– Помню. Так это тоже он?..
Оксана кивнула утвердительно.
– Спросишь, откуда узнала? Начальник гормилиции шепнул. У нас с ним – давняя дружба. Ты, кстати, знаешь, почему я тогда, после разговора с Шитовым, поспешила вернуться в Москву? Мне стало казаться, что за мной следят.
Борис сложил руки на груди.
– А не заняться ли нам этим самым Никулиным вплотную? С какой это стати он будет посылать сюда своих уголовников?
– Не спеши, Боря. Во-первых, это пока всего лишь мои подозрения. А во-вторых… Я предпочла бы сначала сама переговорить с Павлом Игнатьевичем.
– Я, как начальник вашей службы безопасности, категорически возражаю.
– А я, как начальник начальника своей службы безопасности, решение уже приняла, – улыбнулась Оксана.
– Ну тогда, может быть, принять какие-то меры по охране ваших близких?
– Успеется. Для начала собери мне все, что можешь, по Никулину. Первыми нападать мы не будем, но и защищаться нам никто не сможет запретить.
* * *
Начальник оперативно-аналитического отдела областного ФСБ полковник Казарьянц был человеком тучным и уже в годах. На горизонте маячила пенсия. Особых лавров за время службы он не снискал. Скорее, наоборот – в его трудовой биографии можно было найти пару-тройку досадных провалов, которые могли бы стоить ему погон, если бы не высокое покровительство его тестя, ныне покойного второго секретаря обкома. В последние годы Леон Ованесович занимался разработкой программ борьбы с оргпреступностью в областных масштабах. Он очень мечтал о переводе в Москву, но в один прекрасный момент понял, что мечте этой сбыться не суждено. И он впал в депрессию. Начал даже прикладываться к бутылке – чаще, чем это позволяли неписаные нормы для офицеров спецслужб его ранга.
Вскоре он нашел себе маленькое утешение – в лице юной секретарши Зои. Та надеялась, что Казарьянц (который годился ей в отцы) рано или поздно бросит ради неё свою жену, казавшуюся Зое ужасно старой и некрасивой. Жену бросать полковник не собирался (да и побаивался оргвыводов со стороны руководства). Но близость с Зоей, как это часто бывает с мужчинами, на какое-то время подняла его самооценку, и он принялся размышлять, что можно предпринять, дабы отличиться еще и на трудовом фронте.
Леон Ованесович был, конечно, в курсе мафиозного расклада в масштабах родной области. Он знал, кто, кому и за что платит, кто кого держит за горло и с кем стоит идти «лоб в лоб», а с кем – нет. Фигура Аркадия Александровича Сычева (или же, попросту – Сыча) давно не давала покоя деятельному полковнику. Но как подобраться к хитроумному пожилому гангстеру, на которого «пашут» с полдюжины дорогих и способных адвокатов? Будучи человеком от природы неглупым, Казарьянц вскоре пришел к выводу, что законными методами Сычева никак не свалить. Оставалось одно – бить его его же оружием. Прямого приказа на ликвидацию Сычева никто Казарьянцу не давал. А проявлять в таком вопросе инициативу было бы чудовищной ошибкой. Поэтому по здравом размышлении Леон Ованесович решил, что тут лучше всего подходит девиз: «Жди удобного случая». Проще говоря, Сычева следовало стравить с кем-нибудь не менее значительным, чем он сам. По области такой фигурой являлся Павел Игнатьевич Никулин – бизнесмен, член Совета директоров нескольких предприятий, а в последнее время – и консультант губернатора по вопросам экономики. Однако собранные материалы говорили о том, что Сыч и Никулин состоят если и не в дружбе, то в приятельских отношениях. И вбить между ними клин было, по-видимому, непросто.
Не один час провел Казарьянц за своим рабочим столом, размышляя, прикидывая, сопоставляя… Зоя даже стала слегка обижаться на него, поскольку он почти перестал проявлять к ней интерес как к женщине. И вот однажды Леона Ованесовича посетила ИДЕЯ (тем более, что стимул к работе у него недавно появился, и немалый). В материалах, которые он скрупулезно изучал, всплыла фамилия Огородниковой. Успешная бизнес-леди, родом из небольшой деревушки на Ставрополье, отучилась в Москве и затем по распределению приехала сюда, в областной центр. Тут завела полезные связи, даже начала мелкий бизнес, приобрела жильё. А потом снова подалась в столицу. Но свой новый дом не забывала – наведывалась регулярно, намного чаще, чем к себе на Ставрополье. Развернула два-три интересных проекта при поддержке тогдашнего зама губернатора Вячеслава Климовича.
«Стоп, – сказал себе полковник. – Вот и вышел козырной туз». Согласно данным негласной агентуры Казарьянца, Огородникова состояла с Климовичем в интимной связи – правда, недолго. Всю их романтику разрушила загадочная смерть Вячеслава Сергеевича, последовавшая, исходя из официальной версии, на даче замгубернатора вследствие сердечного приступа. Пристальное внимание к этому факту контора, где служил Леон Ованесович, проявила после того, как на следующий день загадочно исчез лечащий врач Климовича. Супруга врача обратилась, как и положено, в милицию, но поиски успехом не увенчались. Справки, наведенные по этому делу, привели чекистов к выводу, что причина смерти влиятельного чиновника – вовсе не во внезапном отказе работы его жизненно важного органа. Всё было кем-то тщательно подстроено. Оставалось выяснить – кем и по какой причине. Прямых улик не было, и получить их представлялось затруднительным – дальние родственники Климовича, приехавшие откуда-то из Сибири, настояли на кремации, а все личные бумаги покойного, по их словам, в спешном порядке изъяли люди, представившиеся сотрудниками Службы безопасности Президента. Последнее обстоятельство вызывало сомнения у областных чекистов, но, в любом случае, ничего нельзя уже было поделать – поезд ушёл.
Оставалось одно – доискаться, кому выгодна была смерть Климовича. Казарьянц и его сотрудники включили все рычаги. Источник в аппарате губернатора «слил» важную информацию – за пару месяцев до своей кончины Климович довольно крупно повздорил с Никулиным. Они давно уже недолюбливали друг друга – просто потому, что оба боролись за право влиять на губернатора. Но в тот раз дело зашло слишком далеко. Климович вышел из губернаторского кабинета и нос к носу столкнулся с Павлом Игнатьевичем. Тот как раз шел на доклад к руководителю области по поводу экономического положения. Во время разговора Никулина с губернатором из кабинета, даже сквозь звукоизоляцию, доносился крик. Через час Никулин, предельно взвинченный (что бывало с ним крайне редко) вышел в приемную и затем понесся по коридору. Ворвавшись к Климовичу, он буквально полез в драку. Чиновников вовремя разняли. Никто из них не стал объяснять причин столь безобразного инцидента, но свидетели потом рассказывали, что в ответ на крики и ругань Никулина Климович отвечал только одно: «Не надо было брать на лапу у бандитов!»
Казарьянца словно осенило. Весь план возник у него в голове, будто полотно художника. Единственное, что его огорчало – почему он не додумался до всего раньше. От радости он вскочил и возбужденно заходил по кабинету из угла в угол. Затем выглянул в приемную.
– Зоинька! Солнышко, зайди, пожалуйста, ко мне!
Зоя с готовностью встала и нырнула вслед за Казарьянцем в обитую кожей дверь.
– Слушаю, Леон Ованесович.
Но он не стал терять время на разговоры. Схватив Зою, он принялся страстно целовать ее. Она опешила. Едва она успела закрыть дверь на ключ (сам Казарьянц вечно забывал это сделать) – полковник повалил ее на стол и прямо там, среди служебных бумаг, занялся с ней любовью…
Глава четвертая
Израиль, конец 2002-го года
Александр Жуковский
Известие об автокатастрофе, в которую попала Тамара, застало меня в кафе. Я приканчивал очередную бутылку пива. Мобильник зазвонил пронзительно – мне показалось, не так, как обычно. Врач городской больницы спросил, не я ли муж госпожи Гроссман. Я ответил: «Да». И он с профессиональным сочувствием сообщил мне, что два часа назад мою жену доставили в реанимацию после аварии и что четверть часа назад она, несмотря на все усилия медперсонала, скончалась. Я в тот момент почему-то подумал, что его больше всего волнует вопрос, буду ли я выдвигать претензии к его медучреждению в судебном порядке. Не знаю, почему мне подумалось так. Среди вещей Тамары была записная книжка с номером моего сотового. Со свойственной ей аккуратностью она сделала надпись «сообщить в чрезвычайном случае». Вот и наступил этот самый, чрезвычайный…
Две недели после этого я был сам не свой. Ко мне приходили, звонили… Я никого толком не узнавал в лицо, отвечал на всё механически, порой невпопад. Кто-то предложил мне переночевать у него. Кто-то (кто ж это был-то?) настаивал, чтобы я обратился в Кризисный центр, к психоаналитику, совал мне в руки бумажку, на которой был, кажется, телефон доверия…
На пятнадцатый день после гибели Тамары я опять сел за компьютер и написал целую главу своего «Стража Вишен». Затем поднялся в мансарду и, сорвав чехол с полотна, быстро смешал краски и принялся за работу… Насколько я знаю, никому еще в мире не приходило в голову писать одновременно и картину, и книгу с одинаковым названием.
«Больше мне здесь делать нечего», – внезапно подумалось мне. Смерть Тамары, конечно, потрясла меня. Водителя автобуса, который врезался в ее «тойоту», забрали в полицию. Возникший, будто из-под земли, маленький юркий адвокат всё допытывался, буду ли я предъявлять ему иск о возмещении морального ущерба. Такие, как он, всегда почему-то рядом с трагедией, с болью – в больницах, в полицейских участках (как в данном случае).
Слабым утешением (если, конечно, тут вообще уместно говорить об утешении) служила мне мысль, что Тамара ушла, так и не узнав, что я, находясь рядом с ней, всё время любил другую.
Москва, 2003й год
Оксана решила, что отменять покупку акций банка «Заря» она не будет – в конце концов, что это за бизнес-леди, которая пугается туманных угроз какого-то провинциального уголовника? Но собрать информацию о Сычеве и его приятеле Никулине стоило. С самим Павлом Игнатьевичем она встречалась лишь дважды – на светских раутах в областном центре. Они не сказали друг другу и дюжины слов. Но ей почему-то тогда показалось, что глаза этого красивого, высокого мужчины полыхнули звериной ненавистью, едва он посмотрел на нее. Она слышала от других, что у Никулина есть крепкая поддержка и в Москве, что он когда-то (недолго, правда) работал в Системе. Кто-то упомянул, что в столице учится и единственная дочь владельца «Регион-банка».
О Сычеве Оксана знала только то, что было известно и всему городу: богат, напорист, но на крайние меры идет редко – уважает старые «понятия». Интуиция подсказывала Оксане, что, хотя Сычев и уголовник, но лично для нее опаснее именно Никулин с его беспощадным и коварным умом, с его связями и деньгами. Но что предпринять, кроме пассивного сбора информации? Просто сидеть в надежде, что противник не будет больше «доставать» ее? Плюнуть и не ездить в его «вотчину» – областной центр, который погряз в коррупции и в котором вольготно себя чувствует бандит Сычев, а честные бизнесмены вынуждены идти к нему на поклон?!
Борис мог многое, но не всё. Он был очень предан, бесстрашен и трудолюбив. Но сейчас Оксане нужен был помощник иного рода. Невольно ей вспомнился Саша Жуковский, ее юношеская любовь. Вот он бы точно придумал, как ей поступить! Но Саша уже несколько лет жил в Израиле со своей женой. И адреса его Оксана не знала. Саша сам не захотел ей его оставить – зачем? Он слишком страдал оттого, что между ними всё было кончено, и не захотел, чтобы ее письма в будущем разбередили его душевную рану.
Андрей Огородников
Я отпер дверь своим ключом и посторонился, пропуская Лену вперед. Она вошла, несмело оглядываясь по сторонам. У нас она была впервые.
По звукам, доносящимся с кухни, я понял, что мама дома. Ничего, это даже кстати. Сколько можно прятаться?
– Андрюша, это ты? – услыхали мы с другого конца квартиры.
– Да, мам, я!
Мама появилась из кухни – по-домашнему одетая, в фартуке, с полотенцем. Такой я редко видел ее, особенно в последнее время – бизнес не оставлял ей «просветов» для обычных домашних хлопот.
– Мам, у нас гости. Познакомься, это Лена.
– Здрасьте, Оксана Кирилловна, – едва слышно пропищала Лена.
Мама улыбнулась; вне работы ее редко кто величал по имени-отчеству.
– Очень рада. Андрюша много о вас рассказывал.
«Как же!» – подумал я. Но мамина невинная ложь мне понравилась…
– Что ж вы стоите на пороге? Андрюш, проходите с Леночкой в гостиную. Я как раз сейчас салатик закончу. На стол накроем.
Потом мы пили вино, болтали о пустяках. Оказалось, мама взяла двухдневный отпуск, чтобы отдохнуть немного и развеяться. Я показывал Лене наши семейные альбомы с фотографиями. В какой-то момент мама вдруг спешно засобиралась и ушла, сказав, что ее приглашала в гости подруга, тетя Лиза. Лена как раз просматривала последний альбом. Проводив маму, я присел рядом с Леной на диван и слегка приобнял ее за плечи…
– Погоди, Андрей, – она нахмурилась. – Скажи мне, пожалуйста – кто вот этот человек?
– Который? – я взглянул на снимок. Он был старый, уже порядком пожелтевший. На нем изображен был совершенно незнакомый мне мужчина лет двадцати пяти, в костюме и с галстуком. Фотография была сделана на фоне какого-то лесопарка.
– Ты знаешь, Лен, понятия не имею, – честно ответил я, продолжая обнимать ее. – А с чего это ты вдруг спросила?
– Я? Да так, просто…
– Я обязательно уточню у мамы, кто это такой, и скажу тебе.
– Нет-нет, Андрей, не стоит, я… Зачем беспокоить твою маму?
– Глупая, – улыбнулся я. – Разве ж это беспокойство – спросить, что за мужик у нас в семейном альбоме! Лучше отложи куда-нибудь всю эту старину и поцелуй меня…
Оксана Огородникова
Девушка Андрея мне понравилась. Только уж очень смущалась. А впрочем, может, это она в первый раз так… Она мне напомнила меня в молодости – неопытная, но с характером. Интересно, кто ее родители? Спрашивать было неловко. Если это у них с Андреем серьезно – рано или поздно я все равно узнаю. Увы, надо честно признаться самой себе – у меня нет времени даже на то, чтобы всерьез интересоваться делами сына. Он, правда, от этого не слишком страдает. Скорее, наоборот.
Я встала со скамейки и направилась по аллее вглубь парка. Одна, безо всякой охраны. Я так сама захотела. Правда, мне пришлось выдержать получасовую словесную схватку с Борисом по этому поводу. Я почему-то была уверена на все сто, что в планы Сычева не входит убивать меня или даже пугать. Все-таки он – не враг себе, рассуждала я. Одно дело – туманные намеки и совсем другое – физическое насилие, да еще средь бела дня…
Неожиданно для себя я услышала торопливые шаги за спиной. Я обернулась…
Глава пятая
Казарьянц мило, как старой знакомой, улыбнулся Оксане.
– Добрый день, госпожа Огородникова. Не пугайтесь, я не сделаю вам ничего плохого. Я из ФСБ, вот мое удостоверение.
– Областное? Так вы не из Москвы?
Фактор внезапности не сработал – Оксана успела прочесть в «корочках» всё, что нужно и непохоже было, что она слишком уж напугана.
– Что понадобилось от меня столь серьезной организации? – спросила она.
– Спасибо, что не сказали – «конторе». А то нас сейчас все так кличут, кому не лень. Давайте немного прогуляемся. Сегодня отличный день.
Они пошли рядом по длинной аллее. Казарьянц достал из кармана пачку сигарет.
– Я могу закурить?
– Пожалуйста. Спрашивать, как вы меня нашли, глупо, да?
– Что-то давно вас не видать в наших краях, Оксана Кирилловна, – игнорируя ее вопрос, начал Казарьянц. – Что, столичные заботы не отпускают? Раньше-то частенько наведывались. И с успехом…
– А вы разве следите за мной? – невинным тоном спросила она.
– Да нет, конечно. У нас других дел по горло, поверьте. А разговор у меня к вам вот какой. Вам ведь знакома фамилия – Никулин?
«Опять начинается!» – с досадой подумала Оксана.
– Ну, предположим, что знакома.
– Отлично. А с человеком по прозвищу Сыч вы когда-нибудь встречались?
– Знаете, товарищ полковник, я стараюсь не встречаться с людьми, носящими прозвища.
– Что ж, одобряю. Тем не менее, уверен, что об Аркадии Александровиче Сычеве вы слышали. На сегодняшний день он – самый влиятельный уголовный «авторитет» в нашем городе. А возможно, что и во всей области.
– Вы занимаетесь уголовниками? А как же милиция?
– Мы тесно сотрудничаем. Но вернемся к Сычеву. По нашим сведениям, именно он в тысяча девятьсот девяносто девятом году устроил так, что вы не смогли развернуть у нас в городе свой очередной бизнес-проект.
– Я получила официальный отказ, подписанный замом губернатора Шитовым, – сказала Оксана, незаметно для себя втягиваясь в разговор о своих проблемах, которого поначалу предполагала избежать.
– Шитов – марионетка Сычева. Об этом всем давно известно.
– Вот как? И ваша контора совместно с милицией позволяют бандиту влиять на зама главы области?
– Вот видите, – невесело улыбнулся Казарьянц. – И вы не удержались, назвали нашу организацию «конторой». На самом деле, не всё так просто, уважаемая Оксана Кирилловна. Для того, чтобы привлечь Сычева и ему подобных к суду, нужна очень серьезная доказательная база. Необходимо потратить кучу времени, собирая всяческие показания, документы, убеждая судей и прокуроров в необходимости обысков, задержаний и тому подобное. Однако когда милиция начинает такую работу – то субъекты вроде Сычева непременно чинят препятствия. И, поверьте, у них есть рычаги для этого. Нужные свидетели исчезают, бумаги уничтожаются, а сычевы тем временем разгуливают на свободе. Чтобы этого не случилось, мы вынуждены до поры-до времени вести скрытую разработку.
– Знаю-знаю – съемки скрытой камерой, наружное наблюдение…
– И это тоже. Но не только. Главное – помощь людей, которые, будучи порядочными, законопослушными гражданами, тоже заинтересованы в искоренении преступности.
«Годы проходят, а песни у вас всё те же, товарищи чекисты», – невольно подумалось Оксане.
– А почему вы вначале спросили меня про Никулина? – поинтересовалась она. – Он что, тоже уголовник?
– Надеюсь, что нет. Хотя… Вы ведь дружили с покойным Вячеславом Сергеевичем Климовичем?
– Как понимать ваш вопрос? – Оксана остановилась, недобро оглядывая собеседника с головы до ног. И он тут же понял, что попал в точку.
– Иногда бывает так, что какого-то человека нельзя считать правонарушителем. Он честно ведет дела, платит налоги и вообще все у него в ажуре… Пока он не решает, что ему нужно устранить кого-то со своего пути. Тогда он и становится преступником… Точнее, убийцей.
– Никулин – убийца? Кого же он убил?
– Лично – никого. Но в наше время достаточно иметь деньги, чтобы устранить неугодного человека.
– То, что вы говорите – очень серьезно. У вас есть, как вы выразились, доказательная база?
– Увы… Но кое-что все же есть. Давайте присядем.
Они направились к свободной скамейке.
– Послушайте…, – шепнула вдруг Оксана. – Вон тот человек, в белых брюках… Он, по-моему, всю дорогу идет за нами.
Казарьянц осмотрелся и улыбнулся.
– Не волнуйтесь, это мой сотрудник. Так спокойнее.
– Понятно. Вы все еще не подошли к сути вопроса, полковник. Что требуется конкретно от меня?
– Вспомнить – не упоминал ли покойный Вячеслав Сергеевич о своем конфликте с Никулиным? Если да, то в связи с чем и когда примерно это было?
«Рассказать или не надо?» – мелькнуло у Оксаны.
– Да, был один случай… Незадолго до своей смерти Слава… То есть, Вячеслав Сергеевич рассказал мне, что чуть было не подрался с Никулиным – тот решил, что Климович опорочил его в глазах губернатора. Но не думаю, чтобы тот эпизод послужил поводом для убийства.
– Я тоже так не думаю. Повод был гораздо серьезнее, поверьте. Климович здорово мешал Никулину. Ведь Климович действительно был заинтересован в том, чтобы область процветала. А у Павла Игнатьевича на первом месте всегда – свои собственные интересы. За это, правда, нельзя посадить в тюрьму…
– И это всё? Для того, чтоб задать мне один только вопрос, вы приехали в Москву?
– Конечно, нет. У меня тут свои дела. А вас я хочу попросить об одном одолжении…, – Казарьянц замялся.
– Всё, что смогу.
– Вам надо лично встретиться с Никулиным.
Оксана ожидала, чего угодно, но только не такой просьбы. Тем более, что и сама подумывала о том, чтобы с глазу на глаз поговорить, наконец, с Павлом Игнатьевичем. Но то, что об этом же просил человек из ФСБ, всерьез ее настораживало.
– А вы, конечно, нацепите на меня маленький микрофон и будете слышать всю нашу беседу, – засмеялась Оксана (хотя в душе ей было совсем не весело).
– Вы, я вижу, насмотрелись шпионских фильмов про Джеймса Бонда.
– Нет, просто люблю Сидни Шелдона, – в тон ему ответила она.
– В жизни все гораздо прозаичнее. Запись разговора, конечно, сделать можно. Но смысл не в этом. Нам надо знать реакцию Никулина на ваше упоминание некоторых фактов. А еще лучше – предложите ему союз. Против Сычева.
– Но это же чушь какая-то! – не выдержала Оксана. – С какого перепуга он вдруг станет обсуждать со мной такую тему?
– Станет, поверьте моему опыту. Он все время держит руку на пульсе. Старается поймать ветер в свои паруса. Если он отклонит ваше предложение – значит, он крепко связан с Сычевым. А это уже основание и его взять в нашу разработку, – полковник в последний раз затянулся и щелчком выбросил окурок через плечо.
Оксана недоверчиво покачала головой.
– Он ведь, по-моему, тоже из ваших, этот Никулин?
– Вы имеете в виду его работу в Комитете Госбезопасности здесь, в Москве? Ну, это скорее случайный эпизод в его биографии. В нем быстро разобрались и уволили, – сказал Казарьянц. И, помолчав, добавил: – За служебное несоответствие. Так вы согласны выполнить мою небольшую просьбу?
– Вы пока еще не сказали самого главного.
– Чего же?
– Зачем мне во всё это влезать? Я понимаю – гражданский долг, и всё такое, но… Простите меня, в наше время такого мотива недостаточно.
– Я понимаю, Оксана Кирилловна. Денег, к сожалению, я вам предложить не могу – вы богаче всего нашего областного Управления. А вот помочь с вашим проектом попробую. Вы ведь понимаете – как только Сычев и Никулин окажутся тем или иным образом за бортом – Шитову конец. Да, скорее всего, и нашему губернатору тоже. Последние выборы он выиграл только благодаря поддержке людей из окружения Павла Игнатьевича. Говорю это вам потому, что уверен – вы сохраните в тайне наш сегодняшний разговор. Да и последующие – тоже.
– А что, будут и последующие?
– Все зависит от вас. Вы – умная и очаровательная женщина, у которой много врагов. Неужели вам не нужен такой союзник, как я?
– Позвольте мне немного подумать. Я плохо умею принимать быстрые решения.
– Конечно, Оксана Кирилловна. У вас будет время. Я сам вас разыщу. Скажем, недели через две вас устроит?
– Поглядим. У меня, в принципе, очень напряженный график.
– Ничего страшного. Мне понадобится всего четверть часа вашего драгоценного времени. Я сам вас найду, – он поднялся, чтобы уходить. – И, кроме того, к угрозам таких типов, как Сычев, нужно относиться очень серьезно.
Он быстро, несмотря на свою полноту, зашагал по направлению к выходу из парка. Мужчина в белых брюках увязался следом.
Москва, 1982 – 1987й годы
В жизни Оксаны этот период был самым сложным – в плане материально-бытовом. Ей приходилось буквально разрываться между институтом, вечерними подработками и маленьким Андрюшкой. При этом она прекрасно осознавала, что, если бы Илья не дал ей этого шанса и не направил ее с рекомендательным письмом к своей одинокой тётке, проживающей в столице – судьба могла поступить с ней гораздо круче: бесславное возвращение на Ставрополье, да еще в «положении»… Родительский гнев уж точно не знал бы границ. Мама еще туда-сюда, а вот отчим… Он бы наверняка сжил ее со свету своими бесконечными упреками!
Невероятно сложно было снова поступить в вуз (теперь уже не на физику-математику, а на финансы – по подсказке всё того же Ильи), но во сто крат сложнее было наладить быт, найти приработок (стирка-уборка-готовка у состоятельных москвичей) и ужиться с весьма своеобразной тетушкой Ильи Зиненко, старой аристократкой Антониной Аристарховной. При всем при этом в голове у Оксаны постоянно происходил тяжкий мыслительный процесс. Ей не давал покоя вопрос – «Что дальше?». Ведь временная прописка – она и есть временная. А Антонина Аристарховна, несмотря на все ее долготерпение, нет-нет да и намекала, что, мол, пора и определяться: не вечно же молодой девушке, да еще с ребенком, сидеть возле престарелой бабки. Конечно, Оксана делала, что могла – помогала старухе по дому, бегала за нее в магазин и по другим, прочим поручениям. Но такая ее активность весьма настораживала двоюродного брата Ильи – Вадима, сына Антонины Аристарховны. Хотя Оксана была прописана в общежитии (реально жить там с малышом не было никакой возможности – бесконечные пьянки, тараканы и пронизывающий холод зимой могли довести до белого каления кого угодно) – Вадим упрямо полагал, что «приезжая девка» только и мечтает о том, чтобы оттяпать жилплощадь, на которую он, разумеется, рассчитывал. Причем до появления Оксаны в доме его матери сам он наведывался туда не чаще, чем раз в два года – а всё остальное время скитался по стране в поисках лучшей доли. Теперь же он решил вдруг осесть в Белокаменной и регулярно стал наносить визиты в скромную «хрущевку» на окраине (при этом проживая постоянно в хорошей трехкомнатной квартире почти в центре, доставшейся ему в наследство от бабки по линии отца). Один раз он, пользуясь отсутствием Антонины Аристарховны, пытался даже приставать к Оксане, но получил такой убедительный отпор, что более своих попыток не возобновлял.
Короче, срок учебы близился к концу, а перспективы на будущее проглядывали весьма туманно. Единственной отрадой был Андрейка, который рос смышленым и послушным ребенком. И тут опять все изменила случайная встреча. На очередной вечеринке по поводу окончания экзаменационной сессии (Оксана вырвалась туда всего на час-полтора, уговорив Антонину Аристарховну посидеть во внеплановое время с Андрюшкой) появился высокий, импозантный Слава Климович. Однокурсник ее старшего брата Игоря, трагически погибшего в Афганистане в 1981-м году. Они учились на журфаке МГУ, пару раз приезжали вместе на Ставрополье на каникулы (Славка был детдомовский, и ехать ему, в принципе, было некуда, а Игорь души в нем не чаял, хвостом за ним ходил, вот и приглашал на свою «малую родину»). Конечно, Славик узнал ее, но с трудом – в последний раз, когда они виделись, ей было лет двенадцать.
«Знаешь, я все время вспоминаю Игоря, – сказал он ей. – И зачем он тогда поехал „за речку“? Я ж предлагал ему хорошие варианты. Вот в первый раз в жизни меня не послушался – и на тебе! Да что теперь говорить… Давай помянем».
Как выяснилось, Слава устроился в жизни довольно неплохо. После учебы возглавил корпункт солидной столичной газеты в области неподалеку от Москвы, обзавелся там связями и даже ухитрился влиться в тоненький пока еще ручеек зарождающегося движения кооператоров.
«Как институт закончишь – к нам просись, – сказал он на прощание. – Телефончик мой тебе оставлю. Специальность у тебя нужная. Сейчас как раз наступает время грамотных экономистов и финансистов. Поверь, я вскоре так приподымусь, что и тебя наверх вытащу. Только трудись».
И приподнялся, не обманул. В коридорах власти Вячеслав Климович был отныне «своим человеком». С детдомовским мальчишкой не гнушались сидеть за одним столом областные партийные бонзы, директора предприятий, артисты-писатели. Ибо он обладал тем, без чего не может состояться ни одна карьера – характером.
Кстати, в плане личной жизни Славик тоже не испытывал проблем; большинство женщин тянутся к сильным, состоявшимся, успешным мужчинам. А в данном случае имело место редкое сочетание этого самого успеха и природной мужской красоты. Потому и не женился Вячеслав Сергеевич – незачем было: областные красавицы и так слетались к нему как мотыльки на огонь. Оксана, честно говоря, не собиралась спать с Климовичем. Да, она понимала, что он хорош; да, она видела, что нравится ему. И, в конце концов, элементарное чувство благодарности за помощь могло подвигнуть ее на такой шаг. Но – до поры она просто не рассматривала эту возможность всерьез. Ну не видела она себя рядом с Климовичем, и всё тут! Хотя уже и замкнутый Андрейка давно признавал «дядю Славу» за своего. А Славик не торопил, и не намекал даже. Приглашал на обед, знакомил со своими влиятельными друзьями, дарил подарки… Как доброй знакомой.
Пять лет шла Оксана тернистым путем к успеху. Климович, конечно, мог многое, но не всё. Приходилось пробиваться самой. Квартиру ей выделили как молодому специалисту. Отрабатывая положенные часы на предприятии, куда ее направили, спешила на фирму к Климовичу – он взял ее в качестве консультанта. Занимались всем подряд – компътерами, ширпотребом, языковыми курсами…
Примерно в середине 92-го Климович отбыл ненадолго в деловую поездку в Штаты. И оставил Оксану «на хозяйстве». К тому времени диплом был у нее уже «в кармане», и не приходилось делить время между фирмой, где платили реальные деньги, и предприятием, где подолгу не платили вообще ничего. И тут явились ОНИ. С Оксаны мигом слетела вся ее респектабельность. Куда-то подевался и романтизм, дававший ей силы для движения вперед в сфере бизнеса. Она полагала, что, если человек зарабатывает хорошие деньги, то не мешать ему надо, а помогать. А эти типы, заявившиеся рано поутру в офис фирмы Климовича, на филантропов явно не походили. Они изъяснялись на языке, который Оксане был абсолютно непонятен, и при этом, беспрестанно оскорбляя ее и других сотрудников, требовали, чтобы через два дня им выплатили, непонятно за что, огромные деньги, а иначе « всю вашу вшивую контору разнесем в мелкие дребезги так, что мало не покажется». В панике Оксана позвонила в Штаты Климовичу. Тот коротко ответил: «Все ясно» и пообещал прибыть ближайшим рейсом. Она до глубокой ночи оставалась в офисе, ожидая, считая часы и минуты, названивая сначала в Аэропорт Шереметьево в Москву, а затем – на один из столичных вокзалов, откуда шел поезд до областного центра (в панике она забыла, что у Климовича была машина, которую он оставил на аэропортовской стоянке в день вылета, собираясь вернуться домой на ней).
