Москва, 2003й год.
      – Он тебе поверил?
      – Не знаю, Ксюш. Сказал, что будет перепроверять. Наверняка у него есть информатор среди близких тебе людей.
      – Что ты говоришь, Саша?! Со мной рядом – только те, кого я очень хорошо знаю. И потом, кого мне подозревать? Носкова? Жанну? Или еще полсотни сотрудников головного офиса «ОКО», которые в курсе дел фирмы?
      Жуковский встал, немного походил по комнате.
      – Думаю, нам стоит подождать. Павел Игнатьевич обязательно предпримет что-нибудь. Ты, кстати, в курсе, что убили Сычева?
      Оксана удивленно посмотрела на своего друга.
      – Вот как? Когда?
      – Несколько дней назад. Я сам случайно узнал, из областной газеты. В центральной прессе об этом ничего не было.
      – Не могу сказать, что мне жаль его. То, чем он занимался, обычно до добра не доводит.
      – Я знаю, – кивнул Жуковский. – Но нам надо решить, как противостоять Никулину. Может быть, ты все же встретишься с ним? Используешь, так сказать, последний шанс на мирный диалог?
      – После того, что он сделал с моим отцом? Ты серьезно?
      – Но это ведь – не более, чем твои догадки. Все-таки, одно дело – конкуренция в бизнесе и совсем другое – убийство человека, ни в чем не повинного. Если он способен на такое – только, чтобы доставить тебе неприятность, тогда…
      – Что – тогда?
      – Тогда он маньяк. Либо ты, сама того не зная, в свое время действительно перешла ему дорогу.
 
       Россия, областной центр. 2003й год
      Сразу три проблемы свалились на Павла Игнатьевича Никулина. Первая заключалась в том, что дочь Лена беспрестанно повторяла, что хочет назад, в Москву и не собирается сидеть дома, под замком. Вторая – телохранитель Олег доложил, что Жанна, секретарша Огородниковой, звонила ему и истерически вопила, что ее «раскрыл» один из сотрудников и теперь она требует как-то помочь ей выпутаться, а иначе ей, мол, придется все выложить своей начальнице. И третья (к которой Никулин был, в общем-то, внутренне готов) – в офис «Регион-банка» наведался неприятного вида молодой человек в спортивном костюме и передал Павлу Игнатьевичу устное приглашение на беседу в один частный дом – «чтобы обговорить некоторые неясности». Посланец упомянул кличку – Козырь. Никулин, увы, знал, о ком идет речь: такое прозвище носил ближайший подручный Сычева.
      – Что ж, будем решать проблемы, – сказал Никулин Олегу. – Секретарша назвала фамилию сотрудника, который ее расшифровал?
      – Да. Носков, кажется. У меня записано.
      – Такие вещи, Олежек, нельзя доверять бумаге. Их надо держать в голове – сколько тебя можно учить? – упрекнул Павел Игнатьевич.
      – Виноват, хозяин.
      – То-то, что виноват. Ладно, забыли. А с Носковым надо как-то разбираться. Не будет же он вечно держать язык за зубами…
      Проблему с Козырем Никулину помог решить его приятель, начальник криминальной милиции. Ровно через десять часов после того, как посланец «авторитета» покинул офис никулинского банка, особняк Козыря штурмом взяла группа СОБРа. При обыске у многих бандитов нашли оружие и «наркоту». На какое-то время Козырю стало не до Никулина…
 
       Россия, Москва. 2003й год
      В понедельник утром Оксане позвонили из больницы и сообщили, что ее сотрудник по фамилии Носков лежит в реанимации с тяжелыми травмами. Его сбила на полной скорости машина. При нем нашли мобильный телефон, в памяти которого и обнаружился телефон компании «ОКО».
      – Только этого не хватало, – тихо сказала Оксана, положив трубку. И вызвала к себе Жанночку. Та ахнула, услышав тревожную новость.
      – Вам придется на время взять на себя часть его обязанностей.
      – Да-да, конечно, Оксана Кирилловна, – с готовностью закивала секретарша.
      – Как вы думаете, Жанна – это случайность? – спросила вдруг Огородникова.
      – Ну, наверное… Сейчас столько уродов за рулем.
      – Присядьте, Жанна. Вы не находите, что в последнее время вокруг меня слишком часто происходят такие случайности? Началось все со странной смерти Вячеслава Сергеевича.
      – Климовича? Так ведь у него было больное сердце…
      – Сомневаюсь. Потом – мой отец в Штатах. И вот теперь – Носков. Разве это не странно?
      Жанночка не ответила. Хотя и могла бы рассказать своей начальнице немало интересного…
 
       Россия, областной центр, 2003й год
      Арест Козыря в планы Казарьянца, в общем-то, не входил. Срочно нужен был запасной ход. И полковник вспомнил о записи разговора между Огородниковой и художником Жуковским; эту запись сделал его агент из группы наблюдения – просто так, на всякий случай. Теперь у Казарьянца был шанс крепко поссорить владельца «Регион-банка» с хозяйкой «ОКО», и посмотреть, что из этого выйдет…
       Андрей Огородников
      С исчезновением из моей жизни Лены я потерял… нет, не опору. А скорее наоборот – того человека, о котором мог заботиться я сам, которого старался оберегать. И эта потеря была страшна тем, что я не видел выхода из создавшегося тупика. Казалось бы, чего проще – бери билет на автобус или на электричку, и поезжай. Но это была только иллюзия – между мной и ею лежала теперь пропасть, непреодолимая потому, что Лена вновь попала в орбиту влияния своего отца. Его фигура вообще представлялась мне зловеще-загадочной. Лена ни разу не упомянула его фамилию. А ведь он, судя по всему, занимал солидное положение в ее родном городе. В таких случаях мои ровесники обычно с гордостью произносят имена своих родителей. Мне и раньше приходила в голову идиотская мысль, что Лена стыдится своего отца. Теперь же я начинал в это верить по-настоящему…
      Козыря допрашивал лично начальник криминальной милиции, которого банкир Никулин запросто называл Геной. Они давно знали друг друга – матерый уголовник и матерый милиционер. Второй много лет уже мечтал посадить первого, а первый мечтал, чтобы второй поскорее загнулся. Ни та, ни другая мечта пока что не воплотилась в реальность. Но сейчас у подполковника было преимущество – Козырь был у него в руках, а не наоборот.
      – Послушай, Витя, – сказал подполковник. – Мы знакомы не первый год. И всё это время я не перестаю тебе удивляться. Нет, я понимаю – ты бандит, и работа у тебя бандитская. Живешь ты не по закону, а по этим вашим… понятиям. Но всему же есть предел. Как тебе пришло в голову угрожать Никулину – крупному банкиру, советнику губернатора? Ты что, совсем ополоумел, что ли? На что ты рассчитывал, скажи?
      Козырь сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.
      – Во-первых, Геннадий Яковлевич, я никому не угрожал. А уж тем более, такому уважаемому человеку, как Павел Игнатьевич Никулин. Мой человек явился в офис «Регион-банка» и предложил господину Никулину договориться о деловой встрече – это я признаю. И если Павлу Игнатьевичу что-то там почудилось…
      – Не морочь мне голову, Козырь! – с досадой сказал подполковник. – Ему не почудилось. Ты пытался давить на него и забить ему «стрелку». Но не учел, что он – не твоего полёта птица и по «понятиям» жить не обязан.
      Подручный Сычева усмехнулся.
      – На этот раз вы меня удивляете, Геннадий Яковлевич. Никулин-то как раз и живет по самым что ни на есть «понятиям». Он – беспредельщик. Когда он разобрался с хозяином московского банка «Заря» – мне это было до фени. Еще раньше он траванул Климовича – тоже, кстати, уважаемого человека и советника губернатора. Его «терки» с Огородниковой меня также не волнуют. Но вот когда он «заказал» моего друга и учителя Аркадия Сычева – тут уж, извините, надо бы дать ответ…
      – Что ты несешь, Козырь? У тебя, видать, и впрямь «крыша» поехала! Никулин заказал Сыча? Отравил Климовича? Кто тебе рассказал всю эту ахинею?
      – Да уж не сам придумал. Сычев знал про отравление. А насчет заказа… Ко мне человечек из Конторы приходил. Полковник, кажется. Армянин.
      Начальник криминальной милиции надолго замолчал, хмуро глядя на арестованного из-под кустистых бровей. Похоже, Козырь не врал. А раз так – дело принимало весьма серьезный оборот. Вмешательство ФСБ способно круто изменить расклад. И грядущие осложнения могут вполне привести к тому, что полетят многие чиновничьи головы. В этой ситуации заступничество за Никулина очень легко обернется потерей кресла…
      Всё это вихрем пронеслось в умной голове подполковника.
      «Надо встретиться с этим фээсбэшником, – подумал он. – Узнать, откуда ветер дует. Судя по описанию, речь идет о Казарьянце. Уж этот своего не упустит. Да-а, если над Павлом Игнатьевичем сгущаются тучи, то это для многих не к добру…»
      Отправив Козыря в камеру, подполковник порылся в своей записной книжке и нашел номер телефона, рядом с которым стояло две буковки – «Л.К.». Затем потянулся к трубке аппарата, но передумал; вышел на балкон, плотно прикрыл за собою дверь и только тогда решился набрать ряд цифр на клавиатуре мобильника…
 
       Минск, осень 1998-го года
      Оксана и Климович отправились в свою первую и последнюю совместную деловую командировку. Откровенно говоря, с самого начала они не верили, что что-то путное из этого получится. Поездка запомнилась им лишь шикарными банкетами, которые организовывали белорусские коллеги-бизнесмены, да долгими ночами в номере одной из лучших гостиниц – когда они могли любить друг друга до самого утра, а потом снова отправляться на заранее обреченные на неудачу переговоры. Нет-нет, им никто ни в чем не отказывал, упаси Бог! Наоборот, все только и говорили, что об укреплении двухсторонних связей на всех уровнях да о нерушимой дружбе русского и белорусского народов. Но едва лишь речь заходила о конкретных цифрах, о сроках и об обязательствах – радушные хозяева ловко уводили разговор в сторону, напирая, как в старые добрые советские времена, на идеологический, а не на экономический аспект.
      Климовича это бесило; оставаясь с Оксаной наедине, он мрачно ругался, шел в душ, проводил там по часу, а затем возвращался и овладевал ею – молча, жестко, если не сказать – агрессивно. Но ей это нравилось. Она чувствовала в нем неуемную энергию, юношеский задор в сочетании с незаурядным интеллектом. Такого не было ни у одного из знакомых ей мужчин. Даже у отца Андрея, красавца-врача Илюши Зиненко.
      Через полгода после возвращения из Минска они должны были вместе лететь в Европу, в Швецию. Но в последний момент Климович попросил ее лететь одну. Она поняла – он готовит ее к самостоятельным шагам, мягко отучает от своей опеки. И у него это получалось неплохо (впрочем, как и всё, за что он в жизни брался). Оксана поверила в свои силы, в то, что она теперь – личность, а вовсе не чей-то придаток, не ширма и не шикарная любовница, оттеняющая славу своего гениального шефа.
 
       Областной центр России, 2003й год
      Встреча Казарьянца с подполковником из криминальной милиции длилась около двух часов. Происходила она в городском парке, в тени раскидистых деревьев, вдали от посторонних глаз. Леон Ованесович говорил негромко, но крайне убедительно. Он сплел хитрую сеть из правды, полуправды и откровенной лжи, дабы на сто процентов настроить своего собеседника против Павла Игнатьевича Никулина. И ему это удалось. Ложь состояла в том, что владелец «Регион-банка» якобы стал фигурой, неугодной Москве и что люди из высоких кабинетов дали добро на расправу с ним, поставив, однако, условие, чтобы всё было строго в рамках закона.
      Начальник криминальной милиции был убежден, что Казарьянц записывает их разговор. Любая оплошность, даже оговорка могли иметь для подполковника тяжелые последствия. И он решил максимально обезопасить себя. Он сказал: «Хорошо, я подумаю, что можно сделать». Но Казарьянцу этого было мало. Он продолжал исподволь давить, добиваясь, чтобы его визави полностью «сдал» Никулина, отказался от мысли о его поддержке. Геннадий Яковлевич испугался. Конечно, он не показал вида, чтобы не потерять лицо. Но понял – раз этот настойчивый человек из Конторы так ополчился против влиятельного банкира – значит, Москва действительно дала отмашку. Старому милицейскому волку не пришло на ум, что его коллега из ФСБ просто отрабатывает гонорар, полученный от таинственного Вахи.
      К концу разговора Геннадий Яковлевич твердо пообещал разобраться с Никулиным и довести до конца дела о похищении владельца банка «Заря» и об убийстве криминального «авторитета» Аркадия Сычева…

       Санкт-Петербург, осень 2003го года
      Александр Тимофеевич плохо себя чувствовал с самого утра. Завтракать не хотелось. Он просто сидел в своем инвалидном кресле и смотрел через окно на улицу, на людей… Казалось бы, с годами пора было уже и привыкнуть к своему положению. Или, по крайней мере, не делать из этого трагедии. Но нет – старик чувствовал, понимал каждой клеточкой своего больного, угасающего организма, что отдал бы всё на свете, и даже больше только за то, чтобы один раз пройтись по Невскому на своих собственных ногах.
      «Кому нужны деньги, когда не можешь ими воспользоваться? – печально думал он. – Эх, если б мне все это в молодости…»
      Из прихожей донесся звук открываемой двери – вернулся из института внук. Прошел на кухню, вымыл руки…
      – Здравствуй, дедушка. Как ты себя чувствуешь?
      – Здравствуй, Петя. Все, как обычно. Что у тебя?
      – Да ничего. Лекции, семинары… Одно хоть хорошо – с друзьями встречаюсь. А как твоя книга?
      – Стоит на месте. Не пишется мне что-то. Осень, наверное. Петя, я хотел с тобой поговорить…
      – Да, дедушка.
      – Ты присядь.
      Юноша послушно опустился на стул.
      – Я давно собирался сказать тебе это, но… Боюсь, ты неправильно меня поймешь.
      – Ну, я постараюсь, дед, – улыбнулся Петя.
      – Ты ведь знаешь, что я воевал…
      – Ну конечно. Вон у тебя сколько наград!..
      Старик отмахнулся.
      – Не в них дело. Я и после войны продолжал оставаться в строю. Если бы вовремя уволился из армии – ходил бы сейчас как все, на своих двоих…, – на лице Александра Тимофеевича отразилась глубокая, неподдельная печаль. Но он собрался с силами и продолжал. – Я служил в специальном подразделении, которое выполняло…не совсем обычные задания.
      – Вроде спецназа, что ли? – с удивлением спросил внук.
      – Вроде, – подтвердил Александр Тимофеевич. – Любимцы Берии – вот как нас называли. За многое из того, что мы тогда делали, мне сейчас стыдно. Но был у нас закон… Если кто-то из наших погибал, мы обязаны были отомстить. Из-под земли находили виновника и… Ты сам понимаешь.
      – Интересно, – прошептал Петя. – О таком в книжках не прочитаешь.
      – Прочитаешь. Если я успею дописать. А силы уже не те. Пора мне, Петя. Слышу уже, как трубы зовут…
      – Да ну что ты, дед! Ты ж до ста лет прожить обязался – не помнишь, что ли?
      – Помню, – слабо улыбнулся старик и похлопал внука по руке. – Только вот смерть ждать не любит. Я от нее, безносой, почитай, двадцать лет бегал, пока погоны носил. Устала она ждать… И уйти я хочу со спокойной душой.
      – Не понимаю, дедушка. Тебя что-то тревожит?
      – Еще как, Петя, мальчик мой дорогой. Не спится мне по ночам. Все думаю – уйду, а за Аркашу, отца твоего, поквитаться некому будет. Может, и не по-христиански это – мести желать. Но мне меняться поздно. Я жил по кодексу «сов», и с этим помру.
      – По кодексу…кого? – переспросил Петя; ему показалось, что он ослышался.
      – «Серые совы» – так наш отряд назывался. Мы могли видеть в темноте как днем. И убивали бесшумно.
      – Так ты что же…был наемным убийцей? – едва слышно проговорил молодой человек, глядя на старика со смешанным чувством страха и восхищения.
      Александр Тимофеевич поморщился.
      – Не убийцей я был, а исполнителем приговоров! Сычев Родине честно служил!.. – он замолчал на минуту, чтобы справиться с одышкой. – Запомни – я не убийца. Я – патриот.
      – Хорошо, хорошо, дедушка. Ты только не волнуйся, ладно?
      – Я и не волнуюсь. И если б ноги мои ходили, если б не это дурацкое ранение тогда, в Венгрии – я бы сам отомстил за сына. А так – придется тебе, больше некому.
      – Дедушка!.. Ты что, хочешь, чтобы я…?
      – Да, Петя. А иначе и на том свете не будет мне покоя. Я знаю, что отец твой не был образцовым гражданином. Знаю и то, что ты считаешь его повинным в разводе с твоей матерью, в том, что она пить начала. Потому так обрадовался, когда он отослал тебя ко мне, в Питер. Может, ты и прав. Но никто – слышишь, никто! – не смеет поднять руку на Сычевых! Мы всегда на один удар двумя отвечали. Прадед твой, мой отец, у Буденного служил. И его отец тоже воином был. И не просто воином, а гвардейцем! Пойми – нельзя просто так Сычевых обидеть. Тот, кто на это решается, кровью платит. Так было, и так, надеюсь, будет.
      – Ну хорошо, дедушка. Ты хочешь, чтобы я мстил. Но кому? Кто убил папу? Ты ведь знаешь, чем он занимался. У него, наверное, были десятки врагов…
      – Только один! – Александр Тимофеевич поднял вверх свой пожелтевший, скрюченный указательный палец. – Тот, кто называл себя его другом. Кто искал его поддержки. Он и был единственным, кого Аркаше следовало опасаться. Ибо страшны не враги – их намерения ясны – а друзья.
      – Кто же этот человек, дедушка? Кому я должен, по-твоему, мстить?
      Старик показал на письменный стол в углу комнаты.
      – Открой нижний ящик. Ключ – в спальне, у меня под матрацем. Достань кожаную папку. Дай ее мне.
      В папке оказались какие-то бумаги, компьютерные дискеты.
      – Отец твой предвидел, что когда-нибудь ему придется схлестнуться с этим человеком. И много лет копил этот материал. Потом привез мне. Просил, чтобы в случае его внезапной гибели всё это пошло в Москву, в прокуратуру. Но Сычевы мстят по-своему. Ты предложишь этому человеку материалы за большие деньги. Когда он явится на встречу, ты убьешь его. У него наверняка охрана – так что поставь условие, чтоб он пришел один, иначе ты не согласен.
      – Да, но… Чем я его буду убивать? У меня же нет оружия…
      Александр Тимофеевич недобро усмехнулся.
      – Открой теперь верхний ящик. Видишь авторучку? Синюю такую, с белым колпачком?
      – Вижу, – сказал Петя.
      – Осторожно! – воскликнул Сычев-старший. – Это не авторучка, а шприц с ядом. Ткнешь человека один раз – и поминай, как звали. Пусть это и будет твоим оружием.
      Петя во все глаза рассматривал необычную и опасную вещицу. Потом спросил:
      – Дедушка, а ты уверен, что именно этот человек причастен к смерти папы? Вдруг ты ошибаешься?
      – Я? С моим пролетарским чутьем? Не-ет, Петенька, я не ошибаюсь! Отец твой был сильным. Никто в его родном городе не решился бы поднять на него руку. Никто, кроме одного человека, который считает себя еще сильнее. Поезжай и докажи мне, что ты не зря носишь фамилию Сычев.
 
       Москва, 2003й год
      – Я хочу показать тебе кое-что, Ксюша.
      Жуковский провел Оксану на второй этаж квартиры, которую недавно снял на окраине. Тут, в небольшой комнатке 3х3 он устроил свою мастерскую.
      – Смотри внимательно, – он одним движением сдернул кусок ткани с холста, и Оксана удивленно уставилась на картину. Поняв, что на ней изображено, она перевела не менее удивленный взгляд на Жуковского.
      – Страж Вишен? – прошептала она. И он кивнул с едва заметной улыбкой.
      – Помнишь нашу игру? – спросил он.
      – Конечно…, – ответила она.
      Он шагнул к ней и легонько обнял за плечи. Она мягко отстранилась.
      – Не надо, Саш… Не сейчас.
      Он подавил вздох разочарования.
      – Я, кстати, еще и книгу пишу… Почти закончил. Пошли вниз.
      Они спустились и сели за стол – пить кофе.
      – Я копался в архивах, спрашивал у множества людей и выяснил, что твоя бабушка ничего не придумала. Такая легенда действительно существовала в некоторых южных российских областях много лет назад. Вот я и решил – а почему бы не написать об этом роман? Кстати, главная героиня очень похожа на тебя.
      – Неужели? – засмеялась Оксана. – Что же во мне такого особенного?
      – Ты не боишься трудностей. И не прячешься за чужую спину, как другие.
      – Так ведь и ты такой же.
      – Я – мужчина. От меня ждут, что я полезу в пекло. А для женщины естественней выжидательная позиция. Многие из вас почему-то считают, что раз человек родился мужчиной, то он по определению обязан всё знать и уметь. Но это романтический подход к жизни. На самом деле среди нас тоже немало слабых и беззащитных.
      – Ты про это пишешь в своей книге?
      – И про это тоже. У меня Страж Вишен – это воплощение всех тех качеств, которые женщина хочет видеть в мужчине. Но этот идеал недосягаем – Стража Вишен наяву увидеть нельзя. О нем можно только мечтать, – пояснил Жуковский.
      – И твоя героиня мечтает о нём?
      – Да.
      – А каков же финал?
      Жуковский вздохнул.
      – Финал я еще не придумал – вот в чем штука. Но я надеюсь, что ты мне поможешь.
      – Я?!
      – Именно ты. Ведь ты – прообраз моей главной героини…
 
       Областной центр, конец осени 2003-го года
      Труп владельца столичного банка «Заря» обнаружили случайно, в лесу. Двое мальчишек прогуливались в поисках уцелевших после сезона, поздних грибов, и вдруг один из них заприметил странное место. Трава там была вырвана, а земля – вскопана. Мальчишки почему-то решили, что там зарыт клад, и принялись разрывать участочек подручными средствами…
      Меньше всего находке обрадовалась милиция, потому что одно дело – заявление о пропаже человека и совсем другое – дело об убийстве, по всем приметам тянувшее на капитальный «висяк». Но для Казарьянца эта новость (а он ее узнал сразу же, как только изучил милицейские сводки) была как нельзя кстати. Разрабатывая связи Никулина, он уже натыкался на неподтвержденные сведения о том, что глава «Регион-банка» проворачивает свои денежные дела в столице именно через «Зарю». Полковник знал и то, что хозяин «Зари» Замятин вроде бы попытался вывернуться из-под Павла Игнатьевича и запродать свой хиреющий банк Оксане Огородниковой – одному из главных конкурентов Никулина по области.
      – Ну что же, Павел Игнатьтевич, – улыбнувшись, тихо сказал себе Казарьянц. – Вам мат…

* * *

      Никулин понимал, что привезти Лену к себе и запереть ее в целях безопасности в четырех стенах – не лучший вариант; отношения между его дочерью и Дианой оставляли желать много лучшего. Да и опасность, вроде бы, миновала – тот, кто заказывал чеченцам похищение Лены Никулиной, уже покоится в земле. Но Павел Игнатьевич предпочитал делать всё с двойной, если не с тройной страховкой. Поэтому он, невзирая ни на какие уговоры дочери, продолжал держать ее около себя и, мало того, разрешал гулять по городу только в сопровождении двух телохранителей. Он всё чаще замечал, что Лена чем-то очень встревожена, и что причина ее такого состояния – не в том, что приходится пропускать учебу в институте (тем более, что Павел Игнатьевич твердо пообещал ей в ближайшие дни оформить перевод в родной город). Беседовать с Леной о ее проблемах Никулин не привык. А просить об этом Диану просто не имело смысла – девочка бы ей всё равно ничего не рассказала. Оставалось ждать, когда Лена сама захочет рассказать, что ее так беспокоит…
      На очередном допросе Геннадий Яковлевич сам сообщил Козырю, что обнаружен труп банкира Замятина.
      – А я что говорил? Никулин его завалил – ну, не сам, конечно.
      – Вот об этом я и хотел с тобой потолковать. Если не сам – то он ведь кого-то нанял для этого дела, верно?
      – Необязательно. С этим могли и псы его справиться.
      – Кто? – не понял подполковник.
      – Ну, в смысле – охранники. Вы сказали, что его в лесу нашли. Значит, по-тихому его кончили, без свидетелей. Дело нехитрое. А вот с Аркадием явно крутые профи сработали. Охрану свою он бы не стал в такое дело впутывать.
      – И кого он мог, по-твоему, подписать? – словно бы невзначай задал вопрос подполковник, закуривая сигарету.
      – Э-э, начальник!.. Из Козыря суку сделать хочешь? Мы так не договаривались.
      – Да ведь Никулина-то ты мне уже вроде сдал. Сам же уверял, что он заказал Сыча?
      – Правильно, – с тонкой усмешкой ответил Козырь. – Никулин – не из блатных. Не из наших он. А те, кого он нанял – это уже другой расклад. С ними мы сами поквитаемся, по-своему.
      – Ну, гляди…, – лицо у Геннадия Яковлевича сделалось жестким, неприветливым. – Как бы тебе пожалеть не пришлось о твоем упрямстве…
 
       Ставрополь, 2003 год
      Очередной рабочий день Ильи Николаевича Зиненко подошел к концу. Сейчас он снимет халат, вымоет руки, закроет кабинет, выйдет, сядет в свой древний «москвич» и поедет домой, к жене и дочке. И так – много лет подряд. Илья Николаевич не раз спрашивал себя – а что, если бы тогда, много лет назад, он всё решил по-другому? Расстался бы с Юлей и женился на Оксане? Как сложилась бы их общая судьба? Оксана наверняка бы не стала деловой женщиной, не добилась бы тех высот, на которых она находится теперь. Рядом с ним может быть лишь женщина-хозяйка, женщина-мать. Такая, как Юлия.
      И всё же нельзя не признать, что он, Илья Николаевич, оказал тогда Оксане большую помощь, направив в Москву, к своей тете. Тот период Оксаниной жизни заложил основу для успеха Оксаны нынешней. Из наивной провинциалки получилась уверенная в себе столичная дама. Илья Николаевич все время следил за ее успехами, не пропускал ни одной статьи в газете о компании «ОКО». Пару раз этот его интерес даже заметила Юля. Но ему удалось наплести какую-то чушь о том, что у него с госпожой Огородниковой были когда-то общие знакомые.
      Более того – Илья явственно ощутил уколы ревности, когда пресса прозрачно намекнула на роман Огородниковой с неким Вячеславом Климовичем, экономическим советником губернатора соседней области (Зиненко знал, что у Оксаны есть деловые интересы в том регионе). Конечно, он старался гнать от себя эти глупые мысли. Но они почему-то никак не желали уходить. Он вспоминал и вспоминал ее худенькое, почти мальчишеское тело, лежащее перед ним на операционном столе… Ее глаза, когда она стояла у входа в клинику, дожидаясь его.