«…А еще сказывают, будто приходит Он под утро, пока не рассвело. И бродит среди вишен… Вкруг Него – туман, белый, как молоко, а Он всё-всё видит».
      «Бабушка, а он страшный?»
      «Всякое болтали… Один говорит: повстречать Его – к удаче. А другой: нет, к смерти близкой. Один скажет: добрым людям Его бояться нечего. А другой возразит: нет, лучше с Ним никогда не гулять по одной тропинке – схватит, утащит неведомо куда, и поминай, как звали. Главное – взглядом с Ним не встречаться. Выглянул ночью в сад, завидел облачко белое – это значит, он близко: сиди и из дому ни ногой! А Он ти-ихо так походит– походит, да и уйдет. А уж если вышел за порог – то лучше отвернись, не смотри в Его сторону. Он у тебя за спиной пройдет, дыханьем холодным обдаст, но не тронет. Вот такой Он, внучка – Страж Вишен…»

       Россия, областной центр. Конец лета 1999 года
      – Вы хоть знаете, что он за человек?
      – Да какая мне разница? Он – мужчина. А значит, имеет свои слабости. Разве я не права?
      – Правы, конечно, Оксана Кирилловна. Но я бы хотел ещё раз предостеречь вас. Шитов – человек опасный.
      – Так и я – не подарок.
      До встречи с замом главы областной администрации оставалось около полутора часов. Оксана немного нервничала, хотя и старалась этого не показывать. Но, к сожалению (или к счастью?) ее референт Носков знал её как облупленную, и скрыть от него что-либо ей, по большому счету, не удавалось.
      Решалась судьба проекта. Главного проекта в ее жизни. И сейчас все зависело от этого незнакомца, от Виталия Витальевича Шитова – чиновника, недавно назначенного на высокий пост вместо покойного Климовича – друга и соратника Оксаны, сокурсника ее брата по факультету журналистики МГУ…

* * *

      Громадный джип с тонированными стеклами несся по проспекту, сверкая мигалками. Вслед «навороченной» машине завистливо оборачивались прохожие. Но человеку, который находился на заднем сиденье, это было глубоко безразлично. Он давно уже, ещё с застойных времен, привык к своему солидному положению. И волновали его сейчас совершенно иные проблемы, нежели демонстрация согражданам внешних признаков своего благополучия. Павел Игнатьевич Никулин был серьезно обеспокоен возможным усилением позиций компании «ОКО» – главного своего конкурента в бизнесе.
      «Если Оксаночке удастся очаровать этого Шитова, – думал Павел Игнатьевич, – то дело примет серьезный оборот».
      И Никулин вновь, будто шахматист, перебирал и просчитывал всяческие варианты, неизбежно приходя к одному и тому же выводу – нужно спасать положение. А времени для этого остается всё меньше и меньше…
      Немногие знали этого человека в лицо. И уж почти совсем никто не решался смотреть ему в глаза. В среде «коллег» он носил прозвище – Сыч. Это было производное от фамилии Сычёв. В последние годы его основным занятием было разрешение конфликтов между подпольными коммерсантами, а также теми легальными предпринимателями, кто, по каким-либо причинам, не мог или не желал обращаться за помощью к властным структурам.
      Надо сказать, что звонок от Никулина немало удивил Сыча. Сам факт того, что Павел Игнатьевич попросил его о встрече, говорил о многом. Сыч знал, что такие люди, как Никулин, абсолютно не склонны к бесцельным поступкам. Более того, Никулин и ему подобные старательно избегали всяческих контактов с субъектами типа Сыча. Пробив в своё время себе дорогу в большой бизнес не без помощи криминала, Павел Игнатьевич со товарищи ныне всем свом образом жизни истово доказывали, что не имеют с мафией ничего общего. А если учесть, что на носу были выборы в Государственную Думу, и Никулин собирался выдвигать свою кандидатуру, то появление в обществе Сыча могло нанести репутации Павла Игнатьевича непоправимый удар.
      Встречу назначили в элитном частном клубе, за кольцевой дорогой. Место находилось в экологически чистой лесопарковой зоне. Сыч приехал первым, где-то минут за сорок до назначенного часа и, выйдя из лимузина, огляделся вокруг и сказал:
      – Э-эх! Хорошо-то как!
      Ему никто не ответил: четвёрке телохранителей было не до природных красот. В ожидании Павла Игнатьевича Сыч приказал охране распорядиться насчет обеда, а сам прямиком направился в сауну, где его уже ждали две длинноногие чаровницы – Венера и Илона. Приняв в их обществе душ, пожилой «авторитет» расположился на мягком диванчике и выудил из ведерка со льдом бутылку шампанского.
      – Ну, рыбоньки мои! – улыбнулся он своим юным спутницам. В этот момент раздался осторожный, почтительный стук в дверь.
      – Кто там ещё? – недовольно проворчал Сыч.
      – Аркадий Александрович! – несмело позвал через узенькую щелку один из «бойцов». – Никулин приехал!
      – Ну и отлично, – сказал Сыч. – Зови его сюда!
      Через минуту в проеме двери возник глава «Регион-банка». Одна из девиц, завернутая в махровое полотенчико, не без интереса уставилась на него – несмотря на солидные годы, Никулин был мужчина видный, или, как принято было в последние годы говорить – с «харизмой».
      – Ну, здравствуй, Пал Игнатьич! – Сыч протянул вошедшему руку через стол. Никулин не двинулся с места.
      – Что такое? – добродушно удивился «авторитет». – Али ты не рад меня видеть?
      – Рад, Аркаша. Ужас как рад, – без тени приветливости проговорил Никулин. – Прогони своих шлюшек. Разговор у нас серьезный.
      – Извините, рыбоньки, – развел руками Сыч. – Идите вон пока в бассейн, мальчиков моих развлеките. Они помоложе меня будут. Значит, и вам поприятнее, чем со стариком…
      Никулин проводил девиц брезгливым взглядом и осторожно опустился на край стула, где только что восседала одна из них.
      – С чем пожаловал, Пал Игнатьич? Ты уж извиняй, что я не при параде, без галстука…
      – У тебя тут подслушек, надеюсь, нет? – хмуро глядя в глаза Сычу, спросил банкир.
      – Ты эти свои гэбистские штучки брось. Я здесь с серьёзными людьми встречаюсь. Так что всё чисто, можешь базарить.
      – Проблема у меня, Сыч. Чувствую – дерьмом от неё тянет. Один не справлюсь. Вот и пришел к тебе за советом.
      Аркадий Александрович поправил простыню на своей безразмерной талии. Затем взял со стола бутылку и отхлебнул шампанское прямо из горлышка. Крякнул:
      – Хорош-шо! Ты, кстати, Пал Игнатьич, выпить не желаешь? Или там девочку?..
      Лицо Никулина вновь исказила гримаса брезгливости.
      – Уволь меня от твоих потаскух… Я тебе о деле говорю, Сыч. Ты понял?..
      – Ладно, ладно, не гони волну. Что там у тебя стряслось?
      – Ты Оксану Огородникову знаешь?
      – Ксюшу-то? Любовницу покойного Славки Климовича? Ну слыхал. Умная баба. И красивая. Но я с ней чисто так – «здрасьте-до свиданья». А какие у вас могут быть «тёрки»? Что-то я не врублюсь…
      – А ты врубайся, Аркаша, – Никулин весь подался вперед. И продолжил, понизив голос: – Сегодня она встречается с Шитовым. Ей нужна лицензия на прямую торговлю с господами из-за «бугра». И к ней уже потянулись все эти… молодые предприниматели. Кулак она создает, понимаешь? Против меня. А значит, и против тебя!..
      Сыч поскрёб пятерней затылок. Вторично отпил из горлышка.
      – Да не, не может быть. У нас своя свадьба, а у нее – своя. Хотя…погоди, Пал Игнатьич. Она ж ведь и партию свою, кажется, задумала?..
      – Уже создала.
      – Сейчас-то эта партия – так, пшик, потрендели и разошлись. А завтра? Когда у ней «бабки» реальные появятся… Она ведь и на губернаторское кресло замахнуться может. Не сама, конечно – бабу у нас народ никогда не выберет. А своего человечка запросто просунет – на волне борьбы с местной мафией. Нынешний-то губернатор слаб, и через полтора года на выборах уж точно прос…ет.
      – Наконец-то стал думать головой, Аркаша, – удовлетворенно улыбнулся Никулин. – Так что делать будем?
      Сыч пригладил ладонью редкие волосы.
      – Разобраться надо в ситуации. Раньше времени дергаться – тоже не резон. Вдруг это все – наши догадки?
      – Размечтался! Я, Аркаша, с догадками бы к тебе не пришел, ты меня не первый год знаешь. Человечек у меня есть в команде Оксаны Кирилловны. Вот он-то и просветил…
      – Ах, вот оно что!.. – Сыч изменился в лице. – Человечек-то надежный?
      – Будь спокоен, Аркаша. Я ему, как себе верю.
 
       Ставрополь, июнь 1982 года
      – Куда ты теперь, Огородникова?
      Она всхлипнула.
      – Не знаю. Домой вроде стыдно. Надо же – какую-то дурацкую политэкономию завалить…
      – Ладно, не переживай. Что-нибудь придумаем. У меня дружок есть, он «шишка» в горкоме комсомола. Так вот он просил подыскать ему надежную помощницу. А кто может быть надежней тебя, Огородникова?
      – Так там, наверное, высшее образование нужно?.. – сквозь слезы, но уже с некоторой надеждой в голосе уточнила она.
      – Точно не знаю, но, по-моему, нет. Гарик ничего такого не говорил.
      – Спасибо тебе, Куницын. Большое спасибо.

* * *

      Оксана закрыла лицо руками. Водитель (он же – охранник) Борис сразу же спросил обеспокоено:
      – Оксана Кирилловна, вам плохо?
      – Нет-нет, Боря. Всё отлично. Скоро приедем?
      – Да минут через пять. Эх, если б не пробки эти…
      Воспоминания, казалось бы, оставившие ее насовсем, нахлынули вновь. Она опять была наивной, девятнадцатилетней дурёхой, которая поверила своему сокурснику, подонку Куницыну и его дружку Гарику Селину, а потом насилу вырвалась из их «комсомольского» борделя. Вырвалась с потерями – на щеке алел кровоподтек, платье было разорвано в районе левого плеча. Так она и бежала по темным улочкам этого города – девчушка из деревни – пока не наткнулась на какой-то парк и не присела на скамейку. Хорошо еще, ночь выдалась теплая. Но глаз она не сомкнула. А утром почувствовала боль, да такую, что едва сумела встать. Идти ей было некуда – деньги и документы остались в общаге, где уже наверняка побывали Гарик и его озабоченно-комсомольская команда. Никаким вторым секретарём горкома комсомола Гарик, конечно, не был. Но какую-то мелкую должность занимал – а этого было вполне достаточно, чтобы устроить неприятности деревенской дуре, которая и так должна была уже неделю как освободить комнату в общежитии.
      …Боль всё нарастала. У Оксаны помутилось в глазах. Какой-то прохожий дедок склонился над ней, что-то спросил…
      Вообще-то Оксана с детства до ужаса боялась всяких там операций, даже мелких, вроде удаления зуба или лечения ссадин. Но жизнь распорядилась так, что приступ аппендицита застал будущую хозяйку промышленного холдинга «ОКО» вдали от дома, на парковой скамейке, одну, без денег и без паспорта…
      Ее прооперировал молодой врач, которого звали Илья Николаевич Зиненко. Он только что вернулся из Москвы, с курсов повышения квалификации. Он был старше Оксаны на десять лет. Ей он казался чуть ли не Богом в белом халате. Наивное, но искреннее чувство захватило ее целиком. Каждый день она ждала, когда будет обход, и Илья Николаевич, наконец, заглянет в ее палату. По собственной инициативе, едва Оксана пришла в себя после наркоза, он расспросил ее о том, кто она и откуда и послал в общежитие человека за ее вещами. Узнав, что она в этом городе одна, он покупал ей фрукты и соки и велел сестрам быть к ней повнимательней. Он опекал ее – по-дружески, как старший товарищ. А она приняла это за нечто большее. Потому-то день выписки стал для нее поистине днем траура. Но она решила не сдаваться. Каждый вечер приходила к воротам больницы и ждала, ждала его… Из последних сил цеплялась за общагу, понимая, что если уедет домой сейчас, то потеряет его навсегда.
      Однажды он вышел после смены – уставший, осунувшийся, с синими кругами под глазами. Она подошла несмело…
      – Илья Николаевич…
      Он взглянул на нее, с трудом узнавая.
      – А… Огородникова. Ну, как самочувствие?
      – Отличное, Илья Николаевич – благодаря вам. А пойдемте, я вас до дому провожу?..
       Оксана Огородникова
      Что ж, он, по крайней мере, был со мной честен. Сразу, еще ДО ТОГО, сказал, что у него есть законная жена и дочка, которые сейчас на отдыхе, на Валдае. И я свой выбор сделала сама… Впрочем, как и всегда. В конце концов, мне не на что и не на кого жаловаться. Андрюшка – хороший сын. Весь в отца. Андрей Ильич Огородников…
      Так как же мне быть с этим Никулиным? За что он на меня ополчился? Конкуренция? Ну, допустим. Но ведь Россия – большая, и места хватит всем. При желании можно вполне мирно сосуществовать и даже сотрудничать. Не хочет этого Павел Игнатьевич. Тут наверняка нечто большее, чем просто стремление насолить конкуренту. Знать бы, что именно?..

       Израиль, весна 1998 года
      Уже год, как Алекс Жуковский жил в этой странной и, если быть честным, чужой для себя стране. Да, ему казалось, что он полюбил. Да, ему казалось, что счастье – вот оно. Протяни руку, и всё, чего ты добивался долгие годы, станет твоим. Но так только в детских сказках бывает, и то не всегда. Художник, дизайнер, писатель, лингвист, спец по восточной культуре, путешественник… В России ни один из его талантов не пригодился. Он понял это и был на пороге отчаяния, когда повстречал вдруг женщину, которая сказала: «Едем! Там ты продвинешься!» И он согласился. Не только потому, что мечтал о материальных благах (хотя нехватка средств за последние, постперестроечные годы, порядком надоела). Он думал убежать от того чувства, что не давало ему покоя. От бессонных ночей и ненужных раздумий. От ужасного, напоминающего черную бездну, одиночества. От самого себя…
      Теперь уже можно было честно признать, что побег не удался. Да и разве не знал он этого с самого начала? Знал, конечно – только вот признаться мужества не хватило. И никакая философия, никакие медитации не помогли. Он проиграл партию самому себе.
      Занимаясь любовью с Тамарой, представлял себе ЕЁ. Ту, что осталась в далекой России. Рисуя обнаженную натуру, с трудом удерживался, чтобы не придать персонажу картины сходство с НЕЙ. И ничего нельзя было с этим поделать. Как видно, Александр Жуковский не заслужил у звёзд снисхождения. И они упорно наказывали его – самоистязанием.
      «Надо решать, – сотню раз твердил он самому себе. – Нельзя так больше. Я же медленно убиваю Тамару… и себя».
      Однако всё оставалось по-прежнему…
 
       Россия, областной центр, 1999й год
      Виталий Витальевич Шитов был человеком деловым и весьма выдержанным. Он с интересом выслушал Оксану, внимательно просмотрел бизнес-план.
      – Что ж, госпожа Овчинникова, внешне всё выглядит вполне пристойно. Я бы сказал, на «четыре с плюсом».
      – Огородникова, – поправила она его. – Моя фамилия – Огородникова.
      – Ах да, извините. Это у меня болезнь такая – вечно путаю имена, фамилии… Наверное, ранний склероз. Так вот, по поводу проекта… Я не хочу быть плохим пророком, но предвижу, что у вашего начинания будет немало противников. Главным образом, среди местной бизнес-элиты. Понимаете, вы там у себя, в Москве – а они здесь, можно сказать, в провинции. То есть, у себя дома.
      – Я прожила здесь почти пять лет после окончания института, – заметила Оксана. – Этот город мне не чужой. И, кстати, в моей родной области администрация всячески поддерживает бизнес-проекты компании «ОКО». То, что я предлагаю сейчас вам, я могла бы предложить им. Но, к сожалению, у них нет достаточных ресурсов – финансовых, производственных – для реализации такого рода идеи. Именно поэтому я здесь. Россия-то ведь одна, Виталий Витальевич. Какая разница, где всё это будет работать?
      – Есть разница, уважаемая Оксана Кирилловна, – нехотя ответил Шитов. – Вот скажите – если бы вы были на моем месте, то как бы поступили? Только не спешите, пожалуйста, с ответом. Подумайте сперва. Прописаны-то вы здесь, но живете, в основном, в Москве, так? Ну, и иногда ездите к себе. На малую родину, как сейчас модно говорить. А у нас проводите от силы месяц или два в году. Те же, о ком я говорил в начале – коренные, что называется, плоть от плоти… Я ведь лицо временное. Завтра меня здесь не будет. Вот как с моим предшественником: был человек – и нет человека. Не приведи Господь, конечно. Всякое случается.
      – Вы что, уважаемый Виталий Витальевич, намекаете, что Климовича… убрали?
      – Ни на что я не намекаю! – отрезал Шитов. – И вообще, не забывайте, что вы разговариваете с официальным лицом. Проект ваш рассмотрим – в установленные законодательством сроки. И ответ дадим – официальный, на бланке. А сейчас извините – мне надо ехать на совещание к губернатору. Звоните моему секретарю.
 
       Павел Игнатьевич Никулин
      Столичная штучка… Думала – раз, и в дамки. Ан нет!.. Мы еще повоюем малость. У себя в Москве ты, конечно, королева. А тут – шалишь! Свои тузы имеются. Дураками нас всех считаешь. Пусть!.. Это при Климовиче твои штучки проходили на «ура». Теперь наше время настало. Славка-то бабник был, Царство ему небесное. Вот и купился на твои прелести, осёл. С Шитовым другой расклад будет. Ему его задница дороже, чем все красотки мира, вместе взятые. И не купишь ты его, родимая, ничем – ни деньгами, ни… Деньги-то он, может, еще и взял бы. Да знает, шкура, чем обернется. Соображает, что Сыч его на медленном огне поджарит, дерьмо жрать заставит. Так что не притронется он к твоим «бабкам» вонючим, и не надейся! А я дождусь! Дождусь, пока ты на поклон придешь к Пал Игнатьичу Никулину. У меня и в Москве ниточки найдутся. Не таких обламывал…"
 
       Москва. Четыре года спустя
       Андрей Огородников
      Я проснулся рано – около семи. Но мама, конечно же, встала еще раньше. Странно – вроде бы выходной день…
      – Андрюш, ты завтракать будешь?
      Хороший вопрос. Буду, конечно. Что ж мне, голодным в гости к Ленке идти?
      – Что нового в институте? – спросила мама, намазывая на хлеб шоколадное масло.
      – Да так… Скукотища одна. Стипендию вот задерживают…
      – Намек поняла. Возьмешь там, в буфете, сто долларов.
      – Сто баксов? – я скроил недовольную мину. – А я-то думал, что ты у меня – крутая. Вон какими мильонами ворочаешь…
      – Ну, насчет мильонов – это ты преувеличил. Ими Билл Гейтс ворочает, и еще Березовский. А у меня вот кризис третий месяц. Дебет с кредитом не сходится. И вообще, пора уже тебе самому на карманные расходы зарабатывать. Не маленький, скоро девятнадцать стукнет…
      – Ох, ма! Не въезжаешь ты в проблемы нового поколения.
      – И не хочу въезжать. У меня забот и так хватает.
      – Ладно, я побежал. Мне еще к Стасу заскочить надо. Пока!
      Вообще-то мама у меня – мировая! Таких еще поискать. Я не в смысле денег. Мне порой даже стыдно бывает, что я мало ей помогаю по дому. Нелегко ей со мной пришлось в своё время. Отца-то я никогда не видел, по рассказам знаю только. Да и материально поддержать он не всегда мог. Вот и крутилась мама одна.
      Друзья, конечно, помогали – куда же без них! Но, в основном, советами. И на том спасибо.
      А вот и дом Стасика. Как раз есть часок, чтобы поболтать. А потом уж – к Ленке, благо, она тут рядышком обитает. Повезло мне все-таки с ней. Сколько девчонок знал – а такой, как она, среди них не было. И без выпендрона совсем – хотя папаша у нее тоже какой-то там босс. Странно, что не в Москве живет – я думал, что все крутые нынче в Москве. Я иногда думаю – а если б не зашел я тогда в то кафе? Значит, и Ленку бы не встретил?..

* * *

      Лена открыла дверь на два условных звонка.
      – Проходи, Андрей, – улыбнулась она. – Я как раз сырники испекла.
      – Я, в принципе, завтракал…, – смутился он.
      – Да ладно, чего ты… Ну, проходи! Обувь можешь не снимать.
      Он слегка наклонился и неловко поцеловал ее. Она шутливо отстранилась.
      – Ну что ты, прям с порога…
      – Соскучился я, Ленка. Как-никак, два дня не виделись.
      Она направилась в сторону кухни. Он двинулся следом. От сырников, лежащих на тарелке, шел приятный аромат.
      – Чаю будешь? – спросила Лена.
      – Нальете – выпью, – сказал Андрей, подражая интонациям известного киногероя.
      Поставив перед ним чашку, Лена присела рядом. Уплетая сырник, Андрей не сводил с нее глаз.
      – Слушай, я даже накраситься с утра не успела.
      – Да брось ты! – он накрыл своей ладонью ее руку, лежащую на столе. – Разве красота нуждается в том, чтобы ее улучшали?
      Она немного смутилась, убирая руку.
      – Я вчера новые диски купила. Хочешь взглянуть?
      Они прошли в соседнюю комнату. Лена отрыла ящик стола, принялась перебирать компакты. Она слегка вздрогнула, когда руки Андрея легли ей на плечи. Но не отстранилась. А затем его губы – очень нежно – коснулись ее шеи, как раз в том месте, где темнело крохотное родимое пятнышко…
      – Ты грустная. Почему?
      – Не знаю, Андрюш… Лучше не спрашивай. Не спрашивай меня ни о чем, ладно?
      – Ну-у, я так не могу. Ведь для меня все это очень серьезно. Понимаешь?
      – Понимаю…
      – Да ты что, не веришь мне? Я прямо сейчас пойду к маме и все-все расскажу о нас. Она добрая. Ты ведь знаешь, кто у меня мама?
      – Знаю. Ее по телевизору показывали.
      – Верно. Она все поймет, ты не бойся.
      – Я и не боюсь. Сейчас мне трудно что-то тебе объяснить…
      – А ты не объясняй. Просто смотри мне в глаза, вот так. И я все пойму сам…

* * *

      Аркадия Александровича Сычева мучила усталость. Он хотел покоя. А его-то как раз и не было. В особенности «доставал» Сыча его давний приятель, а ныне деловой партнер Павел Игнатьевич Никулин. Его вечное недовольство, а также свирепая подозрительность бывшего комитетчика отравляли жизнь пожилого «авторитета». Вот и сегодня Никулин позвонил на мобильник ни свет, ни заря, и потребовал очередной встречи.
      «Эх, зря я помог ему тогда с Шитовым!» – подумал Сыч.
      Никулин прибыл, как всегда, без опозданий – минута в минуту. Эта нерусская пунктуальность почему-то тоже раздражала Сыча.
      – Что на этот раз?
      – Ты, Аркаша, привыкни, что по пустякам я тебя не дёргаю. Выпить нальешь?
      – Ну, наконец-то, сподобился! А я уж, грешным делом, думал – брезгуешь ты со мной водку лакать.
      Сыч отошел к бару и достал бутылку «Абсолюта».
      – Какая печаль на сердце, Пал Игнатьич? Поведай старому другу.
      Никулин в задумчивости взял полную рюмку со стола и одним махом осушил.
      – Да всё та же печаль, Сыч. Стерва эта столичная покоя мне не дает.
      – Ксюша Огородникова, что ли? Так ведь мы четыре года назад проект ее тормознули. И на выборы местные она не пошла. Струхнула, наверное.
      – Да непохоже. Она теперь и в столице на мозоль мне наступила.
      – Вот как? Любопытно. Что на этот раз?
      Никулин прикрыл глаза и легонько помассировал указательными пальцами виски.
      – Что, Пал Игнатьич, нездоровится? А ты водочку почаще пей. В ней вся сила для русского человека, – хохотнул Сыч. – Налить ещё?
      – Нет, спасибо, – отказался банкир. – Аркаша, дело в том, что я использую одну мелкую столичную структуру, чтобы… Впрочем, это не суть важно. Мне стало известно, что ее люди начали переговоры по покупке этого самого банка.
      – Ну и что? – пожал плечами Сыч. – Мало ли кто какие переговоры ведет… Я вон тоже сейчас собираюсь прикупить пару-тройку точек в пределах МКАД. И мне приходится решать вопрос с их нынешней «крышей». Это, Пал Игнатьич, нынче в порядке вещей.
      – Это у тебя там «крыши», разборки и еще черт знает что. А у меня – бизнес! Дело, так сказать. Улавливаешь разницу?
      – Нет, – совершенно искренне ответил Сыч.
      – А разница есть. Проявиться я не могу, понимаешь? Ну нельзя мне поднять трубку и просто сказать: «Здрасьте, Оксана Кирилловна! А не могли бы вы повременить с покупкой акций банка „Заря“? Или же вообще – присмотреть себе другой банк? А я буду вам очень благодарен!»
      Сыч долго молчал, теребя в руках пустую водочную рюмку. В который раз ему от общения с этим человеком становилось не по себе. А ведь смутить старого уголовника было совсем непросто…
      – А у тебя, Паша, что-то личное к этой бабе, – изрек он наконец.
      – Да хоть бы и так! – вскипел Никулин. – Ты мне в душу не лезь, Сыч – не люблю я этого. Говори прямо – поможешь или нет?
      – Чего ты конкретно от меня хочешь?
      – Делай что хочешь, но чтобы она отстала от банка «Заря».
      – Хорошо, Паш, я попробую. Но ничего не гарантирую.
      – Зато я тебе гарантирую! – зло процедил Никулин. – Большие неприятности, если эта девка влезет в мои дела.

      – Оксана Кирилловна, к вам посетитель.
      Вид у Жанночки был немного растерянный, и Оксана решила спросить, что случилось.
      – Да странный он какой-то…, – она понизила голос. – По виду – из братвы.
      – Борис его проверил?
      – Да, все чисто. Он не вооружен.
      – Ну, пусть войдёт, – пожала плечами Оксана. Ей давно уже не приходилось иметь дело с откровенными уголовниками.
      Порог ее кабинета переступил мужик под два метра ростом, широкоплечий, наголо обритый и одетый в дорогой, но безвкусный костюм. На шее, как и положено, сверкал золотой «тросс», а на пальцах – перстни.
      – Здравствуй, хозяйка. Присесть разрешишь?
      – А мы с вами на брудершафт, по-моему, не пили, – осадила его Оксана. – Представьтесь, как положено, и изложите, с чем пришли. В противном случае…, – она демонстративно потянулась к кнопке вызова охраны.
      – Э, погоди!.. Я это… Не хотел никого обидеть. Короче, Ромой меня зовут. Роман, значит. Я в Москве проездом, меня один уважаемый человек попросил, типа, поговорить…
      – Ну, садитесь, Роман. Так какой уважаемый человек вас ко мне прислал?
      Роман сел, и обитый бархатом стул жалобно скрипнул под ним.
      – Сычёв Аркадий Александрович. Знаете такого?
      Оксана наморщила лоб, старательно делая вид, что пытается вспомнить.
      – Сычев, Сычев… Кажется, припоминаю. Но он ведь не в Москве живет?
      – Не в Москве. Я ж говорю, он меня к вам и прислал. Ну, типа, по ходу дела зайти и потолковать.
      – О чём? С господином Сычевым мои интересы, насколько я помню, никогда не пересекались.
      – Я не при делах, – Роман характерным жестом развел руки в стороны. – Меня попросили – я выполняю.
      – Хорошо. Что имеет мне сказать господин Сычев?
      – Аркадий Александрович – человек у нас в городе очень уважаемый. Понимаете, да? У него к вам большая просьба…, – Рома сделал паузу.
      – Говорите, я вся внимание.
      – Он просит вас прервать переговоры по покупке банка «Заря».
      На этот раз изумление Оксаны было вполне искренним.
      – С какой стати? Чем мои дела с «Зарей» могли помешать господину Сычеву? Тем более, что руководство этого банка само проявило инициативу и обратилось ко мне… Впрочем, зачем я вам излагаю эти подробности? Бизнес не терпит лишних ушей, так ведь, Рома?
      На физиономии мордоворота отразились эмоции, суть которых лежала вне зоны Оксаниного понимания.
      – Я ж говорю, что я не при делах, – скучно протянул он. – Аркадий Александрович просил передать, что он никогда не забывает людей, которые проявляют понимание и, чисто, идут ему навстречу. Но и тех, кто не прислушивается к его просьбам, он тоже, чисто, не забывает.
      Для Ромы эта тирада была верхом ораторского искусства. Он достал носовой платок и вытер им свой до неприличия низкий лоб.
      – Я не поняла – это что, угроза?
      – Нет, – лениво прогундосил сычевский посланец. – Мы, типа, никому не угрожаем. Мы предупреждаем.
      В кабинете повисла пауза, во время которой Оксане пришла в голову мысль, не вызвать ли ей все-таки на подмогу Бориса. Затянувшееся молчание прервал Роман.
      – Так что, чисто, передать Аркадию Александровичу?
      – Засвидетельствуйте ему моё почтение и скажите, что Огородникова все деловые вопросы решает только сама, и никакому давлению не поддается.
      Рома поднялся со стула.
      – Решили в отказ уйти, значит? Ну, лады, дело ваше…
      Он направился к выходу. И, уже взявшись за ручку двери, повернул голову и негромко сказал:
      – Аркадий Александрович просил напомнить, что у вас есть мать и сын.
      Неприятный визитер исчез; но Оксана буквально кожей ощущала его тяжелую ауру.
      «Аркадий Александрович просил… Интересно, почему всякая мразь так любит, чтобы ее называли по имени-отчеству?»
      В кабинет осторожно просунулась голова верного Бориса.
      – Оксана Кирилловна, вы в порядке?
      – Все о'кей, Боря. Просто глупая попытка наезда, – устало сказала она.
      – Что-о?.. – от возмущения Борис вытаращил свои и без того большие глаза. – Да откуда этот дуб нарисовался? И почему вы меня сразу не вызвали? Я б с ним на его языке потолковал…
      Оксана невесело улыбнулась.
      – Зайди, дверь прикрой. Сейчас расскажу.
      Выслушав ее, Боря секунд тридцать размышлял, беспрестанно поглаживая левой рукой гладко выбритый подбородок.
      – Про Сычева я, конечно, слышал. Не Аль-Капоне, конечно, но мужик достаточно серьезный. Не беспредельщик. Имеет связи здесь, в Москве. Основные, так сказать, хобби – рэкет, наркота, торговля «паленой» водкой. Ну, и другие мелочи. Подготовить по нему более подробную справку?
      – Успеется, Боря. Ты мне лучше вот что скажи. Какая информация в последнее время всплывала по Никулину?
      – Никулин? Это тот, что велел Шитову «зарубить» ваш проект четыре года назад? Да пока вроде тихо всё. А чего это вы вдруг про него вспомнили?
      – Боюсь, что ветер дует именно оттуда. Надо бы поинтересоваться, не имеет ли Никулин деловых интересов, связанных с банком «Заря».
      – Сделаем, не вопрос, – пообещал Боря. – Вы действительно думаете, что Сычев, прислав к вам этого недоумка, выполнял просьбу Никулина?
      – Я не исключаю этого. Почти все мои неприятности последних лет так или иначе связаны с именем этого человека. Суди сам. Проект он мой вместе с Шитовым «зарубил». Газету нашу, которая в области выходила, прикрыли. Формально – за налоговые нарушения, но я точно знаю, что это работа Павла Игнатьевича. Год назад во время презентации нашего салона мод туда ворвались какие-то молодчики и сломали пару рекламных щитов.