Хищники

— Ты и выйдешь, — заверил его Жак.

Что я мог сказать? Компания принадлежала им.

— Что ты думаешь о мрем отце? — спросил Джей-Пи по дороге в отель.

— У него свое видение проблем.

— Не сбрасывай его со счетов, — заметил Джей-Пи. — Иногда мой отец ошибался, но в большинстве случаев правда была на его стороне.

— И когда мы поедем в Штаты? — поинтересовалась Жизель.

Я лежал на кровати и просматривал «Герольд трибюн».

— Честно говоря, не знаю. После разговора с отцом Джей-Пи дело с места не сдвинулось. Может, они поставили на этом крест. А может, я не правильно построил разговор. Сразу заявил, что продвижение на американский рынок будет стоить больших денег. Жизель улыбнулась.

— Я не думаю, что причина в деньгах. Мне кажется, старик ищет делового партнера.

— Ты хочешь сказать, он пытается уменьшить риск?

— У французов это в крови. Они привыкли ставить сразу на всех лошадей. Им кажется, что так безопаснее. — Жизель прилегла рядом. — Возможно, мы сумеем найти ему партнера.

— Например?

— Поля, — ответила она. — В Штатах у него сейчас крутится много денег. Может, он захочет поучаствовать.

— Поля? — Я повернулся к ней. — Ты думаешь, Мартины захотят привлекать деньги со стороны?

— Почему нет? У денег семейных уз нет.

— А как ты найдешь Поля? Он же на Корсике.

— Как его найти, я знаю. Но есть одна загвоздка. Воду придется отправлять на одном из его кораблей.

— У него есть корабли?

— Он завязан с греками. И отправлять воду придется не из Гавра, а из Марселя. Этот порт контролируют корсиканцы. Что ты на это скажешь?

— Откуда ты так много знаешь про Поля?

— Я давно говорила тебе, что мы родственники.

— Сначала надо поговорить с Джей-Пи. Может, его отец не захочет иметь дело с корсиканцами.

— Жак возражать не станет, — покачала головой Жизель. — В конце концов во время войны именно корсиканцы обеспечивали порядок на его заводах.

Бадди так и не добрался до Калифорнии. Потому что хорошо устроился в Гарлеме. Ему отдали на откуп лотерею «Цифры» на большом куске Манхэттена, ограниченном Пятьдесят девятой и Сто десятой улицами, Центральным парком и Ист-Ривер. Мы с Бадди не теряли друг друга из виду. Я знал, что на него работают двадцать человек, которые приносят ставки в салон подержанных автомобилей на Сент-Николас-авеню. У Бадди и Уллы родился сын. При крещении его нарекли Джеромом. Бадди прислал мне его фотографии. Светлокожий, симпатичный мальчуган. Жили они не в Гарлеме, а в новом квартале, построенном между Восьмидесятой улицей и Вест-Энд-авеню.

Я позвонил Бадди домой. Телефонный номер у меня был, поскольку Жизель и Улла частенько болтали друг с другом. Шесть часов утра в Париже соответствовали полночи в Нью-Йорке. Я знал, что в это время Бадди обычно дома.

— Я еду домой, Бадди, — возвестил я. — Компания «Плескассье» решила выходить со своей водой на американский рынок.

— Дурь какая-то, — ответил он. — Да кто в Америке будет покупать воду из Франции, когда ее можно набрать из-под крана?

Я улыбнулся.

— Улла моет свою «киску» водой из-под крана?

— Нет, — ответил он. — Она пользуется обычной водой, бутылки которой продают в супермаркетах.

— Французская вода лучше. Готов спорить, Улла перейдет на нее, как только она появится в продаже.

— Не знаю, не знаю. — В голосе Бадди слышалось сомнение.

Я рассмеялся.

— Я тебе это гарантирую. Жизель заставляет меня мыть «плескассье» даже яйца.

— Ладно, — донеслось из трубки. — Чего ты от меня хочешь?

— Мне нужен большой склад неподалеку от бруклинских доков. Только помни, что дело придется иметь с бутылками. Если много побьется, никакого продвижения на рынок не будет.

— Значит, тебе придется размещать их в «Буш терминал». Но бруклинские доки контролирует семья Рандаццо. Тебе придется с ними договариваться. — Бадди засмеялся. — А они крутые, захотят войти в долю.

— С кем конкретно надо договариваться? — спросил я.

— У меня есть там хороший приятель, Фил Чоффи. Мы познакомились еще до войны. Он теперь большой человек — контролирует целый причал.

— Как мне его найти?

— Не надо тебе его искать. Мой босс близок к семье Рандаццо. Альберт Анастазия — их капо в Бруклине. Они выведут меня на Чоффи. Скажи мне, что ты хочешь, и я узнаю, сколько тебе это будет стоить.

— Спасибо. Ничего не меняется, правда, Бадди? Бадди рассмеялся.

— Ты прав. Только твой дядя поднимается все выше. У него и Китти двое детей. У Гарри теперь киоски в трех сотнях магазинов. Торгуют дешевыми гамбургерами. Кроме того, он занимается оптовой торговлей «ройал-колой» на Востоке, и у него разливочный завод в Нью-Джерси. А живут они с Китти в большом доме в Уэстчестере.

— Каков сукин сын! — вырвалось у меня.

— Да хрен с ним! Для тебя это вчерашний день. Как я понимаю, твои дела тоже идут неплохо. Жизель приедет с тобой?

— Конечно.

— Еще не поженились?

— Выбираем момент.

— Улла советует тебе не тянуть так долго, а не то ты ее потеряешь.

— Я об этом подумаю, — пообещал я. — А пока наведи справки, да побыстрее. Мне надо выводить «Плескассье» на американский рынок.

ГЛАВА 3

Первая партия воды «плескассье» отправилась в Америку не в бутылках, а в бочках по пятьдесят галлонов каждая. В Марселе бочки загрузили в трюмы старого греческого судна, которое добиралось до Нью-Йорка чуть ли не двадцать дней. В итоге в бруклинский «Буш терминал» поступило сто тысяч галлонов.

А месяцем раньше мы с Жизель в Генуе поднялись на борт «Леонардо да Винчи». И восемь дней спустя белоснежный лайнер доставил нас в Нью-Йорк. Жизель путешествие понравилось, мне — не очень. Большую часть времени я провел на койке, страдая от морской болезни, так что едва не расцеловал землю, когда мы наконец спустились по трапу.

Нас встретили Бадди и Улла. И мы сразу поехали к ним. Потом женщины отправились на поиски квартиры, Улла уже подобрала несколько перспективных вариантов, а Бадди повез меня на встречу с Филом Чоффи.

В приемную мы вошли в назначенное время. Секретарша попросила нас подождать и скрылась в кабинете босса. Минуту спустя вышла оттуда в сопровождении высокого усатого мужчины.

Бадди поднялся, чтобы представить меня.

— Мистер Чоффи, это мой друг Джерри Купер. — Никогда я не видел Бадди таким подчеркнуто официальным.

Мистер Чоффи протянул руку.

— Как поживаешь, Джерри?

— Нормально, — ответил я, решив, что особых неприятностей ждать от него не придется.

Мы прошли в кабинет. Я коротко рассказал о том, что мне нужно. Мистер Чоффи ответил, что должен пригласить мистера Анастазию, добавив, что одобрить подобного рода сделку может только он.

Мы с Бадди молча переглянулись.

Вскоре Чоффи привел в кабинет мужчину ростом в пять футов четыре дюйма с невероятно широкими плечами и толстым животом. Сквозь редкие пряди волос блестела обширная лысина. Мужчина курил длинную сигару и не выпускал ее изо рта даже когда говорил.

После того как мы вновь сели за стол, я начал первым.

— Мистер Анастазия, я привожу из Франции воду «плескассье». Сто тысяч галлонов в бочках по пятьдесят галлонов каждая.

Он выпустил облако дыма.

— Чертовски много воды! — Он помолчал. — Значит, тебе нужно тридцать тысяч квадратных футов складской площади. Боже! При условии, что бочки будут ставить в четыре ряда. Они займут очень много места!

Кто ж с этим спорит? Я кивнул.

— И зачем мне все это нужно? Мне придется брать с тебя по десять тысяч долларов в месяц.

— Мистер Анастазия, — вежливо обратился я к нему, — вы же понимаете, что я не смогу платить такие деньги. Мы только начинаем дело.

— Ты из Нью-Йорка? — спросил меня Анастазия.

— Да. Я служил в армии во Франции, а теперь вот вернулся.

— Эти лягушатники думают, что у них хорошая вода?

— Во Франции она продается очень даже неплохо.

— Хорошо, Купер. Сойдемся на трех тысячах долларов за каждый из первых шести месяцев. Потом встретимся вновь. — Он не говорил — бурчал, попыхивая сигарой. — Только потому, что ты воевал за нашу страну. Я истинный патриот Америки.

— С учетом расходов на отопление? — спросил я. — Воду морозить нельзя. Фил Чоффи кивнул.

— А как ты собираешься разливать воду по бутылкам? — поинтересовался Анастазия.

— До войны мне принадлежала компания по розливу сельтерской воды. Возможно, она еще функционирует. Анастазия откинулся на спинку кресла.

— Что вы, евреи, знаете о розливе газированной воды? Сейчас сельтерскую разливают только две компании, и их оборот — несколько сотен бутылок в неделю. А у нас на Лонг-Айленде целый разливочный завод. Мы можем разливать все. Мы уже разливаем «Америкэн-колу» и фруктовую газировку. Мы можем разливать воду в любые бутылки, и тебе это обойдется дешевле, чем налаживание собственного производства.

Я смотрел на него. Сигарный дым наполнил кабинет.

— Идея хорошая, но во сколько это мне обойдется? Деньги-то контролируют мои французские боссы. Анастазия помахал сигарой.

— У нас разумные цены. Мы не только разольем воду по бутылкам, но и найдем дилеров, которые обеспечат доставку воды и магазины, и договоримся с тимстерами[40].

— Отлично, — кивнул я. — Сколько? Анастазия уставился в стол, затем начал писать в блокноте какие-то цифры, но внезапно отбросил карандаш.

— На хрен! От этих цифр только голова пухнет. Вот что мы сделаем. Такого подарка ты ни от кого не получишь. Ты зарегистрируешь компанию и дашь нам пятьдесят процентов акций. А потом тебе останется только грести деньги лопатой.

— Я все равно должен получить добро от французов. Но я вам очень признателен, мистер Анастазия. Он широко улыбнулся и предложил мне сигару.

— Зови меня Эл.

Джей-Пи злился.

— Получается, что в Соединенных Штатах все контролирует мафия. Склады, разливочные заводы, оптовую торговлю, магазины. И им достается пятьдесят процентов прибыли! Мы платим за транспортировку, мы платим за бочки, мы платим людям, которые их наполняют. И в итоге нам останется разве что один су за литр.

— Если мы хотим, чтобы магазины брали нашу воду, мы должны провести рекламную кампанию. Я уже разговаривал с владельцами нескольких супермаркетов. Без рекламы они не будут выставлять воду на полках. И оптовые торговцы не смогут продать ресторанам ни одной бутылки, если реклама не появится в газетах, на радио и телевидении. Другие европейские компании получают в Соединенных Штатах прибыль. Делают деньги на косметике, духах, консервированных продуктах. «Плескассье» тоже будет продаваться, но без первоначальных инвестиций не обойтись.

— Мой отец не хочет тратить такие деньги, и точка, — отрезал Джей-Пи. — Ты должен найти выход.

— Пятилитровые бутыли, — ответил я. — Об этом говорил твой отец, с этого нам и придется начинать. Но прибыли они не принесут и не прославят «плескассье».

— У меня нет выбора. Делай, что можешь. — И в трубке раздались гудки отбоя. Жизель смотрела на меня.

— Что-то ты невесел.

Мы уже месяц прожили в небольшой квартирке на Восточной Шестьдесят девятой улице.

— А чего веселиться? Через два дня вода прибывает в «Буш терминал», а я еще не заключил ни одного договора на продажу «плескассье». Джей-Пи полагает, что мафия обходится слишком дорого, его отец не хочет выкладывать деньги на рекламу, а в итоге крайним окажусь я.

Жизель подошла ко мне, села рядом.

— Если не получится здесь, мы всегда сможем вернуться во Францию.

— И что мне там делать? Опять ишачить на Джей-Пи? Так денег не заработаешь. — Я посмотрел на нее. — Извини, дорогая. Я американец, и мое место здесь. Во Франции я всегда буду иностранцем.

— А я здесь иностранка, — напомнила она мне. — Но с тобой я счастлива.

— И я счастлив с тобой, дорогая. Но я мужчина. Я хочу заботиться о тебе. Я не знаю, сколько Джей-Пи продержит меня после нашего возвращения. А потом я стану жиголо, сидящим у тебя на шее.

Жизель взяла меня за руку.

— Джерри, не надо суетиться. Мы обязательно найдем выход.

Я ее поцеловал.

— Ты прелесть. И по-прежнему веришь в меня. Жизель рассмеялась, встала.

— Прими душ. Я потру тебе спину. А потом мы ляжем в кровать и займемся любовью. И ты позабудешь обо всех трудностях.

— А как же обед?

— Потом.

Утром меня разбудил Бадди.

— Есть спешное дело.

Я застонал.

— Спешить надо сам знаешь когда.

— Давай просыпайся. Дело действительно спешное.

— Ты о чем?

— Есть «роудмастер». Ты можешь взять егоза гроши, — Краденый?

— И что? Бумаги оформим через торговца подержанными автомобилями. Все схвачено. Ты даже получишь официальные документы.

— Я не знаю, кому продать хотя бы галлон воды, а ты хочешь, чтобы я покупал краденый автомобиль.

— Машина обойдется тебе в «штуку». А в салоне пришлось бы заплатить четыре с половиной. Поезди на ней пару месяцев, а потом сможешь продать за две пятьсот.

— Я не торгую автомобилями.

— Тебе нужна машина. Ты на такси тратишь больше. И Жизель нужна машина. Не может она и дальше ездить в подземке и на автобусах.

— Ладно. — Я устал с ним спорить. — Где мне нужно забрать это чудо?

— Я заеду к тебе около полудня. Автомобиль в салоне, торгующем «бьюиками», на Сент-Николас-авеню.

Я взял с собой Жизель. Она вытаращилась на «роудмастера».

— Господи! Какой большой! Мы с Бадди рассмеялись.

— Хорошая машина. — Я похлопал по крыше. — В этом году ее начали оснащать кондиционерами.

— А зачем кондиционер в автомобиле? — спросила Жизель. — Можно же просто открыть окно.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда начнется летняя жара, — улыбнулся я.

— Стекла приводятся в движение электромоторчиками, — добавил Бадди. — Так что не придется крутить ручку.

— Очень уж большой автомобиль, — покачала головой Жизель. — Мне бы хотелось чего-то поменьше.

— Ты к нему привыкнешь, — заверил ее Бадди. — Тебе понравится. Поначалу Улла говорила то же самое.

Мы с Бадди завезли Жизель домой, а потом поехали в Бруклин на склад. По пути я пересказал Бадди разговор с Джей-Пи. Он мне посочувствовал, но предложить ничего не смог.

На складе я прямиком направился в кабинет босса.

Он встретил меня широкой улыбкой.

— Все в порядке?

— Нет. Сможешь устроить мне встречу с Анастасией?

— Я ему позвоню. — Чоффи взялся за телефонную трубку. — Вроде бы он собирался заскочить сюда.

— Если ты не возражаешь, я его здесь подожду. — Я повернулся к Бадди. — Возьми машину и поезжай домой. Вечером мы ждем вас с Уллой к обеду.

Анастазия появился только в шесть вечера. Я выглянул в окно. Около его «кадиллака» прохаживались двое телохранителей.

— Привет, Джерри, — улыбнулся мне Анастазия. — Уже поговорил с лягушатниками?

— Поговорил, Эл. Они не готовы к крупной игре. Говорят, что еще не могут позволить себе рекламную кампанию.

Он посмотрел на меня.

— А ведь у тебя чертовски много воды. И что ты собираешься с ней делать? Устроишь себе сифонную клизму?

Я рассмеялся.

— Я переговорил с владельцами нескольких супермаркетов. Они говорят, что им нужны трех— и пятигаллоновые бутыли родниковой французской воды. Конечно, много они за нее не заплатят, и марка компании особо их не волнует. Воду они берут только потому, что она обойдется им дешево.

— И сколько ты рассчитываешь за них получить?

— Два доллара за трехгаллоновую бутыль, три — за пятигаллоновую.

— Много на этом не наваришь. — Анастазия задумался. — Наполнение водой каждой бутыли стоит семьдесят центов. Да, это меняет дело. Пятьдесят процентов нас не устроит.

— Решение за тобой, Эл. Как скажешь, так и будет. Только помни, я с этого ничего не имею. Все деньги уйдут французам.

— А мне без разницы. На хрен этих французов. Оставь себе, сколько хочешь. Все равно они не узнают.

— У нас не такие отношения. Они получат все, что им причитается,

ГЛАВА 4

От воды я избавился только через шесть месяцев. В конце апреля 1956 года смог отослать все деньги во Францию. Двадцать тысяч долларов. То есть я ничего за это время не заработал. Более того, потратил девять тысяч долларов. Я чувствовал себя круглым идиотом. Лез из кожи вон, чтобы продвинуть «плескассье» на американский рынок, и ничего за это не получил. Мартины ничем мне не помогали, следовательно, не помогали и себе.

Я смотрел на бухгалтерские книги, лежащие передо мной на столе. Потом повернулся к Жизель.

— Они оставили меня с носом, твои французские друзья.

— Почему ты так говоришь? Они пытались дать тебе шанс.

— Они дали мне шанс, — кивнул я. — Но при этом держали на коротком поводке.

— Они потратили кучу денег, чтобы доставить воду в Штаты.

Я покачал головой.

— Не такую уж и кучу. Не забывай, я достаточно долго проработал в «Плескассье», чтобы знать, что почем. Я знаю, сколько стоит заливка бочки водой и ее транспортировка. Двадцать штук, которые я им отослал, покрывают все их расходы. Они даже остались с прибылью.

Жизель молчала.

Я смахнул бухгалтерские книги на пол.

— Черт бы их побрал! Я знаю, они хотят потратить почти два миллиона долларов на рекламу своей воды во Франции. Почему они думают, что рекламная кампания в Америке должна обойтись дешевле? Американцы знать не знают о «плескассье»

— Почему бы тебе снова не переговорить с Джей-Пи? — спросила Жизель. — Он далеко не глуп.

— Может, и нет. А вот его отец глуп. К тому же телефонные разговоры ничего не дают. Мы словно говорим на разных языках.

— Так почему бы тебе не съездить к нему во Францию?

— Я не выдержу еще восемь дней качки.

— В Европу и обратно летают самолеты трех авиакомпаний, — улыбнулась Жизель. — Ты доберешься туда за день.

Я посмотрел на нее.

— Ты полетишь со мной?

Она все улыбалась.

— С тобой я готова на все.

— Ты рехнулся! — воскликнул Бадди. — Во Франции тебе делать нечего!

— А что мне делать здесь? Опять идти работать в киоск к дяде Гарри или учиться продавать сельтерскую у Риты с Эдди? Там мне тоже не хватило ума. Стоило уйти в армию, как мой гребаный дядя и его подружка вышибли меня вон.

— Но в армии ты научился руководить ремонтниками. В Америке много крупных автодилеров, которым нужны менеджеры ремонтных мастерских. Многие из тех, кто работает на этой должности, тебе в подметки не годятся, но прекрасно живут.

Я посмотрел на него.

— Что значит «прекрасно живут», Бадди? Они зарабатывают девять или десять «штук» в год. Это же семечки. Ты вот имеешь никак не меньше сорока тысяч. А на десять «штук» я даже не смогу снимать ту дешевую квартирку, где сейчас живу.

— А во Франции ты устроишься лучше?

— Возможно. Жизнь там не такая дорогая. И в «Плескассье» я заработаю больше, чем в ремонтной мастерской любого автодилера.

— Тебя уговорила Жизель? — спросил Бадди. — Я знаю, что ей хочется домой.

— Решение принимаю я, а не она. Не забывай, «плес-кассье» — не единственная родниковая вода Европы. «Эвиан» и «перрье» даже во Франции продаются лучше. И я знаю, что они рвутся в Америку. Возможно, в какой-нибудь из этих компаний я смогу получить работу.

— Это все вилами по воде писано.

— Мне терять нечего Все равно я по уши в дерьме.

— За «бьюик» я выручу для тебя тысячу семьсот пятьдесят баксов. Во Франции он тебе не понадобится. Я рассмеялся.

— Когда я его покупал, разговор шел о двух с половиной тысячах.

— Ты бы столько и получил, если бы проездил на нем три-четыре месяца, а не восемь. Скоро появятся новые модели.

— Ладно, сукин сын, — рассмеялся я. — Придет час, когда я с тобой поквитаюсь.

Из Штатов самолеты летали только в три города Европы. «Пан америкэн» бралась доставить пассажиров в Лондон, «Транс уорд эйрлайнс» — в Рим, а голландская авиакомпания «КЛМ» — в Амстердам.

Я решил лететь в Лондон. Там по крайней мере говорили по-английски.

В Париже нас ждал сюрприз. По прибытии в «Орли» нас встретил Поль. Он обнял и расцеловал сначала Жизель, потом меня, и наконец, мы обменялись крепким рукопожатием.

Поль широко улыбнулся Жизель.

— Ты еще прекраснее, чем прежде. И выглядишь настоящей американкой. — Он повернулся ко мне. — Или ты так не думаешь?

Я улыбнулся.

— По мне она настоящая француженка. Поль взял меня под руку.

— Когда носильщик принесет ваш багаж к машине, я отвезу вас в уютную квартиру, где вы и остановитесь. Я повернулся к нему.

— Я два дня не разговаривал с Джей-Пи и думал, что он или его отец захотят встретиться со мной. Поль посмотрел на меня, потом на Жизель.

— Так вы ничего не знаете?

— А что мы должны знать?

— Месье Мартин est mort[41]. Потому-то я и встретил вас. Джей-Пи просил передать, что увидится с вами, как только закончится траур. Семья эта очень набожная, из французских гугенотов, поэтому Джей-Пи будет соблюдать все обычаи. К делам он вернется где-то через месяц.

Поль подвел нас к «ситроену ДС-21». В то время это был самый большой французский автомобиль. Выпускали их только одного цвета — черного. Поль сказал, что позволить себе такого монстра могли только политики, нувориши и гангстеры. Я рассмеялся.

— А к какой категории ты относишь себя? Он улыбнулся.

— Я корсиканец. Это отдельная категория. Мы с Жизель залезли на заднее сиденье.

— Я бы хотела повидаться со своей семьей, — сказала Жизель. Поль кивнул.

— Я уже позаботился об этом. На следующей неделе поедешь в Лион.

— А моя сестра тоже будет?

— Конечно. Приедет из Бретони со своим новым мужем.

Я посмотрел на Жизель.

— Ты не говорила мне, что Тереза вышла замуж.

— Я думала, тебя это не интересует. И потом в Америке я увидела столько интересного, что просто об этом забыла.

Поль повернулся к нам с переднего сиденья. Только тут я заметил, что за рулем сидит все тот же толстяк. Я наклонился вперед и протянул ему руку. Толстяк улыбнулся, взглянул на Жизель.

— Добрый день, мадемуазель.

Она рассмеялась и чмокнула его в щеку.

— Здравствуй, дорогой. Я откинулся на спинку.

— Значит, я опять в дерьме. Жаль, что я не узнал о смерти старика до отлета. И что я буду целый месяц делать в Париже?

Поль рассмеялся.

— В Париже ты не останешься. Мы едем на кинофестиваль в Каннах. Он начинается двенадцатого мая, но я должен прибыть туда на несколько дней раньше.

— А какое ты имеешь отношение к кинофестивалю? — полюбопытствовал я.

— Мы давно не общались. Я агент очень известных артистов. Многие снялись в фильмах, которые будут участвовать в конкурсе.

— Значит, ты будешь весь в делах. А что прикажешь делать мне?

— Позагораешь. Посмотришь хорошие фильмы, полюбуешься красотками на пляже. Жизель поймала взгляд Поля.

— Без меня Джерри не будет любоваться красотками.

— Естественно, — согласился Поль. — Джек Кокрэн, приятель Джей-Пи, пригласил вас обоих погостить на его вилле.

ГЛАВА 5

Полю принадлежал многоквартирный дом на улице Георга Пятого, стоящий чуть ли не напротив знаменитого отеля. Построили этот дом лет тридцать назад, а купил его Поль сразу после войны, когда недвижимость в Париже шла за бесценок. В конце войны немцы использовали дом под офицерское общежитие. После их ухода он представлял собой жалкое зрелище. Утащили все: сантехнику, гобелены, даже копии картин. Так что Поль заплатил практически за голые стены. На ремонт ушел год, но, как с улыбкой сообщил нам Поль, он корсиканец, а корсиканцы знают, как добиться от рабочих максимальной отдачи. В итоге его дом отремонтировали одним из первых во всем Париже.

Помимо ремонта, Поль перепланировал три нижних этажа, приспособив их под офисы. Остальные девять остались жилыми. Себе он, разумеется, оставил квартиру на верхнем этаже. Примерно в это же время под контроль Поля перешли несколько известных кабаре. Он начал вести дела выступающих там артистов. Для многих нашел роли в кино, французские киностудии оживали после войны. Вскоре Поль стал одним из ведущих агентов кинобизнеса. Многочисленные красотки из его клубов и кабаре повиновались каждому слову Поля. Пусть кто-то не умел играть, зато все знали свое дело, укладываясь на спину. А танцовщиков, в большинстве своем геев, отличал и острый ум. Красивые тела были не единственным их достоинством, они обладали актерским талантом. Поль быстро понял, какие возможности открывает перед ним кино. Клубы он не продал, но теперь уделял им гораздо меньше внимания, перепоручив все дела корсиканцам-управляющим, которым полностью доверял. А на первом этаже своего дома он открыл контору:

ПОЛЬ РЕНАР — АРТИСТИЧЕСКОЕ АГЕНТСТВО. Поль привел нас в очень милую, уютную квартиру. Гостиная, спальня, кухня. Все новенькое, с иголочки. Жизель квартира очень понравилась.

— Я бы могла остаться тут навсегда, — с улыбкой сказала она мне. 1 — Тесновато, знаешь ли, — скептически ответил я.

— Такая квартира наверняка стоит больше, чем та, в которой мы жили в Нью-Йорке. Она обошлась бы нам в две тысячи долларов в месяц, тогда как там мы платили лишь пятьсот пятьдесят.

Я вытаращился на нее.

— А я-то думал, во Франции жизнь дешевле, чем в Штатах.

— Улица Георга Пятого в Париже все равно, что Пятая авеню в Нью-Йорке. Я узнавала, сколько стоят там квартиры, поэтому мне известен уровень цен. На Пятой авеню нам пришлось бы платить те же две тысячи.

— Тогда я не представляю себе, как мы сможем тут жить.

— Дурачок! — Она засмеялась. — Кто сказал, что мы собираемся тут поселиться?

На следующий день мне позвонил Джек Кокрэн.

— Привет, Джерри. Все нормально? Жизель счастлива?

— У нас все в порядке, Джек, — ответил я. — Спасибо, что позвонил.

— Я вот подумал, может, мы сегодня пообедаем?

— Джей-Пи в Париже? — спросил я.

— Нет. Он в своем родовом гнезде, в Плескассье. Останется там чуть ли не на месяц. Это семейная традиция.

— А где ты, Джек? Я думал, ты в Каннах. Он рассмеялся.

— Я на другой стороне улицы, в отеле. Подумал, а почему бы нам не пообедать? Потом немного развлечемся.

— Я возьму Жизель.

— Конечно. Куда же без нее. Я тоже приведу приятеля. Он английский комик, но сыграл в нескольких французских фильмах. Он вам понравится.

— Отлично. Я только свяжусь с Полем. Вдруг он для нас уже что-то запланировал.

— Я с ним уже связался. Поль дал добро.

— Тогда полный вперед. Спасибо тебе. Только один вопрос. Как там Джей-Пи? Он был очень близок с отцом. Джей-Пи оклемается?

— Можешь не беспокоиться. Он шлет тебе и Жизель наилучшие пожелания. Давай встретимся в баре отеля в восемь.

— В восемь так в восемь. До встречи.

— Черный костюм, — строго предупредила меня Жизель. — Это Париж.

— Хоть не придется надевать фрак,. — пробурчал я. Она рассмеялась.

— Как сказать. Если мы пойдем обедать в «Максим», а ты будешь не во фраке, тебя скорее всего не пустят на порог, а если и пустят, то посадят за столик возле кухни.

— Какое-то безумие. — Я покачал головой. — Во время войны тут радовались любому клиенту, хоть голому, лишь бы он платил. А потчевали нас, если не ошибаюсь, кониной.

— За десять лет мир изменился, — ответила Жизель. — Да и мы стали старше.

— Только не ты, — возразил я. — Ты такая же юная, как и в день нашей встречи. А вот я начинаю лысеть.

— Ты отлично выглядишь, — заверила она меня. А если чуть поседеешь, то вообще сойдешь за джентльмена. И ты очень красивый. Так что волноваться тебе не о чем.

В «Максим» мы в тот вечер не пошли. Джек привел нас в другой, не менее роскошный ресторан, и посадили нас не рядом с кухней, а за лучший столик. Джека здесь знали все. Швейцар, гардеробщица, бармен, метрдотель. Даже владелец ресторана подошел к столику, чтобы поздороваться с ним.

Джек заказал вино, я, как обычно, остановился на пиве. Джек оглядел нас.

— Меню мне знакомо. Не будете возражать, если я все закажу?

— Отлично, Джек, — ответила Жизель, искоса Глянув на меня.

Я кивнул.

— Нет вопросов.

Арчи, приятель Джека, нам понравился. И Джек нас не подвел, мы отлично пообедали. Гей он или нет, подумал я, но жить умеет.

Из ресторана мы вышли в полночь. Джек усадил нас в свой серебристый «ролле» и назвал шоферу адрес известного кабаре, попасть в которое мог далеко не каждый. Поговаривали, что туда даже не пустили президента Франции. По той причине, что он не был геем и не мог появляться на публике с высокопоставленными чиновниками, отдающими предпочтение однополой любви.

В этом году там выступали трансвеститы. Однако, глядя на них, я просто не мог в это поверить. Я повернулся к Жизель.

— По-моему, они прекраснее любого кордебалета, какой мы видели, — сказала она.

— Но у них нет «кисок», — прошептал я ей на ухо.

— У некоторых есть, — также шепотом ответила Жизель. — Они ездили в Данию, где им сделали соответствующую операцию.

Я вновь повернулся к сцене. Действительно, выступали они великолепно. И, похоже, все знали нашего англичанина. После очередного номера начали скандировать: «Арчи! Арчи!»

Англичанин не заставил себя ждать и выбежал на сцену. Сначала пристроился к кордебалету, и они все станцевали, высоко вскидывая ноги, совсем как в нью-йоркском мюзик-холле «Радио-Сити». А потом англичанину дали выступить соло. По-французски он говорил быстро и без малейшего акцента. Уже с первых слов публика покатывалась со смеху. Я почти ничего не понимал, хотя Жизель и пыталась переводить мне смысл сказанного. В какой-то момент он замолчал, одной рукой быстро вытащил изо рта четыре зуба, а другой достал из кармана большой искусственный член и начал его сосать. Зрители завизжали от восторга.

Джек наклонился ко мне, глаза его слезились от смеха.

— Это его коронный номер. Арчи всегда говорит, что он лучший в мире членосос, потому что может зажать между зубами любой член, каким бы большим он ни был.