Было начало одиннадцатого. Отец с Кевином играли в шахматы в библиотеке, думая, что она спит.
Когда Лайла, держа туфли в руках, кралась по веранде, она услышала голос, зовущий Мейзи, и замерла, чувствуя, как сердце подпрыгнуло к горлу. Но голос доносился из отдельной кухни в задней части дома, и ответ Мейзи послышался тоже оттуда. Постояв еще чуть-чуть, Лайла посчитала, что можно идти дальше.
Направляясь через участок земли вокруг дома в сторону крытых тростником хижин рабов, Лайла отчетливо слышала каждый звук: неясное бормотание голосов и низкий смех, доносящиеся из кухни, где все еще убирали и мыли посуду после вечерней трапезы, а Мейзи делала хлебную закваску на утро; тихое мычание молочных коров в хлеву через Поле; лошадиное ржание в конюшне. Ночь была теплой, легкий ветерок придавал ей свежесть. Воздух был напоен знакомой смесью запахов – сладкого тростника и черной патоки, конского навоза; ароматами, доносящимися от уличных печей, на которых рабы готовили себе ужин; головокружительным благоуханием тропических цветов и перегнивающих на жаре растений. Ветерок шелестел пальмовыми листьями, вертел плоские лопасти ветряной мельницы, где перерабатывался тростник. Скрип лопастей, поворачивающихся на ветру, был настолько привычен Лайле, что никогда она прежде его не замечала. Но сегодня, когда страх обнаружения обострил чувства, заметила. Даже пение цикад казалось чересчур громким, и Лайла даже вздрогнула, когда одна застрекотала совсем рядом.
Маленькие хижины были выстроены аккуратными рядами, как улицы. Лайла знала от Бетси, что Джосса поселили в хижину раба по имени Немия, который недавно трагически погиб, насмерть раздавленный огромным камнем, которым размалывали тростник. Лайла не совсем была чужда суеверий, чтобы не испытывать беспокойства по поводу хижины, ибо, по словам колдунов, души умерших насильственной смертью часто посещают свои земные жилища, но она знала, что Джосс посмеялся бы над подобной мыслью.
Его хижина находилась в конце крайнего ряда. Не было ни заборов, огораживающих территорию, занимаемую рабами, ни сторожей. Ему было бы очень легко сбежать – если бы было куда. Барбадос – маленький остров, всего четырнадцать миль в ширину и двадцать одна миля в длину. Отсюда никуда не деться, кроме как уплыть на корабле, и за сбежавшими рабами безжалостно охотятся. Если Джосс и сбежит, он никогда не выберется с острова. Портовое начальство будет предупреждено, наблюдение установлено. Убежать с Барбадоса практически невозможно. Лайла была уверена, что один из надсмотрщиков познакомил Джосса с безнадежностью попытки подобного. Иначе он, возможно, уже попытался бы. Если, конечно, не ждет, чтобы вначале поговорить с ней.
Ставни на окнах были закрыты, но свет пробивался сквозь щели в обмазанных глиной плетеных стенах. Джосс не спал.
Лайла толкнула дверь. Она была закрыта, но не на щеколду, и легко подалась. Двигаясь быстро, дабы уменьшить вероятность того, что ее увидят и узнают, четко очерчиваемую теплым светом, льющимся из хижины, она шагнула внутрь, закрыв за собой дверь, и на этот раз задвинула щеколду. Затем, подогнув пальцы на холодном грязном полу, повернулась, чтобы отыскать Джосса.
Он лежал на спине на грубо сколоченной койке, одетый только в широкие белые брюки, выдаваемые на плантации, подложив одну руку под голову. Масляная лампа дымила на перевернутой бочке позади него, освещая единственную комнату хижины. Остатки подгоревшей на вид еды стояли на шатком столике у стены возле двери. Койка, бочка да единственный деревянный стул – вот и вся мебель. Он читал какую-то потрепанную книжку, бог знает где добытую. Рабам было запрещено учиться читать, но она полагала, что к Джоссу, уже умевшему читать к тому времени, когда он узнал о своем происхождении, это не относилось. Когда она вошла и закрыла дверь, он опустил книгу. Когда она повернулась к нему лицом, он воззрился на нее и его зеленые глаза замерцали в неясном свете.
Долгое мгновение они просто смотрели друг на друга, ничего не говоря. Она взглядом вбирала в себя ширину его плеч, поросшую волосами грудь, красивое лицо. Этим единственным всеобъемлющим взглядом она отметила, что его усы сбриты, а волосы аккуратно подстрижены. Он был чистым, что удивительно, учитывая то, что он провел день в тяжелом труде. Волосы его были еще немного влажными, словно он недавно купался.
– Здравствуй, Джосс. – Лайла прислонилась спиной к двери, прижав ладони к шероховатой створке, и улыбнулась ему довольно неуверенно. Какой будет его реакция на ее приход, она даже не представляла.
Вместо ответа его глаза сузились, а рот сжался. Он легко свесил ноги с края кровати, движения его были аккуратными, точными; отметил место в книге ногтем и отложил ее на бочку, рядом с лампой. Только потом он посмотрел на нее. Эти жесткие холодные глаза сказали ей все, что нужно было знать: он в бешенстве.
– Так-так, неужели это малышка мисс Лайла, красавица Барбадоса? – сказал он наконец, хищно улыбнувшись. – Так скоро надоел ваш белокожий жених? Пришли удовлетворить свою жажду темного мяса?
Тон его был взбешенным, и он встал, прорычав эти последние слова. Глаза Лайлы расширились, когда он стал надвигаться на нее. Она вскинула руку ладонью наружу, чтобы остановить его. Туфли выпали из ее нервных пальцев и с мягким стуком приземлились на грязный пол рядом с ее босыми ногами.
– Джосс, постой! Я могу объяснить…
– Можешь объяснить? – Его голос был похож на рокот, низкий и угрожающий, когда он приближался к ней. – Ты говорила, что любишь меня, спала со мной, а потом предала меня при первой же подвернувшейся возможности, и ты можешь это объяснить!
Последние слова были приглушенным ревом, и, прорычав их, он схватил ее и дернул на себя, больно вонзившись пальцами в руку выше локтя.
– Джосс, ш-ш-ш… Не кричи!.. Перестань! Что ты делаешь?
– Возвращаю вам должок, мисс Лайла!
Он рывком потянул ее через маленькую комнатку, сел на койку и, дернув, перебросил через колено с такой скоростью и свирепостью, что она беспомощна была что-то сделать, чтобы защититься.
– Нет! Джосс Сан-Пьетро! Дай мне встать! Немедленно отпусти меня!
Когда она стала извиваться, чтобы вырваться, он прижал ее к колену одной крепкой рукой и задрал юбки другой.
– Прекрати! Прекрати немедленно, или я… ой! Ай! Перестань!
Его ладонь ударила ее по заду со звонким шлепком. Лайла вскрикнула. Но быстро заглушила звук, зажав рот ладонью, когда до нее дошло, что на крик может кто-нибудь прийти. Ни в коем случае она не должна быть обнаружена в хижине Джосса, тем более в компрометирующем положении! Она извивалась и вырывалась, но молча и безуспешно. Он снова крепко шлепнул ее по заду, потом еще раз, и удары жгли ужасно. Она лупила его по ногам кулаками, прикусив щеку изнутри, чтобы не заорать от ярости. Ягодицы горели от каждого удара, но он держал ее железной хваткой. Наконец, когда он не проявил никаких признаков того, чтобы смягчиться или прислушаться к ее задыхающимся мольбам, ее терпение лопнуло. Когда его ладонь припечаталась, должно быть, уже в десятый раз, она со всей силы укусила его через грубый хлопок брюк в твердое бедро.
– Чертова сука! – С этим проклятием он столкнул ее с колена. Лайла упала на четвереньки на пол.
– Ах ты, подлый, поганый, грязный сукин сын! – прошипела она, вскакивая на ноги. Она была в таком бешенстве, что с готовностью заехала бы ему по голове топором. Отведя руку, она врезала ему по лицу с такой силой, что ладонь занемела.
Он прижал руку к горящей щеке и вскочил на ноги. Лайле пришлось отскочить назад, чтобы не упасть. Когда он навис над ней, исходя яростью, как печка жаром, ее глаза метали искры, и она не отступила ни на дюйм. Его глаза пылали так же, как и у нее, а рот взбешенно кривился. Какое-то время они сверлили друг друга разъяренными взглядами. Потом, когда он протянул руки, намереваясь, без сомнения, встряхнуть ее или нанести ей какое-то иное увечье, Лайла вдруг вспомнила, что это же мужчина, которого она любит, мужчина, который уверен, что она предала его. С коротким вздохом она шагнула к нему, в его руки, которые намеревались причинить ей боль, и схватила за уши.
– Ах ты, дурень! – проговорила она чуть-чуть смягчившимся голосом. Затем, не выпуская из рук его уши, привстала на цыпочки и прижалась ртом к его губам.
Глава 47
– Я дурень? – пробормотал он у се рта, но руки не причинили ей боли. Вместо этого они почти неохотно легли ей на талию, не обнимая, но и не отталкивая.
– Да, дурень, – повторила она, чуть отстранившись от его губ, но руками продолжая удерживать его уши. – Глупый слепец! Если бы я не убедила капитана Ратледжа, что ты мой раб, он бы повесил тебя, как и всех остальных.
Она снова поцеловала его, горячо, используя то, чему он ее учил, против него. Его рот был теплым и твердым, с чуть заметным привкусом имбиря. Сопротивляясь, он попытался оторваться. Лайла резко потянула его за уши. Он вскрикнул и попытался отстранить ее руку.
– Разве я не позаботилась о том, чтобы ты остался живым и невредимым и чтобы полечили твою рану? Как иначе смогла бы я это сделать, не заявив, что ты… моя собственность?
Теперь он уже крепко удерживал ее руки в своих, и она поцеловала его снова, скользя языком по непреклонной линии его плотно сжатых губ.
– Это я должна злиться, а не ты! Я рисковала жизнью, придя сюда сегодня, и как ты меня встретил? Что ты сделал? Ты избил меня, вот что! Как не стыдно!
– Я не избивал тебя…
Он отступал под ее нежным натиском, пока не сдавался, но уже слабел. Лайла прижалась губами к колючей коже под подбородком, освободила руки и обвила его за талию, ладонями смакуя соприкосновение со стальными, обтянутыми атласом кожи мускулами поясницы.
– Тогда как бы ты это назвал?
– Любовные похлопывания?
– Ха! Любовные похлопывания! Теперь я неделю не смогу сидеть!
Она пробежала ладонями по голой коже его спины, гладя плоские мускулы по обеим сторонам позвоночника, кончиками пальцев обводя лопатки, при этом прижимаясь к нему.
– Как их ни назови, но они были заслуженными, и ты прекрасно знаешь это, ведьмочка! Невелика цена, если учесть, что твои слова стоили мне моей свободы!
– Спасли тебе жизнь!
– Мы договаривались, что, когда нас спасут, ты никому не скажешь о моих обстоятельствах. Я бы не копал с утра до ночи дурацкие ямки для тростника, если б ты держала свой болтливый маленький язычок за зубами!
Несмотря на сердитые слова, в его голосе уже не было прежнего запала. Руки обвились вокруг ее талии, ладони мягко гладили то место, по которому еще недавно били.
Лайла отстранилась, чтобы взглянуть на него.
– Ямки ты бы не копал, потому что висел бы на рее. Я должна была либо сказать им, что ты мой раб, либо любоваться тем, как тебя будут вешать. Я бы ни за что не сказала этого при других, менее ужасных обстоятельствах, неужели ты не понимаешь? Это не было предательством, Джосс.
Он некоторое время смотрел на нее, окидывая глазами лицо. Одна рука перестала массажировать ее ягодицы и поднялась к ее лицу, чтобы взъерошить короткие локоны, теперь чистые, блестящие и волнистые, но определенно не тот длинный соблазнительный шелк, который он так любил. И тем не менее, как он уже заметил на борту «Красотки Беттины», такая прическа шла ей.
– А знаешь, ты мне такая нравишься: кудрявый мальчик-блондин с лицом ангела и телом женщины. Соблазнительно. Кит тоже так считает?
Лайла прикусила язык, глаза ее расширились. Говорить она не хотела в данный момент.
– Я не желаю говорить… Ты не поцелуешь меня, Джосс? Голос ее был просительным, глаза, встретившиеся с его взглядом, мягкими. Он мгновение смотрел на нее, и глаза его горячо вспыхнули, когда ее ноги прижались к его ногам.
– Пожалуйста, Джосс. – Это был соблазнительный шепот, а он – добровольная жертва. Его рука скользнула вверх и обхватила затылок, приподнимая лицо к его рту. Он пробормотал что-то, но кровь так громко стучала у нее в висках, что она не расслышала.
Его рот коснулся ее губ, и веки Лайлы, затрепетав, опустились. Губы его были теплыми и мягкими, поцелуй нежным.
– Я скучала по тебе, – проговорила она у его рта, открыв глаза. Его глаза, встретившиеся с ее взглядом, потемнели от страсти.
– А теперь я не хочу говорить! – прорычал он и снова завладел ее ртом.
На этот раз поцелуй был крепким и глубоким. Когда он оторвался от ее губ, он повел ее к постели. Она села к нему на колени, обвив руками за шею, и откинула голову к нему на плечо, когда он стал прижиматься обжигающими поцелуями к нежной коже ее шеи.
– Что, черт побери, на тебе надето под этим? Ничего? – Его ладонь погладила ее грудь под тонким муслином.
– Только… нижняя юбка. – Голос ее был нетвердым, и она дрожала под его ласкающей рукой.
– Разгуливать полуголой – еще один варварский обычай на вашем острове?
Это ворчание вызвало у Лайлы дрожащий смешок.
– Мы носим на Барбадосе столько же одежды, сколько и вы в Англии. Но мне пришлось одеваться самой. Я не хотела, чтобы Бетси знала… – Ее голос виновато смолк.
– Обо мне, – угрюмо заключил Джосс, и его рука замерла, остановив свое восхитительное путешествие по ее телу.
– О, Джосс… – с несчастным видом начала она, выпрямившись у него на коленях.
– Молчи, – велел он, притягивая ее назад для нового неистового поцелуя, словно чтобы остановить ее слова. Потом уложил ее спиной на постель, вытянувшись рядом, и повернул ее к себе так, чтобы дотянуться до пуговиц на спине. Она почти не заметила, как он стащил с нее платье, потом единственную нижнюю юбку. Когда на ней ничего не осталось, он сбросил с себя брюки. Она выгнулась, и ноги инстинктивно раздвинулись, пока ждала в дрожащем предвкушении, когда он войдет в нее.
Но он этого не сделал.
Разведя ее ноги еще шире, он встал между ними на колени. Его руки скользнули, теплые и сильные, вверх по стройным икрам, по трепещущей мягкости бедер. Он погладил ее живот, груди, вновь вернулся к бедрам. Лайла затаила дыхание от восхитительнейшего, изысканнейшего напряжения, которое нарастало внутри ее в том месте, которого он так старательно избегал касаться. Когда его руки снова прошлись по ней, по-прежнему не касаясь места, больше всего жаждущего прикосновения, она волнообразно задвигалась, приглашая его руку туда, куда она никак не шла. Вместо этого он сосредоточенно потирал большими пальцами соски, мягко помял груди и живот, прежде чем непростительно медленно скользнуть ладонями вниз, на внутреннюю сторону бедер. Когда он начал свое дразнящее наступление в третий раз, она протестующе замычала и открыла глаза.
Зрелище, представшее ее глазам, шокировало бы ее до основания шесть месяцев назад. Лицо его было жестким и красивым, глаза словно изумруды, когда он пробегал ими по предмету своих желаний, так восхитительно раскинувшемуся перед ним. Он стоял на коленях между ее бесстыдно раздвинутых бедер, похожий на хищного самца-победителя.
Проследив за его взглядом, взглянув на себя, Лайла увидела свою наготу словно в первый раз. Она была вся гладкая и белокожая, очень женственная. Он – мускулистый и на редкость мужественный.
Распластавшееся на грубом сером одеяле, ее обнаженное тело было самым шокирующим из всего, что она когда-либо видела. И он тоже видел его, каждую подробность, немилосердно освещаемую дымящейся лампой.
– Джосс. – Это был чуть слышный шепот леди, которую годами воспитывали в подобающей скромности.
– Гм?.. – Он не перестал делать то, что делал, даже на секунду не приостановил своих чувственных поглаживаний, но глаза встретились с ее взглядом. Они неистово горели.
– Свет, – слабо выдавила она, почти не в состоянии дышать под его руками, своими ласками обжигающими ее, словно ставящими на ней свое особое, любовное клеймо.
Он покачал головой:
– О нет. Не сегодня, милая. Я хочу видеть тебя… и хочу, чтобы ты видела меня. Хочу, чтобы у тебя не было ни малейших сомнений в том, кто занимается с тобой любовью.
– Но…
– Ш-ш-ш… – Он закрыл ей рот крепким голодным поцелуем. На несколько мгновений он оставался лежать на ней, и уже один его вес был останавливающим сердце ощущением, когда он вдавил ее в тонкий колючий матрас, который скрипел на веревочной сетке. Лайла горячо ответила на поцелуй, прижавшись к нему, чувствуя, как восхитительный трепет желания проносился по ней там, где их тела соприкасались.
Когда его рот нашел грудь, завладел сосками, она застонала и пропустила его волосы сквозь пальцы.
Когда он продвинулся ниже, осыпая мелкими обжигающими поцелуями живот, скользнув языком в углубление пупка, она приглашающе заерзала под ним. Руки скользнули к его плечам, напряглись.
Затем, когда он опустился еще ниже, коснувшись ее женственной сердцевины ртом, а не руками, она вскрикнула, вцепилась ему в волосы и отчаянно потянула, пытаясь остановить. Глаза ее распахнулись, она взглянула на него безумными глазами, терзаемая собственными противоречивыми желаниями, каждой клеточкой своего существа жаждая, чтобы он продолжал делать то, что делает, но понимая, что это возмутительно и развратно и он должен остановиться.
– Джосс… нет… – выдохнула она, пытаясь сдвинуть бедра, чтобы помешать ему. Но он стоял на коленях между ее ног, удерживал их раздвинутыми, мягко поглаживая ее, давая ей наконец то прикосновение, которого она хотела, но и решительно настроенный дать больше.
– Ну-ну, тише. Все в порядке. – Он успокаивал ее, как успокаивал бы перепуганную кобылу. Голос его был мягким, прикосновения отвлекающими. Когда она приготовилась снова запротестовать, он опустил голову и поцеловал ее глубоко между ног, постыдно, греховно, и все же жар и нажим его рта так воспламенили ее, что теперь она уже не могла просить его остановиться.
Она закрыла глаза и отдала себя в его полную власть, разрешая делать все, что он хочет.
К тому времени, когда он вытянулся над ней, прижимаясь к ней своим твердым, пульсирующим, требующим вторжения копьем, она хватала ртом воздух, тело ее извивалось от страсти, вызванной его безудержными ласками.
– Скажи мне…
Его слова с трудом проникли в ее затуманенное сознание.
– Скажи мне…
Он был настойчив, слегка прижимаясь к тому месту, которое так остро нуждалось в нем, требуя, чтобы она дала ему ответ прежде, чем он даст ей то, чего она жаждет.
– Скажи…
И она дала ему ответ – открыто и свободно.
– Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, – простонала она у его рта.
И он увлек ее за собой в рай.
Глава 48
Позже, много позже, Джосс приподнял голову, покоящуюся на груди Лайлы, потом осторожно вытянулся рядом, уютно пристроив ее у себя под боком, решив позволить ей еще немного поспать.
В конце концов ему пришлось будить ее. Уже приближался рассвет.
– Лайла. – Он погладил ее по волосам. Она не ответила. – Лайла. – Он пощекотал ее ресницы пальцем, подергал шелковистую прядь. По-прежнему безрезультатно. – Лайла, любовь моя, если ты не проснешься сию же минуту, я столкну тебя с кровати на пол.
Эта угроза, сопровождаемая ленивым пальцем, обводящим линию приоткрытых губ, затем двинувшимся вниз, через изгиб шеи, вокруг прекрасных грудей, наконец возымела действие. Она пробормотала что-то и повернулась.
Оценивающим взглядом знатока он прошелся по ее голой попке. При всем его богатом опыте общения с женщинами ни одна из них не оказывала на него такого воздействия, как Лайла. Ни в одну из них он никогда не был влюблен.
Что в ней такого? Она красива, но красивых немало. Она обладает умом, который у некоторых есть, но у многих его нет.
Она леди, что значительно сужает круг. Возможно, его привлекает благородство ее души.
А может быть, дело в ее смелости. Ничто не пугает ее надолго – ни сплетни, ни холера, ни жизнь на необитаемом острове, ни обнаружение, что остров не так необитаем, как она думала, ни вступление в пиратскую шайку в качестве слабоумного юнца, ни участие в морском сражении. Она бесстрашно встречала любой вызов, бросаемый ей в последние несколько месяцев, и он восхищался ею и уважал ее за это.
Она заставляла его гореть жарче торфа в постели.
Она ударила его по лицу, укусила за язык и за ногу, кричала на него за то, в чем он не был виноват. Она ведьма большую часть времени и иногда, всего лишь иногда – ангел. Она вывернула его наизнанку с той самой минуты, как он впервые увидел ее, заставляя его пылать вначале от страсти, потом от ярости, потом снова от страсти. Из-за нее он даже вышел из себя настолько, что был спровоцирован на физическое насилие, за что ему теперь было стыдно. Хотя, по его мнению, порка для мисс Дилайлы Реми сильно запоздала.
Она – признанная красавица, лелеемая любимица семьи, богатая и привыкшая, чтобы все ее капризы выполнялись.
Даже без происшедшей с ним катастрофы, даже если бы он по-прежнему был тем, кем был всегда, – английским джентльменом и бизнесменом без ужасного кошмара смешанной крови и рабства, он не мог бы предложить ей жизнь, сравнимую с той, какую она вела на Барбадосе.
Его жизнь в Англии была совсем другой – проще. Своим судоходным бизнесом он зарабатывал достаточно, чтобы содержать жену в комфорте и достатке, но не в такой роскоши, к какой привыкла Лайла. У него всего пара слуг, дом, большой, но не фешенебельный, друзья имеют такое же материальное положение, как и он сам. Он довольно далек от светских кругов. Даже без вмешательства случившегося с ним кошмара, если бы он когда-то и смог жениться на ней, ей пришлось бы отказаться от многого в плане богатства и социального статуса.
Он сознавал это, и ему это не нравилось.
Но вкупе с кошмаром его рабства их ситуация становилась вообще невообразимой. Если она выберет его, ей придется отказаться от всего, что ей дорого: от дома, семьи, друзей, всего уклада жизни. Это серьезный шаг, и он не уверен, что она готова его сделать. И он не уверен, имеет ли право принимать ее жертву, если она будет готова.
Он не уверен. И это еще одно, что ему очень не нравится. Никогда в жизни он даже представить не мог, что полюбит женщину и будет терзаться, выйдет она за него замуж или нет. Его успех у женщин был слишком постоянным, слишком привычным. Но с Лайлой ничего нельзя считать само собой разумеющимся. Сможет ли она отказаться от всего ради него?
Она сказала, что любит его. Он даже думает, что это правда. Но достаточно ли она любит, чтобы уехать с ним в Англию? Потому что его жизнь не здесь. Он не сможет остаться с ней даже при всем желании. Ей придется поехать с ним.
Или же эта проклятая капля крови навсегда встанет между ними?
Он собирается проверить это. Немедленно, пока окончательно не струсил.
– Лайла! – Он с решительным видом потряс ее за плечо.
– М-м?..
– Проклятие, Лайла, проснись!
Это наконец разбудило ее. Она повернула голову набок и заморгала, глядя на него.
– О Джосс, – пробормотала она и улыбнулась.
Она выглядела такой прелестной, с отяжелевшими от сна веками, мягким розовым ртом, что он не мог не поцеловать ее. За это он заработал зевок и еще одну улыбку.
– Как бы я хотела остаться. Мне так нравится спать с тобой.
– В самом деле? Я рад, потому что надеюсь, что ты будешь спать со мной всю оставшуюся жизнь.
Потребовалась минута, чтобы до нее дошло. Когда это случилось, глаза ее расширились, она повернулась и уставилась на него. Ее нагота предстала перед ним во всей красе, но в данный момент это его не интересовало.
– Что ты имеешь в виду? – Недоумение в ее глазах и голосе заставило его улыбнуться, несмотря на то что в животе все сжалось. Чтобы ослабить напряжение, которое его гордость не позволила бы показать ей, он перевел взгляд с ее глаз на губы, которые мягко обвел одним пальцем.
– Для девушки, которая, похоже, имеет обыкновение коллекционировать предложения руки и сердца, ты медленно соображаешь. Я прошу тебя выйти за меня замуж.
– За тебя з-замуж?
Последовало долгое молчание, которое он мог истолковать как потрясение. Ее широко открытые голубые глаза были огромными и потемневшими.
– Да, за меня замуж. – Его голос прозвучал жестко.
– О Боже!
Он нахмурился:
– Не слишком-то вразумительный ответ. Да или нет? Медленная улыбка изогнула ее губы.
– У тебя в этом большой опыт?
– В чем? – нетерпеливо переспросил он.
– В предложении руки и сердца?
Угрюмая складка у него на лбу стала еще глубже. Если она сейчас же не даст ему ответ, он ее придушит. Он еще никогда в жизни так не нервничал, как сейчас, а она, разрази ее гром, улыбается!
– В сущности, ты первая.
– Я так и думала. – Неожиданно она засмеялась очаровательным девичьим заливистым смехом. – «Да или нет?» Как романтично!
– Итак? – Ему было не до шуток. Она вздохнула, сразу же посерьезнев.
– Джосс, это не так просто, ты же знаешь.
– А что тут сложного? Я уеду, стряхнув пыль этого треклятого острова и его треклятых варварских обычаев со своих ног. Ты можешь поехать со мной или можешь остаться. Если поедешь, я полагаю, ты хотела бы сделать это в качестве моей жены.
– Джосс…
– Да или нет?
– Да перестань же ты это повторять! Для начала ты не можешь просто уехать с «Услады сердца». Мне ужасно неприятно напоминать тебе об этом, но ты принадлежишь моему отцу. Ты раб. Ты не можешь просто взять и уйти. Тебе придется воспользоваться дорогами! Тебя поймают, привезут обратно, накажут, может, даже убьют.
– Сначала им придется найти меня.
– Найдут, поверь мне. Барбадос – маленький остров, и тут очень расторопная полиция. Для того чтобы сбежать, тебе нужно выбраться с острова, а ты не можешь этого сделать. Не пройдет и полдня после твоего исчезновения, как капитаны всех кораблей, прибывающих в порт Барбадоса, будут знать о тебе. Тебя поймают рано или поздно.
– Так что же ты предлагаешь? Чтобы я остался здесь, в этой чертовой грязной дыре, и до конца жизни рыл ямки в земле? А ты будешь спать с Большим Боссом в большом доме и время от времени украдкой пробираться ко мне, когда почувствуешь потребность немножко поразвлечься?
– Я этого не говорила.
– Нет? Но ты и не сказала, что выйдешь за меня.
Лайла вздохнула и села. Несмотря на растущий гнев, его глаза непреодолимо притягивало к ее гибкому белокожему телу. Обнаженная, она была самым красивым из всего, что он когда-либо видел, и она сводила его с ума.
– Я не знаю, смогу ли выйти за тебя. Я люблю тебя. Так люблю, что мне страшно. Но брак… Джосс, как я могу обещать выйти за тебя? Ты раб на плантации моего отца! Что ты хочешь, чтобы я сделала? Спокойно подошла бы к нему и сказала: «О, кстати, папа, надеюсь, ты не станешь возражать, если я не выйду замуж за Кевина? Я передумала и выхожу замуж за Джосса»? Он умрет от апоплексического удара – а если не умрет, то наверняка убьет тебя.
– Я убегу при первой же возможности. Ты можешь убежать со мной или остаться. Выбор за тобой.
– Джосс… – Это был почти вопль. – Ты не сможешь так просто сбежать! А я не могу больше с тобой спорить, мне надо идти! Э… сколько сейчас времени?
– Около четырех.
– О Боже мой! Мне надо возвращаться! Скоро все начнут просыпаться!
Она спустила белые ноги с края койки и встала, потянувшись за своей нижней юбкой. Надев ее через голову, повернулась к нему лицом:
– Я хочу, чтобы ты пообещал мне – пообещал! – что не сделаешь никакой глупости. Ты не будешь пытаться убежать, пока я… пока мне не представится случай подействовать на отца. Думаю, я могу убедить его освободить тебя, если буду постоянно напоминать о том, как ты спас мне жизнь, но на это может потребоваться время. Тогда тебе не придется бежать, ты сможешь просто уехать.
Он лежал на спине, сцепив руки за головой, совершенно голый и ничуть не смущенный этим. Глаза его были устремлены на ее лицо.
– Допустим, я дам тебе время повлиять на твоего отца – сколько?
– Несколько месяцев. Самое большее – год. Он покачал головой:
– Извини, но так долго ждать я не могу. Этот фарс и так слишком затянулся.
– Джосс… – Ее голос прозвучал приглушенно, потому что она натягивала платье через голову. – Застегни, пожалуйста.
Она повернулась к нему спиной, и он встал, чтобы застегнуть платье. Действие было настолько автоматическим, словно он был мужем или давнишним любовником, потому что он мог делать это, продолжая злиться на нее. Закончив, повернул ее к себе лицом, держа руки на плечах.
– Когда я смогу, я убегу. Ты убежишь со мной?
Она уставилась на него встревоженными глазами. Он рассеянно отметил, что ткань платья под его пальцами превосходного качества – тончайший белый муслин с серо-голубым рисунком, почти такого же цвета, как ее глаза. С этой массой золотистых кудрей и утонченным лицом она достаточно красива, чтобы кружить головы повсюду, где бы ни появилась. Внезапно Джоссу пришло в голову, что если он впервые сделал предложение руки и сердца, то для нее-то оно уж точно не первое. Черт, да половина мужского населения этого закоснелого в предрассудках острова, наверное, хотела бы жениться на ней, не говоря уж о богатых юнцах в колониях! И он думал, что она скажет «да, большое спасибо» ему? Должно быть, он сошел с ума. Джосс насупился.
– Не сердись. Я не могу принять такое решение вот так сразу, сию минуту! Я должна хорошенько подумать, это разумно, так что можешь убрать это выражение ослиного упрямства со своего лица! Я люблю тебя, ты же знаешь, но… мне нужно время, чтобы подумать.
– Как я уже когда-то говорил тебе, ты не знаешь значения слова «люблю», – уколол он. – Дай тебе волю, такты выйдешь замуж за этого своего дорогого болвана Кевина и будешь иметь меня на стороне. Но такое положение дел меня не устраивает.
– Это неправда!
– Разве? Давай, уходи отсюда! Тебе надо вернуться в дом, пока кто-нибудь не обнаружил, что ты тайком бегала сюда, чтобы покувыркаться в постели с рабом.
– Иди к дьяволу! – Лайла редко чертыхалась, по, с другой стороны, она редко и выходила из себя. Он так ужасно несправедлив, что это просто нелепо, и если бы как следует поразмыслил об этом, то понял бы. Но очевидно, разумных размышлений ждать не приходится. Он слишком горд и слишком упрям, чтобы видеть дальше своего носа!
