Гарри принимает ставки и на «Цифры».

— Ты же не спрашивала.

— Эта лотерея приносит неплохой доход. Почему бы тебе самому не собирать деньги?

— Это работа для ниггера. У Бадди делают ставки цветные, и он говорит, что я на его месте не протянул бы и пяти минут. Не нравится им отдавать деньги белому. Бадди говорит, что от них я не получил бы и десятицентовика. Они бы боялись, что больше не увидят своих денег.

Китти с минуту молчала. Такой задумчивой я ее никогда не видел.

— А почему ты так заинтересовалась бизнесом Гарри?

— Может, ему нужен бухгалтер?

Я не верил своим ушам.

— Ты хочешь работать на дядю Гарри?

— Лишние деньги мне не помешают. — Китти рассмеялась — На многое не рассчитывай. Пуэрториканцам он платит гроши. Я получаю двенадцать долларов в неделю только потому, что я близкий родственник и не буду таскать деньги из кассы.

— Твой дядя Гарри — забавный тип. — В голосе Китти появились мечтательные нотки. — Посмотришь на него — олух олухом. Но на самом деле это не так. У него букмекерская контора, и он принимает ставки на «Цифры». Кроме того, его киоск расположен на самом бойком месте Не зря говорят, что нельзя судить о человеке только по его внешнему виду.

— Похоже, он тебе понравился. Китти пожала плечами.

— Он похож на моего отца. Говнюк еще тот. Но мне интересно изучать таких людей. Многому можно научиться.

— Ты же говорила, что не любишь своего отца.

— Не люблю Но иногда мне хочется, чтобы он не был мне отцом Член у него о-го-го. Даже моя мать это признавала.

— Это все, о чем ты можешь думать? О членах? Иногда ты меня просто достаешь.

— Именно поэтому ты мне и приглянулся. — Китти рассмеялась и потянулась к моему хозяйству. — В конце концов главное для женщины — захомутать мужчину с большими яйцами.

Если Бадди чем-то и выделялся, так это очень светлой для негра кожей. Высокий, широкоплечий, с сильными руками, каждый вечер он сидел у края прилавка, пока я съедал обед, присланный мне тетей Лайлой. В этот раз она порадовала меня вареной курицей и вермишелевым супом.

— Как ты можешь есть то дерьмо, которое она тебе присылает? — спросил Бадди. — Я заметил, что Гарри она такого не посылает.

— Я не знаю, что они едят на обед.

— Чаще всего они обедают в ресторанах. Там Гарри обычно встречается с мафиози. Решает все вопросы, связанные со ставками.

— Ты хочешь сказать, что букмекерская контора ему не принадлежит?

— Нет, она принадлежит ему, но работать эта контора может только с одобрения мафии.

— Ты шутишь. Они итальянцы. А Гарри — еврей. Бадди помахал рукой и улыбнулся.

— Это ничего не значит Без ведома итальяшек к «Цифрам» и близко никого не подпустят.

— Не могу в это поверить.

— Лучше поверь. Мафия контролирует весь город.

— Откуда ты так много знаешь, Бадди?

— Ниггеры в курсе того, что делается на улицах. Я живу в Гарлеме, а там все знают, что к чему Но мы занимаемся только своими делами, потому и живы.

Я доел обед, вымыл тарелку и кастрюльку, присланные тетей Лайлой, обошел прилавок и закурил, радуясь, что дяди Гарри сегодня не г при нем я курить не решался. Посетители в тот вечер нас не баловали. Пуэрториканец Марио без труда успевал обслужить всех желающих. Он передавал мне деньги, получая от меня, если требовалось, сдачу. Я повернулся к Бадди.

— А где обедаешь ты?

— Я ем до того, как передаю Гарри деньги, полученные от тех, кто хочет сыграть в «Цифры».

— Тогда чего ты болтаешься здесь до позднего вечера?

— Это моя работа.

— Какая работа? — удивился я. — Ставки в лотерею принимают утром.

Бадди рассмеялся.

— Я твой телохранитель.

— Зачем ты мне нужен? Тут меня никто не тронет.

— Как знать. — Бадди улыбнулся. — Почему, ты думаешь, Гарри всегда носит с собой пистолет? Никогда не знаешь, что ждет тебя за углом.

— Я понятия не имел, что Гарри не расстается с пистолетом.

— Его пару раз хотели ограбить. Но он оказался умнее их. Твой дядя Гарри — крутой парень.

— Слушай, но зачем телохранитель мне? — спросил я. — В отличие от Гарри я с собой денег не ношу.

— Об этом никто не знает. Некоторые могут решить, что ты — более легкая добыча.

— А чем ты можешь мне помочь?

Бадди достал из кармана маленький револьвер.

— Вот этой штучкой. А еще у меня есть моя особая потрошилка Я посмотрел на его вторую руку В ней он держал бритву в красивом белом футляре из слоновой кости Ловким движением Бадди вытащил лезвие и улыбнулся.

— Очень надежное оружие. Достаточно нанести один удар, чтобы у твоего противника отпало всякое желание связываться с тобой.

Я наблюдал, как Бадди убирает бритву в карман.

— И где ты научился пользоваться ей?

— Я провел два года в исправительной школе. Там учат не только читать и писать.

Какое-то время я молчал, а потом спросил:

— Ты научишь меня?

— Хочешь кого-то порезать?

— Нет. Просто хочу знать, как ей пользоваться.

— На неделе у тебя только один выходной — воскресенье.

— Вот и хорошо. Ты можешь приехать ко мне домой.

ГЛАВА 6

Днем около киоска все гудело. Сотни людей выходили из подземки и устремлялись в нее, направляясь кто домой, кто на работу. И все хотели выпить, закусить, купить сигареты. Дядя Гарри заключил договор с двумя ресторанами, расположенными по соседству, что он не будет торговать даже сэндвичами. Я скоро выяснил, что основной поток покупателей накатывал на киоск от семи до девяти утра, когда люди шли на работу, и с пяти до шести вечера, когда они возвращались домой. В часы «пик» дядя Гарри всегда был на месте: ходил кругами и начинал подсчитывать выручку, как только толпа чуть редела В семь вечера тетя Лайла заезжала за ним на автомобиле. Они сдавали деньги в ночную кассу банка. Заодно тетя Лайла привозила мне обед Днем за прилавком стояли пять продавцов. После ухода Гарри оставался один, не считая меня. Марио отлично знал свое дело. От работы не отлынивал, к тому же не любил болтать. Английский он знал плохо, поэтому изъяснялся на невероятной смеси английских и испанских слов. Большую часть времени я трепался с Бадди, благо у него была одна обязанность — сидеть за прилавком и следить, чтобы меня никто не обидел. Бадди многому меня научил. От него я узнал, что у моего дяди есть любовница, которой он снимает квартирку в соседнем квартале.

Новость эта меня шокировала. Я и представить себе не мог, что дядю Гарри интересуют женщины. Со мной он о женщинах никогда не говорил.

— Что же это за леди? — с любопытством спросил я. Бадди широко улыбнулся.

— Вот от леди в ней ничего нет.

— В каком смысле?

— По вечерам она танцует в «Кабаре Смолла». Она прирожденная танцовщица, и всем очень нравится. Она хочет стать известной певицей, и твой дядя Гарри оплачивает ее занятия с преподавателем пения.

— «Кабаре Смолла». Но оно же в Гарлеме? Бадди кивнул — Я думал, там развлекаются только цветные.

— И что? Они тоже имеют право на отдых.

— Но я думал, там и работают только цветные. Тут Бадди рассмеялся — А ты, я вижу, глуповат. Гарри нравятся черные «киски». Девушка, о которой я говорю, негритянка.

— Господи! — воскликнул я. — Да когда же он успевает повидаться с ней? Весь день он на работе, а вечером тетя Лайла не спускает с него глаз — — Не весь день. После полудня он отъезжает на несколько часов. Вроде бы для того, чтобы уладить дела с итальяшками. На это у него уходит полчаса, а остальное время он проводит со своей подружкой.

— А тетя Лайла знает об этом? — спросил я.

— Ни в коем разе, — уверенно заявил Бадди. — Гарри умеет вести дела, в этом ему не откажешь. Еще никому не удавалось взять его за жопу. Даже копы, и те не замечают его букмекерской деятельности. Он платит всем — А ты откуда знаешь о его любовнице?

— Мы, ниггеры, держимся друг за дружку. Мой знакомый сутенер с Сент-Николас-авеню рассказал мне о Гарри и попросил приглядывать за девчонкой.

— Так она шлюха! — воскликнул я.

— Нет, она живет только с Гарри. Но сутенер сказал мне, что она его сестра и он хочет, чтобы когда-нибудь она стала звездой. Такой, как Билли Холидей[10] или Лена Хорн[11]. Они блистают в «Коттон-клаб». Этот сутенер думает, что Гарри поможет его сестре стать звездой.

Прежде чем я успел задать новые вопросы, к киоску повалил народ. Я поспешил на помощь к Марио. Даже Бадди пришлось встать за прилавок, потому что вдвоем мы не справлялись. Я взглянул на часы. Почти восемь. В это время народа обычно не было.

— С чего это вас так много? — спросил я женщину, которая пила у прилавка «коку».

— Сверхурочная работа, — ответила она. — Шьем шинели. Босс получил срочный заказ от правительства, и до конца месяца нам придется перерабатывать.

— А когда вы начинаете?

— В шесть утра. — Она закатила глаза.

— Сурово.

— Как только я поднимаюсь с кровати, все в порядке. А лишние деньги мне не помешают. У меня двое детей.

— А где ваш муж?

Она пристально посмотрела на меня.

— Давно уже ушел. Смылся. Нет мужа — нет денег. — Она бросила на прилавок десятицентовик. Я вернул ей монетку.

— Я угощаю.

Женщина вновь посмотрела на меня.

— А когда ты заканчиваешь работу?

— В девять часов.

— Черт. Поздно. Я живу в Бруклине. До дома приходится добираться на подземке и на автобусе. Дорога занимает больше часа.

— Наверное, очень устаете.

— Есть такое. Может, ты как-нибудь приедешь в Бруклин. Там хорошо. Я живу около Проспект-Парк.

— Спасибо за приглашение. Но в свободное от работы время я готовлюсь к экзаменам. В этом году заканчиваю школу.

Ее глаза широко раскрылись.

— Сколько же тебе лет?

— В январе будет восемнадцать.

— Ты выглядишь старше. Вообще ты хорошо выглядишь. Я бы не дала тебе меньше двадцати.

— Спасибо.

Женщина направилась к подземке, но через пару шагов обернулась.

— Еще увидимся. — Она помахала мне рукой.

— Обязательно, — кивнул я и начал вытирать прилавок.

Бадди возник рядом со мной.

— Ей тебя захотелось.

— Да перестань. Она же меня не знает.

— Возможно, она — нет, а вот ее «киска» знает. — Бадди рассмеялся. — Наслышан я про этих полек, что работают на фабрике. Обожают потрахаться.

— С чего ты это взял? — удивился я. — Поляки такие же, как все.

— Правильно, — улыбнулся Бадди. — И у всех есть национальная забава. Только в бейсбол поляки не играют. Их забава — игры в постели.

На следующий день, придя на работу, я надел фартук и сразу же начал сбивать два яичных крема. Взял у покупателя доллар и протянул Рите, сидевшей за кассовым аппаратом.

— Два яичных крема.

Она вернула мне девяносто центов, и тут я первый раз взглянул на нее. Глаза опухли, тушь растеклась. Я отдал сдачу покупателю и вновь повернулся к ней.

— Что случилось, Рита?

— Твой гребаный дядя — говнюк.

— Что он сделал?

— Я больше не хочу иметь с ним никаких дел. Мало того, что он ограбил тебя, не вернув деньги, причитающиеся твоему отцу за те ставки, которые он принял перед смертью, так теперь он пытается отнять у моего брата его бизнес. Я каждый день говорю Гарри, что мой брат расплатится с ним, как только его бизнес станет на ноги. А сейчас как раз заминка. — Она говорила и всхлипывала, одновременно беря деньги у пуэрториканцев и отдавая им сдачу.

— А каким образом твой брат задолжал Гарри деньги? — спросил я.

— Мой брат тоже говнюк. Он должен ему тысячу. Делал неудачные ставки, Я даже сказала Гарри, что готова каждую неделю выплачивать ему по десять долларов из своей зарплаты. Но Гарри мне отказал, ссылаясь на мафиози, которые, мол, хотят все и сразу.

— И что же тебе теперь делать, Рита?

— Я получаю двадцать два доллара в неделю и не могу отдавать Гарри больше десяти. Гарри хочет, чтобы мой брат передал ему свое дело. Иначе грозится, что мафиози с ним разберутся. — Она опять всхлипнула. — Гарри сказал, что не хочет выбрасывать моего брата на улицу. Обещал платить ему тридцать долларов в месяц за туже работу, только вся прибыль пойдет ему в карман.

— И как идут дела у твоего брата? — поинтересовался я.

— Нормально. Его бизнес уже начал окупаться, когда он вдруг решил поиграть на тотализаторе. — Рита достала второй носовой платок.

— А чем он занимается?

— Продает сельтерскую воду. У него маленький грузовичок. Он покупает бутылки, а потом наполняет их сельтерской. У его воды очень хорошее название «Сельтерская с Кони-Айленда». У него как раз начали появляться новые покупатели. Воду он развозит сам.

— Не понимаю, зачем Гарри понадобился его бизнес. — Я покачал головой.

— Ты меня извини, но твой дядя — свинья. Он гребет под себя все, что попадается под руку, нужно ему это или нет.

— Ты не собираешься уходить? — спросил я.

— Я не слабоумная. Это хорошая работа, а мне нужны деньги.

В воскресенье, первое после разговора с Ритой, я думал о том, что Гарри не только содержит чернокожую любовницу, но и хочет лишить брата Толстой Риты его бизнеса. Я пытался сосредоточиться на домашнем задании, но ничего не получалось. Дядя Гарри не выходил у меня из головы. Я уже понимал, что он ограбил меня. Но он и тетя Лайла были моими самыми близкими родственниками. Вроде бы мне не оставалось ничего другого, как закрыть на все глаза. Но не получалось.

Я закурил и уже открыл холодильник, чтобы достать бутылку «пепси», когда зазвенел дверной звонок. Я открыл дверь. На пороге стоял улыбающийся Бадди.

— Я принес тебе подарок.

Я отступил в сторону, давая ему пройти.

— Какой еще подарок?

— Может, сначала угостишь меня «пепси»? Я протянул ему бутылку, которую держал в руке, и отправился на кухню за второй.

— Так чем ты решил меня удивить? — спросил я, вернувшись в комнату.

Бадди глотнул «пепси», достал из кармана маленькую продолговатую коробочку и положил на стол передо мной.

— Открой.

Я взглянул на него, потом на коробочку. Открыл. Долго смотрел на бритву в прекрасном белом футляре из слоновой кости. Я выхватил бритву из футляра точно таким же жестом, как проделывал это Бадди. Падающий в окно свет блеснул на стальном лезвии.

— Ты сумасшедший! С какой стати ты потратил столько денег на подарок? Бадди все улыбался.

— Даже не хочешь сказать спасибо?

— Спасибо тебе большое, я просто не верю своим глазам. — Я не мог оторвать взгляда от бритвы. — И все равно я думаю, что ты сумасшедший. Она же очень дорого стоит.

— Я не сумасшедший, — ответил Бадди. — Мне нужна твоя помощь.

— Я готов. Говори, что от меня требуется.

— Моим друзьям в Гарлеме не нравится, что Гарри принимает ставки на «Цифры». Они говорят, в этом городе «Цифрами» должны заниматься только черные.

И хотя Гарри платит итальяшкам, его все равно выведут из игры.

Я уставился на Бадди.

— А что я могу сделать? Я просто работаю у него, ничего больше.

— Ты его племянник. Гарри прислушается к тебе, если ты скажешь, что гарлемские бандиты хотят на него наехать.

— Но он сразу смекнет, что эту информацию я мог получить только от тебя. Он тебя уволит.

— Не важно. Все равно мне здесь не работать. А без меня кто будет принимать ставки на «Цифры»? Я покачал головой.

— Если у Гарри возникнут проблемы, он побежит к итальяшкам.

— Толку от этого не будет. Итальяшки и ниггеры уже обо всем договорились. Но если Гарри одобрит сделку, я смогу по-прежнему принимать ставки в его магазине, а он будет иметь свой процент прибыли. Все лучше, чем погибнуть.

— Ты шутишь.., погибнуть. Деньги-то небольшие.

— Дело не в деньгах, а в принципе. Важно показать, кто тут главный.

Я задумался. Нравился мне дядя Гарри или нет, й0 он мой родственник. Я кивнул.

— Я с ним поговорю. Однако не могу дать никаких гарантий. Он может просто вышвырнуть меня вон.

— Гарри далеко не глуп. Накричавшись, он сообразит, что к чему, и согласится на новые условия.

— Он мой дядя, Бадди. И я очень рискую. Бадди встретился со мной взглядом.

— Твои услуги будут вознаграждены. Я замолвил за тебя словечко и получил согласие дать тебе тысячу долларов, чтобы ты вложил их в бизнес брата Толстой Риты. Ты получишь соответствующую бумагу. — Он рассмеялся. — Вот этим ты натянешь нос дяде Гарри. Он-то от Эдди никаких документов не получал, и теперь бизнеса Эдди ему не видать как своих ушей.

Я долго смотрел на Бадди.

— Будем надеяться, что все получится, как ты говоришь.

— Получится, — уверенно ответил Бадди-. — Разве ты не понимаешь, что нужна лишь минута, чтобы заглянуть к жене Гарри и рассказать ей о его чернокожей любовнице.

— Я не хочу причинять боль тете Лайле.

— Сделай то, о чем тебя просят, и все будет хорошо, — улыбнулся Бадди. Но от его улыбки веяло холодом.

— Бадди, ты дерьмо.

— Такова жизнь, сынок. А теперь давай-ка я покажу тебе, как пользоваться этой штуковиной.

ГЛАВА 7

Все вышло, как и предсказывал Бадди. Дядя Гарри сначала побагровел, потом заорал, визжал и лупил кулаком по столу, пока не треснуло стекло. Он посмотрел на стол.

— Видишь, чего ты добился? — рявкнул дядя Гарри. — Это стекло обошлось мне в четырнадцать долларов.

Я взглянул на него и рассмеялся.

Он свирепо уставился на меня.

— Что тут смешного, мистер Остряк? Мало мне из-за тебя забот? Если бы только тут был твой отец! Он бы смеяться не стал.

И тут впервые в жизни я обратился к нему, опустив слово «дядя».

— Гарри, не дури. Из-за тебя итальяшки не начнут уличную войну. Ты для них мелкая рыбешка. Кроме того, они уже ударили по рукам с ниггерами.

Глаза Гарри начали медленно вылезать из орбит.

— Я убью этого Бадди. Маленький засранец. Это он подставил меня! Ноги его здесь не будет! В этом магазине ему больше не принимать ставок!

— А нужен ему твой магазин? Он может принимать ставки в любой телефонной будке. Если же ты дашь добро, они согласны делиться с тобой прибылью.

— Я этого никогда не забуду. И при случае врежу ему по заднице.

— А он пошлет твою подружку к тете Лайле. Вот тогда ты будешь по уши в дерьме.

Этот удар достиг цели. Гарри рухнул на кресло и покачал головой, словно не веря услышанному. Несколько мгновений спустя он вскинул на меня глаза и прошептал:

— Ты и это знаешь? Я кивнул.

— И собираешься обо всем рассказать твоей тете Лайле?

— Нет. Это не мое дело.

— Я всего лишь человек. Даже у твоего отца... Тут я его оборвал.

— Это тоже не мое дело. Мой отец мертв.

— Ты трахаешь Китти? — спросил он.

— Мои дела тебя не касаются. Как я тебе только что сказал, каждый должен заниматься своими делами и не совать нос в чужие.

Он помолчал.

— Ты трахал Толстую Риту?

— Дядя Гарри, ты глуховат? Не слышишь, что я тебе говорю?

— Значит, ее трахал этот ниггер. Иначе с какой стати он договорился о том, что ты получаешь тысячу долларов для Эдди, Ровно столько Эдди мне и должен, — Эдди сказал мне и Бадди, что мой отец дал ему две тысячи, чтобы он мог начать торговлю сельтерской. Бадди говорит, что я имею право на партнерство в бизнесе Эдди.

— Я бы сделал тебя своим партнером, когда бизнес Эдди перешел бы ко мне, — пробурчал дядя Гарри.

— Неужели, Гарри? Ты пытался заграбастать бизнес Эдди всего лишь за тысячу долларов, которые он тебе задолжал. И ты никогда не говорил мне о том, что мой отец давал Эдди деньги.

— Я просто забыл. Но обязательно сказал бы, когда торговля сельтерской перешла бы ко мне, — солгал он.

Я пожал плечами.

— Вопрос закрыт. Мы все можем приниматься за работу.

— Хорошо. — Гарри смирился с неизбежным. — Толстая Рита в порядке? Может работать?

— Да. Она счастлива.

— Я прибавлю ей два доллара в неделю. А как насчет Бадди? Он по-прежнему будет охранять тебя?

— Сказал, что будет.

Гарри посидел, глядя на стол.

— Надо сменить стекло. Я молчал.

— Оно стоит пятнадцать долларов. Я молчал.

Гарри поднял голову и посмотрел на меня.

— С чего ты решил, что Эдди не попытается обдурить тебя? Он же игрок. А таких может исправить только могила Что бы он ни говорил тебе, Эдди по-прежнему будет играть. Рано или поздно попадет в такую же передрягу, и ты останешься без гроша. В городе полно букмекеров, которые с удовольствием возьмут его деньги.

— Денег у него больше не будет, — ответил я. — Толстая Рита будет забирать их и класть в банк. Я попросил Китти проверять расход и приход, и я буду получать свою долю каждый месяц. Его доля будет оставаться у Толстой Риты.

Дядя Гарри одобрительно кивнул.

— И в кого ты такой умный?

— Я не такой уж и умный. Просто учусь у тебя.

В воскресенье киоск не работал. И в первый же выходной я поехал в Бруклин, взглянуть на гараж Эдди, где тот держал грузовичок и оборудование для розлива сельтерской. Я хотел, чтобы Китти составила мне компанию, но мать пригласила ее к себе. Поэтому я отправился один.

По дороге к станции подземки столкнулся с Бадди, пригласил его поехать со мной, но он ответил, что его ждут в церкви. Каждое воскресенье после службы он собирал пожертвования.

Я рассмеялся.

— Вот уж не подозревал, что ты такой набожный. Бадди улыбнулся.

— Собирать пожертвования — благое дело А кроме того, пастор дает мне десять процентов от собранного.

— Это большие деньги? — полюбопытствовал я.

— Не очень. Примерно десять долларов каждое воскресенье. Но есть еще один плюс. Я знакомлюсь со всеми девушками. Их родители доверяют мне, потому что я служу Господу.

— Ты не докучаешь девушкам?

— Бывает по-разному. — Он улыбнулся. — У нас с пастором договоренность. Я не бегаю за его пассиями, а он — за моими. — И, хохоча во все горло, Бадди двинулся дальше.

Эдди и Толстая Рита ждали меня на станции подземки. Эдди явно нервничал. До гаража, располагавшегося в нескольких кварталах от станции, мы дошли пешком. Мы двигались по длинной улице, застроенной одноэтажными зданиями. Как я понял, складами или маленькими фабриками. В ворота гаража с трудом мог протиснуться небольшой грузовичок.

Над воротами Эдди укрепил доску с надписью «СЕЛЬТЕРСКАЯ С КОНИ-АЙЛЕНДА ОТ ЭДДИ». Внешне Эдди ничем не напоминал Толстую Риту: высокий, сухощавый, под шесть футов ростом, с длиннющими, чуть ли не до колен, руками. Разве что лицо было таким же круглым, как у сестры. Чувствовалось, что Эдди гордится своим бизнесом. По пути он раз сто поблагодарил меня за то, что я выручил его в тяжелую минуту. Я был немало удивлен тем, что, как, выяснилось, Эдди не женат и живет в одной квартире с сестрой. Я также узнал, что он почти десять лет работал у человека, которому принадлежало разливочное оборудование. Примерно три года назад прежний хозяин, уже в преклонном возрасте, решил отойти от дел. Ему надоело вкалывать от зари до зари, и он полагал, что всякого рода прохладительные напитки в дешевых бутылках, которые продавались в продуктовых магазинчиках, поставят крест на сельтерской. Старик и его жена продали Эдди все свое хозяйство за пять тысяч долларов. Эдди получил грузовичок, запас бутылок и машину, разливавшую сельтерскую по бутылкам и закупоривавшую их. Его и Ритиных сбережений хватило и на покупку гаража. А на приобретение необходимых материалов мой отец дал Эдди две «штуки».

Я стоял в гараже и пытался оценить бизнес Эдди. Конечно, я в этом не шибко разбирался, но у меня не оставалось сомнений, что дядя Гарри хотел обокрасть Эдди, потребовав отдать ему все за тысячу долларов долга.

Я повернулся к Рите.

— И сколько зарабатывает Эдди за неделю?

— В среднем получается двадцать пять долларов в день плюс депозиты за бутылку, по полтора доллара за штуку. Нам не приходится возвращать депозиты, потому что люди отдают пустые бутылки в обмен на полные. Как только депозит внесен, покупатель никуда не денется. Старым евреям нравится получать кварту сельтерской за пятьдесят центов. — Она улыбнулась. — У Эдди неплохая прибыль. И число покупателей с каждой неделей увеличивается. Он работает шесть дней в неделю. По субботам отдыхает. Евреям не понравилось бы, если бы он работал в священный день отдохновения. За неделю набегает сто пятьдесят долларов. За вычетом расходов, а это техническое обслуживание автомобиля, бензин, электричество, фильтры для воды, соли для приготовления сельтерской и стерилизация бутылок, у него остается сто долларов.

— Вы ведете учет расходов? — спросил я.

— Теперь я веду, — ответила Рита. — Эдди вечером отдает мне все деньги и квитанции на произведенные расходы, а утром я отношу деньги в банк.

— И что я буду с этого иметь? — спросил я.

— Мы решили, что ты будешь получать десять процентов.

— Не густо, — отметил я. — В этом случае инвестиции отца вернутся ко мне только через три года.

— А сколько бы ты хотел получать?

— Не знаю. Я попросил свою подружку Китти заглянуть в ваши бухгалтерские книги. Она заканчивает колледж и скоро получит диплом бухгалтера. Почему бы нам не подождать до конца месяца? Я думаю, она найдет приемлемое решение. Но десять долларов в неделю — это шутка.

Толстая Рита прищурилась.

— Если б не я, ты бы не узнал о том, что твой отец вложил деньги в этот бизнес.

— Между прочим, я спас бизнес Эдди. Как ты думаешь, став хозяином, нанял бы Гарри твоего брата? Если бы и нанял, то не платил бы ему больше двадцати пяти долларов в неделю. А по словам Бадди, он собирался поставить на место Эдди чернокожего, который согласился бы и на пятнадцать долларов в неделю.

— Ниггер остался бы без покупателей, — заметил Эдди.

— Тогда Гарри все бы и продал. И получил бы как минимум пять тысяч за оборудование, бутылки, грузовик и гараж. Гарри далеко не дурак. Он всегда все просчитывает. Не забывайте, что он приобретал все это хозяйство за «штуку».

Они молчали.

— Сколько тебе платил прежний хозяин? — спросил я Эдди.

— Двадцать пять баксов, но я выполнял не всю работу. Он сам стерилизовал бутылки и готовил сельтерскую. Я только развозил воду, забирал пустые бутылки и искал новых покупателей. А теперь я все делаю сам. И не забывай, я тоже вложил три тысячи долларов, а также потратил много денег на ремонт. В последние годы старик многое подзапустил..

— У тебя есть квитанции? — спросил я.

— Нет, я все делал сам.

— Я понимаю, что ты вложил сюда много труда, однако все равно думаю, что десять долларов в неделю — недостаточно. Но давайте подождем и послушаем, что скажет Китти. Я уверен, мы найдем выход.

— А Рита ничего не должна получать за ту работу, которую она делает? — спросил Эдди.

— Рите тоже положена зарплата. Может, будет лучше, если мы разработаем план выплат тех денег, что ты мне должен? Тогда я выйду из дела и ты останешься единоличным владельцем.

Эдди повернулся к сестре, потом вновь посмотрел на меня.

— Видишь ли, бывают недели, когда я продаю не так много воды, как рассчитываю. И мне нечем будет расплатиться с тобой.

Я решил, что мы ходим по кругу.

— Сейчас не станем забивать этим голову. Пусть все идет как обычно. Решение примем после того, как Китти просмотрит бухгалтерские книги.

— Ты не попытаешься отнять у Эдди его бизнес? — У Толстой Риты на глаза навернулись слезы.

— Что ты такое говоришь? На хрен мне нужен его бизнес. Я в нем ничего не понимаю. Я лишь хочу получить положенные мне деньги, а потом каждый из нас пойдет своим путем.

— А как насчет тысячи, которую мы получили через Бадди? — спросила она.

— Меня это не касается. Решайте этот вопрос с Бадди. Но я знаю одно — за горло он вас брать не будет. Он знает, как тяжело даются деньги. — Я улыбнулся. — Успокойтесь. Все образуется, если только Эдди будет держаться подальше от тотализатора.

— С этим я завязал, — замахал руками Эдди.

— Отлично. А теперь не отметить ли нам это дело бутылкой «Сельтерской с Кони-Айленда». Я угощаю. — Достав из кармана деньги, я протянул их Эдди.

ГЛАВА 8

Я слушал радиопередачу «Час Эдди Кантора»[12], когда в комнату вошла Китти. У нее уже был свой ключ, и я не подозревал о ее присутствии, пока она не спросила:

— А почему ты в такую рань в кровати?

— Пытаюсь уснуть, — ответил я. — Устал после поездки в Бруклин на фабрику «Сельтерская с Кони-Айленда». — Я помолчал и пожал плечами. — Не могу понять, правильно я поступил или нет.

Китти пристально посмотрела на меня.

— О чем ты с ними договорился?

— Сказал, что не хочу участвовать в их бизнесе. Мне нужны деньги, которые вложил в их дело отец, и ничего больше.

Китти рассмеялась.

— Плохой из тебя бизнесмен. Твой дядя Гарри снял бы с них последнюю рубашку и оставил их у разбитого корыта.

Я покачал головой.

— Я — не мой дядя Гарри. И, наверное, не бизнесмен, но меня бы мучила совесть, если б я их разорил. Я сказал им, что в конце месяца ты посмотришь бухгалтерские книги и найдешь оптимальное для всех решение.

— Это работа. Что я за это буду иметь? Я рассмеялся.

— Как насчет семи дюймов?

— Это не деньги, — огрызнулась Китти. Я расстегнул ширинку, достал своего «молодца». Он уже стоял. Я покачал им из стороны в сторону.

— Разве он не лучше денег? Рассмеялась и Китти. Плюхнулась на кровать. Обхватила рукой мой член. Начала медленно поглаживать.

— Жаль, что мы не можем потрахаться.

— Почему нет?

— У меня месячные.

— Подумаешь, чудеса. Ты можешь отсосать.

— А какая мне от этого радость?

— Только не говори, что тебе это не нравится.

— Я получу лишь полный рот соленой спермы, ничего больше, если мы на этом остановимся.

— Что значит «если мы на этом остановимся»? Ты сама сказала, что у тебя месячные.

— Ты можешь оттрахать меня в зад.

— Ты шутишь? Я не хочу причинять тебе боль. Я слышал, для женщины это болезненно.

— Отнюдь, — уверенно возразила Китти и начала снимать платье. — Только сбегай в аптеку и принеси баночку вазелина.

— Ты действительно этого хочешь?

— Будем мы трахаться или нет? — ехидно спросила она. — Твой член в городе не единственный.

В тот день я впервые понял, как мне дорога Китти. Я сделал бы для нее все, о чем бы она ни попросила. Вылизывая ее задницу, я знал, что это самая сладкая задница в городе.

Обнаженные, мы вытянулись на кровати. Полотенцем я стер с тела пот. Улыбнулся Китти.

— Мне понравилось трахаться в зад. Для меня это внове. Очень здорово.

Она посмотрела на меня.

— Пойди вымой свои инструмент. Он весь в вазелине и не только. А когда закончишь, мы поговорим о том, что я буду иметь от этой сельтерской.

— Как получилось, что ты раньше не предлагала мне потрахаться в зад? — спросил я.

— Называется это по-другому. Содомия. Это куда больший грех, чем прелюбодеяние. Я даже не могу признаться в этом своему духовнику.

— Если это так ужасно, почему мы этим занимались?

— Наверное, я чокнутая. Мне все время хочется трахаться, а с тобой я могу делать все, что заблагорассудится, потому что ты еврей и тебе не надо ходить на исповедь.

— Ты хочешь сказать, что с католиком ты бы на такое не решилась? — спросил я.

— Не задавай глупых вопросов. — В голосе Китти послышались нотки раздражения. — Помойся, а потом мы поговорим о деле.

Я прошел в ванную, включил душ. Минутой позже Китти стояла под душем рядом со мной. Но прежде чем мы успели помыться, зазвенел дверной звонок. Я вопросительно посмотрел на Китти.

— Это не твой отец? Может он тебя разыскивать?

— Моего отца нет в городе. — ответила она. — Это к тебе.

Я схватил полотенце и обернул его вокруг талии. Оставив Китти в ванной, я босиком пошлепал к двери, — Кто там?

— Бадди, кто же еще. Открывай дверь. — В его голосе слышалось волнение. — У меня неприятности, пошевеливайся.

Я открыл дверь. На пороге стоял Бадди в воскресном костюме. А рядом с ним — две симпатичные чернокожие девушки, тоже в нарядной одежде. Я впустил их в квартиру и закрыл дверь.

— «Пепси» в холодильнике. Мы с Китти сейчас оденемся.

Когда мы вышли из ванной, Бадди и его подружки сидели за кухонным столом и пили «пепси». Бадди уже встречался с Китти, так как она несколько раз приходила к киоску, когда я работал.

Он представил нам девушек: Диана и Арлетта, дочери священника, в церкви которого он собирал пожертвования.

— У меня серьезные проблемы, — продолжал Бадди. — Преподобный попросил отвезти девушек домой, а вместо этого я привел их к себе. Мы покурили «травку», возбудились и потрахались.

Я уставился на него.

— Ты оттрахал их обеих? Девушки захихикали.

— Почему нет? — спросил Бадди. — Они обе этого хотели. Не забывай, они сестры и привыкли делиться.

— Ну и ну. — Я покачал головой. — А почему ты не отвезешь их домой сейчас? Еще не так поздно.

— Не могу. Их отец меня убьет. Он велел мне привезти дочерей домой к полудню. — Бадди взглянул на часы. — А уже восемь вечера. Он поймет, чем мы весь день занимались.

— Так что ты хочешь от меня?

— Я подумал, может, ты отвезешь их домой.

— Ты сошел с ума. С чего ты взял, что он не убьет меня?

— Ты белый. Преподобный никогда не убьет белого. Ему и в голову не придет, что ты трахался с его дочерьми.

— На меня не рассчитывай, — отрезал я.

— Господи, — вырвалось у Бадди, — Тогда я пропал. Слушай, ты должен мне помочь. Я слишком молод, чтобы умирать.

Китти засмеялась.

— Что ты нашла тут забавного? — рыкнул на нее я.

— Возможно, я смогу вам помочь.

— Как? — тут же повернулся к ней Бадди. Китти посмотрела на девушек.

— Вы обе учитесь в школе? Арлетта кивнула.

— Мы ходим в среднюю школу Джорджа Вашингтона. Я заканчиваю ее в этом году, Диана — в следующем.

— Хорошо, — кивнула Китти. — Я могу сказать преподобному, что, по моему мнению, у них неплохие шансы поступить в Хантер-колледж, вот я и предложила девушкам пойти на семинар для старшеклассников.

— Великолепно, — просиял Бадди. — Я оплачиваю такси.

— А сколько стоит такси? — спросила Китти.

— Примерно десять долларов, туда и обратно. Китти улыбнулась.

— Это за такси. А мои услуги стоят пятьдесят баксов.

— Ты рехнулась, — вырвалось у Бадди.

— Все дешевле, чем умереть, — улыбнулась ему Китти.

Бадди покачал головой.

— Это большие деньги.

— Я знаю, чем ты занимаешься. Тебе грех жаловаться на заработки.

— Ладно, — кивнул Бадди. — Твоя взяла. Деньги ты получишь.

Китти протянула руку.

— Сейчас.

Бадди посмотрел на меня.

— Твоей подруге палец в рот не клади. — Он достал из кармана пачку денег и вытащил две купюры, пятьдесят и десять долларов.

После отъезда девушек Бадди вернулся за кухонный стол. Повесив голову, он испустил глубокий вздох. Я взял сигарету из его пачки «Лаки страйк». Затянулся. По вкусу они явно лучше, чем «Туэнти гранде». Я вновь посмотрел на Бадди. Он так и сидел, уставившись в стол.

— Похоже, эти девки загоняли тебя, — рассмеялся я.

— Да нет.

— Из-за них у тебя проблем не будет. Китти все уладит. Она очень умна.

— За пятьдесят баксов она просто обязана все уладить. — Бадди откинулся на спинку стула. — Мне придется переходить на другую работу.

— Зачем? — удивился я. — Вроде бы все наладилось.

— Наладилось, но у меня возникла другая проблема. Мне нужна работа, которая позволит избежать призыва.

— А чего ты так задергался? Они же за тобой еще не бегают?

— Мне уже двадцать, а я прохожу по категории один-а. Они уже прочесывают район, где я живу. Нас, ниггеров, забривают в первую очередь.

— И что? Войны нет, и я думаю, долго не будет, может, никогда.

— Возможно. Но в армию все равно идти неохота. Двадцати одного доллара в месяц мне не хватит даже на сигареты. — Бадди поднялся и посмотрел на меня. — От Гарри мне придется уйти.

— Постой, постой. — Его слова потрясли меня. — А твои боссы знают, что ты больше не будешь принимать ставки на «Цифры»?

— Конечно. Они нашли мне работу на Бруклинской военной верфи. Буду принимать ставки там.

— Гарри выскочит из штанов. У него нет человека, который мог бы оставаться со мной до закрытия киоска.

— Пошел он на хрен, — отмахнулся Бадди. — Пусть прибавит тебе зарплату. Ты сам сможешь постоять за себя. Зря, что ли, я учил тебя пользоваться бритвой. " Я вскинул на него глаза. Мне исполнилось восемнадцать, и я только что получил призывную повестку. Я не сомневался, что мне дадут категорию один-а. Здоровьем меня Бог не обидел, и семьи у меня не было.

— Может, мне тоже пора искать работу" которая дает бронь?

— Возможно, — кивнул Бадди. — Они до нас всех доберутся. Ниггерам и каикам[13] придется нелегко. В армии нас не любят.

Я глубоко вздохнул.

— Но пока волноваться об этом рано. Сейчас у меня все в порядке. — Я открыл бутылку «пепси». — Какого черта! Через пару недель Рождество, все тихо и спокойно. Будем веселиться.

Я и представить себе не мог, каким никудышным оказался пророком. Потом, когда вернулась Китти и мы нежились в постели, музыкальную программу прервал экстренный выпуск новостей. Диктор сообщил, что утром японцы бомбили Пирл-Харбор и началась война.

Я посмотрел на Китти. Внезапно ее глаза наполнились слезами. А у меня все опало. Мы оба поняли, что с этого момента наша жизнь круто изменилась.

ГЛАВА 9

Изменения я почувствовал уже на следующий день, когда пришел на работу. Впервые я увидел за прилавком дядю Гарри, ведь из всех пуэрториканцев появился только один. Остальные смылись, так как не хотели попасться на глаза сотрудникам призывных пунктов. Большинству из них уже перевалило за восемнадцать, но на повестки они предпочитали не откликаться.

— Чего ты так поздно? — рявкнул на меня дядя Гарри. — Ты же знал, что сегодня мне потребуется твоя помощь!

— Я, между прочим, учусь в школе, дядя Гарри, — ответил я, повязывая фартук. — И пришел вовремя, как всегда.

— И где этот чертов Бадди? — не унимался он. — Обычно в это время он уже трется здесь.

— Не знаю, — ответил я. — Может, пошел на призывной пункт.

— Только не он, — хмыкнул дядя Гарри. — Я еще неделю назад слышал, что он собирается пойти работать на оборонный завод.

— Кто тебе такое сказал? — спросил я, продавая таксисту пачку сигарет.

— Мне есть у кого спросить, — самодовольно ответил он.

Я искоса глянул у него. Пожалуй, я знаю, у кого он спрашивал. У своей чернокожей подружки. Я повернулся к Толстой Рите.

— Как Эдди? Что у него с призывом?

— Порядок. Медицинская комиссия определила его в категорию четыре-эф, потому что правая нога у него кривая и короче левой.

Гарри посмотрел на меня.

— А у тебя какая категория? — — Еще не знаю. Школу я заканчиваю в конце следующего месяца, тогда и пройду медицинскую комиссию. Думаю, получу один-а.

— Помнится, твой отец говорил, что в детстве у тебя была астма. Возможно, из-за этого в армию тебя и не возьмут.

— Я в этом не уверен. И о своей астме слышу впервые.

— Может, нам навести кое-какие справки на твоем призывном участке? Немного куриного смальца могут подмазать колесики.

Я рассмеялся.

— Дядя Гарри, на моем призывном участке даже не знают, что такое куриный смальц. Это же гойский[14] район.

Гарри усмехнулся.

— Деньги есть деньги. Они говорят на любом языке.

Я пожал плечами.

— Сможете вы управиться вдвоем с Хосе? — спросил дядя Гарри. — Мне надо сбегать в агентство, чтобы завтра прислали новых пуэрториканцев.

— Сейчас-то мы управимся, — ответил я. — Но не знаю, что будет в шесть часов, когда народ повалит с работы.

— Если у вас будет запарка, я помогу, — подала голос Толстая Рита.

— Я ненадолго, — пообещал Гарри.

Я наблюдал, как он входит в дверь и поднимается на второй этаж. После этого я его не видел. Из кабинета Гарри всегда уходил черным ходом.

А вскоре и посетителей стало поменьше. Я подошел к Рите.

— Народу было много?

Она кивнула.

— Все говорят только о войне. Никто такого не ожидал.

— И у нас то же самое. В школе мы ни о чем другом не говорили.

Она помолчала.

— Ты не знаешь, Гарри не собирается уволить меня?

— Я ничего такого не слышал. С какой стати? Он только что прибавил тебе зарплату.

Тут Рита встретилась со мной взглядом.

— Гарри беседовал с твоей подружкой. Я знаю, что в этом месяце она заканчивает колледж и получает диплом бухгалтера. Думаю, он предложил ей вести и его бухгалтерию. У меня-то диплома нет.

— Мне Китти ничего такого не говорила. Но я уверен, что сказала бы, если б Гарри предложил ей стать его бухгалтером. А кроме того, дипломированный бухгалтер получает приличные деньги. Вряд ли Гарри захочет оплачивать ее услуги.

— Дело в том, что всю неделю она каждое утро приходила к нему в кабинет. Часов в одиннадцать.

Китти говорила мне, что могла бы помочь дяде Гарри с налоговой декларацией. Но она не упоминала о том, что обращалась к дяде Гарри с таким предложением. Я обдумал слова Риты, обслуживая покупателей. Потом повернулся к ней.

— Я не сомневаюсь, что тебе беспокоиться не о чем. О бизнесе Гарри ты знаешь все, что только можно.

Тут с другого конца прилавка я услышал голос Бадди:

— Дай мне «пепси» и пачку «Лаки страйк». Я принес ему и то, и другое.

— Когда ты пришел? Как твои дела? Он распечатал пачку, достал сигарету, закурил. Глубоко затянулся и отхлебнул «пепси», — Я в жопе!

Бадди уставился в прилавок. Никогда я не видел его таким расстроенным.

— Что случилось?

— На верфи босс заявил мне, что не может брать новых людей, поскольку война уже началась.

— Чушь какая-то. Раз идет война, им, наоборот, нужны рабочие руки, чтобы расширять производство.

— Точно, — кивнул Бадди. — Но им не нужны ниггеры.

— Ты связался со своими друзьями? — спросил я.

— Первым делом. Но они ничего не могут поделать. Все бруклинские верфи, включая военные, контролируют итальяшки.

— И что ты теперь собираешься делать? Бадди пожал плечами.

— Еще не знаю. Может, смотаюсь из города. Семьи у меня нет.

— Они выследят тебя по призывному удостоверению.

— Не выследят, если я буду жить в другом городе и под другой фамилией.

— Но тебе все равно понадобится призывное удостоверение, так ведь?

— Да, но это не проблема. Изготовить его — пара пустяков, — Ну не знаю. Они все равно могут добраться до тебя.

— Могут. — Бадди нервно забарабанил пальцами по прилавку. — Наверное, придется искать другой выход.

В половине пятого у киоска начали останавливаться таксисты новой смены. В соседнем квартале располагались два гаража такси, и водители всегда отоваривались у нас сигаретами и «пепси». Несколько таксистов справились о Гарри. Я сказал им, что он скоро подойдет. Они пообещали подъехать попозже.

Пятнадцать минут спустя прилавок опустел.

— Куда только подевался народ? — удивился я.

— Новости распространяются быстро, — ответил Бадди. — Все уже знают, что Гарри не принимает ставок от таксистов.

— Странно, что Гарри нет в такое время. Таксисты — люди азартные.

Не подъехал Гарри и к шести часам, поэтому за прилавок пришлось встать и Бадди, и Толстой Рите. Около семи Толстая Рита взглянула на часы.

— Мне пора. Не знаю, что и делать. Если задержусь, то опоздаю на поезд и не успею приготовить обед.

— Если твой рабочий день закончился, поезжай домой, — заметил я.

— А что делать с деньгами в кассе? Гарри всегда забирает большую часть, чтобы сдать их в ночную кассу.

— Я за ними пригляжу, — ответил я. — Когда появится Гарри, отдам ему.

Рита выбралась из-за кассового аппарата, заковыляла к станции подземки и скрылась из виду, спустившись по лестнице.

Я повернулся к Бадди.

— Думаешь, он удрал? Бадди рассмеялся.

— Он ненавидит Гитлера. Может, записался добровольцем?

Тут засмеялся и я.

— Только не Гарри. Он еврей, но не сумасшедший. — Я подошел к кассовому аппарату и выдвинул ящик с деньгами — Сто сорок баксов — — Это еще не все, — заметил Бадди. — Нажми рычажок с левой стороны. Ящик выедет до конца.

Я нажал. Ящик выехал, как и говорил Бадди. Открылось отделение, плотно набитое купюрами. Я прикинул, что там не меньше тысячи долларов, и быстро задвинул ящик.

— Гарри все-таки чокнутый. Держать здесь такие деньги!

— Он букмекер, — напомнил Бадди. — И ему нужны деньги, чтобы выдавать выигрыши.

Около девяти пошел легкий снежок. Подошло время закрытия, а я все не мог решить, что делать с деньгами. Тут на автомобиле подъехала тетя Лайла, — Где Гарри? — обратилась она ко мне. Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Поехал в агентство нанимать новых пуэрториканцев. Кроме Хосе, на работу сегодня никто не вышел. Дядя еще не вернулся.

Едва я произнес эти слова, у киоска остановилось такси.

— А вот и я.

Гарри торопливо вылезал из кабины.

ГЛАВА 10

Война многое изменила. Там, где раньше работали мужчины, все чаще стали появляться женщины. Вот и Гарри теперь нанимал пуэрториканок, а не молодых пуэрториканцов. Бадди говорил, что Гарри от этого только выгадал. Он не только платил женщинам меньше, но и мог при желании оттрахать любую. Пуэрториканки не жаловались. Они дорожили своей работой. Все лучше, чем мыть лестницы. А больше их никуда не брали. За уборку и платили меньше, не говоря о том, что убираться приходилось через два дня на третий, а то и реже. Киоск же, открытый шесть дней в неделю, обеспечивал им стабильный заработок.

Школу я окончил двадцатого января. В то утро тетя Лайла приготовила мне отменный завтрак. В аттестате стояли в основном тройки, но я все-таки его получил.

Тетя Лайла и Китти приехали в школу на выпускной вечер. Гарри пришлось остаться в киоске. Как он сказал, «без него все бы встало».

Тетя Лайла подарила мне красивую рубашку, а Китти — толстый свитер. Сказала, что он будет согревать меня за прилавком в холодные вечера.

После того как я получил диплом об окончании школы, тетя Лайла подвезла меня и Китти к нашему дому и сказала, что теперь поедет к Гарри. Она хотела отдать Гарри рубашку, которую купила ему вместе с моей.

Мы с Китти переглянулись и, похоже, подумали об одном и том же. Я набрал номер киоска. Трубку сняла Толстая Рита.

— Где Гарри? — спросил я.

— Наверху. — Я слышал, как Рита чавкает жевательной резинкой. — Взял с собой одну пуэрториканку.

— Поднимись в его кабинет и скажи, что к нему едет тетя Лайла.

— Я не могу. Он меня убьет.

— Если не поднимешься, будет хуже. На кон поставлена твоя работа.

— Мне все равно. — Рита всхлипнула, должно быть, начала плакать. — Я боюсь. Ты знаешь, какой у Гарри темперамент.

— И все-таки поднимись к нему. Он не разозлится. Наоборот, похвалит тебя. Можешь мне поверить. Рита замялась.

— Не вешай трубку. Я только постучу в дверь его кабинета.

Я ждал две минуты. Потом в трубке вновь раздался голос Риты.

— Все в порядке.

— Спасибо тебе. — Я положил трубку и повернулся к Китти. — Она его предупредила.

— Хорошо. — Китти достала из сумочки конверт. — Он пришел, когда я собиралась на твой выпускной вечер.

Я взглянул на конверт. С призывного пункта. Военные времени даром не теряли. Я вскрыл конверт. Мне предлагалось взять призывное удостоверение и прямиком отправляться на Гранд-Централ, где работала медицинская комиссия.

Я протянул листок Китти. Она быстро прочитала его, вскинула на меня глаза.

— Ты же этого ждал.

— Да, но не так скоро. Я даже не успел подумать о том, что же мне делать.

— Если тебе дадут категорию один-а, тебя пошлют или в армию, или на флот. Но если тебе повезет и ты получишь четыре-эф, то останешься здесь и найдешь себе хорошую работу, не такую, как в киоске у Гарри.

— Какую работу? В средней школе профессионального образования не дают.

— Работы сейчас хоть завались. Почитай объявления. Мужчины нарасхват. Может, ты этого не понимаешь, но спрос намного превышает предложение.

— Может, я пристроюсь при какой-нибудь богатой дамочке. Трахалыциком, — поддел я Китти.

— Ты не справляешься с тем, что у тебя есть. — Она рассмеялась и потянулась к моей ширинке. — Тебя едва хватает, чтобы ублажить меня.

В квартире мы сразу разделись и залезли в кровать. Мне очень нравилась Китти — она умела оторваться. Я надеялся, что и ей хорошо со мной. Школу я окончил, и теперь мы могли подумать о будущем. Но мои надежды развеялись как дым. К середине марта я уже служил в армии.

Часть первая

Часть вторая

Два франка за литр

ГЛАВА 1

Ноябрьский Париж ничем не напоминал город, о котором слагали песни. Нас он встретил холодом и дождем. Иной раз дождь переходил в град и снег. Замерзшие капельки больно кололи кожу. Это в Штатах шел или дождь, или снег. Никогда я так не мерз, как по прибытии в Париж.

Но, как выяснилось, причин жаловаться у меня не было. Холодные месяцы мы коротали в теплых казармах, а не в засыпанных снегом окопах, которые видели в информационных роликах о сражениях с немцами.

Мы понимали, что на фронте идут тяжелые бои, и по состоянию джипов, которые привозили нам для ремонта. Работали мы круглосуточно, в три смены, чтобы привести машины в рабочее состояние и вновь отправить на фронт. Но многие джипы ремонту не подлежали. Их отправляли на большой пустырь за казармами, превращенный в свалку.

Бадди, произведенный в старшие сержанты, занялся организацией досуга. И вскоре каждый вечер в казарме играли как в кости, так и в покер. Игра велась по-честному. Это Бадди перенял от своего кузена Лероя. Сам он не играл, получая пять процентов с каждого выигрыша. Поскольку на ремонтной базе работали больше двухсот солдат, мини-казино имело приличные обороты.

Как-то утром Бадди еще до завтрака подошел к моей койке. Он рассказал, что прошлым вечером у него состоялся разговор с другим старшим сержантом. Тот хотел, чтобы Бадди отдавал ему двадцать пять процентов своей доли. В противном случае он пообещал поднять шум и прикрыть всю лавочку. Бадди взял его в долю. Поэтому мини-казино продолжило работу. Кто хотел, тот весело проводил время, а Бадди и старший сержант неплохо на этом зарабатывали.

Я же нашел для себя другие развлечения. Я встретился с человеком, которого порекомендовала мне Кэролайн, Полем Ренаром. Он полностью соответствовал своей фамилии (Renard, как я выяснил, по-французски — лиса). И он действительно напоминал лису. Как внешне, так и по поведению. Умный, хваткий, не упускавший открывающихся перед ним возможностей. Он и Кэролайн встретились в «Мулен Руж», где Поль Ренар работал менеджером. А на стороне он вел дела многих девушек. Они все доверяли ему, потому что видели в нем своего: Поль был гомосексуалистом. Именно он познакомил Кэролайн с Лероем. Поначалу Кэролайн беспокоилась, что они не смогут жить вместе, но Ренар заверил ее, что все будет в лучшем виде. Он знал, какие у Лероя связи в Америке и как он богат, а потому посоветовал Кэролайн не обращать внимания на различия в цвете кожи. В конце концов во Франции Джозефину Бейкер[29] любили многие, черные и белые, и она любила их всех. Во французской артистической тусовке цвет кожи не имел никакого значения. Поль заверил Кэролайн, что Лерой даст ей все, что она только пожелает. Если она выйдет за него замуж, сбудутся все ее мечты. Они оставались друзьями, и Кэролайн написала Полю обо мне, предупредив, что я появлюсь в его клубе.

Война открыла перед Полем новые горизонты, Он покинул «Мулен Руж» и нашел два приносящих прибыль кабаре, владельцев которых призвали во французскую армию. Одно находилось в Клиши, второе — на Монмартре. Кабаре эти ориентировались преимущественно на семейные пары, но Ренар перепрофилировал их в соответствии с велениями времени. Клуб на Монмартре получил название «Страсти Монмартра». Основными посетителями были новые туристы, то есть солдаты. Каждый вечер там показывали стриптиз. Выступающие на сцене девушки не отказывались ни от шампанского, ни от секса.

Кабаре в Клиши ориентировалось на гомосексуалистов, ту среду, в которой вращался Поль. Шоу немногим отличалось от монмартрского, только девушки были красивее и умнее. Они с удовольствием принимали от посетителей бокал шампанского, но о сексуальных услугах в этом респектабельном заведении не могло быть и речи. Второй свой клуб Поль Ренар назвал «Голубая нота». Поль первым стал заводить пластинки в антрактах между отделениями шоу. И приветствовал танцы под льющуюся из динамиков музыку. Мужчины могли танцевать с мужчинами, женщины — с женщинами, мужчины — с женщинами, каждый имел право на собственный выбор. И лишь когда в клуб стали приходить американские солдаты, работавшие на заводе «Ситроен», где ремонтировались джипы, Поль Ренар внес определенные изменения в жизнь «Голубой ноты». Большинство американцев понятия не имели, что здесь собираются голубые, поэтому Поль просто разделил зал надвое широким проходом, который шел от дверей к сцене. Геи занимали левую половину. Бисексуалы — правую. И Поль разрешал посетителям самим определяться с той половиной зала, в которой они хотели бы провести вечер. Сами видите, он проявлял ангельскую терпимость.

Я познакомился с Полем в начале декабря. Бадди и я первый раз получили увольнительную на уик-энд. Мы кружили на джипе по Парижу, заглядывая в разные бистро и бары. Прежде всего мы обнаружили, что все очень дорого. Везде работали девушки. В американцах они видели богатых и глупых дойных коров.

Глупых потому, что мы не умели говорить по-французски. В каждом баре, куда мы заглядывали, к нам подсаживались девушки, которые говорили по-английски, пусть и с милым акцентом. Но говорить они могли только о шампанском и сексе. Мы высмеивали официанта, подскакивающего к нашему столику с бутылкой шампанского, и просили пива. Разумеется, пиво нам приносили, но по цене шампанского. Даже за пачку сигарет с нас брали в пять раз больше, чем с французов.

Вторую половину дня мы провели на Елисейских полях, а к вечеру вернулись в Клиши. Вот тут я и достал письмо, которое Кэролайн написала Полю Ренару. К, счастью, она указала и адрес «Голубой ноты». В десять вечера мы подъехали к клубу. Швейцар сердечно приветствовал нас на английском и пообещал запарковать наш джип. Я дал ему тысячу франков и сказал, что не обижу при отъезде. Тысяча франков звучит солидно, но в пересчете она не тянула и на два американских доллара.

В зале я отдал письмо Кэролайн метрдотелю и попросил отнести его патрону. Мы же с Бадди прошли в бар и заказали два пива. Через десять минут к нам подбежал Поль. Я поздоровался с ним за руку и сказал ему, что Бадди — кузен Лероя.

Поль усадил нас за столик у сцены, рядом с центральным проходом. Мы ограничились пивом, а Поль заказал виски с содовой. Он живо интересовался, как идут дела у Кэролайн. Было видно, что он питает к ней самые теплые чувства. Мы узнали, что Лерой дал Полю четверть суммы, которую он уплатил за «Страсти Монмартра» и «Голубую ноту». Я рассказал, как удачно складывается у Кэролайн карьера художника-декоратора, и Поль искренне за нее порадовался. Рассказал я и об успехах Лероя, о том, что его ночной клуб — самый популярный в Детройте.

Поль покачал головой, вздохнул.

— Лерой — счастливчик. Ему повезло, что он может организовать мини-казино в своем клубе. Во Франции такое невозможно. Без лицензии открыть казино нельзя, а это под силу только очень богатым французам. Но я не жалуюсь, — добавил Поль. — Казино у меня нет, зато и нет нужды иметь дело с полицией.

Потом я выяснил, что полиция не докучала ему по той причине, что в число завсегдатаев клуба входили несколько высокопоставленных чиновников. Поль также не упомянул о том, что они, как и он, придерживались однополой любви.

Поль же познакомил нас с простыми правилами поведения в клубе. Девушки, выступавшие в шоу, с удовольствием раскручивали клиентов на шампанское, но сексуальных услуг не оказывали. Если кому-то хотелось чего-нибудь большего, чем легкий флирт с очаровательной артисткой, клиента отправляли на такси, за его счет, разумеется, в «Страсти Монмартра», где девушки никому ни в чем не отказывали.

— «Голубая нота» — это «Мулен Руж» в миниатюре. Здесь работают стриптизерши высшего класса, которые не просто раздеваются, а разыгрывают маленькие сценки. Между стриптиз-номерами у нас выступают клоуны, жонглеры, акробаты. И я не беру денег за вход, как это делается в «Мулен Руж», «Лидо», «Фоли-Бержер». Сев за столик, достаточно взять бутылку шампанского, чтобы насладиться нашим шоу. Если человек хочет постоять у стойки бара — пожалуйста. Два напитка, и никаких проблем. Каждый вечер у нас два представления. В одиннадцать и в час ночи. Потом танцы до пяти утра.

— Готов поспорить, Лерой был бы в восторге от вашего клуба, — заметил Бадди.

— Oui[30]. Он похож на клуб Лероя в Детройте?

Бадди хотел уже ответить, но я опередил его.

— В определенной степени. Вы оба предоставляете вашим посетителям больше услуг, чем они ожидают получить.

Поль улыбнулся.

— Я хочу, чтобы вы посмотрели первое шоу. Тогда мне хватит времени, чтобы заказать вам на обед антрекоты с жареной картошкой.

Я ответил улыбкой.

— Ужасно хочется есть. Премного вам благодарен. Бадди рассмеялся.

— Я тоже голоден, но мне хотелось бы познакомиться с симпатичной девушкой. Поль кивнул.

— После обеда и шоу мой личный шофер отвезет вас на Монмартр, где вы познакомитесь с одной из моих красавиц. Сегодня вы мой гость. Все за счет заведения. — Поль посмотрел на меня. — А вы? Составите компанию Бадди?

— Мне тут очень нравится, — ответил я. — После обеда побуду здесь, а потом вернусь в казарму.

ГЛАВА 2

За день до Рождества я получил подарок. От Толстой Риты и ее брата Эдди. Прямоугольную, длинную, в два фута, картонную коробку, обклеенную бумажной лентой. Мы с Бадди долго смотрели на коробку, гадая, что в ней лежит.

Неожиданно Бадди рассмеялся.

— Я думаю, Толстая Рита поймала твоего дядю Гарри, отрезала ему член и сделала из него чучело.

— Ты рехнулся, Бадди, — засмеялся и я. — Посмотри на штемпель. Посылка отправлена из Калифорнии.

— Тогда что же это? — вопросил Бадди. К тому времени к нам подошли и другие солдаты. Догадки посыпались как из рога изобилия. Но лишь один солдат, работавший в кулинарии в Бруклине, нашел правильный ответ.

— Это салями. Я уверен.

— Может, вскроешь коробку? — спросил меня Бадди.

— Даже не знаю. Не лучше ли подождать до Рождества?

— Как скажешь, — пожал плечами Бадди. — Подарок-то твой.

— Давай я вскрою коробку, — предложил бруклинец Сэмми. — Если это салями, мы все съедим по кусочку. — Он наклонился к коробке и принюхался. — Запах чувствуется даже через картон.

— Хорошо, — кивнул я. — Ты, похоже, в этом дока. Открывай.

Сэмми повернулся к Бадди.

— Одолжи мне свой нож.

Получив нож, Сэмми в несколько секунд расправился с коробкой и, достав палку кошерного салями, поднял ее над головой.

— Настоящее кошерное салями! — объявил он.

Бадди всмотрелся в салями.

— Может, это все-таки член твоего дяди Гарри? Очень уж морщинистая палка. — Тут Бадди расхохотался. — Отличный подарок. Запах стоит на всю казарму.

Сэмми повернулся к нему. — Если вы добудете две дюжины яиц и полфунта масла, я сварганю вам омлет, какого вы никогда не пробовали.

Бадди кивнул.

— Яйца и масло я достану, но тебе придется добавить пару луковиц. И французские батоны тоже за тобой.

— Будет исполнено, — вытянулся в струнку Сэмми. — Плита в казарме есть. Так что отобедаем завтра на славу.

Я переводил взгляд с одного на другого.

— Что это вы задумали? Между прочим, это мой рождественский подарок.

Сэмми рассмеялся и сунул салями под мышку.

— Его тебе прислали на Хануку[31], а не на Рождество. — Он отрезал кусочек салями и протянул мне. — Попробуй. Вкус божественный. Во Франции такого днем с огнем не найти.

Я с трудом разжевал салями. Твердая, как камень. Я кивнул Сэмми.

— Готовь омлет. В чистом виде это есть невозможно.

«Голубая нота» стала моим вторым домом. С Полем мы быстро сдружились. В уик-энд, получая увольнительную, я обязательно шел в кино и, внимательно вслушиваясь в диалоги актеров, понемногу начал понимать французский.

После кино я отправлялся в ресторан и пытался заказать обед на французском. Мне все больше нравились французские вина. К февралю я стал завсегдатаем «Голубой ноты» и уже мог разговаривать с девушками на ломаном французском.

Как-то в «Голубой ноте» появился Бадди. В два часа ночи он возник около моего столика, который в клубе уже называли «американским». На Бадди просто лица не было. Он сел и вскинул на меня глаза.

— Ты один?

Я молча посмотрел на него. Бадди не хуже меня видел, что за столиком никого нет.

— Да.

— У меня неприятности.

— Что случилось?

— Мы с полковником ходим в один особый клуб, а сегодня вечером военная полиция устроила там облаву. Полковник смылся, а меня замели. — Он вытер пот со лба. — Мне надо выпить.

Я подал знак официантке.

— Двойное виски с содовой моему другу. — Я подождал, пока Бадди ополовинит стакан. — И что же это за клуб?

— Секс-клуб. С мазохистками. Плети, цепи, все такое. Девки в этом клубе сумасшедшие. Все пьют абсент, запрещенный во Франции. Американским военным там бывать не положено. — — Никогда не слышал о таком заведении. Как ты туда попал?

— Это идея полковника. Всякий раз, когда я хотел отдать ему его долю, он предлагал мне встретиться там. На военной базе он брать деньги отказывался.

Стакан Бадди опустел. Он попросил официантку повторить.

— Ты напьешься, — предупредил его я.

— И что? Нам надо поговорить о будущем.

— В каком смысле?

— Полковник собирается перевести меня в Норвегию. Там тоже есть мастерская по ремонту джипов. — Бадди принесли второй стакан, но он не спешил расправиться с его содержимым. — Полковник говорит, это единственный способ уберечь меня от беды. Он уверен, что меня упекут на гауптвахту, как только полицейский рапорт попадет в штаб. , — И чем я могу тебе помочь?

— Насчет перевода — ничем, но вот если бы ты взял на себя контроль над нашим мини-казино... Там крутятся большие деньги. Я могу поговорить с полковником. Мы уступим тебе часть своей доли, ты будешь отдавать полковнику то, что ему причитается, а остальное отправлять мне. — В голосе Бадди слышалась мольба. — Мое место тут же займут. Я хочу, чтобы меня подменил ты. Мы же друзья.

Я рассмеялся.

— Нет уж, Бадди. Конечно, спасибо тебе, но нет. Эта работа не по мне. Я не потяну. И потом, как только армия начнет копать под тебя, я тоже могу загреметь под фанфары. Полковник умен. Он хочет отправить тебя куда подальше. Тогда и у него не будет проблем.

— Может, ты поедешь со мной? Думаю, полковника я смог бы уговорить. В конце концов я столько для него сделал.

Я покачал головой.

— Нет уж. Мне здесь нравится. Если я куда и уеду, так только домой. Но мы будем переписываться, Бадди.

Бадди поднялся.

— Мне надо возвращаться на базу.

— С чего такая спешка? Ты уже по уши в дерьме. Хуже не будет.

— Полковник в машине. Я его шофер. Иначе я бы с территории базы не вышел. Увольнительную-то у меня отобрали.

— Так приведи полковника сюда, — предложил я. — Тут он будет в полной безопасности.

Полковник, если видел перед собой четкую цель, всегда действовал быстро. Тем более когда его могли взять за жопу. Бадди даже не успел собрать деньги, причитающиеся ему с выигрышей. Через день он уже улетел в Норвегию.

В день отъезда мы вместе завтракали в столовой.

— Мне будет недоставать тебя, Бадди, — признался я.

— Мы это переживем, — философски ответил он. — Война не затянется. Полковник говорил, что к маю все закончится.

— Я об этом ничего не знаю. Всю информацию я черпаю из «Старс энд Стрипс» и информационных роликов. А пока мы ремонтируем джипы, война продолжается. Но я надеюсь, что ты больше не попадешь в передрягу.

— Я намереваюсь вернуться до того, как закончится война. Я видел фотографии Норвегии. Там нет ничего, кроме льда и снега. И потом мне нравятся французы, особенно женщины, — рассмеялся Бадди.

— Я буду тебя ждать. — Улыбаясь, я поднялся. — А ты действуй осмотрительнее, не подставляйся. — Мы пожали друг другу руки. Я закурил и вышел из столовой.

А уже следующий день показал, что отъезд Бадди послужил толчком ко многим переменам в моей жизни. Утром меня вызвал полковник.

— Купер, — фамилию мою он произнес так, словно мы никогда не встречались, хотя совсем недавно вместе распили бутылку шампанского в «Голубой ноте», — я тут прочитал твое личное дело. У тебя отличный послужной список, и я думаю, ты можешь взять на себя работу, которую выполнял старший сержант, убывший из расположения нашей части.

Я молча смотрел на полковника, потому что не, знал, о чем речь. Я действительно понятия не имел, какой работой занимался Бадди, помимо того, что собирал свои проценты с тех, кому везло в кости и покер.

— Пора повысить тебя, сынок. Теперь ты у нас старший сержант. Единственный во всем взводе. Есть и еще новости. Мы отсюда уходим, завод передается французам. Но нам подобрали новое место, в нескольких кварталах отсюда. Есть только одна неувязка.

— Какая же?

— У тебя будет два взвода. Сержант Фелдер становится твоим заместителем. Задача ставится та же — ремонт поврежденных на фронте джипов. Но предоставленной нам казармы хватит только на один взвод. Так что тебе надо найти себе комнату в непосредственной близости от мастерской. — Он улыбнулся. — Я переезжаю на Монмартр и надеюсь, что ты обеспечишь должное руководство производственным процессом.

— Аренда комнаты стоит дорого, сэр.

— Это я понимаю. — На губах полковника все играла улыбка. — Я распоряжусь, чтобы тебе выделили необходимые средства. — Он достал сигарету. Я тут же щелкнул зажигалкой. Полковник курил модные французские сигареты «Житан». С очень резким запахом. Впрочем, этим грешили все французские сигареты.

— Благодарю вас, сэр. Но я не знаю, что делать с некоторыми другими проектами, ответственность за выполнение которых лежала на Бадди.

— Да, Купер, мне об этом известно, — кивнул он. — Однако могут появиться и другие варианты. — Полковник снял телефонную трубку. — Выпишите Куперу пропуск-вездеход, чтобы он мог покидать базу в любое время. И запишите на него джип, чтобы он мог брать его, если возникнет такая необходимость.

У меня округлились глаза. Я лишился дара речи. Царский подарок!

Полковник посмотрел на меня.

— Писарь подготовит все бумаги, Купер. Поздравляю тебя с очередным званием. Ты хорошо служил Родине. Армия это ценит.

— Спасибо, сэр.

Он отдал мне честь.

— И тебе спасибо, сержант. Свободен.

ГЛАВА 3

Прошло три недели, прежде чем мы смогли перебраться в новые мастерские и казарму. А я все еще не нашел себе жилища. Солдат поселили в каменном доме, в котором было куда уютнее, чем в том ангаре, что служил нам казармой на заводе «Ситроен». Я подождал, пока все устроятся, а потом пошел в «Голубую ноту», чтобы посоветоваться с Полем.

Поль, как всегда, обрадовался моему приходу. Какое-то время я в «Голубой ноте» не показывался. Я рассказал Полю о нашем переезде и объяснил, какие у меня возникли сложности. Услышав, что мне нужно жилье, он тут же вызвался помочь. Спросил, где находятся мастерские. С тем, чтобы открыть неподалеку бар. Как я и говорил, Поль никогда не упускал возможности подзаработать.

— Знаю я одну квартирку с двумя спальнями, расположенную в том районе. Если, конечно, ты не возражаешь против того, что в этой квартире будет жить еще один человек, — сказал Поль. — И цена будет разумная.

Я встретился с ним взглядом.

— Даже не знаю, что и сказать. Я никогда не жил в одной квартире с гомосексуалистом. Поль расхохотался.

— Ты, однако, шутник. У меня и в мыслях не было селить тебя с голубым. Ты будешь жить в одной квартире с девушкой, которая работает в моем клубе. Она из моего родного города, Лиона. Я знаю ее с детства.

Во мне проснулось любопытство. Мне было известно, что с женщинами у Поля никогда ничего не было.

— Каким образом девушка, которую ты знал с детства, могла стать стриптизершей в твоем клубе? Ты втянул ее в это дело?

— Нет, друг мой. — Он с укоризной посмотрел на меня. — Я дружен с ее семьей. Стриптизершей она начала работать в Лионе, там у нее возникли некоторые осложнения, и она перебралась в Париж. Я предложил ей приехать сюда, потому что в большом городе легче затеряться.

— От кого она скрывалась?

— От гестапо. Ее сестра жила с немецким офицером и сообщала Жизель важную информацию. Через Жизель эта информация попадала к французским партизанам. Ее сестра узнала от своего любовника, что наци собираются арестовать Жизель. Вот Жизель и уехала в Париж.

— Потрясающая история. А почему я до сих пор не познакомился с этой девушкой?

— Потому что после шоу она работает на половине гомосексуалистов. Она очень умна, и они любят ее, так как она никогда не пытается раскрутить их на шампанское. В результате за столиком, за который она садится, шампанского выпивают больше, чем за любым другим. — Поль вновь рассмеялся. — Она тебе понравится. Но помни, Жизель хорошая девушка, не шлюха.

— Ты, я вижу, очень о ней заботишься.

— Она смелая девушка, и я не хочу, чтобы ее обижали.

Вот так я познакомился с Жизель. Поль попросил меня задержаться до окончания шоу. А по ходу представления показал ее мне. Прекрасную и обнаженную. Я повернулся к нему.

— Просто не представляю, как я смогу жить с ней в одной квартире. — В моем голосе слышалась растерянность.

— От тебя требуется одно — быть джентльменом, — улыбнулся Поль. — Я обещал ее отцу, что пригляжу за ней.

Час спустя Поль подвел Жизель к моему столику и познакомил нас. К моему изумлению, она вполне сносно говорила по-английски. Я улыбнулся, когда мы по французскому обычаю пожали друг другу руки.

— Мне понравилось твое выступление. Ты талантливая танцовщица. Она рассмеялась.

— Джерри, в этом шоу нужен только один талант — красивое тело, которое не стыдно показать зрителям.

— И это тоже. Но ты здорово танцуешь.

— Меня этому научил Поль. Он говорит, что у хорошей танцовщицы должен быть свой стиль.

— И он у тебя есть, другого мнения быть не может.

Жизель кивнула.

— Поль говорит, ты хотел бы поселиться в моей квартире.

— По существу, мне нужна только комната. Большую часть времени я буду проводить в мастерских. Кормить меня будут в армейской столовой. Я не доставлю тебе никаких хлопот.

— Мне нужен сосед по квартире, а не любовник. Поль сказал, что ты это понимаешь.

— Да, мэм, — кивнул я. — Пускать корни во Франции я не хочу. Уеду домой, как только закончится война.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Аренда квартиры будет стоить тебе сто двадцать пять долларов в месяц.

— В армии мне платят меньше.

— Поль сказал, что он найдет для тебя способ подзаработать.

— Я об этом впервые слышу. Мне он ничего не говорил.

— Так давай спросим его, — предложила Жизель. Поль действительно умел находить выход из сложных положений. Я понадеялся на него и не напрасно.

Прежде всего он повез меня на квартиру Жизель. В три часа ночи, после того, как закончилось второе шоу. Находилась эта квартира в трех кварталах от клуба, в старомодном каменном доме, на пятом этаже. Без лифта. Но квартира мне понравилась. Две спальни, большая кухня, миниатюрная гостиная. В большой спальне расположилась Жизель. Там стояла двуспальная кровать, туалетный столик, гардероб и два стула.

Во второй комнате, предназначенной для меня, хватало места лишь для узкой кровати, маленького шкафчика и столика, на котором располагались таз и кувшин. Над столиком висело овальное зеркало. Аккурат для того, чтобы побриться. Спальни соединялись через ванную комнату с раковиной, ванной и биде. Газовая колонка обеспечивала раковину и ванну горячей водой. В углу стоял шкафчик для туалетных принадлежностей.

Поль повернулся ко мне.

— Что скажешь?

— Квартира отличная. Беда в том, что она мне не по карману.

— Кажется, я знаю, как тебе помочь. Сможем мы завтра утром встретиться в твоем гараже?

— Я могу выписать тебе пропуск.

— Отлично, — кивнул Поль. — Тогда и поговорим. Если хочешь остаться на ночь здесь, утром я за тобой заскочу.

Я повернулся к Жизель.

— Ты не возражаешь?

— Разумеется, нет. Квартира принадлежит Полю, и если он дает добро, мне остается только кивнуть.

Собственно, я и раньше догадался, кто владелец квартиры.

— Я вам очень признателен за участие, но думаю, будет лучше, если эту ночь я проведу в казарме. — Я повернулся к Полю. — Увидимся утром. Давай расскажу, как меня найти.

Поль рассмеялся.

— Я знаю, где тебя найти. В конце концов я француз и знаю, что делается на моей территории.

— Твоей территории? — переспросил я.

— Я корсиканец. И у нас все всегда хорошо. Я посмотрел на Жизель.

— И ты корсиканка?

Она рассмеялась.

— Нет, я из Лиона. Это настоящая Франция. Я протянул ей руку.

— Спрашиваю из чистого любопытства. Кому мне платить за аренду, тебе или Полю? Ответил мне Поль.

— Разумеется, ей.

Я все еще держал Жизель за руку.

— Тогда позвольте поблагодарить вас, мадам, и откланяться. — В те временя я еще не знал, что корсиканцы во Франции занимали ту же нишу, что итальянская мафия в Америке. Они контролировали все. Или почти все.

Наутро Поль приехал в мастерские. Его очень интересовало, как мы ремонтируем джипы. Он хотел знать, будут ли они выглядеть после покраски как новенькие. Я отвел его на пустырь, где лежали остовы тех джипов, которые не подлежали восстановлению. Мы снимали с них хорошие детали, которые использовали в ремонтных работах.

Поль повернулся ко мне.

— Джерри, а кто несет материальную ответственность за джипы, которые вы разбираете на части, чтобы отремонтировать другие джипы?

— Вообще-то полковник. Но в мастерских он практически не появляется. Подмахивает акты о списании, которые я ему посылаю.

— Ты говоришь об офицере, которого Бадди приводил в мой клуб?

Я удивился. Видимо, Поль действительно знал все, что происходило в его клубе.

— Да.

— Тогда он тебе не помеха, — уверенно заявил Поль. — У меня есть друзья, которым нужны автомобили. Если ты сможешь отремонтировать несколько списанных джипов, мы возьмем за них хорошую цену.

— Для этого придется задействовать механиков, но думаю, сержант Фелдер, который ими командует, все устроит. Мы друзья.

— Получая сто тысяч франков за каждый джип, ты сможешь найти себе помощников.

Я вскинул на него глаза. Сто тысяч франков равнялись двум тысячам долларов.

— А твоя доля?

— Двадцать пять тысяч за автомобиль. Я думаю, что из ста тысяч тебе достанется больше. Так что ты сможешь заплатить за аренду.

Я рассмеялся.

— Идея неплохая. Только не хочется попадаться.

— Ты не попадешься. Все контакты с покупателями я беру на себя. Они французы и не будут вести переговоры с иностранцами, особенно о контрабанде.

— Я наведу справки. Если все согласятся, дам тебе знать. Тогда и перееду к Жизель.

Поль сжал мне руку.

— Переезжать ты можешь сейчас. Ведь мы друзья. Не следует мешать дружбу с бизнесом.

— Спасибо, Но я должен твердо знать," что смогу расплатиться за квартиру. Я свяжусь с тобой, как только обо всем договорюсь.

Поль улыбнулся и вышел из мастерских. Я провожал его взглядом, пока он не повернул за угол. Как-то странно он сжал мне руку. Меня это тревожило. Возможно, потому, что я знал о его приверженности однополой любви. Мне не хотелось, чтобы Поль положил на меня глаз.

ГЛАВА 4

Первый джип мы подготовили через две недели. Пришлось попотеть. Мы должны были затереть все серийные номера, чтобы они не привели к нам. Сержант Фелдер, на которого легла основная работа, сказал мне, что он может поставлять по джипу в неделю, если получить свое распоряжение еще двух человек.

— Ты у нас прямо-таки Генри Кайзер, — рассмеялся я.

— Скорее Генри Форд, — поправил меня он. — Я, конечно, хочу работать с тобой, но я получаю слишком мало, чтобы оправдать тот риск, на который мне приходится идти. Если кто-то проколется, за яйца подвесят меня.

— Насчет проколов можешь не волноваться. Проблема в другом. Мы даем механикам по двадцать тысяч франков. Если возьмем еще двух, получится восемьдесят. Нам с тобой остается совсем ничего.

— Я хочу получать за каждую машину по пятьдесят тысяч. Потому что отвечать за все придется мне. Ведь я не так глуп. Французам нужны машины. Они готовы заплатить любую цену. Потому что нигде больше им джипов не добыть.

Я посмотрел на него.

— Фелдер, ты говнюк. Ты можешь сорвать сделку.

— А мне плевать. Я могу получить те же деньги, продавая лягушатникам отдельные детали.

— Да, — кивнул я, — чтобы в итоге угодить на гауптвахту.

— Так сколько, по-твоему, я могу получать с каждого джипа?

Вопрос меня порадовал. По крайней мере Фелдер соглашался поторговаться. Благодаря Бадди я знал, что это означает. Если люди торгуются, значит, козыри в твоих руках.

— Давай поглядим, сколько мне удастся выручить за первый автомобиль. А уж потом станет понятнее, на какие деньги мы можем рассчитывать.

Из мастерских я выехал на джипе в полночь. Ассистировал мне Фелдер. Мы не хотели, чтобы нас кто-нибудь видел. Фелдер запер за мной ворота.

— Будь осторожен, — предупредил он. — Джип без армейских номерных знаков. Не попадайся на глаза военной полиции.

К черному входу «Голубой ноты» я подъехал по темным боковым улочкам. Оставил джип в проулке и постучал в дверь.

Открыл ее высокий толстый француз.

— Чего надо? — спросил он на ломаном английском.

— Я хочу поговорить с месье Ренаром.

Он смерил меня взглядом, — Месье Ренар не говорит с теми, кто стучится в дверь черного хода.

Я достал банкнот в десять тысяч франков и сунул ему в руку.

— Со мной он поговорит.

И тут я увидел Жизель, спускающуюся по винтовой лесенке из гримерной.

— Джерри! — воскликнула она. — Что ты тут делаешь?

— Вроде бы мы собирались встретиться здесь с Полем. Но он, возможно, забыл Жизель кивнула и повернулась к толстяку. Быстро заговорила по-французски. Толстяка как ветром сдуло.

Жизель посмотрела на меня.

— Через несколько минут мне выходить на сцену. Ты сможешь посмотреть, как я танцую.

— Обязательно посмотрю. Но сначала мне нужно покончить с делами.

— Ты пригнал джип?

— Откуда ты знаешь?

— Мне сказал Поль. Он к тебе благоволит. — Она рассмеялась. — Могу я взглянуть на автомобиль?

— Конечно Но на улице холодно. — Я оглядел костюм Жизель. Да уж, в таком можно появляться только под яркими прожекторами сцены.

Появился Поль. Швейцар следовал за ним по пятам.

— Ты пригнал джип? — В голосе Поля слышалось радостное нетерпение.

— Первый из тех, что мы восстанавливаем.

— Можно мне взглянуть на него? — спросила у Поля Жизель.

— Накинь на нее плащ, — бросил Поль толстяку. У двери стояла вешалка. Толстяк снял с нее один из плащей и набросил на плечи Жизель. Потом мы все вышли к автомобилю.

— Какой красавчик, — воскликнула Жизель. — Никогда не видела белого джипа.

— Мы будем красить джипы в разные цвета, — предупредил я. — Чтобы никто не подумал, что они — армейская собственность.

Поль повернулся к толстяку.

— Прикрой машину брезентом. И никого к ней не подпускай. До утра поставишь ее в гараж. В какой, ты знаешь.

— Да, месье, — кивнул толстяк и распахнул перед нами дверь черного хода. Поль улыбнулся.

— Добро пожаловать в мой клуб. Жизель рассмеялась. Взглянула на меня.

— Я бегу на сцену. Буду разочарована, если не увижу тебя среди зрителей.

— Увидишь, — заверил ее Поль и повернулся ко мне. — Пойдем выпьем.

Я последовал за ним по коридору в большой зал. Как обычно, по четвергам народу было немного. И то, главным образом, на половине гомосексуалистов. Стол Поля стоял так, чтобы он мог видеть весь зал. Поль заказал анисовый ликер, я — пиво.

Потом он пристально посмотрел на меня.

— — Есть проблемы?

— Только денежные. Фелдер хочет получать больше денег и просит, чтобы я отдал ему еще двух механиков. Он говорит, что сможет собирать по джипу в неделю.

— И что ты ему ответил?

— Сказал, что с деньгами напряженка. Но он знает рынок, продавал детали местным автомеханикам. — Я глотнул пива. — Если мы дадим ему, сколько он хочет, нам ничего не останется.

— Это мы уладим. Поднимем цену на каждый джип. Если они будут выглядеть так же хорошо, как этот белый, трудностей не возникнет.

— Есть еще одна закавыка. Мы американцы. Фелдер и механики требуют доллары. Поль насупился.

— Это непросто. С долларами расставаться не любят.

— Если нужна машина, они заплатят, — уверенно заявил я.

Я знал, что долларов у Поля хватает. Основной доход оба его клуба получали с американских солдат.

— Посмотрим, что можно сделать. — Он широко улыбнулся. — Жизель выходит на сцену. Посмотри на нее. Действительно красавица.

Я и не догадывался, что второе шоу отличается от первого, которое начиналось в одиннадцать вечера. Поль мне все растолковал.

— Первое шоу в большей степени рассчитано на бисексуальные пары. А ночное — на гомосексуалистов, которые хотят увидеть что-нибудь более возбуждающее. Ты сейчас поймешь, почему они так любят Жизель.

Загремела музыка. Жизель вышла на сцену. Вся в коже. Кожаная водительская кепка, миниатюрный кожаный бюстгальтер, отделанный сверкающими стекляшками, и коротенькая кожаная юбочка, из-под которой виднелись кожаные трусики-бикини. Черные с блестками чулки и туфли с шестидюймовыми каблуками-шпильками.

Жизель замерла у медного шеста, приподняв одну ногу, обворожительно улыбнулась. Гомики обезумели. Жизель еще не начала танцевать, а они уже кричали, аплодировали, бросали деньги на сцену. Жизель подняла с пола длинный, похожий на змею кнут. Всякий раз, когда она щелкала кнутом, на сцену падала часть ее одежды. С последним ударом она обнажилась полностью, не считая трех стеклянных «бриллиантов». Два сверкали на сосках, один, размером побольше, — над ее выбритой «киской». Гомики устроили ей овацию, раз за разом вызывая на сцену, требуя повтора на бис. Но Жизель лишь кланялась и улыбалась. Наконец ушла со сцены и больше не вернулась. Постепенно аудитория успокоилась. Шоу плавно подошло к концу, и начались танцы.

Французы танцевали совсем не так, как американцы. Гомики прижимались друг к другу. Некоторые мужчины и женщины танцевали в одиночестве. Встречались и нормальные пары — мужчина с женщиной. В Америке такие вольности не допускались.

Поль накрыл мою руку своей.

— Джерри, она прелесть, правда?

Я улыбнулся.

— И каждый вечер посетители точно так же реагируют на Жизель?

Поль кивнул.

— Дело, наверное, не только в том, что она умеет разжечь аудиторию.

— Жизель — хорошая девушка. — Поль понизил голос. — Не шлюха. — Он закурил. — Поэтому мы все ее любим. Она не пытается изменить нас.

Я пристально посмотрел на него.

— А почему ты мне так подробно о ней рассказываешь?

Лицо его стало серьезным.

— Потому что ты ей нравишься. Я не хочу, чтобы ты причинил ей страдания. После войны я должен вернуть ее семье в лучшем виде.

— Может, мне не следует въезжать в ее квартиру? Но Жизель говорит, что любовник ей не нужен.

— У женщин настроение переменчиво. Ты ей нравишься. Ты также нравишься мне. И мы оба доверяем тебе.

— Но ты только посмотри на нее. Не знаю, удастся ли мне жить рядом с такой девушкой и сохранять хладнокровие.

Поль рассмеялся.

— Странные вы, американцы. Почему-то вы все думаете, что от секса надо ждать только неприятностей. — Он заказал себе еще порцию анисового ликера, а мне пива. — Жизель — нормальная, здоровая девушка. И желания потрахаться у нее не меньше, чему тебя.

— А ты ведь первоклассный сутенер, Поль. Он расхохотался.

— Я просто хочу, чтобы жизнь радовала моих друзей. — Он поднял стакан. — A vorte sante[32]. Я отсалютовал ему пивом.

— И твое!

— Жизель подойдет через пару минут. Она надеется, что ты пойдешь вместе с ней домой.

— Но я ничего такого не обещал.

— Обещал. Она слышала твои слова. Ты сказал, что въедешь в квартиру, как только сможешь заплатить за аренду. Так вот, теперь такая возможность у тебя есть. Если мы будем получать по джипу в неделю, ты станешь богачом.

ГЛАВА 5

Жизель вышла в зал, но подсела за столик к мужчинам по другую сторону центрального прохода. Я повернулся к Полю.

— Она останется с теми парнями?

— Это все геи, — успокоил меня Поль. — Большие ее поклонники, поэтому после шоу Жизель всегда подсаживается к ним. Для бизнеса от этого только польза. Они не только бросают деньги на сцену, когда она выступает, но в ее компании начинают заказывать бутылку за бутылкой.

Я взглянул на часы. Четверть третьего.

— И сколько она с ними просидит? Не забывай, в семь утра я должен быть в гараже. Поль пожал плечами.

— Все зависит от нее. Пока поклонники покупают шампанское, Жизель остается. Если народ не слишком раскошеливается, она уходит раньше.

— Так ее основная работа — раскручивать посетителей на шампанское? — спросил я.

Поль рассмеялся.

— Ох уж эти американцы. Это работа. И выполняют ее все девушки. Зато они знают, что их свободное время принадлежит им. В этом клубе с них не берут часть тех денег, которые они заработали на стороне, оказывая определенные услуги посетителям клуба.

— Но Жизель говорила, что дополнительных денег она не получает, потому что не оказывает этих самых услуг. Она все время с гомиками. Получается, что Жизель живет только на то жалованье, что ты ей платишь?

— Ей его хватает. У нее в мыслях только одно: скорее бы закончилась война, тогда она сможет вернуться домой.

— Если ей не нужен приработок, почему она хочет, чтобы я поселился в ее квартире?

— Жизель — девушка честная, а арендная плата очень высока. Я сказал ей, что она может жить в этой квартире просто так, но Жизель настояла на том, что будет мне платить.

— Она действительно хочет, чтобы я делил с ней квартиру? Или это твоя идея?

— Скажем так, идея наша общая, — улыбнулся Поль. — Жизель несколько раз видела тебя в клубе. Ты ей понравился. И мне ты понравился, пусть я и прежде всего бизнесмен. Я знаю, что ты не играешь в мои игры, но бизнес есть бизнес. Такое решение будет всем, в радость.

— Мне надо выпить. У тебя есть виски? — спросил я. — И все-таки не понимаю я вас, французов.

Поль заказал мне двойное виски с содовой. К тому времени, когда я осушил стакан, мне стало все равно, который теперь час. Наконец Жизель подошла к моему столику, и мы зашагали к нашей квартире. Оставалось лишь радоваться, что находилась она в трех кварталах от клуба. Без десяти четыре мы вошли в подъезд. Поднялись на пятый этаж. Жизель открыла дверь Я прямиком направился в свою комнату, не раздеваясь, упал на кровать и отключился.

— Джерри, Джерри! — услышал я над ухом голос Жизель Имя мое она произносила, как «Чери». Я медленно перевернулся и сел. Одетый.

— Что такое? — в полусне спросил я.

— Уже шесть часов Я слышала, тебе надо быть в мастерских в семь. Я приготовила кофе и bagette[33].

Я посмотрел на нее. Фланелевый халатик облегал тело Жизель, как вторая кожа. А тело буквально источало секс. Жизель ничем не напоминала обычных француженок, костлявых и плоскогрудых.

— Ты великолепно выглядишь, — пробормотал я. — Удалось тебе немного поспать?

— Самую малость. Но когда ты уйдешь, я снова засну. И встану, как обычно, в полдень.

Я прошел в ванную, плеснул в лицо водой, взглянул на свое отражение в зеркале. Щетина на лице, мятая форма. Я отправился на кухню. Выпил кофе, съел кусок хлеба с джемом. Посмотрел на часы. Четверть седьмого. Я поднялся.

— Мне пора. До казармы я доберусь только через полчаса.

— Когда закончишь работу, приноси сюда свои вещи.

— Смена у нас заканчивается в семь часов. Мне не хочется доставлять тебе лишние хлопоты. Жизель улыбнулась.

— Ты и не доставишь. В клуб я ухожу в начале одиннадцатого.

— Спасибо тебе. — Тут звякнул дверной звонок. Я вопросительно посмотрел на Жизель. — Это еще кто? Она пожала плечами.

— Наверное, Поль. Он говорил мне, что утром хочет повидаться с тобой.

Она не ошиблась. На лице Поля играла широкая улыбка.

— Хорошо выспались, дети мои?

— Кто выспался? — сердито бросил я. — Мы вернулись в четыре утра. Я отключился, как только переступил порог.

Он посмотрел на Жизель.

— Американцы. — Поль пожал плечами. — Я вот совсем не спал. Всю ночь работал на тебя. — Он достал бумажник из внутреннего кармана пиджака и театральным жестом вытащил деньги. По одной начал выкладывать купюры на стол. Я насчитал две с половиной тысячи долларов.

На мгновение я даже лишился дара речи.

— Доллары. Как тебе удалось их достать?

— Помог один мой друг, корсиканец Ему очень понравился джип, и он заказал еще два. — Поль взял пачку денег, начал их делить — Сто двадцать пять долларов Жизель. Значит, за месяц ты заплатил. Шестьсот двадцать пять долларов мне. Остальные — тебе. Надеюсь, твои друзья останутся довольны.

— Я уверен, что они будут счастливы. — Я сунул деньги в карман форменки. — Хорошо, что ты застал меня. Я уже собирался в мастерские. Спасибо тебе за все, что ты для нас сделал.

— Себя я тоже не забыл. — Он улыбнулся. — Моя машина внизу. Я тебя подвезу;

— Отлично. — Я повернулся к Жизель. — Я вернусь, в начале восьмого.

Она кивнула.

— Буду тебя ждать.

Спускаясь по лестнице, Поль улыбался.

— Ты ей нравишься.

— Я рад.

Настроение у меня было лучше некуда.

— Вот что я забыл тебе сказать. Джип я продал морокканцу. Он переправит его в Морокко. Но покупатель хочет, чтобы два других джипа выкрасили в черный цвет.

— Хорошо. А в чем причина?

— Он завозит сюда гашиш и не хочет, чтобы его автомобили привлекали внимание. — Мы подошли к старенькому «рено» Поля, припаркованному на противоположной стороне улицы. — Он также просит зачищать номера на деталях и узлах, чтобы через них полицейские не вышли на него.

Я усмехнулся.

— Пусть твой покупатель не волнуется. Мы не только зачищаем серийные номера, но и протравливаем их кислотой. Так что полиции ничего не обломится.

Мы залезли на заднее сиденье. За рулем сидел все тот же толстяк. Шофер и телохранитель Ренара. Мне он не задал ни одного вопроса, но высадил за квартал от казармы и мастерских.

Поль высунулся из машины.

В клуб сегодня придешь?

— Не знаю. Мне надо перевезти вещи в квартиру.

— С этим проблем не будет, — уверенно заявил он. — Жизель — француженка и поможет тебе. — Он махнул рукой толстяку, и «рено» покатил дальше.

Я задумчиво смотрел им вслед. Конечно, Поля интересовали не деньги, которые он получал за каждый джип. Клубы приносили ему куда больший доход. А уж сто двадцать пять долларов, моя часть арендной платы за квартиру, вообще мелочевка. И лишь когда я подходил к мастерским, меня осенило. Гашиш! Поль имеет свою долю в наркоторговле. И здесь мафия, пусть и корсиканская.

Фелдер направился ко мне, едва я вошел в мастерские. Окинул меня взглядом.

— Ты ужасно выглядишь.

Я потер щетину на подбородке.

— Поспать не удалось. Побриться, как видишь, тоже.

— Сколько мы получили?

— Все, что ты хотел, — ответил я. — Но они обиделись. Заявили, что мы не выполняем уже обговоренные условия.

— Но машину взяли?

— Взяли.

— Тогда и хрен с ними. Они понимают, что в другом месте автомобилей им не достать. Французские заводы стоят. А мы работаем.

— Да ты у нас настоящий Генри Форд! — рявкнул я. — Я глажу тебя по шерстке, поэтому ты и решил, что стал большим начальником. Так вот, это ты можешь идти на хрен. Я сейчас пойду в канцелярию роты и договорюсь, чтобы тебя перевели куда-нибудь подальше.

— Ты этого не сделаешь. — Фелдер разом сник. — Мы же давно работаем в команде, Купер, с тех пор, как приехали во Францию.

— Тогда помни, кто привлек тебя к этому делу, — ответил я. — И учитывай, что я могу так же легко отказаться от твоих услуг.

— Второй джип уже наполовину готов, — попытался он меня умаслить.

— Хорошо. Теперь крась их в черный цвет, как это делал Генри Форд. Деньги получишь в казарме, перед тем как мы пойдем на ленч.

— Да, сэр. Я рассмеялся.

— А вот это лишнее. Я не прошу тебя целовать мне задницу. Достаточно того, чтобы ты занимался своим делом.

ГЛАВА 6

Я и представить себе не мог, что за время пребывания в Париже накопил столько барахла. Но потом вспомнил, что часть вещей оставил мне Бадди. Короче, я понес на новое место жительства два большущих баула. И едва не умер, затаскивая их на пятый этаж. Постучал в дверь.

— Джерри? — послышался голос Жизель.

— Да.

Она открыла дверь. Без сценического грима Жизель выглядела совсем молоденькой.

— Я волновалась. Ты задержался, и я боялась, не случилось ли чего.

— На сборы ушло много времени. — Я втащил баулы в прихожую и посмотрел на Жизель. — Если ты считаешь, что нам будет тесно, я могу унести часть вещей обратно в казарму.

— Место мы найдем, — следом за мной Жизель прошла в мою комнату. — Ты обедал?

— Еще нет. — Я бросил баулы на кровать. — Подумал, что мы пообедаем в каком-нибудь ресторанчике, прежде чем идти в клуб.

— Я уже приготовила обед. Мы можем поесть, а вещи ты распакуешь после моего ухода.

Спорить я не стал, потому что здорово проголодался. Следом за Жизель я прошел на кухню. На обед она приготовила курицу, тушенную в оливковом масле и бургундском, жареную картошку и фасоль. Конечно же, нашлось место на столе и длинному французскому батону. Хлеб мы ели с маслом, а запивали все красным вином. Жизель припасла и пива, но в данном случае я отдал предпочтение вину.

— Очень вкусно, — похвалил я ее. — Но мне не хочется доставлять тебе столько хлопот. Она засмеялась.

— Готовить я не умею. Разделанную курицу купила в кулинарии. Так что осталось лишь положить ее на сковороду да налить масла и вина.

Рассмеялся и я.

— И все-таки я очень благодарен тебе за вкусный обед.

Жизель поставила на стол чашки. Налила кофе, добавила коньяка.

— Теперь тебе хватит сил, чтобы распаковать вещи.

— Это точно. — Наевшись, я заметно повеселел. — Когда у тебя заканчивается второе шоу? Я приду и провожу тебя домой.

— Вот этого делать не стоит. Ты ведь понимаешь, что я не могу отказаться, если меня приглашают сесть за столик. И я не знаю, когда мне удастся уйти.

Жизель быстро помыла посуду, сняла домашнее платье, надела скромную белую блузку и черную юбку. Я сидел и смотрел, как она осторожно натягивает чулки, следя за тем, чтобы не перекосились швы. Потом Жизель сунула ноги в туфельки на высоких каблуках и повернулась ко мне.

— Никогда не видел, как девушка надевает чулки? Я рассмеялся.

— Нет.

— А чего ты смеешься? — В ее голосе слышались нотки раздражения.

— Я смотрел не на чулки, а на твою выбритую «киску». Поначалу подумал, что это не кожа, а белые трусики.

Серебряным колокольчиком зазвенел ее смех.

— Я никогда не ношу трусики, только на сцене.

— А потом?

— Никаких трусиков. Даже когда сижу за столиком с посетителями клуба. Но опасаться мне нечего, я же подсаживаюсь только к геям. Они меня любят. Благодаря этому номеру с кнутом я стала их фавориткой. — Жизель улыбнулась. — Некоторые из них очень милые люди, из хороших семей, богатые.

— Они дают тебе деньги?

— Конечно. Это часть нашей работы. Девушки отдают все, что получают, Полю. Мы имеем комиссионные с каждой бутылки, заказанной посетителями, с которыми мы сидим. Мне повезло. Геи очень щедрые. — Она посмотрела на меня. — И мне не надо ложиться под них.

— А как насчет остальных девушек? Поль Получает с них часть денег, которые те зарабатывают «дополнительными услугами»?

Жизель засмеялась.

— Вы, американцы, такие наивные. В «Голубой ноте» «дополнительные услуги» не допускаются. Тех посетителей, которым очень хочется, Поль отправляет в свой клуб на Монмартре.

— А ты? У тебя есть постоянный друг? Поклонник?

— Был. Несколько лет тому назад, в Лионе. Но он ушел в армию и погиб в бою. После этого я приехала к Полю в Париж. И с тех пор здесь.

— Ты здесь счастлива?

— Я живу. Боши до меня не добрались. И Поль заботится обо мне. Да, я счастлива. — Она кивнула. — Счастлива, насколько возможно, пока идет эта ужасная война и я не могу вернуться домой.

— Думаю, мы все мечтаем об одном и том же. Вернуться домой. — Я улыбнулся. Посмотрел на часы. Почти десять. Я повернулся к Жизель. — Хочешь, провожу тебя до клуба? Чтобы к тебе не пристали на темной улице.

Жизель залилась смехом.

— Нет, спасибо тебе, Джерри. За мной каждый вечер приезжает машина.

— Отлично. Я просто хотел помочь.

— Еще раз спасибо. Поль — давний друг моего отца. Поэтому он и оберегает меня от всех напастей.

Я наблюдал, как за ней закрылась дверь. Затем огляделся. Мне хотелось хоть как-то отплатить ей за ее доброту. И дельная мысль не заставила себя ждать. Я понял, что могу принести в квартиру диковинку, каких во Франции пока единицы. В армейских магазинах продавали лучшие в мире радиоприемники. Во Франции их можно было достать только на черном рынке и по бешеной цене. Я даже не стал разбирать вещи. Побежал в армейский магазин и купил самый мощный радиоприемник из тех, что стояли у них на полках. Водрузил его на обеденный стол в кухне, чтобы он сразу бросился в глаза Жизель. Потом я решил, что слишком устал, чтобы разбирать вещи. Улегся на кровать и заснул, резонно рассудив, что вещи можно разобрать и утром.

Будильник зазвенел в половине седьмого. Еще не рассвело. Я включил свет и в кальсонах босиком пошлепал в ванную, стараясь не шуметь. Но первым делом заглянул на кухню. Радиоприемник стоял уже не там, куда я его ставил. Я улыбнулся. С подарком, похоже, угодил.

Я принял душ, побрился и услышал доносящуюся из кухни музыку. Вышел из ванной в кальсонах и с полотенцем в руке. Жизель сидела за столом, слушала музыку и курила.

Она повернулась ко мне, губы ее разошлись в улыбке.

— Спасибо тебе за прекрасный подарок. Я давно мечтала о радиоприемнике.

— Очень рад, — ответил я. — Пойду одеваться. — Кальсоны меня смущали.

— Я сварила кофе и согрела в духовке круассаны. — Она все улыбалась — А насчет кальсон не волнуйся. Мои отец и брат всегда выходили в них к завтраку.

Я сел за стол. Жизель налила мне кофе и добавила молока Я насыпал в чашку ложечку сахара, начал его размешивать.

— Я не знал, что у тебя есть брат.

— Он был всеобщим любимчиком. В восемнадцать лет его забрали в армию. Боши убили его, когда брали «Линию Мажино».

— Жаль, что так вышло.

— С тех пор прошло четыре года. Грустно, конечно, но многим французским семьям пришлось пережить то же самое — Она покачала головой. — Теперь появились вы, американцы, и это хорошо. Наконец-то немцы терпят поражение. Через несколько месяцев война закончится.

Жизель поднялась из-за стола, достала из духовки круассаны и поставила их на стол вместе с апельсиновым мармеладом.

— Масло закончилось. А нового в магазинах не купишь.

— Я могу принести масло из столовой. А также кофе и сгущенное молоко. Жизель рассмеялась.

— Тогда мы заживем, как миллионеры.

— Это точно. — Я посмотрел на нее. — Ты сможешь пообедать со мной сегодня?

— Я с удовольствием. Но ты знаешь, что в десять мне нужно быть в клубе.

— Знаю, — кивнул я. — Только ресторан выбери сама. Я в них не разбираюсь.

— Выберу, можешь не волноваться. Встречаемся в семь?

— Отлично. — Я встал. — Мне пора одеваться. Извини, что не разобрал вещи. Займусь этим после обеда.

— Нет проблем. — Она взяла мою чашку и тарелку. — Я тебе помогу.

Глаза у меня широко раскрылись. Жизель стояла с чашкой в одной руке и тарелкой — в другой. Кимоно распахнулось, обнажив грудь, живот и «киску». Посмотреть было на что. У меня тут же все встало.

Жизель рассмеялась.

— Ну что ты вытаращился на меня? Дома я всегда так хожу.

— Это, конечно, здорово, но мне придется несколько раз в день принимать холодный душ.

— Забавный ты парень, Джерри. — Она улыбнулась. — И очень хороший. — Жизель поставила чашку и тарелку в раковину, обернулась. — Тебе пора одеваться, солдат. А то опоздаешь на службу.

ГЛАВА 7

Поль дожидался меня у подъезда.

— Bonjour, — улыбнулся он.

— Доброе утро, — поздоровался я. — Что привело тебя сюда в такую рань? Ты когда-нибудь спишь? Поль рассмеялся.

— Корсиканцы никогда не спят. — Он взял меня за руку. — Моя машина за углом, и я привез двух человек, которые хотят поговорить с тобой о деле.

— А до вечера подождать нельзя? Мне пора на работу.

— Это очень важные люди. Будет лучше, если ты поговоришь с ними сейчас. Не будем терять времени, и, не выпуская моей руки, Поль увлек меня за угол. Через лобовое стекло я увидел двух мужчин на заднем сиденье. Поль открыл переднюю дверцу и втолкнул меня в салон. Как только он втиснулся рядом, шофер тронул машину с места.

Я взглянул на Поля.

— И что все это значит? О чем хотят поговорить со мной эти люди? — Я оглянулся на сидящих сзади мужчин, но те отвели глаза.

Заговорил Поль.

— Нас не должны видеть с этими господами. Все, что будет здесь сказано, должно остаться между нами. Я не стану называть фамилии, но один из этих джентльменов — высокопоставленный сотрудник парижской полиции.

Я не верил своим ушам.

— Отлично. — Я покачал головой. — И чего они от меня хотят? Мы что, едем в тюрьму?

— У вас, американцев, такое странное чувство юмора. — Лишь на мгновение на лице Поля мелькнула улыбка. — Эти джентльмены хотят тебя озолотить.

Мои брови взлетели вверх.

— И как же они намерены это сделать? Мужчина в сером костюме наклонился вперед и заговорил на чистом английском.

— Сержант, — по голосу чувствовалось, что он привык командовать, — нам стало известно, что твое подразделение ремонтирует джипы, поврежденные в ходе боевых действий. Как я понимаю, в твоих силах передавать гражданским некоторые из них.

— Совершенно верно, — кивнул я. — Но только те джипы, которые подлежат уничтожению согласно приказу командования, поскольку восстанавливать их слишком дорого. К сожалению, таких у нас немного.

Тут подал голос второй мужчина, в синем костюме. И он говорил по-английски не хуже меня.

— Если возникнет необходимость ремонтировать по десять джипов в неделю, ты с этим справишься?

— Мне понадобятся люди. Но в принципе да. Справлюсь. Однако у меня не будет возможности передать их все гражданским. Появление на рынке такого количества джипов бросится в глаза. А в итоге я окажусь в каталажке.

— Забавный ты парень, сержант, — усмехнулся Серый костюм. — Сначала давай определимся с именами, в соответствии с которыми ты можешь к нам обращаться. Я буду Джеком, а мой спутник — Питером. Конечно, у нас другие имена, но это к делу не относится.

— Да, сэр. — К этому времени я уже сообразил, что передо мной французский генерал, но мне хватило ума не отдавать ему честь.

Серый костюм кивнул.

— В армии Соединенных Штатов у меня есть надежный человек, который будет поставлять тебе десять джипов в неделю с приказом на их уничтожение.

— И все равно мы не сможем незаметно выкатить на улицу такое число машин, — упорствовал я. Питер, Синий костюм, улыбнулся.

— На улицах Парижа твои джипы не появятся. Более того, они даже не останутся во Франции. Твое дело — поставить джипы, а об остальном можешь не беспокоиться. Работай и получай деньги. Денег этих будет больше, чем от торговли джипами на черном рынке.

— И как вы все это устроите? — спросил я.

— Ты даже не поинтересовался, сколько тебе заплатят, — удивился Джек, Серый костюм.

— Я не бизнесмен. И буду счастлив, если об этой стороне дела позаботится Поль. Я уверен, что он не ущемит мои интересы. Но одна проблема остается. Мне нужны люди.

Джек, Серый костюм, улыбнулся.

— Это мы тоже можем взять на себя. Когда тебе понадобятся люди, пошли запрос своему командиру. К тому времени он уже будет иметь приказ из штаба оказывать тебе всяческое содействие.

Я повернулся к Полю.

— Похоже, затевается крупное дело. Оптовые поставки. А как насчет того парня, что заказал два джипа?

— Можешь ему их отдать, — ответил Поль.

— Накладок не будет, — поддержал его Питер, Синий костюм. — Нам нужно две недели, чтобы запустить весь механизм.

Джек, Серый костюм, с улыбкой протянул мне конверт.

— Это задаток.

Я заглянул в конверт и увидел толстую пачку стодолларовых купюр. Я протянул деньги Полю.

— Мне бы хотелось, чтобы деньги оставались у Поля, пока мы не начнем поставки.

Питер, Синий костюм, наклонился ко мне.

— Тут пять тысяч долларов, сержант. Это твои деньги.

— Благодарю вас, господа. Я уверен, что у Поля они сохранятся в лучшем виде. До того момента, как я сочту, что имею на них право.

Поль убрал деньги.

— Отвезти тебя в казарму?

— Я лучше пройдусь, — ответил я. — Незачем привлекать к себе внимание. — Я протянул руку Серому костюму, потом Синему. — Еще раз благодарю вас, господа.

На том мы и расстались.

Сержант Фелдер поджидал меня у ворот мастерских. С его лица не сходила улыбка.

— Я слышал, ты снял квартиру со стриптизеркой, что выступает в «Голубой ноте».

— Это точно. Господи, и откуда вы только все узнаете?

Фелдер рассмеялся.

— Двое парней видели тебя с ней. Аренда включает и постель? Девочка-то она горячая.

— Это аренда, а не роман. Квартира принадлежит ее боссу, и я арендую у него половину.

— Везет же некоторым, — Фелдер по-прежнему лыбился.

— Хватит болтать, — отрезал я. — Новые машины пришли?

— Откуда? Кроме старья, ничего нет. Два джипа мы отремонтировать сможем. А потом — капут.

— Если мы будем получать десять машин в неделю.., сможем выкатывать столько же из ворот? — спросил я.

— Ремонтировать по десять джипов в неделю... — Фелдер задумался. — Нам нужно четырнадцать машин, которые придется разбирать на детали. И в два раза больше механиков.

Я молча смотрел на него.

— Ты знаешь, как это провернуть? — спросил он.

— Похоже на то. Подготовь список нужного нам персонала, и я отправлю запрос в штаб.

— Так просто и отправишь? — Мои слова произвели на него впечатление. — И тебе включат зеленый свет?

— Для того и существуют связи, — рассмеялся я. — Принимайся за дело. Навара хватит для всех.

Я отправился в штаб роты. Писарь строчил какую-то бумагу. Я знал, что на гражданке он окончил бизнес-колледж, а потому смотрел на нас всех свысока, но я-то воспринимал его как паршивого писаришку.

— Босс еще не подошел?

— Он не появляется раньше одиннадцати.

— Позвонишь мне, когда он придет?

— Конечно, Купер. Я слышал, ты поселился со стриптизеркой из «Голубой ноты».

— Да уж, секрета тут не утаишь. — Я рассмеялся. — Но не волнуйся, я не собираюсь просить у босса разрешения на законный брак.

— В «киске» у нее свербит? — спросил он.

— У них у всех свербит. Не забывай, война идет не первый год.

— Мне бы твою удачу. — Писарь вздохнул. — У меня, кроме проституток, никого нет. И я всякий раз боюсь подцепить триппер.

— По-моему, армия снабжает тебя средствами профилактики, — рассмеялся я. — Не забудь дать мне знать, когда появится босс.

Фелдер не терял времени, если чувствовал запах денег. Когда я вернулся, он протянул мне список из десяти механиков. В последние шесть месяцев все они какое-то время работали с ним.

— Больше у меня никого нет. Но хорошо бы добавить к ним еще шесть человек.

— Может, привлечем обычных солдат? Пусть будут на подхвате. — И тут меня осенило. Бадди! Зря, что ли, он работал инструктором в училище при заводе джипов. Вот уж кто быстро обучит новичков. Но тут вопрос упирался в полковника. Ведь это он перевел Бадди к черту на кулички, как только почувствовал, что над ним сгущаются тучи.

В час дня мне позвонили: полковник хотел меня видеть. Когда я вошел в кабинет, он улыбался во весь рот, а лицо у него раскраснелось. То есть за ленчем он пропустил пару стаканчиков.

— Какие проблемы, сержант? — спросил он после того, как я отдал честь.

— Мне сообщили, что на подходе большая партия джипов. Чтобы справиться с таким объемом работ, нам нужны люди. Список я подготовил, сэр. — Я протянул ему бумагу.

Полковник едва глянул на нее.

— Хорошо, сержант. Раз ты считаешь, что они нам нужны, значит, нужны. Я прикажу писарю подготовить запрос. — Тут он заметил приписанную мною фамилию Бадди. Полковник помолчал, закурил сигарету. И я тут же стал его приятелем, Джерри. — Джерри, ты уверен, что не возникнет никаких осложнений? Ведь не прошло и трех месяцев, как мы отправили Бадди в Норвегию. Может, он нужен и там.

Я смотрел полковнику в глаза.

— Здесь он нужнее, чем в Норвегии. И я буду держать его под контролем, поэтому никаких проблем у вас не возникнет. Вы же помните, сэр, что он предан вам лично до мозга костей.

Полковник ответил не сразу.

— Но Бадди должен понимать, что приказы отдаешь ты, а его дело — их выполнять.

— Об этом можете не беспокоиться, сэр.

— Хорошо, Джерри. В этом я полагаюсь на тебя. Учти только, что задание это важное, и я бы не хотел, чтобы мы его завалили.

— Все будет в лучшем виде, полковник. — Теперь я уже точно знал, что он свою долю получил.

— Свободны, сержант. — Дружеские отношения вновь уступили место официальным.

— Благодарю вас, полковник. — Я отдал честь, развернулся и вышел из кабинета.

ГЛАВА 8

Жизель привела меня в маленький ресторанчик, расположенный в двух шагах от нашего дома. Десять столиков на четыре человека каждый. Деревянный пол, поскрипывающий под моими армейскими сапогами. Кухня у дальней стены, у всех на виду. Я быстро понял, что это семейный ресторан, где хозяин — шеф-повар, а хозяйка — официантка. Белоснежные скатерти, салфетки, столовые приборы из нержавеющей стали. Никаких излишеств ни в чем, кроме меню. Вот уж где любитель французской кухни мог отвести душу. Блюда из курицы, филе, бифштексы, голуби, зажаренные на открытом огне и фаршированные грибами. Французский батон с маслом. Вино или холодное пиво.

Хозяева встретили нас очень приветливо. Они хорошо знали Жизель. Она представила меня им как своего друга, а через пару минут выяснилось, что хозяин — кузен ее отца.

Жизель заказала голубя, я — телячью вырезку. Вскоре перед нами поставили полные тарелки. Я изрядно проголодался и набросился на нежное мясо, которое буквально таяло во рту. И лишь после того, как моя тарелка опустела, Жизель объяснила, что на самом деле я ел конину. Война, добавила она с печальной улыбкой. Весь скот угнали в Германию. Лично я разницы не заметил. В Америке телятину готовили куда хуже. На десерт нам подали пирог с вареньем, а потом мы выпили по чашечке кофе. Но больше всего меня удивил чек. Обед обошелся мне, в пересчете на американские деньги, всего в двадцать долларов.

Потом мы вернулись в квартиру. Жизель хотела переодеться перед тем, как идти на работу. Она надела простенькое платье из хлопчатобумажной ткани.

— Зачем? — удивился я. — В том платье ты была такая красивая.

Жизель рассмеялась.

— В шелковых платьях на работу не ходят.

— Почему?

— Они слишком дорогие. Такое платье у меня одно, и я надеваю его только в особых случаях. Я могу позволить себе только одно хорошее платье и один костюм.

— Давай я куплю тебе что-нибудь из одежды, — предложил я. — Деньги у меня есть. В конце концов ты пустила меня в свой дом.

— Ты понравился мне еще до того, как мы познакомились. Поль рассказывал о тебе.

— А вот мне чьи-то слова не нужны. Я и сам вижу, какая ты красавица. — Я взглянул на часы. Половина десятого. — Я провожу тебя до клуба.

— В этом нет необходимости, — ответила Жижель. — Шофер приедет с минуты на минуту.

— Я бы хотел пройтись с тобой. Если ты не возражаешь. Это мой самый лучший вечер после приезда во Францию, и я не хочу, чтобы он закончился.

Жизель шагнула ко мне.

— Ты мне очень нравишься. Я обнял ее и поцеловал в нежные и теплые губы. Она ответила на поцелуй. С трудом я оторвался от нее.

— Времени у нас нет. Я не хочу, чтобы Поль сердился на меня из-за того, что ты обедала со мной и опоздала на работу.

— Поль сердиться не будет. Он романтик. Он уже сказал мне, что не удивится, если мы влюбимся друг в друга.

Я рассмеялся.

— Он не ошибся. Я-то уж точно влюбился. — Я взял Жизель за руку. — Пошли. Я провожу тебя до клуба.

В клуб мы вошли через дверь черного хода. Как Поль догадался, что мы войдем именно через эту дверь, не знаю, но он встретил нас у порога. Широко улыбнулся.

— Месье не желает выпить со мной? Я посмотрел на Поля, потом на Жизель.

— Вообще-то оставаться я не собирался. Хотел пойти домой, распаковать вещи.

— С этим успеется. — Он повернулся к Жизель. Во время первого шоу мы с Джерри будем за моим столиком. Потом вы сможете пойти домой, со второго шоу я тебя снимаю. — Жизель взглянула на меня, потом на Поля, и убежала по лесенке, ведущей к гримерным.

Поль взял меня за руку и повел к своему столику. Там нас ждал мистер Серый костюм, грея в ладонях бокал с коньяком.

— Сержант, — кивнул он мне. У меня отпали последние сомнения в том, что это генерал.

— Да, сэр. — И я вновь с трудом подавил желание отдать честь.

— Ты подал заявку на увеличение числа механиков?

— Подал, сэр.

— С полковником проблем не возникло?

— Нет, сэр. Он отправил заявку в штаб.

— И когда, по-твоему, прибудут солдаты?

— Не знаю, сэр. Надеюсь, что скоро. Серый костюм покачал головой.

— А я надеюсь, что в американской армии приказы выполняются быстрее, чем во французской. Если солдаты задержатся, то война закончится быстрее, чем мы приступим к делу.

Поль заговорил с Серым костюмом по-французски, потом повернулся ко мне.

— По последним сведениям, война закончится в мае. То есть в нашем распоряжении всего два месяца, чтобы отремонтировать восемьдесят джипов. Если ты с этим справишься, все будут довольны.

— Восемьдесят джипов — реальная задача, если, конечно, нам добавят людей.

— И ты разбогатеешь, — улыбнулся Поль. Серый костюм поднялся и протянул мне руку, которую я почтительно пожал.

— Благодарю вас, сэр. Я сделаю все, что в моих силах.

Серый костюм кивнул и направился к выходу. Я заметил, что за ним последовали двое мужчин. Я повернулся к Полю.

— Телохранители? Поль кивнул.

— Во Франции без этого нельзя. Мы не знаем, кто придет к власти, когда все это закончится.

— Я думал, что де Голль, — удивился я.

— В стране есть очень влиятельные политики, которые не хотят, чтобы армейский генерал становился президентом или премьером Франции, — объяснил мне Поль. — А наш генерал — голлист.

— Тогда он может не беспокоиться о будущем.

— Об этом мы узнаем только после войны, а пока надобно собирать урожай по мере его созревания.

— Я и не знал, что ты философ.

— Я не философ, а прагматик. — Поль улыбнулся. — Я считаю, что в этом мире ключевое слово — деньги. Если они у тебя есть, ты получишь то, что хочешь, и никто не будет тебе досаждать.

— Именно таких взглядов придерживаются французы?

Поль рассмеялся.

— За французов говорить не могу. Я корсиканец. А теперь наливай себе коньяка и наслаждайся жизнью. У меня есть кое-какие дела, но я вернусь к окончанию первого шоу.

Я выпил три порции коньяка, дожидаясь, пока Жизель появится на сцене. А потом аплодировал ей, как сумасшедший: очень уж она была хороша. Поль появился за столиком, когда шоу завершилось и аплодисменты перешли в овацию.

— Она очаровательна, не так ли?

Я кивнул.

— Более чем. Фантастическая женщина. И я говорю так не потому, что перебрал коньяка.

Поль положил руку мне на плечо.

— Джерри, я скажу своему шоферу, чтобы он отвез тебя и Жизель домой.

В квартиру мы вошли в начале первого.

— Я сварю кофе, — предложила Жизель.

— Не обязательно. Я не пьян.

Жизель рассмеялась.

— Я знаю, но мне надо поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты остался в живых после того, как выполнишь заказ и закончится война.

Я уставился на Жизель. Хмель как рукой сняло.

— Тебе известно что-то такое, о чем не знаю я?

— Ты должен помнить, что они корсиканцы.

— Даже генерал?

— Именно генерал. Среди корсиканцев он занимает едва ли не самый высокий пост. Он служит во французской армии, потому что верит в де Голля. Считает, что тот поддержит его в отделении Корсики от Франции и провозглашении острова независимым государством.

— Я ни шиша не смыслю во французской политике. А если де Голль не поддержит его?

— Начнется очередная гражданская война. Корсиканцы попытаются любым путем отделиться от Франции. И твоя работа на корсиканцев может закончиться плохо. Если французы не бросят тебя в тюрьму, то корсиканцы могут убить, потому что ты будешь слишком много знать об их делах.

— Господи! — Я не отрывал от нее глаз. — Зачем ты мне все это говоришь? Ты же подвергаешь опасности и свою жизнь.

Жизель рассмеялась.

— Я стриптизерша, а не Мата Хари. И я никак не задействована в их планах.

— Но ты же мне все о них рассказала. Жизель встретилась со мной взглядом.

— Я дура. Совсем как моя сестра. Она влюбилась в немца, а я — в американца.

Я взял Жизель за руку. Девушка прильнула ко мне.

— Я знаю, что ты не любишь меня, — прошептала Жизель. — Но мне все равно. Я тебя люблю, а это главное.

— Я тебя не понимаю, — честно признался я.

— Я француженка. Так что понимать тебе нечего. Пока мы здесь, мы будем любить друг друга. Я поцеловал ее в мягкие дрожащие губы.

— Когда-нибудь ты меня полюбишь? — прошептала Жизель.

— Я уже тебя люблю.

Какая же она была красивая. Но совсем не такая, как на сцене. Там у нее все было больше: налитая грудь, крутые бедра, длиннющие ноги. В спальне она словно уменьшилась в размерах. Превратилась в юную девушку с яркими синими глазами и доверчивым лицом.

Раздевшись, Жизель встала передо мной.

— Француженки не такие крупные, как американки. Ты удивлен?

— Нет. — Я коснулся упругой кожи. — Только на сцене ты выглядела иначе.

— Я и там такая же. Просто в костюмах в соответствующих местах вставлены накладки, поэтому, когда мы раздеваемся, зрители видят то, что представляли себе несколькими минутами раньше.

— Я ничего не знаю о шоу-бизнесе. Но здесь ты еще прекраснее, чем на сцене.

Она прижала мое лицо к своей груди, потом заставила двинуться ниже, по животу, пока я не добрался до ее «киски». Я почувствовал губами ее набухший клитор, и тут она закричала: «Не могу больше сдерживаться! Не могу!»

Жизель крепко держала мою голову между своих ног, окатив мне лицо горячей мочой. И не отпускала, пока ее тело не перестали сотрясать волны оргазма. Потом она посмотрела на меня.

— Ты сердишься?

— Нет, — ответил я. — Но мне нужно полотенце. И я оставляю за собой право окатить тебя золотым душем, какой ты устроила мне.

— Я тебя люблю. — Жизель нежно похлопала меня по мокрой от мочи щеке. — У тебя есть право делать все, что ты захочешь.

— Годится, — кивнул я. — Значит, теперь мы можем потрахаться?

ГЛАВА 9

Я очутился в новом мире. Никогда раньше я не жил с женщиной. С Китти у нас все было не так. Мы не могли ни остановиться, ни оглянуться. Только и делали, что срывали друг с друга одежду. Но мы и не жили вместе. У меня была своя квартира, она жила у отца. Мы все время за чем-то гнались. То за плотскими утехами, то за деньгами. И лишь теперь я осознал, что желания Китти совершенно не совпадали с моими. Ее обуревала жадность. Ей хотелось денег, секса, власти. Я же в силу своей молодости воспринимал жизнь сквозь розовые очки. Вот почему Китти так легко переметнулась от меня к Гарри. Я стал лишь ступенькой на той лестнице, по которой она поднималась к вершине.

Оставалось только гадать, почему я тогда этого не понимал. К сожалению, не видел того, что бросалось в глаза и Бадди, и Рите. Но в то время я бы им не поверил, даже если бы они попытались просветить меня.

Жизель стала для меня откровением. Она любила. Она не жаждала денег или власти. Она знать ничего не хотела, кроме одного: любви, которую дарила и в которой нуждалась сама. А в то тяжелое время любовь мы могли выразить только в сексе.

Мы как раз закончили сборку первого из двух джипов, которые Поль попросил выкрасить в черный цвет, когда начали поступать джипы под следующий заказ. Прошел день, другой, третий, и я заволновался. Джипов становилось все больше, я опасался, что у нас не хватит места для их хранения. Я дал знать полковнику. Тот велел мне не волноваться. Вызванные мною механики ожидались на следующей неделе.

Прошло еще несколько дней. Жизель ушла на работу, а я сидел на кухне и слушал «Голос Америки». Неожиданно в дверь постучали. Особым стуком, какого я уже давно не слышал. Один удар, второй, два подряд, потом опять один. Еще не открыв дверь, я знал, кто за ней стоит.

— Бадди! — Я улыбался во весь рот.

Он похудел и, похоже, еще вытянулся. Мы крепко обнялись. Тут я заметил синеглазую блондинку, которая стояла за его спиной.

Бадди сиял как медный таз.

— Джерри, познакомься с моей женой Уллой. Я вытаращился на него.

— Ты женился?

— Так уж получилось, что она выбрала меня. Я взял девушку за руку. Она нерешительно улыбнулась.

— Улла, добро пожаловать в наш дом. Заходи. Бадди втащил в квартиру две здоровенные сумки.

— Присядьте, — предложил я им обоим. — Я сейчас сварю кофе.

— Кофе — Улле. — Бадди улыбнулся. — А я не откажусь от пива, если, конечно, оно у тебя есть.

Я дал ему бутылку пива, а сам включил газовую плиту.

— Когда ты успел приехать? — спросил я. — И когда женился? Почему ничего не сообщил мне? Бадди глотнул пива, рассмеялся.

— Отвечаю по порядку. Мы с Уллой поженились месяц назад в церкви ее отца в Осло. В Париже мы уже два часа. Времени написать у меня не было. Сразу поехали в клуб, чтобы спросить Поля, нет ли у него на примете квартиры, в которой мы могли бы поселиться. Там я встретил Жизель, и она пригласила нас пожить здесь.

Я смотрел на него. Что-то изменилось. Наконец до меня дошло: Бадди лишился нашивок, он вернулся в Париж рядовым.

— У тебя все в порядке? — спросил я.

— Теперь — да. Жизель сказала, что мы можем занять маленькую спальню, пока не найдем себе квартиру.

— Отлично. Я только уберу оттуда свои вещи.

— А как обстоят дела у вас с Жизель? Это серьезно? — поинтересовался Бадди.

— Думаю, да. Таких чувств я ни к кому не испытывал.

Улла улыбнулась, глядя на меня.

— Я так удивилась, увидев тебя. Я всегда думала, что ты такой же, как Бадди.

— В смысле, черный? — уточнил я.

— Да.

— Мы с ним во всем похожи. — Я рассмеялся. — Только он черный, а я еврей.

— В нашем городе нет евреев. Это очень маленький город. Там живут одни протестанты. Мой отец — лютеранский священник.

— А черные в вашем городе есть? — полюбопытствовал я.

Она все улыбалась.

— Если только приедут в составе джаз-бэнда. Конечно, мы их видим и на киноэкране. Но Осло гораздо более крупный город. Там много и евреев, и черных.

Кофе уже закипел. Я налил Улле полную кружку.

— С молоком? У нас есть хлеб и сыр.

— Хватит и кофе. А больше всего мне хочется спать. Утомила меня эта поездка.

— Тогда бери чашку и иди в спальню. Где туалет, я тебе покажу. Располагайся, как дома. — И вместе с ней я направился к двери.

Вернувшись, достал еще две бутылки пива, одну для себя, вторую для Бадди.

— Улла настоящая красавица. Вы действительно поженились?

Бадди достал какую-то бумагу.

— Как положено по закону. Со всеми подписями и печатями.

Я посмотрел на свидетельство о браке. Все по-норвежски. В углу — изображение короля Норвегии. Ниже — фамилии Уллы и Бадди. Я вернул бумагу.

— Такого я и представить себе не мог. Женатый Бадди!

— Когда закончится война, я хочу привезти Уллу домой.

— А сможет она там прижиться? Гарлем — не Норвегия.

— Возвращаться в Гарлем я не собираюсь. Поеду в Лос-Анджелес или Сан-Франциско. Мы хотим, чтобы у нас были дети.

— Не рано ли об этом задумываться?

— Да нет. — Бадди рассмеялся. — Улла уже беременна.

— Семья у тебя теперь есть. Значит, тебе потребуются деньги.

Он улыбнулся.

— А ты у нас на что? Прочитав в приказе, подписанном стариком, о специальном проекте, во главе которого поставлен ты, я понял, что о деньгах можно не волноваться.

Я кивнул.

— Сегодня ты отдыхай. А утром я введу тебя в курс наших дел.

Бадди поднялся, взял меня за руку.

— Я действительно люблю Уллу. И хочу поблагодарить тебя от нас обоих.

На следующий день Поль нашел для Бадди однокомнатную квартиру. К тому же он взял Уллу в «Голубую ноту» официанткой. Бадди этому очень обрадовался. Тревожило его только одно: недостаток денег. Того, что он получал, ему не хватало. Не прошло и недели после его возвращения из Норвегии, как Бадди вновь организовал казино.

Сержант Фелдер, под непосредственным руководством которого ремонтировали джипы, покатил на Бадди бочку. Он пришел ко мне, жалуясь, что Бадди втягивает солдат в азартные игры. Солдаты, говорил Фелдер, не только теряют деньги, но и отвлекаются от основной работы.

Я вызвал Бадди. Объяснил ему, что он вредит нам всем и что вызывал его не для того, чтобы он ставил палки в колеса.

Бадди мрачно выслушал меня.

— От карт и костей я в день получаю больше денег, чем мы все зарабатываем за неделю. Я могу отдавать тебе двадцать пять процентов. Столько получает и полковник.

— Ты ведешь себя глупо, — отрезал я. — Тут задействован не только полковник, но и французы, и корсиканцы. — Я достал сигарету. — Ты женился. Твоя жена работает у Поля. Поль — корсиканец. Один из тех, кто устроил эту сделку. Корсиканцы — та же самая мафия. Они контролируют практически все. И именно по их приказу полковник дал добро на увеличение численности механиков. Иначе ты так и сидел бы в Норвегии. Хочешь их разозлить? Хочешь, чтобы нас всех убили?

— Я уже имел дело с мафией. Мафиози не такие уж и крутые. Ниггеры из Гарлема держали их в узде, — упрямился Бадди.

— Ты дуреешь с каждой минутой. — Я покачал головой. — Прежде всего, в Париже нет ниггеров, которые могут поддержать тебя. Тут лишь африканцы, а работают они только дворниками да грузчиками в ресторанах. Французы даже не берут их в армию. И второе, не забывай, что здесь ты — белый.

— А если я не буду допускать к игральным столам наших солдат? Среди французов тоже много желающих.

— Если твои игрища не будут мешать работе — пожалуйста.

— Тогда я буду отдавать тебе твою долю.

— У меня и так хватает хлопот. Пусть играют, но только не в казарме. И я не хочу иметь к этому никакого отношения.

— Полковник берет у меня деньги, — ухмыльнулся Бадди.

— Мне плевать. Его дела меня не касаются.

Наша с Жизель жизнь вошла в размеренное русло. С понедельника по четверг народу в клубе было немного, особенно геев, поэтому Жизель возвращалась домой относительно рано. Зато в пятницу, субботу и воскресенье ей приходилось трудиться на полную катушку. Геи любили ее, и в эти ночи она работала до упора. После выступления ее приглашали посидеть чуть ли не за каждый столик. До четырех или пяти утра ждать ее в клубе я не мог. Все-таки в семь утра мне нужно было быть в мастерских.

И вновь Поль пришел нам на помощь. На неделе он разрешил Жизель выступать только в одном шоу.

Нас это вполне устроило. Я дожидался ее в клубе, а потом мы вместе шли домой.

К концу февраля работа в мастерских кипела. Синий и Серый костюмы получали по джипу через день. Бадди и Фелдер выпрыгивали из штанов, чтобы узнать кто получал эти автомобили, но мы с Полем разработали систему, которая не давала осечек. Вечером я подгонял джип к клубу. Там толстяк называл мне адрес, всякий раз новый. В указанном месте меня поджидал рядовой французской армии, которому я вручал ключи, получая взамен конверт со своей долей. Мы обходились без слов. А минуту спустя подъезжал толстяк в стареньком «рено» и отвозил меня в клуб. В те дни, когда Жизель освобождалась рано, я приносил конверт домой и только утром клал его в сейф. По уик-эндам заскакивал в мастерские и сразу запирал деньги на замок.

В первой половине апреля я открыл сейф и сосчитал свои деньги. Получилось двенадцать тысяч долларов. Примерно столько же получил и сержант Фелдер. Остальные — поменьше, но тоже приличные суммы. Бадди, конечно, основной доход имел от своего казино. Сколько он там заработал, я не знал, ню как-то он упомянул, что собирается отослать Уллу рожать домой, дав ей двадцать тысяч баксов.

Все говорили о том, что немцы слабеют с каждым днем и война вот-вот закончится. Но мы в это не верили, видя, в каком состоянии привозят к нам с фронта джипы.

Как-то вечером, когда мы с Жизель ужинали все в том же маленьком семейном ресторанчике, она завела разговор о том, что нас ждет после войны.

— Я вернусь в Лион. Парижская жизнь не для меня. — Она встретилась со мной взглядом. — А ты собираешься улететь в Штаты?

Я пожал плечами.

— Скорее да, чем нет. Армия вывезет нас туда, чтобы демобилизовать.

— Ты можешь остаться во Франции. Я бы хотела быть с тобой.

— Я тоже этого хочу. — Я запнулся. — Но что мне тут делать? Я же не знаю французского.

— Ты мог бы взять меня в Штаты. Я говорю по-английски.

— Все не так просто. Я тебя люблю, но будущее мое слишком неопределенно. Давай не будем загадывать, пока не закончилась война. Вот тогда мы и решим, как жить дальше.

Она накрыла мою руку своей.

— Я люблю тебя, Джерри. И не хочу расставаться с тобой.

Я поцеловал ее руку.

— И я не хочу расставаться с тобой, Жизель.

ГЛАВА 10

Я сидел за маленьким столиком в каморке у дальней стены мастерских. На этой неделе мы отправили последний джип, все парни получили свою долю. Я сосчитал лежащие в сейфе деньги. Семнадцать тысяч долларов. Никогда у меня не было таких денег. И я не знал, что с ними делать. Ситуация складывалась аховая. Если б я предъявил такую сумму, армейское начальство отправило бы меня за решетку, чтобы выяснить каким образом мне удалось разбогатеть. А если бы я попытался провезти эти баксы в Штаты, те же вопросы задали бы мне на таможне.

В шесть часов в каморку вошел Бадди и сел напротив меня.

— Наша служба близится к завершению.

— Похоже на то, — кивнул я.

— И что ты собираешься делать потом?

— Меня демобилизуют, и я вернусь домой.

— Я слышал, многих отправят на Тихий океан. Япония все сопротивляется, и вроде бы сил у нее еще много.

— Не знаю, что тебе и сказать. — Я усмехнулся. — Президент не успел поделиться со мной своими планами.

— Я не доверяю Трумэну, — насупился Бадди. — По крайней мере с Рузвельтом мы знали, куда плывем. Я рассмеялся.

— Ничего мы не знали. Все делалось через наши головы.

— Одно я знаю наверняка. Я не хочу воевать еще и с Японией.

— Ты несешь чепуху. На войне мы с тобой не были. Только и делали, что ремонтировали джипы. А боролись разве что с грязью, въевшейся в кожу.

— Когда это ты стал таким героем? — с сарказмом вопросил Бадди.

— Я не герой. Но я читаю газеты, смотрю информационные выпуски и знаю, что нам чертовски повезло.

— Как только все закончится, — Бадди смотрел мне в глаза, — я хочу вернуться домой, получив причитающиеся мне при демобилизации деньги и соответствующие документы. Я хочу уехать отсюда не последним, а первым.

— А как насчет Уллы? — поинтересовался я. — Я думал, ты заберешь ее с собой.

— Я наводил справки. В Штаты я могу провезти ее только с визой, оформленной нашим посольством в Норвегии.

— Ты шутишь. Разве того, что она твоя жена, недостаточно?

— Они такие говнюки. В иммиграционной службе заявляют, что многие Девушки выходят замуж за американских солдат только для того, чтобы попасть в Штаты.

— И что же вы собираетесь делать? — спросил я.

— Улла хочет поехать домой и там родить ребенка. Он будет американским гражданином, поскольку его отец — я. Улла зарегистрирует младенца в американском посольстве. Тогда ей будет проще попасть в Штаты.

— Ты это проверял?

— Консультировался с юристами в посольстве и в штабе армии. Они говорят, что это единственный путь.

— Тогда у тебя все определилось. Поздравляю!

— Мне все равно нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты убедил полковника отправить меня в Америку в первую очередь. Как только закончится война.

— Я могу послать ему необходимые бумаги, но без гарантии, что он их подпишет, — ответил я.

Бадди достал из внутреннего кармана форменки пухлый конверт.

— Здесь десять «штук». Отдай их полковнику и скажи, что эти деньги — его, если он подпишет мои бумаги.

Иной раз я не мог понять, шутит Бадди или говорит серьезно.

— Ты хочешь, чтобы я вошел в кабинет полковника, помахал перед ним этим конвертом и сказал, что он получит конверт, если быстренько отправит тебя в Америку?

— Я не могу идти в штаб. Там каждая собака знает что я вляпался в ту историю. К тому же теперь полковник не настолько доверяет мне, чтобы взять этот конверт из моих рук. Он может подумать, что я хочу его подставить. Всякий раз, когда я выплачиваю полковнику его долю с игр, он встречается со мной в новом месте.

Я покачал головой.

— Нет, Бадди, тут я тебе не помощник. Мне и так хватает забот. Если меня поймают на этой афере с джипами, я могу получить пожизненный срок.

— Я и тебе дам пять «штук».

— Чего это ты так швыряешься деньгами? Стал миллионером?

— Дела у меня идут неплохо. Французы — люди азартные.

— И сколько ты заработал?

— Улла повезет в Норвегию шестьдесят тысяч. Мы положим эти деньги на счет, который откроем на имя ребенка. Когда Улла и младенец приедут в Штаты, у нас будет крепкий фундамент. — Он улыбнулся. — Улла — честная. Голова у нее устроена не так, как у нас.

— Если она не такая, как Китти, считай, что тебе повезло, — ответил я.

— Но ты пошлешь ему мои документы? — вновь спросил Бадди. — Насчет денег не беспокойся. Я найду способ передать их ему.

— Бумаги я подготовлю. Но подпишу, как только закончится война. И полковник получит их первыми. Бадди изучающе всмотрелся в меня.

— Ты и впрямь напуган?

— Будь уверен. Между прочим, если ты хорошенько задумаешься, то поймешь, что и у тебя есть повод трястись, как лист на ветру. Не забывай, что ты теперь не одинок. У тебя семья.

Двадцатого апреля Поль подошел к столику, за которым я сидел, дожидаясь окончания шоу. Вопреки обыкновению на его губах не играла улыбка.

— Джерри. Все пропало.

— Они вышли на нас? — У меня разом скрутило живот.

— Да нет. — Поль раздраженно махнул рукой. — Синий костюм только что сообщил мне, что больше джипы им не нужны. Он приказал свернуть операцию.

— Но мы передали им только пятьдесят джипов, — удивился я. — Раньше называлась другая цифра.

— Джипы переправили на Корсику. Остров-то маленький. Для Корсики пятьдесят автомобилей — это много.

— Но у меня в работе еще пятнадцать джипов. И что теперь делать с механиками, которые вызваны под выполнение этого заказа?

— Синий костюм говорит, что механиков надо отправить на прежнее место службы. Наверху вопрос уже улажен, поэтому проблем у тебя не возникнет. Все они заработали кучу денег, и жаловаться им не на что. — Поль пристально посмотрел на меня. — А мы можем вернуться к первоначальному плану. Продать пятнадцать джипов — пара пустяков.

Я закурил.

— Меня волнуют не джипы, а люди. Что я им скажу?

— Скажи правду. Они ее проглотят и уедут. Они знают что раскрывать рот небезопасно. Можно нарваться на крупные неприятности.

— Поль, ты заговорил, как американец. Где ты этому научился?

— Такой уж у меня бизнес. Я должен говорить и думать и как американец, и как француз. Это нелегко. — Он рассмеялся. — Давай выпьем коньяку. Все образуется. — Поль сделал знак официантке, и та тут же принесла две порции коньяка. — А что ты собираешься делать, когда все это закончится? Женишься на Жизель?

Мы чокнулись.

— За твое здоровье. — Я улыбнулся. — Мы с Жизель хотим остаться вместе, но о женитьбе разговора еще не было.

— Ар res la guerre[34] ты можешь остаться во Франции. Работа тебе найдется, можешь не сомневаться.

— Но я не говорю по-французски. Какую я могу найти работу без знания языка? Меня никто не поймет.

— Французскому ты научишься быстро, — заверил меня Поль. — А с работой, если ты тут останешься, я тебе помогу.

— Поль, у тебя есть что-то конкретное?

— Идеи есть, — кивнул он. — Но давай подождем подходящего времени. Я вздохнул.

— А пока у меня на руках пятнадцать джипов, которые необходимо срочно сбыть. И мне надо расстаться с половиной своих механиков.

— Мы сможем продавать джипы так же, как и раньше. Не меньше двух в неделю. — Поль улыбнулся. — Во Франции по-прежнему не хватает автомобилей, так что найти покупателей — не проблема. Я свяжусь с нужными людьми. — Он посмотрел на часы. — Жизель сейчас подойдет. Отправляйтесь домой. Все будет хорошо.

Наутро я сообщил механикам дурные вести. К моему изумлению, в большинстве своем они не возражали. Наоборот, мечтали о том, чтобы вернуться на прежнее место службы. В своих подразделениях они считались ветеранами, то есть при демобилизации имели право отбыть в Америку первыми.

Разозлился только Бадди. Он-то рассчитывал попасть домой прямо из Франции, хотя Улла и уезжала в Норвегию. Бадди возвращаться туда не хотел, поскольку там ходил в новичках и его демобилизовали бы в последнюю очередь.

— Ты должен пойти к полковнику, — потребовал он от меня. — Мне без разницы, сколько это будет стоить. Но я должен вернуться в Америку до того, как туда приедет Улла с ребенком.

— А чего ты так суетишься? — удивился я. — Возможно, это и к лучшему, что вы сможете перебраться в Америку всей семьей.

Бадди закурил и покачал головой.

— Ты просто говнюк. Неужели ты думаешь, что я буду суетиться зазря? — Он глубоко затянулся и медленно выпустил дым через ноздри. — Перед тем как загреметь в армию, я женился. Думал таким образом избежать призыва, но ничего не вышло. От этой сучки, моей жены, я не видел ничего, кроме неприятностей. И теперь я должен развестись с ней или убить ее до того, как Улла приедет в Штаты. Я уставился на Бадди.

— А я-то считал, что это я сижу по уши в дерьме.

— Так ты поговоришь с полковником? Я кивнул.

— Поговорю.

Бадди положил руку мне на плечо.

— Мы давние друзья. И я ценю твою помощь. Если я могу что-нибудь для тебя сделать, ты знаешь, тебе надо только попросить.

Тем же вечером, вернувшись из клуба, мы с Жизель сидели на кухне и пили кофе.

— Поль рассказал мне о том, что происходит, — нарушила затянувшееся молчание Жизель.

— Он слишком много тебе говорит.

— Поль хочет, чтобы ты остался во Франции. А ты этого хочешь?

— Не знаю. Я хочу быть с тобой, это точно. Но чем я смогу здесь заниматься?

— Поль говорит, что он поможет твоему другу Бадди задержаться здесь и отсюда уехать в Штаты, если ты после демобилизации останешься во Франции. — В глазах у Жизель стояли слезы. — Я хочу, чтобы ты остался, Джерри. А работу ты найдешь, можешь не волноваться.

Я наклонился вперед, погладил ее по щеке.

— Я постараюсь остаться, Жизель.

Потом поцеловал ее теплые губы, — и мы направились в спальню.

Быстро разделись и голыми юркнули в постель. Пальцами я раскрыл ее «киску» и загнал в нее своего «молодца».

— Джерри! — ахнула Жизель. — Сделай мне ребенка! Кончи в меня и сделай мне много-много детей! Я люблю тебя, люблю!

Я почувствовал, как ее ногти впиваются мне в ягодицы. По моему телу пробежала дрожь. Оргазм не заставил себя долго ждать. Я ощутил, как изливается в Жизель мое горячее семя.

— Господи! Господи! — вырвалось у меня, и я, как бревно, застыл на Жизель. Наши тела блестели от пота.

Она целовала меня и шептала: «Я действительно люблю тебя, Джерри, люблю».

И по ее щекам катились слезы счастья.

ГЛАВА 11

Еще через неделю я в последний раз встретился с Серым и Синим костюмами. Произошло это в «Голубой ноте», за маленьким угловым столиком, который отделялся от зала тяжелой портьерой. Встреча эта отличалась от прежних: французы пришли в форме. Серый костюм оказался бригадным генералом французской армии, Синий — генералом полиции. Поль подвел меня к их столику. В этой части клуба я никогда не садился. Ее резервировали для геев.

Французы не поднялись нам навстречу. На этот раз я отдал им честь. На столике стояла бутылка коньяка. Армейский генерал наполнил бокалы мне и Полю — Ваше здоровье! — Он поднял свой.

— Ваше здоровье! — ответили мы. Полицейский посмотрел на меня.

— Мы очень довольны тем, как ты справился с порученным делом. Все прошло как по писаному.

— Благодарю вас, сэр, — ответил я.

— Все механики, которых ты вызывал на подмогу, разъехались по своим частям? — спросил армейский генерал.

— Да, сэр. Кроме одного. Он служил в моем взводе еще до того, как мы прибыли во Францию. Полицейский посмотрел на меня.

— Тот самый, кого перевели в Норвегию?

— Да, сэр.

— А почему ты не отослал его обратно в Норвегию? — поинтересовался армейский генерал.

— Он хотел остаться здесь. — Взглядом я обратился за помощью к Полю. — Его перевели туда из-за трений с военной полицией. Он возил своего босса, и их застукали в ночном клубе, запрещенном для посещения американским военнослужащим Полицейский улыбнулся.

— Твоего друга отправили в Норвегию, чтобы спрятать концы в воду?

— Да, сэр.

— Ты устроил этот перевод?

— Нет, сэр. Тогда таких возможностей у меня не было.

— Но ты знал, что его перевод организовал твой командир? — спросил армейский генерал.

— Да, сэр.

— Ты думаешь, твоему другу можно доверять и он умеет держать язык за зубами? — спросил полицейский.

— Да, сэр.

Они повернулись к Полю.

— Что ты скажешь?

— Джерри и Бадди подружились задолго до начала войны, — ответил Поль. — Я нисколько не сомневаюсь, что они оба заслуживают доверия.

На этот раз коньяк разлил полицейский.

— За ваше здоровье!

— И за ваше! — откликнулись мы с Полем. Армейский генерал положил передо мной конверт.

— Это премия за отличную работу. Я взял набитый банкнотами конверт.

— В этом нет необходимости, но я благодарю вас за щедрость, господа.

Полицейский улыбнулся.

— И я хочу, чтобы ты знал, что тебе никто не будет досаждать, если ты решишь продать оставшиеся джипы на черном рынке.

— Спасибо, сэр.

Мы все встали, обменялись рукопожатиями, и генералы отбыли. Мы с Полем сели. Конверт все лежал на столе.

Я раскрыл его. Сосчитал банкноты. Пять тысяч американских долларов. Я посмотрел на Поля.

— Думаю, половина предназначена тебе. Он покачал головой.

— Со мной уже расплатились. Это твои деньги. Я присвистнул.

— Это какое-то безумие. Я же заработал больше двадцати пяти тысяч долларов.

— Позволь заверить тебя, что эти двое наварили куда больше. Ты им ничего не должен. И ты в полной безопасности. Услугу, которую ты им оказал, они не забудут.

— Я не знаю, как спрятать все это от американских властей, — вырвалось у меня.

— А почему тебе не поступить так же, как Бадди?

— Но он женат. И отдал деньги жене.

— Жизель сохранит их для тебя.

— Но мы не женаты, — напомнил я.

— Жизель тебя любит.., а деньги для нее значения не имеют. У нее они будут в целости и сохранности. Я подумал о Китти, о том, как она сберегла мои деньги.

— Я мог бы предложить тебе оставить их у меня, но это небезопасно. Я корсиканец, и слишком много людей во французских властных структурах знают о моих связях с сепаратистами. Если возникнут какие-то осложнения, они уничтожат меня и отберут все, что мне принадлежит.

— Господи, — вздохнул я. — Не понимаю я этого. Поль кивнул.

— Так уж устроен мир. Ирландцы сражаются с англичанами. Евреи — с арабами. Всегда найдутся люди, готовые драться за свою родную страну. Они верят, что именно они должны принести родине свободу. То же самое происходило и у вас. Вспомни Гражданскую войну.

— Спасибо за исторический урок, — не без сарказма ответил я, — но к моим деньгам он не имеет никакого отношения. Я по-прежнему не знаю, как их сохранить.

— Ты всегда можешь их задекларировать, — рассмеялся Поль. — Скажешь, что выиграл в карты. Заплатишь налоги и будешь спать спокойно. Конечно, денег у тебя останется совсем ничего, зато ты будешь чист перед законом.

— Теперь ты смеешься надо мной.

— Конечно, смеюсь. Если ты можешь кому-то довериться, так это Жизель. — Поль поднялся из-за стола. — Мой тебе совет — поговори с ней сегодня же вечером.

Я провожал Поля взглядом, тюка он не скрылся за дверью, ведущей за кулисы. Сукин сын сказал чистую правду. Ничего другого мне не оставалось. Я не хотел, чтобы меня снова обчистили. Дядя Гарри и Китти преподали мне хороший урок. Но довериться я мог только Жизель.

Апрель заканчивался. Тридцатого, в одиннадцать вечера я сидел за столиком Поля в «Голубой ноте» и ждал, пока Жизель отработает свой номер и мы сможем пойти домой. Я как раз поднес ко рту стакан с пивом, когда за спиной раздалось: «Сержант Купер!»

Голос я узнал, поэтому тут же вскочил, вытянулся в струнку и отдал честь.

— Полковник!

— Вольно, сержант. — Он сел за столик.

— Да, сэр. — Я тоже опустился на стул. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить, сэр?

— Спасибо, Купер. Как ты думаешь, есть у них канадское ржаное виски?

— Я могу спросить. — Я сделал знак официантке. Но Поль оказался проворнее. Он уже спешил к нашему столику.

— Полковник. — Улыбка растянула его рот до ушей. — Я счастлив вновь видеть вас здесь.

Поль умел расположить к себе людей. Последний раз он видел полковника несколько месяцев назад, когда Бадди приводил его в клуб.

— Полковник спрашивает, если ли у тебя канадское ржаное виски.

— Нет, сэр, — печально ответил Поль. — Но я готов угостить вас американским бурбоном.

— Пойдет, — ответил полковник. — Спасибо. И стакан имбирного эля.

— Сию минуту, сэр, — просиял Поль. Полковник пристально посмотрел на него.

— И я хотел бы поговорить с сержантом наедине.

— Мой кабинет к вашим услугам, сэр, — поклонился Поль. — Никто вас там не потревожит.

Пять минут спустя мы сидели в кабинете Поля. Я попал туда впервые. Маленькая, со вкусом обставленная комната. Старинный стол, за ним кресло, напротив — обитый кожей диван. На стене несколько афиш.

Полковник уселся за стол. Поль поставил перед ним бутылку бурбона, стакан, лед и имбирный эль. Полковник наполнил стакан и наклонился вперед.

— Война заканчивается, — заговорщицким шепотом сообщил он мне, словно я об этом и не подозревал.

— Да, сэр.

— Я получил приказ закрыть мастерские.

Я молчал.

— Мне известно, что у тебя одиннадцать джипов, которые можно отремонтировать, и еще несколько, годящихся только на запасные части. — Полковник смотрел на меня. — Как мы их можем использовать?

— Я еще не думал об этом, — солгал я. Не хотелось говорить ему, что я уже получил разрешение корсиканцев продать джипы на черном рынке.

— Вот и я не знаю, что с ними делать. — Полковник допил стакан и снова наполнил его. — Меня переводят в Детройт с заданием организовать демобилизационный пункт, чтобы как можно быстрее отправить на гражданку всех моих подчиненных.

— Да, сэр.

Тут полковник уговорил второй стакан и принялся за третий.

— Я могу взять тебя с собой, сержант. Начальство понимает, что одному мне не справиться. Я подумал, что мое предложение может тебя заинтересовать. Ты хорошо на меня поработал, и я хочу показать, что не забываю добро.

Я молча смотрел на него. Лицо полковника раскраснелось, чувствовалось, что еще немного, и он окончательно надерется. Я, конечно, уже смекнул, что к чему. Ему хотелось увезти меня в Штаты только для того, чтобы после его отъезда я никому ничего не рассказывал о наших делишках. Кроме того, я ему не доверял. Полковник слишком много пил, и у меня не было уверенности, что с ним я попаду в Штаты, а не окажусь на дне океана с пулей в затылке.

— Я ценю вашу заботу, сэр, но после войны мне хотелось бы остаться во Франции.

— У тебя есть девчонка?

— Да, сэр. Но меня может заменить Бадди, сэр. Он хочет поскорее попасть в Штаты. И с радостью поедет с вами. Вы ведь знаете, как он вас уважает.

Полковник задумался, опять наполнил стакан.

— А что будешь делать ты?

— Меня вполне устроит, если вы оставите мне демобилизационное удостоверение, датированное днем окончания войны. Я уверен, что найду здесь работу.

Ответа полковника я ждал, затаив дыхание. А он долго смотрел на дно стакана. Потом в который уже раз наполнил его.

— Хорошо, сержант. Этого рядового пришлешь ко мне. Я знаю, что ума для такой работы ему хватит. Я подпишу твое демобилизационное удостоверение, и ты сможешь отослать его в штаб, когда захочешь. И я лам тебе ордера на уничтожение оставшихся джипов. Постарайся заработать на них какие-то деньги.

— Благодарю вас, сэр. — Я отдал ему честь. Полковник поднялся, попытался ответить мне тем же но покачнулся и повалился на стол, сбросив на пол бутылку и пустой стакан.

Поль, должно быть, обладал шестым чувством. Не прошло и двух секунд, как он влетел в кабинет. Посмотрел на полковника.

— Пить он не умеет. французы кажутся такими смешными, когда хотят казаться серьезными.

— Пришли сюда толстяка, чтобы он помог мне привести полковника в чувство. А потом я сбегаю за Бадди. Он отвезет полковника домой.

— А что он хотел тебе сказать? — спросил Поль. Я улыбнулся.

— Наверное, тебе придется еще какое-то время терпеть мое присутствие. Демобилизационное удостоверение я, считай, получил. Между прочим, можешь сказать Серому и Синему костюмам, что Бадди отбывает с полковником.

ГЛАВА 12

Внезапно все переменилось. Двумя днями позже, второго мая, Бадди посадил Уллу на поезд, отправляющийся в Норвегию, и забрал два своих баула из моей конторки в гараже.

— Сегодня переночую на квартире полковника. Завтра мы улетаем в Штаты.

— Отлично.

— И это все, что ты хочешь мне сказать? — Бадди пристально смотрел на меня. — А как насчет того, чтобы пожелать мне удачи?

Я улыбнулся.

— Бадди, я и не знал, что ты такой сентиментальный! Мне-то казалось, что тебе эмоции неведомы.

— Джерри, таким я могу быть только с тобой. Ты всегда был моим другом, и мне уже кажется, что мы братья.

— Так и есть, — кивнул я. — Но теперь ты сворачиваешь на другую дорогу. Мне будет тебя недоставать, но я с этим свыкнусь.

— Мне тоже будет недоставать тебя.

Я посмотрел на Бадди. Его щеки блестели от слез.

— Ты плачешь.

— Ниггеры не плачут. — Он обнял меня. — Просто ты у нас такой чокнутый. Второго такого не найти. Я прижал его к себе.

— Ты мой лучший друг, сукин ты сын. Лучший друг во всем мире. А теперь отпусти меня, а не то люди подумают, что мы голубые.

Бадди отступил на шаг, достал сигарету, закурил.

— Как насчет того, чтобы взять джип и отвезти меня в штаб?

Достал сигарету и я.

— Ты не меняешься. А я-то подумал, ты пришел попрощаться.

Бадди рассмеялся, пустив дым из ноздрей.

— Именно для этого я и пришел. Но подумал, а почему бы тебе не подвезти меня. Все-таки мы лучшие друзья.

— Ну ты и жмот. — Я схватил его за руку. — У тебя же много денег. Можешь позволить себе раскошелиться на такси.

Бадди пожал мою руку. В другой и он, и я держали сигареты.

— Когда я теперь тебя увижу?

— Не знаю, — ответил я. — Пока покручусь здесь.

— После войны?

— Да, после войны.

— А как мне с тобой связаться? Я задумался.

— Через клуб Поля. Он всегда будет знать, где я.

— Ты сможешь иногда писать Улле?

— Обязательно напишу. К тому же она понравилась Жизель. Они уже обменялись адресами.

Бадди взглянул на часы:

— Время поджимает. Пора бежать.

Я вновь пожал ему руку.

— Удачи тебе, Бадди.

Он улыбнулся:

— И тебе тоже.

Бадди повернулся и вышел из моей каморки.

Пятью днями позже, 7 мая, война в Европе закончилась. Париж ударился в веселье. Американские солдаты стали народными героями. Вино, шампанское, пиво лились рекой. Женщин, замужних и незамужних, охватила лихорадка. Пары трахались в парках, подъездах, на лестницах. Везде царила любовь.

В «Голубой ноте» народ толпился с того момента, как клуб распахивал свои двери, и до закрытия. Гомосексуалисты ничем не отличались от остальных. Все столики по обе стороны от центрального прохода были заняты. То и дело хлопали пробки, вылетающие из бутылок с шампанским. Я не смог сесть за свой обычный столик, поэтому отправился за кулисы, откуда и наблюдал за происходящим.

Поль подошел ко мне и положил руку на плечо.

— Что скажешь?

— Война действительно закончилась. Никогда не думал, что можно так радоваться.

— Чувство это копилось долгие годы. Вот и выплеснулось наружу. Мы пережили столько смертей. Такие разрушения.

— Мне-то повезло. На настоящую войну я так и не попал. Может, я должен этого стыдиться?

— Ты обычный человек. И выбора у тебя не было. Все решения принимала за тебя армия. С тем же успехом тебя могли послать на фронт. В этой жизни ни за что нельзя поручиться.

— Ну не знаю. Для меня война обернулась бизнесом.

— Опять же армия поручила тебе это дело. Подбирать то, что плохо лежит. Ты дисциплинированный солдат. Выполнял отданный тебе приказ.

— Французы все такие?

— Они ничем не отличаются от других. Они воровали, лгали, сотрудничали с врагом, выдавали своих евреев. И многие неплохо на этом заработали. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. И в результате страной будут править бюрократы, а не патриоты, которые рисковали жизнью ради победы.

Я смотрел на Поля.

— Ты презираешь и тех, и других.

— А почему нет? Они отдали половину Азии, четверть Африки и пятнадцать процентов Среднего Востока, потому что высосали оттуда все соки. А Корсику держат в темнице, считая, что еще могут ею попользоваться.

— А что будет с клубами? Война-то закончилась. Поль рассмеялся.

— Клубы выживут. Возможно, они не будут приносить столько денег, раз уж американские солдаты отбывают на родину, но в Париж в поисках развлечений и удовольствий съезжается весь мир.

— Я все-таки сомневаюсь, правильное ли я принял решение. Так и не знаю, что мне тут делать.

— Расслабься, — ответил Поль. — Сегодня надо праздновать. А волноваться о будущем станем позже. — Он посмотрел на царящее в клубе веселье. — Пожалуй, сегодня я отменю оба представления и распущу девочек по домам. А то их изнасилуют прямо на сцене.

В одиннадцать вечера мы с Жизель уже шагали домой. Улицы заполняла радостная толпа. Американская форма притягивала людей, как магнит. Люди останавливали меня, целовали, говорили об американцах самые добрые слова.

Наконец мы добрались до квартиры. Я шумно выдохнул, когда мы поднялись на пятый этаж.

— Я уж опасался, что меня на радостях съедят. Жизель улыбнулась, отпирая дверь.

— Все счастливы, потому что впервые за долгие годы чувствуют себя в безопасности. Война лишила нас уверенности в собственных силах.

— Все уже позади. — Я вошел в квартиру. — Теперь мы начнем забывать войну.

— Мы ее не забудем. — Жизель бросила плащ на стул и повернулась ко мне. — Я тебя люблю. Я не боялась, потому что ты был рядом со мной. Теперь я боюсь.

Я заглянул ей в глаза. Синие-синие и полные слез.

— Почему, Жизель? Мы же по-прежнему вместе.

— Надолго ли? — прошептала она. — Рано или поздно ты вернешься домой. И я останусь одна. Как моя сестра, когда возлюбленный оставил ее.

— Я же остаюсь здесь, ты это знаешь. Мое демобилизационное удостоверение уже подписано. Я только разберусь с оставшимися джипами, и — прощай, армия. — Я привлек Жизель к себе. — А если я вернусь в Штаты, ты поедешь со мной.

Она посмотрела на меня.

— Ты это серьезно? Не потому, что я так расстроилась?

Я нежно поцеловал ее.

— Обещаю.

Мы прошли в спальню. Я разделся раньше Жизель, поэтому принес из кухни радиоприемник и поставил его на прикроватный столик. Настроил на «Голос Америки». В Нью-Йорке только наступило утро, и комментатор вел передачу с Таймс-сквер.

Его голос едва прорывался сквозь радостный рев толпы. Впервые я услышал на английском те же слова, что весь вечер повторялись на французском.

— Война в Европе закончилась. Пришел День Победы.

А потом Кейт Смит[35] запела «Боже, благослови Америку». Тут я заплакал. Все еще не мог поверить в то, что произошло. Мир вновь перевернулся.

В этот момент Жизель вошла в спальню и остановилась у двери. В чем мать родила. Над своей «киской» она приклеила бумажный американский флаг. А в руках держала бутылку шампанского и два бокала.

ГЛАВА 13

Демобилизационные документы прибыли две недели спустя. Не только мои, но и всего взвода. Ко мне подошел сержант Фелдер. В руке он держал приказ с указанием даты вылета.

— Вроде бы тебе обещали, что мы успеем распродать джипы.

— Обещали, — кивнул я. — Но они меня кинули. В армии это запросто.

— У нас же осталось еще семь джипов, — не унимался Фелдер. — Мы теряем кучу денег.

— Ты возвращаешься домой, — напомнил я. — И жаловаться тебе не на что. Тебя же не посылают на Тихий океан.

— Я слышал, сюда направляют офицера, чтобы тот проследил за сдачей оставшегося имущества.

— Фелдер, отвяжись, — оборвал я его. — Поезд ушел. Ты и так прилично заработал. Поезжай домой и не забудь купить подарки жене и детям. Теперь у тебя есть деньги, чтобы открыть авторемонтную мастерскую, о чем ты и мечтал. Я уверен, жена примет тебя с распростертыми объятиями.

— А я вот сомневаюсь. Особенно если я привезу ей триппер.

— Господи! Да ты же подхватил его шесть месяцев назад! Неужели не вылечился?

— Я был у врача трижды. И всякий раз он говорил мне, что я здоров. Оказалось, что нет. — Фелдер печально вздохнул.

— Да перестань. Триппер сейчас лечат, как насморк. Фелдер посмотрел на меня.

— Просто я мудак. Мне очень нравилась эта девчонка и, вылечившись, я снова шел к ней.

— Действительно, мудак, — рассмеялся я. — Но теперь можно поставить точку. Больше к ней не ходи. До отлета еще несколько дней. Тебя успеют подлечить.

Он все качал головой.

— Какой же я глупец.

— С кем не бывает, — рассмеялся я. — И вот что еще. Я хочу, чтобы ты подготовил джип для меня. Я уезжаю через три дня. И чтоб выглядел он как новенький! А я запишу благодарность в твое демобилизационное удостоверение.

Машину Фелдер подготовил мне раньше срока. На это у него ушло только два дня. В тот же вечер я перегнал джип в один из гаражей Поля. Наутро те джипы, что были на ходу, мы переправили в гараж одного из корсиканцев, близкого друга Поля.

А во второй половине дня дверь моей каморки у дальней стены мастерских распахнулась, и я увидел стоящего на пороге лейтенанта.

— Сержант Купер? — спросил он.

Я встал, отдал честь.

— Да, сэр.

— Лейтенант Джонсон. — Он поднес руку к фуражке. — Мне приказано отвезти твоих солдат в штаб.

— Да, сэр. Они вас ждут.

— У тебя осталось девять человек?

Я кивнул.

— Да, сэр.

— Они готовы уехать немедленно?

— Они в казарме, сэр.

— Я приехал на автобусе, который доставит их в штаб. По пути в казарму лейтенант оглядывал мастерские, двор.

— Тут столько разбитых джипов. Разве их нельзя отремонтировать?

— На каждый у нас есть приказ об уничтожении, сэр. Мы снимали с них годные детали и узлы и устанавливали на те джипы, что снова шли в дело.

— А чего ты не продал их как вторсырье?

— У меня нет такого права, сэр. Это собственность армии, и распоряжаться ею может только штаб. Я лишь выполняю приказы.

— Странно. — Он пожал плечами. — В штабе могли бы об этом подумать.

Я промолчал.

— Как следует из приказа, после демобилизации ты остаешься во Франции, — сменил тему лейтенант. — А почему ты не хочешь возвращаться домой?

— Мои родители умерли, сэр. Так что возвращаться мне не к кому.

— У тебя есть девушка?

— Да, сэр.

Он кивнул.

— Я так и думал, сержант. Это основная причина, по которой солдаты хотят здесь остаться.

Я не ответил, лишь искоса посмотрел на него. Молодой парень, не старше меня.

— Вы тут давно, сэр?

— Да нет, сержант. Три недели как прибыл из Уэст-Пойнта[36].

Опять я не стал комментировать его слова. Лейтенант посмотрел на меня.

— Знаешь, сержант, завидую я тебе. Я-то войны не застал. А тебе удалось столько повидать. Я просил направить меня на Тихий океан, а оказался в Европе.

— Здесь тоже нужны люди, сэр.

Ну и чудик, подумал я. Если он чего и упустил, так это пулю в лоб.

— Отсюда меня переводят в Берлин. Там, должно быть, будет поинтереснее. Я видел все фильмы с Марлен Дитрих. Эти немки очень хороши.

Мы уже подошли к казарме. Я открыл дверь и рыкнул по-сержантски: «Смир-на!»

Только в конце июня я отремонтировал все джипы, спрятанные в гараже приятеля Поля. Фелдер и солдаты давно отбыли, поэтому мне пришлось нанимать французов. Всех их нашел Поль. Это были мужчины в годах, далеко не призывного возраста, а потому и не попавшие в армию. Зато дело свое они знали, многие всю жизнь проработали на автомобильных заводах.

Проблема состояла в другом, по-французски я практически не говорил, а потому зачастую не мог объяснить, что мне от них нужно. Рабочие же не знали ни слова по-английски. Кончилось тем, что Жизель стала проводить в гараже несколько часов в день, переводила мои указания на понятный им язык. Только с ее помощью нам удалось довести работу до конца.

Потом мне пришлось с ними расплатиться. На это ушло девять тысяч долларов из моих сбережений. В итоге у меня осталось семнадцать тысяч. Но деньги я потратил не зря. Выглядели джипы лучше, чем в тот день, когда они выкатились из заводских ворот. Французские автомобильные компании еще только налаживали производство, но многие потенциальные покупатели соглашались ждать французские авто.

Если бы не Поль, у меня могли возникнуть проблемы со сбытом. Но он был на моей стороне. И нашел желающих приобрести джипы. Однако уже не за такую высокую цену, по которой они уходили во время войны. 25 июля я продал последний джип Прибыль составила двадцать тысяч долларов плюс новенький джип с брезентовым верхом и боковыми окнами из плексиглаза.

Жарой и влажностью летний Париж напоминал ад. Но все с радостью возвращались на работу, которая свидетельствовала о начале мирной жизни. Однако только начав работать, народ тут же вспоминал о летнем отпуске. Я понятия не имел, что во Франции уход в отпуск — почти что религиозный ритуал. Летом французы покидали Париж. Гуляя по улицам, я видел в основном американских и английских военных, но никак не мирных французских горожан.

Свое недоумение я выплеснул на Поля, когда вечером пришел в клуб.

— Почему так происходит? Я ничего не понимаю. Раз уж началась нормальная жизнь, почему вы не можете вести себя, как нормальные люди?

Он рассмеялся.

— Это нормально. Даже во время войны французы уходили в отпуск.

Толстяк, который приглядывал за дверью черного хода, он же шофер и телохранитель Поля, торопливо подскочил к нашему столику.

— Послушайте радио! — возбужденно воскликнул он. Поль знаком предложил мне последовать за ним. Мы поспешили в его кабинет. Комментатор что-то верещал. Говорил он так быстро, что я не смог разобрать ни слова.

Вскоре Поль обернулся ко мне. Начал объяснять, что к чему, но так разволновался, что то и дело перескакивал с английского на французский. Но я все-таки уяснил, что американцы сбросили на Японию атомную бомбу, в результате чего погибли тысячи людей.

Поль смотрел на меня с перекошенным от ужаса лицом.

— Это же кошмар. Так много жертв. И все невинные люди, никогда не воевавшие. Кто же придумал такую бомбу?

Я покачал головой.

— Не знаю. Никогда о ней не слышал. Поймай «Голос Америки». Может, там нам все объяснят.

Поль покрутил диск, но поймал Би-би-си. Английский комментатор тараторил с той же скоростью, что и французский. И не менее возбужденно.

— Американцы сбросили атомную бомбу на японский город Хиросиму. Президент Гарри Трумэн, выступая перед американским конгрессом, сказал, что эта бомба остановит войну на Тихом океане и спасет жизнь тысячам американцев, которым в противном случае пришлось бы штурмовать один японский остров за другим.

Поль выключил радио, не дав мне дослушать.

— Атомная бомба? Что же это за зверь?

— Не знаю, — ответил я. — Но, думаю, штука хорошая, если может остановить войну.

— Политики! — В голосе Поля слышалось отвращение. — Социалисты пытаются лишить де Голля власти, потому что война закончилась и он им уже не нужен. Англичане дали Черчиллю пинка, не успели немцы капитулировать. Французские социалисты и английские лейбористы на самом деле пособники коммунистов. В конце концов Россия будет контролировать всю Европу.

Вечером, вернувшись домой с Жизель, я пересказал ей разговор с Полем и спросил, все ли французы так думают.

Она заулыбалась.

— Это вряд ли. Поль — корсиканец, и у него слишком уж живое воображение. В конце концов это произошло за тридевять земель. И не должно нас волновать.

Я достал бутылку пива и сидел за столом, пока Жизель не появилась из ванной.

Взглянув на меня, она рассмеялась.

— Почему бы тебе не лечь в постель? Теперь война действительно закончилась.

ГЛАВА 14

В середине августа, в полтретьего утра, когда мы с Жизель крепко спали, нас разбудил Поль. Таким нервным я никогда раньше его не видел. Он плюхнулся на стул в кухне. Я быстро налил ему коньяка, а Жизель поставила на плиту воду для кофе.

Поль выпил коньяк залпом и тут же вновь наполнил бокал.

— У нас неприятности.

— В каком смысле? — спросил я.

— Армия обнаружила джипы на Корсике. От них потянулась ниточка к нашим друзьям. Сейчас генерал и инспектор полиции под домашним арестом.

Наши друзья молчат, но французские детективы — не дураки. Они уже сообразили, что такое количество джипов могло поступить только из Парижа. — Поль допил коньяк и пригубил кофе.

— А чего ты так расстроился? — удивился я. — Ты не в армии. Тебя они не тронут.

— Я корсиканец, — напомнил Поль. — Детективы знают, что инспектор полиции — мой брат. Они также знают, что мы выходили на твоего командира, под началом которого ремонтировались джипы.

— Но полковник в Штатах. До него они не доберутся. И все механики уже вернулись домой. Так что твоим детективам ничего не обломится.

— Джерри, — Поль покачал головой, — что ты несешь? Мы-то с тобой здесь, и они могут схватить нас.

— Доказательств у них нет, они ничего не найдут. Джипы мы давно распродали. К тому же я американский гражданин. Им не за что арестовывать меня.

— Между прочим, твой джип стоит в гараже. И не забывай, что французские и американские законы сильно отличаются друг от друга. Здесь тебя могут арестовать, не объясняя причин. — Он закурил. — Мой вам совет — как можно быстрее уезжайте из Парижа. Сам я утром отбываю на Корсику.

— Просто так оставляешь свои клубы? — Я щелкнул пальцами. — Раз, и все?

Вот тут Поль рассмеялся, первый раз с того момента, как переступил порог нашей квартиры.

— Я же корсиканец. То есть не глупец. Мои люди будут вести все дела, пока я не вернусь.

Я взял чашку с кофе, сел рядом с Жизель.

— А куда деваться мне? Я американец, так что заметен издалека.

— Если ты наденешь гражданский костюм, то будешь выглядеть, как все. — Он повернулся к Жизель. — Вам пора паковаться. Я думаю, вы должны ехать в Лион, к твоим родителям. Передай им мои наилучшие пожелания и скажи, что я надеюсь вскоре их навестить. — Поль достал из кармана конверт, протянул его Жизель. — Это рекомендательное письмо управляющему клуба в Ницце, который принадлежит мне. Он сразу даст тебе работу. Потом пришла моя очередь.

— Тебе я тоже помогу. Направлю к своему близкому другу, который знает и Жизель. Зовут его месье Жан-Пьер Мартин. Войну он закончил полковником. Служил в штабе де Голля. Он гомосексуалист, как и я, а добрыми друзьями мы стали, потому что я помог уладить кое-какие проблемы для американца, с которым он сейчас живет на юге Франции. Жан-Пьер любит американцев, потому что много лет учился в Штатах. Поговори с ним. Я уверен, что он найдет тебе хорошую работу в своей компании. Он собирается осваивать новые рынки: Англию и Соединенные Штаты.

— Поль, ты так заботишься обо мне, я тебе очень признателен. Но почему?

— Ты даже не догадываешься, какую услугу ты оказал мне и моему брату. И потом — мы друзья. А дружба иной раз ценится выше любви. — Он вдавил окурок в пепельницу, допил кофе, поднялся и обнял Жизель. Расцеловал ее в обе щеки, потом повернулся ко мне.

— Благодари Бога, что я гей. Иначе бы тебе не видать этой девочки, как своих ушей.

Я рассмеялся.

— Поль, пожалуйста, береги себя.

— Обязательно, друг мой. — Он обнял меня, поцеловал сначала в одну щеку, потом в другую. — Я должен идти. — У двери Поль обернулся. — Когда будете уезжать, оставьте ключи консьержке. Она знает, что делать дальше.

Мы проводили Поля взглядом. Когда за ним закрылась дверь, я посмотрел на Жизель.

— С ним ничего не случится? — спросил я.

— Будь спокоен, — ответила она. — Начнем паковаться. Нам надо собрать вещи и уехать до рассвета. Тогда нас никто не увидит.

— А сколько потребуется времени, чтобы добраться до Лиона? — поинтересовался я.

— Все зависит от состояния дорог. Война закончилась не так уж давно. Нам может понадобиться от семи до десяти часов. — Жизель рассмеялась. — К сожалению, мы едем не в свадебное путешествие.

Уж не знаю как, но мы уложились в срок. Собрали вещи и уехали в самом начале седьмого. С востока как раз начал наползать легкий туман. Над Парижем повисли тяжелые дождевые облака. Джип весело катил по шоссе. Мотор работал, как часы. Но проблемы все-таки возникли: у меня не было карты. Правда, Жизель утверждала, что знает дорогу. Опять же на указателях разрешенная скорость и расстояния были обозначены в километрах, а на спидометре — в милях. Но Жизель все эти мелочи не волновали. Она сияла от счастья. Еще бы, осуществлялась ее мечта — Жизель ехала домой. И плевать она хотела, ехать нам четыреста километров или двести сорок миль. Путь-то один и тот же.

Я рассчитал, что при средней скорости тридцать миль в час дорога до Лиона займет у нас восемь часов, если мы обойдемся без остановок. Но остановок хватало. Чтобы облегчиться, перекусить, заправить бак бензином, уточнить дорогу. И была еще одна остановка, самая важная для Жизель. Мы остановились в большом городе, чтобы купить мне гражданский костюм.

Жизель объяснила, что ее родители не выносят иностранцев. Особенно солдат. С тех пор, как немецкий солдат обрюхатил ее сестру и от нее все отвернулись. Терезе пришлось сделать аборт, но родители ее так и не простили.

— Одежда значения не имеет, — заметил я. — Все равно твои родители узнают, что я служил в американской армии.

— Это я понимаю. Но так мне будет проще найти с ними общий язык. Если родители увидят тебя в костюме, то по крайней мере поймут, что ты остаешься во Франции и не собираешься бросать меня.

— Есть и более важное отличие. Дружок твоей сестры воевал против Франции, а я — за нее.

Однако убедить Жизель не удалось. Я купил светло-серый костюм и две белые рубашки. Во Франции шили не такие костюмы, как в Америке. С более узкими плечами, короткими штанинами. Купленный мною костюм с французским размером "L" едва тянул на американский "М".

К дому родителей Жизель мы подъехали в пять вечера. Дверь открыла ее мать.

— Жизель приехала! — крикнула она мужу, обняла дочь и расплакалась. — Наконец-то моя девочка дома! Вышел отец Жизель. Обнял и расцеловал ее в обе щеки.

— Жизель, почему ты не сообщила нам о своем приезде? — спросил он.

Мы прошли в дом. Они так быстро тараторили по-французски, что я не понимал ни слова, Наконец ее отец повернулся ко мне.

— Американец? — спросил он.

— Oui, папа, — ответила Жизель.

Я протянул руку.

— Рад с вами познакомиться, сэр. Он лишь посмотрел на мою руку.

— Мой отец не понимает по-английски. — В голосе Жизель слышались извиняющиеся нотки.

— Его также не обучили правилам хорошего тона, — ответил я. — Я подожду в машине.

— Остынь, — бросила она мне, потом повернулась к отцу и быстро-быстро заговорила. Тут уж несколько слов я понял. «Герой войны. Очень богатый. Мой жених. Моя любовь».

Мать Жизель взяла меня за руку и подвела к столу. Мы сели. Ее отец продолжал дуться, но все-таки подошел и пожал мне руку. Затем достал бутылку вина и налил каждому по маленькому стаканчику.

— Salut[37]! — сквозь зубы процедил он. Я кивнул, ответил тем же. Мы выпили. Через несколько минут появилась Тереза. Сестры долго тискали друг друга и целовались. Я наблюдал за их отцом. С Терезой он держался куда сдержаннее, чем с Жизель. Потом Тереза повернулась ко мне.

— Мне кажется, я тебя уже давно знала, — с улыбкой сказала она по-английски. — Жизель писала мне каждый месяц по несколько писем.

— Мне она тоже рассказывала о тебе. Я рад, что мы наконец-то встретились.

— Я очень сожалею, что наш отец так себя ведет, — извинилась она. — Наверное, в этом виновата я. Ему не нравился мой кавалер.

— Выбор был за тобой. Твой отец не имел права вмешиваться.

— Теперь все это в прошлом. — Тереза пожала плечами. — Война кончилась, возможно, мы все забудем старые обиды.

— Надеюсь на это, — кивнул я.

Жизель улыбнулась мне.

— Моя сестра — красавица, правда?

— Вы обе красавицы. И мне жаль, что ваш отец все еще злится на Терезу.

— Время лечит, — философски ответила Жизель. — А пока Тереза, ты и я пойдем обедать в ресторан, который принадлежит моему очень хорошему другу. Мои родители едят так, как это принято у французов. Обедают днем, а вечером обходятся хлебом с сыром и стаканом вина.

— Как скажешь.

— И еще. — Жизель вновь улыбнулась. — Мои родители очень консервативны. Они хотят, чтобы я осталась на ночь в их доме, но у них только одна свободная спальня, а под своей крышей спать со мной до свадьбы они тебе не разрешат.

— Хорошо. Я сниму номер в отеле.

— В этом нет необходимости. Тереза говорит, что ты можешь провести ночь у нее.

Я посмотрел на Терезу.

— Я тебя не стесню?

Тереза улыбнулась.

— Отнюдь.

Я повернулся к Жизель, она согласно кивнула.

Я понятия не имел, что лионские рестораны считаются лучшими во Франции. А раз так, то и лучшими в мире. Хозяин тепло встретил сестер, но я заметил, что Терезы он все-таки сторонится. Потом увидел я ленточку в его петлице. И здесь тоже не забыли войну. Его наградили орденом Почетного Легиона, а Тереза предала страну, улегшись в постель к врагу. Но хозяин ресторана остался джентльменом. А потому принял нас с распростертыми объятиями.

После обеда Жизель отвезла нас к дому Терезы. Дала мне маленький саквояж с туалетными принадлежностями и пижамой. Рассмеялась и на прощание поцеловала меня в щеку.

— Не обижай мою сестричку.

— Не волнуйся, — заверил я ее и взглянул на улыбающуюся Терезу. Сестры расцеловались. — Я заеду за тобой в девять утра, — пообещала Жизель и тронула джип с места.

Я последовал за Терезой в ее квартиру. Она показала мне ванную и спальню. В ней стояла только одна двуспальная кровать. Я повернулся к Терезе.

— А другой спальни у тебя нет?

Улыбаясь, она покачал головой.

— Нет.

— Так я буду спать на софе в гостиной?

— Нет.

Я недоуменно воззрился на нее.

Тереза все улыбалась.

— Кровать большая. Я уверена, что в ней хватит места двоим.

— Мне и тебе?

— Естественно. Я не девушка, а мы с Жизельсестры и привыкли всем делиться.

Об этом французском обычае я слышал впервые. Когда я вернулся из ванной, Тереза уже лежала на кровати в наряде Евы. Ей потребовалось двадцать секунд, чтобы сорвать с меня пижаму. Потом она повалила меня на спину и уселась мне налицо. Ее «киска» уже сочилась влагой. Она завела руку за спину и ухватила мое хозяйство. Несколько ритмичных движений, и я обильно полил спермой ее спину. При этом Тереза не забывала тереться клитором и вскоре со сладострастным стоном скатилась с меня.

ГЛАВА 15

В девять утра я стоял на тротуаре у подъезда многоквартирного дома Терезы. Жизель вырулила из-за угла и остановила джип рядом со мной. Я молча бросил саквояж на заднее сиденье.

Жизель перебралась с водительского места на сиденье пассажира. Я обошел джип, сел за руль, посмотрел на нее. Жизель улыбалась.

— Сука! — вырвалось у меня.

— Разве тебе не понравилась моя маленькая сестричка? — Ее глаза изумленно раскрылись.

— Ты меня подставила, — рявкнул я. — Мне еще повезло, что она не затрахала меня до смерти!

— Тереза слишком давно одна. Мужчина был ей просто необходим.

Я искоса посмотрел на Жизель.

— Когда ты говорила, что вы делитесь с сестрой всем, я не подозревал, что речь идет и о любовниках. Она наклонилась ко мне, поцеловала в щеку, — Только о хороших любовниках. — Жизель рассмеялась.

— Как хорошо, что у тебя только одна сестра, — наконец улыбнулся и я'. — Иначе я бы точно отправился на тот свет.

Жизель вновь поцеловала меня.

— Я люблю тебя, Джерри. Я покачал головой.

— Ничего не понимаю. Неужели это французский обычай?

— Я думаю, нам пора ехать, — сменила тему Жизель. — Сначала доберемся до Марселя, а потом по автостраде номер семь — до Канн и Ниццы.

— Сколько нам ехать? — спросил я.

— Расстояние примерно то же, что и до Парижа. Но нам еще надо найти отель, где мы заночуем. В Ницце родственников у меня нет. — Жизель хитро улыбнулась. — И сестер тоже.

В семь вечера мы зарегистрировались в маленьком отеле Ниццы. Отлично пообедали в ресторане, который порекомендовала Жизель. В меню преобладали блюда из свежей рыбы. Обычно рыбу я не жалую, но в Ницце ее умели готовить. И бутылка хорошего вина пришлась как нельзя кстати.

В номере стояла двуспальная кровать. Не очень широкая и коротковатая для меня. Но пожаловаться я не успел. Жизель взяла инициативу в свои руки, и о сне мне пришлось забыть. До утра я дожил, но с большим трудом.

Уютный отель страдал одним серьезным недостатком: при нем не было ресторана. Лучи утреннего солнца начали прогревать номер. Я распахнул окна, но воздух даже не шевельнулся.

Жизель как раз вышла из ванной. Прекрасная, свежая, юная, с капельками воды, сверкающими на бархатистой коже.

— Здесь всегда так? — спросил я.

— Это же юг Франции, — ответила она. — Тепло и солнце притягивают на Лазурный берег всю Европу.

— Даже зимой? — полюбопытствовал я.

— Зимой тоже тепло, но, конечно, не так, как сейчас. — Жизель протянула мне полотенце. — Вытри мне спину.

Я вытер.

— Что теперь?

Она надела трусики и бюстгальтер. Осторожно, чтобы не зацепить, натянула чулки. Пусть война и закончилась, но дефицит хороших шелковых чулок сохранялся. Наконец Жизель облачилась в белое платье из тонкой хлопчатобумажной ткани.

— К управляющему клуба идти еще рано. Предлагаю съездить в Канны и повидаться с Жан-Пьером Мартином, о котором говорил тебе Поль.

— Согласен. А как насчет завтрака?

— Конечно, "мы позавтракаем, — ответила Жизель — Но только после того, как купим тебе светлые брюки и рубашку с короткими рукавами. Иначе к полудню ты запаришься.

Я понятия не имел, что Ницца — один из крупнейших городов Франции. Жизель привела меня в большой универмаг, таких хватало и в Штатах, и мы сразу прошли в отдел мужской одежды. Жизель быстренько одела меня с ног до головы. Начала с брюк: белые, розовые, пастельно-голубые. Потом в тон им рубашки. И наконец, синий блейзер.

Она поставила меня перед зеркалом и удовлетворенно кивнула.

— Тебе нравится? — На ее губах играла улыбка.

— Я похож на сутенера, — ответил я. — Никогда такого не надевал.

— Ты похож на джентльмена, — поправила меня Жизель. — Не забывай, Жан-Пьер — богатый человек. Даже форму он шил на заказ у одного из лучших французских портных. Тот же портной обшивал де Голля, а когда Жан-Пьер влюбился в того американца, портной стал шить форму и ему.

— Я все-таки не понимаю, почему ты решила, что этот человек примет какое-то участие в моей судьбе.

Жизель мне все терпеливо разобъяснила, словно маленькому непонятливому ребенку.

— Во-первых. Поль оказал Джей-Пи немало услуг, и тот у него в долгу. Корсиканцы следили за тем, чтобы предприятия Джей-Пи не знали недостатка в рабочей силе независимо от того, идет война или нет. Во-вторых, Поль оберегал Джей-Пи от полиции как гражданской, так и военной, когда те хотели застукать его с американским любовником сначала в Париже, а потом в Каннах.

— Это не означает, что он даст мне работу.

— Поль и не говорил, что даст. Он лишь сказал, что тебе следует с ним встретиться и посмотреть, что из этого выйдет.

— А у тебя с ним какие отношения? — спросил я. — Ты с ним трахалась?

Жизель рассмеялась и покачала головой.

— Джей-Пи — гомосексуалист. И происходит из семьи гомосексуалистов. Другого образа жизни он не знает. В нем нет ничего бисексуального.

— Ты все о нем. И не отвечаешь на мой вопрос. Ты с ним трахалась?

— Нет, — коротко ответила она и вскинула на меня глаза. — Ты ревнуешь?

— Да. Я не француз и не понимаю ваших обычаев. Жизель взяла меня под руку.

— Я рада. Сейчас позвоню Джей-Пи и узнаю, сможет ли он принять нас сегодня.

— Ты думаешь, примет?

— Уверена, что примет, — без малейшей запинки ответила она. — Поль наверняка уже успел с ним переговорить.

Как обычно, Жизель не ошиблась. Джей-Пи пригласил нас на ленч на свою виллу в Каннах.

Дорогу Жизель знала, поэтому за руль села она. Вилла располагалась на большом, высоком холме перед самыми Каннами. Взбираясь на холм, мы проехали несколько домов. Жизель пояснила, что это тоже виллы, земля здесь стоила дорого, так что селились на холме только люди богатые. Заканчивалась дорога широкой площадкой с большой клумбой посередине. Асфальтированное кольцо вокруг нее служило для разворота. За клумбой высились металлические ворота, от которых в обе стороны уходил высокий забор. На воротах висела табличка с золотыми буквами «ПОМЕСТЬЕ МАРТИНА». За ними и чуть в стороне виднелся маленький домик охраны.

Француз в синей крестьянской блузе обратился к нам, не открывая ворот:

— Votre nomme, s'il vous plait[38].

Жизель назвала наши имена и фамилии. Мужчина прошел в домик, через окно мы увидели, как он снял телефонную трубку. Минуту спустя он вернулся к воротам, открыл их и жестом предложил следовать к вилле.

Жизель остановила джип перед.., не виллой — дворцом. Я посмотрел на Жизель. Увиденное потрясло ее не меньше, чем меня. Открылась парадная дверь и появился дворецкий.

Он взглянул на мой автомобиль и разве что не фыркнул. Небрежно махнул рукой, показывая, что джип надобно поставить подальше от двух «роллс-ройсов» и «кадиллака».

Жизель уже потянулась к ручке коробки передач, но я удержал ее руку. Заглушил мотор и вытащил ключи из замка зажигания.

— Если тебе хочется переставить машину, сам этим и займись, — бросил я ему через окно.

Дворецкий в ужасе вытаращился на меня. А мужчина, который следом за ним появился в дверях виллы, расхохотался. Что-то сказал дворецкому по-французски, тот согнулся чуть ли не до земли и, словно кот, юркнул мимо мужчины в дверь.

Француз мне понравился. Высокий, с аккуратно подстриженными усами, в шортах, загоревший дочерна, со светлыми волосами. Он поднял Жизель, расцеловал в обе щеки, потом повернулся ко мне и протянул руку.

— Жан-Пьер Мартин.

Я пожал его руку. Крепкую, теплую, уверенную.

— Джерри Купер.

— Bienvenue[39]. Заходите.

Следом за хозяином мы прошли в холл. Такие интерьеры я видел только в кино. Из холла мы попали в гостиную длиной никак не меньше пятидесяти футов. Из громадных окон дальней стены открывался потрясающий вид на город, море, бухту, усеянную яхтами, лодками и катерами.

— Хотите выпить? У нас есть шотландское. Я знаю, что американцы любят виски. Я улыбнулся.

— Спасибо, но я предпочитаю пиво.

— А ты, дорогая моя? — обратился он к Жизель.

— Если только бокал белого вина, Жан-Пьер. Но обычно за ленчем я пью только воду. — Она улыбнулась. — Если есть такая возможность, то «плескассье».

Жан-Пьер рассмеялся.

— Вот этого добра у нас предостаточно. Через веранду мы спустились в сад. Столик для ленча накрыли у бассейна. За ним уже сидел симпатичный молодой мужчина. Жан-Пьер представил нас друг другу. Жизель мужчина уже знал. Он обнял ее и расцеловал в обе щеки.

— Джек Кокрэн. — Мужчина улыбался, протягивая мне руку.

— Джерри Купер, — тоже с улыбкой ответил я.

— Будем считать, что с формальностями покончено, — решительно заявил Джек. — Теперь мы все Друзья.

Жизель повернулась к нему.

— Только без твоих шуточек, Джек. Он мой. Жан-Пьер рассмеялся.

— Но Джек уверяет всех, что в каждом мужчине заложено стремление к другому мужчине. Просто проявляется оно у кого раньше, у кого позже.

Джек подмигнул мне.

— Ты это знаешь не хуже меня, дорогой. Я тоже служил в штабе Эйзенхауэра. А потом, когда нас перевели в Париж, я встретил Джей-Пи.

— Я работал в авторемонтной мастерской в Клиши, — ответил я. — И к штабу близко не подходил.

Я и не заметил, когда Джей-Пи успел распорядиться насчет напитков, но стакан с пивом уже стоял на столе. Я заметил, что мужчины пьют анисовый ликер. Перед Жизель поставили стакан с водой и бокал вина.

— За ваше здоровье, — предложил я тост. Дворецкий и служанка поставили на стол тарелки с холодным мясом, ветчиной, сыром, бисквитом и хлебом. Я поглядывал на Жизель и ел то же, что и она. Кормили вкусно. На десерт подали кофе и печенье. Я посмотрел на Жан-Пьера.

— Большое вам спасибо. Ленч отменный. Он улыбнулся.

— Это не американский кафетерий.

— Естественно. Мы же во Франции. Жан-Пьер повернулся к Жизель.

— Поль говорит, ты будешь работать в его клубе в Ницце.

— Да, — кивнула она. — Я уверена, что это хороший клуб, раз Поль посылает меня туда. Но я еще там не была. Они открываются только вечером.

— У меня есть близкие друзья, которым принадлежат клубы в Каннах. Я уверен, что здесь тебе понравится больше, чем в Ницце. Публика там не очень.

— Все упирается в деньги, — ответила Жизель. — В Ницце жизнь дешевле, чем в Каннах. Плата за квартиру в два раза меньше. И на еду и одежду цены куда ниже.

— Но я могу найти тебе работу в хорошем клубе и квартиру, которая обойдется в сущие гроши. Мне принадлежит многоквартирный дом. Но большинство квартир снимают геи. Иногда они очень шумят.

Жизель взглянула на меня.

— Что скажешь, Джерри?

— Не знаю. В Каннах я впервые. По мне гомосексуалисты — не проблема. Но меня беспокоит, сумею ли я найти тут работу. Вы же знаете, во Франции иностранцу сложно устроиться на работу.

— Поль сказал мне, ты парень умный. Он считает, что я смогу тебе что-нибудь подобрать. Но я не знаю, чем бы ты хотел заняться. От Поля я узнал только одно — в армии ты ремонтировал джипы.

Джек Кокрэн улыбнулся.

— Может, сначала ты немного расскажешь Жан-Пьеру о себе? — предложил он.

— В Штатах мне принадлежала компания по приготовлению и продаже сельтерской воды. Я купил ее на деньги, оставленные отцом. Воду я продавал в специальных бутылках. Мы называли ее «Сельтерская с Кони-Айленда» и доставляли покупателям на дом. Большинство из них брали воду постоянно. Как молоко.

Джек прервал меня, чтобы разъяснить Джей-Пи, что представлял собой этот бизнес в Нью-Йорке.

— Бутылки с сельтерской обычно покупают правоверные евреи, которые с подозрением относятся к нью-йоркской воде.

— Я также работал в киоске, где продавал газировку, яичный крем и «кока-колу».

— Газировку?

— Ну да, стаканами.

— Вы наливали ее из бутылок? — спросил Джей-Пи.

— Нет, — ответил я. — Обычная вода газировалась перед тем, как попасть в стакан. Газ подавался из баллона.

— То есть вы продавали не родниковую газированную воду?

Я покачал головой.

— Нет, сэр.

— А кто-нибудь в Нью-Йорке продавал родниковую газированную воду?

— Если и продавал, то я об этом не слышал. Может, вы имеете в виду «Канадскую содовую», которую мы продавали в бутылках?

— Именно ее использовали в барах и ресторанах, когда клиент заказывал виски с содовой, — вставил Джек.

Джей-Пи повернулся ко мне.

— Как по-твоему, родниковая бутилированная вода будет продаваться в Штатах?

— Не знаю, — честно ответил я. — Но идея хорошая. Особенно если ее поддержать рекламной кампанией. Можно упомянуть о том, что эту воду пили все солдаты, сражавшиеся в Европе.

— Но это же не правда, — улыбнулся Джей-Пи.

— Кто об этом узнает?

Джей-Пи вновь улыбнулся и кивнул.

— У меня есть для тебя работа, Джерри. Я хочу, чтобы моя вода продавалась во всем мире, и прежде всего в Англии и в Штатах. Но для этого мне нужен человек, которому будет досконально известен процесс производства «плескассье». На подготовку к выходу на мировой рынок уйдет порядка пяти лет. А пока ты будешь вникать в тонкости нашего бизнеса, я готов платить тебе по две тысячи франков в месяц.

Я молчал. Деньги небольшие. Порядка ста американских долларов. Для Франции это неплохой заработок, для Америки — гроши.

Жизель посмотрела на меня.

— Я тоже буду работать. Нам этого хватит.

— Но я не хочу жить за твой счет, словно какой-нибудь сутенер, — ответил я.

— Жизель не придется ложиться под клиентов, — успокоил меня Джей-Пи. — Работать она будет в приличном клубе. Жизель — мой давний друг. А ты разбогатеешь, как только вода начнет продаваться в Штатах.

Я взглянул на Жизель. Те доллары, что я заработал на джипах, по-прежнему при мне. По французским меркам — сумма приличная, за тридцать тысяч долларов. А если возникнут проблемы, я всегда могу уйти.

Я повернулся к Джей-Пи, протянул руку.

— Спасибо. Надеюсь, я оправдаю ваше доверие.

ГЛАВА 1

— Джей-Пи по-прежнему под каблуком у своего отца. — Я наблюдал, как Жизель одевается к обеду.

Джей-Пи пригласил нас на одну из своих знаменитых вечеринок. Его роскошная стотридцатифутовая яхта стояла в гавани Канн. Туда и были приглашены гости. Прием намечался большой, Джек ухлопал на его подготовку три дня. Но, с другой стороны, Джек никогда не уезжал из города. В отличие от Джей-Пи, который мотался на своей двухмоторной «сессне» то в Париж, то в Плескассье, то на разливочный завод в Альпах.

— Ты только при нем этого не говори. — Жизель вскинула на меня глаза. — Джей-Пи очень близок с отцом.

— Но я просто его не понимаю. Я с ним уже больше четырех лет, но не сделал ничего путного. Я уговаривал его взяться за оптовую продажу «пепси-колы» во Франции и Европе, так нет! Его отец заявил, что французы ради «колы» не откажутся от пива и вина. И где мы теперь? «Пепси» и «кока» лидируют на рынке прохладительных напитков Европы.

— С этим уже ничего не поделаешь, — резонно заметила Жизель.

— Наконец его отец разрешил ему взяться на продажу другой «колы» — «Зеленая река». Я говорил Джей-Пи, что это дохлый номер, так оно и вышло. Фирма обанкротилась.

Я закурил.

— Но Джей-Пи основал компанию, производящую газированные напитки с фруктовыми запахами. На любой вкус. Апельсин, вишня, клубника. Какой ни назови — все они у него есть. И дела у компании идут неплохо, — напомнила мне Жизель. — Так что перестань жаловаться, иногда он к тебе прислушивается. Потому и платит десять тысяч франков в месяц.

— Но исходили мы из того, что «плескассье» надо выводить в Штаты. А пока он даже не пытался сунуться туда. Когда мы встретились, он хотел, чтобы его вода продавалась по всему миру.

— Ему, однако, приходится прислушиваться к мнению отца. Не торопи события, все будет, как он и говорил.

— Я же нахожусь на передовой. И вижу, что происходит. «Перрье» и «Эвиан» уже говорят о том, что пора распространять торговые операции на Штаты. Вот они и снимут все сливки.

Жизель повернулась ко мне.

— Тогда почему ты ему об этом не скажешь?

— Я говорил. С десяток раз. А Джей-Пи всегда отвечал: «Еще не время». Думаю, он ждет, пока умрет его отец.

Жизель промолчала.

— А что ты об этом думаешь? Она улыбнулась, поцеловала меня.

— Не забывай, что это его бизнес, поэтому и решения принимать ему.

Я завязал черный галстук.

— Почему этому придается такое значение? Почему всякий раз, когда Джей-Пи собирает много народу, мы должны одеваться, как на торжественный прием?

— Потому что это особая вечеринка, — ответила Жизель. — Джей-Пи пригласил людей, которые работают в правительстве или имеют международные связи. Ему понадобятся эти люди, если он, попытается выйти на американский рынок.

— Какое-то безумие. Кончится-то все гомосексуальной оргией.

— Но уже после вечеринки.

— Может, именно тогда настоящая вечеринка и начнется, — поддел я ее.

— Ты у нас неисправимый провинциал. Наверное, потому, что ты американец. — Жизель рассмеялась. — Возможно, если уж начнется оргия, тебе следует принять в ней участие?

— Ты же знаешь, что мне этого не нужно. Ты у меня лучше любой оргии.

Джей-Пи прибыл на яхту прямо из аэропорта Ниццы. Джек уже расставлял на большом обеденном столе карточки с фамилиями гостей.

Джей-Пи подошел к нему, они поцеловались, как супруги, прожившие друг с другом много лет. , — Как дела?

— Отлично, — ответил Джек. — Но у меня проблемы с американцами. Эсти Лаудер любят все. А вот ее муж — это совсем другая история.

Джей-Пи улыбнулся.

— Разве это проблема? Посади его с княгиней Трубецкой. Марция тоже американка, А с другой стороны пусть сядет Жизель. Она говорит по-английски. Да и кто будет возражать против такой очаровательной соседки. Джерри самое место рядом с миссис Лаудер. А по другую ее руку посадим графа ди Стефано.

— Эрнесто прожужжит ей все уши, — заколебался Джек.

— Женщины любят его болтовню, — стоял на своем Джей-Пи. — Главное, посади мадам д'Эстен рядом со мной. Жаль, что ее муж не сможет составить нам компанию. Рано или поздно он станет президентом Франции. — Джей-Пи оглядел стол. — Среди наших гостей — молодой американский адвокат с женой. Они на наших вечеринках впервые. Прими это к сведению, учитывая некоторые пристрастия наших гостей. Мы должны произвести на этого адвоката наилучшее впечатление. Он помощник министра торговли в администрации Эйзенхауэра. Парень честный и неподкупный, но относится к нам с симпатией и готов помочь прорыву «плескассье» в Америку.

— Я прослежу за тем, чтобы о них позаботились, — улыбнулся Джек.

Джей-Пи рассмеялся.

— Только не старайся соблазнить нашего гостя. Особенно на глазах жены. — Он уже отошел от стола, потом вернулся. — Попроси Джерри зайти в мою каюту перед вечеринкой. Я хочу рассказать ему о наших планах.

Джей-Пи пил виски со льдом, когда я постучал в дверь маленькой гостиной его каюты.

— Ты просил меня зайти, Джей-Пи? — спросил я. Он расположился на диване в шортах, широко расставив ноги. Посмотрел на меня.

— Ты все еще хочешь продавать «плескассье» в Америке?

— Я только этого и жду. Для этого я четыре года изучал производство.

Джей-Пи улыбнулся и ткнул пальцем в свою промежность.

— Готов ради этого отсосать? Я встретился с ним взглядом.

— Ты шутишь.

— Ты можешь заработать кучу денег. Джек ради такого шанса не пожалел бы жизни.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Но он не умножает деньги, а прожигает их. Джек — плейбой, изображающий из себя жену.

Джей-Пи все смотрел на меня.

— Ты не любишь Джека, не так ли?

— Он твой любовник, не мой.

— Ты любишь Жизель?

— Да.

— И согласен взять ее в Штаты?

— Да.

— Женишься на ней?

— Мы как-то об этом не говорили. Возможно, со временем.

Джей-Пи наполнил свой стакан и предложил мне составить ему компанию. Я покачал головой.

— Для шотландского рановато. Так зачем ты меня позвал?

— Я решил выйти с «плескассье» на американский рынок и думаю, что с этой работой ты справишься лучше других.

— Ты серьезно? — Я не верил своим ушам.

— Да, — кивнул Джей-Пи без тени улыбки. Я глубоко вдохнул.

— Пожалуй, выпью шотландского. Джей-Пи пожал мне руку.

— Детали обсудим на следующей неделе. Я хочу познакомить тебя с отцом.

— А надо ли? Вдруг я не покажусь твоему отцу?

— Мой отец уже все о тебе знает, — ответил Джей-Пи. — И ему нравится твое отношение к делу.

— Но он злился на меня, потому что я не советовал тебе вязаться с «Зеленой рекой».

— Ты же оказался прав. К тому же это вчерашний день. Я уже переговорил с отцом. Он мое решение одобрил.

— А Джек? — спросил я. — Вот уж кто разозлится. Скорее всего он полагает, что эта работа у него в кармане.

— Ты же сам сказал, что Джек — плейбой, изображающий из себя жену. — Он покачал головой. — Нет, Джек возражать не будет. Я построил для него виллу рядом со своей. Я сделал его богатым. Мне даже плевать на то, что он поселил там своего дружка.

Я пригубил виски.

— Ты живешь в другом мире. Я его не понимаю.

— Тебе и не надо понимать тот мир. Главное для тебя — разбираться в нашем бизнесе. Ты мне нравишься. Более того, я тебе доверяю. И я думаю, что мы друзья. — Он вновь протянул мне руку.

И я ее пожал.

— Да, мы друзья. Спасибо тебе.

ГЛАВА 2

Двумя неделями позже я встретился с Джей-Пи и его отцом в их парижском доме. Жак Мартин гордился сыном. Жан-Пьер оправдал все его надежды. Доказал, что в бизнесе для него нет тайн. Именно благодаря усилиям Жан-Пьера вода «плескассье» по объемам продаж во Франции уверенно держала третье место после «эвиан» и «перрье». Единственное, что не нравилось Жаку в сыне, так это увлечение Жан-Пьера американцами. Жак считал всех американских мужчин проститутками. Он очень разозлился, когда Жан-Пьер подарил миллион франков американцу Брэду, которого подцепил в Лондоне. Брэд перевел франки в американские доллары и отправил их в Соединенные Штаты. А потом отбыл следом за ними. После чего уже не давал о себе знать.

Вскоре после этого штаб Объединенного командования передислоцировался в Париж. Жан-Пьер влюбился в другого американца, Джека Кокрэна. Вот тут Жак одобрил выбор сына. Он видел, что Джек всего лишь плейбой. Он любил вечеринки, любил хорошо провести время. И во Франции ему так нравилось, что он и слышать не хотел о возвращении в Америку. Жака это вполне устраивало.

Со мной тоже возникла проблема. Я был не только американцем, но еще и евреем. Жак евреев не жаловал. И не потому, что был антисемитом. В не таком уж далеком прошлом он пошел на сотрудничество с одним известным евреем-промышленником. Промышленник предлагал инвестировать в «плескассье» два миллиона франков с тем, чтобы эта вода стала самой популярной во Франции. Когда же Жак проконсультировался с адвокатом, выяснилось, что в результате выполнения соглашения контроль над компанией полностью переходил к этому еврею. Жак хотел его убить, но потом нашел другой способ отомстить. Дождался; пока немцы оккупируют Францию, и сдал еврея нацистам.

Я встретился с Жаком, когда тому шел семьдесят третий год. Но он по-прежнему видел человека насквозь. И прежде всего понял, что я не из их компании и предпочитаю женщин. А потому отношения Джей-Пи и Джека не вызывают у меня ревности. Опять же Джек и я жили каждый в своем мире, которые практически не соприкасались. Джек обожал светское общество, я его чурался. Меня интересовал только бизнес, и я хранил верность Джей-Пи, потому что он дал мне возможность им заниматься.

Меня удивило, насколько похожи друг на друга Джей-Пи и его отец. Возможно, старик тоже был геем, но уж один-то раз он переспал с женщиной.

Жак пристально смотрел на меня.

— И как ты намерен продавать «плескассье» в Америке?

Я коротко взглянул на Джей-Пи и вновь повернулся к сидящему за столом старику.

— Точно так же, как и во Франции. В поллитровых и литровых бутылках. Розлив во Франции, доставка по морю. Проведем рекламную кампанию, чтобы американцы узнали о существовании нашей воды и попробовали ее. Задействуем газеты, журналы, радио и, пожалуй, телевидение. Оно сейчас бурно развивается, охватывая все новые регионы.

— То есть нам придется вкладывать большие средства, — уточнил месье Мартин.

— Америка — гигантский рынок. Двести миллионов человек. В четыре раза больше, чем во Франции. Жак покачал головой.

— Мне представляется, что отправлять в Америку бутылки слишком дорого. Они занимают много места и весят немало. Лучше перевозить воду в пятилитровых бутылях и уже в Америке разливать в литровые и пол-литровые. Тем самым мы сократим расходы. Там же закажем и этикетки.

— Извините, месье Мартин, но я не согласен. Американцы — большие скептики. Они не поверят, что вода французская, если не прочтут на этикетке, что она разлита во Франции. — Я вновь взглянул на Джей-Пи. — Что ты думаешь по этому поводу?

— Речь идет о больших деньгах. Может, нам ограничиться одним Нью-Йорком? Там разольем воду по бутылкам, там и продадим.

Жак смотрел на меня.

— Я не хочу гасить твой энтузиазм, но считаю, что начать мы должны с Нью-Йорка. — Он бросил взгляд на сына и вновь повернулся ко мне. — Мы знаем, что ты сам из Нью-Йорка, а потому найдешь там самый короткий путь к успеху.

— Я просто хочу выйти на американский рынок первым, — подал голос Джей-Пи.

— Ты и выйдешь, — заверил его Жак.

Что я мог сказать? Компания принадлежала им.

— Что ты думаешь о мрем отце? — спросил Джей-Пи по дороге в отель.

— У него свое видение проблем.

— Не сбрасывай его со счетов, — заметил Джей-Пи. — Иногда мой отец ошибался, но в большинстве случаев правда была на его стороне.

— И когда мы поедем в Штаты? — поинтересовалась Жизель.

Я лежал на кровати и просматривал «Герольд трибюн».

— Честно говоря, не знаю. После разговора с отцом Джей-Пи дело с места не сдвинулось. Может, они поставили на этом крест. А может, я не правильно построил разговор. Сразу заявил, что продвижение на американский рынок будет стоить больших денег. Жизель улыбнулась.

— Я не думаю, что причина в деньгах. Мне кажется, старик ищет делового партнера.

— Ты хочешь сказать, он пытается уменьшить риск?

— У французов это в крови. Они привыкли ставить сразу на всех лошадей. Им кажется, что так безопаснее. — Жизель прилегла рядом. — Возможно, мы сумеем найти ему партнера.

— Например?

— Поля, — ответила она. — В Штатах у него сейчас крутится много денег. Может, он захочет поучаствовать.

— Поля? — Я повернулся к ней. — Ты думаешь, Мартины захотят привлекать деньги со стороны?

— Почему нет? У денег семейных уз нет.

— А как ты найдешь Поля? Он же на Корсике.

— Как его найти, я знаю. Но есть одна загвоздка. Воду придется отправлять на одном из его кораблей.

— У него есть корабли?

— Он завязан с греками. И отправлять воду придется не из Гавра, а из Марселя. Этот порт контролируют корсиканцы. Что ты на это скажешь?

— Откуда ты так много знаешь про Поля?

— Я давно говорила тебе, что мы родственники.

— Сначала надо поговорить с Джей-Пи. Может, его отец не захочет иметь дело с корсиканцами.

— Жак возражать не станет, — покачала головой Жизель. — В конце концов во время войны именно корсиканцы обеспечивали порядок на его заводах.

Бадди так и не добрался до Калифорнии. Потому что хорошо устроился в Гарлеме. Ему отдали на откуп лотерею «Цифры» на большом куске Манхэттена, ограниченном Пятьдесят девятой и Сто десятой улицами, Центральным парком и Ист-Ривер. Мы с Бадди не теряли друг друга из виду. Я знал, что на него работают двадцать человек, которые приносят ставки в салон подержанных автомобилей на Сент-Николас-авеню. У Бадди и Уллы родился сын. При крещении его нарекли Джеромом. Бадди прислал мне его фотографии. Светлокожий, симпатичный мальчуган. Жили они не в Гарлеме, а в новом квартале, построенном между Восьмидесятой улицей и Вест-Энд-авеню.

Я позвонил Бадди домой. Телефонный номер у меня был, поскольку Жизель и Улла частенько болтали друг с другом. Шесть часов утра в Париже соответствовали полночи в Нью-Йорке. Я знал, что в это время Бадди обычно дома.

— Я еду домой, Бадди, — возвестил я. — Компания «Плескассье» решила выходить со своей водой на американский рынок.

— Дурь какая-то, — ответил он. — Да кто в Америке будет покупать воду из Франции, когда ее можно набрать из-под крана?

Я улыбнулся.

— Улла моет свою «киску» водой из-под крана?

— Нет, — ответил он. — Она пользуется обычной водой, бутылки которой продают в супермаркетах.

— Французская вода лучше. Готов спорить, Улла перейдет на нее, как только она появится в продаже.

— Не знаю, не знаю. — В голосе Бадди слышалось сомнение.

Я рассмеялся.

— Я тебе это гарантирую. Жизель заставляет меня мыть «плескассье» даже яйца.

— Ладно, — донеслось из трубки. — Чего ты от меня хочешь?

— Мне нужен большой склад неподалеку от бруклинских доков. Только помни, что дело придется иметь с бутылками. Если много побьется, никакого продвижения на рынок не будет.

— Значит, тебе придется размещать их в «Буш терминал». Но бруклинские доки контролирует семья Рандаццо. Тебе придется с ними договариваться. — Бадди засмеялся. — А они крутые, захотят войти в долю.

— С кем конкретно надо договариваться? — спросил я.

— У меня есть там хороший приятель, Фил Чоффи. Мы познакомились еще до войны. Он теперь большой человек — контролирует целый причал.

— Как мне его найти?

— Не надо тебе его искать. Мой босс близок к семье Рандаццо. Альберт Анастазия — их капо в Бруклине. Они выведут меня на Чоффи. Скажи мне, что ты хочешь, и я узнаю, сколько тебе это будет стоить.

— Спасибо. Ничего не меняется, правда, Бадди? Бадди рассмеялся.

— Ты прав. Только твой дядя поднимается все выше. У него и Китти двое детей. У Гарри теперь киоски в трех сотнях магазинов. Торгуют дешевыми гамбургерами. Кроме того, он занимается оптовой торговлей «ройал-колой» на Востоке, и у него разливочный завод в Нью-Джерси. А живут они с Китти в большом доме в Уэстчестере.

— Каков сукин сын! — вырвалось у меня.

— Да хрен с ним! Для тебя это вчерашний день. Как я понимаю, твои дела тоже идут неплохо. Жизель приедет с тобой?

— Конечно.

— Еще не поженились?

— Выбираем момент.

— Улла советует тебе не тянуть так долго, а не то ты ее потеряешь.

— Я об этом подумаю, — пообещал я. — А пока наведи справки, да побыстрее. Мне надо выводить «Плескассье» на американский рынок.

ГЛАВА 3

Первая партия воды «плескассье» отправилась в Америку не в бутылках, а в бочках по пятьдесят галлонов каждая. В Марселе бочки загрузили в трюмы старого греческого судна, которое добиралось до Нью-Йорка чуть ли не двадцать дней. В итоге в бруклинский «Буш терминал» поступило сто тысяч галлонов.

А месяцем раньше мы с Жизель в Генуе поднялись на борт «Леонардо да Винчи». И восемь дней спустя белоснежный лайнер доставил нас в Нью-Йорк. Жизель путешествие понравилось, мне — не очень. Большую часть времени я провел на койке, страдая от морской болезни, так что едва не расцеловал землю, когда мы наконец спустились по трапу.

Нас встретили Бадди и Улла. И мы сразу поехали к ним. Потом женщины отправились на поиски квартиры, Улла уже подобрала несколько перспективных вариантов, а Бадди повез меня на встречу с Филом Чоффи.

В приемную мы вошли в назначенное время. Секретарша попросила нас подождать и скрылась в кабинете босса. Минуту спустя вышла оттуда в сопровождении высокого усатого мужчины.

Бадди поднялся, чтобы представить меня.

— Мистер Чоффи, это мой друг Джерри Купер. — Никогда я не видел Бадди таким подчеркнуто официальным.

Мистер Чоффи протянул руку.

— Как поживаешь, Джерри?

— Нормально, — ответил я, решив, что особых неприятностей ждать от него не придется.

Мы прошли в кабинет. Я коротко рассказал о том, что мне нужно. Мистер Чоффи ответил, что должен пригласить мистера Анастазию, добавив, что одобрить подобного рода сделку может только он.

Мы с Бадди молча переглянулись.

Вскоре Чоффи привел в кабинет мужчину ростом в пять футов четыре дюйма с невероятно широкими плечами и толстым животом. Сквозь редкие пряди волос блестела обширная лысина. Мужчина курил длинную сигару и не выпускал ее изо рта даже когда говорил.

После того как мы вновь сели за стол, я начал первым.

— Мистер Анастазия, я привожу из Франции воду «плескассье». Сто тысяч галлонов в бочках по пятьдесят галлонов каждая.

Он выпустил облако дыма.

— Чертовски много воды! — Он помолчал. — Значит, тебе нужно тридцать тысяч квадратных футов складской площади. Боже! При условии, что бочки будут ставить в четыре ряда. Они займут очень много места!

Кто ж с этим спорит? Я кивнул.

— И зачем мне все это нужно? Мне придется брать с тебя по десять тысяч долларов в месяц.

— Мистер Анастазия, — вежливо обратился я к нему, — вы же понимаете, что я не смогу платить такие деньги. Мы только начинаем дело.

— Ты из Нью-Йорка? — спросил меня Анастазия.

— Да. Я служил в армии во Франции, а теперь вот вернулся.

— Эти лягушатники думают, что у них хорошая вода?

— Во Франции она продается очень даже неплохо.

— Хорошо, Купер. Сойдемся на трех тысячах долларов за каждый из первых шести месяцев. Потом встретимся вновь. — Он не говорил — бурчал, попыхивая сигарой. — Только потому, что ты воевал за нашу страну. Я истинный патриот Америки.

— С учетом расходов на отопление? — спросил я. — Воду морозить нельзя. Фил Чоффи кивнул.

— А как ты собираешься разливать воду по бутылкам? — поинтересовался Анастазия.

— До войны мне принадлежала компания по розливу сельтерской воды. Возможно, она еще функционирует. Анастазия откинулся на спинку кресла.

— Что вы, евреи, знаете о розливе газированной воды? Сейчас сельтерскую разливают только две компании, и их оборот — несколько сотен бутылок в неделю. А у нас на Лонг-Айленде целый разливочный завод. Мы можем разливать все. Мы уже разливаем «Америкэн-колу» и фруктовую газировку. Мы можем разливать воду в любые бутылки, и тебе это обойдется дешевле, чем налаживание собственного производства.

Я смотрел на него. Сигарный дым наполнил кабинет.

— Идея хорошая, но во сколько это мне обойдется? Деньги-то контролируют мои французские боссы. Анастазия помахал сигарой.

— У нас разумные цены. Мы не только разольем воду по бутылкам, но и найдем дилеров, которые обеспечат доставку воды и магазины, и договоримся с тимстерами[40].

— Отлично, — кивнул я. — Сколько? Анастазия уставился в стол, затем начал писать в блокноте какие-то цифры, но внезапно отбросил карандаш.

— На хрен! От этих цифр только голова пухнет. Вот что мы сделаем. Такого подарка ты ни от кого не получишь. Ты зарегистрируешь компанию и дашь нам пятьдесят процентов акций. А потом тебе останется только грести деньги лопатой.

— Я все равно должен получить добро от французов. Но я вам очень признателен, мистер Анастазия. Он широко улыбнулся и предложил мне сигару.

— Зови меня Эл.

Джей-Пи злился.

— Получается, что в Соединенных Штатах все контролирует мафия. Склады, разливочные заводы, оптовую торговлю, магазины. И им достается пятьдесят процентов прибыли! Мы платим за транспортировку, мы платим за бочки, мы платим людям, которые их наполняют. И в итоге нам останется разве что один су за литр.

— Если мы хотим, чтобы магазины брали нашу воду, мы должны провести рекламную кампанию. Я уже разговаривал с владельцами нескольких супермаркетов. Без рекламы они не будут выставлять воду на полках. И оптовые торговцы не смогут продать ресторанам ни одной бутылки, если реклама не появится в газетах, на радио и телевидении. Другие европейские компании получают в Соединенных Штатах прибыль. Делают деньги на косметике, духах, консервированных продуктах. «Плескассье» тоже будет продаваться, но без первоначальных инвестиций не обойтись.

— Мой отец не хочет тратить такие деньги, и точка, — отрезал Джей-Пи. — Ты должен найти выход.

— Пятилитровые бутыли, — ответил я. — Об этом говорил твой отец, с этого нам и придется начинать. Но прибыли они не принесут и не прославят «плескассье».

— У меня нет выбора. Делай, что можешь. — И в трубке раздались гудки отбоя. Жизель смотрела на меня.

— Что-то ты невесел.

Мы уже месяц прожили в небольшой квартирке на Восточной Шестьдесят девятой улице.

— А чего веселиться? Через два дня вода прибывает в «Буш терминал», а я еще не заключил ни одного договора на продажу «плескассье». Джей-Пи полагает, что мафия обходится слишком дорого, его отец не хочет выкладывать деньги на рекламу, а в итоге крайним окажусь я.

Жизель подошла ко мне, села рядом.

— Если не получится здесь, мы всегда сможем вернуться во Францию.

— И что мне там делать? Опять ишачить на Джей-Пи? Так денег не заработаешь. — Я посмотрел на нее. — Извини, дорогая. Я американец, и мое место здесь. Во Франции я всегда буду иностранцем.

— А я здесь иностранка, — напомнила она мне. — Но с тобой я счастлива.

— И я счастлив с тобой, дорогая. Но я мужчина. Я хочу заботиться о тебе. Я не знаю, сколько Джей-Пи продержит меня после нашего возвращения. А потом я стану жиголо, сидящим у тебя на шее.

Жизель взяла меня за руку.

— Джерри, не надо суетиться. Мы обязательно найдем выход.

Я ее поцеловал.

— Ты прелесть. И по-прежнему веришь в меня. Жизель рассмеялась, встала.

— Прими душ. Я потру тебе спину. А потом мы ляжем в кровать и займемся любовью. И ты позабудешь обо всех трудностях.

— А как же обед?

— Потом.

Утром меня разбудил Бадди.

— Есть спешное дело.

Я застонал.

— Спешить надо сам знаешь когда.

— Давай просыпайся. Дело действительно спешное.

— Ты о чем?

— Есть «роудмастер». Ты можешь взять егоза гроши, — Краденый?

— И что? Бумаги оформим через торговца подержанными автомобилями. Все схвачено. Ты даже получишь официальные документы.

— Я не знаю, кому продать хотя бы галлон воды, а ты хочешь, чтобы я покупал краденый автомобиль.

— Машина обойдется тебе в «штуку». А в салоне пришлось бы заплатить четыре с половиной. Поезди на ней пару месяцев, а потом сможешь продать за две пятьсот.

— Я не торгую автомобилями.

— Тебе нужна машина. Ты на такси тратишь больше. И Жизель нужна машина. Не может она и дальше ездить в подземке и на автобусах.

— Ладно. — Я устал с ним спорить. — Где мне нужно забрать это чудо?

— Я заеду к тебе около полудня. Автомобиль в салоне, торгующем «бьюиками», на Сент-Николас-авеню.

Я взял с собой Жизель. Она вытаращилась на «роудмастера».

— Господи! Какой большой! Мы с Бадди рассмеялись.

— Хорошая машина. — Я похлопал по крыше. — В этом году ее начали оснащать кондиционерами.

— А зачем кондиционер в автомобиле? — спросила Жизель. — Можно же просто открыть окно.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда начнется летняя жара, — улыбнулся я.

— Стекла приводятся в движение электромоторчиками, — добавил Бадди. — Так что не придется крутить ручку.

— Очень уж большой автомобиль, — покачала головой Жизель. — Мне бы хотелось чего-то поменьше.

— Ты к нему привыкнешь, — заверил ее Бадди. — Тебе понравится. Поначалу Улла говорила то же самое.

Мы с Бадди завезли Жизель домой, а потом поехали в Бруклин на склад. По пути я пересказал Бадди разговор с Джей-Пи. Он мне посочувствовал, но предложить ничего не смог.

На складе я прямиком направился в кабинет босса.

Он встретил меня широкой улыбкой.

— Все в порядке?

— Нет. Сможешь устроить мне встречу с Анастасией?

— Я ему позвоню. — Чоффи взялся за телефонную трубку. — Вроде бы он собирался заскочить сюда.

— Если ты не возражаешь, я его здесь подожду. — Я повернулся к Бадди. — Возьми машину и поезжай домой. Вечером мы ждем вас с Уллой к обеду.

Анастазия появился только в шесть вечера. Я выглянул в окно. Около его «кадиллака» прохаживались двое телохранителей.

— Привет, Джерри, — улыбнулся мне Анастазия. — Уже поговорил с лягушатниками?

— Поговорил, Эл. Они не готовы к крупной игре. Говорят, что еще не могут позволить себе рекламную кампанию.

Он посмотрел на меня.

— А ведь у тебя чертовски много воды. И что ты собираешься с ней делать? Устроишь себе сифонную клизму?

Я рассмеялся.

— Я переговорил с владельцами нескольких супермаркетов. Они говорят, что им нужны трех— и пятигаллоновые бутыли родниковой французской воды. Конечно, много они за нее не заплатят, и марка компании особо их не волнует. Воду они берут только потому, что она обойдется им дешево.

— И сколько ты рассчитываешь за них получить?

— Два доллара за трехгаллоновую бутыль, три — за пятигаллоновую.

— Много на этом не наваришь. — Анастазия задумался. — Наполнение водой каждой бутыли стоит семьдесят центов. Да, это меняет дело. Пятьдесят процентов нас не устроит.

— Решение за тобой, Эл. Как скажешь, так и будет. Только помни, я с этого ничего не имею. Все деньги уйдут французам.

— А мне без разницы. На хрен этих французов. Оставь себе, сколько хочешь. Все равно они не узнают.

— У нас не такие отношения. Они получат все, что им причитается,

ГЛАВА 4

От воды я избавился только через шесть месяцев. В конце апреля 1956 года смог отослать все деньги во Францию. Двадцать тысяч долларов. То есть я ничего за это время не заработал. Более того, потратил девять тысяч долларов. Я чувствовал себя круглым идиотом. Лез из кожи вон, чтобы продвинуть «плескассье» на американский рынок, и ничего за это не получил. Мартины ничем мне не помогали, следовательно, не помогали и себе.

Я смотрел на бухгалтерские книги, лежащие передо мной на столе. Потом повернулся к Жизель.

— Они оставили меня с носом, твои французские друзья.

— Почему ты так говоришь? Они пытались дать тебе шанс.

— Они дали мне шанс, — кивнул я. — Но при этом держали на коротком поводке.

— Они потратили кучу денег, чтобы доставить воду в Штаты.

Я покачал головой.

— Не такую уж и кучу. Не забывай, я достаточно долго проработал в «Плескассье», чтобы знать, что почем. Я знаю, сколько стоит заливка бочки водой и ее транспортировка. Двадцать штук, которые я им отослал, покрывают все их расходы. Они даже остались с прибылью.

Жизель молчала.

Я смахнул бухгалтерские книги на пол.

— Черт бы их побрал! Я знаю, они хотят потратить почти два миллиона долларов на рекламу своей воды во Франции. Почему они думают, что рекламная кампания в Америке должна обойтись дешевле? Американцы знать не знают о «плескассье»

— Почему бы тебе снова не переговорить с Джей-Пи? — спросила Жизель. — Он далеко не глуп.

— Может, и нет. А вот его отец глуп. К тому же телефонные разговоры ничего не дают. Мы словно говорим на разных языках.

— Так почему бы тебе не съездить к нему во Францию?

— Я не выдержу еще восемь дней качки.

— В Европу и обратно летают самолеты трех авиакомпаний, — улыбнулась Жизель. — Ты доберешься туда за день.

Я посмотрел на нее.

— Ты полетишь со мной?

Она все улыбалась.

— С тобой я готова на все.

— Ты рехнулся! — воскликнул Бадди. — Во Франции тебе делать нечего!

— А что мне делать здесь? Опять идти работать в киоск к дяде Гарри или учиться продавать сельтерскую у Риты с Эдди? Там мне тоже не хватило ума. Стоило уйти в армию, как мой гребаный дядя и его подружка вышибли меня вон.

— Но в армии ты научился руководить ремонтниками. В Америке много крупных автодилеров, которым нужны менеджеры ремонтных мастерских. Многие из тех, кто работает на этой должности, тебе в подметки не годятся, но прекрасно живут.

Я посмотрел на него.

— Что значит «прекрасно живут», Бадди? Они зарабатывают девять или десять «штук» в год. Это же семечки. Ты вот имеешь никак не меньше сорока тысяч. А на десять «штук» я даже не смогу снимать ту дешевую квартирку, где сейчас живу.

— А во Франции ты устроишься лучше?

— Возможно. Жизнь там не такая дорогая. И в «Плескассье» я заработаю больше, чем в ремонтной мастерской любого автодилера.

— Тебя уговорила Жизель? — спросил Бадди. — Я знаю, что ей хочется домой.

— Решение принимаю я, а не она. Не забывай, «плес-кассье» — не единственная родниковая вода Европы. «Эвиан» и «перрье» даже во Франции продаются лучше. И я знаю, что они рвутся в Америку. Возможно, в какой-нибудь из этих компаний я смогу получить работу.

— Это все вилами по воде писано.

— Мне терять нечего Все равно я по уши в дерьме.

— За «бьюик» я выручу для тебя тысячу семьсот пятьдесят баксов. Во Франции он тебе не понадобится. Я рассмеялся.

— Когда я его покупал, разговор шел о двух с половиной тысячах.

— Ты бы столько и получил, если бы проездил на нем три-четыре месяца, а не восемь. Скоро появятся новые модели.

— Ладно, сукин сын, — рассмеялся я. — Придет час, когда я с тобой поквитаюсь.

Из Штатов самолеты летали только в три города Европы. «Пан америкэн» бралась доставить пассажиров в Лондон, «Транс уорд эйрлайнс» — в Рим, а голландская авиакомпания «КЛМ» — в Амстердам.

Я решил лететь в Лондон. Там по крайней мере говорили по-английски.

В Париже нас ждал сюрприз. По прибытии в «Орли» нас встретил Поль. Он обнял и расцеловал сначала Жизель, потом меня, и наконец, мы обменялись крепким рукопожатием.

Поль широко улыбнулся Жизель.

— Ты еще прекраснее, чем прежде. И выглядишь настоящей американкой. — Он повернулся ко мне. — Или ты так не думаешь?

Я улыбнулся.

— По мне она настоящая француженка. Поль взял меня под руку.

— Когда носильщик принесет ваш багаж к машине, я отвезу вас в уютную квартиру, где вы и остановитесь. Я повернулся к нему.

— Я два дня не разговаривал с Джей-Пи и думал, что он или его отец захотят встретиться со мной. Поль посмотрел на меня, потом на Жизель.

— Так вы ничего не знаете?

— А что мы должны знать?

— Месье Мартин est mort[41]. Потому-то я и встретил вас. Джей-Пи просил передать, что увидится с вами, как только закончится траур. Семья эта очень набожная, из французских гугенотов, поэтому Джей-Пи будет соблюдать все обычаи. К делам он вернется где-то через месяц.

Поль подвел нас к «ситроену ДС-21». В то время это был самый большой французский автомобиль. Выпускали их только одного цвета — черного. Поль сказал, что позволить себе такого монстра могли только политики, нувориши и гангстеры. Я рассмеялся.

— А к какой категории ты относишь себя? Он улыбнулся.

— Я корсиканец. Это отдельная категория. Мы с Жизель залезли на заднее сиденье.

— Я бы хотела повидаться со своей семьей, — сказала Жизель. Поль кивнул.

— Я уже позаботился об этом. На следующей неделе поедешь в Лион.

— А моя сестра тоже будет?

— Конечно. Приедет из Бретони со своим новым мужем.

Я посмотрел на Жизель.

— Ты не говорила мне, что Тереза вышла замуж.

— Я думала, тебя это не интересует. И потом в Америке я увидела столько интересного, что просто об этом забыла.

Поль повернулся к нам с переднего сиденья. Только тут я заметил, что за рулем сидит все тот же толстяк. Я наклонился вперед и протянул ему руку. Толстяк улыбнулся, взглянул на Жизель.

— Добрый день, мадемуазель.

Она рассмеялась и чмокнула его в щеку.

— Здравствуй, дорогой. Я откинулся на спинку.

— Значит, я опять в дерьме. Жаль, что я не узнал о смерти старика до отлета. И что я буду целый месяц делать в Париже?

Поль рассмеялся.

— В Париже ты не останешься. Мы едем на кинофестиваль в Каннах. Он начинается двенадцатого мая, но я должен прибыть туда на несколько дней раньше.

— А какое ты имеешь отношение к кинофестивалю? — полюбопытствовал я.

— Мы давно не общались. Я агент очень известных артистов. Многие снялись в фильмах, которые будут участвовать в конкурсе.

— Значит, ты будешь весь в делах. А что прикажешь делать мне?

— Позагораешь. Посмотришь хорошие фильмы, полюбуешься красотками на пляже. Жизель поймала взгляд Поля.

— Без меня Джерри не будет любоваться красотками.

— Естественно, — согласился Поль. — Джек Кокрэн, приятель Джей-Пи, пригласил вас обоих погостить на его вилле.

ГЛАВА 5

Полю принадлежал многоквартирный дом на улице Георга Пятого, стоящий чуть ли не напротив знаменитого отеля. Построили этот дом лет тридцать назад, а купил его Поль сразу после войны, когда недвижимость в Париже шла за бесценок. В конце войны немцы использовали дом под офицерское общежитие. После их ухода он представлял собой жалкое зрелище. Утащили все: сантехнику, гобелены, даже копии картин. Так что Поль заплатил практически за голые стены. На ремонт ушел год, но, как с улыбкой сообщил нам Поль, он корсиканец, а корсиканцы знают, как добиться от рабочих максимальной отдачи. В итоге его дом отремонтировали одним из первых во всем Париже.

Помимо ремонта, Поль перепланировал три нижних этажа, приспособив их под офисы. Остальные девять остались жилыми. Себе он, разумеется, оставил квартиру на верхнем этаже. Примерно в это же время под контроль Поля перешли несколько известных кабаре. Он начал вести дела выступающих там артистов. Для многих нашел роли в кино, французские киностудии оживали после войны. Вскоре Поль стал одним из ведущих агентов кинобизнеса. Многочисленные красотки из его клубов и кабаре повиновались каждому слову Поля. Пусть кто-то не умел играть, зато все знали свое дело, укладываясь на спину. А танцовщиков, в большинстве своем геев, отличал и острый ум. Красивые тела были не единственным их достоинством, они обладали актерским талантом. Поль быстро понял, какие возможности открывает перед ним кино. Клубы он не продал, но теперь уделял им гораздо меньше внимания, перепоручив все дела корсиканцам-управляющим, которым полностью доверял. А на первом этаже своего дома он открыл контору:

ПОЛЬ РЕНАР — АРТИСТИЧЕСКОЕ АГЕНТСТВО. Поль привел нас в очень милую, уютную квартиру. Гостиная, спальня, кухня. Все новенькое, с иголочки. Жизель квартира очень понравилась.

— Я бы могла остаться тут навсегда, — с улыбкой сказала она мне. 1 — Тесновато, знаешь ли, — скептически ответил я.

— Такая квартира наверняка стоит больше, чем та, в которой мы жили в Нью-Йорке. Она обошлась бы нам в две тысячи долларов в месяц, тогда как там мы платили лишь пятьсот пятьдесят.

Я вытаращился на нее.

— А я-то думал, во Франции жизнь дешевле, чем в Штатах.

— Улица Георга Пятого в Париже все равно, что Пятая авеню в Нью-Йорке. Я узнавала, сколько стоят там квартиры, поэтому мне известен уровень цен. На Пятой авеню нам пришлось бы платить те же две тысячи.

— Тогда я не представляю себе, как мы сможем тут жить.

— Дурачок! — Она засмеялась. — Кто сказал, что мы собираемся тут поселиться?

На следующий день мне позвонил Джек Кокрэн.

— Привет, Джерри. Все нормально? Жизель счастлива?

— У нас все в порядке, Джек, — ответил я. — Спасибо, что позвонил.

— Я вот подумал, может, мы сегодня пообедаем?

— Джей-Пи в Париже? — спросил я.

— Нет. Он в своем родовом гнезде, в Плескассье. Останется там чуть ли не на месяц. Это семейная традиция.

— А где ты, Джек? Я думал, ты в Каннах. Он рассмеялся.

— Я на другой стороне улицы, в отеле. Подумал, а почему бы нам не пообедать? Потом немного развлечемся.

— Я возьму Жизель.

— Конечно. Куда же без нее. Я тоже приведу приятеля. Он английский комик, но сыграл в нескольких французских фильмах. Он вам понравится.

— Отлично. Я только свяжусь с Полем. Вдруг он для нас уже что-то запланировал.

— Я с ним уже связался. Поль дал добро.

— Тогда полный вперед. Спасибо тебе. Только один вопрос. Как там Джей-Пи? Он был очень близок с отцом. Джей-Пи оклемается?

— Можешь не беспокоиться. Он шлет тебе и Жизель наилучшие пожелания. Давай встретимся в баре отеля в восемь.

— В восемь так в восемь. До встречи.

— Черный костюм, — строго предупредила меня Жизель. — Это Париж.

— Хоть не придется надевать фрак,. — пробурчал я. Она рассмеялась.

— Как сказать. Если мы пойдем обедать в «Максим», а ты будешь не во фраке, тебя скорее всего не пустят на порог, а если и пустят, то посадят за столик возле кухни.

— Какое-то безумие. — Я покачал головой. — Во время войны тут радовались любому клиенту, хоть голому, лишь бы он платил. А потчевали нас, если не ошибаюсь, кониной.

— За десять лет мир изменился, — ответила Жизель. — Да и мы стали старше.

— Только не ты, — возразил я. — Ты такая же юная, как и в день нашей встречи. А вот я начинаю лысеть.

— Ты отлично выглядишь, — заверила она меня. А если чуть поседеешь, то вообще сойдешь за джентльмена. И ты очень красивый. Так что волноваться тебе не о чем.

В «Максим» мы в тот вечер не пошли. Джек привел нас в другой, не менее роскошный ресторан, и посадили нас не рядом с кухней, а за лучший столик. Джека здесь знали все. Швейцар, гардеробщица, бармен, метрдотель. Даже владелец ресторана подошел к столику, чтобы поздороваться с ним.

Джек заказал вино, я, как обычно, остановился на пиве. Джек оглядел нас.

— Меню мне знакомо. Не будете возражать, если я все закажу?

— Отлично, Джек, — ответила Жизель, искоса Глянув на меня.

Я кивнул.

— Нет вопросов.

Арчи, приятель Джека, нам понравился. И Джек нас не подвел, мы отлично пообедали. Гей он или нет, подумал я, но жить умеет.

Из ресторана мы вышли в полночь. Джек усадил нас в свой серебристый «ролле» и назвал шоферу адрес известного кабаре, попасть в которое мог далеко не каждый. Поговаривали, что туда даже не пустили президента Франции. По той причине, что он не был геем и не мог появляться на публике с высокопоставленными чиновниками, отдающими предпочтение однополой любви.

В этом году там выступали трансвеститы. Однако, глядя на них, я просто не мог в это поверить. Я повернулся к Жизель.

— По-моему, они прекраснее любого кордебалета, какой мы видели, — сказала она.

— Но у них нет «кисок», — прошептал я ей на ухо.

— У некоторых есть, — также шепотом ответила Жизель. — Они ездили в Данию, где им сделали соответствующую операцию.

Я вновь повернулся к сцене. Действительно, выступали они великолепно. И, похоже, все знали нашего англичанина. После очередного номера начали скандировать: «Арчи! Арчи!»

Англичанин не заставил себя ждать и выбежал на сцену. Сначала пристроился к кордебалету, и они все станцевали, высоко вскидывая ноги, совсем как в нью-йоркском мюзик-холле «Радио-Сити». А потом англичанину дали выступить соло. По-французски он говорил быстро и без малейшего акцента. Уже с первых слов публика покатывалась со смеху. Я почти ничего не понимал, хотя Жизель и пыталась переводить мне смысл сказанного. В какой-то момент он замолчал, одной рукой быстро вытащил изо рта четыре зуба, а другой достал из кармана большой искусственный член и начал его сосать. Зрители завизжали от восторга.

Джек наклонился ко мне, глаза его слезились от смеха.

— Это его коронный номер. Арчи всегда говорит, что он лучший в мире членосос, потому что может зажать между зубами любой член, каким бы большим он ни был.

— Господи! — вырвалось у меня. Джек рассмеялся.

— Если будешь рассказывать об этом в Штатах, тебе не поверят.

Когда мы вернулись домой, я посмотрел на Жизель.

— И что ты об этом думаешь?

— Джерри, это их мир, — спокойно ответила она.

ГЛАВА 6

В субботу я посадил Жизель на поезд Париж-Лион. В свое время я не обратил на это внимания, но из Штатов она привезла три чемодана. Для ее вещей хватило бы одного. В остальных лежали подарки и одежда для Терезы и родителей. Во Франции все это стоило в два раза дороже.

Носильщик занес багаж в отдельное купе. Я дал ему на чай. Жизель села, улыбнулась мне.

— Купе стоит недорого. Зато у меня будет отдельное биде и туалетная комната.

— Я же не против. Просто обратил внимание, что в нашей подземке такого нет. Она улыбнулась.

— И в парижском метро тоже. — Жизель похлопала рукой по полке. — Присядь. До отхода поезда мы еще успеем выпить шампанского.

Она нажала кнопку, и тут же на пороге купе возник официант.

Нам даже не пришлось ничего заказывать Он принес бутылку шампанского и два бокала. Затараторил с Жизель по-французски. Я, конечно, ничего не понял. Я расплатился с ним, он открыл бутылку, наполнил наши бокалы и отбыл, закрыв за собой дверь. Мы чокнулись.

— Счастливого тебе пути, — произнес я очевидный тост.

— Жаль, что ты не едешь со мной.

— Твоим родителям я не показался. Приехав одна, ты их только порадуешь. — Мы выпили шампанского. Об отношении ее родителей к иностранцам Жизель знала не хуже моего. — А кроме того, ты уезжаешь только на две недели, а потом мы встретимся в Каннах.

— Я просто волнуюсь, как бы один из этих гомиков не соблазнил тебя. Знаю я их методы. Выпивка. Наркотики.

Я захохотал.

— Ничего у них не выйдет. Пью я только пиво, курю «Лаки страйк».

— И в Каннах будет полно старлеток. Им бы только найти американца, который...

— Не говори глупостей, — оборвал я ее. — Никто не обратит на меня ни малейшего внимания. Я же не имею никакого отношения к кино. Они увидят, что я постоянно общаюсь с геями, и решат, что я не по их части.

Жизель наклонилась ко мне, поцеловала.

— Ты мне обещаешь?

— Обещаю.

Тут официант открыл дверь. Поезд отправлялся. Мы вновь поцеловались, и я вышел из купе.

С вокзала я поехал в контору Поля. Джек увидел через окно его кабинета, как я выхожу из машины, и поспешил навстречу. Мы обменялись рукопожатием.

— Жизель уехала к родителям? — сразу спросил Джек.

— Совершенно верно, — ответил я.

— И что ты собираешься делать? У тебя же целых две недели.

— Еще не думал об этом. Дождусь Поля. Он говорил, что поедет в Канны за несколько дней до начала фестиваля.

— Он еще неделю пробудет в Париже. Я знаю, что в Канны он поедет за неделю до фестиваля.

— Наверное, я отправлюсь туда с ним.

— Он говорил тебе, что в Каннах ты и Жизель будете жить на моей вилле? Мы с Арчи едем туда на «роллсе», и я подумал, не составишь ли ты нам компанию? Мы сможем отлично провести там время. Джей-Пи полагал, что ты поедешь с нами. У Поля полным-полно работы, и в Париже он не сможет уделить тебе ни минуты.

— Я переговорю с Полем. Возможно, он хочет, чтобы я ехал с ним.

— С Полем я уже переговорил. Он сказал, что выбор за тобой. Но он тоже считает, что в Париже тебе делать нечего.

— Хорошо, Джек, — кивнул я. — Спасибо. Когда вы собираетесь выезжать?

— В понедельник. По уик-эндам дороги забиты.

— Договорились, — рассмеялся я.

— И вот что еще. В Каннах на многие мероприятия пускают только во фраке.

— Черт, — вырвалось у меня. — Я уже и забыл, что такое фрак. В Америке он ни к чему.

— А где тот, что был у тебя во Франции? Я пожал плечами.

— Понятия не имею.

— Тогда свяжемся с Полем. У него наверняка есть портной, который быстро их шьет. В работе Поля без фрака — никуда.

Джек не ошибся. Поль направил меня к портному, у которого нашелся почти пошитый фрак аккурат моего размера. Портной обещал прислать мне его на следующее утро. Я сразу купил вечерние рубашки и галстук-бабочку.

Позвонил Жизель в дом ее родителей и рассказал о своих планах. Она тут же расплакалась.

— Я это знала! Знала! Не успела я уехать, как они уже взялись за тебя.

— Господи! — вырвалось у меня. — Жизель, что с тобой? Неужели ты и впрямь думаешь, что весь мир в кармане у этих говнюков? Я предпочитаю девушек, и очень удивлен, что ты до сих пор этого не уяснила.

— Но мы никогда не пытались сделать ребенка! — всхлипывала она.

— А что, по-твоему, мы делали, когда трахались? Раскладывали пасьянс? Она надолго замолчала.

— Извини. Раньше я не хотела ребенка и, возможно, не хочу и теперь. — Жизель глубоко вздохнула. — Просто я недавно узнала, что Тереза беременна. Вот и обзавидовалась.

— Не завидуй. Мы еще молоды, так что время нас не поджимает. Захотим иметь ребенка — он у нас будет.

Серебристому «роллсу» потребовалось семь часов, чтобы добраться до Канн. За это время пассажиры уговорили шесть бутылок шампанского и килограмм черной икры. Такая уж у Джека и Арчи была диета. Они даже не выходили из машины, чтобы облегчиться: везли с собой специальные бутыли для мочи. Хранились бутыли в специальном резиновом чехле.

У меня же бутыли не было. Джек и Арчи решили, что это отличная шутка, и спорили, как долго я смогу выдержать, не надув в штаны. Я, однако, не оправдал их ожиданий, поскольку им пришлось остановиться, чтобы заправить бак бензином, уже на подъезде к Каннам. Из меня вылилось, наверное, целое ведро.

Когда я вернулся к «роллсу», Джек и Арчи стояли рядом и аплодировали. Затем Джек повязал мне на шею ленту с золотой медалью, на которой была выбита надпись: «ЛУЧШЕМУ ПИСАЛЬЩИКУ МИРА». Расцеловав меня в обе щеки, как принято у французов, Джек торжественно объявил: «Теперь ты у нас почетный гей»!

Потом они вновь забрались на заднее сиденье и затихли. Вроде бы заснули.

Я сидел на переднем сиденье, рядом с шофером. Мы переглянулись.

— Они развлекаются, — с улыбкой сказал мне шофер по-английски.

— Это обычная история? — спросил я, снимая медаль.

— Если нет Джей-Пи.

Я оглянулся и не увидел ни Джека, ни Арчи. Они улеглись то ли на сиденье, то ли на пол. Я достал пачку сигарет. Предложил шоферу. Он покачал головой, но вытащил из приборного щитка прикуриватель и протянул мне.

— На работе мне курить не положено. До виллы Джека мы доехали в молчании. Затем шофер зашел в дом и вернулся с двумя крепышами-слугами. Джек и Арчи все спали. Слуги взвалили их на плечо, как кули с картошкой, и разнесли по комнатам.

Я же через холл прошел в гостиную. Еще один дворец, пусть и не такой роскошный, как у Джей-Пи. Я выглянул из окна. Вид тот же, что и из гостиной виллы Джей-Пи, разве что обзор поменьше: все-таки не вершина холма. На Канны ложилась ночь. Огни вспыхивали как в городе, так и на многочисленных яхтах.

— Добрый вечер, месье Джерри, — раздался за моей спиной женский голос. — Вилла «Жеко» в полном вашем распоряжении.

Обернувшись, я увидел изысканно одетую, очень красивую женщину лет сорока.

— Я Арлен. Домоправительница Джека. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

— Нет, благодарю. Но я бы хотел подняться в свою комнату, принять душ и переодеться.

— Нет проблем. — Арлен хлопнула в ладоши. Тут же рядом с ней возник один из слуг-крепышей.

— Отведи месье Джерри в синюю комнату, — сказала она по-французски, а повернувшись ко мне, добавила уже по-английски. — Обед в девять часов.

— Спасибо, Арлен, — кивнул я и последовал за слугой. Меня не удивило, что мой чемодан уже стоял в комнате.

— Я также ваш камердинер, сэр. — Слуга заговорил по-английски. — Позволите распаковать вещи?

Я никогда не бывал в Каннах во время фестиваля. И хотя до его открытия оставалось еще десять дней, напряжение уже чувствовалось. Повсюду стояли рекламные щиты с названиями фильмов, вошедших в конкурсную программу, и фотографиями снявшихся в них звезд. Как я понял, американские фильмы составляли лишь малую часть программы.

Утром я сидел за столиком в ресторанчике, расположенном неподалеку от Дворца фестивалей, где проходила регистрация участников конкурсного показа. Помимо конкурсных в Канны привозили много других фильмов, во время фестиваля здесь работал большой кинорынок, и продюсеры старались с максимальной выгодой продать свою продукцию.

На ленч я заглянул в пляжный ресторан отеля «Карлтон». Здесь кучковались самые красивые старлетки, сюда заглядывали влиятельные продюсеры и известнейшие режиссеры. Они тоже слетелись со всего мира. Да, фестиваль еще не начался, актрисы, актеры, режиссеры, чьи фильмы участвовали в конкурсе, еще не прибыли в Канны, но киношная тусовка уже бурлила.

Мне казалось, что это волшебный сон. А у Джека и Арчи вся эта суета вызывала зевоту. Фестивали им уже приелись. По вечерам они отправлялись в кабаре и диско-бары для голубых. Я обедал с ними на вилле, а потом перелистывал англоязычные газеты и журналы. Три дня спустя приехал Поль. Еще через два — Жизель. И буквально перед открытием фестиваля — Джей-Пи.

ГЛАВА 7

Жизель пришла от фестиваля в восторг. Она сказала мне, что встретила нескольких девушек, которые выступали с ней у Поля, а теперь снимались в кино. Они не стали звездами первой величины, но публика их знала, а потому они оказались под прицелом папарацци. В результате их фотографии мелькали в журналах и газетах многих стран мира.

Поль старался изо всех сил, чтобы его девочки как можно чаще попадали в объективы. Особенно эффектный ход он использовал на фестивале 1954 года. Симона Сильва, тогда малоизвестная актриса, исполнила стриптиз на ступенях Дворца фестивалей. Как раз в тот вечер, когда известнейшие продюсеры и актеры подтягивались ко Дворцу, чтобы посмотреть один из лучших фильмов конкурсной программы. Этот эпизод еще больше укрепил репутацию Поля как агента. В тот год он заключил контракты и для нескольких мужчин.

В 1955 году он начал вести дела очень красивого итальянского актера, получившего прозвище Атлант после исполнения роли атланта в знаменитом костюмном фильме «Одиссея». Прежде всего Поль изменил на американский манер имя и фамилию актера. Атлант стал Джорджем Ниагарой. За год Ниагара снялся в трех популярнейших фильмах. Подростки всего мира обожали его. Он стал идолом.

Поль пригласил нас с Жизель на ленч. Мы втроем сидели в «Карлтоне», когда Поль указал нам на Ниагару, раздающего автографы, и печально покачал головой.

— С ним у меня одна проблема. По-английски он говорит без малейшего акцента, все-таки учился в Англии, но я не могу устроить ему роль в Голливуде. Там думают, что он иностранец, а потому им придется дублировать его роль на английском.

— Может быть, там считают, что он не может играть, — предположил я. — Ты посмотри на него — гора мускулов. Рядом с ним «Мистеру Вселенная» делать нечего. Народ будет валом валить на его фильмы, пока он сможет ловить плохишей и оставлять от них мокрое место.

— И все-таки я должен протолкнуть его в Голливуд, — стоял на своем Поль.

Жизель увидела знакомую и помахала ей рукой Она подошла к нашему столику. Ослепительная синеглазая блондинка. Жизель представила нас.

— Анетт Дюваль... Джерри.

Я кивнул и улыбнулся. Поль пригласил Анетт за наш столик. Он ее знал, хотя она и не входила в число его клиентов. Потом Жизель сказала мне, что Анетт Дюваль — псевдоним, на самом деле эта девушка — англичанка, раньше она работала в «Лидо», но уже успела сняться в нескольких французских фильмах.

— Жарко, — пожаловалась Анетт.

— Заказать вам что-нибудь выпить? — вызвался я. Она улыбнулась.

— Благодарю, но я сама о себе позабочусь. — Она достала из сумки маленькую бутылочку «плескассье» и брызнула водой на лицо и плечи.

Я посмотрел на нее, потом на Жизель. Жизель прочитала мои мысли.

— Можно мне задать этот вопрос? — спросил я у Жизель.

Она рассмеялась.

— Мы с Анетт давние подруги. Спрашивай. Я повернулся к Анетт. Но она уже догадалась, о чем я хочу ее спросить.

— Да, — раздался ее серебристый смех. — «Киску» я тоже мою «плескассье». Я посмотрел на Поля.

— Есть идея. Надо бы обговорить ее с Джей-Пи.

— А артисты тебе понадобятся? Может, и мне удастся поучаствовать в реализации твоей идеи? Я вновь повернулся к Анетт.

— У вас есть агент?

— Нет, — ответила она. — Работу я получаю через Друзей.

— Я, между прочим, могу представлять твои интересы, — тут же проявил инициативу Поль. — Роли я тебе гарантирую.

— Что ты задумал? — спросила меня Жизель.

— Одной Анетт мне мало. — Я повернулся к Полю. — Скажи, Джордж согласится сниматься в рекламных роликах?

— За деньги он будет сниматься где угодно, — ответил Поль.

— Отлично, — кивнул я. — Вечером я поговорю с Джей-Пи. Возможно, сейчас самое время повторить попытку.

Как только я прибыл в Канны, Джек перебрался на его виллу, а в «Жеко» остались мы с Жизель да Арчи. Но каждый вечер мы поднимались на холм, чтобы пообедать с Джей-Пи. Выглядел он как всегда, но его рукав перетягивала черная лента. Жизель сказала мне, что, согласно обычаю, он будет носить ее шесть месяцев, Отослав Джей-Пи двадцать тысяч долларов, я также объяснил ему, почему мы потерпели неудачу, подробно перечислил все причины. И хотя старался особо не наезжать на его отца, Джей-Пи не мог не понимать, что творилось у меня на душе, когда мне пришлось покинуть Штаты. И теперь я хотел выяснить, сохранилось ли у него желание выйти на американский рынок.

В этот вечер я воспользовался возможностью окончательно прояснить ситуацию. Вопрос действительно стоял ребром: хотим мы опередить другие французские компании, торгующие родниковой водой, или нет.

— В прошлый раз мы вышли на американский рынок без должной подготовки. Не те размеры бутылок, минимум рекламы. А главное — мы даже не попытались объяснить американцам преимущества «плескассье».

Джей-Пи встретился со мной взглядом.

— Ты вновь говоришь о значительных инвестициях.

— А ты говоришь, как твой отец. Нравится тебе или нет, но именно благодаря ему мы и провалились.

Поверь мне, «Эвиан» и «Перрье» наших ошибок не повторят.

— Надеюсь, ты знаешь, как потратить деньги?

— Помнится, во время войны ты какое-то время служил в Лондоне и познакомился там с полковником Мэттью Фоксом из штаба Эйзенхауэра.

— Какое это имеет отношение к торговле водой в Штатах?

— Полковник Фоке стал одним из пионеров телевизионной рекламы. Он и его компаньон закупили рекламное время на многих телестанциях. Они рекламировали чистящий порошок, который выпускала их компания, и вскоре он стал самым популярным в Америке. Точно так же я хочу отрекламировать и «плескассье».

— Но это было довольно давно. Сейчас телевизионная реклама стоит дорого.

— Джордж Ниагара, который сыграл в кино атланта, один из красивейших мужчин мира. Он пьет «плескассье» для здоровья. Он пьет «плескассье» после спортивных занятий. Есть и известная актриса, Анетт Дюваль. Все принимают ее за француженку, но на самом деле она англичанка. У нее потрясающая фигура и очень красивое лицо. Мне всего лишь надо, чтобы Ниагара и Дюваль, он в плавках, она в бикини, вышли из воды на пляже в Каннах, выпили по паре глотков «плескассье», а все, что осталось в бутылках, вылили на себя.

— Мысль любопытная, — кивнул Джей-Пи. — Но как это можно использовать?

— Снимем рекламные ролики, Ниагара и Дюваль вместе и по отдельности, рассказывающие, как полезны для здоровья физические упражнения и «плескассье».

— И во сколько нам это обойдется? — спросил Джей-Пи.

— Рекламные ролики — дешево. Мы отснимем их в Европе. Время на телевидении — примерно в миллион долларов. Транспортировка пол-литровых и литровых бутылок с «плескассье» в Лос-Анджелес — в половину этой суммы. И мы должны привезти наших звезд в Голливуд на презентацию «плескассье». — Я смотрел на него. — Я знаю, что деньги у тебя есть. Только во Франции ты тратишь на рекламу больше двух миллионов долларов.

— Похоже, ты разбираешься в делах компании.

— Иначе и быть не может, Джей-Пи, — улыбнулся я. — Все-таки я проработал у тебя десять лет.

— А почему ты не хочешь вновь начать с Нью-Йорка? — спросил он. — Все-таки это самый большой рынок Соединенных Штатов.

— Там мы проиграли. Такое сразу не забывается. К тому же у мафии и профсоюзов в Нью-Йорке все схвачено.

Джей-Пи молчал. Я ждал ответа сколько мог, но в конце концов не выдержал.

— Так хочешь ты выходить на американский рынок или нет?

Он вскинул на меня глаза.

— Речь-то идет о двухмиллионных инвестициях.

— Зато рынок бездонный! Если ты победишь, «плескассье» завоюет весь мир.

ГЛАВА 8

Я и представить себе не мог, что у Джей-Пи так много друзей на фестивале. Я также не знал, что Джей-Пи финансирует малобюджетные фильмы, а один из них даже включен в конкурсную программу. В последний перед закрытием фестиваля уик-энд Джей-Пи устроил большой прием. На свою яхту он пригласил больше сотни гостей. По его приказу яхта отошла от причала и встала на якорь в бухте перед набережной Круазет.

В оставшиеся до приема дни я решал организационные вопросы, связанные с рекламной кампанией «плескассье», поэтому не мог проводить много времени с Жизель. Она сказала мне, что помогает Джей-Пи с подготовкой приема. А в субботу сообщила, что Джей-Пи попросил ее выступить в роли хозяйки. Я подумал, что для Жизель это большая честь, хотя сие и означало, что на яхту она должна прибыть раньше остальных гостей. Вопрос у меня возник только один.

— А как же Джек?

— На приеме будет много политиков, в том числе и месье Миттеран, министр информации в правительстве Франции. Ходят упорные слухи, что со временем он станет президентом. — Жизель повернулась ко мне. — Я очень горжусь, что Джей-Пи остановил свой выбор на мне. Это означает, что я принята в светское общество.

— А как же я?

— Ты американец. К тому же во время фестиваля обращают внимание только на звезд. На приеме будут Ким Новак[42] и Сюзан Хейуэрд[43]. За столом они будут сидеть по обе стороны от Миттерана. Такой вот получится сэндвич. — Жизель рассмеялась.

— Не пойму, почему с этими звездами так суетятся. — Я покачал головой. — Кино — это обычный бизнес, а артисты — те же наемные работники.

— На кино многое завязано. К примеру, если бы не фестиваль, ты бы не увидел Джорджа Ниагару или Анетт, и у тебя не возникла бы идея рекламной кампании для «плескассье».

— А где сяду я, если ты будешь рядом с Джей-Пи?

— Я переговорила с Полем, и он все устроит. Ты будешь сидеть с ним, Джорджем и Анетт на самом видном месте, постоянно попадая в объектив папарацци. — Она улыбнулась. — К твоему сведению, я буду сидеть между Джей-Пи и Джеком. А между Джеком и Арчи посадят французскую старлетку Брижит Бардо.

Я рассмеялся.

— Надеюсь, на этом приеме Арчи не будет вынимать изо рта зубы и вставлять вместо них член. Если он это сделает, гости попрыгают в воду.

Жизель тоже рассмеялась.

— На это не рассчитывай. Арчи — настоящий профессионал и прекрасно знает, где что можно делать. На приеме будут несколько известных продюсеров, которые подумывают о том, чтобы снять его в своих новых фильмах.

— Кто-нибудь знает, какой фильм возьмет главный приз?

— Слухов много, но точно не знает никто. Члены жюри держат рот на замке. Но фаворитом на получение приза за лучшую женскую роль считается Сюзан Хейуэрд, сыгравшая в фильме «Плакать я буду завтра».

— Это же американский фильм. Я думал, американцев на фестивале не жалуют.

Жизель улыбнулась.

— Окончательное решение примет жюри. Как и в зале суда, всякое может случиться.

Я слышал, прием удался. К сожалению, как только собрались все гости, Джей-Пи отдал приказ поднять якорь. Едва загудели моторы, у меня началась морская болезнь, и весь вечер я просидел не за столом, а в туалете одной из кают. В час ночи Поль вызволил меня оттуда и повез на виллу Джека.

Когда мы подъехали к вилле, я повернулся к Полю.

— А где Жизель?

— Все отправились в дискотеку «Плейгерл». Пробудут там до утра. Почему бы тебе не принять душ и переодеться? Потом я отвезу тебя туда.

Голова у меня раскалывалась.

— Мне сейчас не до танцев. Приму таблетку аспирина и лягу спать.

Я закрыл за собой дверь и двинулся через холл к лестнице на второй этаж. Ко мне подошла Арлен.

— Вам нездоровится? — спросила она.

— Мне нужен аспирин, — ответил я.

— Я принесу его вам в комнату. Вы уж извините, но слуг нет. Все на яхте.

— Ничего, — отмахнулся я. — Справлюсь и сам. Я и справлялся, пока комната, а за ней и весь мир не поплыли у меня перед глазами. Когда Арлен вошла в мою спальню, я наполовину сполз с кровати на пол.

— Давайте, я вам помогу. — Я и не подозревал, какая она сильная. Ухватила меня под мышки, а мгновением позже я уже лежал на кровати. Потом Арлен сняла с меня пиджак и рубашку. — Голова все кружится?

— Немного. — Я посмотрел на нее. — А вы знаете свое дело.

Арлен рассмеялась.

— Я десять лет проработала медицинской сестрой в «Американском госпитале» в Париже. Я покачал головой.

— Никогда бы не подумал.

Она взяла две таблетки и бросила их в стакан с «плескассье». Таблетки зашипели, наполняя воду пузырьками. Я взглянул на Арлен.

— Совсем как «алка-зельцер».

— Принцип тот же, — кивнула она, — но это аспирин. — Арлен улыбнулась, глядя на меня сверху вниз. — Помочь вам снять брюки и туфли?

Я улыбнулся.

— Сделайте одолжение.

— Для этого я и пришла. А теперь расслабьтесь и постарайтесь заснуть. Если я вам понадоблюсь, позовите.

Последние дни фестиваля я занимался рекламными роликами. К счастью, у Поля нашелся знакомый американский режиссер, который снимал не только фильмы, но и эти самые ролики. Он точно знал, что нам надо делать. Но времени у меня ушло больше, чем я рассчитывал. Для американского рынка нам пришлось заказывать бутылки новой формы и, соответственно, модернизировать линию по розливу воды.

Так что Бадди в Нью-Йорк я позвонил только в феврале 1957 года.

— И на что ты рассчитываешь теперь? — спросил меня Бадди. — Одного раза тебе не хватило?

— Бадди, ситуация в корне изменилась, — ответил ему я. — Но мне все равно нужна твоя помощь. На этот раз мы начнем с Лос-Анджелеса.

— Почему с Лос-Анджелеса?

— Две причины. Во-первых, выходу на рынок будет предшествовать рекламная кампания с участием мистера Атланта и мисс Франции. Покупатели будут ассоциировать их красоту и здоровье с нашей водой.

— Как я понимаю, с рекламой у тебя все вопросы решены. Зачем тебе понадобился я?

— Распространение. У тебя есть связи с тимстерами и другими профсоюзами. Чтобы доставлять воду со склада в магазины, без них не обойтись.

— Но я и тут прекрасно устроен. Чего ради мне срываться с места?

— Рано или поздно тебя прихватят за незаконную лотерею, а ты знаешь, что тебя не очень-то любят. Учитывая, что ты черный, а женат на белой.

— Тут ты прав.

— Я прочитал в газете, что Анастазию расстреляли в парикмахерском кресле. Сколько, по-твоему, пройдет времени, прежде чем Чоффи вышибут пинком под зад или убьют? И кто тогда тебя защитит?

— Чоффи уже отошел от дел. Перебрался в Скоттдейл, штат Аризона.

— Вот видишь. А в Лос-Анджелесе ты займешься абсолютно легальным бизнесом. Станешь вице-президентом по продажам компании «Плескассье Америка». В первый год будешь получать тридцать «штук» плюс оплата всех расходов. Если дела у нас пойдут хорошо, повысится и твое жалованье.

Бадди долго молчал, потом наконец произнес:

— С чего мне начинать?

— Найдешь нам место для жилья. Потом склад неподалеку от порта, где мы будем хранить воду. На этот раз разливочный завод нам не понадобится. Всю воду мы разольем во Франции в литровые и пол-литровые бутылки. На этот раз дело выгорит.

— Сколько у меня времени? — спросил Бадди.

— Продажи должны начаться осенью. Так что пошевеливайся.

— А деньги? — затронул Бадди главный вопрос. — Когда я получу хотя бы часть? Без расходов не обойтись. Переезд и все такое...

— Десять тысяч вышлю тебе утром. Этого хватит?

— На первое время да.

— Вот и отлично. И не жадничай. Французы, как ты знаешь, народ прижимистый.

ГЛАВА 9

К осени 1957 года мы завершили подготовку рекламной кампании и доставили первую партию «плескассье» в Штаты. А когда рекламная кампания раскрутилась, Поль оказал нам неоценимую услугу: если его клиенты выступали в ток-шоу и им задавали вопросы о том, занимаются ли они физическими упражнениями или спортом, они всенепременно упоминали, что занимаются, а возникшую жажду утоляют исключительно «плескассье». И той же водой смывают пот с разгоряченного тела. К октябрю в США, наверное, не было человека, который не видел бы один из наших роликов с Джорджем Ниагарой или Анетт Дюваль. И, разумеется, с «плескассье».

Первая презентация, однако, прошла не в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке, а в Лас-Вегасе, и опять же благодаря Полю. В отеле-казино «Звездная пыль» выступали артисты из парижского «Лидо», и это великолепное шоу стало для нас дополнительной рекламой. В отеле «плескассье» подавали во всех ресторанах и барах. Разумеется, не обошлось без Джорджа и Анетт. Они встречали гостей в фойе и дарили каждому бутылочку «плескассье» с автографом.

Никогда еще родниковая вода не удостаивалась столь энергичной рекламной кампании. Мы вылили больше «плескассье», чем сам Господь Бог, когда отправлял в плавание Ноев ковчег. И результат не заставил себя ждать, все больше и больше людей отдавали предпочтение «плескассье».

Я был на седьмом небе. Все мои грезы стали явью. И одновременно все рушилось: я терял Жизель.

Уж не знаю, как это получилось, но теперь я все время работал. Она же оставалась при Джей-Пи, выполняя роль хозяйки на многочисленных деловых обедах, которые тот давал один из другим. Тогда я не понимал, что сие означает. Наконец в последний день презентации «плескассье» в Лас-Вегасе из Франции прилетели Джей-Пи и Жизель. Они попросили меня подъехать к ним в отель «Пески» в шесть вечера. Я по-прежнему ни о чем не подозревал. Никак не мог взять в толк, почему они остановились в «Песках», когда презентация проходила в «Звездной пыли». Но в шесть вечера я приехал в «Пески».

В фойе меня встретил Джек Кокрэн. Я пожал ему руку.

— Поздравляю! — воскликнул он. — Ты своего добился. Никто не верил, что в Штатах начнут покупать «плескассье».

— Заслуга не только моя. Мне помогали. Джек как-то странно посмотрел на меня.

— Ты знаешь, почему Джей-Пи прилетел сюда?

— Да нет, — честно ответил я. — Может, хочет немного поразвлечься? Благо, презентация дает такую возможность.

Джек покачал головой.

— Он приехал не развлекаться.

— Тогда зачем?

Наши взгляды встретились.

— Он хочет жениться.

— Здесь? Почему не во Франции?

— Во Франции регистрация брака производится через тридцать дней после подачи заявления. А ему надо жениться немедленно.

— С чего такая спешка? — спросил я.

— По французским законам он должен иметь наследника по мужской линии, чтобы компания осталась в семье. Без наследника семьдесят пять процентов стоимости компании и прочей собственности отойдет французскому государству. — Джек не сводил с меня глаз. — Сейчас компания Джей-Пи стоит порядка девяноста миллионов долларов.

— Понятно, — кивнул я. — Он женится здесь, это пара пустяков. Однако наследника у него по-прежнему нет.

— Ты все еще не сложил два и два? — спросил Джек.

Я вытаращился на него. Меня словно громом поразило.

— Нет! — воскликнул я. — Только не Жизель!

— Она уже беременна, — подтвердил Джек мою самую худшую догадку.

Я лишился дара речи. Только и мог, что смотреть на Джека.

Он взял меня за руку.

— Пойдем в бар. Тебе надо выпить. Я молча последовал за ним. Не человек — истукан. Джек заказал два двойных виски со льдом.

— Выпей. Хуже не будет.

Шотландское ожгло горло, но я этого словно и не заметил. Дал знак официанту — повторить.

— Но Жизель — моя девушка. Мы любим друг друга.

Официант поставил на столик полные стаканы. Джек поднял свой.

— Джей-Пи и я — любовники. Мы тоже любим друг друга. — Он глотнул виски. — Но, Джерри, мы американцы, а они французы. У них есть обычаи, которых нам просто не понять.

— Да, — кивнул я. — Вот я и не понимаю, зачем они вообще приехали сюда, — Жизель по-прежнему тебя любит. Джей-Пи тебя уважает. Жизель хочет, чтобы ты дал согласие на ее свадьбу, а Джей-Пи предложил мне стать шафером. — Внезапно Джек рассмеялся. — Это безумие. Чистое безумие. — Он посмотрел на меня. — Так какого черта? Поднимемся наверх и поздравим их.

Джей-Пи и Жизель занимали самый большой «люкс» в отеле «Пески». Три спальни, гостиная, столовая, кухня, четыре ванных. Половина верхнего этажа «Песков». Роль дворецкого выполнял один из слуг Джей-Пи, прилетевший с ним из Франции. Он кивнул мне, когда мы вошли, пригласил в гостиную. Джей-Пи и Жизель сидели бок о бок на диване. На кофейном столике стояло серебряное ведерко со льдом. Из него торчало горлышко «Дом Периньон».

Джей-Пи поднялся мне навстречу, протянул руку.

— Привет, Джерри.

Руку я пожал, но не смог вымолвить ни слова. Лишь смотрел на Жизель. Прекрасную, несравненную Жизель. Я попытался вспомнить, сколько нам было лет, когда мы впервые встретились. В сорок четвертом. Мне уже исполнился двадцать один год, когда нас перебросили в Париж. Жизель родилась четвертого июля, в День независимости Соединенных Штатов. В сорок четвертом ей стукнуло двадцать два. Она была на несколько месяцев старше меня, но мне всегда казалось, что она моложе, а потому нуждается в опеке и защите.

И теперь Жизель смотрела на меня, не вставая с дивана.

— Привет, Джерри. Пожалуйста, присядь. Джек и я сели на стулья по другую сторону кофейного столика. Джей-Пи разлил шампанское.

— За нас! — провозгласил он.

Я, не прикасаясь к своему бокалу, молча смотрел на Жизель.

Но заговорила не она, а Джей-Пи.

— Все вышло, как ты и обещал, Джерри. Я тебе очень благодарен. Если бы не ты, мы бы на американский рынок не вышли.

Я молчал.

— Я хочу, чтобы мы остались друзьями, — продолжал Джей-Пи. — Впереди еще немало трудностей. И для Жизель, и для меня. Но мы испытываем прежние чувства и к тебе, и к Джеку. Любовь и дружба не должны умирать лишь из-за того, что обстоятельства порой сильнее нас. Мир пока не принимает наш с Джеком образ жизни. Нам всем приходится идти на жертвы.

Я повернулся Жизель.

— А что ты на это скажешь?

В уголках ее глаз появились слезы.

— Я люблю тебя, Джерри, — прошептала она. — И всегда буду любить. Можешь мне поверить.

— Но ты собираешься выйти замуж и жить во Франции. С тобой мы жить не сможем. Я люблю тебя, Жизель, но не понимаю твоей любви. — Я чувствовал, что и у меня на глаза наворачиваются слезы.

— Люби меня, — ответила она. — И с любовью отдай в жены этому человеку. Пожалуйста, Джерри. — Жизель потянулась к моей руке, взяла ее в свою, наклонилась и поцеловала.

Тут уж я окончательно понял, что обратного пути нет. Перевернул ее руку, поцеловал в ладонь.

— Поздравляю, дорогая моя. Я сейчас найду Бадди, и мы устроим вам свадьбу, каких еще не знал Лас-Вегас. — Я посмотрел на Джей-Пи. — Я тебе очень благодарен и никогда не забуду все то, что ты для меня сделал. Хочу только высказать одно пожелание.

— Говори. — Он вновь пожал мне руку и расцеловал в обе щеки, как принято у французов.

— Пусть все твои дети будут мальчиками.

ГЛАВА 10

К концу 1959-го прибыль от продаж «плескассье» достигла десяти миллионов долларов в год. Два миллиона уходили Джей-Пи за акции, принадлежащие французской материнской компании. Шестьдесят пять процентов прибыли получала «Плескассье Америка». А мне принадлежало тридцать пять процентов акций компании-дочки. За год набегал чуть ли не миллион долларов. Теперь уже и «Эвиан», и другие французские компании, торгующие водой, двинулись в Штаты. И им, в свою очередь, также пришлось потратиться на рекламу.

Джей-Пи и Жизель тоже не теряли времени даром. Обзавелись двумя дочерями. Первая родилась в 1958-м, вторая — в 1959-м. Я поздравил их и послал каждой девочке золотую цепочку с бриллиантиком. Джек позвонил мне из Канн.

— Джей-Пи разочарован. Ему нужен сын.

— Как я понимаю, они над этим работают.

— Не забывай, что Джей-Пи — француз. Он не собирается отдавать государству свое состояние только потому, что у него рождаются дочери.

— Если Жизель может родить только дочерей, ему деваться некуда. Это его дети, его семья. Он не может вышвырнуть их на улицу. :

— Ты кое о чем забываешь, Джерри. Джей-Пи по-прежнему гей. Он скорее продаст компанию и оставит деньги в семье, чем отдаст ее государству. Ты же знаешь французские законы. Деньги остаются в семье. Во Франции Джей-Пи уже значимая величина. Он без труда получит высокий правительственный пост.

— И куда тогда денешься ты? Джек рассмеялся.

— Выкручусь. У меня приличный пакет акций как во Франции, так и в Штатах. А самое главное — мы с Джей-Пи не собираемся расставаться.

— Понятно. Я рад, что у тебя все в порядке. Позванивай.

После разговора с Джеком я задумался о том, что будет с Жизель, если Джей-Пи продаст компанию и перейдет на работу в правительство. Но потом решил, что мой совет не потребуется, ведь Жизель привыкла принимать решения самостоятельно.

В 1960-м у Джей-Пи и Жизель родилась третья девочка. Эту новость они сообщили мне сами. Тут у меня отпали последние сомнения в том, что Джей-Пи продаст компанию. В ноябре Америка с оптимизмом смотрела в будущее. Джон Кеннеди выиграл выборы, нарушив давнишнюю традицию: раньше хозяином Белого дома неизменно становился протестант. Кеннеди не только был католиком, но и принадлежал к новому поколению политиков. Американцы полагали, что приход Кеннеди знаменует начало новой эры.

Я всегда голосовал за демократов, а потому позвонил Анетт и предложил ей отметить праздничным обедом победу моего кандидата.

Я собирался пообедать в ресторане «У Никки Фелдера» на бульваре Заходящего солнца. В Париже во время войны мы с Фелдером вместе ремонтировали джипы. После войны он ушел в семейный бизнес, а когда его отец умер, продал ресторан в Нью-Йорке и открыл новый, в Лос-Анджелесе. Нью-йоркский стиль лос-анджелесцам понравился. Однако у Анетт были другие планы на вечер, так что обедать я поехал один.

На бульваре Заходящего солнца я развернулся, когда уже зажегся красный свет, проехал полквартала и свернул на автостоянку у ресторана.

— Рискованно поворачиваете, мистер Купер, — улыбнулся мне дежурный. — Копы отвалили с перекрестка за пару минут до вас.

— Я счастливчик. — Я протянул ему пятерку. — Только не поцарапай мою колымагу. Я за нее еще не расплатился. — К сожалению, на стоянке у Фелдера такое случалось.

Швейцар распахнул стеклянную дверь, я вошел в ресторан и огляделся. Зал забит битком. Фелдер уже спешил ко мне.

— Привет, Джерри, пришел пообедать? — Я кивнул. — Один? — Опять кивнул. Он оглядел зал. — Дай мне пару минут. Пропусти стаканчик в баре. Я угощаю.

Я посмотрел на него.

— Ты кое-что забыл.

На лице Никки отразилось недоумение, но он тут же все понял.

— Сегодня весь день полно народу. Через пять минут все будет в ажуре.

— У нас есть договор, Никки. Я плачу тебе двадцать «штук» за то, что ты ставишь на каждый столик по бутылке «плескассье». Ты получаешь в день по двадцать ящиков воды, которая не стоит тебе ни цента.

— Расслабься, расслабься, это моя ошибка. — Никки похлопал меня по плечу. — Успокойся, чего-нибудь выпей, я все улажу.

Я наблюдал, как он кружит по залу. Никки сразу чувствовал, на какой столик надо поставить воду, а за каким ждут не дождутся еды. Таким встроенным радаром обладают только профессионалы своего дела. В ресторанном бизнесе конкуренция высока как нигде, но ресторан «У Никки Фелдера» считался едва ли не самым популярным в городе. А удержаться на вершине зачастую сложнее, чем вскарабкаться на нее. Я протиснулся к стойке бара и заказал гленморендж[44].

Бар Никки предлагал не только широкий ассортимент напитков. С половины пятого и до полуночи за столиками и у стойки сидели самые роскошные шлюхи Лос-Анджелеса. По десятибалльной системе сплошь десятки и девятки, восьмерки попадались крайне редко.

Я оперся правым локтем на полированную, красного дерева стойку. Закурил, глубоко затянулся. Я смотрел на всех этих красавиц, а вспоминал Жизель. Клиши, война остались в далеком прошлом. Жизнь тогда была совсем другой. Каждый доллар приходилось вырывать с кровью. Если б не Жизель и Поль, подумал я, сейчас мы с Бадди по-прежнему принимали бы ставки на «Цифры».

— У вас сигареты с ментолом? — раздался рядом со мной женский голос с легкой хрипотцой. Такие голоса мне особенно нравились.

Я повернулся. Прекрасные волосы, выразительные глаза. Девять с половиной. Я протянул девушке пачку.

— Могу предложить только «Данхилл».

— Извините. — Она начала отворачиваться.

— А какие сигареты вы предпочитаете?

— Все равно, лишь бы с холодком. Я махнул рукой одному из барменов.

— Принесите даме «Данхилл» с ментолом. За мой счет.

Бармен, похоже, не смекнул, что к чему. Указал на полупустую пачку «Кул», лежащую перед ней.

— Говнюк, — процедил я, смял пачку и бросил ее за стойку. — Я думаю, эти залежались. От них дурно пахнет. А теперь принеси пачку «Данхилла» с ментолом и новую пачку «Кул», чтобы дама могла выбрать.

Бармен вытаращился на меня, и тут же его как ветром сдуло. Но секунду спустя он вновь стоял перед нами, протягивая девушке две открытые пачки. Она выбрала «Данхилл», и бармен тут же щелкнул зажигалкой.

Я улыбнулся.

— Вот так бы сразу, — и сунул ему двадцатку. Бармен благодарно кивнул и отвалил.

Девушка медленно выпустила дым через нос.

— Ты, видать, не из простых. Умеешь подать себя. Спасибо.

— Я никто, — ответил я. — А вот ты — красавица.

— Обедаешь один? — спросила она.

— Нет, если ты составишь мне компанию.

Я подождал, пока она кивнет и улыбнется, а потом поискал глазами Никки. Он времени даром не терял. Едва ли не на всех столах появились запотевшие литровые бутылки «плескассье». Официанты уже разливали воду по стаканам.

Подошел улыбающийся во весь рот Никки и чмокнул девушку в щечку. Все знали, что поцелуи в щечку — фирменный знак Никки. Он представил нас друг другу.

— Джерри, это Сью Эллен. Сью Эллен, это Джерри. — Никки сразу взял быка за рога. — Обедать будете в большом зале или за столиком влюбленных в баре?

— Ты знаешь, какой я предпочитаю столик. С угловой банкеткой в коктейль-холле. Он свободен? Улыбка Никки стала еще шире.

— Через три минуты он будет вас ждать. Сью Эллен проводила взглядом.

— Очень милый человек. Похоже, вы знакомы с давних времен.

— Служили вместе во время войны, — ответил я. — А было это давно. Расскажи о себе, Сью Эллен.

— Рассказывать особо нечего. Прямо с фермы я попала в королевы красоты американской глубинки. С детства смотрела на самолеты, пролетающие над головой. Мечтала о Калифорнии или Нью-Йорке. Вот и приехала сюда. И выяснилось, что я — одна из тысяч других девушек, с той же мечтой, но без грана таланта.

— У тебя прекрасные внешние данные. А это уже немало.

Вернулся Никки и проводил нас к столику. Он улыбнулся, когда я удовлетворенно кивнул, увидел на столике бутылку «плескассье». Я повернулся к Сью Эллен, едва место Никки у столика занял официант.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — спросил официант.

— Что будешь пить, Сью Эллен?

Она рассмеялась и наклонилась ко мне.

— Я шлюха. Что, по-твоему, заказывают шлюхи в ресторане «У Никки»?

Я взглянул на официанта.

— Бутылку «Дом Периньон» для дамы и гленморендж — мне.

Я отпил «плескассье», уже разлитой по стаканам. Все как надо: вода холодная, но зубы не ломит.

Все официанты слишком высоко себя ценят. Видят в себе потенциальных обладателей «Оскара». Наш вот точно воображал себя Полом Ньюманом[45]. Но получалось не очень: настоящий Пол Ньюман сидел за одним из больших столов в центре зала. Театральным жестом официант поставил перед нами бокалы для шампанского. Приподнял бровь, открывая бутылку. Капнул шампанского в мой бокал. Я попробовал «Дом Периньон», одобрительно кивнул. Официант наполнил бокал Сью Эллен и поставил передо мной стакан гленморенджа. После чего отбыл с чувством выполненного долга.

ГЛАВА 11

— Нравится, Сью Эллен? — спросил я, когда она пригубила шампанское.

— А кому нет? — Она улыбнулась, — Спасибо. Пообедали мы без изысков. Оба заказали салат «Цезарь». Сью Эллен отдала предпочтение стейку, я — языку в соусе с морскими моллюсками. Оба ели с аппетитом, будто весь день постились. У меня действительно с утра крошки во рту не было, у нее, похоже, тоже.

— Стейк великолепный.

— Никки гордится своими стейками, — кивнул я. — Говорит, что заказывает их у одного нью-йоркского мясника. Но я-то думал, что лос-анджелесские девушки отдают предпочтение рыбе или курице.

— Этим я всегда себя выдаю. Все сразу понимают, что я приезжая. Ферма у нас животноводческая, так что мясо мы не покупали. Отец сам забивал скотину, и в холодильнике всегда лежал кусок вырезки. — Она рассмеялась. — Ты вот заказал язык, а на итальянца явно не тянешь.

— Я вырос в Нью-Йорке и в детстве почитал за лакомство кошерный хот-дог с копченой сосиской и «пепси». В те годы большая бутылка «пепси» стоила пять центов. И «кока-кола» шла по той же цене, только в маленькой бутылочке.

Сью Эллен вновь рассмеялась.

— Какие мы, однако. Родились в разных концах Америки, а встретились в Лос-Анджелесе.

— Такова жизнь. — Я искоса глянул на дверь. Эту дурную привычку я заимел довольно-таки давно. Мало ли кто может появиться из-за двери.

Оказалось, что Сью Эллен девушка наблюдательная. И мой взгляд не остался без внимания.

— Ты чего-то опасаешься? — спросила она.

— Да нет. Но осмотрительность никогда не бывает лишней.

— Сюда может заглянуть жена или подружка? — полюбопытствовала Сью Эллен.

Теперь рассмеялся я.

— Это вряд ли. — Я подозвал официанта. — Как насчет кофе и бренди?

Сью Эллен кивнула.

— Два кофе и «хеннесси».

— А кого ты высматриваешь, Джерри? — игриво спросила Сью Эллен после ухода официанта.

— Ты слишком любопытна.

— А почему нет? Если клиент мне нравится, я хочу узнать о нем побольше.

— Приятно слышать, что я тебе понравился. Но я не клиент.

Она улыбнулась.

— Жаль. Тогда сотенную за обед.

— Ты слишком дешево себя ценишь. Получишь пятьсот.

Краем глаза я увидел мужчину, остановившегося у нашего столика. Интуиция и чувство самосохранения меня не подвели. В руке мужчины что-то блеснуло, и я, схватив Сью Эллен в охапку, скатился с банкетки.

При этом пнул столик, и он, переворачиваясь, ударил мужчину по руке, сбив прицел. Я скорее почувствовал, чем услышал выстрел: пистолет был с глушителем. И тут же мне обожгло левое предплечье. Но я выхватил из-за голенища итальянского сапожка маленький пистолет двадцать пятого калибра и выстрелил этому сукиному сыну в яйца. Он вскрикнул и побежал к выходу, ухватившись обеими руками за промежность. Сквозь его пальцы капала кровь. Он выскочил за дверь, прежде чем кто-то успел его остановить.

Я наклонился и помог Сью Эллен подняться.

— Ты в порядке, крошка?

— В порядке. — Она заметно побледнела. — Но у тебя кровит левая рука.

— Ерунда, чуть царапнуло кожу.

Никки подлетел к нашему столику, прежде чем начала собираться толпа. Его сопровождали два официанта.

— Пойдем в мой кабинет, Джерри, мой доктор уже в ресторане. Я пришлю его туда.

— Хорошо, — кивнул я. — Дай Сью Эллен «штуку», и пусть твои мальчики выведут ее через черный ход. Позаботься о том, чтобы ее никто не сфотографировал. — Я повернулся к ней. — Не волнуйся, все будет в порядке. Главное, никому не говори, что ты здесь была.

Она смотрела на меня. Тушь уже замарала щеку.

— Я тебя еще увижу?

— В свое время. А сейчас тебе надо сматываться. Незачем попадаться на глаза копам.

По команде Никки официанты увлекли Сью Эллен к черному ходу. Мы прошли в кабинет Никки и плотно закрыли за собой дверь.

— А теперь говори, из-за чего весь сыр-бор? — обернулся ко мне Никки.

— Из-за воды, — ответил я. — Поверишь ты или нет, но именно из-за родниковой воды.

ГЛАВА 12

Врач Никки в этот вечер пришел пообедать в его ресторан. И в кабинет он пришел раньше копов. Помог мне снять рубашку и пиджак.

— Пиджак придется подлатать, — заметил он.

— Вы врач или портной? — рявкнул я. А откуда взяться хорошему настроению, если рука так и горит?

— Успокойтесь. — Врач улыбнулся. — Портной — мой отец. Я всегда первым делом оцениваю одежду пациента. Если дорогая, значит, он может позволить себе оплатить мои услуги.

— А кто вы?

— Доктор Крамер. Хирург, — ответил он и, ощупывая мою руку, повернулся к Никки:

— У тебя есть аптечка первой помощи?

— На кухне. Сейчас принесу.

После того как Никки вышел из кабинета, доктор посмотрел на меня.

— Вам повезло. Пуля задела лишь жировой слой. Если б пробила мышцу, боль была бы куда сильнее.

Никки принес аптечку. Доктор быстро промыл рану перекисью водорода, смазал йодом, свел края раны, положил на нее марлевую накладку и закрепил пластырем.

— Держаться будет. — Он достал из бумажника визитную карточку. — Утром у меня операция. Но я буду у себя в кабинете после часа дня. Тогда и приходите. Сделаем перевязку.

Я взглянул на карточку. «Доктор Крамер. Акушер-гинеколог». Я вскинул на него глаза.

— Так вы — женский доктор. Он рассмеялся.

— Если вас это смущает, приходите в парике и платье.

Тут уж рассмеялся и я.

— Спасибо, доктор. Завтра обязательно приду. Доктор скрылся за дверью, а я повернулся к Никки.

— Почему ты сказал, что он — твой доктор?

— Такой уж у меня бизнес. Ты и представить себе не можешь, как часто девушки просят меня найти им врача. Кто бы мог подумать, что сегодня его услуги понадобятся тебе?

Копы постучали в дверь. Никки тут же ее распахнул. Детективы Рендолл и Шульц вошли в кабинет. Я предъявил им водительское удостоверение, разрешение на ношение оружия, визитную карточку.

— В карточке написано, что вы — вице-президент компании, продающей воду, — заметил детектив Шульц. — И какую воду вы продаете?

— Французскую бутилированную родниковую воду. Мы продаем ее ресторанам, супермаркетам и магазинам поменьше.

— Что-то вроде «Канадской содовой»? — спросил детектив Рендолл.

— Что-то вроде.

— И из-за этой воды кто-то хотел вас прихлопнуть? — недоверчиво произнес детектив Шульц. — Из-за гребаных бутылок с водой?

Я посмотрел на него. Наверное, он и не догадывался, что попал в десятку.

— Нет. — Я покачал головой. — Всем известно, что при мне всегда приличная сумма денег. Поэтому мне и выдали разрешение на ношение оружия.

— Но этот парень подвалил именно к вам, — напомнил детектив Шульц. — Господи, да здесь к какому столику ни подойди, за каждым можно срубить большие бабки.

— Парню просто не повезло. Если бы он вел себя более вежливо, я, возможно, и отдал бы ему деньги.

Зазвонил телефон, Никки снял трубку и протянул ее детективу Рендоллу. Тот несколько минут держал ее около уха, потом положил трубку на рычаг, посмотрел на меня. — В полицию только что позвонили из приемного покоя больницы «Седарс». Туда доставили мужчину, которому отстрелили мошонку.

— И что?

— Ваша работа? — спросил детектив Шульц. — А что еще остается делать человеку, если на него наставляют револьвер?

— Дайте мне ваш пистолет, — протянул руку Рендолл. Он взял пистолет, оглядел его, посмотрел на меня. — Парню повезло, что у вас не «магнум»[46]. Тогда он лишился бы не только яиц, но и члена.

В кабинет вошел полицейский в форме и протянул Рендоллу маленький целлофановый пакетик.

— Только что вытащил из спинки банкетки. Похоже, тридцать восьмой калибр.

— Я не знал, что ты у нас эксперт, — раздраженно бросил Шульц. Взяв пакетик у копа, который тут же ретировался за дверь, детектив повернулся ко мне. — С таким оружием обычно идут на серьезное дело. Вы действительно не знаете ничего такого, что могло бы его интересовать?

— Нет, — бесстрастно ответил я. — Вы же знаете, где его найти. Вот и спросите этого парня о том, что вас интересует.

Рендолл поднялся.

— Мы будем вам очень признательны, если завтра вы заглянете к нам в участок и дадите показания. Думаю, тогда мы уже сможем вернуть вам пистолет.

— Обязательно приеду, — пообещал я. Детективы ушли. Мы с Ником переглянулись.

— Если хочешь, я отвезу тебя домой, — предложил он.

— Сам доберусь, — ответил я. — Ты лучше проследи, чтобы ни бармен, ни официант не проболтались про девушку.

— У меня народ вымуштрованный, — усмехнулся Никки. — Проблем не будет. — Он замялся. — Но тебя действительно хотели убить... Что ты намерен предпринять?

— Будем разбираться. — Никки дал мне одну из своих рубашек. Пиджак я надел свой. — За ремонт счет пришли мне.

— Да брось ты, — отмахнулся он. — Для этого у нас есть страховая компания. Кроме того, ты уже дал мне двадцать «штук».

Я взглянул на часы. Без чего-то девять.

— Поеду домой. Если мне будут звонить, скажи, что я уже ушел.

— Хорошо, — кивнул Никки. — Сам сможешь вести машину?

— Да, конечно. — Я направился к двери.

Никки остановил меня.

— Может, воспользуешься служебным выходом?

На боковую улицу. Я распоряжусь, чтобы машину подогнали туда.

Я посмотрел на Никки. До чего же хитер. Стрельба в ресторане — уже большой минус для его заведения. А если меня изрешетят пулями у парадного входа? Никки не хотел рисковать. Я расхохотался, — Никки, тебя только могила исправит. Он согласно хохотнул и повел меня к служебному выходу. Достал ключи, вставил один в замочную скважину, дважды повернул.

— Эту дверь мы всегда запираем на ночь. Подожди, машину сейчас подгонят.

Машину подогнали через несколько минут. Из-за руля вылез тот же парень, что брал у меня ключи.

— Полный порядок, мистер Купер, ни единой царапинки или вмятины.

Я сунул ему двадцатку.

В отличие от меня на машине царапин действительно не было. Рука болела.

ГЛАВА 13

С бульвара Заходящего солнца я поехал к бульвару Санта-Моника. По пути вытащил из-под сиденья радиотелефон и позвонил на склад, где мы держали «плескассье». Я бы сгонял туда сам, чтобы убедиться, что все в порядке, но, к сожалению, ехал на «роллсе». А склад находился в том районе, где не следовало отходить от «роллса» даже на минуту.

— «Плескасси компани», — ответил мне густой бас.

— Джо! — Я узнал голос ночного сторожа. Он так и не научился правильно произносить название компании. — Бадди недалеко?

— Он уехал около семи, Джерри.

— Все грузовики под крышей? Двери заперты?

— У нас полный порядок, Джерри. Что-то не так?

— Надеюсь, что нет, Джо. Просто хотел убедиться, что ты все запер. Я позвоню Бадди домой. Попрошу его прислать тебе подмогу.

— Не волнуйся, Джерри, — голос Джо звучал уверенно. — У меня все схвачено. И моя крепкая полицейская дубинка по-прежнему при мне.

— Хорошо. — Я положил трубку на рычаг. Совсем вылетело из головы, что Джо раньше служил в полиции. Я вновь взял трубку и позвонил Бадди.

Ответила мне Улла, его жена.

— Бадди нет. Я думаю, он поехал к тебе.

— Если Бадди тебе перезвонит, скажи ему, что я еду домой.

— Хорошо, Джерри. Только не забудь, что я пригласила тебя на норвежский обед. Ты уже несколько месяцев не видел своих крестников. Они растут с каждым днем.

— Я не забыл. Как только жизнь немного устаканится, я тоже приглашу вас всех на обед. Ты знаешь, что за твоим столом я сметаю все, что кладут мне в тарелку.

Я отключил телефон и убрал его под сиденье. Затем перестроился в крайний ряд, чтобы повернуть на Фонтейн. Даже в этот час на Санта-Монике машины шли бампер к бамперу. Зажглась зеленая стрелка, я повернул и поехал к бульвару Уилшира. Еще через десять минут добрался до дома.

Бадди ждал меня в подъезде. Он торопливо поднялся мне навстречу и озабоченно оглядел с головы до ног.

— Ты живой?

— Как видишь. Поднимемся ко мне. Мы вошли в лифт, и я нажал кнопку шестнадцатого этажа. Я занимал одну из четырех квартир пентхауза. Дом этот полностью меня устраивал. Администрация обеспечивала и уборку, и стирку белья. На первом этаже находился бар-ресторан, выполнявший заказы жильцов круглые сутки. Плюс в каждой квартире имелась оборудованная но последнему слову техники кухня.

Переступив порог, мы прямиком направились к бару. Я налил нам обоим виски, добавил льда.

— Какой-то кретин пытался пристрелить меня в ресторане Фелдера.

— Знаю, — кивнул Бадди. — Я звонил Никки. Он мне все рассказал.

— Улла заявила, что ты уехал ко мне. Что происходит?

— Проблемы с оптовиками. Сегодня днем они звонили мне, все двадцать.

— Какие проблемы?

— На нас наехали, — ответил Бадди.

— Что ты несешь?

— К каждому из наших оптовиков прямо на склад приходила парочка крепких парней. Парни говорили, что французской воды на рынке хоть залейся и они хотят заменить ее итальянской водой, которую парни называли «Альпийская». У ворот уже стоял небольшой грузовичок. По команде парней грузчики заносили на склад ящики с «Альпийской» и уносили ящики с «плескассье».

— Вот так приносили и уносили? И ни один из оптовиков слова им не сказал? Или они решили, что этих крепких парней прислали мы?

— Оптовики не понимали, что происходит. Это же торговцы, а не бандиты. Они говорят, что все произошло очень уж быстро.

Я только и смог, что покачать головой.

— Действительно, история странная. — продолжал Бадди. — Произошло все это в течение часа Значит, операция проводилась крупная. И участвовали в ней человек восемьдесят.

— У этих людей есть доступ к нашей документации, — добавил я. — Иначе откуда они взяли список оптовиков? — Я вновь плеснул себе виски. — Крупная операция. Они не только припугнули оптовиков, но и послали ко мне киллера.

— Возможно, и не одного, — предположил Бадди. Я посмотрел на него.

— Кто-нибудь из оптовиков запомнил номера грузовых машин?

— Двое, — ответил он. — Грузовики взяты напрокат у фирмы «Райдер». Номерные знаки — невадские — Хорошо. Завтра я позвоню Мо в Вегас и выясню, кто арендовал эти грузовики. А пока надо с утра развезти «плескассье» по оптовикам, а бутылки с итальянской водой выбросить на свалку.

— У нас недостаточно людей, — заметил Бадди.

— Зато в Лос-Анджелесе хватает безработных. И еще одно. Надо усилить охрану склада на случай, если и там возникнут трудности.

— За это придется заплатить.

— Нет проблем, денег у меня, сколько хочешь.

— Деньги нынче не очень берут. Лучше бы расплачиваться кокаином.

— Поступай, как считаешь нужным. Чем надо, тем и плати. Но береги и свою задницу. А твоей жене и детям лучше бы уехать из города. Отправь их на месячишко в Норвегию. Детей уж обязательно.

— Ты думаешь, они сыграют так жестко?

— Всякое может быть.

— Прямо как в прежние времена.

— Да, — вздохнул я. — Первым делом я должен позвонить Джимми Хоффе[47]. Он переговорит с Джанканой из Чикаго. Они вложили в Вегас большие деньги.

— Хоффа на нашей стороне. Только с его помощью мы и закрепились в Лос-Анджелесе.

— Именно это и я хочу выяснить. На нашей он стороне или нет.

— А если нет? — спросил Бадди.

— Тогда на время свернем бизнес. Придется возвращаться в Европу, сначала во Францию, потом на Сицилию, и выяснять, в чем суть конфликта. У нас всегда были хорошие отношения. Если случался конфликт, они улаживали его.

— А если откажутся и они?

— Тогда я в жопе. Придется вновь заняться ремонтом подержанных автомобилей.

— Это было давно. Мы с войны не брали в руки инструмент.

— Это точно, — вздохнул я и наполнил стаканы.

ГЛАВА 14

Телефон зазвонил в семь утра. Я скатился с кровати, схватил трубку и пробурчал: «Алло».

— Мистер Купер? — услышал я незнакомый голос.

— Да.

— Детектив Шульц из Вест-Сайдского полицейского участка. Я один из детективов, что вчера разговаривали с вами в ресторане Фелдера.

— Я помню. — Голову еще туманил сон.

— Парень, который стрелял в вас, все еще в больнице. Он очень зол.

— Ну и хрен с ним. Плевать мне на него.

— Мы установили, кто он. Киллер из Нью-Йорка. Джонни Терразано. Выполняет особые поручения семьи Карлино.

— И что из этого?

— Вы его знаете?

— Никогда в жизни не видел.

— У вас были какие-то дела с семьей Карлино?

— Никогда. Я торгую водой. И не имею ничего общего с мафией.

— Тогда почему Джонни Парразано пытался пристрелить вас?

— Понятия не имею.

На другой стороне провода долго молчали.

— Ваш пистолет у нас. Вы должны подъехать в участок, если он вам нужен.

— Спасибо, детектив. Обязательно заеду. Сегодня или завтра.

— А вы не боитесь попасться на мушку другому киллеру? — спросил Шульц и засмеялся.

— С какой стати? У меня нет ничего такого, что могло бы заинтересовать семью Карлино.

Я положил трубку. Я уже знал, что их интересовало, только никак не мог взять в толк, почему они послали ко мне киллера. Могли бы просто поговорить. И мы обязательно нашли бы компромисс. Я снова снял трубку и позвонил Бадди.

— Только что звонил коп и сказал, откуда взялся этот парень. Он работает на Карлино. Я все-таки не понимаю, почему им захотелось избавиться от меня.

— Я тут тоже кое с кем переговорил, — ответил Бадди. — И, похоже, знаю, в чем причина. Поздно вечером я позвонил Чоффи в Скоттдейл. Он мне сказал, что семья Карлино недовольна, поскольку, вернувшись в Штаты, ты решил продавать «плескассье» без их участия. Они жаловались, что Анастазия заключил с тобой сделку, которая принесла им только ворох забот, но не прибыль. Они говорят, что в Лос-Анджелесе ты заработал на воде кучу денег, а с ними не поделился.

— Чушь какая-то! — взорвался я. — Если кто и заработал деньги на воде, когда я пытался продавать ее в Нью-Йорке, так это они. Они имели свой кусок во всем, нравилось мне это или нет. Мне еще повезло, что я сумел возместить расходы Джей-Пи. Я даже жил на свои деньги. Мерзавцы! Видать, жадность их так и душит.

— А что ты можешь предпринять? Будешь с ними спорить? Разговоров они не любят. А их методы решения споров нам известны.

— Они все равно не смогут использовать название «Плескассье», если не купят его у меня. А эта итальянская вода, которую они пытаются продавать, не принесет им ни цента. Никто о ней ничего не знает. — Я замолчал, чтобы перевести дыхание, и тут меня осенило. — Бадди, вроде бы у моего дяди Гарри есть большой разливочный завод, который поставляет свою продукцию на все Восточное побережье.

— Совершенно верно! — воскликнул Бадди. — Черт, мне следовало самому догадаться об этом. Дядя Гарри всегда работал с семьей Карлино. Его букмекерская контора действовала под их крышей. И они помогли ему расширить разливочный бизнес после того, как он украл его у тебя.

— Сукин сын! Готов спорить, дела у него идут неплохо.

— Насколько мне известно, Гарри — миллионер. Многие мои знакомые поддерживают с ним достаточно тесные отношения. Он заметная фигура в еврейской общине.

Я опять надолго задумался.

— Первым делом верни нашу воду на склады оптовиков, — приказал я Бадди. — Найми для каждого склада охранников. А мне пора связываться с французами. Есть у меня одна идея.

Следующее утро я встречал в Париже. Снял номер в отеле «Георг Пятый», оттуда позвонил Полю. К счастью, застал его на месте. Мы решили встретиться за ленчем в отеле. Благо, контора Поля находилась поблизости. И я мог хоть немного отдохнуть, девятичасовая разница во времени сильно меня вымотала.

В полдень мы с Полем уже сидели за столиком в ресторане отеля. Я не стал терять времени даром. Быстро ввел Поля в курс дела и поделился идеями, благодаря которым надеялся выйти сухим из воды.

Поль улыбался. Другого я от корсиканца и не ожидал. Корсиканец, как никто, мог оценить главную мою мысль: загнать в яму того, кто пребывал в полной уверенности, что вырыл эту самую яму тебе.

Я спросил Поля, как, по его мнению, отнесется к моим предложениям Джей-Пи, одобрит ли. Он кивнул.

— Тебе надо лишь все ему рассказать. Сейчас он в штаб-квартире «Плескассье» на Елисейских Полях. Я сейчас же ему и позвоню. У меня есть его прямой номер.

— Спасибо, Поль. Ты видишься с Жизель? Мне все время хотелось ей позвонить, но я не знал, как это будет воспринято.

Поль пристально посмотрел на меня.

— Ты поступил правильно. Моя племянница — натура чувственная, и я знаю, что она так и не может тебя забыть.

— Ты никогда не говорил мне, что Жизель — твоя племянница. И она называла тебя другом семьи.

— Мать Жизель — моя родная сестра, — ответил Поль. — Но в Лионе никто не знает, что она корсиканка. В этом городе выходцев с Корсики не жалуют.

— Не могу в это поверить. Неужели такое возможно в наше время?

Поль рассмеялся.

— Муж моей сестры даже не станет со мной говорить. — Он закурил «Житан». — А уж на порог и подавно не пустит.

Закурил и я. «Лаки страйк».

— Ты думаешь, мы сможем встретиться с Джей-Пи уже сегодня?

— Конечно, — с улыбкой ответил Поль. — Мне есть, чем его убедить.

И, поднявшись из-за стола, Поль направился к телефонной будке.

В парижский кабинет Джей-Пи я попал впервые. Этот же кабинет раньше занимали его отец и дед Располагался он на самом верхнем, десятом этаже дома, из больших окон открывался прекрасный вид на Триумфальную арку. Старинная, красного дерева, добротная мебель, дорогая кожаная обивка кресел и диванов.. Джей-Пи встретил меня очень тепло.

— Добрый день, — поздоровался он, крепко пожимая мне руку.

Выглядел он прекрасно, хотя и несколько прибавил в весе.

— Как поживаешь? — спросил я. — Как Жизель и дети?

— Все отлично. Жаль, что ты не можешь повидаться с ними, они в Каннах. Зимой в Париже жить невозможно.

Джей-Пи указал на кресло, стоящее перед столом.

— А теперь расскажи, что привело тебя в Париж. Я подробно рассказал о случившемся и обрисовал общую ситуацию.

— Мафия хочет выдавить «плескассье» из Штатов. Они думают, что смогут продавать вместо нее свою так называемую итальянскую воду.

— Ничего у них не выйдет! — зло бросил Джей-Пи. — Они этого еще не знают, но, если они и выдавят с рынка «плескассье», проблем у них меньше не станет. Другие французские фирмы уже нацелились на Штаты «Эвиан». «Перрье». «Волвик». «Контекс». И это далеко не полный список. Благодаря нам французская родниковая вода имеет солидную репутацию.

— Я с этим не спорю. Но в «плескассье» вложено много денег. И твоя компания будет выглядеть не лучшим образом, если «плескассье» придется уйти с американского рынка.

Джей-Пи откинулся на спинку кресла, взял из ящичка на столе большую сигару и аккуратно обрезал ее. Затем достал зажигалку «зиппо», наверное, военный сувенир. Неторопливо раскурил сигару, выпустил струю дыма и посмотрел на меня.

— И что нам следует предпринять?

— Прежде всего я хотел бы услышать о твоих планах. Вроде бы ты собрался продать «Плескассье» швейцарской компании. Это так?

Он улыбнулся.

— И да и нет. Я веду переговоры с одной компанией, но они далеки от завершения. Но ты прав. Если мы потеряем Штаты, цена, которую могут дать за «Плескассье», упадет.

— Я бы хотел продать «Плескассье Америка» мафии. Если ты одобришь сделку, они мне заплатят и я выйду из игры. Но им от этого лучше не станет, потому что шестьдесят пять процентов акций принадлежит тебе и ты продаешь им всю воду. А когда ты продашь свою компанию, некому будет продавать им воду.

Джей-Пи слушал очень внимательно.

— У тебя есть покупатель?

— Да. Это человек, который хотел пристрелить меня. И он будет на седьмом небе, узнав, что я готов продать ему свою компанию.

— Кто же он? — спросил Джей-Пи. — И есть ли у него деньги?

— Это мой дядя, который украл у меня все сбережения отца, оставшиеся после его смерти. Теперь он миллионер и совладелец самого крупного разливочного завода на Восточном побережье Штатов. Другая часть завода принадлежит семье Карлино. Одной из самых влиятельных сицилийских семей Америки.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я начал работать у дяди Гарри еще до войны. Торговал в его киоске газированной водой.

Джей-Пи на секунду задумался, потом кивнул.

— Продавай. Я во всем тебя поддержу.

— Спасибо. Он рассмеялся.

— Благодарить меня не за что. Давай лучше пообедаем вместе. Все четыре мушкетера. Джек, Поль, ты и я. Можешь не беспокоиться, утром мы загрузим тебя в самолет. Работа тебе предстоит большая.

ГЛАВА 15

Около полудня самолет приземлился в аэропорту «Айдлуайлд». Нью-Йорк встретил меня легким снежком. Я взял такси и поехал в «Плазу». Снял номер, улегся в кровать и заснул. Французы меня загоняли. Джей-Пи, Поль, Джек и я побывали едва ли не во всех кабаре Парижа, и шампанское везде лилось рекой. Джей-Пи сдержал слово, и они загрузили меня в самолет. А теперь мне жутко хотелось спать. Впрочем, других дел у меня и не было, так как с Бадди мы договорились встретиться в восемь вечера.

Я отдохнул, помылся, побрился и встретил его свеженьким, как огурчик.

— Обедать поедем в «Пальмы» на Вторую авеню. Я давно мечтаю о настоящем нью-йоркском стейке.

Бадди удивленно воззрился на меня.

— С чего это у тебя такой аппетит, когда кругом все рушится?

— Мы прорвемся, — ответил я:

— Где Улла и дети?

— Я оставил их в Лос-Анджелесе. Их охраняют круглосуточно. Никто и близко не подойдет.

Я позвонил в «Пальмы», заказал столик, и мы спустились вниз. В такси я рассказал ему о переговорах с Джей-Пи, откинулся на спинку сиденья и посмотрел на Бадди.

— Теперь ты должен вывести меня на дядю Гарри и на одного из капо семьи Карлино, чтобы уладить все недоразумения.

— И когда я должен все это сделать?

— К завтрашнему утру, — ответил я.

С рестораном я не ошибся. Стейк оправдал все мои ожидания. Такой можно отведать только в Нью-Йорке. То, что называлось нью-йоркским стейком в Калифорнии, не шло с ним ни в какое сравнение. Очистив тарелку, Бадди вытер салфеткой губы.

— Ты, конечно, прав. Я предпочитаю барбекю, но нью-йоркский стейк — это нечто.

— Где ты остановился? — спросил я. — На случай, если утром ты мне понадобишься.

— В «Святой Терезе» на Сент-Николас-авеню. В Гарлеме. Но я уйду очень рано. Иначе не найдешь тех, кто может вывести меня на твоего дядю Гарри. Мои брови изумленно взлетели вверх.

— Разве они по-прежнему общаются? Дядя Гарри теперь богатый человек. Бадди рассмеялся.

— Пусть твой дядя Гарри уже далеко не мальчик, но он ни чуточки не изменился. Иной раз его все так же тянет на черненькое. Любит он это дело, знаешь ли.

Я покачал головой.

— А как же Китти?

— Она ведет его дела. Не только прихватила твоего дядю за яйца, но и заграбастала его банковские счета. Мы радостно заржали.

В одиннадцать утра Бадди позвонил мне, чтобы сообщить о достигнутой договоренности: меня ждали в итальянском ресторане на Лексингтон-авеню, неподалеку от «Блумингейла». Тогда я не знал, что именно в этом ресторане «забивали стрелку» сицилийские семьи. Меня ждали капо семьи Карлино и посредник от семьи Коломбо.

Как выяснилось, эта встреча была промежуточной, организованной для того, чтобы подготовить действительно важную встречу. Мы условились, что на следующий день Френк Костелло встретится со мной за ленчем в Норвежском зале отеля «Уолдорф-Астория». Костелло резервировал там угловой столик. Я должен был прийти один. Без Бадди и ниггеров. И принести необходимые документы, доказывающие мое право вести переговоры и заключать сделки. Мистера Костелло, сказали мне, будет сопровождать его подруга, мисс Ладжунта Уайт.

На ленч нам подали язык. На десерт — вафельные трубочки и экспресс. А когда чек оплатил посредник, я впервые почувствовал, что все образуется.

Норвежский зал отеля «Уолдорф-Астория» поражал своими размерами. Высокий потолок, узкие, высокие окна, выходящие на Лексингтон-авеню. Метрдотель вопросительно посмотрел на меня.

— Я мистер Купер. У меня...

— Я знаю, сэр, — прервал меня метрдотель. — Пожалуйста, следуйте за мной.

Он повел меня к угловому столику. Росточка мистер Костелло был небольшого. Загорелое лицо, черные волосы, начавшие серебриться на висках. Мисс Уайт, симпатичная платиновая блондинка, мило мне улыбнулась. Перед ней стоял бокал шампанского. Мистер Костелло пил красное вино. Я заказал пива. Мистер Костелло сразу перешел к делу.

— Мисс Уайт — моя близкая подруга и доверенное лицо. При ней можно говорить обо всем.

— Да, сэр, — кивнул я.

Костелло пристально смотрел на меня.

— Ты — президент «Плескассье Уотер Америка». Тебе принадлежат права на торговлю «плескассье» в Америке.

— Совершенно верно.

— Так чего ты от меня хочешь? — прямо спросил он. Я встретился с ним взглядом, — Несколько дней назад в Лос-Анджелесе некий мужчина пытался меня застрелить, но промахнулся и остался без одного яйца.

Мистер Костелло и мисс Уайт переглянулись и рассмеялись.

— Я об этом слышал, — кивнул Костелло.

— В тот же день какие-то громилы заявились на склады моих оптовиков и заменили «плескассье» другой, вроде бы итальянской, водой. Потом мы выяснили, что набирали ее в Бруклине из-под крана. Я приказал моим людям избавиться от подделки и вновь вернуть на склады «плескассье». — Я глубоко вздохнул. — Это мероприятие обошлось мне в сто тысяч долларов.

— И ты знаешь, кто за этим стоял?

— В полиции мне сказали, что киллера послала семья Карлино. Я выяснил, уже по своим каналам, что водопроводную воду разливали по бутылкам на заводе, который принадлежит одному моему родственнику и семье Карлино. — Я посмотрел на мисс Уайт. — Позволите закурить?

— Конечно, — улыбнулась она. Я закурил «Лаки страйк». Мистер Костелло бросил взгляд на стол.

— Ты не заказал ленч.

— Только после вас, сэр.

— Мисс Уайт и я обычно ограничиваемся салатом «Цезарь».

— Хорошо, — улыбнулся. — Тогда я ограничусь яичницей с ветчиной.

Обслуживали нас по высшему разряду. Очевидно, здесь знали, кто такой Френк Костелло, и не хотели лишних проблем. Поели мы быстро. Костелло ел молча. Вела разговор мисс Уайт. Говорила в основном о президенте Кеннеди и первой леди, Жаклин. К концу ленча я уже знал о них все. Внес свою лепту и Костелло, сказав, что, по его сведениям, отец Кеннеди во времена «сухого закона» занимался производством виски в Канаде. Я сказал им, что я демократ и на выборах голосовал за Кеннеди.

После ленча мистер Костелло вновь вспомнил о делах.

— Я заметил, что ты пришел с брифкейсом.

— Да, — кивнул я. — Тут все контракты и соглашения, необходимые для заключения договора. Мне нужно, чтобы кто-то взял документы и просмотрел их.

— Сколько ты просишь? — спросил он.

— Два миллиона американских долларов за «Плескассье Америка».

— Ты принес и контракты на поставку воды из Франции?

— Конечно. Они все подписаны французской стороной.

Костелло кивнул.

— Давай все сюда. Я тебе позвоню, как только выясню их мнение.

Я поднял с пола брифкейс и протянул ему.

— Все здесь. Вам надо только позвонить мне, и я подпишу все бумаги.

Он взглянул на меня.

— У тебя есть юрист?

— Да, — кивнул я. — Бывший судья Юджин Уиник. Мисс Уайт рассмеялась.

— Вы, возможно, этого не знаете, неделовые партнеры Френка зовут его Судья.

— Не знаю, — легко согласился я. — Но мне сказали, что только мистер Костелло сможет решить мои проблемы. — Я встал. — Рад с вами познакомиться, мисс Уайт. Спасибо за ленч, мистер Костелло. Вы найдете меня в отеле «Плаза». Я буду ждать вашего звонка.

Судьей Френка Костелло прозвали не зря. В городе говорили, что семьи пользовались его услугами, чтобы мирным путем уладить возникающие конфликты. Вероятно, его ценили и Карлино, и Коломбо. Не прошло и двух дней, как меня пригласили на Мэдисон-авеню. Там располагалась штаб-квартира принадлежащей дяде Гарри компании по розливу различных напитков. Мне предложили захватить с собой судью Уиника.

Дяде Гарри перевалило за семьдесят, но внешне он практически не изменился. Рядом с ним сидела Китти. Я пристально посмотрел на нее. Она заметно постарела. У рта появились глубокие складки, отчего лицо стало грубым и жестким. Она отвела взгляд.

Мы поздоровались, но обошлись без рукопожатий. Дядя Гарри мне улыбнулся.

— Как ты? Все в порядке?

— Нормально, — ответил я. Он же продолжал трещать.

— У нас с Китти двое сыновей. Умные парни, один уже в колледже.

— Отлично. И на кого они похожи, на тебя или на Китти?

— Как это ни странно, ни на кого из нас. Старший — вылитая твоя мать, хотя я и не пойму, с чего бы это.

— И никто, наверное, не поймет, дядя Гарри. — Тут я вновь посмотрел на Китти, и на мгновение наши взгляды встретились. Я-то понимал. Китти трахнулась со мной незадолго до свадьбы.

— Мой адвокат ждет, — сменил тему разговора дядя Гарри. — Приступим к делу?

— Я готов, — кивнул я. — Я только хочу, чтобы при подписании бумаг присутствовал Бадди. Он будет одним из свидетелей заключения сделки.

Гарри взглянул на вошедшего в кабинет Бадди.

— Ты все такой же.

— Меня это вполне устраивает, — рассмеялся Бадди. Адвокаты тем временем приготовили бумаги. Мы их все подписали, и осталось только одно. Гарри протянул мне чек.

Я взял чек, посмотрел на него. Два миллиона долларов, выписанные на мое имя. Вот тут я расхохотался.

— Спасибо тебе, дядя Гарри! — Из моих глаз катились слезы. — Спасибо тебе за все!