Она прекрасно плавает и настолько уверенно чувствует себя в водной стихии, что, когда ее травят охотники или преследует враг, напрямик бежит к берегу и бросается с разбегу даже в самую глубокую реку. Так поступают многие олени, однако их цель — только сбить собак со следа. Переплыв реку, они тут же спешат укрыться в каком-нибудь перелеске. Но водяная антилопа подолгу не покидает реки: она плывет по течению или же, выйдя из воды на другой берег и ненадолго углубившись в какую-нибудь рощу, снова пускается вплавь. По-видимому, она считает воду самым надежным своим пристанищем. Если врагам удается ее настигнуть, она уплывает на середину реки и там отбивается как может.
Эта антилопа любит селиться на болотистых речных отмелях, густо заросших высокими стеблями осоки и камыша. В половодье, когда берега местами затоплены, антилопу не сыщешь — она выбирает жилье на самом болоте, куда не ступает нога охотника; длинные и широкие копыта позволяют ей бесстрашно ходить по таким трясинам, где любую другую антилопу неминуемо затянула бы топь.
Нашим охотникам еще не приходилось сталкиваться с водяной антилопой. Она не встречается ни в одной из областей, которые они успели пройти. Может статься, что у нее есть и другие родичи на берегах рек, бегущих по неисследованным землям в сердце Африки. Там простираются многие неизведанные страны со множеством невиданных зверей, о которых наши географы и натуралисты еще ничего не знают.
Так что, мои юные читатели, если у вас когда-нибудь возникнет желание посоперничать в славе с Брюсом, Парком, Денгамом, Клаппертоном или Ландером, вам нечего опасаться, что все уже сделано до вас. Для отважных искателей приключений, открывателей новых девственных земель и для рьяных натуралистов неисследованных территорий Африки хватит еще лет на сто — вплоть до двадцать первого века. За это я вам ручаюсь.
Глава 40. КРОВОЖАДНЫЙ ГАД
Охотники не сводили глаз со стройной антилопы, приближавшейся к реке. Она шла легкой и величавой поступью по берегу, не задерживаясь сошла под уклон и так же без колебаний и страха ступила в воду. Мальчики надеялись, что она перейдет через реку. Их ружья, в том числе и ружье Виллема, были недостаточно дальнобойными, чтобы застрелить антилопу на том берегу. Вот если б она перешла брод… На всякий случай Гендрик и Толстый Виллем пробрались сквозь чащу камышей поближе к переходу.
Надежды их не сбылись: антилопа не собиралась отправиться на их берег, она хотела только напиться; войдя в реку, она погрузила морду в прохладную влагу.
Юноши из своей засады следили за ней унылым взглядом.
Между тем неподалеку от того места, где пила антилопа, чуть колыхалась на волнах, высунувшись одним концом на поверхность, какая-то темная коряга. Очевидно, она пропиталась водой, отяжелела и оттого не всплывала полностью. Юноши не обратили на нее ни малейшего внимания: какой-то трухлявый древесный ствол, судя по цвету — черной акации. Он, наверно, был унесен течением в пору разлива и застрял на мели в этом затоне. Ничего любопытного. Антилопа тоже не уделила ему внимания. Как бывает наказана такая беспечность! Лучше было бы для антилопы как следует приглядеться к этой черной коряге, прежде чем ступить в реку! Бревно оказалось живым!
К удивлению охотников и к еще большему, вероятно, удивлению самой антилопы, темная коряга оказалась наделенной способностью двигаться с быстротой пущенной стрелы, и она метнулась прямо к пьющей антилопе. Это была не коряга, а мерзкая гадина -большущий крокодил!
Юноши надеялись, что антилопа отпрянет назад и успеет спастись. Это ей удалось бы, не нацелься крокодил так метко. Он сразу схватил морду антилопы в свою громадную алчную пасть и пытался теперь увлечь свою жертву под воду.
Завязалась борьба, короткая, но страшная. Антилопа подпрыгивала, приседала, упиралась ногами, силясь вырваться от пресмыкающегося. Временами она падала на колени, но находила в себе силу снова подняться на ноги; была минута, когда она чуть не вытащила крокодила на берег. Она безостановочно со всей силой отчаяния била крокодила передними острыми копытами, но пресмыкающееся было слишком хорошо защищено своей крепкой чешуйчатой броней. Если бы крокодил схватил антилопу за какое-нибудь другое место, у той еще оставалась бы надежда на спасение, но крокодил пригнул ее мордой к самой воде, и из-за неловкого положения антилопа не могла пустить в ход рога — свое могучее оружие.
Крокодил этот был не из самых крупных, поэтому развязка и затягивалась. Очень большой крокодил, от шестнадцати до двадцати футов в длину, утаскивает за собой в воду даже буйвола, а буйвол в четыре раза сильнее антилопы. Этот же крокодил имел в длину не более десяти футов. Крупная антилопа могла бы успешно помериться с ним силами, если бы не ее неудобное положение. И гад, как видно, понимал, в чем его козырь, — он крепко держал в своей страшной пасти, как в тисках, морду животного, не разжимая ни на секунду своей сильной челюсти.
Крокодил уже не лежал целиком в воде, и юноши временами отчетливо видели его грудь и когтистые лапы, вытянутые наподобие человеческих рук. Время от времени крокодилу удавалось, зашлепав для упора могучим хвостом по воде, погрузить голову антилопы в воду и продержать ее там несколько минут. Кругом по реке шли волны. От предсмертных усилий четвероногого, от ударов крокодильего хвоста над местом сражения фонтаном взлетали брызги, пена и пузыри… Победителем в страшной схватке вышел в конце концов речной тиран. Ему удалось оттащить антилопу с отмели, и, как только ноги ее перестали доставать дно, антилопа — самый сильный пловец среди четвероногих — все же оказалась не в силах бороться с пресмыкающимся; голова ее и рога скрылись в струях потока, только нет-нет, да взмахивал кончик крокодильего хвоста от усилий чудовища удержать свою жертву под водой; затем и он исчез из глаз. Оба, повидимому, опустились на дно.
Юноши еще некоторое время стояли на месте, глядя на поверхность реки.
Вот поплыли пенистые пузыри, некоторые из них красноватые от крови, но их быстро унесло течением, и река продолжала тихо и мирно катить свои воды, как если бы и не разыгралось никакого сражения в ее темном лоне.
Охотники вернулись на стоянку, и здесь у них завязалась беседа о крокодилах, в которой самое живое участие принял Конго.
Кафру доводилось охотиться за пресмыкающимися на полноводной реке Лимпопо, протекавшей к северу от их лагеря. Он утверждал, что там великое множество крокодилов, что он своими глазами видел гигантов тридцати футов в длину, а толщиной с носорога. Зрелища, подобные тому, что разыгралось перед ними, там не редкость: гигантские крокодилы набрасываются даже на буйволов, приканчивая их, как этот крокодил прикончил антилопу; они также залегают у водопоя, хватают за морду пьющее животное и топят его.
Я сказал, что пресмыкающееся и его жертва скрылись под водой и больше не показывались. Это, однако, не совсем так. Охотники скоро увидели их снова; мало сказать — «увидели»: крокодил был сражен насмерть выстрелом Виллема, а мясом антилопы сытно поужинали Черныш и Конго.
Дело обстояло так. Ганс пустился в пространное научное объяснение. Он рассказал своим спутникам о том, какие новые виды пресмыкающихся были недавно открыты, и подчеркнул, что за последние полвека естественные науки сильно шагнули вперед. Рассказал и о том, что современные натуралисты делят крокодилов на ряд родов и что этих родов, включая американских кайманов и аллигаторов и азиатских гавиалов, насчитывается не менее полудюжины, между тем как совсем еще недавно их знали не более трех; видов же известно около двадцати. В Америке, сказал он, водятся как настоящие крокодилы, так и аллигаторы, и видов крокодила там больше, чем в Африке и Азии вместе взятых. Зато в Европе совсем нет этих пресмыкающихся.
Пока охотники слушали Ганса, кафр, присев на четвереньки, не сводил глаз с реки. Внезапно он выпрямился и указал рукой на отмель, поросшую невысокими камышами. Все взгляды устремились в том направлении, и охотники заметили движение в камышах. Их стебли покачивались, ложились целыми пучками, ломаясь с легким треском, как бы под чьей-то тяжелой пятой. Отчего бы это? Вряд ли там пробирался какой-нибудь зверь — он даже в укромном уголке скользит легкой, крадущейся походкой.
Юные охотники решили выяснить, что там происходит. В полном молчании они двинулись к стене тростников, прячась в высокой траве и за кустами, чтобы не всполошить существо, находившееся там.
Приблизившись, они увидели в просветы редкой заросли пробиравшееся камышами крупное животное и в этом крупном темном животном узнали знакомого крокодила.
Но, может быть, это был другой крокодил, не тот, что утопил антилопу? Над этим вопросом им не пришлось ломать себе голову: приглядевшись, они различили и тушу антилопы, которую пресмыкающееся старалось вытащить из воды. Крокодил то подталкивал тушу рылом, то волок, вцепившись в нее зубами, то перекатывал ее по направлению к берегу могучими лапами.
Наши охотники в молчании наблюдали это мерзкое зрелище. Но у Толстого Виллема был в руках громобой, и, выждав момент, когда пресмыкающееся остановилось передохнуть, он нацелился ему в глазную впадину и угостил крокодила большой пулей.
Чудовище нырнуло в реку и ушло на дно, оставляя на волнах кровавый след. Но вот оно снова вынырнуло на поверхность, извиваясь в предсмертных судорогах; то верхняя половина его туловища показывалась над водой, то длинный хвост. Так некоторое время бился он в агонии, но мало-помалу затих и камнем пошел ко дну.
Черныш и Конго устремились в камыши и, забрав тушу антилопы, несколько изуродованную зубами убийцы, с торжествующим видом принесли ее в лагерь.
Глава 41. ЦЕСАРКА
Черныш и Конго поужинали жарким из водяной антилопы, блюдом отнюдь не лакомым, но юношам досталось кое-что получше: жареная дичь, да еще самая изысканная, ничуть не уступающая куропатке или тетереву, — цесарка.
Цесарка — птица, известная с незапамятных времен и нередко упоминаемая в произведениях древних авторов. Описывать ее незачем. Всем знакомо красивое жемчужное оперение этой птицы, за которое ее и стали называть жемчужной курицей. Цесарка — уроженка Африки, хотя теперь она приручена и во всех странах мира стала самой обычной обитательницей птичников. В Соединенных Штатах Америки, главным образом на юге, где климат особенно ей подходит, цесарка — или гвинейский цыпленок, как ее там называют, — очень ценится, и ее разводят не только на убой, но и на племя; мясо ее цыплят куда нежнее и тоньше на вкус, чем у обыкновенного цыпленка.
На большей части Вест-Индских островов цесарка, тоже завезенная туда из Африки, одичала, и в лесах Ямайки на нее охотятся, как на всякую другую дичь. На этих островах она размножается так быстро, что превратилась в настоящий бич плантаторов, и там за ней чаще всего охотятся не для того, чтобы подать ее на стол, а просто для истребления.
Цесарка водится во всех уголках Африки, своей родины, и притом в нескольких разновидностях, хотя чаще всего встречается обычная цесарка, которая и в диком виде мало чем отлична от своих ручных сородичей; у последних только меняется окраска — перышки их становятся куда беднее синими крапинками, а то и совсем их теряют. Впрочем, так случилось со всеми прирученными птицами — с индюками, утками, гусями и другими обитателями наших ферм; даже и предоставленная сама себе природа нередко шутит подобным образом, и мы не знаем ни одного зверя или птицы, у которых не появлялись бы иногда альбиносы.
Нам известно, что, кроме обычной гвинейской курицы, в южных областях Африканского континента распространена другая разновидность — хохлатая цесарка. Она меньше обычной цесарки, отличаясь от нее и в других отношениях. Оперение ее более густого синего цвета, хотя, так же как у ее сородича, украшено крапинками: на каждом перышке от четырех до шести крапинок. Светло-коричневый ствол пера и белоснежные каемки перьев красиво оттеняют общую окраску птицы.
Самое большое различие между этими двумя разновидностями — в строении темени и щек. Как известно, над клювом обыкновенной цесарки поднимается своеобразный мозолистый нарост, напоминающий шлем, а под клювом висят две мясистые серьги; подобных особенностей нет у хохлатой цесарки; вместо твердого гребня темя этой птицы украшено хохолком из легких развевающихся синевато-черных перьев, очень идущих этой нарядной птице.
Цесарки — птицы общественные, нередко летающие крупными стаями. Чаще всего они держатся на земле, но, если их вспугнуть, вспархивают на дерево и усаживаются на ветвях. Кормятся они семенами, ягодами и слизняками.
Как раз когда юноши обсуждали, чем бы им поужинать, стайка этих великолепных хохлатых созданий с громким щебетом слетелась на открытый луг, где находился их лагерь. Конечно, юные охотники сразу схватились за ружья.
Подстрелить диких цесарок — дело нелегкое. Летуны они неважные и, даже преследуемые, не поднимаются в воздух, разве что гончая или другое быстроногое животное уже настигает их. Но пешему охотнику их не нагнать — по ровному месту они бегают очень быстро. Вдобавок они очень пугливы. Все это делает охоту на них довольно трудной. Однако существует один способ охоты, который всегда себя оправдывает: их травят собакой, как зайцев, кроликов и вообще всех небольших зверьков; быстроногая гончая, конечно, с легкостью настигает дичь, и той приходится встать на крыло. Но долго летать ей не по вкусу, и вскоре она снова опускается вниз или вспархивает на дерево; хорошо натасканная гончая бросается к дереву и лает до тех пор, пока не подойдет охотник. Птица, сидя на дереве, ничуть не боится собаки — она знает, что сколько собака не гавкай, а на дерево ей не влезть, — но лай отвлекает ее внимание от приближающегося охотника, и тот может спокойно подойти и не спеша прицелиться.
Этот способ был известен нашим охотникам. Они взяли с собой хорошо натасканную гончую и начали травлю, предвкушая вкусную дичь на ужин.
Они охотились не напрасно. Птицу вскоре удалось вспугнуть и загнать на дерево. Лай гончей привел охотников к самому берегу реки, где на макушке жирафьей акации засела дичь. Их выстрелы не пропали зря, и охотники принесли в лагерь семь цесарок, обеспечив себе знатный ужин, да еще и завтрак на следующий день.
Этот уголок, казалось, был облюбован крылатым племенем. Находясь здесь, охотники наблюдали множество занимательных разновидностей птиц. Окрестности были богаты диковинными растениями, семена которых шли птицам в корм, а у реки вились тучи мошек и насекомых — добыча для бесчисленных сорокопутов и прочих птиц этого семейства.
Ганс указал своим спутникам на своеобразную птичку, порхавшую над лугом и временами выводившую трель, похожую на слово «эдолио». Отсюда и пошло название птицы, точно так же как кукушка приобрела свое имя от кукования.
Южноафриканская птица эдолио — тоже кукушка; кое-чем она отличается от нашей кукушки, но во многом ей родственна: ей, в частности, присуща та же тунеядная повадка подкидывать свои яйца в чужие гнезда.
Однако в истории эдолио больше занимательного, чем у его европейских родичей.
Южноафриканские буры, люди простые, считают, что есть такая птица новогодка, которой они приписывают всякие необыкновенные качества. Они утверждают, что новогодка появляется только в самом начале года и, когда она голодная, принимается пищать: на писк ее слетаются птички со всей окрестности, неся ей корм в клюве.
Это поверье было известно юношам, Конго и Чернышу, и никто из них не сомневался в его правдивости; только Ганс знал, как сложилась легенда, и рассказал товарищам.
Птица, известная фермерам как новогодка, не что иное, как птенец эдолио, хотя фермеры ни за что не поверили бы этому, — птенец, даже вполне оперившийся, мало похож по величине и окраске на своих родителей, и поэтому его обычно принимают за другую разновидность. Его загадочное появление всегда в первые дни года — не совсем выдумка: дело в том, что к этому времени птенец, оперившись, начинает вылетать из гнезда; верно, что он пищит, когда голоден, но далеко не все мелкие птички, находящиеся поблизости, слетаются на его крик, а только его приемные мать и отец. Фермеры часто наблюдали, как они кормили птенца, и отсюда сложилась легенда. Ну что ж, все это было очень интересно.
Ганс добавил, что в Индии среди местных жителей сложилось подобное же поверье относительно большеклювой кукушки и по тем же причинам.
— Эдолио, подобно кукушке, — сказал Ганс в заключение, — кладет свои яйца в гнезда мелких птиц различных видов. По наблюдениям многих зоологов, она не садится для этого на чужое гнездо, а приносит уже снесенное яйцо в клюве.
Глава 42. КРАСНЫЕ АНТИЛОПЫ
Чем дальше продвигались наши путники вверх по течению реки, тем более менялся облик равнины. Теперь от нее оставались лишь две полосы луга, тянувшиеся вдоль берега и окаймленные с обеих сторон горными цепями, одетыми лесом. Отроги гор кое-где подступали почти к самому берегу, разделяя низменность на ряд долин, лежавших террасами, одна чуть выше другой, между берегом реки и каменистой подошвой гор.
Почти в каждой долине водилась какая-нибудь дичь, но, к сожалению, уже знакомая. Отряд стрелял ее только для пополнения запасов. Стоянки для охоты не устроили ни разу. По словам Конго, за горой, где река брала исток, простиралась область слонов, буйволов и жирафов, и охотники горели желанием поскорее добраться до этой «обетованной земли». Попадавшиеся им на пути стада скакунов, гну, голубых антилоп и даже канн интересовали их не больше, чем стадо домашнего скота.
Впрочем, на одной из верхних долин они решили остановиться и поохотиться. Их внимание неожиданно привлек к себе табун антилоп необычного вида и окраски.
В том, что перед ними антилопы, сомневаться не приходилось: об этом говорил весь их облик — стройное и изящное телосложение, характерные рога.
Хотя охотники ни разу не встречали подобных антилоп, однако, завидев их, Гендрик и Виллем в один голос воскликнули:
— Красные антилопы!
— Почему вы так думаете? — осведомился Ганс.
— Всякий сразу по цвету скажет, — ответили юноши.
Шкура антилоп действительно была красно-бурой на голове, шее и спине, на бедрах несколько бледнее, а брюхо было совершенно белым; под крупом и у корня хвоста виднелись еще и черные метины, но преобладающий цвет животных был красновато-бурый. Вполне понятно, почему Виллем и Гендрик сразу сказали, что это красные антилопы.
— Цвет еще ничего не значит, — заметил Ганс. — Это могла бы быть и бурая и каменная антилопа, но, судя по рогам, вы угадали правильно: это и в самом деле красные антилопы, или палы, как их называют бечуаны.
При этих словах все, разумеется, воззрились на рога. В длину они достигали двадцати дюймов, а очертаниями напоминали рога антилоп-скакунов, хотя были и не такой правильной лирообразной формы. Почти соприкасаясь кончиками, рога посередине расходились на целых двенадцать дюймов; этот легко запоминающийся признак и позволил Гансу сразу определить, к какому виду принадлежали встреченные ими антилопы.
Как ни странно, но во всем табуне только одно животное имело вполне развитые рога. Это означало, что здесь был только один взрослый самец, ибо самки красных антилоп безроги. Впрочем, «табун» не то слово — красные антилопы не стадные животные. Перед охотниками находилась одна семья в одиннадцать голов, состоявшая из самца, его подруг и нескольких молодых самцов и самок.
Юным охотникам приходилось слышать, что красная антилопа — животное пугливое и быстроногое. Подкрасться к ним или нагнать их на скаку одинаково трудно. Следовательно, прежде всего надо было решить, как на них напасть, иначе из охоты могло ничего не выйти, а они уже с вожделением поглядывали на крепкие узловатые рога самца. Фургоны остановились, но буйволов распрягать не стали; если охота окажется удачной, тогда уж придется и заночевать, чтобы очистить шкуры, обеспечить сохранность голов и рогов. Начались приготовления к охоте.
Охотники находились на гребне высокого хребта — одного из горных отрогов, отделяющих долину, только что ими пересеченную, от той, где паслись антилопы. Отсюда открывался вид до самых дальних концов долины. От их взора оставалась скрытой лишь небольшая полоса земли под скалистым выступом, на котором они стояли.
Деревья и кусты окаймляли долину островками зелени. На самой же середине, где паслись антилопы, не было ни единого кустика или хотя бы бугорка. Но у края долины трава была довольно густой и высокой, и там умелый охотник смог бы проползти не замеченным антилопами от одной купы деревьев до другой.
Гендрику и Виллему было поручено обойти долину по краю, прячась в траве и зарослях; после этого антилопам некуда будет деться: спереди и сзади — охотники, направо — отвесная круча, налево — глубокая, быстрая река. Трудно предположить, чтобы они туда побежали. Что ж, план неплохой!
Охотники привязали лошадей к деревьям подальше от склона и двинулись вдоль выступа, нависавшего над долиной. Они отошли совсем недалеко, когда кусок долины, до сих пор скрытый от них, внезапно открылся их взору, и там они, к своему изумлению, увидели другую группу животных.
Но это были отнюдь не антилопы, хотя цветом и походили на них. Нет, вид этих животных — короткие головы, удлиненные туловища, плотные, мощные лапы и длинные хвосты с кисточкой — сразу дал охотникам понять, что перед ними не стадо мирных жвачных, а кучка страшных хищников — львов!
Глава 43. ЧЕТВЕРОНОГИЕ ОХОТНИКИ
Здесь была целая дюжина львов — взрослые самцы, самки и львята самого различного возраста. Страшное зрелище, когда видишь его не сквозь прутья клетки и не из окон третьего этажа! Они свободно бродили по открытой равнине, на далеко не безопасном для охотников расстоянии в триста ярдов. Стоит ли говорить, что юноши, порядком-таки напуганные, не двинулись ни шагу дальше. Они знали, правда, что львы, как правило, не бросаются первыми на человека, однако было еще неизвестно, как поведут они себя, когда их столько собралось вместе. Двенадцать львов сразу расправились бы с ними со всеми и с каждым в отдельности. Что ж удивляться испугу молодых охотников при виде такого множества львов, да еще в таком близком соседстве! Лишь крутизна горного склона, на котором они стояли, могла бы послужить им защитой. А впрочем, нет: достаточно нескольких прыжков — и львы очутятся рядом с ними.
Опомнившись от испуга и первого изумления, юноши могли думать только о том, что делать дальше. Антилопы, разумеется, совершенно вылетели у них из головы. Куда там думать об охоте! Спуститься в долину — значило самим лезть в пасть львам, которых было в два раза больше, чем охотников. Даже бывалые охотники постарались бы избежать такой встречи; одна только мысль владела ими: как бы поскорее унести отсюда ноги. Это даже не успело оформиться в мысль, это было просто безотчетное побуждение.
— Скорее к лошадям! — шепнули они друг другу.
И, не задержавшись ни на секунду, не проявив ко львам ни малейшего интереса, все шестеро дали тягу. Минуты две спустя они уже сидели в седлах.
Львы их не заметили. Выступ, вдоль которого двигались юноши, был покрыт подлеском высотой с человека, скрывавшим их от львов, а ветер дул с долины к ним, и львы не могли их учуять. К тому же юноши, опасаясь спугнуть антилоп, старались не шуметь. Вот почему львы так и не узнали об их присутствии. Сев на лошадей, охотники почувствовали себя в безопасности, и их минутное смятение вскоре улеглось. Даже пони, не говоря уже о лошадях, способны обогнать самого быстрого африканского льва. Теперь опасность миновала.
Однако двум заядлым охотникам, Гендрику и Виллему, было не по душе такое отступление. Им хотелось хотя бы одним глазком взглянуть еще раз на грозных хищников. Их так и тянуло вернуться на прежний наблюдательный пункт, правда теперь уже на лошадях. К этому склонялся и Ганс — ему было любопытно изучить живую страничку естественной истории, и Аренд, которого просто разбирало любопытство. Решив, что Яна и Клааса брать с собой рискованно, обоих подростков без особых церемоний спровадили к фургонам, оставленным в нижней долине у подошвы горы.
Медленно и молча двигались вперед четверо охотников, пока снова не открылся вид на долину.
Антилопы по-прежнему мирно паслись, и львы находились на том же месте, где охотники их впервые увидели. По спокойным движениям антилоп можно было с уверенностью сказать, что они не догадываются о присутствии грозных соседей. Львы находились в нижней половине долины, с подветренной стороны от антилоп, а густой кустарник скрывал львов от их взора.
И с такой же уверенностью можно было сказать, что хищники отлично знали, кто у них находится по соседству, — об этом свидетельствовало все их поведение: время от времени один из них подбегал, низко пригнувшись, к гряде кустарников и выглядывал сквозь ее просветы, стараясь разглядеть, что делается на открытой равнине; минуту спустя он возвращался к товарищам с «донесением», точно из разведки. Львы держались тесной кучкой и, казалось, совещались друг с другом. Юноши не сомневались, что так оно и было и что предметом их обсуждения являлись именно красные антилопы.
Но вот «совещание» пришло, как видно, к концу. Часть львов осталась на прежнем месте, другие направились к горному отрогу. Подойдя к зарослям, окаймлявшим долину, они поползли на брюхе в высокой траве, пробираясь украдкой от одного островка зелени к другому.
Все ясно: они направлялись к самому верхнему концу долины, чтобы выгнать оттуда антилоп навстречу своим товарищам, оставшимся внизу, — одним словом, львы в точности следовали стратегическому плану, который лишь несколько минут назад разработали охотники.
Юноши немало подивились этому совпадению и, сидя в седлах, не могли не восхищаться искусством, с каким новоявленные соперники выполняли их план.
Трое львов, что пробирались вдоль подножия горы, вскоре исчезли из виду. Их теперь скрывал от глаз кустарник, росший на дальнем конце долины. Тем временем остальные девять растянулись в цепь и залегли в густой траве, а некоторые — за кустами.
Антилопам готовилась неплохая ловушка. Но еще несколько минут ничто не выдавало этого. Львы, распластавшись в траве, украдкой следили за стадом; антилопы беспечно паслись, не подозревая о заговоре, замышляемом против них.
Но вот что-то, видимо, внушило им подозрение, они словно ощутили нависшую над ними угрозу: самец, подняв голову, огляделся кругом, издал свист, похожий на свист оленя, и раз, другой с силой топнул копытом о землю. Антилопы перестали щипать траву, некоторые из них высоко подпрыгнули.
Они, вероятно, учуяли львов, притаившихся на дальнем конце долины, — ветер дул к ним с той стороны.
Так оно и было. Старый самец снова предостерегающе свистнул, подпрыгнул на несколько футов и понесся, весь вытянувшись в струнку, словно летел в воздухе; остальные помчались следом, время от времени подскакивая высоко над землей.
Львы рассчитали правильно: антилопы бросились по долине грудью вперед, прямо на их цепь; ничто не предупредило их о засаде, даже ветер; они подбежали к гряде кустарника; девять огромных кошек разом выпрыгнули оттуда, и в одном стремительном броске почти каждая из них уложила на месте свою жертву. Удар могучей лапы — и несчастные антилопы распростерлись на земле, пришел конец их веселой беготне. Нападение было таким молниеносным, борьба такой короткой, что какие-нибудь две секунды спустя выскочившие из засады львы уже терзали своими когтями и зубами бездыханных антилоп.
Трем антилопам удалось спастись, и они побежали обратно, но там их ждала другая засада, и едва лишь они приблизились к зарослям, как тоже пали жертвами хищников. Ни одному из великолепных животных, которые с минуту назад неслись по долине, горделиво уверенные в быстроте своих ног, не удалось прорваться сквозь хитро расставленную цепь.
Охотники, не двигаясь, глядели на страшное зрелище. Гендрику и Толстому Виллему не терпелось пробраться вперед и угостить одного — двух львов несколькими выстрелами. Но Ганс и слышать об этом не хотел. Он напомнил, что в часы, когда львы упиваются кровью только что растерзанной добычи, охотиться на них особенно опасно — они готовы беспощадно разделаться со всяким, кто отважится потревожить их; благоразумнее не дразнить этих грозных хищников и поскорее убраться восвояси.
Обоим охотникам ничего не оставалось, как скрепя сердце послушаться Ганса, к которому присоединился и Аренд. Все четверо повернули обратно к фургонам.
Там они обсудили, что им делать дальше. Заведомым риском было бы продолжать путь по этой небольшой долине, охраняемой такой стражей; оставалось только где-то поблизости найти брод и переправиться с фургонами через реку. Так они и поступили. На противоположном берегу они расположились на ночевку — продолжать путь было уже поздно.
Да, они хорошо сделали, переправившись через реку. Всю ночь напролет грозный рев свирепых хищников доносился с того берега; очевидно, маленькая долина была настоящим львиным логовом.
Глава 44. ПТИЦА-ВДОВА
Охотники рады были уйти подальше от таких соседей. Рано утром они запрягли буйволов и пустились дальше по берегу реки.
И на этом берегу их путь шел через ряд долин с разбросанными по ним перелесками. Чем дальше, тем чаще горные отроги подступали к самой реке, и в двух-трех местах охотникам стоило большого труда перевалить с фургонами через гребни гор. На одном особенно крутом подъеме буйволы вдруг заупрямились, отказались идти дальше, и ни ласками, ни угрозами нельзя было заставить их сдвинуться с места. Продолжать путь вдоль реки казалось уже невозможным… Однако Конго знал способ заставить буйволов двигаться, и оба фургона в целости и сохранности перевалились через гребень. Правда, Черныш и Конго здорово натрудили себе при этом глотку, понукая буйволов, а длинные их кнуты из газельих шкурок основательно пообтерлись.
Способ Конго был очень нехитрым: он шел впереди буйволов и обмазывал скалу вдоль пути их собственным пометом, внушая, таким образом, животным, что другие буйволы ходят здесь и что, следовательно, раз их сородичи только что одолели подъем, они тоже могут это сделать. Такой способ нередко применяют в Южной Африке трек-буры, когда крутой подъем пугает животных.
