— Его зовут Джон, папа. Да, это он.

— Но, Кэти, я уже объяснил, какого рода чувства питает к тебе этот молодчик. Скоро ты и сама поймешь, что не любишь его. Ты ошиблась, но зачем же усугублять ошибку, выходя за него замуж.

— У меня есть на то причина, папа. Я жду от Джона ребенка. Сэр Томас заговорил более твердо:

— Кэти, я никогда тебе не разрешу выйти замуж за этого человека. Господи, да ведь он убийца и разбойник! Что ты с ним собираешься делать после венчания? Взять его с собой в Лондон и представить при дворе? Над нами будет смеяться вся Англия!

Кэти выпятила подбородок, чем привела в ужас сэра Томаса, который, как никто, знал, что его дочь может потягаться упрямством с мулом.

— Папа, если я не выйду замуж за Джона, то не выйду замуж вообще. — Ее ледяной голос звучал чрезвычайно убедительно. Однако сэр Томас не хотел так легко смириться со своим поражением.

— Черт возьми, ты обязана меня слушаться. Я твой отец, и мой долг устроить твое будущее. Твоим мужем станет тот, кого я назову.

— Вынуждена тебя разочаровать, папа. Я выйду замуж только за Джона!

Две пары одинаково неуступчивых голубых глаз скрестились в немом поединке.

— Ну, хорошо, допустим, я оказался таким идиотом, что разрешил вам обвенчаться. А что потом? Ты разве забыла, что его приговорили к смерти?

— Я знаю, каким влиянием ты пользуешься при дворе, папа. Стоит тебе захотеть, и ты легко вытребуешь Джону помилование.

Тем временем в мозгу сэра Томаса происходила лихорадочная работа. Он понял, что может обратить ее упрямство в свою пользу. Ему с самого начала не нравилась мысль о том, что его дочери придется связать свою судьбу с каким-нибудь молодым щенком, не имеющим ни денег, ни связей. Но если предположить, что она скоро станет вдовой… Сэр Томас внутренне улыбнулся. Он попал в самую точку. Кэти будет позволено выйти замуж за своего пирата, а потом он предпримет необходимые шаги, чтобы устранить этого молодца. О нет, сэр Томас не собирался убивать его самолично. В этом не было никакой нужды. Он вернет новоиспеченного супруга в руки

королевского правосудия, и все будет кончено — быстро, надежно, а главное, совершенно законно. А Кэти сможет выбрать себе другого мужа, более соответствующего ее высокому титулу. Насколько мог предвидеть сэр Томас, здесь возникало только две проблемы: лондонский свет не должен был знать, что преждевременно усопший муж Кэти был обыкновенным пиратом, а Кэти придется остаться в неведении относительно его судьбы. Опытный дипломат, он справился бы с этим играючи…

— Что ты сказала, дитя мое? — лучезарно улыбнулся сэр Томас. Дивясь резким перепадам его настроения, Кэти тем не менее настойчиво повторила:

— Ты мог бы выхлопотать Джону помилование, папа.

Сэр Томас медленно кивнул и сложил губы трубочкой, притворяясь, что он всерьез задумался над предложением Кэти.

— Да, полагаю, что мог бы.

— Я выйду замуж только за Джона, папа, — в глазах Кэти горел, вызов.

Сэр Томас только вздохнул:

— Это твое последнее слово, дитя мое?

— Да, папа. Это мое последнее слово.

— Вижу, что ты не оставляешь мне выбора, — неохотно произнес сэр Томас. — Но смотри, чтобы ты не упрекала меня потом! Ты сама этого захотела, и я снимаю с себя всякую ответственность!

Кэти вскочила с кресла и бросилась на шею отцу.

— Ах, спасибо тебе, папа! Спасибо!

Сэр Томас ласково погладил дочку по голове.

— Не стоит, доченька. Я хочу видеть тебя самой счастливой, только и всего.

— Я знаю, папа. Ух, как я тебя люблю! — это нежное признание, которое Кэти пробормотала, уткнувшись лицом в его крахмальную манишку, исторгло у сэра Томаса смутную боль за придуманный им обман. Однако он мужественно пересилил свою слабость и продолжал гладить ее спутанные волосы, покуда Кэти не отстранилась назад, виновато улыбаясь.

— Я, должно быть, ужасно выгляжу.

— В самом деле, дитя мое. Разве у тебя нет другой одежды? — Сэр Томас немного сурово оглядел ее измятое белое платье.

— У меня была куча платьев, но они сгорели в доме Джона. В дом попало пушечное ядро, и все сгорело.

— Господи, — в ужасе пробормотал ее отец, — если бы я знал, что ты находишься на этом острове, я бы никогда не позволил им открыть огонь. Но полковник Хью — он командует батальоном наших солдат — убедил меня, что ты была убита пиратами, так как они не потребовали выкупа. Я решил, что тебя нет в живых, Кэти.

— Ах, папа, — сказала Кэти, глаза которой наполнились слезами при мысли о том, что пришлось пережить ее отцу. — Джон не просил выкупа потому, что он хотел, чтобы я оставалась с ним. Пока я была с ним, мне ничто не угрожало, — тут она слабо улыбнулась, — по крайней мере, до сегодняшнего утра.

— М-да. — Сэр Томас прочистил горло. — Марта наверняка упаковала кое-что из твоей одежды вместе с моими вещами. Она была уверена, что это тебе понадобится. Я распоряжусь, чтобы кто — нибудь их принес, и займусь приготовлениями к твоему бракосочетанию. Оно состоится прямо сегодня, если ты не возражаешь.

— Как скажешь, папа, — Кэти улыбнулась и порывисто чмокнула его в щеку. Сэр Томас легонько прижал ее к своей груди, а затем опустил руки, повернулся и быстро вышел из каюты. Кэти показалось, что в его глазах блестели слезы.

Оставшись одна, Кэти ощутила, как внутри нее нарастает чувство вины за то, что она вместе с отцом силой подталкивала Джона к женитьбе, которой он не желал. Известие о ребенке подействовало на него как ушат холодной воды. Вряд ли он придет в восторг, узнав, что ему предстоит стать не только отцом, но и мужем. Ее отец был уверен, что Джон ее не любит и вообще не способен на такие чувства. Что ж, может быть. Может быть, и она не любит его. Может быть, любви вообще нет на свете. Однако они сообща произвели на свет новую жизнь, и теперь их собственные чувства должны отступить на второй план перед ответственностью за будущего ребенка.

В дверь каюты негромко постучали, и, прежде чем крикнуть «войдите», Кэти торопливо провела рукой по своим растрепанным волосам.

— Мэйсон! — радостно воскликнула она, увидев на пороге камердинера, служившего у ее отца многие годы.

— Миледи, — Мэйсон позволил себе улыбнуться. — Я рад снова вас видеть, миледи. С тех пор как нам сообщили, что вас взяли в плен пираты, сэр Томас был сам не свой, если можно так выразиться. Он думал, что вы погибли, миледи, и так горевал — да мы все горевали.

— Я знаю, Мэйсон, — Кэти с ностальгической симпатией рассматривала безукоризненно одетого сухопарого человека. Мэйсон был такой же неотъемлемой частью ее детства, как ее отец или Марта.

— Сундук сэра Томаса сейчас принесут, миледи. Если вам надо помочь поправить прическу или если ваш туалет требует моего внимания, — пожалуйста, я всецело к вашим услугам. Сэр Томас сказал мне, что вы сегодня выходите замуж. Позвольте передать вам мои наилучшие пожелания, миледи.

— Спасибо, Мэйсон, — Кэти была тронута его чопорной речью. Предложение Мэйсона стать на время ее горничной было равносильно тому, что она сама предложила бы кому-нибудь вымыть полы. — Пожалуй, тебе и в самом деле надо уложить мои волосы. Я до сих пор делаю это не очень ловко.

— Еще бы, миледи, — фыркнул Мэйсон, явно шокированный мыслью о том, что до сих пор ей самой приходилось возиться с расческой и шпильками. Он откликнулся на стук в дверь и забрал у стоящего в коридоре матроса сундук, не позволив ему увидеть Кэти даже краешком глаза. Кэти улыбнулась. Она отвыкла от такой церемонной опеки, но понимала, что ее возвращение к законной роли высокорожденной леди будет сопряжено с соблюдением многих условностей, о существовании которых она успела забыть.

Еще раз с улыбкой поблагодарив Мэйсона, Кэти отпустила его и принялась разбирать отцовский сундук. Марта упаковала в сундук четыре платья, необходимое белье, шпильки и прочие принадлежности, без которых ни одна леди не могла себя почитать прилично одетой. Ее вещи занимали добрую половину сундука сэра Томаса. Кэти с улыбкой подумала, что Мэйсону это наверняка пришлось не по нраву. Мэйсон всегда старался блюсти гардероб сэра Томаса на высоте, подобающей его положению, и если он согласился пожертвовать часть драгоценного багажа своего хозяина ради ее платьев, значит, ее судьба волновала всех еще сильнее, чем она могла себе представить. Кэти была тронута этим маленьким свидетельством преданности глубже любых громких слов.

«В одном из этих платьев я пойду под венец», — так размышляла Кэти, разбирая свои наряды. Все они были красивыми и богато украшенными, но Кэти всегда представляла свое венчание в белом атласе, с кружевной фатой и букетиком флердоранжа. Кэти с сожалением вздохнула и остановилась на шелковом платье цвета спелого персика, окаймленном целым ворохом венских кружев. Марта предусмотрительно положила в сундук подходящие по цвету туфельки

и ее любимое ожерелье из жемчуга вместе с серьгами. Кэти решила, что вкупе с элегантной прической она будет выглядеть потрясающе. Она позвала Мэйсона и попросила его выгладить платье. Мэйсон удалился, а Кэти одну за другой натянула на себя три обязательные нижние юбки, и, как смогла, зашнуровала корсет, мрачно поздравляя себя с тем, что от природы она имеет тонкую талию. Вообразить Мэйсона, помогающего зашнуровать ей корсет, было выше сил Кэти.

Когда Мэйсон вернулся с отутюженным персиковым платьем, она велела ему подождать за дверью, а сама быстро облачилась в свой свадебный наряд. Впервые за последние несколько месяцев одетая должным образом, она впустила Мэйсона в каюту, чтобы он занялся ее прической. Мэйсон удивительно ловко обращался с гребешками и многочисленными шпильками, и его мастерство вызвало добродушное подтрунивание Кэти. Храня чопорное молчание, он уложил ее волосы в элегантный греческий узел и наконец передал ей маленькое ручное зеркальце, и Кэти критически осмотрела свое отражение, оставшись довольной.

Мэйсон пошел сообщить сэру Томасу, что его дочь готова к венчанию. В ожидании отца Кэти с трудом заставляла себя усидеть на месте. Внезапно ей стало жаль, что она не может провести некоторое время наедине с Джоном, прежде чем официальный обряд окончательно скрепит их узами брака. Что, если он не захочет быть ее мужем? Но что она могла сделать? Все зашло слишком далеко, и ни у Джона, ни у нее самой не было другого выхода. Во всяком случае, Кэти не собиралась отступать назад и — в глубине души — не хотела этого.

Присоединившись к ней, сэр Томас уверил свою дочь, что все необходимые приготовления уже сделаны. Церемонию проведет капитан «Леди Честер» Уинслоу, а единственными свидетелями будут Мэйсон и сам сэр Томас. Кроме капитана Уинслоу, никто вне семьи не узнает ненужных подробностей ее торопливого брака. Сэр Томас предостерег, что если бы стало известно, что ее новый муж некогда был пиратом, то вся респектабельность замужества сразу же пошла бы прахом.

Вдруг, к вящему удивлению Кэти, дверь в каюту отворилась без всякого стука. Сэр Томас грозно нахмурился, увидя такое небывалое нарушение этикета со стороны двух матросов, но Кэти, сразу забыв обо всем на свете, впилась глазами в человека, которого они конвоировали. Его лицо было покрыто синяками и закопчено сажей и порохом. Он был одет в грязные лохмотья и, лишь скользнув взглядом по ее изысканному платью, странно сверкнул глазами. Стражники грубо толкнули его вперед, и только теперь Кэти заметила тяжелые цепи, которые обвивали его запястья и щиколотки.

Во второй раз за один день она потеряла всякую способность двигаться и говорить. Скованная ужасом, она смотрела, как Джон, споткнувшись о цепь, пошатнулся и едва не упал. Невероятным усилием он сумел сохранить равновесие и, утвердившись на ногах, насмешливо уставился на Кэти, пока ее отец строго отчитывал матросов. Наконец сэр Томас отпустил их, и они остались втроем.

— Так, так, — протянул Джон, нарушив затянувшееся молчание. — Напрасно я за тебя волновался. Я должен был помнить, что кошки всегда приземляются на все четыре лапы.

— Ну, ты!.. — прорычал сэр Томас, торопливо шагнув вперед. Звякнув цепями, Джон повернулся к нему лицом: его зубы оскалились, словно у дикого зверя. Кэти рванулась к отцу и повисла у него на руке.

— Папа, не надо! — горячо проговорила она, перебегая умоляющим взглядом с одного мужчины на другого. Затем она добавила почти шепотом: — Я хочу поговорить с ним наедине, папа. Пожалуйста.

— Невозможно! — отрезал сэр Томас, чьи глаза сузились от ненависти. Если бы здесь не было Кэти, он с величайшим удовольствием отправил бы этого негодяя прямиком в ад. Собственноручно.

— Папа, пожалуйста! — жалобно повторила Кэти. Сэр Томас перевел глаза на ее побелевшее лицо, и его взгляд смягчился.

— Дитя мое, это совершенно невозможно, — терпеливо сказал он. — Этот молодчик способен снова использовать тебя как заложницу, чтобы выторговать себе свободу. Прости, дитя мое, но это так.

— Твой отец прав, Кэти, — медленно сказал Джон, придавая своим словам странное содержание, которое она затруднилась определить. — Если ты подойдешь ко мне слишком близко, я могу накинуть вот эти цепи на твою белую шейку и сломать ее одним махом. Лучше не рискуй, киска.

— Заткнись, негодяй! — рявкнул сэр Томас, нацелив дуло пистолета ему в голову. — Ты должен благодарить мою дочку за то, что все еще жив. Если бы она не сказала мне о ребенке, которого она зачала, после того как ты ее изнасиловал, я бы позволил тебя повесить без всякого сожаления. Тебе дарована жизнь, чтобы ты мог восстановить ее доброе имя.

— Папа! — в отчаянии крикнула Кэти, видя, как зловеще потемнело лицо Джона. События разворачивались совсем не так, как она планировала. Если бы только они могли остаться наедине…

— После того как я ее изнасиловал? — повторил Джон с дерзкой иронией. — Если она вам это сказала, то она просто лжет.

Лицо сэра Томаса побагровело. Он сдерживался из последних сил, чтобы не нажать на курок. Его указательный палец сводило судорогой от желания немедленно прострелить Джону череп.

— Значит, вы хотите, чтобы я на ней женился? — злобно произнес Джон, отчего сердце Кэти облилось кровью.

— А почему бы и нет? — крикнула уязвленная его тоном Кэти. — Это твой ребенок, и ты делишь со мной ответственность за него. Ты обязан, по меньшей мере, сделать так, чтобы его не сочли незаконнорожденным.

— Ты изворотливая скользкая сучка, — прошипел Джон, прожигая ее уничтожающим взглядом.

— Если ты снова заговоришь с моей дочерью в таком тоне, я пристрелю тебя на месте. — Сэр Томас обрел самообладание, и от его голоса веяло ледяным холодом.

Ни Джон, ни Кэти не откликнулись на его слова. Они впились глазами друг в друга. Во взгляде каждого из них смешались гнев и боль, и эта пелена, застилавшая их глаза, мешала им разглядеть страдания другого. Сэр Томас слегка расслабился. Он был весьма удовлетворен ходом этого разговора. Если озлобленный негодяй будет продолжать в том же духе, Кэти возненавидит его еще быстрее, чем он рассчитывал.

— А если я откажусь? — спросил Джон после долгой паузы.

— Тебя повесят, — невозмутимо ответил сэр Томас. Кэти прикусила губу. Джон остановил на ней тяжелый взгляд.

— Ты с этим согласна? — коротко спросил он. Кэти потупила взор.

— Джон, я знаю, что ты не хочешь на мне жениться, но я должна заботиться о ребенке. Прости.

— Значит, согласна. — Он резко повернулся к ним спиной, вполголоса бормоча ругательства.

Кэти хотела броситься к нему и обвить руками его широкие плечи, но враждебность самого Джона и присутствие ее отца погасили ее внезапный порыв. Она подумала, что после церемонии у них будет достаточно времени, чтобы помириться.

— Кажется, у меня небольшой выбор, — наконец сказал Джон. —

Я надеюсь, миледи, вы не ожидаете от меня предложения по всей форме.

Его жестокие издевки ранили девушку, словно отравленные стрелы. «Какой же он все-таки негодяй», — яростно подумала Кэти. Отец был прав. Джон никогда ее не любил!

Получив согласие Джона, что, с точки зрения сэра Томаса, было делом второстепенным, опытный дипломат быстро уладил оставшиеся формальности. Не прошло и двадцати минут, как Кэти и Джон стояли перед капитаном Уинслоу, и означенный джентльмен, хоть и сбитый с толку, но внешне невозмутимый, произносил слова, которые сочетали их священным брачным союзом. Кэти была удивлена тем, как холодно звучал ее голос, когда она отвечала на вопросы капитана Уинслоу. Ответы Джона и вовсе были пропитаны ледяным равнодушием. Внезапно Кэти почувствовала, что ненавидит его. Он цинично пренебрегал ее судьбой и судьбой ребенка, и это казалось ей отвратительным.

Когда капитан Уинслоу добрался до ритуала с обручальным кольцом, сэр Томас торопливо стянул золотую печатку со своего собственного пальца. Джон безмолвно взял у него кольцо и надел его на палец Кэти, стараясь не прикасаться к ее руке больше, чем это было необходимо. Кэти была готова разрыдаться, чувствуя, с каким холодным отвращением он переносит ее вынужденную близость. Нет, не о таком браке она мечтала!

Она тупо подписала бумагу, которую ей протянул капитан Уинслоу, а вслед за ней на документе небрежно нацарапал свое имя Джон. Наконец капитан объявил их мужем и женой, и Кэти с надеждой посмотрела на Джона. Он ответил ей неприятной ухмылкой.

— Ты что, ждешь, что я после этого фарса запечатлею на твоих губках торжественный поцелуй? — протянул он, и, не успев подумать, Кэти закатила ему звонкую пощечину. Он зарычал и занес свой кулак, но в это время трое мужчин, в оцепенении наблюдавшие за скандальной сценой, опомнились и поспешили на помощь невесте.

Сэр Томас с силой опустил рукоять пистолета на голову Джона, а капитан Уинслоу ударил его по макушке массивной Библией, которую он использовал во время церемонии. Джон рухнул без сознания. Мэйсон подбежал к двери и позвал матросов, немедленно появившихся в большом количестве. Они уволокли Джона из каюты. Кэти кусала стиснутый кулачок, чтобы удержаться от рыданий. Она

знала, что сама спровоцировала гневную вспышку Джона, и горько сожалела об этом. Она не хотела причинить ему никакого вреда.

— Папа, пожалуйста, посмотри, чтобы с ним ничего не случилось, — тихо попросила она.

Сэр Томас кивнул и увел за собой из каюты капитана и камердинера. Когда он снова вернулся, Кэти стояла около окна; по ее щекам катились слезы. Сэр Томас почувствовал, как его ненависть к пирату просыпается с новой силой.

— С Джоном все в порядке, да, папа? — едва выговорила она. Сэр Томас подошел к дочери и обнял ее за плечи. Кэти доверчиво приникла к его груди.

— Да, с ним все в порядке, — печально произнес сэр Томас. Что-то в его голосе заставило Кэти быстро вскинуть глаза.

— Папа…

— Дитя мое, я надеюсь, что слова, которые я сейчас буду вынужден сказать, не ранят тебя. Я хочу, чтобы ты посмотрела на это как на благословение.

— Папа!..

— Он сбежал, Кэти. Он покинул тебя и твоего ребенка, наплевав на мою клятву о его помиловании. Теперь ты видишь, дитя мое, что я оказался прав.