Глава 21

Его поцелуй был горячий и головокружительно сладкий, и этот поцелуй примирял ее с мыслью о предстоящем вторжении. Хью осторожно раздвинул коленями ее ноги, а потом какое-то время лежал на ней без движения, невероятно теплый и тяжелый. Наконец Клер обняла его за шею и поцеловала, постепенно покоряясь магии, которую он в ней разбудил. Чувствуя на себе его тело, она испытывала множество ощущений, доводящих ее почти до обморока, но все эти ощущения тотчас же улетучились, как только она почувствовала прикосновение его набухшей плоти. По правде говоря, Клер его немного боялась. Он еще не делал попытки войти в нее, но она знала, что это вот-вот произойдет.

Однако Хью по-прежнему медлил, и это вызывало некоторое удивление – ведь муж Дэвид принимался за дело через секунду после того, как оказывался в постели. Иногда у него ничего не получалось, и тогда он ужас но злился и, вскакивая с кровати, уходил. Однако в любом случае все кончалось через несколько минут, и муж всегда уходил, оставляя ее одну.

Но что ожидает ее с Хью? Клер этого не знала, однако вполне допускала, что с ним будет по-другому. Ведь он уже вызвал в ней такие чувства, которых она никогда не испытывала и о существовании которых не подозревала. Когда он ее целовал, у нее кружилась голова. Когда он захотел видеть ее голой, она хоть и смутилась, но все же позволила ему рассмотреть себя. А когда он ласкал ее, когда целовал ее груди, она трепетала от восторга. Так что же будет теперь?.. Или, может быть, все мужчины одинаковые в постели?

Клер с тревогой ждала дальнейшего. Так или иначе она скоро получит ответы на все свои вопросы.

Не выдержав ожидания, она прошептала ему на ухо:

– Я… готова, Хью, я готова…

Он поднял голову и убрал прядь волос с ее лица. Глаза его были темны от страсти, но все же едва заметная улыбка тронула губы.

– Готова? Неужели?

Она молча кивнула. Улыбка Хью разрослась и вдруг исчезла так же быстро, как появилась. Затем он принялся целовать ее, и она, отвечая на поцелуи, почувствовала, как его возбужденная плоть шелохнулась меж ее ног. Сейчас начнется. Неужели ей будет больно? Или она почти не заметит, как он проскользнет в нее, как часто бывало у нее с Дэвидом?

Внезапно ее охватило сильнейшее любопытство.

Но тут губы его коснулись ее груди – и все мысли вновь улетучились, а им на смену пришло нетерпение, пришло страстное желание. Она ерошила ему волосы и со стонами прижимала к себе его голову, она трепетала и вскрикивала, когда он ласкал поцелуями ее груди. Наконец он чуть приподнялся, и его твердая плоть коснулась ее лона. Тяжело дыша, Клер раздвинула ноги пошире, но, к ее величайшему удивлению, Хью немного отодвинулся от нее.

«Что он делает? – промелькнуло у нее. – Я ведь не этого хотела». Она распахнула глаза и вцепилась ему в волосы, когда он снова попытался ее поцеловать.

– Хью, что же ты? – В ее голосе прозвучал протест. Он поднял голову, а она добавила: – Я же сказала, что готова.

– Тогда тебе придется завернуться в плащ терпения, моя невинная крошка. Потому что я не готов.

Ей показалось, что в глазах Хью блеснула насмешка, но уже в следующее мгновение его голова вновь опустилась – и тут же спустилась еще ниже…

– Хью! – воскликнула она, приподнявшись на локтях. Он поцеловал ее в живот, а потом… Его голова была уже на уровне черного треугольника между ног, и он уткнулся лицом в мягкое гнездо. – О Господи, ты соображаешь, что делаешь?!

Он посмотрела на нее, и Клер поняла, что это зрелище – сейчас его губы находились всего в нескольких дюймах от ее лона – превосходит любые эротические картины. Клер не знала, что делать – закричать, ударить его по лицу или просто лечь и позволить ему делать то, что он делает.

– Доверься мне, – сказал он, и теперь хриплый голос очень походил на рычание.

Раздвинув ее ноги еще шире, Хью поцеловал ее в бархатное устье. Клер невольно вскрикнула, но тут же умолкла. Дрожа и задыхаясь, она безвольно откинулась на подушку и предалась немыслимому восторгу. Закрыв глаза, она снова вцепилась в простыни, и из горла ее то и дело вырывались тихие стоны.

Клер чувствовала, как по всему ее телу разбегались языки пламени; когда же эта сладостная пытка сделалась совсем нестерпимой, она громко закричала в экстазе. В какой-то момент ей показалось, что она больше не выдержит, но тут он наконец-то вошел в нее, и она тотчас же почувствовала, что теперь уже не просто готова принять его – теперь ее тело тянулось к нему, горело под ним, плавилось для него. Ощущение было неописуемое, ничего более восхитительного она еще не испытывала. Приподняв бедра, чтобы принять его полностью, она вдруг услышала хриплый шепот:

– О, Клер…

Их тела соединились в интимном союзе, и теперь она двигалась… как распутница – да-да, теперь она точно знала, что как распутница. Но ей не было стыдно, нет, она смотрела на него, ошалевшая от страсти, и видела затуманенные глаза, разгоряченные щеки и пот у него на лбу и на плечах.

Выходит, не все мужчины одинаковые в постели. То, что было у них с Дэвидом, не имело ни малейшего отношения к этому жаркому и сладкому штурму.

– Обхвати меня за талию ногами, Клер.

Она сделала то, о чем он просил, и тут же снова раздался его голос:

– Вот теперь я бы сказал, что ты по-настоящему готова.

Почувствовав, как его сотрясает дрожь, она выдохнула:

– О да, да, Хью!

Она снова подалась ему навстречу, и он тотчас начал двигаться. Клер громко кричала, двигаясь вместе с ним, она взлетала все выше и выше, и, наконец, словно что-то взорвалось и в небо взметнулись миллионы звезд, миллионы солнц.

– Хью, Хью, Хью…

Он содрогнулся, вошел в нее последний раз, а затем затих в изнеможении.

Они долго лежали без движения, но потом она, наверное, пошевелилась или издала какой-то звук, потому что он поднял голову и посмотрел на нее. Как зачарованная она смотрела в его серые глаза, сейчас потемневшие до черноты. Наконец вспомнила, что лежит голая, а он – на ней, и вспомнила все, что он с ней делал… И как она реагировала. Кровь бросилась ей в лицо – она была уверена, что оно стало красным, как спелая клубника.

Хью улыбнулся, и Клер не сомневалась, что он правильно понял причину ее смущения. Но в отличие от нее он не испытывал ни малейшего замешательства.

– Разве это не было забавно? – спросил он с лукавой улыбкой.

Клер медлила с ответом. Она прекрасно понимала, что вела себя неподобающим образом, и, конечно же, понимала, что ей следовало бы испытывать чувство стыда. Однако она всегда была неизлечимо честной, временами до наглости, что, по словам сестер, являлось огромной ошибкой. К тому же Хью все равно видел, как она трепетала и содрогалась, чувствовал, как она извивалась, и слышал, как она стонала под ним. И если бы она попыталась солгать, то он наверняка бы ей не поверил.

Поэтому Клер сказала правду:

– Это было замечательно.

Хью снова улыбнулся. Казалось, он был очень доволен собой.

Поскольку его вес слишком уж давил на нее, она легонько толкнула его в плечо.

– Может, теперь, когда мы все кончили, ты слезешь? Я не могу дышать.

– О, извини. – Он скатился с нее, но тут же уложил ее на себя.

Неожиданно оказавшись сверху, Клер в растерянности заморгала. А Хью тихо рассмеялся и положил подушку себе под голову. Всем своим видом он явно давал понять, что намерен оставаться в этой позиции еще некоторое время. Подумав о том, что им предстоит расстаться, – но об этом не надо думать, чтобы не испортить оставшееся им время! – она не стала торопить Хью.

Он уйдет, и она скорее всего больше никогда его не увидит.

Мысль пронзила сердце как ножом.

– А что ты имела в виду? «Когда мы все кончили»? – кажется, такты сказала? – Он закинул руки за голову, явив вид своих волосатых подмышек. – Ведь мы с тобой только начали.

– О, Хью… – Она вздохнула. Конечно же, он был прав – в этом не могло быть сомнений. Окончательно забыв о скромности и о собственных запретах, забыв даже о том, что она голая, Клер положила подбородок на скрещенные у него на груди руки и настойчиво посмотрела ему в глаза. – Хью, ты же знаешь, что после этой ночи мы, возможно, никогда больше не увидимся.

Она надеялась увидеть боль в его глазах, но он в очередной раз улыбнулся и с беспечностью заметил:

– Никогда не знаешь, что тебе принесет жизнь.

Это был удар, вернее, укол в сердце. Но Клер его выдержала и решила: если она не хочет делать из себя не только распутницу, но и дуру, надо поддерживать легкий тон, он его явно предпочитает. И неужели она в самом деле ожидала от него уверений в вечной любви? Нет, конечно. Головой – нет. Только уязвимым сердцем. Он, конечно, проделывал это много раз с разными женщинами. Для него это не имеет такого огромного значения, как для нее.

Значительность события казалась пугающей, но сейчас она не будет об этом думать. И завтра не будет, и послезавтра, вообще никогда. Она будет думать только о том, какое сокровище ей досталось этой ночью.

Она и хотела-то всего одну ночь, ведь одна ночь все же лучше, чем ничего. В сущности, она получила то, о чем мечтала, и даже больше.

Наверное, он заметил тень, скользнувшую по ее лицу, потому что вдруг нахмурился. Затем обнял ее и, погладив по волосам, спросил:

– Что-то не так? – В его глазах было беспокойство. Клер покачала головой, потом улыбнулась. И тут же подумала, что эта ее улыбка – самое храброе из всего, что она сделала в жизни.

– Нет-нет, все в порядке. – Она на мгновение опустила ресницы. – Кстати, спасибо за урок. Это было очень познавательно… и забавно.

– Ты же сказала «замечательно».

– И это тоже.

Он сдвинул руки вниз и сжал ее ягодицы.

– Ой! – взвизгнула Клер.

Хью тут же убрал руки, и она, скатившись с него, прижалась к стене. Он взглянул на нее с удивлением, затем, смутившись, пробормотал:

– Ах, прости, я забыл. Давай попробую исправиться. Он раскаивался, он настаивал и наконец уговорил ее лечь на живот, после чего принялся за массаж. У него оказались очень нежные руки, он старался убавить боль, и вскоре она забыла, почему он ласкает ее ягодицы – забыла из-за острого удовольствия, которое получала. Внезапно Хью нагнулся и поцеловал бедные ягодицы, он покрывал их легкими поцелуями под тем предлогом, что этим уменьшает боль, и она действительно совершенно забыла о боли. А потом его рука скользнула к шишечке меж ее ног, и Клер почти тотчас же снова ощутила страстное желание. Минуту спустя он опять ее взял – на сей раз вошел в нее сзади и вскоре довел до еще большего экстаза, чем раньше. Она стонала и громко выкрикивала его имя с каждым толчком.

– Боже всемогущий! – прорычал Хью, и она не знала, ругается он или молится, знала только, что с этими словами он вонзился в нее в момент наивысшего блаженства. Она в последний раз закричала, а он задержался в ней на несколько мгновений, а потом упал рядом и затих.

Через какое-то время он перекатился и уложил ее рядом. Утомленная, Клер зевнула и мечтательно улыбнулась. Хью поцеловал ее в губы, но она так устала, что не хватило сил ему ответить. Они лежали в обнимку, тихо перешептываясь. Потом глаза ее закрылись, и она заснула.

– Мисс! Мисс, пора!

Сначала Клер подумала, что это ей снится. Ей снилось что-то очень хорошее, но что именно, она не могла вспомнить. Наконец она открыла глаза и увидела Джеймса, наклонившегося над ней. Причем он явно собирался дернуть ее за руку.

Клер с облегчением отметила, что на ней была ночная рубашка. А может, ей все приснилось? Но нет, множество приятных уколов и болей в чрезвычайно интимных местах напоминало о том, что делали они с Хью.

Но где же он? Приподнявшись, она поняла, что лежит в кровати одна. А рядом стоял Джеймс. Значит, Хью уехал, а перед этим, очевидно, надел на нее рубашку, чтобы не опозорить перед слугой.

– Мисс, вы должны встать и одеться, – заявил Джеймс. – Мастер Хью уехал час назад, а скоро и мы должны отплывать.

Клер закрыла глаза, и ей почудилось, что в груди ее разбилось сердце.

Глава 22

Апрель 1813 года

– Должна заметить, пить этот уксус было не слишком приятно, но результат того стоил. – Прохаживаясь перед высоким зеркалом в своей спальне в Ричмонд-Хаусе на Кавендиш-сквер, леди Элизабет Баннинг с удовлетворением поглядывала на свою гибкую фигуру.

– Бет, ты выглядишь прекрасно, – с полной искренностью сказала Клер.

Рядом с Клер стояла Туиндл – нянька, гувернантка и компаньонка всех трех сестер, бывшая в прошлом гувернанткой и компаньонкой их матери. Высокая и тощая, узколицая, со строгим седым пучком на макушке, она важно кивнула:

– Я же вам говорила, что лорд Байрон использовал его как тоник для похудения, и на вас, мисс Бет, он подействовал очень хорошо. Исчезла пухлость, от которой вы раньше страдали.

Три месяца прошло с тех пор, как Клер проснулась одна в рыбацкой хижине во Франции. За это время боль от сознания, что она, возможно, никогда больше не увидит Хью, превратилась в постоянную тоску, и Клер начинала понимать, что тоска эта навсегда останется с ней. Другой же постоянной мукой была тревога за него. Может, на пути в Париж его схватили солдаты? Может, его кто-то выдал? Разные судьбы подстерегают шпиона, и большинство из них ужасны. Его могли ранить, посадить в тюрьму и даже убить. А она об этом так и не узнает. Но Клер то и дело напоминала себе, что нет толку гадать и тревожиться, все, что она могла сделать, – это постараться выбросить из головы свои страхи.

А для этого есть одно-единственное средство – не позволять себе думать. И Клер предалась неистовой деятельности. Помогло то, что лондонский сезон был в разгаре и у нее, как у сопровождающей при восемнадцатилетней Бет, было множество хлопот. Целые дни они проводили в разъездах по модным магазинам, принимали гостей, сами отправлялись в гости, гуляли в парке или каким-нибудь образом развлекались. И почти каждый вечер что-нибудь происходило – сегодня, например, они с Бет давали бал, и Клер ужасно устала, когда готовилась к нему. Впрочем, ее это вполне устраивало, так как можно было отвлечься от тяжких дум. Правда, Туиндл не далее как сегодня утром хмуро проворчала, мол, Клер выглядит «измученной донельзя», поэтому ей надо отдохнуть и предоставить оставшиеся дела прислуге. Клер отмела такую заботу с улыбкой и ласковым словом. Туиндл, конечно, не понимала, что Клер скрывает от нее тот род боли, который ломает даже сильных мужчин. Няня знала о ее приключениях только то, что на нее напали, похитили, а ей потом удалось убежать. Когда же сестры расспрашивали о тех двух днях, что она провела в плену, Клер говорила, что ее держали в наглухо закрытом крестьянском доме, а когда они негодовали, то уверяла, что с ней обращались хорошо. Джеймс посоветовал держать в тайне все остальное как государственный секрет. Но Клер следовала его указанию по собственным мотивам: если она скажет о Хью, хотя бы упомянет его имя или попробует рассказать остальную часть истории, умалчивая об интимных деталях (вроде того, что лежала голая), сестры мигом почувствуют, что она что-то скрывает, насядут на нее и выудят всю правду.

Если судить трезво, при свете дня, то было очевидно: она совершила адюльтер. Клер этим, разумеется, не гордилась, не стремилась поделиться с кем-то чувством вины, и всю жизнь она будет за это расплачиваться болью. Ложиться с Хью было грешно, она это знала, но все-таки поступила по-своему. Но даже сейчас, когда все ушло в прошлое и когда она каждый день боролась со жгучей болью, она не жалела о том, что произошло. Если бы ей сейчас сказали, что за ту единственную ночь с Хью придется заплатить режущей болью в сердце, – что ж, пускай. Если бы можно было вернуться в прошлое и изменить случившееся, тем самым избавив себя от страданий, – вот на это она бы ни за что не пошла. Она бы не отказалась от ночи с Хью, даже если бы знала, что потом придется страдать всю жизнь. Но ей следовало проявлять осторожность. Хорошо, что она до сих пор помалкивала; надо было проглотить горе и жить дальше. Если же все выйдет наружу, разразится ужасный скандал. Несколько лет назад сестры уже пережили скандал, связанный с Габби и ее вторым мужем Ником, когда Ник назвался их братом, чтобы выследить убийцу, а Габби в него влюбилась, и все, включая Клер и Бет, подумали, что он и в самом деле их доселе не известный брат. Эта драма разыгрывалась во время сезона, на глазах всего высшего света, и она чуть не погубила сестер без надежды на искупление. По счастью, их тетушка Августа, леди Салком, была весьма влиятельной и уважаемой дамой. С ее помощью, а также с богатством Ника скандал в конечном счете замяли, удовлетворив ярых сторонников морали полуправдой, и Баннингов опять стали принимать в лучших домах.

Но если пройдет слух о еще одной сестре, нарушившей «правила», то их репутация, возможно, погибнет безвозвратно. В таком случае Бет потеряет шансы на брак, Дэвид потребует развода, и Клер дрожала при одной мысли о том, что ее имя будут трепать в открытом суде по факту адюльтера. Непременно вспомнят сплетни про роман Габби, страшные истории про их отца, порочного графа, и его четырех жен, три из которых родили по одной дочери, и в «награду» каждая после этого умерла. Заговорят о дурной крови – и хуже того, о дурном тоне.

Этого надо было избежать любой ценой. Плохо уже то, что судачат о ее похищении, и она все еще справляется, как идут поиски преступников. Их не нашли, и ей все больше казалось, что не найдут никогда. С тех пор она по настоянию Ника и Дэвида предприняла единственное путешествие из Морнингтайда в Лондон, под охраной вооруженных всадников. Клер все еще чувствовала себя неуютно, когда выходила на улицу, в магазин, в библиотеку или еще куда-нибудь; на улицах были толпы людей, поэтому она заботилась о том, чтобы никогда не оставаться одной, ведь каковы гарантии, что на нее опять не нападут? Таких гарантий, по ее мнению, вовсе не было. Иногда ей казалось, что за ней идут, что чьи-то невидимые глаза следят за ней, но она относила это к растрепанным нервам или даже утешала себя мыслью: если кто-то действительно следит за ней, то этого человека, видимо, послал Хью.

Клер не желала жить в постоянном страхе разоблачения, но, к счастью, сейчас ее история уже переходила в разряд вчерашних новостей. В начале сезона ей пришлось столько раз повторить подправленную версию событий, что она сама почти поверила в нее.

И только сердечная боль напоминала об остальной части истории.

Она могла бы открыться Габби, старшей сестре, доверенной подруге, но к тому времени, как Клер тусклым утром добралась до Морнингтайда, Габби уже два дня по приказу врача лежала в постели. Стивере, давнишний дворецкий семьи, на ее стук открыл дверь и завопил, увидев, кто перед ним стоит. Сбежались все слуги, а также Бет и муж Габби.

– Мисс Клер, мисс Клер, мы так боялись, что вы умерли! – рыдала Туиндл, а за ней и Бет утонула в слезах, бросившись сестре на шею. Ник же чуть не сбил Клер с ног, торопясь препроводить ее к кровати Габби. Не то чтобы Ник сходил с ума от тревоги за ее судьбу – как он заверил ее позже, когда страсти слегка улеглись, – но Габби, и без того обессилевшая от беременности, чуть не потеряла сознание, узнав о нападении на карету; потому Ник и боялся, что рассказ о том, как страдала ее обожаемая сестра, произведет «нежелательный эффект». И то, что Клер, живая и невредимая, стоит у них на пороге, тогда как его люди обыскали пол-Англии – Ник поспешно добавил, что Дэвид тоже отправил за ней группу спасателей, – можно было расценивать как настоящее чудо.

Был момент, когда Клер думала довериться Нику (то есть хотела рассказать не о том, что спала с Хью, а хотя бы о том, что встретила его, по ошибке была принята за шпионку и по ошибке же переправлена во Францию). Ник тоже раньше служил в разведке, но ушел в отставку после женитьбы, и возможно, он знал Хью. Но все, что знал Ник, со временем становилось известно и Габби, а уж Габби то, узнав часть правды, непременно заставила бы сестру рассказать всю постыдную историю целиком. Потом пошли бы вопросы про замужество, и если бы Габби узнала, как несчастна Клер в браке, то извела бы себя до смерти, а Клер очень не хотела огорчать сестру в такое счастливое для нее время.

Поэтому она никому ничего не сказала и решила просто выбросить все из головы, как будто ничего и не было, в том числе Хью.

«Все хорошо, что хорошо кончается», – говорила Клер всем и каждому, храбро улыбалась и делала все, чтобы выбросить из головы память о Хью, как и обо всем, что случилось после похищения. Ей было понят но, что забыть Хью – это самый разумный выход, потому что каждый раз, когда она про него думала, на нее накатывала такая тоска, что хотелось кинуться на кровать и заплакать. Боль была почти невыносимая, но она терпела, сжав зубы и высоко держа голову.

Что же касается Джеймса, то он скрылся, как только увидел, что она входит в дом в Морнингтайде, так что она даже не смогла передать Хью последнее «прости». Не то чтобы она хотела это сделать. По крайней мере не тогда. Тогда у нее еще была гордость. А теперь гордости не осталось от постоянной боли в сердце. И если бы сейчас появилась такая возможность, то она бы заставила Джеймса увезти ее обратно во Францию – только сказала бы на прощание семье, что с ней все в порядке.

Но это, конечно, глупости. Она должна благодарить судьбу за те несколько часов, что провела с Хью, за то, что он показал ей, какими могут быть отношения между мужчиной и женщиной, а не плакаться, что времени им досталось мало. Она и в самом деле старалась быть благодарной, но это ужасно трудно.

Когда через несколько дней после ее возвращения Дэвид приехал в Морнингтайд и выразил бурную радость, которой она не поверила, он попытался забраться к ней в постель, дабы доказать, что действительно за нее беспокоился. Но она была не в силах вынести мысль, что придется лечь с ним, и прогнала его под тем предлогом, что у нее месячные. Он принял это без особого сожаления и больше не делал подобных попыток. Но когда-нибудь наверняка сделает. Должен, если они хотят завести детей. Эта мысль тоже вызывала содрогание.

Разумеется, она не любила мужа. Никогда. Вышла же за него замуж только по одной причине: ей казалось, что именно такого мужа она хочет – доброго, ласкового, такого, который никогда не стал бы для нее угрозой.

Но она ошибалась – он оказался не добрее осы. И еще она ошибалась насчет того, что ей нужно. Ей требовался мужчина, с которым она могла бы смеяться… и задыхаться от его страстных поцелуев. То есть ей нужен был Хью.

Но Хью уехал, а она замужем за Дэвидом. Она как муха в паутине, и нет ей спасения.

Что ж, в таком случае она будет терпеть и делать «хорошую мину» до конца своей жизни. Она твердо это решила, и первой наградой за храбрость стало рождение племянницы – Анны Элизабет Клер Дивейн. Габби же была на седьмом небе от счастья, и Клер очень радовалась за сестру. Конечно, она думала и о второй сестре, о Бет. Без нее Клер не знала бы, что делать. Хотя и Бет она, разумеется, ничего не сказала про Хью.

«Выводить ее в свет – прекрасное занятие», – думала сейчас Клер, критически оглядывая Бет с головы до ног. Да, к счастью, ей было чем себя занять, пока не утихнет буря, бушующая в сердце.

– Элис, жемчужные серьги и ожерелье, – сказала Клер девушке, хлопотавшей вокруг Бет.

Элис, розовощекая молодая женщина с короной кос на голове, была той самой горничной, которая при похищении оказалась в карете Клер. Она не пострадала, если не считать удара по голове, и благополучно вернулась в Морнингтайд. Пытаясь как-то возместить причиненные ей неприятности, Клер взяла ее с собой в Лондон в качестве личной горничной.

– Слушаюсь, мисс Клер. – Элис принесла из соседней комнаты требуемые украшения.

Но Бет по-прежнему вертелась перед зеркалом, разглядывая новое платье, и Элис никак не удавалось надеть на нее жемчуга. В конце концов, Клер не выдержала и сказала:

– Бет, угомонись.

Сестра – умопомрачительная дебютантка в белом атласном бальном платье со сверкающим газовым шлейфом, делавшим ее похожей на сказочную принцессу, – в зеркале показала Клер язык.

Клер еле удержалась от того, чтобы не кинуть в дерзкую рыжую девчонку крошечный букетик белых роз в серебряной оправе, который собиралась отдать в руки.

– Жаль, что уксус подействовал только на ее фигуру, а не на поведение, правда, Туиндл?

– Ты просто ревнуешь, потому что ты пожилая замужняя дама, а все кавалеры достанутся мне, – добродушно парировала Бет.

Клер нечего было ответить, так что ей в ответ оставалось только состроить в зеркале рожицу. Правда, язык она решила не показывать.

Глава 23

Туиндл давно привыкла к таким перепалкам, поэтому оставалась беспристрастной, только нахмурилась.

– Хватит, девочки, – сказала она.

Услышав знакомый рефрен, сопровождавший сестер все годы взросления, Клер мгновенно перенеслась в далекое детство. Если Габби была сестрой, которой хотелось довериться, то Бет была той девчонкой, которой хотелось заткнуть уши. Между сестрами было по три года разницы, и когда-то они ссорились, даже иногда дрались, но всегда защищали друг дружку от любых нападок посторонних. Клер очень любила обеих сестер. Она была рада выводить Бет в общество, рада, что может проводить с ней больше времени – после свадьбы Клер младшая сестра жила вдали от нее, в Морнингтайде, с Габби.